В последнее время меня все стало раздражать. Я всерьез стал подумывать, не перебраться ли мне из рубки обратно в каюту, дабы не перебить пульты и приборы в припадке бешенства, но, подумав как следует, каждый раз отметал эту мысль. Бешенство приносило упоение, которого я раньше не знал, оно приходило на смену тупому безразличию ко всему. На транспорте все полгода царила тишина. Когда на камбузе на пол упала тарелка, я чуть не подпрыгнул до потолка, и это послужило толчком для первого приступа бешенства. Я перебил на камбузе все, что можно было разбить. Я бил посуду и упивался сладостью громких, резких звуков. Легче не стало.
Я жил без Нее уже восемь месяцев. Моя жизнь теперь делилась на три части: до Нее, с Ней и после Нее. Два месяца я ждал, когда она ко мне вернется. Я не мог понять, почему она ушла. Она кричала на меня из-за каждого пустяка, которых я не замечал, это удивляло и удручало меня. И в самом деле, оставленная на столе кружка из-под чая, две чайные ложки ("Откуда ты их только берешь, две ложки?! Каждый раз — две ложки!"), незакрытый тюбик с зубной пастой, неизменные хлебные крошки на диване и в постели — ведь это не повод для бурной ссоры! Каждый раз она со своими скандалами заставала меня врасплох. Я изумлялся и молчал, а она кричала и даже плакала.
— Тебе на уши паутина сядет — ты и не заметишь!
Здесь она была права. Меня и в самом деле не волновали мутные, затоптанные полы и гора грязной посуды, накопившаяся за время ее месячного отъезда к матери — демонстративного отъезда. Она думала, что если я "поживу месяц в грязи" — я "исправлюсь". А я без нее скучал смертельно и ежедневно ей звонил. За время разлуки мы помирились, и я думал, окончательно. Мир кончился, как только она переступила порог, потому что даже порог — и тот "зарос грязью". А я никакой грязи не видел, и скандал вместо долгожданных объятий выбил меня из седла.
— Смени рубашку! — со слезами кричала она мне. — Она уже приросла к тебе! Хожу за ним, как за малым ребенком! Мне не нужен ребенок, мне нужен мужчина!
Я не мог поверить, что причиной ее ухода от меня было только это, но она ушла. Подавленный, смятый, я отправился со своей бедой к другу. Наверняка он что-нибудь посоветует. У друга я застал Ее. Она ушла от меня к моему другу. Не помню, как я оказался у себя дома. Я напился до беспамятства. Я долго не давал себе трезветь, но Она упорно не желала покидать меня, все время была со мной. Потом ко мне в голову пришла мысль, что она может вернуться и застанет меня в таком виде, и немедленно протрезвел. Каждый видеофонный звонок повергал меня в шок, но каждый раз звонила не она. Каждый стук в дверь ввергал меня в предсмертный пот, но я ошибался. В очередной раз убедившись, что это не она, я никому не открывал дверь. Меня безрезультатно искали с работы, пока не уволили. Каждый звонок видеофона сводил меня с ума. Отчаявшись ждать, я отключил видеофон. Потом разбил его.
Месяц просидев дома, я все-таки решил, что пора бы вернуться на работу. Кое-как приведя себя в порядок, я вышел на улицу. Шел затяжной ливень. И ведь надо было такому случиться — я увидел Ее! Она была не одна, с моим экс-другом. А я видел только Ее, мир в моих глазах принял Ее размеры. Я упал перед ней на колени, умоляя простить меня и вернуться домой. Мой бывший друг тянул ее за локоть, что-то ей говорил. Она собралась отойти от меня, но я поймал ее за край плаща. Она со злобой выдернула плащ из моих рук и наклонилась ко мне. Ее холодные, зеленоватые, страстно любимые мною глаза стали близко-близко.
— Ненавижу, — произнесла она. Еще я услышал, как она пожаловалась тому, другому, что я запачкал ей плащ.
И больше Ее не стало. Не стало воздуха. Только ливень и мокрый асфальт под моими коленями.
Я просидел взаперти еще месяц, полностью отключившись от мира. Я ненавидел стены опустевшего гнезда, где все напоминало о Той, Которая Ушла. Жизнь остановилась. Постепенно я убедился, что не могу больше находиться на Земле, по которой Она ходила и воздухом которой Она дышала. Я был хозяином небольшого пассажирского транспорта, рассчитанного для полетов внутри Солнечной системы. Разумеется, после увольнения я не имел права для перевозок пассажиров, но транспорт-то никуда не делся. Оказалось, я еще способен трезво мыслить. Я не забыл, что в космос нельзя выходить пустым. Пришлось ремонтировать разбитый видеофон. Починив его, я обнаружил, что забыл все телефонные номера. Тогда это меня не удивило, мне это было безразлично. Пришлось лезть в записную книжку. Я указал шипчандлеру доставить на борт "Селены" максимум продуктов и бункеровать ее, а банку дал указание оплатить услуги шипчандлера с моего счета. Получив уведомления, что все исполнено, я собрался покинуть выстывшую квартиру. Это оказалось не так-то просто. Полдня я набирался духу, глядя в окно на улицу, как в другой, чуждый мир. В мире за прозрачным стеклом ездили взад-вперед разнообразные машины, направлялись по своим неизвестным делам редкие прохожие (они способны там существовать, так неужели и я не смогу?), под белыми грудами облаков, посверкивая, летели флаеры, ведомые по невидимым путям-ниточкам. Я сделал открытие: уже наступил август, и теперь он ослепительно сиял прямо с ярко-синего неба, отражаясь отфильтрованной стеклом, броской зеленью деревьев и трав, пастельными стенами зданий и серой поверхностью дорожного пластика. В мире за окном кто-то мог жить, и неплохо. В мире за окном жили ВСЕ, отделенные от меня всего лишь прозрачной перегородкой толщиной в три миллиметра.
Наконец я решился. Заказал такси прямо к дому — мне была невыносима мысль, что мне придется находиться среди людей. Такси прибыло, и я вышел из дома. Интенсивный солнечный свет обрушился на меня, как ливень. Я, болезненно поморщившись, втянул голову в плечи и торопливо сел в такси. Беспилотный флаер понес меня в космопорт. В космопорту я отпустил его. Сзади меня окликнули по имени, но я не оглянулся и быстро пошел вперед, стремясь скорее добраться до здания управления космопортом, которое защитило бы меня от солнца. Меня, однако, догнали и схватили за руку. Я вскрикнул, как от ожога, и быстро отдернул руку. На руке проступили красные пятна. Я обернулся и увидел человека со знакомым лицом.
— Здорово, Юрась! — радостно прокричал мне человек. — Сто лет тебя не видел. Только что прибыл с Титании, пассажиров — тьма тьмущая! Работы — только успевай, поворачивайся. Все хотят на новый курорт. Слышал, тебя уволили? Быть того не может, а?
Я молча шагал вперед, а человек вертелся рядом со мной, говорил без умолку и все время заглядывал мне в лицо.
— Ты совсем оборзел, Юрась. Заряд дроби всади в спину — не обернешься! Что с тобой, а?
Человек бесцеремонно взял меня за локоть и развернул к себе. Он нахмурился.
— Кто ты? — спросил я. — Что тебе от меня надо?
Лицо человека вытянулось.
— Ты что, Юрась? Это же я, Васька Колобок. Ты что, совсем спятил?!
Услышав имя, я вспомнил этого человека. Мы вместе учились в школе, затем в колледже. Стажировка развела нас на три года, затем мы долгое время вместе работали, пока каждый из нас не обзавелся личным пассажирским транспортом. В общей сложности я знал Василия четверть века. Я насупился и молча прошел мимо приятеля.
— Юрка! — обиженно крикнул мне в спину Василий.
Мне не было дела ни до его обид, ни до него самого.
Я стартовал. "Селена" была рассчитана на 120 пассажиров и 16 человек экипажа. В порожнем рейсе с ней вполне мог управиться один человек с соответствующим образованием — автоматика делала почти все. "Селену" я знал досконально, как свои пять пальцев. Я находился в ней, как в собственной шкуре. Сейчас она была гулко-пустая. Я занял каюту капитана, хотя большую часть времени проводил в ходовой рубке. Я ощущал каждую деталь транспорта, как собственную часть тела. Видимо, так оно и было, я и космолет летели в никуда, как некий межпланетный кентавр. Полгода назад я поспешил убраться с оживленных трасс и превратился из межпланетного кентавра в межзвездного.
Однажды мне померещилось, будто на "Селене" стало уж чересчур тихо. Я давно привык к тишине, тишина существовала вне меня и не имела ко мне никакого отношения. Но сейчас тишина звенела в ушах. Я вернулся в свое бренное тело и стал усиленно прислушиваться. Да, вот в чем дело. Перестали тикать часы у меня в каюте. Я уставился на остановившиеся стрелки часов, которые показались мне мертвее мертвого. Вокруг меня сгустилась гробовая тишина, плотная, как вата, пространство съежилось и давило со всех сторон. От подступившего страха волосы зашевелились у меня на голове. Я отступил от часов и бросился вон из каюты. Мои торопливые шаги прозвучали в пустом коридоре пугающе гулко. Я влетел в рубку и уставился на электронные часы. Бездушные, холодные, они безмолвно отмеряли секунды моего бытия. Время не остановилось, жизнь по-прежнему текла вперед. Ноги мои подкосились, и я рухнул в кресло. Перемигнулись приборы. Автопилот выполнял маневр, "Селена" огибала невидимое мне препятствие. Включить экраны я не удосужился. Отсидевшись, я оттер с лица липкий пот и побрел в каюту.
В каюте я трясущимися руками сменил у часов "севшую" энергопластинку, и они снова затикали. Я судорожно глотнул сухим горлом. После этого случая я перенес свои пожитки в рубку, где и поселился окончательно, устроив постель прямо на полу.
Я стал следить за временем. Я даже перенес в рубку часы, чтобы слышать тиканье, а чтобы они больше не останавливались, я подсоединил их к пульту управления. С тех пор, как я покинул Землю, прошло полгода. Меня стали тяготить неизменные стены "Селены". О возвращении домой я старался не думать. Одна только мысль, что я снова окажусь на одной с Ней планете, надолго бросала меня в черный омут депрессии, из которой я не мог, да и не старался выбраться. До сих пор я жил Той, Которая Ушла, и своей собственной неведомой виной, и больше ни о чем я не думал.
Однажды я проснулся от постороннего звука на борту "Селены". Дверь в рубку была полностью открыта. В пустоте транспорта отчетливо раздавались чьи-то шаги. Я захлебнулся ужасом. Галлюцинации? Конечно, это галлюцинации, иначе и быть не может. Эта мысль меня немного успокоила — до тех пор, пока в глубине транспорта не прозвучал гулкий от эха голос:
— Есть кто живой? Ау!
Ужас снова нахлынул на меня. Я замер. Я слышал, как этот кто-то бухает дверями неопломбированных помещений. Этот кто-то искал обитателей транспорта. Я тихо поднялся, вытащил из открытого сейфа лучевой револьвер и на цыпочках вышел в коридор, символически освещенный несколькими лампами. Я сразу увидел чужака. Неужели галлюцинации могут быть настолько реальными? Чужак подошел ближе, прямо под лампу, и я увидел огненно-рыжую девушку лет восемнадцати. Волосы под лампой горели, излучая собственный свет.
— Кто ты? — хрипло спросил я, удивившись звучанию своего голоса.
— Порождение космоса, — с насмешкой ответило рыжее существо. — Выйди на свет.
Я послушно шагнул из тени. Она подошла ближе, и я крепче сжал оружие.
— Бог мой, да ты — дикий! — воскликнула она и варварски расхохоталась. Эхо заметалось по пустому коридору. Вряд ли она была галлюцинацией. Не веря глазам, я потрогал ее рукой, что вызвало новый взрыв хохота. Я неприязненно разглядывал неожиданного и нежелательного посетителя. Невозможно рыжая, конопатая, она откровенно смеялась надо мной, и это меня донельзя раздражало. Тут у меня возникло ощущение, будто я перемещаюсь из одного измерения в другое, и это противоестественное ощущение вызвало у меня приступ тошноты. Измерение, в которое я переместился при виде живого смеющегося человека, называлось реальностью. Я как будто проснулся. Девушка перестала смеяться, и лицо ее стало скорее не веселым, а усталым.
— Что ты здесь делаешь? — задала она идиотский вопрос.
— Я — владелец этого транспорта.
— Каким ветром тебя сюда надуло? Здесь даже мухи не летают, — насмешливо фыркнула она. — Дай мне лучше воды, я умираю от жажды.
Я неприязненно смотрел на нее. Со мной кто-то состыковался без моего разрешения. Я стал мыслить слишком медленно, это могло навредить мне.
— Сколько вас? — спросил я.
— Пушку убери, — снова расхохоталась она.
Я до сих пор направлял на нее револьвер. Я сконфузился и заткнул его за ремень. Интересно, когда эта особа покинет мою обитель? Она прошла за мной на камбуз, где я налил ей воды из-под крана. Она сняла толстые перчатки, обнажив маленькие веснушчатые руки, приняла от меня полулитровую кружку и залпом опорожнила ее.
— Еще, — попросила она.
Вторую кружку она пила медленнее. Потом перевела дух и представилась:
— Мария Поморова. Я из банды Власова.
Впервые за последние восемь месяцев я почувствовал что-то еще, кроме собственной боли. Моя проблема как-то сразу отодвинулась в сторону. Я пробудился окончательно. Я слышал, что на флоте Власова есть женщины, но меня сейчас занимали другие вопросы.
— Ты не одна, как я понимаю, — холодно сказал я.
— Ничего ты не понимаешь, — сказала она не без насмешки.
— В таком случае, что ты делаешь на моем судне, и где остальные?
— Я одна, не бойся, — хихикнула Мария. — В меня угодил метеорит. Если бы я не запеленговала твой транспорт, мне было бы хлопотно дотянуть даже до ближайшей населенной планеты.
Она покачнулась и оперлась спиной о переборку.
— Покажи, где можно принять душ и выспаться. Все вопросы завтра, хорошо? Завтра мне надо будет связаться с Землей.
Я сердито фыркнул и спросил:
— Поломка слишком серьезна?
— В ином случае мне бы и в голову не пришло стыковаться с таким питекантропом, как ты! — резко сказала она. Наконец-то ее задел мой высокомерный тон!
Я повел ее в душ для экипажа, по пути указав неопломбированную каюту. Я мог поверить, что она действительно из банды, но я не верил, что она одна. Женщина-пилот — это абсурд. Женщины водят личный транспорт, но не между звездами. Для прогулок существуют пассажирские суда.
— Постельное возьмешь сама в хозяйственном отсеке.
— А ты гостеприимен, — усмехнулась она.
— Бортпроводников, как видишь, нет.
— Кстати, куда ты направляешься?
— Какая тебе разница?
— Мне — никакой. Тебе придется изменить курс.
— На Землю? — скептически хмыкнул я.
— Именно туда.
Мария смерила меня взглядом из-под темно-рыжих пушистых ресниц и добавила:
— Думаю, мы договоримся.
— Какая самоуверенность, — криво усмехнулся я.
В душевой она села на скамью и устало смежила веки. Потом стала выдергивать из волос шпильки. Шпильки с тонким звоном падали на пол, разрисованный под морскую пену. Большой красно-рыжий узел на голове Марии шевельнулся, словно живое существо, и обрушился на плечи и спину. Со стены на нее с лукавой улыбкой любовался Нептун с большим трезубцем.
— Принеси мне, пожалуйста, воды через двадцать минут, — спокойно попросила она и спохватилась:
— Ах, полотенце! Мои вещи остались в канонерке.
— Полотенце возьмешь в шкафу, — огрызнулся я и отправился в рубку. Я кипел от возмущения. Я был до крайности раздражен вторжением этой нахалки в безлюдность моего пространства. Однако больше всего меня беспокоила мысль о ее возможных сообщниках. И главное, чего ради я буду бегать за ней с кружками воды? Еще и засекать для этого время? Время… Я кинул взгляд на часы, и вдруг мне показалось, будто они снова остановились. Нет, они тикали, и табло электронных часов в унисон отмеряло секунды. Испуг оказался слишком силен, я облился холодным потом.
Ровно через двадцать минут я шел в душевую с полулитровой кружкой воды.
Дверь в душ была приоткрыта, за ней шумела вода. Я поставил кружку с водой на скамью и повернулся, чтобы уйти, но краем глаза увидел нечто, что заставило меня резко обернуться. Это была всего лишь рука, высовывающаяся из-за двери душа. Рука безвольно лежала на полу. Я испугался и рванул дверь душа на себя. Мария лежала на полу под струями воды. С перепугу я даже не успел толком ее разглядеть. Торопливо, трясущимися руками я выключил воду и поднял ее с пола. "Да она спит!" — с изумлением догадался я. Эта догадка поразила меня и сразу успокоила. Я перетащил ее в раздевалку и опустил на скамью. Полотенцем я стыдливо прикрыл ее наготу. Она шевельнулась и приоткрыла глаза.
— Воды, — сказала она. Вряд ли она видела меня в тот момент. Я, придерживая ее одной рукой, другой дал ей кружку с водой. Она обхватила кружку обеими руками, выпила все до последней капли и уронила кружку на пол. И тут же заснула снова.
Я отнес ее в каюту, положил на кровать и сделал попытку обтереть ее мокрое тело полотенцем. И остановился. Понял, что не смогу этого сделать. Так и не решившись снять с нее полотенце, я набросил на нее сверху одеяло без пододеяльника и ушел.
Я прошел в рубку, постоянно прислушиваясь. На борту "Селены" по-прежнему было тихо. Одного револьвера мне показалось мало. Я взял из оружейного сейфа один из лучеметов и закрыл сейф на замок. Я проверил револьвер. Барабан был полностью заряжен еще при покупке в оружейной лавке. Одного патрона хватало на три минуты непрерывного огня. Я полностью зарядил лучемет, повесил его на шею и двинулся в обход всего хозяйства "Селены". Все каюты и бытовые помещения, предназначенные для пассажиров и обслуживающего персонала, были опломбированы Департаментом межпланетных пассажирских перевозок, и это означало лишение меня лицензии. Мне предстояло немало похлопотать, чтобы получить ее назад. Сейчас меня это нисколько не занимало. Все пломбы были на месте. Я обошел все отсеки "Селены", начиная с бытового, заканчивая топливно-двигательным, ни на секунду не забывая о лучемете у себя на шее. Я не интересовался оружием, и ремень тяжелой "пушки" давил мне на шею. "Селена", неухоженная, пыльная, необжитая, какая-то по-сиротски брошенная, была совершенно безлюдна. Я вернулся в рубку и включил обзорный экран, позволяющий видеть стыковочный узел. Экран предъявил моему взору пристыкованную к транспорту канонерскую лодку. При виде военного судна моя душа провалилась в пятки. Почему же я сразу не занялся этим?! Неужели за восемь месяцев тупого существования я стал настолько глуп? Борт канонерки был здорово разворочен. Оплавленный металл пробоины маслянисто блестел под прожекторами "Селены". С таким повреждением нечего было и думать о межпространственных перелетах.
Приборы в ходовой рубке "Селены" показывали отсутствие воздуха в пристыкованной к ней канонерке. В скафандровой нише я с неохотой полез в легкий скафандр, постоянно держа под рукой лучемет. Экипировавшись, я прошел в шлюзовой тамбур. В кингстонах зашипел уходящий воздух. Адреналин кипел в крови, как лава в жерле вулкана. Я раздраил люк шлюзового тамбура и осторожно проник на борт канонерки. Однако канонерка тоже стыла безлюдностью, как и "Селена". Это потрясло меня не меньше, чем если бы я обнаружил здесь целую банду. Значит, Мария и в самом деле путешествовала одна, самостоятельно управляя судном? Я вторично заглянул в отсеки, пострадавшие от столкновения с метеоритом. Сквозь развороченный борт светили звезды. "Осторожная девочка. Неужели всю дорогу просидела в скафандре? — обескураженно подумал я. — Куда же она его дела?". Судя по всему, Мария, как и я, со своими пожитками жила в ходовой рубке. Видимо, этим грешат все путешественники-одиночки, и "грех" этот продиктован необходимостью. В рубке я наткнулся на большой чемодан. Я открыл его. В нем лежали обычные вещи — одежда, предметы гигиены. Наткнувшись на женские принадлежности, я внезапно устыдился и захлопнул чемодан. По крайней мере, я убедился, что в чемодане лежит все необходимое для моей пассажирки. Мария явно позаботилась об этом заранее. Уходя, я на прощание привычным взором окинул рубку. "Теоретически траекторию полета можно заложить в бортовой компьютер, но только на ближние расстояния", — размышлял я. Рыжая чертовка явно заблудилась в космосе и теперь рассказывает о себе глупые легенды. И все же, что она делала на борту военного судна, с которого было демонтировано довольно мощное оружие? К тому же таким судном в одиночку управлять сложно. Я внимательно осмотрел остальные рубки канонерки, особенно боевую, но не обнаружил ничего примечательного.
Я покинул убитое метеоритом судно и, погруженный в думы, освободился от скафандра. О лучемете я забыл. Пустой транспорт жил тишиной. Я заглянул в каюту, где спала Мария. В темноте ничего не было видно, и я стоял столбом на пороге, беспокойно прислушиваясь, пока не услышал слабое дыхание. Это успокоило. Я поставил чемодан в каюту и задвинул дверь, оставшись один на один с молчаливым пространством транспорта.
В рубке я снова прислушался. По-прежнему тикали часы — значит, время течет, не остановилось, и это казалось мне важным. Не считая тиканья, на транспорте стояла мертвая тишина. Где-то в глубине транспорта мерно дышала спящая рыжая нахалка. "Что понадобилось на Земле власовской бандитке?" — думал я. Впервые за последние восемь месяцев я какое-то время не думал о Той, Которая Ушла. Я размышлял о военном судне, пристыкованном к моей неухоженной "девочке", потом о том, что не догадался осмотреть скафандр Марии, потому что он не попался мне на глаза, хотя зачем его осматривать? Я расслабился. И мои мысли приняли обычное направление. Мне мучительно захотелось избавиться от этой заезженной пластинки. Я представил себе, как останавливаю старинный проигрыватель, снимаю пластинку и зашвыриваю ее далеко в небо. Пластинка вернулась. Я покорился.
Утром корабельного времени я потащился на камбуз. Первое, что я там увидел, была огненная голова Марии. Она вторглась на мой камбуз, и это показалось мне кощунственным. Мария с аппетитом уничтожала громадный бутерброд из целого батона с жирной прослойкой отличного сливочного масла и скрупулезно подбирала каждую крошку. Ростом она оказалась ниже меня на голову, а я вчера этого и не заметил. Я мрачно глянул исподлобья на непрошенную гостью и полез в автопекарню за свежим хлебом.
— Чем ты питаешься, это ужасно, — проговорила Мария с набитым ртом. — Одни консервы и концентраты.
Она успела облазать весь камбуз! Это открытие покоробило меня.
— Я сварю тебе свежего домашнего супу, — пообещала она. — Я не умею готовить, но раз у тебя сохранились овощи, суп я тебе сварю.
— Благодарю, — процедил я сквозь зубы.
— И еще я налеплю пельменей.
— Я не нуждаюсь в поваре, — неприязненно заметил я.
— Ты ничего не понимаешь. Я провела в пути одиннадцать дней и зверски голодна.
Она покончила с бутербродом, запила его березовым соком и бессовестно полезла в мой холодильник.
— Похоже, ты все это время ничего не ела, — сказал я с сардонической ухмылкой.
— Угу, — пробурчала она. Рот у нее снова был занят.
Тут я подумал, что зря потратил ночное время и не исследовал канонерку как следует. Я не мог понять, кем является Мария на самом деле. Ясно было одно: в ближайшее время избавиться от нее не представлялось возможным.
Мария с тяжким вздохом отпала от холодильника. Ее голодный взгляд оставался ищущим. Она звонко рассмеялась, потом выпила еще два стакана сока.
— Кажется, я никогда не напьюсь, — сказала она и по-деревенски утерла рот. — На Земле ждут, когда я выйду на связь. Я обязана сделать это, как только окажусь на территории Солнечной Федерации, а я из-за аварии осталась без связи и потеряла время. А сейчас, если повезет, можно обеспечить даже видеосвязь.
— Видеосвязь? Здесь? Да ну!
— В сорока парсеках отсюда находится пылегазовое облако, оно отражает сигнал в подпространстве, поэтому я, может быть, получу картинку.
Она без спроса направилась прямиком в рубку связи. Я преградил ей дорогу:
— Ты не спросила, хочу ли я связываться с Землей или нет.
— От тебя не убудет, — сказала она без обычной улыбки и отодвинула меня в сторону неожиданно сильной рукой. Она безошибочно двинулась в сторону рубки связи. Я, кипя возмущением, отправился следом за ней. В рубке она рухнула в кресло связиста и принялась ловко набирать длинные коды веснушчатыми пальцами. Я не собирался шутить и поднял с пола брошенный вчера и забытый мною револьвер. Она только рассмеялась и небрежно отодвинула оружие в сторону.
— Ты не станешь в меня стрелять. И драться со мной ты тоже не будешь.
Прозвучало это очень убедительно.
— Будешь стрелять в рубке связи — попортишь дорогую аппаратуру, а тебе одна только уборка на судне влетит в копеечку, — язвительно добавила она и отвернулась от меня к пульту.
Я швырнул оружие в угол. Все хозяйство на транспорте, кроме самых необходимых частей, было заброшено мною, и небрежная шутка Марии больно меня задела. Мария вскинула руки и стряхнула с них пыль. Откуда пыль только берется в космосе? Я не собирался позволять рыжей хамке командовать на своем судне и грубо выдернул ее из кресла.
— Хозяйничать будешь у себя дома, девочка, — прошипел я. Она изогнулась, и в тот же миг я без особого ущерба для здоровья оказался распластанным на полу и без грамма воздуха в легких. Мария расхохоталась и приблизила свое конопатое лицо к моему:
— Мне придется набирать код заново. Дай мне свои позывные. Они могут пригодиться.