Если смотреть из космоса на землю древнего Ирана, то в середине страны можно увидеть огромные желтые пятна. Это малоисследованные части знойной пустыни Дешти-Лут, или пустыни Дешти-Кевир. Или других пустынь.
Безводная соляная пустыня оправдывает свое название «Лут», что означает «лютая». Тут на сотни километров тянутся песчаные равнины, прорезанные во всех направлениях невысокими скалистыми горами.
Путешественники, проникавшие сюда, возвращаются разочарованными: проводников достать трудно, зной невероятный, даже камни трескаются, вода горько-соленая, и всюду бродят хищники пустошей: разбойничьи шайки луров, отчаянных афридиев, отряды джигитов из белуджей или же люди бездомного народа Люти [бродячего цыганского народа, чьё название означает «сорванец», «сорвиголова» или «гуляка»].
Однако местные кочевники живут и в этой своеобразной бедной природе и даже любят её. К примеру, молодые люди племени Люти любят шататься по караванным путям и грабить крепко перевязанные верблюжьи вьюки, что провозят иранские купцы. Более старые Люти пасут баранов, сеют просо и собирают в горах дикие фисташки и горький миндаль.
Люти хорошо знают запутанные тропы пустыни и укромные колодцы, где вода показывается только в определенные месяцы года. Тогда возле этих колодцев собирается много черных и рыжих шатров, распластанных, как крылья летучей мыши.
Кочевники располагаются на склонах низких гор, и там их длинноногие, тощие бараны пасутся, откармливаясь побегами недолговечных растений, быстро засыхающих под палящими лучами ослепительного солнца. Подавляющее кочевников пустыни безграмотно; мудрость и быт веков передается от отца к сыну за вечерними беседами у тлеющего кизяка в длинные вечера, при свете мерцающих звезд.
Хитрые старейшины Люти понимают кое-что в спекулятивной торговле и знают, когда выгоднее всего закупать хлеб в плодородном Гиляне, когда его доставить на юг, в Сеистан, или, наоборот, когда подвезти сеистанские финики на север, в Хиву, или на Кавказ, в Гюрджистан (Грузию).
Отдельные семьи цыган из Люти, занимаясь мелким воровством или гаданьем, круглый год бродят между Индией, Аравией и Тибетом, иногда уходят далеко на восток до Китая или на север в страну «доулет-э-рус» до города урусов Оренбурга, где подносят в дар русскому начальнику уличных стражников бурдюк, полный фиников, а он разрешает им свободно вернуться в Иран. Нация трудоголиков!
И вот однажды, женщины племени Люти, отправившиеся в горы собирать дикие фисташки и горький миндаль, обнаружили среди пустыни потерявшегося молодого человека. На неподвижно лежавшем парне была восточная одежда, лицо казалось необычайно бледным, глаза полузакрыты. Он был едва жив, жестоко страдая от жажды.
Кругом была безводная пустыня с каменистой почвой и редкими колодцами, известными только местным кочевникам. Найденный человек был Виктор Резанцев, явно переоценивший свои силы и недооценивший ярость местной пустыни. А оказались, что кругом совсем не родные палестины… Он едва не погиб.
Цыгане совсем было уже решили добить и ограбить парня. Мало ли сколько скелетов валяется по пустыне? Но молодой человек, экзотической для юга наружности, приглянулся местной царице гадалок. Довольно еще молодой и симпатичной бронзовой женщине лет тридцати, имеющей на голове вдовью синюю повязку. Она умела предсказывать судьбу человека по руке, на бобах или на разноцветных камешках. По ее приказу, одна черная как сапог цыганка, повидавшая много стран, напоила больного водой.
Виктор лежал тихо, молодой, красивый, очень красивый, с завитком темных волос, прилипших к влажному лбу. Вдруг он сказал одно слово. Все с удивлением повторяли его и тихо сидели кругом, посматривая друг на друга. Больной снова прошептал это слово:
— Болван!
Парень в бреду ругал себя последними словами, за то что самонадеянно сунулся в ужасную пустыню «не зная броду» Царица гадалок нахмурила прямые сросшиеся брови. Мрачная тень скользнула по ее смуглому, ранее беззаботному лицу. Но она была мудрая, очень мудрая женщина, и лицо ее снова стало радостным. Она спросила:
— Кто мне объяснит, почему больной сказал: «Ватан (Родина)»?
Одна старуха тут же, на ходу, сочинила красивую сказку:
— «Ватан» означает — Родина, родная сторона. Этот юноша объяснил, что он торопится проехать пустыню, чтобы снова проникнуть на свою родину и там бороться за ее свободу. Его родина, Ватан, — маленькая горная страна на юге, и в нее вторглись жадные ференджисы (белые люди). Юноша вместе с товарищами боролся с врагами родины, но ференджисы оказались сильнее, издали убивая народ из пушек. Ференджисы захватили всю страну, и молодому воину пришлось скитаться на чужбине. Хотя все его друзья временно рассеялись, но они поклялись бороться до смерти за свободу и счастье Ватан, их родины, измученной, полузадушенной…
— Вах! — воскликнули изумленные цыгане в восхищении.
Цыгане положили больного на плащ и вчетвером отнесли его в становище. Занесли в шатер, и царица гадалок заявила:
— Принесите одну чашку чистой воды, другую чашку козьего молока. Я сама буду лечить этого больного.
— А мы будем на тебя смотреть! — воодушевленно сказали женщины.
Подружка предводительницы сбегала к себе, принесла две деревянные миски с водой и козьим молоком и поставила их в изголовье больного. Царица гадалок села на ковре, подобрав ноги. Она окунала в молоко смуглый палец с тремя серебряными кольцами и проводила им по губам больного юноши. Он облизывал губы. Подруга царицы мочила полотенца в чашке с водой и стирала пыль и грязь с лица и рук больного.
К вечеру вернулись с мешками фисташек и миндаля мужчины Люти и были потрясены, узнав, что правительница гадалок, забыв свое высокое, самое высокое звание, сама сидит возле странного незнакомца и поит его с пальца молоком! Недовольные седобородые старейшины, узколобые фанатики, пошли смотреть найденыша. Царица гадалок разрешила им приближаться только по одному, прикрывая ладонью рот и сняв туфли, чтобы шумом или дыханием не повредить больному.
Все согласились, что незнакомец молод, красив, очень красив, и потому особенно опасен:
— Вот что значит хоть на один день забросить дела! Как теперь исправить упущенное? Что это за человек? А вдруг царица гадалок изберет его своим мужем? А если он кафир? Или разбойник? Захватит общую казну и с ней убежит? О горе нам! Ятир-матир, дутир-матир!..
— Надо дать больному чашку черного кофе, опустив туда шарик, приносящий вечное забвение…
— Да! Никто не дал более дельного совета!..
Уже на следующий день Виктор был уже более или менее в норме. Он старался меньше говорить и больше слушать. Хотя и постарался, воспользовавшись удобным случаем, узнать несколько персидских слов: существительных и глаголов. Надо же как-то общаться! Обращались с ним на удивление хорошо. Не по-царски, но в пустыне быстро привыкаешь к аскетичности. Ночевал он уже в постели своей добровольной сиделки. И не только ночевал. Ночка была жаркой, во всех смыслах… Не в его вкусе, конечно, была дамочка. Не фонтан, но надо же быть благодарным. Тем более, что бывало и хуже. Так что наш парень не посрамил весь мужской род в своем лице.
На третий день он как-то понял, что его принимают за чужеземного патриота и решил, что надо воспользоваться этим обстоятельством и убираться отсюда, подобру поздорову. Жениться на местной смуглянке, старше его летами и бродить годами вместе с ней по пустыне, обманом выманивая деньги у простаков, он не собирался. Спасибо, не надо! По крайней мере, в ближайшие лет двадцать…
Горячая как порох царица гадалок, узнав, что парень хочет ехать, пребывала в полном расстройстве чувств. Ее раздирали противоречия. С одной стороны, не стоит задерживать упрямца, а с другой — не хотелось с ним расставаться. Она все откладывала отъезд парня. Но Виктор не унимался и все так же рвался на юг. Время-деньги! Лови день! В конце концов, его смуглая подружка сдалась и приняла решение. Она послала пару мальчишек, чтобы проводить Виктора до крайнего селения на юге пустыни, и надавала ему с собой в дорогу целую кучу съестного. От щедрот…
Но Виктор еще не уехал, а уже понял, что ему опять придется попоститься в пути. Так как угостил кусочком сладкой лепешки ластившегося к нему кота своей гостеприимной хозяйки. Как только белый и пушистый кот гадалки взял кусочек лепешки в свой розовый рот, он почему-то стал высоко прыгать. Затем вскарабкался с диким мяуканьем на вершину ближайшего бархана и свалился оттуда с раздувшимся, как шар, животом. Чужая душа потемки, может быть его новоявленная любовная подружка решила поступить с парнем по принципу: «С глаз долой- из сердца вон»?
После этого происшествия наш герой быстро попрощался с людьми племени Люти и был таков. Спасибо за гостеприимство, но в гостях, «где я любил, где я страдал», хорошо, а дома — лучше. Покедова! Не кашляйте, уважаемые…
В ближайшем городке, куда его вывели, он нашел толстого купца, который немного понимал по-русски и по-английски. Несколько персидских слов, которые Резанцев узнал у цыган уже позволяли им общаться.
Рустем-ага, так звали купца, с каменным лицом сообщил парню:
— Аллах тебя любит, ференжис, я веду караван на юг в портовый Бендер-Аббас и мне срочно нужен охранник, так как один из моих воинов свалился в лихорадке.
Повезло так повезло.
— Всегда готов услужить Вам, паша, — ухватился Виктор за свой счастливый шанс.
Парень использовал свой шанс на всю катушку. Фитильный карамультук охранника был конечно тяжелым и непривычным, но люди ко всему привыкают. Мастерство не пропьешь! После нескольких пристрелочных выстрелов наш герой скоро смог несколько раз уверенно поразить мишень на тридцати метрах.
А большего тут и не требуют. И порох в Персии не экономят. Селитры, иначе называемой земляной соли в жарких странах полным полно. Вызревает она на солнце самостоятельно. Серы же из кратеров потухших и действующих вулканов и угля в Иране не намного меньше чем нефти. Так что порох здесь крайне дешев. За то время, что требуется на перезарядку мушкета, лучник успеет выпустить дюжину стрел, но местных бродячих разбойников пугает сам звук выстрелов. Да и щит от пули не поможет.
Гнедые крепконогие кони и степенные верблюды с вьюками все шли и шли мерным шагом, безостановочно от утра до вечернего привала, как полагается при больших и ускоренных переходах. В горную местность караван старался не заходить, так как мелкие камни портят ноги верблюдам. За месяц пути с караваном купца Виктор увидел в Персии немало удивительного, например, город, разрушенный землетрясением как раз накануне его приезда. Вероятно, великий Аллах разгневался на город Нухур и все его дома при сильном землетрясении мигом провалились в разверзшуюся землю.
Или другой город- призрак, расположенный посреди болотистого озера, по которому можно было ездить только на плотах из связок камыша в виде сигар. Этот городок был брошен жителями в древние времена по невыясненным причинам, и единственной его обитательницей была лисица, метавшаяся по переулкам и снова выбегавшая людям навстречу.
Богатые восточные города, окруженные фруктовыми садами и цветниками роз, шафрановые края, раз за разом сменялись пустынной местностью, куда робкие персы не решались лишний раз показываться, боясь местных кочевников, которые здесь бродят беспрепятственно со стадами баранов, не подчиняясь персидскому правительству и рассчитывая только на собственные фитильные мушкеты и свои аршинные самодельные ножи. Тут часто белели могилы мусульман…
Обычно завтрак и ужин лошадей и верблюдов был скуден. Люди в караване тоже не предавались чревоугодию. Кормежка была простая: пекли в золе костра круглые лепешки из муки, и все с удовольствием ели это теплое крутое тесто, запивая зелёным чаем.
И все же любой путь когда-нибудь кончается. И скитания по «подносу Вселенной», Тропой Тысячи Солнц, тоже. И вот в одно утро, прекрасное утро, да возвеличит его Аллах, завершая дорогу странствий, они увидели купола и минареты мечетей великого города Бендер-Аббаса. Города, где начинался следующий отрезок пути. В сказочную Индию…
В портовом многоязычном Бендер-Аббасе Виктор довольно быстро сумел сесть на корабль, следующий в Индию. Местное каботажное судно, нечто вроде классического арабского дау, с косым парусом. Место палубного пассажира пробило в финансах Резанцева огромную дыру. Денежные вопросы — они такие вопросы… Впрочем, сильно помогло то, что парень напыщенно заявил:
— Я хотя и ференджис с севера, но еду наниматься, чтобы воевать сердаром сипаев (командиром воинов) в войска доблестного Типу-саиба!
Был, кажется, такой вождь индусов в детском фильме про капитана Немо, борющийся с англичанами. И сейчас оказывается тоже был раджа с таким названием. И как раз, по удивительному совпадению, воевал с англичанами.
Ф-фух… Угодил прямо в яблочко! И местный Типу был мусульманином и объявил джихад. Но активно набирал в свои войска всех европейцев, за большие деньги, до кого только мог дотянутся. И опять же, по совпадению, был из персидской династии. Так что персы его поддерживали всеми силами. Вот такой расклад пасьянса!
— Похвально, похвально… — обрадовался Фархад-баши, владелец судна, поглаживая свою рыжую, крашенную хной бороду.
Воодушевленный купец даже обещал по прибытии замолвить словечко кому следует, чтобы Виктора переправили на место прямиком к радже.
Так что наш герой получил значительную скидку на проезд. Во-первых, грешно наживаться на богоугодном для каждого мусульманина деле борьбы с ференжисами. А во-вторых, такой воин пригодится в плавании. Мало ли, вдруг морские разбойники нападут? Те же оманские арабы?
Муссоны недавно закончились. Но, пользуясь остаточными явлениями, выражающимися в попутных ветрах, их скрипучий кораблик довольно бодро (нормально для медлительного купца) поплыл на восток. По Персидскому заливу и южному Аравийскому морю, голубому, теплому, кишащему жизнью. Океан окрасился в яркую синеву, которая отражалась в белоснежных животах чаек, летевших за кораблем. Горячее южное солнце сверкало на голубых волнах; от палубы поднимались испарения.
Специальных кают для экипажа и пассажиров не было, и люди спали везде, где могли найти место. В теплые южные ночи все предпочитали верхнюю палубу тесной и душной нижней. Запахи испарений, немытых тел, пряностей и сладостей таинственного Востока, дешевого табака и рвоты создавали отвратительное, неописуемое зловоние, которое вместе с качкой и грохотом механизмов превращало сон в несбыточную мечту. А вода была только для питья и больше ни для чего. Резанцев снова заболел морской болезнью, и потребовалось много дней, чтобы он привык к морю.
И календарная осень перевалила за середину, когда Виктор высадился в Диу. Это был захваченный португальцами порт на островке в Камбейском заливе, жемчужина Индийского океана. Голубая вода, белый песок, пассаты играют листьями пальм…
Для блага торговли португальцы сделали этот город открытым для любых туземных наций. Диу украшали дома как в колониальном стиле, так и строения, возведенные согласно традициям индуистской архитектуры. По камням карабкались всевозможные вьющиеся растения с приторно-сладким ароматом.
Далее на юг был главная цитадель англичан в Индии- Бомбей. Еще один островок у побережья, превращенным колонизаторами-европейцами в неприступную крепость. Но глупо было высаживаться у англичан. Португальцы безобидней. А вокруг простиралась Индия- древняя земля золота, алмазов и слоновой кости, рабов, и всяких сокровищ, ждущих человека, которому достанет смелости взять их, несмотря на опасности. Впрочем, тут хватает и неприятностей: жара, грязь, мухи, лихорадка и черномазые сифилитики с проваленными носами. Но даже так — Индия была совсем неплохим местечком.
Приближалось осеннее равноденствие. Наступил сезон постмуссон. Не было больше ни летней жары, ни слякоти сезона дождей. В городе кипела странная жизнь, где смуглые брюнеты португальцы, что плодят здесь толпы полукровок, казались ослепительными Белоснежками. Было шумно и оживленно, разноликая толпа казалась беспорядочной и хаотичной.
В туземной массе можно было разглядеть самые разные типы людей, населяющие необъятную Индию: вот группа темнолицых индусов, чья каста предписывала изумительную чистоплотность, тихо, но твердо прокладывает себе путь вперед, без устали работая локтями.
А это огромный Пенджабский джат, не обращая внимания на толпу, решительно перешагивает через любые скопления людей, которые при этом нисколько не сопротивляются, — ведь всем известно, что считающие себя деградировавшими кшатриями, джаты драчливы и агрессивны, к тому же никогда не расстаются со своей любимой окованной железом дубинкой. Важный туземный чиновник «бабу» шествует, обдумывая очередную аферу.
В толпе мелькали еще бородатые акали [ученики праведных гуру, гости с сикхского севера] их длинные волосы и фанатично горящие глаза сразу привлекали к себе внимание; очень заметны были также и грязные мусульмане, которые демонстративно подбирали фалды своих одеяний, чтобы ненароком не коснуться ими язычников индусов, — при этом презрительные усмешки не сходили с лиц правоверных.
А здесь бредет парочка индусов низшей касты, совершенно отвратительной наружности, а там движется, скорее всего, турок из Хайдерабада, потомок завоевателей Моголов, пришедших из Ферганской долины, а рядом с ним — молодой человек с наглыми глазами, — видимо, раджпут. Рядом с ними праздно разгуливает по улицам свирепого вида, крепкий, плечистый афганец. Поодаль — разбойник-белуджи, с бородой до пояса и парой сикхских кинжалов за кушаком.
Погрузившись в глубокую медитацию, неподвижной статуей сидит факир. Ему бросают монеты и складывают к его ногам различные подношения. Кружка для сбора денег была уже полна — никто не решился бы утащить оттуда хоть монетку, за исключением разве что мусульман. При этом в толпе просто кишели шайки индусов из низших каст — профессиональных воров и мошенников, которых называли здесь тхаги.
Эти тхаги, опасавшиеся разгневать святого человека, во всех остальных случаях грабили и воровали все, что попадалось им под руку, могли без зазрения совести отбирать у танцовщиц их незатейливые украшения или убивать других индусов из-за нескольких рупий.
И среди этой бурлящей толпы, ошарашенный позабытым многолюдством, бродил наш герой, охваченный любопытством и знакомящийся с достопримечательностями города.