Падение Хронополиса

Глава 2

Первый узел: Хронололис, столица Хронотической Империи, резиденция Его Всевременного Величества, Наместника Императора Филиппа Иксианринского и местоположение хранилища имперской мудрости — самого Императора.

Хронополис густо застроен зданиями и широк. В утреннем свете (лучи восходящего солнца особенно выгодно подчеркивали всю роскошь и великолепие главного города Империи) его башни, мосты-арки и минареты сверкали и горели, отбрасывая от себя длинные, резко очерченные тени, падающие на здания пониже — обиталища многоязычного населения города: на кварталы Хевениан, отличавшиеся обилием аркад; на более строгие улицы Берек, и другие. Люди всех стран и всех периодов Хронотической Империи стремились в Хронополис.

Неописуемых размеров и сложной постройки дворец располагался в центре города, что было отличным решением как с практической, так и с эстетической точек зрения. Подобно пауку, сидящему в центре своей паутины, дворец распространял свои волоконца-щупальца во все стороны Хронополиса, и было почти невозможно сказать, где кончается он, а где начинается город. Это смешение имело и функциональный, и эмоциональный смысл: дворец постепенно проникал в. город в виде правительственных институтов, военных учреждений и церковных организаций — трех столпов любого строя. Резиденция его преосвященства архикардинала Ремуара также находилась на территории дворца, благодаря чему все бразды правления, политические и духовные, оказывались в руках Его Всевременного Величества. С верхних этажей дворца, откуда открывался великолепный вид на кварталы города, можно было видеть на западных его окраинах мощную верфь кораблей времени, работа в которой в последнее время кипела и днем и ночью.

В день имдара пятого месяца двести четвертого года (по летосчислению, ведущемуся от находящегося в прошлом временного буфера, известного также под названием «Барьер» — нулевой точки хронологии Империи) число событий и действий, происходящих, происшедших и готовящихся произойти во дворце, было слишком большим, чтобы перечислить их все. В залах, кабинетах, салонах и часовнях дворца кипела повседневная работа тысячелетней Империи, и члены династии Иксианов, имеющие во дворце резиденцию, могли, если желали, следить за этой работой. Так обычно и бывало — кроме священных дней празднеств.

Среди дел государственных не последним по важности было и обучение будущих правителей Империи. Во внутренних покоях дворца брат Мундан, один из дюжины назначенных преподавателей, с трудом преодолевая недисциплинированность слушателей, преподавал традиции династии юным Иксианам, среди которых были и очень близкие родственники самого наместника.

Даже коричневой сутаны брата Мундана и его глубокого капюшона, даже всего величия стоящей за ним Церкви (а Церковь, разумеется, держала все образование в своих руках) было не вполне достаточно, чтобы преодолеть развязность этих юношей, ставящих себя выше любой нормы, в том числе и в делах религии. По счастью, в качестве основного метода преподавания Церковь рекомендовала повторение, и оно в конечном счете не оставляло ученикам другого выхода, как подчиниться. Например, тему сегодняшнего урока «Образование Империи» — сложную смесь истории, абстрактной физики и религиозных догматов — иным методом им вдолбить было просто невозможно. Сегодня этот урок повторялся уже двенадцатый раз.

— Чему, — хорошо поставленным голосом спросил брат Мундан, — мы обязаны существованием Империи?

После секундной паузы с места поднялся принц Кир, племянник наместника:

— Вмешательству Бога, брат.

Мундан кивнул:

— Правильно, ваше высочество. Когда-то давным-давно время беспрепятственно тянулось из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, подверженное разве что медленным изменениям, берущим начало от естественных колебаний темпорального субстрата или временных бурь. Не было ни Империи, ни истинной религии. Религия своего рода существовала, но это было суеверие, вроде тех, которых держатся язычники будущего. Потом Бог поступком своим искупил грехи человечества. В месте, которое сейчас носит название «Шестой узел», в городе Умбуле, столице провинции, в настоящее время называющейся Почитание, Бог выбрал своим посланцем Святого Хеватара, ученого, работавшего в лаборатории правящей семьи Иксианов — вашей семьи, ваши высочества.

Взгляд брата Мундана остановился на молоденькой особе, которая больше интересовалась не тем, что говорил учитель, а тем, что шептала ей соседка.

— Принцесса Нулеа, какие три вещи открыл Бог Святому Хеватару?

Девушка испуганно вскочила на ноги. Уставившись сияющими глазами на отца Мундана, она повторила нараспев то, что давно уже выучила наизусть:

— Первое: изменчивость времени, брат Мундан. Второе: средства передвижения во времени. Третье: природа души.

— Благодарю вас, ответ верный. Устами Своего посланца Бог донес до нас, что время может быть изменено. Он научил нас, как перемещаться во времени. И поведал нам, что основное свойство души — ее вечное существование.

Он постучал указкой по кафедре, привлекая внимание.

— Первая из этих истин говорит нам о выполнимости миссии Церкви. Вторая истина свидетельствует о средствах, коими эта миссия может быть выполнена. А третья — почему эта миссия должна быть выполнена.

В голосе брата Мундана зазвучал настойчивый вопрос:

— Так почему же Церковь должна исполнять эту миссию под знаменем и защитой Хронотической Империи? — Темные глаза брата Мундана сверкнули. Этот момент урока зажигал пламя в его собственной груди.

И снова самым сообразительным из учеников оказался принц Кир.

— Потому что время не умирает, брат Мундан. Потому что душа не может покинуть тело.

— Правильно, ваше высочество, именно так, — сказал брат Мундан, чуть нахмурившись. До самых тупых из присутствующих смысл этого ответа вряд ли дошел. — Цель Церкви — донести истинную веру до всех людей — в прошлом, настоящем и будущем, — дабы установить Царствие Божие на Земле. Мы умираем, но продолжаем существовать в прошлом, ибо прошлое не исчезает. Церковь ставит своей целью изменить нашу прошлую жизнь и внести в наши души Бога.

Рассмотрим по очереди все три истины, преподанные нам Святым Хеватаром. Первое: время изменчиво. Это просто означает, что прошлое можно изменить, поскольку в абсолютном смысле нет прошлого, как нет неповторимого настоящего. Ортогональное время есть всего лишь поверхность бездонного океана потенциального времени, или темпорального субстрата: скрытых измерений вечности, внутри которых находится все сущее, не подверженное переменам от прошлого к будущему. До возникновения Империи прошлое могло меняться без воли или ведома человека, в результате ли временных бурь или естественных мутаций, подобно тому как может менять направление ветер. Теперь же, по милости Божьей, прошлое и будущее подвластны нам и могут быть изменены осознанным вмешательством.

Для такого вмешательства было два инструмента: Департамент Истории, который изменял и реструктурировал историю воздействием на ключевые события, и Хронофлоты Империи — последнее средство исполнения имперской воли. Брат Мундан считал такое положение вещей полностью и единственно правильным.

Он перешел ко второй Истине Господней, написав на доске несколько уравнений.

— Эти уравнения описывают перемещение массы сквозь время. На уроках физики вас с ними уже знакомили, поэтому сейчас основное внимание мы уделим структуре ортогонального времени — краеугольному камню стабильности Империи.

Собственно время имеет волновую структуру. Узлы волн времени движутся друг за другом с интервалом примерно в сто семьдесят лет, и особенно они важны для путешественников во времени, поскольку представляют собой «остановочные пункты» — точки покоя в напряженном энергетическом поле времени. Повторяю, что это представляет интерес лишь для путешествий во времени, поскольку переданная с одного узла на другой материя может оставаться там без дополнительных затрат энергии. В противоположность этому материя, перемешенная из узла в любую другую точку или из такой точки в узел, без постоянной затраты энергии находиться там не может. Для этого нужен известный вам прибор ортофазер. Вот почему все хронотические взаимодействия осуществляются между узлами. Семь узлов, накрытых Империей, образуют семь ее континентов, или провинций, а промежуточные периоды можно считать тылами, которыми Империя также благоволит править, но где редко показывается корабль времени, разве что для подавления восстаний или по распоряжению Департамента Истории.

— А зачем нужны узлы, брат Мундан? — с серьезным видом осведомился принц Кир.

Мундан снова нахмурился.

— Можем считать их проявлением мудрости Божьей, ваше высочество, хотя с технической точки зрения дело, в волновой структуре времени. Узлы дают Империи абсолютный стандарт измерения времени — поскольку движение узлов абсолютно, а не относительно. Нам выпало счастье жить в Первом узле. Сегодня, к примеру, день имдара пятого месяца, а завтра будет день юноны пятого месяца. Когда наступит завтра, мы можем вернуться на машине времени в сегодняшний день, в имдара, — но Первый узел отсюда уже уйдет. Он окажется в юноне. Империя в своих действиях пользуется узловым временем, а не историческим. Часы всех флотов отмеряют узловое время.

Подумайте, какой бы воцарился хаос в Империи, обладающей тайной путешествия во времени, имей само время однородную, а не узловую структуру. Вот самый простой случай: человек может попасть в завтра и встретить там самого себя. Ведь от парадоксов и противоречий, порожденных этой встречей, рухнет любой порядок! Вероятно, само бы время сломалось и утонуло в субстрате. Вот почему Бог в милосердной мудрости Своей сотворил вселенную так, чтобы расстояние между соседними узлами было больше продолжительности жизни человека, дабы он не встретил самого себя. Также для того, чтобы избегнуть вредного накопления парадоксов, запрещено выходить в межузловое время иначе как по повелению Наместника.

— А принц Нарцисс так не думает! — хихикнула принцесса Нулеа.

— Молчите! — Лицо брата Мундана побагровело от гнева. Он отлично знал, что некоторые члены императорского семейства не считают себя связанными законами, обязательными для всех остальных людей. Но позволить в своем присутствии упоминать об извращенном пороке принца Нарцисса брат Мундан не мог.

Принцесса Нулеа опустила глаза.

— Простите, брат Мундан, — пробормотала она, слегка улыбаясь.

— У меня есть вопрос, брат Мундан, — разрядил ситуацию еще один молодой принц. — Что случится, если корабль времени выйдет в ортогональное время между узлами, а все его ортофазеры окажутся сломанными или у него иссякнет энергия?

Брату Мундану уже задавали этот вопрос, в этом же самом классе. Он был убежден, что эту тему поднимают снова только потому, что она приводит его в состояние заметного беспокойства.

— В этом случае, — начал он свой ответ, стараясь заставить голос звучать спокойно, — корабль останется в фазе очень недолго. Он автоматически отстроится от фазы и вместе со всеми душами на его борту утонет в субстрате.

Брат Мундан отвернулся — и чтобы скрыть лицо, и чтобы написать некоторые следствия из уравнения массы и энергии. Эти следствия описывали систему узлов, связанную с направленным вперед импульсом времени.

Восстановив надлежащее выражение лица, учитель вновь повернулся к классу.

— Теперь мы переходим к вопросу о душе, — проговорил он негромко. — Если бы Империя утратила религию, она могла бы существовать и на двух первых истинах, хотя это уже была бы не та Империя, которую мы знаем. Знание о душе есть духовная основа Империи, получившая свое выражение в Святой Церкви.

С тем чтобы подчеркнуть серьезность вопроса, брат Мундан сделал паузу, почти ожидая дальнейшего испытания себя на прочность со стороны своих учеников. Однако все молча ожидали продолжения. Молодые люди знали, что в этом вопросе он фанатик. Любые шуточки по поводу существования души были бы немедленно сообщены архикардиналу Ремуару.

— До откровений Святого Хеватара атеисты могли утверждать, что души вообще не бывает. Но после первых же демонстрационных полетов сквозь время существование души стало неоспоримым.

Почему? Да потому, что путешествие сквозь время доказало: прошлое не исчезает после того, как наше сознание покидает его; прошлое продолжает существовать. Отсюда возникает вопрос: а как же само сознание? Продолжает ли оно существовать в прошлом, хотя мы парадоксальным образом и не осознаем это? И что случается с сознанием в момент смерти? Угаснуть оно не может — потому что в противном случае прошлое исчезало бы тоже.

Ответ на эту загадку может быть только один, и этот ответ следующий: душа ощущает себя импульсом, скользящим по времени от момента зачатия до момента смерти. После смерти человека душа перемещается сквозь время обратно к моменту зачатия и проживает ту же самую жизнь снова. Этот процесс повторяется бесконечно; таким образом и живет прошлое человека.

Это предложение доказывает существование души.

Отсюда следует, например, также и то, что бесконечное число раз в прошлом вы уже сидели в этом классе, слушая мою лекцию, и будете так же сидеть бесконечное число раз в будущем.

Брат Мундан подчеркнуто осторожно и почтительно раскрыл книгу Священного Писания и начал читать оттуда отрывок, написанный не кем-нибудь, а самим Святым Хеватаром:

— «Есть тело, и есть душа. Тело принадлежит ортогональному времени. Душа же — сущность незримая — вечна; но не преступит она назначенный ей период. Встретившись с концом этого рубежа, душа возвращается обратно к его началу и повторяет всю жизнь снова. Так душа использует данное ей Богом умение проходить сквозь время».

«Тогда почему душа не помнит прожитые ранее жизни? Причина этого кроется в травме смерти, коя стирает все воспоминания души…»

Иллюсу Тону Мейру, Главному Архивариусу Империи, иногда начинало казаться, что Ахрональный Архив, которым он руководит, живет своей собственной жизнью, отделившись от остальной Вселенной. Многие сотрудники Архива переставали выходить во внешний мир. Мейру были понятны их чувства: люди, чья работа состоит в каталогизации изменений времени, подвержены ощущению непрочности внешнего мира. Убежище от хронотической нестабильности можно было найти только здесь, в глубине подземного Архива, в его подвалах и бункерах.

Ахрональный Архив можно было бы назвать реестром вычеркнутого времени. Как только какое-то событие оказывалось измененным — будь то по естественной причине, или по приказу Департамента Истории, или в результате военных действий, — последствия этого мгновенно распространялись вниз и вверх по исторической шкале, внося полные коррективы во всех направлениях. И лишь существование Архива позволяло регистрировать эти изменения. Защищенные мощными временными буферами, подвалы Архива были непроницаемыми для мощных вибраций глобальных перемен, эхом проносящихся сквозь страт. Благодаря этому полная летопись всех реальностей Империи сохранялась в неприкосновенности и могла быть в любой момент сопоставлена с текущей реальностью.

Это была летопись призраков. Миллионы людей, целые города, народы и культуры, которые в текущей реальности никогда не существовали, оставались в компьютерах Архива. Изучение этих исчезнувших обществ было невероятно увлекательно, но разрешалось только служащим Архива. Эта информация была закрытой для всех, даже для ведущих университетов — существовала теория, утверждавшая, что знания такого рода способны ослабить ткань времени, а кроме того, могут поколебать перманентность Империи.

Иногда Мейру самому хотелось бы не знать того, что он должен был знать.

В могильном полумраке Подвала 5 приглушенное гудение компьютеров казалось зловещим. Мигающие строки индикаторов будто складывались в издевательские фразы, предвещающие мрачную судьбу.

Оператор с хмурым лицом протянул Мейру толстую пачку распечаток:

— Результаты проверены дважды, сэр. Сомнений больше нет — мы уверены в каждой строчке.

Это были результаты так называемой «Переписи несоответствий». Отдел Текущего Состояния Архива непрерывно сравнивал свои данные с данными точно такого же информационного банка на поверхности — не защищенного буферами времени. Если возникало несовпадение, немедленно выполнялась «Перепись несоответствий», и все изменения, произведенные без ведома и согласия Империи, заносились на карту.

Мельком взглянув на пачку листков, Мейр передал ее обратно оператору.

— Мне придется известить Наместника, — сказал он с Тяжелым вздохом.

Это означало, что он должен будет нанести визит во дворец — перспектива, не вызывавшая у него восторга.

Не далее как сегодня утром Мейр уже получил косвенное подтверждение, будто чтобы усилить удар. Эскадра Третьего Хронофлота вернулась в столицу, понеся большие потери в последней стычке с неприятелем. Третий Хронофлот был практически разбит и вынужден отступить, и Мейр готов был ручаться, что сейчас он имеет дело с последствиями этой битвы. Гирреад, огромный город в Пятом узле бывший довольно крупным и важным населенным пунктом уже в узле Четвертом), исчез из истории, и все души его обитателей (как гласила теория) растворились в безликой безбрежности страта, словно капли дождя в океане.

Но их хотя бы не постигла судьба хрононавтов с погибших кораблей, ушедших в Пучину в полном сознании.

Не сказав больше ни слова, главный архивариус вышел через двойную дверь в длинный низкий коридор. Из всех комнат доносился монотонный приглушенный гул. Один раз навстречу Мейру попался другой архивариус, в точно таком же белом халате, пробормотавший на ходу невнятное приветствие. Мейр постарался не встречаться взглядом с коллегой — он знал, что увидит на этом лице тревогу, которую последнее время все чаще наблюдал у своих людей. Его начинала беспокоить мысль, куда может завести усиливающийся в архивах культ безнадежного изоляционизма.

Заглянув ненадолго к себе, архивариус сбросил белый халат и поднялся на лифте на сто футов вверх, к поверхности.

Выйдя сквозь парадные двери из полумрака наземного здания, он зажмурился от яркого солнца, и у него чуть закружилась голова. Мейр сел в ожидающий автомобиль с эмблемами Архива и приказал шоферу везти себя во дворец.

Машина покатилась через панорамы и шум Хронополиса. Все вокруг казалось чуточку нереальным. Неужели это действительно существует? Можно ли сказать, будто нечто, подверженное исчезновению из времени, имеет материальную сущность? Ощущение сна, нереальности, которому подвержены все сотрудники Ахронального Архива, овладело Мейром, и ему захотелось оказаться в привычном тихом и прохладном подвале

Решив глотнуть свежего воздуха, архивариус опустил стекло, но в кабину тут же ворвался низкий мощный гул, никогда не смолкающий в этой части города. Взглянув вверх, Мейр увидел в небе колеблющуюся пелену дыма. И гул, и дым исходили от раскинувшейся в нескольких милях отсюда верфи, где заканчивалась постройка огромной армады, предназначенной для завоевания Гегемонии.

Раздраженно поморщившись, архивариус поднял стекло.

Авто неторопливо въехало в просторную арку-вход многобашенного императорского дворца. В приемной Мейра встретил адмирал Треварм, один из приближенных советников и помощников Наместника.

Архивариус спокойным голосом доложил новости. Треварм выслушал его, уставив глаза в пол, потом кивнул:

— Мы уже знаем об этом. Во дворце находится адмирал Хайт. Третий Хронофлот, которым он командует, вернулся сегодня утром после битвы с гегемонскими рейдерами, которые это сделали. — Треварм помолчал. — Насколько распространились изменения? Вы уже составили карту?

— Карта готова, адмирал. Выпадение покрывает все, что касается основания и существования города, носившего название Гирреад. Замены не существует.

— Нет альтернативного города?

— Нет.

Треварм вздохнул:

— Человеческому уму трудно это постигнуть. Вы приходите ко мне и говорите, что был когда-то город, называвшийся Гирреад, о котором я никогда не слышал, и я должен вам верить.

— Прежде чем Гирреад исчез, вы слышали о нем, — ответил Мейр, сам чувствуя, насколько слова бессильны описать таинственные движения времени. — Не далее чем месяц назад вы и я разговаривали с его правителем… или, скажем… я разговаривал с ним.

— Я не помню этого.

— Естественно. Этого никогда не было. Наша встреч» исчезла вместе с городом, вместе с его правителем.

«И все же вот я стою здесь, и я разговаривал с правителем Керребадом, и я об этом помню», — мелькнула у Мейра ненужная мысль.

Он заставил себя вернуться к более практическим вопросам.

— Наместник уже в курсе? — спросил он. Треварм отрицательно покачал головой:

— Еще нет. Но далее откладывать невозможно. — Адмирал встал. — Я бы предпочел, чтобы доложили об этом вы. Разговор адмирала Хайта с его величеством будет достаточно неприятен и без того, чтобы адмирал приносил такие новости.

Мейр, молчаливо согласясь, проследовал за адмиралом в роскошные глубины дворца. Они прошли через залы, где принимались решения, через залы приемов и развлечений, где особы императорской фамилии и их гости предавались разнообразным дорогим увеселениям. Наконец они достигли внутренних покоев. Мейр остался ждать, а Треварм исчез на несколько минут, после чего их пригласили войти.

Стены маленького зала, почти комнаты, были обшиты темными дубовыми панелями со сложной, привлекающей глаз резьбой Его величество, Наместник Императора Филипп Иксиан I сидел во главе блестящего полированного стола из красного дерева.

Внешность Наместника не производила особого впечатления: усталый сгорбленный старик. В его глазах застыла апатия, порожденная болезнью или слишком долгой напряженной работой. Единственной отличительной чертой серого лица была короткая острая бородка, давно начавшая редеть. Одеяние Наместника было скромным, неброским и совсем не царственным, под стать комнате: рубашка и просторные штаны-, вылинявшие и засалившиеся от долгой носки.

Представ перед Наместником, архивариус и адмирал Треварм поклонились. Трудно было не заметить, что правая рука царственной особы трясется крупной дрожью. Мейр знал, что у Наместника паркинсонизм — недуг, вызванный дегенеративными изменениями нервного узла в основании мозга. Эта болезнь была неизлечима и с возрастом усилилась.

Чуть повернувшись, вошедшие отвесили еще один поклон, менее глубокий, второй присутствующей в зале особе, как тень маячащей в углу. В отличие от его величества архикардинал Ремуар всегда носил самые роскошные из полагающихся ему по сану одежд. Длинная до пят сутана Ремуара была отделана багряным мехом и украшена броским золотым шитьем и аппликациями из шелков различных оттенков. Изогнутые золотые фигуры змеились по тиаре, венчающей голову духовного лица, переплетаясь там с символами Церкви.

Не сделав и шага навстречу вошедшим, архикардинал ответил им небрежным благословением.

— И о чем же эта дурная весть, о которой я был предупрежден? — сухо спросил Наместник.

Кратко и осмотрительно Мейр изложил Филиппу Иксиану факты. Лицо старика потемнело, на нем мелькнуло задумчивое недоумение.

Мейру было это знакомо. Он подмечал подобное выражение каждый раз, когда рассказывал кому-то о вычеркнутых из цепочки истории событиях. Помимо собственной воли, его собеседники пытались вспомнить то, о чем он говорил, отлично понимая, что подобное невозможно.

Выражение задумчивости, а потом озадаченности на лице Наместника Императора сменилось безмолвной яростью — он понял, что безбожный враг преуспел во многом, добравшись даже до его памяти.

— Это плохая новость, — проговорил он, запинаясь. — Очень плохая.

Архикардинал Ремуар молча сделал шаг вперед. Из просторного рукава его поблескивающей сутаны выскользнула тонкая рука и успокоительно сжала плечо Наместника. Филипп накрыл руку кардинала своей.

— Ваше величество соблаговолит вспомнить, — продолжал тем временем Мейр, — что это уже второе подобное нападение. Первую атаку Гегемонии нельзя было назвать полностью успешной, поскольку враг сумел лишь изменить историю прибрежного города Марсель, и то незначительно. Но это последнее нападение решительно является катастрофой. Мы не можем не признать, что неприятель усовершенствовал свое новое оружие.

— Да! Конечно — искривитель времени! — Лицо Наместника Императора исказилось от едва сдерживаемого гнева. — Почему у Гегемонии есть подобное оружие и почему его нет у нас? — Правая рука старика затряслась еще сильнее, как бывало всегда в минуты сильного волнения.

Наличие искривителя времени в руках врагов Империи действительно было страшно. Когда Департамент Истории принимал решения об изменении какого-либо аспекта истории, то месяцы, а иногда и годы уходили, чтобы вычленить ключевые события или комбинации событий, воздействие на которые могло дать ожидаемый результат. Работа При этом проводилась огромная, требующая участия тысяч людей.

А искривитель, очевидно, может менять историю путем простого воздействия какой-то энергии на темпоральный субстрат. Угроза, нависшая над Империей, была реальной и устрашающей.

— Бог испытывает нас, — мягко проговорил архикардинал Ремуар.

— Вы, как всегда, правы, мой друг. — Казалось, Наместник черпает храбрость во всем, что говорит Ремуар.

Да простит его Бог за такие мысли, но Мейр никак не мог назвать влияние кардинала на Наместника благотворным.

— Безбожники будут уничтожены, как только выступит моя Непобедимая Армада, — добавил Наместник, коротко взглянув на архикардинала. — Гегемония покорится Империи. Искривитель будет наш.

— Ваше величество, — неуверенно подал голос Мейр, — оружие столь эффективное, как искривитель времени, необходимо принимать в расчет. Если кораблю с искривителем на борту удастся проникнуть на историческую территорию, от него практически не будет защиты. Я возьму на себя смелость сказать, что искривитель способен уничтожить саму Империю.

— Архивариус Мейр! — взвился Ремуар, внезапно засверкав глазами. — Думайте, что говорите!

— Я сказал только, что это оружие способно уничтожить Империю, — пытаясь защититься, возразил Мейр. — Но я не говорил, что такое обязательно должно случиться.

Решись архивариус сказать о таком прямо, он бы не избежал серьезных неприятностей. Две Вещи, Которые Бог Не Сделает Никогда, были такой же важной частью религиозных догматов Церкви, как и Три Откровения Святого Хеватара. Две Вещи, Которые Бог Не Сделает Никогда, заключались в том, что, дав людям однажды, Он никогда уже не заберет обратно тайну перемещений во времени, и, способствовав возникновению Хронотической Империи, Он никогда уже не позволит ей пасть.

Вести дискуссии на такие темы с главой Церкви было опасно. Но Мейр, которому ясное видение другой опасности, грозящей всему человечеству, придало сил, решил не отступать.

— Ваше величество, ваше преосвященство, все, что я хотел сказать, это следующее: Бог обещал, что Империя не падет и не исчезнет из истории, но Он совсем не обещал, что на пути ее не встретятся трудности или что ее армия не будет разбита. Ваше преосвященство нам подтвердит, — архивариус поклонился в сторону архикардинала, — что из догмата о свободе воли следует и такой вывод: даже миссия, вдохновленная Церковью, может потерпеть неудачу. Здесь Бог предоставил нам возможность решать, а мы способны ошибаться.

Мейр облизал губы и поспешно продолжил:

— Как главный архивариус, я знаю, что такое мутации времени. Я знаю, что последствия их могут быть самым пугающими и неожиданными и что предосторожности, предпринимаемые против подобного, могут оказаться бесполезными. Я не преувеличу, если скажу, что Архив выполняет работу, важнейшую для целостности Империи. И я боюсь искривителя времени. Я спрашиваю себя, какой силы волны мутаций способен выдержать Ахрональный Архив. И отвечаю на этот вопрос: даже он не выстоит под ударом этого оружия.

— И что вы предлагаете? — Апатия в глазах Филиппа исчезла, и в них замерцали огоньки.

— Мне кажется, ваше величество, Гегемония предпринимает эти отчаянные вылазки, потому что боится нас. По моему мнению, нам следует сейчас искать перемирия и отложить планы завоевания — по крайней мере до тех пор, пока мы не узнаем об искривителе побольше.

Наместник перевел бусинки глаз на Треварма.

— А каково ваше мнение, адмирал? Треварм поскреб подбородок и вздохнул.

— В словах нашего друга есть много разумного, — ответил он. — Искривитель времени вводит в уравнение неизвестный фактор.

— Итак, вы оба советуете повременить?

— Да, ваше величество.

— Неужели вы оба забыли о миссии Святой Церкви? — произнес архикардинал Ремуар с хорошо разыгранным возмущением. — Ваше величество, мы творим волю Божью! Армада должна выполнить свою работу, и язычники должны быть обращены силою Его.

— Даже с риском внести хаос в структуру времени? — попытался протестовать Мейр.

Но Ремуар уже отвернулся от него и говорил, обращаясь только к Филиппу Иксиану:

— Что же еще делать нам? Разве не пытались мы обратить Гегемонию мирным убеждением? Наши миссионеры и послы уходили в будущее, не только в Гегемонию, но и дальше, за ее пределы, и всегда безрезультатно. Их отвергали с презрением и изгоняли обратно в прошлое. Некоторые даже приняли мученическую кончину. Гордыня и жестокость людей будущего противна Богу; и только сила осталась нам, дабы сокрушить их. Бог пребудет с нашей армадой; Он будет на нашей стороне. Мы победим.

— Мы победим, — эхом отозвался Филипп Иксиан. Он поднялся с кресла и вытянул к Мейру трясущуюся правую руку. — Видите, как дрожит моя рука? — спросил он глухо. — Так вот слушайте. Сегодня мне было видение во сне. Господь поведал мне, что если Гегемония падет, то мой недуг излечится.

— Воистину это будет чудо, сир.

— Постройка армады будет продолжена. Мы победим. Открытым остался один вопрос — когда? И это вопрос для Военного Совета, а не для дилетантов. — Наместник раздраженно взмахнул рукой.

— Я понимаю, ваше величество, — отозвался Мейр, чувствуя, что разбит наголову.

— Да. Послание Бога ясно. Мы победим. Но ваши предостережения тоже небезосновательны, архивариус. Мы люди и способны заблуждаться. Даже я всего лишь Наместник Императора, а не сам Император. Пойдемте же спросим совета у высшего разума.

Неуверенными шагами Филипп направился к дверям. Ожидавшие снаружи слуги повели наместника и его свиту по глухим коридорам внутренних покоев. Впереди слышались веселый разговор и смех, становящиеся все громче, и наконец перед процессией распахнулись двустворчатые двери с атласной обивкой.

Это была главная внутренняя палата императорского двора.

Даже не палата, потому что размером она была с бальный зал. Тут и там были со вкусом расставлены диваны, столики и кресла. Арочные ниши и альковы по периметру зала повторяли мотивы ребристого и изогнутого потолка. Убранство зала было приятным и радостным для глаз.

Через несколько дверей зала входили и выходили многочисленные придворные и гости — аристократы, правители и другие люди высокого положения, прибывшие со всех сторон из всех узлов Империи. Этот зал, атмосфера которого располагала к отдыху и покою, издавна стал излюбленным местом встреч и свиданий. Члены семейства Иксианов, естественно, преобладали — его представители слетались из всех периодов истории, хотя для них термин «история» был почти лишен смысла. Представителям династии Иксианов разрешалось перемещаться во времени совершенно свободно, и только этой семье разрешались браки с предками и с потомками.

В одном из углов центрального зала людей не было. Филипп Иксиан в сопровождении архикардинала, архивариуса и адмирала Треварма двинулся туда неверными шагами. Когда появление Наместника было замечено, под сводами зала повисла тишина, но потом разговоры снова возобновились.

Предупреждающим жестом остановив одну из своих юных дочерей, принцессу Майру, с улыбкой направившуюся было в его сторону, Наместник остановился перед широкой, массивной, ничем не украденной тускло-золотой панелью в стене.

— Император, — воззвал он хриплым слабым голосом, — почти нас своим присутствием!

После короткой паузы золотая плита поднялась вверх, открыв за собой кубическое помещение. Послышалось приглушенное мурлыкание моторов.

Из кубической комнаты выкатился Император — объемистая машина на толстых колесах — и замерла, как будто обозревая зал. Из глубины механизма неслось глухое гудение.

Мейр и раньше бывая свидетелем явлений машины из-за золотой двери, но, как и прежде, не смог сдержать при виде ее благоговейный трепет. Она нависала миниатюрной копией замка с причудливыми башнями по углам, со стенами, покрытыми матовым темно-серым металлом. Царский вид машины вполне соответствовал ее функциям. Правитель Империи, Император, был машиной — разумеется, куда более совершенной и загадочной, чем обыкновенный компьютер: в некотором неопределяемом смысле он был живым.

И более того: в принципе эта машина считалась истинным главой Империи. Наместник Филипп Иксиан I — как и все его предшественники — правил Империей только как доверенное лицо. Смысл и причина существования такой системы были совершенно ясны: внутри Императора хранились в чистом виде сознания всех известных Наместников Хронотической Империи, которых, не считая Филиппа, было уже пять, а также сознания всех членов императорской династии, чья мудрость заслужила такую честь. Изъятие чистого сознания и перенесение его в ячейки памяти машины производилось уже после смерти владельцев.

Однако Императора нельзя было назвать просто вместилищем почивших разумов — он был нечто большее. Никто не знал, что происходит внутри Императора и как он поступает с воспринятыми сознаниями. Определенным было одно — ни одно из них никогда не выступало от своего лица; Император имел свое собственное, единое сознание.

Происхождение машины было неизвестным для населения Империи и являлось государственной тайной. По некоторым легендам, к появлению Императора на свет приложил свою руку Святой Хеватар. Однако Мейр, тоже не имеющий допуска к этой государственной тайне, по беседе с одним из членов императорского семейства составил себе мнение, что такой тайны просто нет: никто, даже сам Наместник, не знает, откуда Император взялся и как давно он находится во дворце.

Внезапно гул внутри машины усилился, и Император заговорил глубоким баритоном, от которого слушателей пробирала легкая дрожь, — полное впечатление, что говорит живой человек:

— Ты звал меня?

Поддерживаемый под локоть слугой, Филипп Иксиан кивнул:

— Мы просим у тебя решения по делу, которое только что обсуждалось.

Никаких дополнительных объяснений не требовалось. Во всех комнатах и залах дворца и всех, даже самых мелких, правительственных учреждениях были расположены прослушивающие и воспринимающие изображения устройства, подсоединенные к Императору. Это обстоятельство никого не смущало, так как не было известно ни одного случая, чтобы машина пересказала услышанное кому бы то ни было.

Гудение Императора стихло до почти неслышимого, а потом машина произнесла:

— Что было, то и будет.

Машина откатилась на роликах в глубь своего обиталища. Золотая плита опустилась на место.

Ничего другого от беседы с машиной архивариус Мейр не ожидал. Император никогда не брал на себя руководящих функций. Время от времени наместники просили у него совета, получая зашифрованные ответы, напоминающие наречения оракула. Не один наместник целые дни ломал себе голову над значением этих ответов, но в конце концов бросал это дело.

— Что было, то и будет, — лихорадочно пробормотал Филипп. — Как вы поняли его слова, Ремуар?

— Императору известна разгадка тайны времени, — мягко отозвался архикардинал. — Это значит, что успех нашей Непобедимой Армады предопределен.

Наместник удовлетворенно хмыкнул.

— Операция против Гегемонии должна развиваться… все должно быть подготовлено как следует. — Филипп поднял трясущуюся руку и сделал знак слуге. — Я возвращаюсь в свои покои. Мне нужно отдохнуть. Адмирала Хайта я приму позже.

Наместник отбыл. Адмирал Треварм распрощался с Мейром и отправился куда-то по своим делам. Архикардинал, пренебрегающий церемониями, ушел не прощаясь.

Мейр бесцельно огляделся, чувствуя тяжесть на сердце. Повернувшись, он уже собирался выйти из зала и направиться к себе в Архив, когда к нему подбежала принцесса Майра:

— Главный архивариус, как долго вас здесь не было! Мейр вежливо улыбнулся:

— К сожалению, и на этот раз мой визит во дворец весьма короток, ваше высочество. Я должен вернуться в мои подвалы.

— Глупости! Час-другой ничего не изменит. Пойдемте со мной, присядем. — Принцесса взяла Мейра под руку и увлекла его к ближайшему дивану.

Обезоруженный очарованием молодой женщины, Мейр молча повиновался. Они сели — девушка тут же повернулась к архивариусу лицом.

— О чем это вы говорили с отцом? — спросила она очень живо.

Мейр растерялся:

— При всем моем уважении к вам, ваше высочество…

— Ах да, я понимаю, — с нетерпеливым взмахом руки перебила его принцесса. — Государственная тайна. Но я все равно знаю, о чем вы беседовали. О папочкиных планах в отношении язычников. — Девушка придвинулась к архивариусу ближе, ее глаза заблестели от восторга — Предстоит большая битва в страте? Огромные перемены времени?

— Боюсь, что так, ваше высочество, — с тяжким вздохом ответил Мейр.

Принцесса Майра откинулась на спинку дивана, изобразив удивление:

— Ну, не будьте вы таким мрачным. Посмотрите туда — вот капитан Врин. — Девушка указала рукой на высокого, стройного офицера-хрононавта, затянутого в мундир — блестящий китель, фуражка цвета сливы, высокие сапоги с раструбами голенищ. Капитан оживленно разговаривал с обступившими его красавицами. — Он из Третьего Хронофлота, только что вернулся из боя .возле Пятого узла. Правда, здорово?

Мейр отвернулся в сторону, чувствуя, что если попытается сказать хоть слово, то голос выдаст его.

Заметив реакцию архивариуса, принцесса обиженно надула губки.

— Знаете что, если вы будете таким серьезным и дальше, то вам лучше начать общаться с моим братом Филиппом, — заявила она. — Вон он стоит.

Проследив за взглядом девушки, Мейр заметил старшего из многочисленных отпрысков Наместника. Наследник Филипп, которому было около сорока, уже начинал очень походить на своего отца и к тому же отпустил такую же. остроконечную бородку. В будущем ему предстояло стать Наместником Филиппом Вторым, хотя о дате коронации было запрещено знать кому-либо в Первом узле, а в особенности нынешнему Наместнику. Рассматривая наследника престола, Мейр позволил себе на несколько секунд задуматься об удивительных перипетиях времени, один из примеров которых находился сейчас перед ним. Где-то далеко в межузловом пространстве, в будущем от Первого узла, жид сейчас Филипп Младший — не Наместник Императора, но сын Наместника, коим он и останется вплоть до своего смертного часа. В Первом же узле, безостановочно движущемся вперед, после неизбежной смерти Филиппа Первого, Наместником станет Филипп Второй. Душа Филиппа Старшего возвратится во времени назад и родится вновь; однако в том цикле вечно повторяющейся жизни, в цикле, следующем по порядку за настоящим, он уже не будет Наместником, а просто отцом. Наместника Императора Филиппа Второго.

Точно так же и сам Мейр в следующем жизненном витке окажется в межузловом пространстве перед Первым узлом, ушедшим к тому времени далеко вперед. Он проведет свои годы вдали от кипучего центра Империи, и, как ему хотелось надеяться сейчас, гораздо более мирно.

Бесконечность череды перерождений души с повторением одной и той же жизни была одним из немногих догматов Церкви, доказанных научно. Это, а также узловая структура предоставляло в распоряжение Империи форму течения времени, в некотором смысле высшую, чем обычное последовательное время. В то же время система узлов была чрезвычайно удобна для средних умов, как у принцессы Майры, например, которая сидела сейчас рядом с Мейром. Такие люди автоматически пропускали загадки и парадоксы перемещений во времени мимо сознания, предоставляя их заботам Департамента Истории, Ордена Хронотической Софистики и Ахронального Архива.

Имеют ли люди из круга Майры хоть какое-то представление о том, что означает изменчивость времени? Ясно, что сама Майра такого представления не имеет. Она, как и подавляющее большинство людей, считала свой дворец вековечным, надежным и неизменным. От хронотических войн ее отделяли столетия. Мейр безнадежным взглядом окинул Искусные своды и купола потолков. «Если бы они только понимали, — подумал он, — что все это может вдруг исчезнуть, что этого может никогда не быть».

Принцесса Майра вдруг хихикнула:

— Смотрите-ка! Нарцисс!

В зал легкой небрежной походкой вошли, обнявшись, два молодых человека. В них, если всмотреться, проглядывали родовые черты Иксианов. Вероятно, так выглядел в молодости их отец-наместник: продолговатый овал лица, точеный прямой нос. Но свойственная телам юношей гибкая женственная осанка и чистая гладкая кожа придавали этому сходству нечто извращенное.

Если всмотреться еще пристальней, можно было заметить, что один из этих с виду одинаковых близнецов на самом деле на несколько лет старше другого. Мейру эта история была хорошо известна. Нарцисс, младший сын Наместника Императора, своенравный и капризный гомосексуалист, в нарушение всех законов Империи отправился на несколько лет в будущее, где встретил самого себя и влюбился. Более того, он склонил свое будущее «я» вернуться вместе с ним в Первый узел. С тех пор парочка только и занималась тем, что бродила в обнимку по дворцу, беззастенчиво выставляя напоказ свою непозволительную страсть.

Встречаясь с Нарциссами, архикардинал Ремуар всегда показывал им знак проклятия, на что блудливые принцы отвечали радостным смехом. Однако при нравах династии Иксианов подобная любовная интрижка отнюдь не вызывала в семье такого возмущения, с каким была бы воспринята во внешнем мире. Иксианы ради сохранения чистоты крови вступали в брак только с Иксианами. Очень давно, на рассвете Империи, это означало необходимость разрыва не менее чем в несколько веков, когда мужчине разрешено было жениться, скажем, на собственной прапрапраправнучатной племяннице. Но постепенно все ограничения были забыты. Браки между братьями и сестрами, родителями и детьми никого больше не смущали. Превыше всего была чистота крови.

А что касается греха «удвоения» — сожительства с самим собой будущим, — к нему юные представители семьи Иксианов относились более чем спокойно. В мире, где запрещено даже говорить человеку, что его ждет в будущем, представители правящей династии не ощущали хронотические законы как нечто для себя обязательное.

Принцесса Майра махнула рукой своему удвоенному брату. Принцы Нарциссы повернули в ее сторону.

— Добрый день, главный архивариус, — приветствовал Мейра Нарцисс I.

— Добрый день, ваше высочество.

Когда юноши подошли ближе, стало слышно легкое гудение ортофазера на поясе Нарцисса II. Этот прибор позволял ему жить вне собственного времени.

— Идите сюда, поговорите с архивариусом, — попросила принцев Майра. — Кажется, его нужно развеселить.

Нарцисс I, нежно поглаживающий сзади шею своего спутника, окинул Мейра туманным взглядом.

— Он слишком стар, — отозвался он равнодушно. — Старики говорят только о скучном — о войнах, политике или религии. Мы же живем для любви — правда, Нарцисс?

— Да, Нарцисс.

Улыбнувшись друг другу, молодые люди двинулись дальше.

Тем временем в другом крыле внутренних покоев дворца, в его глубине, брат Нарцисса, принц Вро Иксиан слушал отчет Перло Ролца, хозяина и руководителя Детективного Бюро Ролца.

Апартаменты принца Вро были едва освещены и меблированы кое-как. Прислуга крайне редко допускалась сюда для уборки, и пыль лежала повсюду. Для постоянного напоминания о великой печали одна из стен комнаты была заменена огромным трехмерным голографическим экраном, изображавшим интерьер мавзолея, находящегося примерно в миле от дворца, и казалось, что этот интерьер — продолжение апартаментов Вро. Саркофаг, стоящий в центре усыпальницы, был раскрыт настежь и пуст.

Плотно усевшись на стуле с прямой спинкой, крепко сбитый детектив вел доклад Принц стоял в другом конце комнаты, небрежно опираясь на стол и глядя в пространство. Принц Вро был на несколько лет старше Нарцисса и похож на него лицом, только глаза у него были острее.

Ролцу причуды императорского семейства были не в новинку. Он не впервые исполнял поручения высочайших особ. Сейчас он говорил коротко и прямо, без обиняков:

— Со времени последней нашей встречи, ваше высочество, я расследовал некоторые обстоятельства, свидетельствующие о возможной причастности к делу секты травматиков. Сейчас я могу заявить категорически: именно члены секты травматиков выкрали тело принцессы Веа из усыпальницы

Вро бросил полный муки взгляд на распахнутый саркофаг:

— Но для какой цели?

Ролц откашлялся:

— Мотивы этого преступления весьма неприятны, ваше высочество. Травматики, как вам, должно быть, известно, практикуют весьма извращенные ритуалы. Отрицая учение Церкви, они поклоняются богу, которого называют Хулму. Они считают, будто он обитает в самых глубинах страта. Хулму, в соответствии с учением секты, питается энергией травмы, испытываемой душой человека при отделении от тела в момент смерти. В обычных условиях бог травматиков оказывается лишен этой добычи, потому что душа возвращается сквозь время и снова находит убежище в прежнем теле. Поэтому секта практикует ритуалы, кончающиеся человеческим жертвоприношением, при помощи которых, как они полагают, душа жертвы отдается богу Хулму.

— Какое это имеет отношение к моей возлюбленной Веа? — хрипло спросил Вро. — Она уже и так мертва.

— Ваша сестра умерла от мозгового кровотечения и была впоследствии бальзамирована процессом Муркесена, который сохраняет неизменными все жизненно важные ткани, — объяснил детектив. — По всей видимости, кто-то в секте травматиков полагает, что эти два фактора оставили душу в подвешенном состоянии, то есть душа не отправилась в прошлое.

— Так вы хотите сказать, что Веа все еще жива? — пораженно воскликнул принц Вро.

— Нет, ваше высочество, — поспешно отозвался Ролц. — Не стоит обращать внимания на суеверия еретиков.

Заметив, как сжались губы принца, детектив добавил:

— Но даже по верованиям травматиков, ваша сестра скончалась. Они лишь верят, что душа ее все еще может быть передана их богу. Путем ритуалов или медицинских экспериментов они надеются высвободить душу принцессы из этого латентного состояния и отдать Хулму. Лицо столь возвышенного ранга для них, разумеется, огромная добыча.

Глухой стон сорвался с губ принца Вро. На его лице отразился мертвенный ужас. Принц отвернулся и дал выход сдавленным рыданиям. Ролц сидел неподвижно, бесстрастно глядя в стену.

В своей профессиональной деятельности Ролц повидал куда более жуткие ситуации. Отчаяние принца Вро не вызвало у него никаких мысленных комментариев.

Когда-то принц был страстно влюблен в свою сестру, принцессу Веа. Сам Наместник собирался дать согласие на их брак. И тут невесту постигла внезапная смерть. В пылу траура принц Вро сам спроектировал мавзолей, собственными руками положил в саркофаг забальзамированное тело велел установить в своей комнате большой экран, чтобы никогда не забывать о любимой.

К сожалению, несчастья принца на этом не кончились. Тело принцессы Веа было похищено из мавзолея, и причины этого были совершенно необъяснимы. Продолжительное и всестороннее полицейское расследование оказалось безрезультатным. В конце концов принц Вро обратился к Ролцу.

Иногда детектив Ролц спрашивал себя, почему принц не последует примеру собственного брата Нарцисса и не отправится в прошлое, туда, где принцесса Веа была еще жива (хотя это могло повлечь за собой некоторые сложности личного характера). Впрочем, это были бесплодные рассуждения. Похоже, принц Вро сильнее влюбился в труп, чем был влюблен в живую женщину.

Принц с трудом овладел собой.

— И что стало с ней теперь? Ролц нахмурился:

— Здесь мы вступаем в область догадок. Большую часть информации мне удалось собрать, внедрив своего человека в одну из ячеек секты. К сожалению, недавно мой человек был раскрыт и его убили. После этого, чтобы отыскать следы тру… принцессы, я решил действовать более прямыми методами и установил, что она была вывезена из Первого узла на межузловом хронолайнере. Однако…

— Они смогли это сделать?

Детектив покачал головой:

— Секта очень мощная. У нее хорошие связи в службе гражданских межузловых сообщений.

— Понятно, — тихо отозвался принц Вро. — И как скоро будет найдена моя возлюбленная?

Детектив бросил на принца обеспокоенный взгляд:

— След на этом потерялся, ваше высочество. Откровенно говоря, я не могу этого понять. Ни разу в жизни я не натыкался еще на такую глухую стену. Даже если от тела каким-то образом избавились — в чем я серьезно сомневаюсь, — методы, которыми я пользуюсь, должны были дать мне какую-то информацию. Любое событие оставляет за собой след, который опытный детектив может обнаружить.

— Что вы несете, Ролц? — Принц резко повернулся к детективу, навис над ним, упираясь руками в бока. — Вы просто ничего не делаете! Вам что, гонорара мало?

— Это не так, ваше высочество! — запротестовал детектив. — Все мое бюро — а это заметные силы — занято только этим расследованием. До сих пор у нас не было ни одного нераскрытого дела. Но сейчас творится что-то очень странное.

Впервые за время разговора Ролц показал признаки замешательства и заерзал на стуле.

— Мы захватили и держим под надзором человека, который вывозил тело принцессы Веа, — сказал он. — Мы уверены, что это он. Некоторое время назад мы изучили его мысли при помощи детектора биополя.

— И что же?

— Оказалось, что он ничего о принцессе Веа не знает. Он не помнит, как покинул Хронополис в установленный нами день.

— Вероятно, его память стерли или исправили.

— Это могло бы все объяснить, если бы мы ограничились только физическими мерами исследования. Этот травматик ничего не знает о принцессе Веа, за исключением того, что она член императорского семейства, — однако и это он помнит смутно. В то же время у нас имеются неопровержимые доказательства того, что в течение нескольких дней тело принцессы находилось в его руках.

— И что вы предполагаете?

— Ваше высочество, мы живем в неспокойные времена. Время играет шутки…

— Ролц, что вы предполагаете?

Детектив быстро взглянул принцу Вро прямо в глаза, чего раньше не делал никогда.

— Я не знаю, ваше высочество. Я простой детектив, а не хроноцист. Но у меня начинает появляться чувство какого-то внешнего вмешательства, которое мешает расследованию. — Он запнулся, потом заговорил дальше: — Мне приходилось встречаться с подобным явлением. За последние годы у нас было несколько таких случаев. Детали расследования странным образом перестают соответствовать друг другу: то причина не имеет ожидаемого следствия, то следствию не предшествует обычная причина. Это заметно лишь людям вроде меня, обученным подмечать детали. Я думаю, это война с Гегемонией начинает сказываться, даже здесь, в узле Первом. Ткань времени под напряжением.

Принц задумался.

— У меня создается впечатление, что вы ищете предлог, — сказал он ледяным тоном.

— Ваше высочество, я уверяю вас в своей искренности. — Так что же, вы хотите отказаться от работы?

— Бюро Ролца никогда не бросает дел на полпути, — твердо ответил Ролц. — У нас еще есть в запасе один ход. Мы достали ортофазер, и сейчас я веду переговоры о подпольном использовании устройства перемещения во времени.

— Вам нужно было обратиться за этим ко мне, — бросил Вро.

Ролц пожал плечами:

— Решено, что один из моих агентов отправится в прошлое и установит там наблюдение за травматиком, которого мы сейчас держим под стражей. Нас интересует момент похищения сектой тела принцессы Веа и перевозки его на лайнер времени. Если будет установлено, что наш узник не причастен к факту похищения — а мы знаем, что он в похищении участвовал, — это будет означать, что время мутировало каким-то странным образом, оставив часть прямых последствий без изменения.

— Очень странным образом, — недоверчиво сказал принц. — Разве вы не знаете, Ролц, что изменение времени не оставляет неизмененных последствий, и после события вообще необнаружимо?

— Я знаю это, ваше высочество, но мне приходится считаться с фактами. — Детектив встал и передал принцу пакет. — Здесь мой письменный отчет о проделанной работе со всей имеющейся на данный момент информацией.

— Благодарю вас, друг мой. Надеюсь вскоре снова вас увидеть.

Детектив откланялся и ушел, а принц Вро еще долго стоял с нераскрытым конвертом в руке, задумчиво глядя в пространство.

Докладывать высшему начальству о поражении никогда не бывает делом приятным. Адмирал Хайт с каменным лицом бесстрастно отвечал на пытливые вопросы Наместника о попытках спасти Гирреад.

Наконец Филипп I испустил долгий прерывистый вздох.

— Вашей вины здесь нет, — сказал он, к величайшему облегчению Хайта. — Вы действовали так, как следовало солдату. Сегодня вечером будет заседание Военного Совета. Будут обсуждаться действия, которые следует предпринять до выступления армады. Несомненно, найдутся желающие бросить это дело и попытаться заключить с Гегемонией мир. — Наместник пристально посмотрел на адмирала. — Каково ваше мнение о ситуации?

— Армада должна выступить в поход как можно скорее, ваше величество, — намного раньше, чем планировалось. Искривитель времени — ужасное оружие. Я не могу гарантировать отражение силами обороны всех атак, которые может предпринять противник.

— Мы можем выставить барьеры времени?

— Чтобы барьеры времени работали постоянно, необходимы годы подготовки, ваше величество. Насколько я знаю, наш главный Барьер, обращенный в прошлое, потребляет почти треть бюджета Империи. Наша единственная защита — сокрушить Гегемонию без промедления. В противном случае я предвижу катастрофу.

Наместник презрительно поморщился:

— Вы что, тоже считаете, что Империя может пасть?

— Естественно, нет, ваше величество! — откликнулся Хайт, ошеломленный подобным предположением. — Я лишь говорю, что могут произойти такие разрушения, от которых Империя будет оправляться столетиями. Более того, Гегемония знает о строящейся в Хронополисе армаде и готовящемся нападении. Эта армада станет их главной целью. Противник попытается уничтожить наши суда раньше, чем они будут построены.

В лице Наместника Императора мелькнул испуг.

— Так вы считаете, что они сумеют проникнуть так далеко — даже в узел Первый?

— Даже такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Вероятнее всего, противник будет атаковать косвенно. Гегемонцы попытаются внести изменения в наше будущее таким образом, чтобы эффект последствий распространился на прошлое, задержав строительство армады или вообще предотвратив его. Это возможно, если они достаточно хорошо знают историю Империи.

— Что вполне вероятно, — согласился Филипп обеспокоенным тоном. — Я слыхал о сношениях между агентами Гегемонии и сектой еретиков, известных под именем травматиков. — Наместник с раздражением мотнул головой, и правая рука у него затряслась сильнее.

— Строительство армады ускорить просто невозможно, — объявил он. — Мы и без того бросили туда все силы — больше у нас ничего нет.

— Ваше величество, если мы оставим все, как есть, то последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

— Вы позволяете себе рассуждать как министр, а не простой адмирал Хронофлота, — отрезал Филипп Иксиан со зловещей ноткой выговора.

— Прошу у вашего величества прощения. Лишь тревога, вызванная настоящей ситуацией, заставила меня это сказать.

— Похоже, сегодня все решили мне дерзить. Тем не менее вы лично были свидетелем боя, и вы знаете, как обстоят дела на границе. Что вы предлагаете сделать для усиления передовых постов? Мы можем, — добавил Наместник после недолгого размышления, — выделить на это уже построенные корабли армады.

— Это стоит сделать, ваше величество, но главной задачей должно быть достижение паритета с противником — я имею в виду их новое оружие. Для этой цели я предлагаю организовать рейд в тыл Гегемонии, направив силы, достаточные для подавления сопротивления местных войск, и поставить этим силам задачу захвата искривителя времени в качестве образца.

— Вы считаете, что такая операция возможна?

— Возможна, если у нас есть агенты, которые могут определить место, где держат искривитель, и навести нас точно на цель. Гегемония занимает только один узел, что упрощает нашу задачу.

Наместник Императора открыл лакированную коробочку, достал оттуда щепотку красноватого порошка и втянул одной ноздрей. Вид у него был задумчивый.

— Агенты в Гегемонии у нас есть. В основном это те, кого наши первые миссионеры сумели обратить в истинную веру. Излишне говорить, что они уже заняты поисками искривителей, но информация доходит до нас медленно из-за невозможности передавать сообщения сквозь страт.

Наместник вдохнул порошок в другую ноздрю.

— Сегодня вечером вы будете присутствовать на заседании Военного Совета. Там мы обсудим ваше предложение.

— Это честь для меня, ваше величество.

Архивариусу Иллюсу Тону Мейру пришлось задержаться во дворце на пару часов. Принцесса Майра была настойчивой хозяйкой и, вопреки мрачному настроению Мейра, вовлекала его в разговор с различными светскими персонами, которых в зале было множество. Он поговорил даже с капитаном Врином и выслушал из первых уст рассказ участника недавней битвы — рассказ, как подозревал Мейр, отшлифованный многочисленными повторениями, хотя подбитые корабли вернулись только на рассвете.

Однако беспокойное желание поскорее укрыться в своих подвалах пересилило удовольствие светского общения.

Мейр уже приготовился распрощаться с принцессой, когда к ним подошел слуга в ливрее.

— Его высочество принц Вро желает переговорить с вами, архивариус, по личному делу, если вы не возражаете, — сказал он.

Просьба, исходящая от принца, хоть и выраженная самыми вежливыми словами, была приказом. Изрядно озадаченный, Мейр проследовал за человеком в ливрее и вскоре уже предстал перед принцем в его мрачноватых покоях.

При виде архивариуса принц с горячностью бросился ему на встречу.

— О, главный архивариус! — приветливо воскликнул он. — Я пытался искать вас в Архиве, но там сказали, что вы во дворце.

Мейр украдкой рассматривал комнату, стараясь не проявлять невежливого любопытства.

— Его величество ваш отец почтил меня аудиенцией.

— Снова изменения во времени — я прав? — Глаза принца Вро впились в лицо архивариуса.

— Боюсь, что да.

Мейр несколько успокоился. Он всегда считал принца Вро наиболее разумным представителем семейства Иксианов. Конечно, история с телом принцессы Веа была ему известна… но это полностью личное дело принца.

Тщательно стараясь не смотреть на обширный голографический экран с пустым саркофагом, архивариус спросил:

— Чем я могу служить вашему высочеству?

— Что ж, перейдем к делу. Быть может, в ваших руках смысл моей жизни.

Принц Вро, ничего не утаивая, рассказал архивариусу о расследовании похищения тела принцессы Веа, проведенном для него бюро Ролца. Он постарался полностью передать разговор, происшедший между ним и детективом час назад. Когда принц стал рассказывать о странных затруднениях и аномалиях, с которыми столкнулся Роли, Мейр живо заинтересовался.

— Может ли время быть искажено так, какговорит

— При естественных изменениях — нет, — категорически ответил Мейр. — Естественные колебания субстрата согласовывают причинно-следственную связь в направлении как прошлого, так и будущего. Но в принципе нет ничего, препятствующего возникновению подобных явлений при искусственных искажениях. Прошу простить меня, сир, но могу я присесть?

Принц Вро с готовностью кивнул. Мейр тяжело опустился на жесткий стул с прямой спинкой, на котором только недавно сидел Перло Ролц. Архивариус чувствовал слабость и головокружение.

— Частный детектив — ну конечно же! — воскликнул он хрипло, осененный внезапной идеей. — Все логично. Только детектив может заметить несоответствие деталей столь мелкого масштаба. Даже Ахрональный Архив не в состоянии уследить за незначительными будничными событиями.

— Но что это означает?

— Это означает именно то, о чем говорил Ролц. Что война с Гегемонией оборачивается плохо. Что всему виной этот их проклятый искривитель. В порядке вещей появляются изъяны — небольшие изъяны, но это только начало. Со временем эти изъяны увеличатся. — М-да, заманчивая перспектива. Мейр вопросительно взглянул в лицо принца: — Что ж, архивариус, привыкайте к этой мысли. Так все и будет. Войну не остановить. Не сомневаюсь, вы уже заметили, что мой отец — религиозный маньяк. Подстрекаемым этим неимоверным тупицей Ремуаром, он решительно настроен обрушить свою армаду на наших потомков в далеком будущем. Одной эскадрой велено командовать мне! — Губы Вро изогнулись в циничной усмешке. Он отвернулся от Мейра и посмотрел на пустой саркофаг. — Конечно, весь этот идиотизм скоро обрушится на наши же головы. Однако меня все это мало волнует. Я думаю только об одном — о спасении возлюбленной Веа.

Последние слова принца Мейр не расслышал. С усилием подняв руку, он оттер со лба холодный пот.

— Мы живем во сне, — проговорил он устало. — Весь наш мир — иллюзия. И только страт существует на самом деле…

— Любопытная точка зрения. — Принц Вро снова повернулся к архивариусу.

— В моем Архиве хранятся записи о народах, культурах, целых цивилизациях, стертых из времени, — продолжал Мейр. — Миллионы людей — не более чем вымысел, остывший след которого мы сумели уловить лишь благодаря техническим ухищрениям. Как может быть настоящим нечто исчезающее и переменчивое? Вот почему я говорю, что только страт существует на самом деле, — а что такое страт? Мы не знаем. Путешествия во времени — всего лишь способ перейти из одного сна в другой.

— Ваша точка зрения очень близка к моей, — мягко отозвался принц Вро. — Нет ничего настоящего; нет вещи, которая была бы важнее любой другой. Так говорил я себе, когда разум корил меня за страсть к моей прекрасной Веа.

Принц протянул архивариусу толстый конверт:

— Поскольку вы способны серьезно отнестись к подозрениям Ролца, я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-какую работу. В конверте отчет Ролца. Завтра я пришлю его к вам, чтобы он лично дал необходимые пояснения.

— Работу, ваше высочество? — Мейр благоговейно принял конверт.

Вро кивнул:

— На основании информации Ролца и накопленных вами данных можно будет составить — как это у вас называется? — карту изменений, так кажется? Я хочу, чтобы вы помогли Ролцу найти принцессу. Раз поисков в ортогональном времени недостаточно, возможно, вам удастся отыскать что-нибудь во времени страта.

С горящей как в лихорадке головой, покинув комнаты, занимаемые принцем Вро, бережно прижимая к себе пакет с отчетом частного детектива и пробираясь через коридоры дворца к выходу, Мейр оказался в приемной, где не так давно имел беседу с Наместником.

Из покоев Наместника появился адмирал Хайт. С мрачным каменным лицом он прошел мимо Мейра, не проронив ни слова.

Вслед за Хайтом вышел Наместник, опираясь на руку слуги. Заметив Мейра, который ему низко поклонился, Наместник остановился.

— Вы все еще во дворце, архивариус?

— Ваше величество, я хотел просить вас выслушать меня еще раз.

План, который зрел в голове Мейра в течение нескольких месяцев, за последние два часа наконец оформился. К плану прибавилась решимость. Недовольный тем, что его посмели остановить прямо в коридоре, Филипп Иксиан нахмурился, однако сделал Мейру знак продолжать.

— Вопрос касается безопасности Архива, ваше величество. Не так давно я пришел к заключению, что теперешнее положение Ахронального Архива небезопасно.

Недовольство Наместника перешло в раздражение.

— Установка барьеров времени, защищающих ваш Архив, стоила Империи колоссальных денег, — напомнил он тоном выговора. — Вы тогда их одобрили. А теперь вы же говорите, что они не годятся?

— Я понял, что ситуация меняется очень быстро, ваш» величество. Мое новое предложение обойдется дешевле. Барьеры обеспечивают безопасность до определенного предела, но если враг сумеет зайти нам в тыл, а такое уже бывало, и атакует тот год, когда были установлены барьеры, сами барьеры рухнут в забвение и Архивы утратят смысл.

Ярость сошла с лица Филиппа. Не поднимая глаз, он спросил: — Итак?

— Единственный по-настоящему надежный способ обезопасить Архив от мутаций ортогонального времени — это разместить его внутри страта. До сих пор это не было возможно из-за трудностей связи — необходимо иметь постоянный компьютерный доступ к записям Имперского Регистра, чтобы отслеживать аномалии, а способов для организации такого доступа не было. Эта проблема технического характера теперь решена. Архив может плавать внутри страта на якоре, соединенный с компьютером Имперского Регистра кабелем.

— Кабелем?

— Эта новая технология называется непрерывной постепенной фазировкой, ваше величество. Внутри страта Архив будет защищен от всех мутаций ортогонального времени.

— Что ж, прекрасно, я одобряю. Готовьте проект, потом я его утвержу.

Секретарь, стоящий за спиной наместника, мгновенно сделал в своем блокноте пометку. Мейр с поклоном удалился.

Возвратившись в свои покои, Филипп Иксиан отпустил всю свиту, кроме камердинера, и послал за своим любимым утешителем. С хриплым глубоким вздохом Наместник опустился на узкое ложе и принял дозу лекарства, которое слегка унимало дрожь.

Утешитель пришел, и начался любимый отдых Филиппа, в мире и тишине, и свет притушен, чтобы дать отдых ноющим глазам.

Утешитель сел у кровати Наместника так, чтобы его не было видно, раскрыл книгу и начал читать негромким, певучим голосом:

— «Есть тело, есть душа. Тело принадлежит ортогональному времени. Душа же — сущность незримая — вечна; но не преступит она назначенный ей период…»

Где-то в глубине дворца, на ложе много более мягком и роскошном, в окружении орхидей и запахов тонких духов, пропитавших будуар, лежали рядом Нарцисс I и Нарцисс II.

Они глядели друг другу в глаза, улыбаясь удовлетворенно.

— Настанет скоро день, когда случится нечто странное, — печальным, сонным голосом проговорил Нарцисс И. — Нечто очень, очень грустное.

— И что же, милый? — тихо переспросил Нарцисс I.

— Придет он и украдет тебя у меня. Как тать в ночи. Он — третий.

В глазах Нарцисса I мелькнуло понимание — он понял, о чем говорит его двойник. Не пройдет и года, как ход ортогонального времени доставит их к тому дню, когда он прокрался в собственную спальню и соблазнил самого себя. Никогда, вплоть до этой самой минуты, он не удосуживался задуматься об этом парадоксе.

— Да, у меня будет гость, — сказал он мечтательно. — Он очарует меня и уговорит бежать с собой. Прочь в прошлое!

— Не говори так! Я же останусь один! — Нарцисс II закрыл лицо ладонями. — О, как я ненавижу его! Как я ненавижу его!

Нарцисс I посмотрел на него дразнящим и мечтательным взглядом.