Патриций

Глава 10 Апрель 235 г. Верхняя Германия И грянул гром!

С гибелью императора Александра надежды Рыси на создание новой провинции в далеких северных землях стали настолько зыбкими, что их можно было вообще не принимать во внимание при планировании всей дальнейшей деятельности. Вряд ли новый принцепс рискнет хоть одной когортой ради неизвестно каких целей. Нападение на германцев с тыла? А не слишком ли далеко будет располагаться новая провинция? И что там есть? Лес? Но леса полно и в Германиях, и за Данувием – в Реции и Норике, все это куда ближе к империи. Что еще? Люди? Их тоже хватает в провинциях – уже почти все легионы в большинстве своем состояли из получивших римское гражданство варваров. И что еще? Пожалуй, все…

Юний потряс головой, прогоняя грустные мысли, обернулся – следом за ним ехали Эрнульф с Арминием и десяток воинов Марка Эмилия. Дождь усилился, и все кутались в плащи, насколько это позволяла верховая езда.

– Долго еще? – перекрикивая шум дождя, поинтересовался Марк.

– Скоро будем, – Рысь показал рукой куда-то вперед. – Во-он с того холма уже будет видна вилла.

– Отлично, – молодой командир сухо кивнул и что-то кратко бросил своим. Наверное, подбадривал, уж слишком хмуро выглядели легионеры. Кому же понравится скакать неизвестно куда под дождем?

Юний тоже не выглядел особенно радостным. Ему было искренне жаль убитого императора, и не только потому, что именно из его рук Рысь, которого тогда звали Рысь из Трех Галлий, когда-то получил деревянный гладиаторский меч – рудис, – символизирующий дарованную свободу. Поступив в охрану принцепса, Юний быстро проникся к нему уважением: император оказался весьма прост и неприхотлив в быту, любил философов и книжников, никогда не показывал своего гнева, а, наоборот, всегда и со всеми был приветлив и ласков, даже с охранниками. Может, эта простота его и сгубила? Рысь усмехнулся – нет, конечно. Много было всего, способствовавшего падению цезаря. Все чаще восставали варварские племена на дальних границах, неспокойно было в Галлии, от набегов германцев страдали Реция, Норик, Иллирия, та же Галлия. И, что хуже всего, императора все меньше поддерживали легионы. Солдаты были весьма недовольны многими императорскими указами, особенно теми, что касались материального содержания легионеров и правового положения ветеранов, которые теперь могли получить свой выслуженный участок лишь на дальних границах империи. Вот этим недовольством, как видно, и воспользовался Максимин Фракиец. Как он теперь зовется? Гай Юлий Вер Цезарь Август? Или как-то похоже… Не суть – все равно, этот пожилой, но еще вполне крепкий авантюрист в глазах многих по-прежнему остается варваром, пастухом с далеких Фракийских гор. Максимин не так глуп, чтобы не понимать этого. А значит, он будет всячески укреплять свою власть, как щедрой раздачей подачек, так и неумеренной жестокостью. Да, наступают смутные времена… которыми обязательно нужно воспользоваться, выловив в мутной воде свою золотую рыбку. Воспользоваться Фракийцем так же, как сейчас Рысь пользовался Верулой. Оба – император и трибун – негодяи: один, возжелав власти, предал своего императора, другой – казнокрад, растратчик и вообще непорядочный человек. Вот такие и стремятся сделать карьеру – ими нужно пользоваться, а однажды использовав, отбросить, словно ненужный мусор.

Рассудив столь цинично, Юний снова вздохнул. Все-таки жаль было императора Александра, хотя именно от его гнева Рысь когда-то скрывался в Британии. Интересно, как теперь будет в Риме? Вновь, как когда-то, расцветут пышным цветом доносы, проскрипционные списки и прочие прелести? Весьма вероятно. Но так же вероятно и другое: да, Максимин – узурпатор и негодяй, но это еще не значит, что он будет плохим правителем. Может быть, как раз наоборот – ему удастся сплотить разваливающуюся империю.

Кавалькада подъехала к воротам богатой виллы Кальвизия, вернее, его вдовы, ведь старший сын погибшего ветерана Феликс еще считался несовершеннолетним. Новые гости были приняты с почетом, еще более возросшим после того, как обитатели усадьбы узнали о новом принцепсе. Наверное, нужно было бы поскорее засвидетельствовать императору Максимину свою верность, однако Кальвизия Домна не считала нужным особенно торопиться, уж слишком пока все было туманно, расплывчато. Убит ли прежний император, нет ли – кто знает? Может, они врут, эти молодые воины, в каких-нибудь своих целях. Здесь ведь не Рим и не какая-нибудь Нарбоннская Галлия, вести доходят медленно, обрастая по пути невероятным количеством подробностей, большей частью лживых. Рассудив так, Кальвизия велела слугам выказывать почтение новым гостям, которым сама пока что не доверяла. Но слухи о смене властителя оказались чистой правдой. Проезжий торговец из Августы Треверов рассказал об убийстве столь красочно, будто сам при том присутствовал. По его словам, переворот произошел где-то в Галлии, ближе к германским провинциям, и отличался особой кровавостью – между сторонниками Александра и Максимина произошла настоящая битва. Впрочем, это была всего лишь одна версия. Другую принесли слуги, встретившие на реке лодочника из Вангион, который, конечно же, давно все знал. Оказывается, императора убили не в Галлии, а здесь, рядом с Могонциаком: ворвались в шатер и закололи мечами вместе с матерью, а Максимин Фракиец до последнего хранил верность своему цезарю, ничего такого против него не замышлял, а просто вынужден был пойти на поводу у своих солдат, очень недовольных заключением мира с германцами и жесткой дисциплиной, введенной Александром Севером в войсках.

– Легионы? Что вы! – замахал руками приехавший к вечеру сосед – Лициний Вер. – Какие легионы? Уж наши-то, «Примигения» и «Августа», разве могли поднять руку на цезаря? Бунт подняли те юнцы, которых привел с собой Максимин Фракиец из Рима, кстати, по прямому приказу принцепса. Цезарь доверял и Фракийцу, и этим детям… как оказалось – зря.

– Эй, эй, полегче! – Кальвизия испуганно посмотрела во двор, где у летней кухни расположились на отдых воины Марка Эмилия. – Как бы тебе, сосед, не попасть под закон об оскорблении величия. Раз уж у нас теперь новый принцепс – так надо его уважать, несмотря на то, каким образом он захватил власть. Кстати, примерно так и сам погибший Александр стал властелином Рима – ведь его предшественника, Гелиогабала, тоже убили.

– Ой, не упоминай об этом развратнике, Кальвизия! – Лициний Вер – коренастый, склонный к полноте брюнет с небольшой аккуратной бородкой – замахал руками и, понизив голос, сообщил, что по приказу Гелиогабала по всей империи отыскивали людей с огромными фаллосами – для того чтобы цезарь (а ему и было тогда всего лет пятнадцать) мог удовлетворить свою похоть.

Лициний, как и явившийся к вечеру Гретиарий, приехал на похороны Кальвизия, назначенные на завтра. Были посланы приглашения и Октавию, и его соседу Манлию – тот все-таки спасся во время нашествия варваров, хотя его усадьбу полностью разграбили и сожгли. Встречаться ни с тем ни с другим Юнию не очень-то хотелось, да и вообще, пора было отправляться за Рейн на розыски Виниция… и Тварра! Но перед этим все же нужно было спасти от страшной смерти незнакомую певунью, ибо Юний старался по мере возможности не забывать один из основных принципов своей жизни – omnes, quantum potes, juva – всем, сколько можешь, помогай!

Впрочем, наверное, девчонке уже ничего не угрожало, ведь Верула обещался помочь в этом деле. Поможет – ведь это ему ничего не стоит, даже не обязательно ехать самому, достаточно послать центурию.

Во дворе послышался шум, и хозяйка, позвав рабов, выбежала из дома. Приехал горшечник – невысокого росточка мужик с темно-рыжей бородой и такого же цвета кудрями, перевязанными тонким кожаным ремешком, одетый в широкие варварские штаны с башмаками лосиной кожи и короткую тунику. Сброшенный плащ – дождь давно уже перестал – небрежно валялся на полной глиняных горшков и кувшинов телеге.

Юний вышел во двор, намереваясь навестить Илмара Два Меча – обсудить поподробнее намеченные поиски. По словам Феликса, варвар обретался сейчас на заднем дворе – подстелив под себя старой соломы, валялся, словно свинья, за амбаром, а попросту говоря, спал.

Горшечник, осторожно сгрузив привезенный товар на подстеленную рабами рогожу, азартно торговался с хозяйкой, немало потешая расположившихся у летней кухни воинов.

– Ты только посмотри, госпожа, какая глина, – взяв с рогожки кувшин, он стукнул по нему ногтем. – А? Как звучит?

– Так мне не барабаны из них делать, – вполне резонно заметила Кальвизия. – Какая разница, как твои горшки звучат?

– О, как раз очень большая разница, госпожа!

Приводя многочисленные примеры, горшечник принялся доказывать вдове связь между гулкостью звука и крепостью посуды; Юний не вслушивался в его слова, просто прошел мимо… И вдруг застыл на месте, задумчиво почесав голову. Горшечник не торопился – видно, ему вся эта процедура жутко нравилась, да и хозяйка, как видно, была рада хоть немного отвлечься от грустных похоронных дел.

– Эй, парень, – Рысь ухватил за локоть пробегавшего мимо мальчишку-раба. – С чего это хозяйка покупает посуду у чужих? Что, на вилле нельзя наделать горшков?

– Наделать-то можно, мой господин, – ухмыльнулся раб. – Да только Барарий – лучший горшечник во всей округе. Хозяйка знает, что делает.

– Гм… Вот как? А что, других горшечников в деревне нет?

– Говорю же, этот – самый лучший. Чего только не делает: и кувшины, и амфоры, и горшки. Даже детские игрушки – всадников, легионеров, свистульки.

– Свистульки?! Это хорошо, хорошо…

– Так я побегу, господин?

– Беги, – разрешил Юний и, решив, что Илмар может обождать, стал неторопливо прохаживаться около ворот, искоса посматривая на торгующихся.

Наконец торг закончился, и Кальвизия, отсчитав несколько серебряных монет, велела рабам уносить горшки в дом. Барарий, взяв лошадь под уздцы, развернул телегу. Юний ждал его у ворот:

– Эй, уважаемый… Есть разговор.

– Что еще за разговор? – Горшечник недовольно посмотрел на вдруг возникшего перед ним вальяжного молодого господина в двух туниках, узких штанах и щегольском плаще с шелковым зеленым подбоем.

– Хочу заказать кое-что для своей виллы. Подожди немного, я принесу образец.

– Заказать? – Барарий довольно осклабился. – Это другое дело, мой господин. Неси свой образец, я буду ждать тебя на углу, у ограды.

Быстро пройдя в дом, Юний поднялся наверх, в отведенные для гостей покои, и, сняв с крючка заплечную суму, спустился обратно. Выйдя во двор, приветливо кивнул Флаксу. Старый слуга сунулся было к своему патрону с каким-то делом, но Рысь нетерпеливо отмахнулся – после, мол, после.

Горшечник, как и обещал, дожидался на углу, у ограды, поставив телегу на узенькой, но уже хорошо подсохшей дороге, ведущей в деревню напрямик, лугом. Желтый краешек солнца сиял над дальним лесом, ни облаков, ни туч видно не было – одно светло-голубое темнеющее небо с серебряным прозрачным шаром луны.

– Видать, боги пошлют завтра хороший денек! – кивнув на закат, усмехнулся Барарий и, подвинувшись, кивнул на телегу. – Присаживайся, мой господин, показывай свой образец. Не сомневайся, сварганю такой же, а то и получше.

– Да я и не сомневаюсь, – усаживаясь, Юний пристроил на коленях котомку и, развязав, вытащил из нее продолговатый глиняный предмет… Тот, что на ветру издавал жуткий вой, прикрывая подходы к мертвому лесу.

– Видать, у тебя тоже имеется вилла, мой господин. – Горшечник не выказал особого удивления, лишь удовлетворенно кивнул, подбросив на руке увесистую «свистульку». – Хорошая штука – отпугивает и ворон, и сусликов.

– Ты сам до такой додумался?

– Не сам. Подсказали. Впрочем, ты все равно не из наших мест.

– Поэтому и спрашиваю. Может, закажу с десяток. Если у нас их не делают.

– Да точно не делают! – с жаром заверил Барарий. – Ведь обычных горшечников много… а вот тех, кто может сотворить что-нибудь этакое, маловато будет!

– Ты, я вижу, как раз из таких.

– Да, – довольно кивнул горшечник. – Уж чем-чем, а сметкой не обидели боги.

«А этот парень падок на лесть!» – не менее довольно подумал Юний, громко расхваливая произведенный предмет.

– Я к чему спрашиваю, – оглядевшись по сторонам, пояснил он. – Ведь если секрет изготовления этой вещицы, кроме тебя, знает еще и кто-то другой, то, может быть, мне и не стоит заказывать их у тебя, ведь дорога неблизкая.

– А где твоя усадьба, мой господин? – с хитрым прищуром поинтересовался горшечник.

– О, далеко отсюда. – Юний махнул рукой. – Неподалеку от Августы Треверов.

– Эва! И впрямь далековато… Ну, тогда не беспокойся ни о чем, тайну таких свистулек знаю только я и еще один человек, из местных. Но он сам не горшечник, а человек уважаемый – управитель на постоялом дворе.

– Это толстобрюхий Эвдальд, что ли? – припомнив имя, как можно более равнодушно протянул Рысь. – А он больше никому не рассказывал?

– Конечно, не рассказывал. – Барарий гулко расхохотался. – Скажу тебе более – он просил, прямо-таки настаивал, чтобы и я сохранял тайну! Я и сохранял – поклялся. Тебе вот только одному и рассказал, ну, так ты, господин, все равно не из наших мест, птица залетная.

– Да уж, долго у вас не задержусь, – согласно кивнул Юний. – Вот, похороним хозяина, и… Так денька через три я подошлю слугу?

– Можешь и пораньше, любезнейший господин! Сделаю в лучшем виде – ни одна ворона или там, галка, на твое поле не сядет, уж можешь быть уверен.

– Удачи тебе, Барарий. – Рысь спрыгнул с телеги. – Пусть не оставят тебя своими милостями боги.

– И тебе не хворать, мой господин. Жду твоего посланца. Н-но! – Тронув поводья, горшечник подстегнул лошадь, и телега, смешно подпрыгивая на ухабах, ходко покатила с холма вниз, к лугу.

Эвдальд, доверенное лицо хозяина постоялого двора Эрлоина! Так вот оно что! Значит, это Эрлоин крутил дела с алеманами, ай да трактирщик! Вот кто настоящий предатель, а вовсе не та несчастная девушка, которую трактирщик намеревается казнить, чтобы отвести подозрения от себя. Вот в чем дело, оказывается! Приписать другому – вернее, другой – свои неприглядные делишки. Хитер этот Эрлоин, ничего не скажешь! И это – один из самых влиятельных и уважаемых людей деревни. Есть еще, правда, староста Хизульф, о хитрости которого тоже ходят упорные слухи. Что же он не прижмет трактирщику хвост? Или они действуют вместе? Может, и так…

С заднего двора доносился вой – видно, там тренировались приглашенные хозяйкой плакальщицы. Умащенное благовониями тело несчастного Кальвизия ожидало в атриуме: его решили не сжигать, а просто предать погребению за деревней, на склоне холма, где, как уже знал Юний, находилось небольшое римское кладбище с оградой и могильными памятниками. Совсем забыв про намеченный разговор с Илмаром, Рысь поднялся в гостевые покои и вытянулся на узком ложе. Значит, Эрлоин! Эрлоин и его люди – Эвдальд, Фредегар, может быть, кто-то еще. Они тайком сносились с алеманами, призывая их к набегу на родную землю. То-то постоялый двор почти совсем не пострадал, так только, чуть-чуть, для виду. А не сдать ли этого подлеца трактирщика и всю его шайку римским властям?! Готовящийся к походу за Рейн Максимин Фракиец вряд ли пощадит предателей. Да и Верула не пощадит, при всех его недостатках. Только нужны доказательства… Доказательства…

Юний тяжко вздохнул. Как юрист, он отчетливо представлял, что никакой доказательной базы у него, по сути, и нет. Так, общие представления и догадки. Ну, их отметет любой суд, будь во главе его хоть сам император или его наместник, тем более наемный судья. Все догадки Юния пока ничем не подтверждены. Нет ни свидетелей – ну, не считать же таковыми Эвдальда и Фредегара, – ни вещественных доказательств, ни письменных. Глиняная свистулька? Ну, предположим – только предположим! – что горшечник, при известном давлении, покажет на Эвдальда, а через него – на трактирщика. И что? Эрлоин легко отопрется – скажет, что заказал «свистульки» для охраны огорода, да вот, пока не успел поставить. А может, его слуги и установят «горшочки», пока суд да дело. Нет, на этом трактирщика не прижучить. Вот Гардроард, наверное, мог бы хоть что-то показать… так его убили. Застрелили из лука, наверняка по приказу Эрлоина. Только вот опять – доказательств тому никаких, кроме слов того, кому поручили застрелить ставшего опасным свидетелем слугу.

А может, та девушка?! Не зря же ее… Да-да, именно! Вот и поговорить с ней, даже можно в присутствии Верулы или присланного им центуриона. Раскрыть целый заговор – Домицию это понравится. Как же, есть возможность лишний раз выслужиться перед императором. Рысь улыбнулся – все-таки хорошо, что он вовремя сообразил сделать ставку на старого авантюриста. Пусть негодяй сладит хоть одно хорошее дело! Лишь бы девчонка не подвела, да плюс показания самого Юния и его людей. Правда, это все не прямые улики, но все же… Императорский суд всегда был строг к обвиняемым, что в данном случае, несомненно, явилось бы благом.

Размышляя таким образом, Юний и не заметил, как заснул, а проснулся от чьего-то прикосновения.

– Патрон, ты не спишь? – откидывая со лба светлую челку, шепотом поинтересовался Эрнульф.

– Уже нет, – усмехнулся Рысь. – Разве ж тут с вами заснешь? Ну, что там еще такое случилось?

– Да, в общем, ничего, – юноша пожал плечами, – если не считать, что на виллу прискакал еще десяток всадников. Ну, тех, из легиона.

– Интересно, зачем они приехали? – удивился Юний. – Может, просто решили заночевать по пути?

– Может, – кивнул Эрнульф. – Только после их приезда наш юный друг Марк Эмилий, похоже, тоже решил не покидать виллы.

– Как? Он же собирался уезжать!

– Теперь уже больше не собирается.

– Наверное, решил завтра двинуться вместе с вновь прибывшими, – предположил Рысь. – Так и веселее, и безопасней.

– Наверное, – согласился юноша. – Только они не выпустили меня за ворота. И я уверен, не выпустили бы и тебя!

Юний расхохотался:

– Да, мой друг Домиций явно перестарался! Ну и чего нас стеречь, коли мы и сами завтра явимся к нему, чтобы ехать на постоялый двор?

– Вот и мне непонятно, – прошептал Эрнульф. – А все непонятное – подозрительно.

– Весьма интересная жизненная философия! – фыркнул Рысь. – Вы, кстати, с Арминием где шлялись? Что-то я вас целый вечер не видел.

– А, болтали с Теодульфом, – юноша засмеялся. – Помнишь, такой весь рыжий, губастый.

– Молотобоец?! Конечно, помню. Он-то зачем здесь?

– Будет ковать ограду. Вдова хочет нечто изящное – с цветами, узорами и прочим.

– Теодульф… – задумчиво промолвил Юний. – Интересно, он еще не ушел?

Эрнульф вскинулся:

– Я посмотрю!

– Посмотри, сделай милость. Если здесь, позови сюда.

Рысь и сам еще не знал толком, зачем ему вдруг понадобился сельский кузнец. Только вот бегали в голове какие-то мысли, которые Юний после ухода Эрнульфа принялся старательно собирать в кучу. Итак, к вечеру на вилле появился еще один римский отряд, и остался на ночевку прежний, хотя Марк Эмилий, помнится, вовсе не собирался здесь ночевать. Интересно. Но еще интереснее другое – легионеры под предлогом заботы не выпустили с виллы Эрнульфа. Почему? Парень прав – непонятно. Какая-то странная забота, явно перерастающая в назойливость. А может, Верула просто решил использовать его, Рысь, в какой-то своей игре? Так сказал бы… Ага, дождешься от него, скажет.

– Да будут благосклонны к тебе боги, – войдя, поздоровался Теодульф. Рыжий здоровяк выглядел сейчас солидно и важно, все ж таки – единственный в деревне кузнец, обзавидоваться!

– Садись, садись, Тео! – вскакивая с ложа, обрадованно отозвался Рысь. – Выпей вина, сейчас велю принести.

– Да поздновато уже. – Теодульф покачал головой. – Впрочем, вина – почему бы не выпить, тем более с таким бойцом, как ты, господин Юний. Можно и задержаться ради такого случая.

– Вот-вот, задержись, – усмехнулся Рысь. – Эрнульф, составишь компанию?

– Почему бы и нет? – юноша улыбнулся. – Пойду вниз, попрошу у экономки вина. Феликс сказал – берите, сколько хотите. – Он быстро вышел.

Молодой кузнец важно кивнул:

– Старший сын Кальвизия – неплохой человек, хоть и…

Он замялся, сконфуженно покраснев.

– Ты хотел сказать – хоть и римлянин? – засмеялся Рысь. – Говори, я не из обидчивых… и не совсем римлянин.

– Я так и думал! – радостно вскричал Теодульф. – Мы, херуски, давно заметили, что ты не делаешь никакой разницы между чистым римлянином и кем-нибудь из деревенских. Это к твоей чести, Юний!

Рысь улыбнулся:

– Дело не в чести – в людях. Как сказал когда-то Эрнульф: не важно, какого ты рода, важно – что ты за человек. Примерно так.

– Так учил Иисус Христос, – тихо промолвил кузнец. – К нам в деревню несколько лет назад частенько заходил проповедник из христиан. Добрый и сердечный был человек, многие над ним смеялись, а я – слушал. Жаль, его потом нашли растерзанным в Черном урочище. И чего он туда пошел? Знал ведь об оборотне, да о нем все знали.

– Кстати, помнишь, ты спрашивал меня о медной руде? – вскинул глаза Юний. – Так вот, я отыскал ее как раз в Черном урочище.

– Да, там есть гора, – кивнул Теодульф. – Раньше ходили слухи, что она вся из меди… Значит, не врали!

– Вам бы надо озаботиться подтверждением собственности. – Юний поскреб затылок. – Шахту, что ли, побыстрее прорыть…

– Но там же оборотни!

– Оборотни? Позволь тебе о них рассказать!

Поверил ли молодой кузнец рассказу или нет, по выражению его лица сказать было нельзя. Одно несомненно – парень крепко задумался и, похоже, спорил в душе с самим собой.

– Так ты говоришь – это все специально?

– Конечно! Сам-то подумай, а!

– Так вот в чем причина… – задумчиво прошептал кузнец. – Значит, Эрлоин так и не отказался от своей затеи.

– А ну-ка, друг мой. – Подвинувшись к собеседнику ближе, Юний положил руку ему на плечо. – Поведай-ка мне сейчас во всех подробностях: от какой это затеи так и не отказался Эрлоин? Что это была за затея?

– Рассказать? Что ж… Но имей в виду – история очень запутанная.

– Ничего-ничего, – подзадорил парня Рысь. – Тем интереснее слушать.

Рассказанная молодым кузнецом история и впрямь оказалась весьма интересной и поучительной, к тому же – во многом объясняющей все события, произошедшие в последнее время в Черном урочище и ближайшей округе. Как выяснилось, еще лет пять тому назад хозяин постоялого двора Эрлоин насмерть рассорился со старостой деревни Хизульфом из-за урочища, всю территорию которого Эрлоин хотел забрать себе на основе римского права. Однако херуски, проживающие в деревне, больше чтили обычаи своих предков, в которые римляне благоразумно не вмешивались, предоставляя исправно платившим налоги селениям жить собственной жизнью. Хизульф был старостой, более того, жрецом и, конечно, никак не мог примириться с подобным посягательством на основы. Прав ли был трактирщик – даже формально, – из рассказа кузнеца понять было трудно, Юний так и не смог выяснить, имелись ли у Эрлоина хоть какие-то основания, подтверждавшие право собственности. Скорее всего, что нет, иначе к чему тогда было городить весь огород с лживыми «оборотнями», свистульками и прочим?

– Так и не отсудил Эрлоин гору? – конкретизировал вопрос Юний.

Теодульф покачал головой:

– Нет, не отсудил. Да куда там – в урочище уже и оборотни завелись, люди пропадать начали, так что ни Эрлоин, ни староста об этом споре и не вспоминали. Но друг с другом с тех пор не ладили.

– Очень хорошо! – К изумлению кузнеца и пришедшего к середине рассказа Эрнульфа, Юний радостно потер руки. – Надеюсь, они еще не помирились?

– Да куда там! Живут как кошка с собакой. Правда, в открытую никто из них никому не мешает.

– Не вредит, стало быть?

– Да, не вредит.

– Жаль… А может, пора бы и начать?

Теодульф непонимающе дернул плечами:

– Как это – начать?

– Да так… Если хочешь, я расскажу чуть позднее. – Юний лично разлил по кружкам вино.

– Ой, патрон, – запоздало спохватился Эрнульф, – это ж я должен делать!

– Не успел – так сиди уж, – хохотнул Рысь и, переведя взгляд на гостя, спросил: – Ты случайно не знаешь, что за девушка у вас здесь поет чужие песни?

– Девушка? – Теодульф озадаченно почесал бороду. – Гм… Песни, говоришь, поет? А что значит – чужие?

– Ну – не ваши и не римские, – пояснил Юний. – На чужом языке… Вот, примерно так…

– негромко напел он: – Не слыхал такое?

– А! – К радости Рыси, кузнец встрепенулся и стукнул себя ладонью по лбу. Хорошо так стукнул, громко, словно убил здоровенного комара-кровососа.

– Ты, наверное, говоришь о Венте, девушке из-за реки?

– Откуда-откуда? – удивился Юний. – Из-за реки?

– Да, – Теодульф мотнул головой, и рыжая шевелюра его рассыпалась по плечам кудрявым оранжевым пламенем. – Вента частенько заходила к Хизульфу, об этом многие знали. Знаешь, за рекой ведь живут не только одни кровожадные алеманы, но и наши сородичи – херуски.

– Вента, – шепотом повторил Рысь. – А какая она из себя?

– Такая… – Парень мечтательно прикрыл глаза, и Юний почему-то почувствовал вдруг легкий укол ревности. – Красивая, – шепотом продолжал Теодульф. – Лицо чуть загорелое, гордое, глаза – синие-синие, волосы, как серебряная река… Правда, подстриженные, она их обрезала, чтоб ловчей было скакать на коне.

Она! – молнией мелькнуло в голове Рыси. Она! Та самая, что едва не поссорилась с ним из-за негодяя рыбника… Так вот она откуда! Что ж, скоро с этой заречной красой можно будет познакомиться поближе. Интересно, знает староста Хизульф, что она в плену?

– В плену? – насторожился кузнец. – Как – в плену?

– Да так… – Юний пожал плечами. – Похоже, трактирщик Эрлоин на полном серьезе собирается ее казнить или принести в жертву…

– В жертву?! – Вскочив, Теодульф возбужденно заходил по комнате. – Так вот почему Эрлоин захотел хоронить своих людей у старого жертвенника. Там живет старый жрец, Варнуин-затворник, и старосту, конечно, не пригласят…

– Успокойся, парень, – с улыбкой махнул рукой Рысь. – Думаю, ни до казни, ни тем более до жертвоприношения там не дойдет. Законы Рима – это законы Рима, и никто не позволит в открытую возрождать кровавые варварские обычаи! Ручаюсь, завтра эта девушка будет свободна!

– Ты так говоришь, будто знаешь все наперед! – усомнился кузнец.

– Просто я верю в себя, – скромно признался Юний. – Кстати, я давно горю желанием познакомиться с вашим старостой.

– Он не любит чужих.

– Хотя бы не лично – через тебя. Сделай милость, скажи ему следующее…

Внимательно выслушав Юния, Теодульф, поклонившись, ушел. И в самом деле, пора было спешить – снаружи быстро темнело.

Не успел кузнец уйти со двора, как в гостевые покои неожиданно заглянул Илмар, хмурый и злой, наверное, с пересыпа.

– Говорят, ты меня искал? – вытаскивая из волос солому, осведомился он.

– Искал? – Рысь покачал головой. – Пожалуй, уже нет… Признаться, я хотел было послать тебя к Хизульфу, старосте этой деревни, но, похоже, нашелся более подходящий посланец.

– Жаль, – искренне огорчился варвар. – Надоело уже тут сидеть. Когда ж за речку?

– Скоро, очень скоро, – обнадежил Юний. – Возможно, даже завтра… Впрочем, ты можешь начать и сегодня.

– Как так? Объясни!

– Навести-ка все-таки старосту, думаю, у него найдется для тебя какое-нибудь дело. Ну да, иди же, что смотришь? Если поторопишься, успеешь догнать по пути одного рыжего парня, кузнеца…

Утро выдалось дождливым, пасмурным, но Юния это почему-то радовало. Низкие темно-серые тучи, обложившие небо, истекали дождем – то настойчиво-крупным, то мелким, нудным. Римляне хмурились – уж им-то скакать куда-то в этакую непогодь явно не очень хотелось, тем более что под открытым небом предстояло провести почти целый день, а может быть, еще и ночь.

Молодой Марк Эмилий и еще один десятник, постарше, что возглавлял новоприбывших, завидев Рысь, сдержанно кивнули и, переглянувшись, скомандовали воинам выступление. Заржали, захрапели кони, зачавкала под копытами коричневая жирная грязь, а дождь, казалось, только и дожидавшийся этого, припустил с новой силой.

Эрнульф поплотнее завернулся в плащ, оглядываясь на своих: Юния, Арминия, Флакса. И зачем патрон взял с собой этого старика? Что толку от него, ежели вдруг приключится какая-нибудь заварушка? Совершенно никакого. Впрочем, и насчет себя с Арминием парень не очень-то обольщался. Если они и умели владеть оружием, то только в тех пределах, в каких их успел обучить Юний. В открытом бою они не смогли бы соперничать ни с легионерами, ни уж тем более с разбойниками-алеманами. Правда, у Эрнульфа был кое-какой городской опыт… касавшийся действий кинжалом, исподтишка – для схватки это совсем не годилось. Слава богам – Вотану, Юпитеру, Тюру, – алеманы давно уже убрались за реку, а римские легионеры сейчас являли собой лишь дружеское охранение. Так бы и всегда.

Едущий позади хозяина Флакс уныло опустил плечи. Попона на лошади почти сразу вымокла и теперь неприятно холодила ноги. Слишком короткий плащ – уж что дали – был неудобен: если им накрыть плечи, то будет дуть в поясницу, а если чуть приспустить, то тут же начнет капать за шиворот. Широкополая дорожная шляпа тоже не спасала от непогоды: от сырости она вся изогнулась и напоминала теперь плотно охватывающий голову капюшон, закрывающий вид. Время от времени старый вольноотпущенник приподнимал поля шляпы, стараясь рассмотреть – а что там виднеется впереди? Он знал, конечно, что где-то там должен быть постоялый двор, но сколько до него ехать, не представлял. Можно было бы справиться о том у хозяина, да Флакс опасался сердить его своими дурацкими вопросами. По всему видно было, что молодой юрист ехал полностью погруженный в какие-то свои, наверняка очень важные, думы.

Думы и в самом деле были важными. Пользуясь моментом, Рысь что-то прикидывал, думал, представлял, иногда оглядываясь на приунывшего Флакса. Старого слугу, несомненно, надо было взять с собой, не оставлять же…

– Кажется, подъезжаем! – Марк Эмилий придержал коня и совсем по-мальчишески выпятил грудь, завидев у мокрых стен, окружающих постоялый двор, стройные ряды центурий. Сколько там их всего? Наверное, около когорты, может, чуть меньше. Да, поменьше, воинов – сотни четыре, два манипула. Трибуна что-то не видно, наверное, он вошел в дом или вообще препоручил это дело центурионам. И впрямь – чего тащиться самому в такую погоду?

Прищурив глаза, Юний тоже пристально рассматривал легионеров. Это были новички, молодые безусые парни – основная поддержка узурпатора Максимина Фракийца. Да-а, вот уж не думал, не гадал убитый принцепс Александр, что поручил Фракийцу набрать в легионы молодежь на свою голову. Чем уж их привлек Максимин, дело десятое, вообще же император, желающий править долго и счастливо, никогда не должен доверять своим полководцам. Слишком уж велик у тех соблазн, командуя реальной силой, самим занять место цезаря. Злобная и развращенная молодежь – опасная сила, к тому же весьма глупая – ее может легко использовать любой честолюбивый авантюрист, как и поступил Максимин Фракиец, ныне Гай Юлий Вер Максимин Цезарь Август.

– Аве, Марк! – завидев подъезжающих всадников, крикнул кто-то из воинов, как видно, старый знакомец Эмилия. – Что-то ты долго. Нам уж надоело мокнуть.

– Сами видите – дороги раскисли, – спешиваясь, улыбнулся юнец. – Где старшие?

– В доме. Сейчас сбегаю позову.

– Нет, я доложу сам.

Оттеснив приятеля плечом, Марк Эмилий обернулся, что-то приказал своим воинам и скрылся за распахнутыми воротами.

Юний тоже спешился и вместе со своими спутниками направился было туда же – однако легионеры вдруг преградили ему путь, преградили по-настоящему – стеной щитов и тонкими остриями пилумов, злобными, как змеиное жало.

– Велено ждать! – петушиным задиристым голоском прокричал какой-то парень. Тоже еще, командир выискался.

Впрочем, ссориться зря не хотелось, да и не прорвать эту щитоносную стену втроем-вчетвером – себе дороже получится.

– Ждать так ждать, – Рысь усмехнулся. – Подождем.

Юнию очень не нравилось поведение легионеров, быстро перекрывших ему все пути к отступлению. Четко действовали, ничего не скажешь. Хотя, наверное, так и нужно. В их глазах Юний и его люди кто? Так, какие-то подозрительные незнакомцы, полуварвары, от которых еще неизвестно чего ждать. Так что все правильно, правильно…

Дождь чуть приутих, и сквозь разрывы туч даже проглянуло солнце, показался и лазурный кусочек неба, вокруг которого золотились облака. Легионеры явно обрадовались сему обстоятельству – можно себе представить, как им надоел дождь. Кто-то поблагодарил богов, кое-кто выкрикнул какую-то шутку, тревожное ожидание вмиг сменилось весельем.

Прикрывая глаза от солнца, Рысь посмотрел в небо и понял, что все эти воины радовались преждевременно – с востока, из-за реки, медленно и неудержимо наползала огромная синевато-черная туча. Словно ненасытное злобное чудище, она поглощала неосторожно приблизившие облака и, такое впечатление, собиралась проглотить солнце.

– Да, будет еще дождить, – мрачно кивнул Эрнульф. – Ну и выдался же денек!

Обернувшись к нему, Юний весело подмигнул и улыбнулся.

И чего веселится? Эрнульф недоуменно передернул плечами и вдруг увидел, как из ворот постоялого двора вышли Марк Эмилий и какие-то воины – судя по серебристым доспехам с эмблемой в виде виноградной лозы – центурионы.

Это были уже не юнцы, а опытные, закаленные в боях воины, завидев которых расслабившиеся было солдаты враз подтянулись, лающим хором приветствуя своих командиров. Один из центурионов – в позолоченном шлеме с пышным султаном из красных перьев – вальяжно подошел к Юнию:

– Трибун Авл Домиций Верула шлет тебе свое приветствие, Юний по прозвищу Рысь. К сожалению, он не сможет прибыть лично, но заверяет, что обещанное тебе дело будет исполнено в точности.

– Хорошо, – кивнул Рысь. – Пожалуй, мне давно пора нанести визит хозяину этой корчмы.

– Нет, – центурион качнул перьями. – Сейчас мы едем к святилищу.

– Ах вот так…

– Там и пройдет вся церемония. Вели своим людям поторопиться.

– Ох уж мне эти легионеры, – усаживаясь на коня, пробурчал Рысь. – Не могут без красивых изысков. В такой дождь лучше было бы решить все в корчме…

Святилище херусков – то, которое они называли «старым», – располагалось на высоком холме, обрывом спускавшемся к Рейну. Добираться пришлось долго, по бездорожью, где не только люди, но и лошади едва не тонули в грязи. Хорошо хоть пока не было дождя – но туча все наползала, и уже многие поглядывали на нее с неодобрением и страхом.

На самой вершине холма рос старый дуб, кряжистый и толстый, на ветвях которого виднелись разноцветные ленточки, старое оружие и выбеленные ветром кости птиц и мелких животных. Похоже, это и было священное дерево херусков… Юний недоуменно осмотрелся – тогда какого лешего здесь делают римляне? Германцы не те люди, чтобы допускать чужаков в свои священные места. Германцы… Рысь заметил в нетерпении прохаживающегося у дуба хозяина постоялого двора Эрлоина и его людей – вислоусого толстяка Эвдальда и чернобородого Фредегара с жестоким лицом висельника и убийцы. Оба здесь, ага… Кто еще? А, кажется, почти никого!

Да, к явному удивлению Рыси и его людей, вокруг священного дуба расположились лишь центурии римлян, а вот самих херусков, кроме трактирщика с доверенными людьми и еще нескольких слуг, похоже, больше и не было! Вот так дела… Ах да, об этом ведь мог заранее позаботиться Верула – чтоб не было лишних осложнений. Если так, то, надо признать, он достиг своей цели – Эрлоина и его приспешников можно легко схватить в любой момент, да и вообще им некуда деться: весь холм окружают легионеры. Но как уверенно держится трактирщик! Что же он, совсем идиот, не понимает, что фактически попал в засаду? Да, а где же девушка? Юний повертел головой – у самого дуба, за кустами, что-то темнело – деревянная клетка! Поня-а-атно…

– Прошу вас всех подняться к дубу, – подойдя ближе, приказал центурион.

Что ж, наконец-то…

С улыбкой на устах Юний подошел к священному дереву и остановился перед небольшим помостом, на котором сидели какие-то люди, одетые по римскому обычаю – в плащи и туники, а какой-то седовласый старик – даже в тогу! Белую, с красной каймой. А не слишком ли парадно вырядился этот старый пень?

Желчное лицо старика с кривым носом и маленьким бегающими глазками очень не понравилось Рыси.

– Ишь, вылупился, словно сыч, – кивнув на лупоглазого соседа старика, шепнул Эрнульф. – Гляди, как бы зенки не выскочили.

Вокруг перекатывался глухой шум – переговаривались легионеры, позвякивали амуниция и оружие. Выйдя на небольшую полянку перед дубом, на краю которой стоял со своими людьми Рысь, центурион поднял руку – и враз наступила тишина, лишь слышно было, как рядом, в лесу, гулко куковала кукушка.

– Римские граждане! – выкрикнул сотник. – Вы присутствуете сейчас на суде принцепса, делегировавшего свои полномочия уважаемым судьям – Титу Нумерию Гавлу… – поднявшись, кривоносый старик кивнул седовласой башкой… – и Децию Публию Мусу, – на этот раз поднялся пучеглазый. – Благородным, известным своей честностью людям из славного города Вангионы.

«Ах, вот оно что! – подумал Юний. – Так эти двое из Вангион. То-то я их не знаю».

– Ну, однако, и рожи, – на ухо шепнул Эрнульф. – Я б таким не то что судить, я б им коров пасти не доверил.

– Ну, для суда над Эрлоином и его шайкой как раз такие и требуются, – обернувшись, тихо рассмеялся Рысь.

Эрнульф в ответ хмыкнул:

– Ну, разве что…

– Пусть судьей будет Деций Публий Мус. – Принеся присягу новому императору, пучеглазый хриплым, но громким, голосом принялся зачитывать «формулу». – Девица именем Вента Лукреция, вольноотпущенница ветерана Лукреция Сегинда – ныне давно умершего – совершила предательство, приведя на территорию имперского лимеса врагов – диких разбойников алеманов, о чем свидетельствуют уважаемые и славные жители деревни Гретарк – Эрлоин, трактирщик, свободнорожденный Фредегар, охотник, вольноотпущенник означенного Эрлоина Эвдальд, а также слуги: Алагис, Видульф, Сармаген и прочие, всего числом шестнадцать… Прошу привести обвиняемую.

Двое воинов выволокли из клетки девчонку и, грубо подтащив к дубу, швырнули на землю. Правда, по знаку судьи тут же подняли подсудимую на ноги, и та дерзко окинула судей презрительным взглядом синих глаз. Уже отросшие пепельно-серые волосы девушки намокли и приобрели цвет потемневшего от времени серебра, дырявая мешковатая туника из грубой ткани была явно велика и сползала с плеча. Тем не менее Вента держалась словно принцесса – так гордо и независимо, что можно было только удивляться самообладанию этой девушки. А может, она просто хорошо знала, чем все закончится? Может, люди Верулы шепнули ей? Может быть… Ну, что ж, посмотрим комедию дальше.

– Сдайте оружие, – подойдя сзади, требовательно прошептал Марк Эмилий. – Совсем забыл…

– Отдайте, – тихо приказал своим людям Юний, с легкостью отдавая собственный меч. Еще бы, спрятанный в рукаве туники кинжал ничуть не уступал гладиусу ни длиной, ни заточкой.

– Вызывается свидетель Эрлоин, трактирщик, – оторвавшись от свитка, произнес судья.

Эрлоин тут же подбежал к дубу, словно только того и ждал, и подобострастно поклонился.

– Я сам видел, как означенная девица, обманом втеревшись в доверие к старосте Хизульфу, по ночам жгла костры, указывая путь алеманам.

– Ты прекрасно знаешь, кто разжигал сигнальные костры! – с вызовом выкрикнула Вента.

– Помолчи, девица, тебя сейчас не спрашивают, – сурово осадил пучеглазый. – Продолжай, уважаемый Эрлоин.

– Так вот, я и говорю, – трактирщик почмокал губами. – Она, эта сучка, позвала разбойников из-за реки…

– А ты можешь без оскорблений, а? – насмешливо перебила Вента. – Ты, старый проститут из вшивого лупанария!

– Что?! – Трактирщика аж перекосило от ненависти, и он беззвучно открывал рот, словно вытащенная на берег рыба. – Ах, ты… Ах, ты…

– Молодец, девчонка! – одобрительно шепнул Эрнульф. – Так его!

– Если ты еще раз помешаешь процессу, я велю завязать тебе рот! – громко предупредил Венту судья и перевел взгляд на возмущенного свидетеля. – Уважаемый Эрлоин, это оскорбление ты можешь изложить частным деликтом – суд обязательно его рассмотрит, законами Рима за это предусмотрен весьма солидный штраф.

– Ух, гадина…

– В таком случае я тоже подам частный иск, – не моргнув глазом, сообщила девушка. – Он ведь тоже меня оскорбил, причем первый.

– Что ж, – согласно кивнул лупоглазый. – Указом цезаря Каракаллы, все вы – римские граждане и имеете право на скорый и справедливый суд. Итак, что ты еще можешь показать по этому делу, уважаемый Эрлоин?

– Еще вот что… Она, эта подлая девка…

– Сам ты подлый!

– Завяжите ей рот! Вот так… Продолжай.

– Так вот, эта подлая девка, окромя всего прочего, подло убила моего слугу Видаильва, который случайно увидел, как она встречала алеманов на берегу. А также эта змея застрелила из лука другого моего слугу, несчастного Гардроарда, – он тоже мог бы про нее много чего рассказать. Ничего, то, что она предательница, знают и могут подтвердить многие, всех не убьешь!

– Хорошо, – пучеглазый кивнул. – Выслушаем и других свидетелей.

Юнию давно уже стало неинтересно слушать всю эту чушь, которую здесь несли. Честно говоря, если б он выступал сейчас в роли защитника Венты – каждое слово лжесвидетелей можно было бы легко оспорить, да еще и привлечь к ответственности их самих. Рысь прекрасно понимал, для чего вся эта комедия – девчонку хитро забирали под юрисдикцию римского суда, наверняка ее увезут с собой, а уж там… Нет, несмотря ни на что, Верула все ж таки показывал себя молодцом! Это ж надо – как ловко придумал. Суд! И этим дурачкам – трактирщику с его присными – вовек ни к чему не придраться. Все строго по закону! Приговор, конечно, будет суровым – для зрителей, а потом потихоньку девчонку, как Домиций и обещал, отпустят, а приговор аннулируют. Всего-то и дел!

Юний посмотрел в небо, на огромную тучу, уже закрывшую полнеба. Черная, словно от злобы, она неудержимо пожирала солнечные лучики и облака, пухла от сожранного, как жирная пиявка от крови, по краям ее полыхали мелкие синие молнии. Похоже, тут одним дождем не отделаешься, наверняка будет гроза. Первая в эту весну.

Что там говорила подсудимая, судья откровенно не слушал, лишь махнул рукой да приказал отвести девчонку к дубу – с той стороны, где начинался обрыв, под которым бушевала река. Сделав пару шагов, Юний осторожно приблизился к кромке берега, глянул вниз – да, страшновато.

– По этому делу судьей пусть будет Тит Нумерий Гавл, – пронзительным скрипучим голосом зачитал крючконосый старик. – Я то есть. Истец – делегировавший мне полномочия Авл Домиций Верула, трибун и доверенное лицо нашего принцепса, Гая Юлия Вера Максимина Цезаря Августа, – имя нового императора судья произнес без запинки. – Ответчик – Ант Юний Рысь, юрист из Августы Треверов, обвиняемый в оскорблении величия цезаря!

Это еще что?! Юний замер. Зачем понадобилось Веруле еще и это? И как гнусно осклабился Эрлоин-трактирщик!

Обвинение в оскорблении величия принцепса – страшное дело, приговор по которому почти всегда один – смерть. Интересно, какие конкретно обвинения будут предъявлены? Заговор с целью свержения императора? Хм… Доказать трудновато. Тогда что еще? Непризнание культа цезаря? Покушение на его жизнь или на жизнь его чиновников? А вот это, последнее… Рысь нахмурился, увидев, как к судье подошел небольшого росточка человек – кругленький, лысый, с большими оттопыренными ушами и редкими усиками. Та самая «крыса» из канцелярии легиона «Августы», как бишь его? Папирий, кажется…

– Уважаемый свидетель, Авл Папирий Мус, имеет слово, – осклабился судья.

Папирий усмехнулся, впрочем, тут же сделал серьезное лицо и, важно поклонившись собравшимся, начал противным скрипучим голосом…

Юний внимательно вслушивался в каждое слово свидетеля. О, боги! Что тот нес! Оказывается, Ант Юний Рысь, юрист, неоднократно приходил к Папирию и с угрозами вымогал у того важные документы. А затем как-то подкараулил ночью и чуть было не убил, хорошо, ему, Папирию, удалось убежать.

– Кроме меня, это могут подтвердить и часовые, и многие другие воины легиона, частенько видевшие у моей приемной этого убийцу! – Интендант с возмущением указал на Рысь. – Слава богам, покушение на мою жизнь не удалось!

– Да, не удалось, – хмуро кивнул судья. – Но не удалось по не зависящим от нападавшего обстоятельствам – благодаря отважности и ловкости уважаемого свидетеля, чуть было не ставшего его потерпевшим, вернее, просто трупом.

Папирий порозовел от похвалы, а Юний лишь мысленно присвистнул – ничего не скажешь, ловко! Поди докажи обратное!

– А теперь слово предоставляется уважаемому Эрлоину из Гретарка, – поощрительно улыбнувшись трактирщику, провозгласил судья.

– Протестую! – тут же выкрикнул Рысь. – Эрлоин, как известно, проживает в деревне, а деревенские жители не имеют гражданских прав!

– Верно, – судья нехорошо улыбнулся. – Только вот какое дело. Эта деревушка, Гретарк, приписана к славному городу Могонциаку то есть, относится к городской округе, а следовательно, и все ее жители имеют права римских граждан. Протест отводится!

– Уважаемый судья и все собравшиеся, – мешая латинские слова с германскими, гулко произнес трактирщик. – Хочу поведать вам об измене! Этот господин, – он зло кивнул на Юния, – вместе с подсудимой девицей привел на нашу землю гнусные шайки алеманов, с которыми неоднократно сносился посредством записок, передаваемых на тот берег моим верным слугой Фредегаром. Преступник и не догадывался, что этого слугу подставил ему я!

– Свидетель Фредегар!

Фредегар, осклабясь, подтвердил все. А потом выступали еще какие-то деревенские парни, разом обвинявшие Рысь в «разбитии статуи цезаря Максимина» и еще в каких-то гнусных деяниях, вроде колдовства и прочего тому подобного.

– Хочу знать, где именно находилась помянутая статуя?! – защищаясь, выкрикнул Юний.

Правда, его никто не слушал. Полностью игнорировали, даже, можно сказать, затыкали рот, так что направленность судилища не вызвала бы никаких сомнений и у менее умного человека, нежели молодой юрист.

Ясно! Говорить ему не дадут, хотя все обвинения, в принципе, можно отвести, нужно лишь только время…

Приговор? Ого! Уже объявляют приговор! А как же право на апелляцию?!

Судья словно бы не слышал…

Смерть! Ну, конечно, что еще может быть по делу об оскорблении величия?!

Смерть… Юнию – по приговору суда принцепса, его слугам и Венте – как германцам – по воле местного суда, который, оказывается, уже прошел чуть раньше…

А воины уже хватают, ломают руки – его, Юния, должны сейчас обезглавить, Венту – распять, остальных – утопить, сбросив с обрыва на каменистое дно. Вот какой-то огромный ухмыляющийся детина с длинным мечом в руках – палач. Все кругом орут:

– Слава цезарю, слава!

Кинулись… Ага, не так-то все просто… Юний выхватил кинжал. Увидев, как его товарищей потащили к обрыву, бросился следом… Нет, еще рано – рвануть за собой Венту… Вот так… А это кто на пути? Странная фигура в украшенном птичьими черепами балахоне. Наверное, старый жрец, о котором рассказывали… Прочь с дороги, старик!

– Куда ты меня тащишь? – кричала Вента.

– Не бойся, – отбиваясь от наседавших левой рукой, на бегу улыбался Рысь.

Добежав до края обрыва, он крикнул своим:

– За мной! Не забудьте Флакса…

И с разбега бросился вниз, увлекая за собою девчонку… Столкнув оробевшего Флакса, бросились следом Армний с Эрнульфом. Как здорово вот так лететь! Захватывает дух! Высотища!

– Куда они? Куда? – бегая по краю обрыва, вопил трактирщик Эрлоин. – Ведь там же камни! Впрочем, они-то нам и нужны…