Уже несколько недель капитан Этон носил только тюремную одежду. Но сегодня, когда ему надлежало предстать перед трибуналом, охранник принес ему повседневную форму. Этон одевался тщательно, но у него не было зеркала, чтобы проверить свой внешний вид.
Стены его камеры были из серого металла, что напоминало строгий функциональный стиль интерьеров эсминца, на котором он служил до ареста. Этону не хватало глубокой вибрации двигателей времени, но еще более — ощущения дисциплины и осмысленности, столь свойственных флоту. Его одиночество нарушали только выкрики охранников и металлический лязг, составлявшие повседневную жизнь тюрьмы. Угнетала мысль, что его держат вместе с дезертирами и другими преступниками. В соседних камерах сидели богохульники — члены секты травматиков, и ночью слышались их призывы к Хулму.
Травматики. Это слово о чем-то напоминало, но Этон не мог вспомнить, о чем именно. Время от времени он озадаченно хмурился и пытался припомнить, но каждый раз тщетно.
Послышались шаги. Дверь камеры со скрежетом распахнулась. Вошли двое охранников и защитник Этона — нервный молодой лейтенант.
Этон встретил их стоя. Повинуясь знаку охранников, он вышел из камеры в коридор.
— Трибунал собрался, капитан, — сказал лейтенант, неуверенно кашлянув. — Пойдемте?
Этон повернулся и в сопровождении охраны зашагал вперед.
Несмотря на всю тяжесть своего положения, Этон ощутил сочувствие к защитнику, который был вынужден находиться в компании обреченного.
— Может быть, у нас есть шанс, — сказал лейтенант. — Показания детектора биополя в нашу пользу. Я буду строить защиту на вашей недееспособности.
Этон кивнул в ответ, хотя не сомневался, что судебное следствие пойдет тем же путем, что и предварительное.
Стальные двери с лязгом распахнулись. Этон в сопровождении защитника и охраны вышел из тюремного крыла. Поднявшись на лифте, группа вошла прямо в зал трибунала.
Трибунал составляли три адмирала в отставке. Одного взгляда на изрезанные шрамами лица было достаточно, чтобы прочесть приговор, который вынес бы сам Этон на их месте: трусости нет оправдания.
Обвинитель, постарше и поопытнее защитника Этона, прежде чем зачитать обвинение, учтиво повернулся к подсудимому:
— Капитан Монд Этон, офицер Третьего Хронофлота Его Всевременного Величества, служащий под командованием адмирала Вела Арка Хайта! Вы обвиняетесь в том, что в одиннадцатый день четыреста восемьдесят пятого цикла по времени флота вы проявили трусость и грубое пренебрежение служебным долгом, выразившиеся в том, что когда вверенный вам корабль «Молот Империи» был поврежден, вы покинули корабль раньше ваших подчиненных. Более того, пытаясь первым занять место в спасательном плоту, вы открыли огонь по своим подчиненным и спаслись ценой их жизней. Признаете ли вы себя виновным?
Молодой лейтенант сделал шаг вперед:
— Господа судьи, я хочу заявить, что капитан Этон не может признавать или не признавать себя виновным, поскольку является жертвой амнезии…
— Я не признаю себя виновным, — твердо возразил Этон. — Я не верю, что способен на подобные поступки.
Губы обвинителя скривились в чуть заметной язвительной усмешке.
— Он не верит, что способен на подобные поступки!
Защитник, обескураженно пожав плечами, вернулся на место.
Непреклонный обвинитель перешел к вызову свидетелей, и Этон был вынужден заново пережить уже пережитое во время предварительного следствия. Первым вызвали сержанта Квейла, старшего унтер-офицера центра управления огнем. Этон не показал изумления, услышав, как он с лучеметом в каждой руке прорывался к плоту, убивая всех, кто стоял у него на дороге. Иногда Квейл как-то странно взглядывал на Этона: то ли злорадно, то ли с боязнью, и тогда у капитана будто двоилось в глазах: лицо Квейла искажалось и раздувалось, будто смотрело из-за увеличительного стекла или, быть может, визора страт-скафандра. Но изображение сразу пропадало, и Этон отнес иллюзию на счет собственного воображения. Семь следующих свидетелей, все из команды «Молота Империи», подтвердили показания Квейла. Они повторяли его рассказ, иногда поворачиваясь и бросая на капитана тяжелый обвиняющий взгляд. Они называли имена матросов и офицеров, убитых Этоном у них на глазах. По словам свидетелей, сбить Этона с ног и разоружить удалось, лишь когда плот катапультировался от «Молота Империи» после окончательной гибели эсминца. Примерно через час охваченный страхом и отчаянием спасательный плот был обнаружен и подобран флагманом. Этона арестовали и доставили в Хронополис.
Ничего этого Этон не помнил. Удавалось вспомнить лишь некоторые моменты боя с кораблями Гегемонии, да и эти воспоминания казались ему сном. События, о которых рассказывали Квейл и остальные свидетели, — здесь в памяти Этона было совершенно пусто. Он помнил лишь, как пришел в себя и увидел, что плот уже поднят на «Оплот веры» — флагман адмирала.
Может ли быть, чтобы он убил и лейтенанта Криша? Неужели он мог поддаться животной панике, может быть, умопомешательству? Если так, то это помешательство до сих пор его не оставляет, потому что все происходящее вокруг кажется ему сном. В мозгу не складывалась картина, как он, с его любовью к Флоту, с его преданностью Империи, творит то, что описывали свидетели.
Обвинение передало слово защите. Юный лейтенант вызвал своего единственного свидетеля.
— Майор Батол, — спросил он поднявшегося на свидетельское место стройного военного, — какова ваша должность в Армии Времени?
— Я врач-хирург.
— Вы узнаете обвиняемого?
Майор быстро оглядел Этона и кивнул.
— Расскажите нам, пожалуйста, о результатах проведенного вами осмотра капитана Этона.
Майор Батол повернулся к трибуналу:
— Я проводил обследование капитана при помощи детектора биополя. Это устройство позволяет производить считывание электростатического поля, создающегося вокруг тел» и головы человека. При помощи этого прибора можно оценить умственное состояние человека и даже узнать, что он думает, поскольку мысли и эмоции отражаются на состоянии поля. Такой способ подобен исследованию операций К9мпьютера путем уловления случайных электромагнитных колебаний, излучаемых…
— Суду не нужны технические детали, — сухо произнес председатель. — Переходите к сути дела.
— У капитана Этона наблюдается полная амнезия относительно событий рассматриваемого периода, — доложил майор Батол.
— Каковы могут быть причины подобной амнезии? — спросил защитник.
— Почти наверняка в основе ее лежит психотравма, — ответил майор. — Вспомним, что эсминец погружался в страт. Каждый, кто увидит страт невооруженным глазом, пусть даже на миг, подвергается травме, достаточной для возникновения амнезии подобного типа.
— Благодарю вас, майор. Обвинитель не задержался с вопросом:
— Майор Батол, каково ваше мнение: человек, пострадавший от психической травмы описанного вами типа, способен на целесообразные действия — например, прорываться с боем к спасательному плоту?
— Очень маловероятно, что он вообще был бы способен на какие-либо действия. А на осознанные — определенно нет.
— Можете ли вы точно назвать время, когда капитан Этой пережил травму? За десять минут до катапультирования плота? За пять? За секунду до этого события?
— Нет, не могу. Травматическая амнезия распространяется как на события, предшествующие травме, так и на последующие.
— Покорнейше благодарю вас, майор.
Адвокат Этона сделал все, что мог. Он начал с того, что рассказал, каким отличным офицером был Этон, о его послужном списке и о трех схватках с неприятелем, за одну из которых его подзащитный удостоился награды. Далее он подчеркнул факт амнезии Этона, подводя к мысли, что это придает некоторую загадочность всему делу.
— Разве не странно, — говорил он, — что капитан Этон ни единого слова не мог сказать в свою защиту? И наконец… — защитник с побелевшим лицом повернулся к судьям, — я ходатайствую о том, чтобы сами свидетели обвинения прошли проверку на детекторе биополя!
Обвинитель вскочил на ноги:
— Обвинение протестует! Защита пытается приписать предвзятость моим свидетелям!
Председатель трибунала с мрачным видом чуть передвинулся на стуле.
— Использование детектора биополя не предусматривается процессуальным кодексом гражданского суда, а данный трибунал в вопросах исследования доказательств исходит именно из этого свода законов. Хоть мы и выслушали мнение майора Батола, факт амнезии вашего клиента не является юридически установленным. Ходатайство отклонено.
Этон знал, что это была последняя отчаянная попытка молодого лейтенанта. Трибунал совещался недолго. В лицах старых адмиралов, вернувшихся из комнаты совещаний, Этон не заметил и тени сочувствия.
— Капитан Монд Этон, вы признаны виновным. Независимые показания восьми свидетелей неопровержимы. Что касается попытки защиты доказать, будто ваши действия явились результатом изменения личности, что якобы является смягчающим вину обстоятельством, такие аргументы не могут быть приняты во внимание. Даже если бы это было так, факт остается фактом: офицер по имени капитан Этон согрешил инкриминируемые ему преступления, и тот же офицер по имени капитан Этон стоит сейчас перед трибуналом, вменения личности не оправдывают преступления офицера Армии Времени.
Адмирал-председатель сделал паузу перед тем, как огладить резолюцию.
— Вам вынесен единственно возможный приговор. Из эго зала вы будете доставлены в лаборатории Департамента Связи, где вы последний раз послужите Империи. И возродит Господь вашу душу. Этона провели через приемную, где сидели сержант Квейл и остальные свидетели. Все восемь человек — а Квейл особенно — смотрели на Этона сверкающими глазами, не скрывая своего ликования.
— Очень необычный случай, — пробормотал техник. Небрежно закинув ногу на ногу, он сидел напротив Этона в зале инструктажа. — Я первый раз работаю с человеком вашего уровня, — продолжал он. — Обычно нам присылают убийц, воров, мелких предателей — в общем, подонков.
Техник разглядывал Этона с нескрываемым любопытством. Он держался совершенно непринужденно и, видимо, рассматривал предстоящую работу как интересную техническую задачу, а не как причудливый способ казни, чем она была для Этона.
— Я должен обучить вас всему, что может понадобиться вам для выполнения работы, — сказал техник. — Но вам сак хрононавту много объяснять не придется.
— Любой хрононавт боится страта, — пустым голосом ответил Этон. — Это то, что окружает нас. Мы никогда об не забываем.
— Вы боитесь?
— Да.
Техник кивнул:
— Имеете право. Это действительно страшно. И для вас страшнее, чем для обычного бандита недоумка, я это понимаю. И все-таки нам надо сделать эту работу.
«Ему совсем меня не жалко, — подумал Этой. — В нем нет ко мне ни капли сочувствия. Через его руки прошли уже, наверное, сотни людей — и это перестало для него что-нибудь значить».
Техник зашел Этону за спину и надел ему на голову шлем. Этом почувствовал, как острия электродов вонзились в кожу. Техник снова сел в кресло и глянул на приборы, что-то записывая на бумажке.
— Очень хорошо, — прокомментировал техник увиденное. — Реакции вашего мозга в норме — но ведь иного мы и не ожидали? Некоторые типы потупее оказываются к работе непригодны — у них мозг не способен отдать команду после выполнения задания. Таким дорога только в газовую камеру.
— Когда? — прохрипел Этон.
— А?
— Когда вы пошлете меня?
— Ах это! — Техник бросил взгляд на наручные часы. — Примерно через час.
Этон собрался с духом перед последним испытанием. После суда он томился почти неделю, ожидая, пока назовут его имя. Департамент ежедневно рассылал потоки сообщений всем флотам, и все же дефицита в курьерах не испытывал.
Этон напомнил себе, что он уже бывал в страте — миллионы раз, по сути дела. Все бывали, но не помнил никто. Когда тело умирает, душа, лишенная его поддерживающей оболочки, попадает в страт. Это и есть посмертная травма — ослепление души при виде потенциального времени. Но поскольку душе негде существовать, кроме как в том же теле, она, хотя травма приводит ее в состояние среднее между бессознательностью и трансом, спешит по оставленному во времени следу, с бешеной скоростью проживая жизнь в обратном направлении, как при перемотке видеокассеты, пока не достигнет момента зачатия. Тогда она снова начинает жить.
Наказание, которое неминуемо ожидало Этона, должно было быть отчасти похоже, на смерть, только в этот раз тело будет выброшено в страт вместе с душой, и к тому же его накачают лекарствами, которые не дадут потерять сознание даже под воздействием неописуемого потрясения. От потерявшего сознание курьера толку нет — он не сможет направить себя к назначенной цели.
Техник продолжал что-то писать, когда Этон заговорил тихо и затравленно:
— Ученые спорят, действительно ли существует страт как независимый континуум, или он всего лишь видимость, порожденная нашими машинами, просто результат ключевого действия — разгона пи-мезонов выше скорости света. В Армии Времени мы привыкли считать страт океаном, поверхность которого — это ортогональное время… но может быть, страт — это мир, перепутанный и изломанный, потому что кто-то перестает подчиняться его законам.
Техник оторвался от своего занятия, пораженный такими словами, услышанными от курьера. Очень нестандартная реакция. Обычно подопытного приходилось держать трем служителям.
— Как бы там ни было, ответ на этот вопрос нам дает Церковь, — назидательно заметил техник. — Страт реален, но не так, как реален мир актуального времени.
— Да… у Церкви на все есть ответ, — отозвался Этон, вложив в голос чуточку иронии. — Страт — Святой Дух, соединяющий Бога с миром. Но в Армии Времени, знаете ли, приходится держаться более практической точки зрения. Сейчас мне предстоит без защиты предстать перед тем, чего хрононавты боятся больше всего, и неудивительно, что у меня ум занят размышлениями об истинной природе этого явления.
— Ваше присутствие духа просто восхитительно, — отдал ему должное техник. — Однако на вашем месте я не стал бы так легко отмахиваться от учения Церкви. При отбытии рядом с вами будет находиться утешитель для последнего напутствия. Не следует ли мне, кстати, заметить, что высказанная вами точка зрения — будто страт не существует отдельно от мира — отрицает Святой Дух и равносильна материалистическому атеизму?
На лице техника играла насмешливая улыбка. Этой понял, что этот человек забавляется с ним, как кошка с мышью, и промолчал.
— Но в любом случае, — продолжал техник после краткой паузы, — страт представится вам именно тем, чем вы его только что назвали — океаном потенциального времени. Во-первых, страт имеет глубину. Церковь запретила исследования глубин страта — но вы, конечно, знаете, каковы были результаты первых экспедиций. Чем глубже в страт, тем сильнее давление потенциального времени. У нескольких кораблей было раздавлено ортогональное поле.
Этой едва заметно вздрогнул.
— Вы считаете, что с вами поступают несправедливо? — спросил техник.
Этом покачал головой, пожал плечами:
— Мне было сказано, что я трус и убийца. Я не знаю, правда это или нет. Но если это правда, то наказание справедливо… для офицера.
Если бы он думал, что действительно совершил все эти преступления, то наказание было бы почти желанным — как возможность искупить вину.
Техник поднялся из кресла:
— Сюда, пожалуйста.
У дальней стены лаборатории стоял жесткий стул с прямой высокой спинкой, с которого свисали привязные ремни. Два охранника, прижав руки Этона к бокам, усадили его на стул. Ремни прихватили грудь Этона, предплечья и бедра.
— Когда вы выполните задание, вам будет приказано умереть, — мягко сказал ему техник. — Для этого вы воспользуетесь простым и прямым методом — остановка сердца командой по блуждающему нерву. Сейчас мы вложим в ваш мозг слово, произнеся которое в нужный момент вы вызовете возбуждение блуждающего нерва, и он остановит ваше сердце.
В руку Этона вонзилась игла шприца. Перед глазами завертелся испещренный разноцветный диск, приковывающий к себе взгляд помимо воли. Зашептал что-то тихий голос.
Этон заснул.
ВОМ
Когда он проснулся, слово лежало где-то в мозгу мертвым грузом. Этон чувствовал слово, но произнести его не мог, ни мысленно, ни вслух. И не сможет, пока не услышит определенной фразы, произнесенной голосом, который он узнает.
Техник снова бросил взгляд на часы и заторопился:
— Время поджимает. Ваша депеша уже приготовлена. Теперь слушайте. Есть две причины, почему для сообщения с кораблями флота мы пользуемся живыми курьерами и почему эти курьеры должны уничтожаться. Когда-то мы пытались использовать иные средства — самодвижущиеся снарядами или одноместные лодки. Но двигатели времени слишком громоздки и дороги для подобного использования, особенно такие, которые могут развивать необходимую скорость. Поэтому мы разработали метод перемещения, который будет применен к вам. Мощный генератор создает огромный потенциал; за счет этой энергии вы будете запущены в страт с высокой скоростью — куда быстрее, чем может двигаться даже линкор, и вам будет придан импульс, достаточный для достижения цели.
На заре развития этого метода мы отправляли в страт автоматические снаряды и даже людей в страт-скафандрах, но все это оказывалось малоэффективным. Неуправляемые снаряды сбиваются с пути в завихрениях страта и пропадают. Страт-скафандр отпал по нескольким причинам: он неуклюж, требует постоянной энергетической подпитки для поддержания внутри него поля ортогонального времени, в то время как стандартных батарей хватает только для короткого полета, а главное — само его применение для защиты бессмысленно, поскольку курьеру необходимо видеть страт двоими собственными глазами. Мы могли бы решить последнюю проблему, снабдив страт-скафандр экраном сканера, как в корабле, но вес подобной установки исключает такое решение.
Некоторое оборудование для наведения себя на цель у вас будет. Но это значит, что вы не только будете видеть лишенное последовательности время страта, но жить в нем: жить в четырехмерном и пятимерном времени. Как это будет ощущаться, вам не скажет никто. Все же мы должны вас подготовить, насколько это в наших силах, к выполнению вашей задачи.
На голову Этону опустился глухой шлем с наплечниками из пористой резины. Вокруг стало темно. Из наушников снова зазвучал голос техника-, будто сквозь жесть:
— Цель предстоящей процедуры — познакомить вас, хоть и не адекватно, с тем, что вы увидите перед собой, оказавшись в страте. Это, разумеется, имитатор, поскольку воспроизвести действительность мы не в состоянии. Самое главное, чему вы должны сейчас будете научиться, это держать направление. Помните: добраться до места назначения — это для вас единственный способ для вас выйти из страта, следовательно, единственный способ умереть. Могу вас заверить, что это будет самым настоятельным вашим желанием.
На Этона обрушился поток зрительных образов, настолько лишенных смысла, что казалось, будто они тянут глаза в разные стороны. На мгновение Этой закрыл глаза, но когда снова открыл их, сверкающая круговерть не только не утихла, а даже как будто усилилась.
В ушах звучал монотонный прерывистый гудок.
Этону показалось, что тело его раскачивается взад-вперед.
Наконец начали мелькать узнаваемые образы, тут же исчезающие. Тогда же в наушниках снова зазвучал голос техника, что-то комментирующего проникновенным тоном.
Пытка продолжалась около получаса. Техник объяснил Этону, как определить отклонение от курса и как скорректировать его с помощью той аппаратуры, которой его снабдят. Наконец шлем с головы Этона сняли, ремни расстегнули. Этон поднялся на ноги, несколько дезориентированный.
— Ну, кажется, все, — объявил техник.
— Обучение за полчаса? Вы на самом деле думаете, что этого достаточно? — удивился Этон.
— Абсолютно. Задание не такое сложное. Неприятных ощущений больше.
Этон попытался сформулировать вопрос, который только что пришел ему в голову:
— Почему… почему мы должны умирать? Техник удивленно повернулся к нему:
— Потому что вы приговорены к смерти.
— Я знаю. Но к чему такие сложности? Нет, я знаю практическую причину гипнотического кондиционирования: люди Армии Времени не должны пачкать руки кровью приговоренных преступников. Поэтому преступники казнят себя сами. Но почему вы так тщательно следите, чтобы курьеры умирали после первого же полета? Почему не использовать их повторно?
Техник задумался.
— Причина наверняка есть, — ответил он. — Откровенно говоря, мне она неизвестна. Но у всего есть свои причины. Я никогда не слышал, чтобы кто-то побывал в страте дважды.
— У адмиралов флотов имеется четкий приказ — не позволять курьерам жить после прибытия даже несколько часов. Но почему? Какой от них может быть вред?
— Возможно, это акт милосердия. — Техник взглянул вверх на лампу, замигавшую под потолком. — Пора готовить вас к выходу.
Часть лабораторной стены отъехала в сторону. Сопровождаемый двумя охранниками Этон пошел вслед за техником по узкому кольцевому коридору, круто уходящему вниз. Туннель вывел в помещение, совсем не похожее на зал инструктажа. Металлические серые стены дрожали от гула, который исходил от колоссального нагромождения машин у дальней стены.
От мощи этого гула завибрировали кости. Этон кинул быстрый взгляд на большую металлическую крышку люка со смотровыми окошками, прижатую мощными болтами. Тут его отвели в сторону, и он оказался под оценивающими взглядами людей в белых халатах.
Хриплые выкрики заставили его поднять глаза. Двое охранников тащили к люку человека в странном снаряжении. У него на поясе был широкий щиток, откинутый вперед, — вероятно, пульт управления. Лицо человека было скрыто резиновой дыхательной маской, а тело перетянуто крест-накрест ремнями.
Придушенные крики стали отчаяннее, когда откинулась стальная крышка. С ловкостью, говорящей об изрядной практике, охранники запихнули курьера в люк и задраили крышку.
— Куда более типичная картина, — заметил техник Этону. — Я бы позволил себе сказать, что работать с людьми, умеющими держать себя в руках, — просто удовольствие.
Этон пропустил комплимент мимо ушей. Гул машин стал громче, переходя в невыносимое завывание, и закончился звуком, напоминающим долгий раскат грома. Что-то полыхнуло в камере запуска.
И настала звенящая тишина. Воздух был заряжен энергией.
Техники занялись подготовкой Этона. Первым делом на грудь ему привязали футляр с депешей. За футляром последовала похожая на поднос панель управления, привязанная к поясу так, чтобы можно было легко дотянуться до любой рукоятки.
Во время сеанса на имитаторе Этому было сказано, что верный курс он будет ощущать с помощью некоего таинственного явления, охарактеризованного как «ветер в лицо». Этот «ветер» представлял собой начальный импульс. Панель управления должна была действовать как перо руля; она позволит Этону управлять своим телом, как моторной лодкой. Этон ощутил уколы игл, — в вену ввели стимуляторы. На лицо ему опустилась кислородная маска, а уши закрыли наушники.
Этон был готов. Стальной люк отворился.
Этон не сопротивлялся, когда его проталкивали через люк. Он увидел камеру с клепаными стенами, и туман в сознании рассеялся. Внезапно и впервые он ясно и живо понял, что с ним происходит.
И понял почему!
Амнезия раздернулась как занавес. Этон вспомнил страшные события на борту «Молота Империи»: обнаружение на борту секты еретиков, сотрясающие корабль удары торпед, сержанта Квейла в страт-скафандре, шагающего к плоту в окружении своих единоверцев.
Остальное было просто. Этон не знал, кто перенес его на плот, потому что его воспоминания обрывались до этого события, но было очевидно, что еретики тоже туда добрались. Положение травматиков стало ужасным: как только их подберут, капитан их сможет разоблачить, и потому его амнезия должна была казаться им спасительным чудом. И они использовали это чудо полностью, выдвинув против него фальшивые обвинения, чтобы избавиться от потенциального обвинителя. Отчаянный и дерзкий ход, оказавшийся удачным.
Но почему Этон потерял память? Потому что увидел страт.
Узнает ли он его теперь?
Этон повернулся, желая что-то сказать, одновременно понимая, что слишком поздно уже рассказывать правду, но говорить ему не дали. Его пропихнули в люк и быстро задраили крышку.
Он оказался в стандартной восьмиугольной камере приведения приговоров в исполнение. Сама смерть будто сочилась из свинцовых стен в это замкнутое пространство, и казалось, что эти стены имеют несколько футов толщины. В воздухе повисло странное напряжение, которое Этон испытывал только однажды — когда помогал снимать с работающего двигателя времени защитный кожух для срочного ремонта.
В смотровом окошке появилось лицо, искаженное и размытое стеклом невероятной толщины. Включились мощные генераторы, обрушив на Этона барабанный грохот, от которого задрожали стены. Звук нарастал, оглушая. Несмотря на кислородную маску, возникло ощущение удушья. Казалось, что какой-то великан схватил Этона могучей рукой и теперь сжимает, сжимает, сжимает…
И тут оглушающий удар обрушился на Этона со всех сторон сразу, и камера исчезла. Ему показалось, что он мчится на огромной скорости, как будто выпущенный из огромной пушки.
Полная темнота? Ослепительный свет? Что же это было?
Ни то ни другое. Водоворот непостижимости. Зрительные образы, воспринимаемые глазами, но неведомые сознанию: действительность, лишенная смысла, который и делает ее действительностью. Сознание в ужасе отшатывалось от увиденного, пытаясь найти убежище в смерти или забытьи. Но Этону эти убежища были недоступны. Стимуляторы, введенные в кровь, не давали угаснуть разуму, обреченному на полную ясность.
И все же параллельно с режущим ужасом возникло узнавание. Этон вспомнил. Б течение краткого мига он уже видел это — тогда, на тонущем «Молоте Империи».
Этон, крутясь, летел по геодезической пятимерного времени. Это нельзя было сравнить ни с чем из знакомого ему времени или пространства. Ветер страта, похожий на густой туман призрачных псевдособытий, дул ему в лицо. Как только напор этого ветра ослабевал, пальцы Этона автоматически настраивали верньеры управления.
Но эта фаза, когда сознание цеплялось за осколки воспоминаний о течении обычного времени, длилась секунды. Континуум страта пропитал каждую клеточку тела, и время исчезло.
Началась вечность, и разум Этона померк.
По счастью, для исполнения задания не нужен здравый рассудок. Человек должен был только знать, что выход есть, что смерть доступна ему. И должен был знать, что невыполнение задания означает вечное погружение в страт.
В этом и состояла хитрость системы живых курьеров. Ни чувства, ни интеллект не способны понять среду, в которой оказывался курьер, но некий примитивный инстинкт помогает найти направление. Курьер всем своим существом рвется к цели, где ему будет позволено остановить свое сердце.
До тех пор Этону придется жить в мире без времени. Он не мог оценить длительность полета ни в секундах» ни в столетиях, потому что не было такого понятия — «длительность». Оно не может существовать в отсутствие понятий «до» и «после», а здесь ничто ничему не предшествовало и ничто ни за чем не следовало. Его вертело и швыряло. Он пролетал сквозь титанические процессы, где пятимерные объекты грозили ему, будто живые, но ничто не начиналось и ничто не заканчивалось.
Через какое-то время мозг вроде бы ожил и попытался восстановить прежний режим восприятия. Этон понял, что это начало привыкания к пятимерному страту и выделение из него трехмерных миров.
Капитан Монд Этон снова проживал свою жизнь, от зачатия и до камеры запуска в Хронополисе. Вне этих пределов был только вихрь неясных теней.
Иллюзия — можно ли было назвать это иллюзией? — была абсолютно реальной. Все события, все радости и беды, страдания и усилия заново переживались душой. И не один раз. Жизнь стала закольцованной лентой и прокручивалась снова и снова миллионы раз. Это бесконечное повторение стало невыносимым.
Среди кругового потока воспоминаний начали попадаться некоторые новые события, более или менее разборчивые. Сначала Этон подумал, что его выбросило обратно в ортогональное время, в другом теле и в чужую жизнь. Но вскоре он различил, что эти подобные сну эпизоды, так напоминающие события реального мира, — всего лишь фантомы — размещенные в страте макеты. Страт был вечностью, а вечность, как учили Этона еще в колледже, — это «склад» потенциальностей. Где-то в этом лишенном сущности океане находятся макеты всего, что есть в ортогональном времени, все возможные вариации того, что существовало. И еще были макеты го, что никогда не существовало, но всегда могло выплеснуться в ортогональное время судорогой страта, как пена волна берег.
После миллионов лет (или микросекунд) гонки сквозь слоистые облака событий у Этона вдруг возникло странное ощущение силы. Он не был больше чужим в страте. У него появилось чувство, как будто он сам, капитан Монд Этон, тоже превращается в пятимерное существо. Он видел всю свою жизнь как целое и мог сосредоточиться на любом ее эпизоде.
После этого обычное течение времени должно было казаться ограниченным и плоским, однако пальцы Этона не покидали верньеры пульта. Его разум все еще рвался освободиться единственно возможным образом.
Впереди смутно замаячила цель — корабли флота времени. Под защитой собственных полей ортогонального времени они выделялись в клубящемся страте четкими сияющими предметами. В наушниках Этона зазвучали сигналы лучей наведения.
И тут его завертело волчком: что-то стремительно бросилось на него сбоку. Это было изображение человека, то трехмерное, то четырехмерное, — крупный мужчина, разодетый как цирковой фокусник, в развевающемся плаще и разноцветных чулках. На месте глаз в орбитах мерцали драгоценные камни. Он оскалился по-волчьи, наставив на Этона короткую трубу, похожую на базуку, из которой исходило что-то клубящееся.
Пурпурный туман ударил Этона в грудь, подобно физической силе. Он ощутил, как задрожало все тело, и вильнул в сторону.
Человек бросился следом. Базука зашипела, и Этой увидел, в чем состоит ее действие: она искривляла ткань страта. Он со страхом почувствовал, как его засасывает вихрем, и отчаянно заработал рулем.
И тут исчезло и видение, и страт. Этон оказался внутри стальной клепаной камеры, точно такой же, как та, в которую он вошел вечность назад, и уши его наполнил громкий гул.
За миг до того, как человек с глазами-драгоценностями исчез, Этон успел рассмотреть подобравший его линкор Как ни смешно, это был флагман адмирала Хайта «Оплот веры».