Падение Хронополиса

Глава 7

— Очень трудно сказать, что это такое или на что эта похоже, — тихо ответил Этон. — Его действительно нельзя описать словами. Все слова в нашем языке придуманы для трехмерного мира.

— Но пережитое там осталось у вас в памяти? И помнится четко?

— Да, но воспоминания слабеют, они… они перерабатываются и начинают походить на картины обычного мира. Вроде картин на экране сканеров страта.

Адмирал Хайт глубоко вздохнул:

— Похоже на правду. Сканеры интерпретируют страт в терминах ощущений. Вполне можно ожидать, что мозговые банки памяти поступают так же.

«Оплот веры» держал курс на Хронополис, к Первому узлу, сопровождаемый «Заклятием». До сих пор Хайт был по горло занят сначала ремонтом, потом обсуждением обратного курса, на котором эскадра боевых кораблей Гегемонии класса «Большая башня» сопровождала «Оплот веры» до границы. Но как только у адмирала образовалось время для отдыха, он поспешил к себе, чтобы тщательно расспросить Этона о природе страта.

— Нет ничего, что имело бы единственную природу, — сказал Этон. — Все переходит во все, и все имеет миллиарды аспектов. Ничто не существует как объект, все есть поток и движение.

— Хм. — Хайт внимательно вслушивался в слова Этона, не сводя глаз с его лица, будто искал в глазах капитана отблеск того, что эти глаза видели.

Результаты эксперимента его несколько разочаровали. То, что рассказывал Этон., было достаточно ясно, но напоминало технические описания, похожие на выдержки из учебника. Они не передавали сущности пережитого.

И возвращение Этона к норме тоже было некоторым разочарованием. Хайт встал, потянулся, разминая затекшее тело, подошел к бару и налил себе чистого джина. Подумав секунду, он налил джина и Этому и подвинул стакан по столу.

— Кажется, я зря старался, — сказал он с мрачноватой улыбкой. — Я думал, что отход от внушенных вам психологических инструкций даст хотя бы интересные психологические отклонения. А вы нормальны, как отлаженный компьютер. — Адмирал допил джин одним глотком. — Наверное, в следующий раз надо будет попробовать обычного бандита, не приученного к умственной дисциплине.

У Этона тоже был вопрос к адмиралу.

— Адмирал, как вы думаете, требования Гегемонии отразятся как-нибудь на политике Империи?

На лице Этона было озабоченное выражение. Хайт поднял удивленные глаза:

— Не говорите глупостей, капитан. Воля Наместника — он.

— Но, сэр…

— Я бы не дал себе труда даже передавать эти жалкие просьбы, — раздраженно перебил Хайт, — если бы гегемонцы параллельно не выдали ценную информацию. Мне было приказано добыть искривитель времени или погибнуть. Но эта поразительная история насчёт его происхождения — она весьма и весьма меняет дело. Единственное, что остается предполагать, — это измену в высших эшелонах власти. История возникновения Гегемонии наверняка заинтересует Департамент Истории, хотя насчет продвижения Седьмого они наверняка сами думали. — Адмирал засмеялся громко и уверенно. — Видите, насколько непобедима Империя!

Неудивительно, что гегемонии в панике. У них нет шансов на победу!

— В таком случае не будет ли разумнее придержать выход армады и добиться наших целей более тонкими средствами?

— Это не положит конец провокациям Гегемонии, только даст ей время для новых пакостей. Кроме того, Церковь уже объявила, что армада выходит в священный крестовый поход. Церковь непогрешима, ее вердикты отменены быть не могут.

Этон понял неизбежность того, о чем говорил Хайт, и эта неизбежность подавляла.

— Я лично передам Наместнику весь разговор, — задумчиво произнес Хайт. — Но это мало что изменит. А вот то, что аборигены Гегемонии происходят от наших диссидентов, — это уже представляет интерес. Это создает возможность исключить Гегемонию из истории, выследив этих диссидентов до того, как они сбегут в будущее, — хотя там, где дело касается путешествий во времени, эффективность подобного образа действий не гарантируется. Но я не думаю, что этот вариант будет даже обсуждаться.

— Почему?

— Церковь стремится обращать души, а не уничтожать их. Цель нашей армады — спасение людей, а не их уничтожение.

Этон встал по стойке «смирно», понимая важность того, что собирался сказать.

— Я согласен с гегемонцами, сэр. Единственное, что сейчас важно, — положить конец войне. Мы движемся к обоюдной катастрофе.

Хайт, наливавший себе вторую порцию, поднял на Этона резкий взгляд:

— Вас это уже никак не касается, капитан. Вы забыли свою роль, и я вам ее напомню. Вы исполнили свой долг.

Он произнес ключевую фразу, снимающую запрет с внушенного желания смерти, и у Этона закружилась голова. Что-то бешено билось в сознании, желая выразить себя. Но Этон подавил этот порыв. Это была ментальная судорога, борьба. Потом спокойствие.

— Что произошло? — тихо спросил Хайт.

Этон закрыл глаза. Потом снова открыл.

— Вы не должны были позволять мне жить более часа. А я провел здесь три дня. Смертельная команда утратила силу.

— Команду, внедренную под гипнозом, забыть невозможно.

— Это была не команда, всего лишь внушение. Его сила связана с пребыванием в страте. А я вышел из страта три дня назад.

Хайт кивнул:

— Я предвидел, что подобное может случиться. — Хайт повертел стакан, и на лице его отразилось любопытство. — Вы знаете, иногда попавших в страт людей удавалось оттуда извлечь, но они уже никогда не могли оправиться. Есть, правда, случаи, исхода которых я не знаю — когда этих людей брала под опеку Церковь, и они проводили остаток жизни в ее монастырях. Бедняги.

— Сейчас я был в страте второй раз. Первый раз я видел его, когда погиб «Молот Империи».

— И вы думаете, что адаптировались к нему?

— Может быть, сэр.

Этон видел у Хайта растущую одержимость стратом, но самого его больше интересовала прежняя тема разговора.

— Сэр, мы должны сделать все, чтобы Наместник понял серьезность положения. Война должна быть остановлена.

— Мы должны? Разве вы не слышали, как я только что произнес вам смертный приговор? Или вы пытаетесь спасти свою шкуру?

— Я не пытаюсь спасти свою шкуру. Это ваши действия привели к тому, что обычная процедура… не удалась. Но я по-прежнему желаю подвергнуться казни, если вы исполните мое последнее желание.

Этон говорил ровным, но настойчивым голосом.

— И в чем оно состоит?

— Позвольте мне присутствовать на аудиенции у Наместника. Позвольте мне изложить дело гегемонцев так, как сделали бы они сами. Откровенно говоря, мне кажется, что вы этого не сделаете.

— Вы считаете, что буду вводить Наместника в заблуждение?

— Сэр, я уверен в том, что Империя в опасности, в смертельной опасности. Вы понимаете весь ужас хаоса, который может быть вызван искривителем времени — а ведь устройство было использовано только на малой мощности! — но ваша реакция — реакция воина: сражаться и разбить врага. Но если взглянуть со стороны, то действиям Гегемонии есть некоторые оправдания. Наша победа не стоит того напряжения, которому мы подвергаем структуру времени.

Хайт шагнул к Этону. Бешеные эмоции сменяли друг друга у него на лице.

— Ты хочешь продать нас врагу!

— Мы должны договориться с Гегемонией! Иначе Империя сама может погибнуть!

Адмирал замер и удивленно уставился на Этона:

— Ха! Так вы всерьез думаете, что Империя может быть повержена? Но ресурсы Империи неисчерпаемы! Все известные нам государства занимают не больше одного Узла во времени. У Империи их семь! Это означает в семь раз большую промышленную мощь и в семь раз больше людских ресурсов, чем у любого возможного противника. И сила наша все время растет. — Адмирал покачал головой. — Нет, Империю победить невозможно.

— Вы говорите об ортогональном времени. Но я видел страт, а вы — нет. Все, что мы имеем, может исчезнуть в мгновение ока.

— К букету ваших преступлений вы добавляете ересь, — отозвался Хайт с растущей злобой.

Этон с горечью понял безнадежность своих попыток и все же ответил хриплым голосом:

— В вашей передаче Наместник не получит ясного представления о намерениях гегемонцев.

Хайт зарычал, смерив Этона взглядом с головы до ног.

— Да кто вы такой, чтобы меня учить? — зарычал, оскалившись, Хайт. — Все ваши доводы — это просто уловки, чтобы спасти свою шкуру! Так вот, послушай, мальчик, есть такое слово — долг! Даже Наместник может делать дурацкие ошибки. Кто такой Филипп? Просто старый дурак. Но на чем держатся Иксианы, что сплотило вокруг них Империю? Это долг, идеал, состоящий в служении Империи. Ради этого идеала люди отдают жизнь. Идеал — это и есть главная сила Империи. А кто такой ты? Что ты можешь понимать в этой силе? — Голос Хайта поднялся до яростного рева. — Ты преступник, предатель и трус! Но ты имеешь дело со мной, с верным слугой Империи! Этон побледнел, но стоял прямо.

— До сих пор я не мог решить, что с вами делать. — Хайт взял себя в руки. — Теперь я понимаю, что все равно вас убью.

Этон отшатнулся. Его рука нырнула за отворот мундира и появилась обратно с лучевым пистолетом, найденным в кабинете Хайта.

— Я настроен решительно, адмирал. И не отступлю, по крайней мере до тех пор, пока поговорю с полковником Анамандером. Может быть, он со мной согласится.

— А может быть, и нет. Это не имеет никакого значения, но он не согласится, — ответил Хайт, презрительно глядя на пистолет.

Этон неуверенно наставил пистолет на Хайта:

— Держите руки так, чтобы я их видел, сэр.

— Мне пистолет не нужен. У меня есть другое оружие, приставленное точно к вашему сердцу: ваш собственный блуждающий нерв.

Этон изумленно раскрыл глаза.

— Очевидно, вы знаете не все, — объяснил Хайт. — Вы подавили импульс, побуждающий произнести ключевое слово, но совсем не обязательно, чтобы это слово произнесли именно вы. Необходимо лишь, чтобы его услышала ваша нервная система. А я, как лицо, принимающее курьера, знаю это слово.

Указательный палец Этона напрягся на спусковой кнопке лучевого пистолета, но Этон понял, что не сможет выстрелить в своего командира. Он отшатнулся еще на один шаг.

— Вом. — Слово упало с губ Хайта словно капля яда.

Реакция нервной системы Этона была молниеносной.

Клетки мозга срабатывали в ответ на сигнал одна за другой, рассылая приказ по сети приостановленной смерти. У Этона мелькнула мысль подавить этот импульс, погасить его, пока он не достиг блуждающего нерва, иногда называемого «нервом самоубийства» за его способность вызвать остановку сердца по приказу из мозга.

Сердце Этона конвульсивно дернулось и пропустило несколько ударов. Он зашатался, пистолет выскользнул из ослабевших пальцев. Сквозь туман Этой увидел глаза Хайта, следящие за ним наполовину с удовольствием, наполовину с отвращением.—

Внезапно все исчезло. На долю секунды, длившуюся вечно, он снова оказался в страте, снова пережил все его невероятности. Но на этот раз это погружение было менее неуправляемым, почти что выполненным по собственной воле.

Когда он почти в тот же миг вернулся в холл каюты Хайта, она снова предстала перед ним плоской, двумерной. Но на этот раз умственного затмения не было. Этой чувствовал себя молодым, сильным и всемогущим, словно единственный способный летать среди обреченных ползать.

Вом. Это слово стало безопасным. Страшный яд, который оно в себе несло, был вычеркнут из сознания.

— Что… сейчас что-то случилось или мне показалось? — прошептал Хайт. На мгновение ему почудилось, что вокруг Этона бушует аура почти невидимого пламени.

— Случилось. Ваше слово тоже на меня не действует. Я от него избавился.

Этой замолчал. Он еще не понял, что с ним произошло, или понял не до конца. Он только знал, что это было удивительно, невероятно — и в то же время логично.

— Адмирал, вы интересовались, почему законы требуют немедленной смерти курьера. Кажется, я могу ответить на ваш вопрос.

— Да? И почему же?

— Потому что курьер становится чем-то вроде бога.

— Бога, — презрительно усмехнулся Хайт. — Ну что ж, психологическое кондиционирование вы преодолели. Посмотрим, как вы справитесь с лучевым огнем.

Адмирал выхватил из поясной кобуры лучевой пистолет, намного мощнее той игрушки, которую бросил Этой. Нарочито медленно щелкнув предохранителем, Хайт направил дуло в грудь Этона.

У Этона был краткий миг для прощального слова.

— Адмирал, — выдохнул он, — я тоже верный слуга Империи.

Затем он будто вправду увидел устремившийся сквозь пространство плотный микроволновой луч, сопровождаемый тускло-красными волнами трассера.

И адмирал Хайт хрипло вскрикнул. Прямо на его глазах капитан Этон исчез из каюты. Он снова переместился в страт.

Падая в бесконечность потенциального времени, Этон думал, почему и как его нервная система спасла его. Что это было — инстинкт выживания, среагировавший на угрозу смерти? Или его подсознание, все еще каким-то извращенным образом подчиняясь самоубийственной команде, стремясь к этой смерти и предвкушая ее, перестаралось и выбросило его в страт?

Как тело приобрело такую способность, можно было только гадать. Возможно, дело в уникальном предыдущем опыте. Каким образом было проделано то, что в обычных условиях требовало сложного снаряжения и огромной энергии, Этон не знал. Одно было ясно совершенно точно: он отличается от других. Он стал человеком четырех измерений, способным по собственной воле перемещаться сквозь время.

И он уже не был беспомощной пушинкой, подвластной всем завихрениям страта. На этот раз он не лишился чувства обычного времени, свойственного мозгу от рождения, у него было собственное ортогональное поле, хоть и слабое. По этой причине мозг сохранил рациональность мысли. Органы чувств научились справляться со сверхъестественным содержанием страта, не вызывая короткого замыкания в сознании.

Раньше страт поглощал его, топил в себе. Вот почему сознание искало спасения в бесконечном повторении собственной жизни: это был единственный знакомый элемент среды. Этон мог бы при желании опять уйти в то же убежище, но не сделал этого, поскольку рассудок его не был оглушен, сознание не мутилось и страт выглядел совсем по-другому.

Огонь. Точнее всего —можно было описать его этим словом. Этон плыл в океане вечного пламени, полыхавшего из мириадов полусозданий, существующих лишь потенциально. Языки этого пламени бились и трепетали, извивались, вздувались, опадали.

Этон понимал, что это не страт в истинной реальности, но лишь интерпретация страта приспособившимися органами чувств. Повсюду играл и вился огонь; это было пятимерное море, непредставимое никаким иным образом.

Поворачиваясь в некотором направлении, Этон видел нечто, похожее на широкую свинцовую стену. На ней, как на огромной фреске, разыгрывались до удивления разнообразные и яркие сцены. То была поверхность страта, реальность сущего, ортогонального времени, из которого пришел сюда Этон. Настоящий, плотный мир. И Этон, если бы хотел, мог бы глядеть на этот мир и видеть, что в нем происходит.

Однако вместо этого Этон устремился в прошлое — та есть в прошлое в понятиях ортогонального времени — о ужасающей скоростью, исполняя миссию, которая лишь постепенно становилась ему ясна.

Но его ждало препятствие на пути. Внезапно впереди себя Этон увидел тень, чужеродную в этой среде. Как и он сам, тень двигалась в пузыре ортогонального времени, на была больше Этона. Намного больше.

Посторонившись, Этон узнал очертания: ступенчатое офисное здание, летящее высоким торцом вперед, на борту изящными серебряными буквами написано «Бьюик». Это был межузловой хронолайнер.

Этон пропустил бы лайнер мимо себя, но, очевидно, у того отдела нервной системы, который управляя недавно приобретенными возможностями, были собственные автономные реакции. Когда Этона коснулось ортогональное поле лайнера, он внезапно фазировался из страта и оказался в новой и неожиданной ситуации.

Он стоял в кают-компании хронолайнера в мундире капитана Хронофлота.

Нервно отпивая из бокала глоток за глотком, Инприсс Соре тревожно оглядывалась по сторонам, дергая головой, как испуганная птичка.

Она почти все время проводила здесь, в кают-компании, где всегда было людно и горел яркий свет. Инприсс совсем не спала, боясь оставаться в каюте из страха перед непрошеными гостями, и жила только на нервной энергии. В то же время она знала, что ей придется оставить эту привычку, достигнув Ривьеры, где она будет жить одиноко и незаметно, чтобы ее не нашли.

Испуганную девушку капитан Монд Этон приметил с первого же взгляда.

Разглядывая просторную кают-компанию и лица пассажиров, капитан обнаружил, что наряду со способностью по. собственной воле перемещаться сквозь время он приобрел еще один дар. Ясновидение. Все его чувства приобрели необычайную остроту; он мог мгновенно прочитать мысли или чувства любого человека, на которого падал его взгляд. Людские души стали для него открытой книгой.

Но и без всякого ясновидения состояние этой молодой женщины не было тайной. Этон узнал вид гонимой дичи. Только раз в жизни он видел на лице человека подобное выражение — с этим человеком, правда, он был едва знаком. Тогда он не понял, что это значит. Через некоторое время он узнал, —что его знакомый погиб, убит изощренным и причудливым способом, в котором был виден почерк секты травматиков.

С непринужденным видом Этон прошел к столику девушки и присел. К нему заторопился стюард. У Этона не было денег, и он взмахом руки отослал стюарда прочь.

— Где вы сели на корабль? — спросил он девушку. — Все хотел вас спросить, да не было случая.

Вопрос не должен был показаться девушке странным: хронолайнер делал остановки на каждом Узле, а сейчас, по прикидкам Этона, они должны были находиться где-то между Четвертым и Пятым узлами. Так что лайнер наверняка уже сделал два или три захода.

Но реакция девушки была совершенно неадекватной. Она инстинктивно отпрянула от Этона и сжалась. В ее глазах Этон прочел мысль; «Кто он? Что ему нужно? Он за мной следит?»

Она боится незнакомцев, понял Этон.

Заметив, что девушка боится отвечать, Этон не стал настаивать и дал ей возможность успокоиться, начав болтать о каких-то пустяках, тем временем осматривая кают-компанию и думая, кого же она так боится.

Он рассказывал смешные байки о службе в Хронофлоте, стараясь, чтобы разговор не требовал от девушки ответов. Через некоторое время Этон почувствовал, что глаза девушки перестали ощупывать его лицо и она слегка успокоилась. Если он угадал верно, то ей трудно вообще кому-нибудь доверять, но он надеялся, что сможет ее к себе расположить.

Для проверки своей догадки Этон рассказал, как обнаружил травматиков на борту своего корабля. У девушки перехватило дыхание. Этон понял, что она вся напряглась.

— Крайне неприятные люди, — сказал Этон. Девушка молча кивнула.

— Послушайте, — сказал он ласково, — мне кажется, что вам стоит поделиться со мной своими тревогами.

Девушка отвернулась:

— Меня ничего не тревожит. Почему вы так решили?

— Извините, но это заметно невооруженным глазом — для меня по крайней мере. Я такое уже видел. — Этон сделал паузу. — Это травматики?

Губы девушки задрожали. Она кивнула:

— Вы действительно это видели?

— Только раз. Тот человек был моим другом. Торопясь и путаясь в словах, Инприсс рассказала Этону все. О трех посещениях травматиков, о своих отчаянных попытках скрыться, затеряться. И о своем решении эмигрировать в другую провинцию Империи.

Этон увидел, что девушке стало легче, когда она выговорилась. И было видно, насколько она отчаялась, — вряд ли она могла вообразить, что разговаривать с незнакомцем безопасно. Наверное, мундир к себе располагает. Люди Хронофлота пользовались большим уважением. Мало кто знал, что хрононавты по какой-то извращенной причине весьма подвержены ереси травматиков.

— И сейчас вы надеетесь поселиться на Ривьере?

— Да. В Умбуле, наверное.

— А, Святой Город.

— Я думала, что, возможно, там… может быть…

— Понимаю.

Расчет девушки был прост. Она надеялась, что травматики обходят стороной Умбул — место рождения Хеватара, Церкви и фактически всей Хронотической Империи.

Этон хмуро опустил взгляд и переплел руки на коленях.

— Гражданка Соре, мне неприятно вам это говорить, но вы делаете все именно так, как хотят травматики. Это их игра, элемент их ритуала. Намеченную жертву не убивают сразу. Человека ловят, и в тот же момент он бежит — он думает, что ему повезло или что он сам сумел организовать побег. Его ловят опять и снова позволяют бежать, и так раз за разом. Смысл в том, чтобы жертва поняла ужас своего положения и знала, что за ней охотятся, — это приводит человека в нужное психологическое состояние. Так продолжается до тех пор, пока воля жертвы не будет сломлена окончательно, и тогда человек сам, по доброй воле, принимает участие в заключительном обряде.

Карие глаза Инприсс распахнулись, и в них была мольба.

— Значит, я не скрылась от них?

—Нет.

— О боже!

Инприсс судорожно поднесла руки к лицу, побледнела. Этон понял, что еще чуть-чуть — и она сломается. А тогда травматики не заставят себя долго ждать.

— Помогите! — всхлипнула она. — Кто-нибудь, помогите мне!

— Я помогу вам. Успокойтесь. Девушка впилась глазами в лицо Этона:

— Вы?

— Я ненавижу этих людей так же сильно, как и вы.

— И как же вы можете мне помочь?

— Еще не знаю, но помогу обязательно. — Этой прищурился, увидев человека, вошедшего в кают-компанию и вразвалку подошедшего к бару. Челюсти Этона сжались.

Это был сержант Квейл!

— Оставайтесь здесь и никуда не уходите, — бросил он Инприсс. — Я скоро вернусь.

Увидев перед собой своего бывшего капитана, сержант пораженно ахнул. Его лицо превратилось в карикатурную маску изумления — он был не в силах поверить своим глазам. Этой присел на соседний табурет.

— Какого черта вы тут делаете? Я думал…

— Вы думали, что я давно умер, на ваше счастье, — подсказал Этон. — Куда интереснее другой вопрос — какого черта здесь делаете вы?

— Я? А что… — Квейл издал тихий, истерический смешок. Этон заметил, что сержант одет в штатское. — Я в отпуске, капитан. В заслуженном отпуске и решил поразвлечься в круизе. Вы в курсе — меня наградили медалью? К награде представили всех, кто спасся с «Молота Империи». Кроме вас, конечно, — задумчиво добавил Квейл. Глотнув из своего стакана, сержант чуть не поперхнулся. — Вам что, отсрочили приговор, капитан? — спросил он дрогнувшим голосом. — Как вы здесь очутились?

— Достаточно того, что я здесь и вспомнил все, что произошло на борту «Молота Империи». — Этон с удовлетворением отметил, что лицо сержанта исказилось от мучительного ужаса, и спросил: — Сколько ваших дружков тут с вами?

— Дружков? У меня здесь нет друзей, сэр.

— Врете. Я знаю, кого вы тут выслеживаете.

Квейл невольно глянул на Инприсс Соре, которая беспокойно следила за ними из-за своего столика.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Может быть, Квейл действительно здесь один, подумал Этон. Вероятно, он просто следит за Инприсс. Остальные подключатся, когда хронолайнер прилетит в Умбул. Но желание сержанта увильнуть и что-то скрыть было настолько прозрачно, что верить ему нельзя было ни в чем.

— Вы собираетесь выдать меня, сэр? — тихо спросил Квейл, рассматривая ряды бутылок на полках

— Да.

— Тогда почему же вы не сделали это раньше? — Сержант повернулся, насмешливо скалясь. — Знаете, что я думаю, капитан? Я думаю, что вы сбежали. Не знаю, как вам это удалось, но уж если вы здесь, то, значит, как-то изловчились. Ваша депеша в Хронополисе вас заждалась, наверное, или я не прав? Не вы меня, а я вас выдам, капитан. Все равно против вашего слова будут показания восьми свидетелей.

Этон поднялся с табурета, подошел к Квейлу вплотную и быстро сунул руку за отворот его куртки. Его ожидания оправдались — во внутреннем кармане лежал миниатюрный лучевой пистолет, умещающийся в ладони. Этон переложил лучемет себе в карман. Никто из присутствующих ничего не заметил.

— Пойдемте, Квейл, разыщем службу безопасности.

Квейл было уперся, но настойчивый тычок от Этона заставил его неохотно двинуться вперед.

Хотя Этон знал расположение помещений на гражданском судне лишь в общих чертах, найти службу безопасности не составило труда. Квейл не делал попыток бежать или нападать, и Этон подумал, что в словах травматика был смысл. В Хронополисе рассказ капитана вызвал бы мало доверия. Но это и не важно. Так или иначе, а он спасет Инприсс Соре от преследования сектантов.

В офисе службы безопасности сидел длиннолицый мужчина средних лет в синей форме «Бьюика». Этон подтолкнул сержанта вперед.

— Господин сотрудник, — объявил Этон, — я капитан Третьего Хронофлота Монд Этон. Этот человек — мой подчиненный, сержант Квейл, которого я прошу вас поместить под строгий арест. Он преступник, лжесвидетель и еретик, член секты травматиков, и сейчас преследует одну из ваших пассажирок, намереваясь убить ее.

Сотрудник службы безопасности поглядел на Этона, потом на сержанта, и лицо его было невозмутимо. Однако под маской невозмутимости Этом увидел чувства, вызвавшие у него тревогу: сотрудник знал Квейла и был испуган поворотом событий.

— Обвинения серьезные, — сказал сотрудник. — Подождите секунду, я вызову своих людей.

Он нажал кнопку. Почти сразу у дверей появились два охранника. Заподозрив неладное, Этой обернулся.

— У него мой лучемет, — быстро сказал Квейл.

Сильный разряд ужалил Этона в шею, онемение охватило плечи и руки. Лучевой пистолет выпал из безжизненных 'пальцев и со стуком упал на пол — правая рука Этона повисла вдоль туловища безвольной плетью. Этой неуклюже повернулся к сотруднику и увидел, что у него в руке парализатор.

Дверь захлопнулась. Все четверо столпились возле Этона, втолкнув его внутрь.

— Что, черт подери, происходит? — прорычал в лицо Квейлу сотрудник.

— Он про меня знает, — угрюмо сказал Квейл. — Мы думали, он мертв; думали, этот вопрос решили еще в Хронополисе. Могучий Хулму, я чуть не упал, когда сейчас увидел его в кают-компании.

— Женщина знает о тебе?

— Не знаю.

— На всякий случай держись от нее подальше. Нельзя, чтобы это дошло до капитана.

Этон попытался вырваться, лягаясь ногами и толкаясь корпусом. Но до двери он добраться не успел: на него навалились все четверо и оттащили в угол, где он затих, задыхаясь от бессильной ярости.

Квейл нагло засмеялся ему в лицо:

— Культ Хулму живет не только в Хронофлоте, капитан. Мы, травматики, интенсивно пользуемся межузловыми линиями.

— Что с ним делать? — спросил сотрудник.

— Может, его можно использовать? — подал нежный голос один из охранников, рассматривая Этона с выражением, совершенно неподходящим к грубым чертам сурового мужчины.

— Не будь дураком, он же не указан.

— С ним проблем не будет, — жизнерадостно сказал Квейл. — Когда-то он был капитаном, но сейчас он просто осужденный преступник, должен был стать курьером, но сбежал. Никто не спросит, куда он девался.

— Отлично. Выбросим его в мусоропровод.

Квейл хихикнул, рассматривая Этона с нескрываемой злобой.

— Мне жаль, что так все вышло, капитан, говорю вам как хрононавт хрононавту. Сами видите, как получается — или вы, или я. — Сержант оглянулся на сотрудника службы безопасности. — Только мне не хотелось бы своими руками. Все-таки мой бывший командир, сами понимаете.

— Ты предатель, — выдохнул Этон. — Ты хуже любого отребья, Квейл.

— Вот это вы зря, капитан. — Квейл принял обиженный вид. — Я честный хрононавт. Религия — одно дело, а Хронофлот — другое. И как только кончится мой отпуск, я отправлюсь в поход с армадой Его Всевремеиного Величества!

Один из охранников выглянул и убедился, что коридор пуст. Сотрудник всадил Этону второй разряд парализатора, чтобы с ним было меньше возни. Потом Этона вытащили в коридор.

Охранник распахнул окрашенную серой краской дверь, и пленника потащили по узким служебным проходам, где не было ненужных глаз пассажиров и команды. Этон знал, что сейчас попытки сопротивления бесполезны, и потому выжидал момент. Его вывели к внешней обшивке корабля, в помещение, заставленное картонными коробками и мешками с мусором.

Из стены торчала тумба мусоропровода с задраенной крышкой и несколькими стальными рычагами. Охранники крепко прижали руки Этона к бокам.

— Как-то ты пытался отправить меня в страт, капитан, — пробормотал Квейл. — Теперь моя очередь.

Этон слабо отбивался. Сотрудник службы безопасности потянул за рычаг, и люк открылся. Этона оторвали от пола и вставили в вонючий цилиндр. Крышка закрылась. На миг Этон оказался в темноте; ноги его упирались в какое-то препятствие.

Потом оно отодвинулось. Послышались щелчки, скрежет, на Этона опустился поршень, выдавливающий мусор наружу. Его вытолкнуло на скорости за пределы лайнера, за пределы ортогонального поля, обратно в страт.

Вокруг бушевало пламя неземного огня. Оглянувшись, Этон увидел хронолайнер, быстро уходящий в будущее — в положительном направлении, на жаргоне хрононавтов.

Судьба любого другого человека, попавшего в страт, была бы предрешена. Он бы все глубже и глубже утопал в чистой потенциальности, в Пучине Погибших Душ. Если бы Этон, когда был курьером, пролетел мимо цели, та же судьба постигла бы и его, как только кончилась бы инерция.

Но теперь ему было нечего бояться такого ужасного конца — если это можно назвать концом. Он умел перемещаться внутри страта в любую сторону простым усилием воли.

Первым побуждением Этона было вернуться на хронолайнер и спасти несчастную жертву травматиков, Инприсс Соре. Но когда он бросился вдогонку за кораблем, верх взяло другое, более глубокое побуждение, и Этон, набирая скорость, устремился в отрицательном направлении — в прошлое и к Хронополису. Его появление внутри хронолайнера было, как теперь казалось, лишь случайной остановкой в пути.

Потому что постепенно Этону становилось ясно, что судьбой его управляют не осознанные желания, а глубинные подсознательные побуждения. В критический момент его подсознание само открыло способ перемещения во времени. Теперь же оно гнало его со скоростью выпущенного из силовой пушки курьера выполнять новую миссию — спасать Империю!

Сбоку переливалась свинцовая стена ортогонального времени. Этон знал, что мог бы выйти в этот мир, где захочет, выбрав любое из миллиардов мест и эпизодов на бесконечном экране.

Но он летел дальше. Подгоняемый внутренним голосом, он держал в уме определенное место назначения.

Хронополис. Узел Первый. Дворец Императора.

Казалось, что времени прошло много, но наконец показались величественные изображения административного центра Империи. Этон подлетел к стене ортогонального времени, и она выросла у него на глазах, как экран голографического кинотеатра, И он вышел в актуальное, ортогональное время.