Теперь, когда Кристиан сделал мне предложение официально, я решила, что могу тратить сокровища из моего клада. Умеренно, конечно. Все равно думали бы, что я живу на средства жениха.
Но мне не хотелось у него просить. И спрашивать разрешения у кого-то на то, чтоб воспользоваться моим кладом, я тоже не хотела.
Хотелось ощутить свою независимость и свободу.
Хотелось научиться распоряжаться своими ресурсами.
В конце концов, они действительно мои. И мне придется позаботиться о будущем детей, Итана и Рози.
С каждым днем дом становился все лучше, все чище и наряднее.
Ремонт преобразил его фасад. Садовники выстригли кусты в виде высоких приземистых пирамид, и свежая зелень очень красиво выглядела на фоне белоснежных стен.
Они вырубили все побеги, пробившиеся во дворе сквозь мостившие его плиты, убрали всю траву, и оказалось, что двор довольно большой, окруженный изящной балюстрадой.
В саду были расчищены все дорожки, убран бурелом и все деревья, кустарники и цветы приведены в строгий порядок. Никакого хаоса, все по линеечке, все на своем месте.
— Вот это настоящая господская усадьба! — говорила довольная Ивонна.
Для нее я купила великолепное синее платье и роскошную тонкую шаль, приличествующую экономке солидного дома.
Теперь под ее командованием было около десятка людей. Даже няньку для Итана мы подыскали, и он теперь был под постоянным присмотром.
А Ивонна, избавившись от необходимости заниматься ребенком, зорко следила, чтоб никто не сидел без дела. Всем находила работу.
Да и как ее было не найти?
Ведь дом следовало не только отмыть и отремонтировать, но и привести в жилой вид.
— Комнаты не должны быть сырыми, холодными и пустыми! — пыхтела Ивонна, лично натирая до блеска зеркала. — Эй, там! Несите-ка сюда побольше дров! Протопим это крыло как следует!
Ей, казалось, до ужаса нравится натирать до блеска серебряные чайники и кофейники. Ивонна даже помолодела лет на пять. А служанки, заслышав стук каблуков ее ботинок, тепли и драили вдвое усерднее.
Но вот против больницы в господском доме Ивонна решительно протестовала.
Кристиан поддерживал мое стремление устроить пункт помощи людям. Он говорил, что милосердная герцогиня и владелица земель — это очень хорошо. Лучше и не придумаешь.
Это значило, что в наших владеньях люди не оставались забытыми и ненужными.
Но у Ивонны на это был свой взгляд.
— Дом — это дом! — ворчала она. — Негоже, что в доме постоянно кто-то болеет. Охота вам жить в юдоли страданий? И чтоб дети слышали стоны? Дышали воздухом, который накашляли чахоточные?!
— Но Ивонна, — строго возразила я, дав понять, что от идеи больницы я не откажусь. — Я не могу не протянуть руку помощи нуждающимся!
— А эти нуждающиеся, — сварливо ворчала Ивонна, — готовы оттяпать эту руку по самое плечо! Даже если зубов у них нет, все равно отгрызут!
Я покачала головой.
— Я буду лечить людей, — ответила я твердо. — И ты не переубедишь меня. И не заставишь выставить на улицу больных.
Ивонна тотчас всплеснула руками.
— Да разве я об этом говорю! —тотчас закудахтала она, сделав круглые и очень невинные глаза. — Что ж у меня, сердца нет? Но господский дом… а нельзя ли обустроить больным уголок в другом месте? Ну, скажем, во флигеле?
Флигель был в глубине сада, у обновленного забора, за которым начинался сосновый лес.
— Да, место там замечательное, — нехотя согласилась я. — Там и воздух чище, и есть возможность выйти прогуляться…
— Ну, так а я о чем толкую?! — радостно воскликнула Ивонна.
— Но флигель совсем крохотный, — напомнила я с сомнением. — Всего две комнаты…
— Так можно достроить! — тут же нашлась Ивонна.
— Достроить?
— Ну да! Рабочие почти докрасили дом, госпожа! И засыпанные землей лестницы в саду откопали и отремонтировали! Чего теперь без дела болтаться? Только спят в тени да лениво делают вид, что что-то все еще красят! Уж я расшевелю этих бездельников! Скажите только!
— Ну, пожалуй, да, — сдалась я. — Позади флигеля как раз просто лужайка. Ее даже газоном не засеяли. Можно там…
— Две комнатки! — торжествовала Ивонна, потирая руки. — Для мужчин и для дам!
— И ванную комнату, — подсказала я. — Даже две. Тоже для мужчин и для женщин.
— Барыни какие! — привычно возмутилась Ивонна. Но я уже решилась.
— Позови-ка мне их главного, — велела я.
— Это того прохвоста с пышными усами и с хитрющими глазками? — уточнила Ивонна.
— Да, его. Я с ним обсужу все, посоветуюсь, что можно сделать…
— Да все можно! Лишь было бы желание! — ответила Ивонна. Но спорить больше не стала. Подхватила юбку и рванула искать рабочих.
Вот в таких хлопотах проходили мои дни.
Но кроме хозяйственных дел были и очень приятные заботы.
Изготовление свадебного платья.
Кристиан сам привез мне на выбор несколько отрезов тканей, самых разнообразных кружев. И купил он их, разумеется, не в наше городке, а в столице.
Кроме этого, он привез и ленточек, и шнурков, и всяких модных штучек — корсетов, крючков, красивых пуговиц, выточенных из крохотных жемчужин, страусовых перьев, батистовых платков.
Обойди весь наш город, а такого не разнообразия нашлось бы!
Еще он привез самых искусных модисток, а те притащили целые кипы модных журналов.
И мне предстояло только выбрать. Но выбор этот был очень нелегким!
Было решено шить его из белого шелка с набитыми цветами молочного цвета, легкими тенями украшающими ткань. Ювелиру Кристиана были переданы несколько ниток первосортного жемчуга, чтобы он изготовил пуговицы и подвески, которые украсили бы собой платье.
Конечно, такое дорогое и роскошное платье невозможно было шить где-то еще, кроме дома.
И потому я каждый день покорно взбиралась на оббитую бархатом скамеечку для ног и стояла, пока портнихи тщательно снимали с меня мерки, а затем и примеряли то, что сшили.
И это касалось всего: и нижней рубашки, и новенького корсета, и нижних юбок.
Каждую эту вещицу они тщательно подгоняли по моей фигуре. А я в зеркале перед собой видела, как с каждым днем свадебный образ становится все полнее.
Рози скакала тут же, подбирая лоскутки ткани или играясь с пуговицами.
Ей тоже было решено пошить платье к моей свадьбе, из белой кисеи.
Швеи пообещали еще сшить атласный кушак и к нему прикрепить цветы пионов из атласных розовых лоскутков.
А Рози умоляла, чтоб на праздник ей было позволено завить волосы.
Ну, что за кокетка!
В один из таких дней, когда я стояла неподвижно в платье, боясь пошевелиться, потому что в любой мой бок могла впиться булавка, в комнату влетела Ивонна, запыхавшись от бега.
Глаза ее так и бегали, щеки раскраснелись.
Выражение злорадного торжества было написано в ее чертах.
— Там!.. — выдохнула она.
— Ну, что там такое? — удивилась я.
— Там законник! — отдышавшись и переведя дух, произнесла она. — И две ваших сводных сестры! Велите их выгнать?!
Ивонна даже дрожала, как охотничья собака, почуявшая дичь.
— Нет, зачем же? — удивилась я. — Законника выгонять — это просто верх неблагодарности Учитывая то, как он нам помог в свое время.
— Нет, его-то зачем, — согласилась Ивонна. — Я о девчонках говорю! Дать им хорошего пинка под зад?!
Она уже взяла низкий старт, чтоб бежать и спустить девиц с лестницы.
Но я придумала им наказание получше.
— Зачем же, — ответила я, гордо подняв голову. — Не надо гнать.
— Не надо? — на лице Ивонны отразилось недоумение.
— Проси! — велела я, царственным жестом разведя руками и пригладив пышную юбку, сверкнувшую капельками мелких бриллиантов.
Тут Ивонна все поняла, и выражение адского удовольствия разлилось на ее лице.
— Сейчас, сейчас, — с самой крокодильей улыбкой ответила она и исчезла за дверями.
Долго ждать не пришлось.
Торопливый нетерпеливые шаги моих визитеров я услышала издалека.
Наверное, милые сестрицы бежали, спотыкаясь. И если б законник не сдерживал их, они бы прибежали в два раза быстрее.
— Сводные сестры и господин законник к маркизе Сорель! — проорала Ивонна важно, и распахнула перед ними двери.
Законник вплыл, важный, как паровоз.
Он щурился, как довольный кот на сметану, и то и дело приглаживал пышные усы.
Сестры ввалились, как утки — ну, точно, спотыкаясь и толкаясь. Даже шеи так же тянули.
И при виде меня просто встали, как вкопанные, разинув рты.
Да, это для меня, немного уже привыкшей к своему новому положению, платье и украшения были чем-то обычным.
А для них я, верно, показалась, сияющей и ослепительной.
Я возвышалась над ними, в белоснежном шелке, в кружевах.
Швеи и портнихи суетились, подкалывая юбку и расправляя длинный шлейф.
А свет играл на гранях драгоценностей.
— Добрый день, господин законник, — вежливо произнесла я, и чуть склонила голову в знак уважения.
— Доброго, доброго, ваше сиятельство, — ухмыльнулся он в усы.
И тут же бросил яростный взгляд на сестриц, замерших с открытыми ртами.
Разве что по затылку обеим не влепил.
Сестры дрогнули и как по команде присели в заученном реверансе.
— Доброго дня, ваше сиятельство! — повторили они послушно вслед за законником.
Просто песня!
— Что привело вас ко мне? — снова обратилась я к законнику.
— Долг, разумеется, — важно и гордо ответил он.
И с видом фокусника вытащил из-за пазухи… кошелек?!
— Что это? — удивилась я.
— Как что? — тоже удивился законник. — Деньги на содержание ребенка от отца.
И он просто-таки затрясся от смеха, красноречиво оглядев меня.
Я даже дышать перестала.
— Вы, — не веря своим ушам, — снова взыскали с него содержание?.. Даже теперь?..
Законник пожал плечами.
— Закон есть закон, — ответил он. — Ежели герцог вашего сына признает своим —ходят и такие слухи, — тогда, конечно, Юджин Ваган не должен будет вам ничего. Но пока…
Невероятно!
Я чуть не захлебнулась хохотом, но вовремя сдержалась и промолчала, хотя покраснела до ушей.
Воображаю себе ярость Юджина и его бессильную злобу!
Теперь его деньги — это капля в море. И он это знает.
И все равно вынужден их отдавать!
Да он локти кусает!
— О, а я-то думала, это собаки всю ночь выли на пустыре, — как бы невзначай проворчала Ивонна.
— Я очень благодарна вам, господин законник, — с теплом произнесла я. — Не желаете ли отобедать у нас?
— Пожалуй, — важно согласился законник, снова подкрутив усы.
— Идемте! — тотчас влезла Ивонна. — Я устрою все в наилучшем виде! А госпожа маркиза Сорель, — она с победным видом глянула на сестер, — присоединится к нам чуть позже!
Законник поклонился и последовал за Ивонной.
А я осталась наедине с сестрами.
Признаться, они порядком подурнели, потускнели и поизносились за последнее время.
Та, что сидела в тюрьме, так и вовсе выглядела болезненно.
Думаю, ей всыпали розог и назначили общественные работы.
Не очень уж сурово ее наказали. Но для того, кто не привык вставать рано и мыть котлы, мести улицы и мыть полы это было невероятно мучительно.
Платья их тоже были… в беспорядке. Как будто некому стало ухаживать за их одеждой.
— Чего вам? — спросила я.
Сестрицы кусали губы чуть не до крови.
Кланяться мне было им сложнее всего!
— Законник не сказал! — выпалила, наконец, одна из сестер.
— Велел нам самим с тобой поговорить! — подхватила вторая.
— Сказал — может, ты сжалишься! — снова вступила первая.
По лице ее пошли пунцовые пятна. Она ненавидела меня всей душой и завидовала так, что ее едва не рвало желчью.
— Сжалюсь? — удивилась я.
— Чертово завещание! — заверещала вторая сестра, стискивая кулаки так, что костяшки побелели.
— Завещание? — переспросила я.
— Завещание твоего отца! Копию которого привез Брат Умиротворения! Там написано, — сестрицы чуть не рыдали от отчаяния, — что и наш дом отписан тебе! Наш дом! А нам куда прикажешь деваться?!
— Ну, начнем с того, —хладнокровно ответила я, — что дом это мой. Моего отца и мой.
Сестры зубами от злости заскрипели.
— А у вас есть имущество, оставленное вам вашим родным отцом, — продолжила я, не обращая внимания на злые слезы, текущие по лицам девиц.
— Пф! — фыркнула она из них. — Ты сейчас серьезно?! Наш родной отец был не нищим, но и богатым его не назовешь!
— От него остался дом, где всего пять комнат! — в истерике завопила вторая сестра. — И это вместе с кухней! Мать его сдавала квартирантам! И квартиранты до сих пор там! Как нам прикажешь жить?!
Я лишь развела руками.
— Вас сильно интересовало, — холодно ответила я, — как я буду жить в этом доме, когда вы меня выгоняли? Вы отняли у меня все. Даже мои платья. Я буду великодушна; ваши вещи вы можете забрать. Все постельное белье, все наряды, все шляпки, туфли. Но раз закон гласит, что дом мой, так тому и быть. Нет, я не сжалюсь над вами. Главным образом потому, что жалеть вас незачем. Вы выгнали меня с младенцем на улицу. Ваш же дом, насколько я понимаю, обитаем. Там тепло, там не течет крыша, не проваливается пол. Вам стоит лишь выселить квартирантов.
— Невозможно! — выкрикнула одна из сестер. — Матушка подписала с ними договор! И пара комнат будет занята еще полгода! Нам придется жить с ними! С незнакомыми, посторонними людьми! Или придется вернуть деньги!
— Так верните.
— А жить мы на что будем?! Кто нас кормить станет?! Да и где денег взять, они давно потрачены!
Я снова пожала плечами.
— Почему с этими вопросами вы пришли ко мне?
— Но ведь это ты нас выгоняешь! Ты! — наперебой вопили они. — А мы не хотим жить в том доме! Там просто… убого!
— Там хватит места двум девушкам, — отрезала я. — Если жить скромно и найти себе дело, которое будет вас кормить.
— Да что за чушь ты несешь! — заверещала одна из сестер, та, что побойчее. Видно, мало розог ей всыпали. — Мы привыкли, в конце-то концов, к этому дому! Там все наше! Я не понимаю, почему мы должный уйти?! Только потому, что тебе так хочется? Потому что ты уперлась, как корова, из чистого упрямства?
Вторая дернула ее за юбку, призывая держать себя в руках.
Но ту уже понесло.
— Я прекрасно знаю, что ты теперь маркиза! — насмешливо произнесла она. — И мы тебе кланяться должны! Да только черта с два! Много чести! Ты думаешь, я тебя испугаюсь? Ну, уж дудки! Это другим ты можешь о титуле рассказывать и пихать под нос свою корону! Для меня-то ты всегда останешься маленькой дурочкой Эрикой! И я тебе напомню, что мы — одна семья! А перед семьей всегда есть обязательства! Ты обязана нас кормить! И заботиться о нас обязана! Тем более, что у тебя есть деньги! Твой жених тебе дает!
У меня даже глаза на лоб полезли от ее наглости.
— Что-то вы не вспоминали о своем долге передо мной, — ответила я.
— Наглости хватает прибедняться! — зашипели сестры. — Да мать тебе вон какой красивый дом отдала! Он вдвое больше нашего! И ты последнее хочешь у нас отнять?! Бессердечная! Кровопийца!
Нет, ну это уже ни в какие рамки!
— Ивонна! — закричала я так, что портнихи в испуге отпрянули от меня.
Ивонна тотчас появилась на пороге, словно все это время за дверямистояла и подслушивала.
— Этих двоих девиц, — процедила я зло, — выставить вон и больше никогда не пускать!
— Будет сделано! — радостно ответила Ивонна, ухватив обеих за шиворот. Хоть сестрицы и сопротивлялись.
— Господин законник ушел?
— Еще нет, госпожа маркиза!
— Передай ему, — холодно отчеканила, — что эти две дамы не заслуживают снисхождения! Пусть выселяет их как можно скорее!
— Нет! Нет! — заверещали сестры. Но из цепких рук Ивонны им было не вывернуться!
— Все их тряпки до последней пусть выкинут! — свирепствовала я.
— Как мы будем жить?! — орали они в два голоса, рыдая. — Как?! Как?!
— Работать пойдете, голубушки, — радостно пыхтела Ивонна, волоча их к выходу. — Ничего-о-о. Нужда быстро научит вас полы мыть!
***
Еще одна причина, по которой Кристиан запер меня с портнихами у меня дома, заключалась в беглой мадам Эванс.
Она куда-то исчезла, и я о ней совершенно позабыла.
Но не Кристиан.
Если меня не интересовало то, как она ведет свои дела и на что живет, то Кристиан все отслеживал.
Когда законник выселял ревущих сестриц, не я, а Кристиан был с ним рядом.
Сестрицы, казалось, хотели ободрать весь дом изнутри до камней, стащив с собой даже штукатурку и обои.
У них в узлах находили кухонную утварь и предметы мебели, что было лишним и возвращалось обратно.
Они кричали и рыдали, дрались за каждый половник, но законники, которых главный законник пригнал чуть ли не дюжину, были неумолимы.
Тряпки девицам отдали. И посуды на две персоны.
Две тарелки, два комплекта столовых приборов, кастрюлю и поварешку.
Но и только.
Разумеется, законники не позволяли себе никаких выражений злорадства или насмешек. Им было все равно; они исполняли свою работу.
Но девицы все равно кричали и плакали, будто их резали.
А Кристиан пристально следил за ними и оглядывался по сторонам, будто что-то искал.
Или кого-то…
— Ловите на живца, ваша светлость?
Кристиан обернулся.
Рядом с ним стоял тот самый странный Брат Умиротворения, так удивительно похожий на мадам Эванс.
— Вы тоже, — полувопросительно произнес Кристиан, чуть поклонившись Брату.
Тот неопределенно пожал плечами.
— Пытаюсь, — мягко ответил он.
В нем было много мягкости.
Казалось, он был весь соткан из нее. Из ласковой, всепрощающей мягкости.
В такую лишь руку погрузи, иона затянет тебя целиком, увлечет за собой.
— Но это для очистки совести, — продолжил Брат Умиротворения. — Я, к сожалению, знаю наверняка, что наша… м-м-м… добыча не придет защитить своих дочерей. Своя шкура ей ближе, дороже и уютнее.
Кристиан мельком глянул на Брата Умиротворения.
— Вы пытаетесь убить ее? — спросил он.
— Спасти, — чуть кивнул головой тот.
— Но, кажется, итог будет один и тот же? — уточнил Кристиан.
— Несомненно, — подтвердил Брат Умиротворения.
— Так в чем разница? —спросил Кристиан.
Брат Умиротворения вздохнул.
— Разница в том, — ответил он, — как она уйдет. Дело в ее выборе. Добровольно ли она уйдет, подав мне руку и доверившись Умиротворению, или с ненавистью полетит в бездну, куда вы ее приглашаете, яростно и отчаянно цепляясь за жизнь.
— Вам ее жаль? — спросил Кристиан.
Брат Умиротворения не стал отвечать на этот вопрос.
— Она зло, — сказал он. — И я понимаю, что от нее нужно отчистить мир. Потому что она несет в него только боль. Увы. Мы с вами делаем по сути одно и то же дело, ваша светлость. Стоим на страже. Служим людям так, как они не смогли бы сами себе послужить. Мы воины света. Только вам, паладин, нет дела до душ тех, кого вы изгоняете из этого мира. Ваша цель — убить. Моя — успокоить. Сделать прощальный дар уходящему. И да, — Брат Умиротворения кротко взглянул на Кристиана, — ловить на живца — это очень правильная стратегия. Просто приманка нужна другая.
Брат Умиротворения поклонился Кристиану и ушел.
Кристиану даже показалось, что он растворился в воздухе.
— Другая приманка, — проворчал Кристиан, хмурясь.
Он понял, что имел ввиду Брат Умиротворения.
Меня.
Только я, как цель, как наживка, могла выманить хитрую старуху, заставить ее выползти из укрытия. Но рисковать мной Кристиан был не готов.
Он боялся вывести меня из-за стен защищающего меня дома.
Выдумывал мне всякие дела, посылал много людей, чтоб они меня занимали и не давали покинуть пределы сада.
Кристиан тянул время и искал. Но мадам Эванс словно сквозь землю провалилась. Не давала о себе знать.
Она словно тоже выжидала. Ведь я не могла просидеть взаперти вечно.
Хотя б на свою свадьбу я должна была выйти? Наверное, этого дня мачеха и ожидала.
Одним словом, изловить хитрую старуху не удавалось.
Сунуться в старый дом, ко мне, она бы точно не осмелилась. Слишком боялась призраков.
Но желание отомстить, причинить боль, все еще было слишком свежо.
Оно не потеряло бы своей остроты и через сто лет.
Ведь все то, к чему она так стремилась долгие годы, рухнуло в один миг.
И во всем этом она винила меня.
Поэтому старая ворона летала поблизости. Ничем не выдавала себя, клевала червяков, дралась за объедки на помойке и спала на деревьях, как и прочие птицы.
Но, в отличие о них, она зорко наблюдала за тем, что происходит у меня в доме.
Смотрела за течением жизни.
Заглядывала в окна, скрежетала когтями от зависти и злости и все думала, как же достать меня.
Но всюду ей чудились ловушки.
В окнах моего дома ей мерещились знакомые лица. Голоса братьев звенели и звали ее.
Несколько раз она порывалась влететь в раскрытое окно. Теплый домашний свет, уют, тишина обманывали ее бдительность. Но стоило ей подлететь поближе, как страх накатывал на нее, и она не решалась.
…В тот день Кристиан явился с подарками, шумный и оживленный.
Он без стеснения поцеловал меня несколько раз при всех.
— Моя Эрика, — с чувством сказал он, глядя в мое лицо сияющими, как зимние звезды, глазами. — Как я счастлив, что ты моя! Как счастлив!..
Он снова меня обнял, прижал к себе крепко-крепко.
— В преддверии свадьбы у меня есть небольшой подарок для тебя, — сказал он. — Драгоценности — это всего лишь камни, — он открыл передо мной плоскую коробочку, показывая мне чудесное бриллиантовое колье.
Три ряда крупных горошин чистейших камней в золотой оправе. Первый ряд самый крупный, потом меньше, и последний самый маленький.
Колье лежало на шее, как сияющий воротник.
— Но у меня есть кое-что еще.
Ах, но что же могло быть еще, после такой-то красоты?!
Я позволила Кристиану надеть колье мне на шею.
Он застегнул золотой замочек и поправил камни, чтоб те лежали ровно.
Я любовалась собой в зеркале, а Кристиан обнимал меня за плечи и целовал в шею, дыша моим запахом.
— Что же еще? — произнесла я.
От его ласки сердце просто таяло. Его близость заставляла кровь быстрее бежать по венам.
— Думаю, нам нужно съездить к законнику, — произнес он наконец. Так, словно это решение ему далось нелегко, и будто он его обдумывал долго. — И там я признаю Итана своим сыном.
— Ах! — вырвалось у меня из груди.
— Да, — небрежно продолжил Кристиан. Было видно, что он заметно волнуется, но изо всех сил старается это скрыть. — Я решил, что это лучше сделать до нашей свадьбы. Потом… потом ведь будет много хлопот, свадебное путешествие, развлечения. Словом, приятные дела, от которых не хочется отвлекаться. Давай сделаем это сейчас?
— Давай, — прошептала я, совершено счастливая.
— Иди, одевайся, — шепнул он.
И я тотчас же бросилась в свою комнату.
Оставшись один, Кристиан обернулся к чуть шевелящимся портьерам.
— Вылезай, — скомандовал он. И из-за занавесей появилась мордашка Рози, и Кристиан улыбнулся. — Подслушиваешь и подсматриваешь, значит?
— Мне самой еще не скоро подарят украшения на свадьбу, — ответила Рози. — А посмотреть, как это бывает, хочется уже сейчас.
— Логично, — согласился Кристиан. — Но не рановато ли ты интересуешься свадьбами?
— В самый раз, — ответила Рози смело.
— Ладно, не будем спорить, — покладисто заключил Кристиан. — Знаешь что? Мне понадобится твоя помощь.
— Помощь? — удивилась Рози. — В чем же?
— Я знаю, ты можешь видеть призраков, обитающих в этом доме.
— Кто это вам такое сказал?!
— Не отпирайся, я знаю это наверняка.
— Ну так и что же? — сурово произнесла Рози.
— И они, как будто, доверяют тебе? — уточнил Кристиан. — И даже как будто бы дружны с тобой?
— И что? —гудела Рози, отступая на безопасное расстояние от Кристиана.
Подобное обвинение могло дорого стоить маленькой Рози.
Прознай кто об этом в городке, и девочка тотчас стала б изгоем. И это в лучшем случае.
— И Эрике они благоволят? — уточнил Кристиан.
Рози насупилась, глядя на него исподлобья.
Откровенность в вопросах, которые он задавал, могла стоить и мне очень дорого.
И Рози предпочла молчать, как партизан на допросе.
— Твоя верность и неболтливость похвальны, — сказал Кристиан. — Но сейчас мне действительно нужна твоя помощь. Я хочу защитить Эрику от старой ведьмы. Ты же знаешь, что мадам Эванс боится духов, что живут в этом доме.
— Не знаю я, — буркнула Рози, — кого она боится.
— Знаешь, знаешь, — усмехнулся Кристиан. — Я бы мог, конечно, силой заставить их подчиниться мне и делать то, что я велю…
Рози так и открыла рот.
— Вы?! — изумленно произнесла она.
— Я, — мягко подтвердил он. — Но мне кажется, что запертые тут духи не заслуживают этого.
— Ну да! — оживленно выпалила Рози. Плотину ее молчания прорвало. — Мадам Эванс потому и боится их, что виновата перед ними.
— Ее братья, полагаю? — произнес Кристиан.
Рози лишь кивнула.
— Она охотится за Эрикой, — сказал Кристиан.
Рози прислушалась к неслышимым голосам.
— Они говорят, — произнесла она, наконец, — что так и есть. Но только как они могут помочь-то? Мадам Эванс бродит где-то за стенами этого дома. А они тут навечно привязаны, к этому дому, к своему портрету. Ну, к тому портрету, что висит на втором этаже. Они могут выходить только если им позволить. Но я не умею этого.
— Я умею, — сказал Кристиан.
— Вы-ы-ы?! — изумилась Рози.
— И я мог бы освободить их, — небрежно ответил Кристиан.
Рози помолчала, прислушиваясь к призракам.
— А взамен что? — быстро спросила она, явно собираясь торговаться.
— Ничего, — ответил Кристиан. — Я позволю им выйти из этого дома и добраться до старой ведьмы. Этого ведь они жаждут так сильно, что не могут обрести покой? После они смогут уйти.
— Навсегда? — ахнула Рози.
— Навсегда, — подтвердил Кристиан. — Обрести покой и забыть терзающее их пламя.
Рози снова замолчала.
Глаза ее лихорадочно блестели, она то и дело раскрывала рот, но не сказала ни слова.
Все ее доводы были прочитаны из ее мыслей.
И ответы на них были даны.
— Они сказали, что согласны! — выпалила Рози, наконец. — Согласны, если вы дадите слово, если вы поклянетесь всем, что вам дорого! Они очень боятся, и плачут, потому что устали и очень хотят вам верить. Но боятся.
— Скоро все закончится, — мягко ответил Кристиан. — Ах уж этот плач… Иногда Братом Умиротворения быть легче, чем паладином.
— Что? — удивилась Рози.
— Ничего. Не бери в голову. Просто если они хотят, то я могу отпустить их прямо сейчас.
— Но тогда они не смогут защитить Эрику, так?
Кристиан кратко кивнул.
— Так. Тогда мне это придется делать одному.
— И это намного опаснее?
— Да.
Рози помолчала, прислушиваясь к шепоту призраков.
— Они говорят, — ответила она, наконец, — что хотели бы уйти сейчас. Но тогда им не будет покоя. Они говорят, что помогут вам защитить Эрику.
— Ну, тогда, — задумчиво произнес Кристиан, — принеси мне плащ Эрики. Тот, в котором она выходит из дому.
Рози с удовольствием это сделала.
К тому плащу Кристиан приколол странную брошь, длинную булавку с четырьмя стеклянными дутыми шариками.
— Их же четверо? — уточнил он, поправив это незамысловатое украшение.
— Четверо, — вздохнула Рози.
— Тогда прощайтесь, — сухо произнес Кристиан. — Сегодня они отправятся к свету, а старуха… куда повезет.
Рози внимательно и серьезно глянула на Кристиана.
— Так вы пришли за госпожой Эрикой затем, — произнесла она задумчиво, — чтобы выманить старуху?..
Кристиан лишь кивнул.
— А без этого никак?
— Никак, — ответил он. — Я не могу усадит Эрику под замок навечно. Не она должна сидеть под замком, как преступница, а этот плотоядный монстр. И чем скорее мы от нее отделаемся, тем лучше.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла тревожной.
— Не то она испортит нам свадьбу, — закончил он.
***
Я не слышала карканья, когда наша карета катилась по улицам города.
Не видела, как старая больная ворона с хромой ногой и облезлыми, словно обожжёнными крыльями, догоняет нас.
Ей было не догнать резвых лошадок герцога.
И предоставлять ей такого шанса никто не собирался.
У законника все было готово. Он нас ждал. И, судя по всему, с Кристианом у него была договоренность.
— Прошу! — законник просто раздувался от гордости. Он указал нам на кресла, установленные специально для нас у его стола.
Бумаги на подпись лежали прямо перед ним.
Но текст выжженого на столешне завещания я увидела. Он предательски выглядывал из-под документов, которые нам предстояло подписать.
И, кажется, законник не собирался избавляться от следов шалости огненных мальчиков.
Он, напротив, приказал покрыть лаком выжженные пламенем слова.
Словно память об ушедшем друге.
— Что ж, приступим, — мне показалось, что Кристиан спешил. А вот это странно; я бы, наоборот, еще погуляла по городу.
С удивлением я поняла, что уже давно не покидала дома, заваленная делами, хлопотами и подготовкой к свадьбе. И возвращаться обратно в четыре стены мне совсем не хотелось.
— Прочитай и подпиши, — сказал Кристиан, придвинув мне бумагу.
Странно; его подпись там уже стояла.
А ведь это такой важный документ!
Я с удивлением подняла на него взгляд.
— Бумагу составляли мои юристы, — ответил Кристиан, откинувшись на спинку кресла. — Я уверен в каждой букве. Так что тут нечему удивляться. А тебе стоит прочесть. Прекрасная погода сегодня, господин законник, не находите?
— Прекрасная, — согласился законник, довольно щуря глазки.
На столе, поверх всяких бумаг, судебных записок, завещаний и прочих юридических документов, лежал его пистолет.
Словно оберег или предупреждение.
Как последний шанс…
Не успела я об этом подумать, как в окно влетела ворона.
С хриплым карканьем она разбила стекло и комком грязных окровавленных перьев рухнула прямо на белые бумаги на столе законника.
И тотчас начала превращаться в нечто огромное, страшное, пугающее настолько, что законник осмелился выдернуть из-под нее пистолет после весьма долгой паузы.
Он раскачивался на стуле и просто рухнул назад, когда это чудовище свалилось на его стол.
И потребовалось время, чтоб он поднялся, отчаянно ругаясь, добрался до стола и выхватил пистолет из-под чудовищной туши, что росла и обретала очертания на его столе.
— Ни с места! — выкрикнул он. Щелкнул взведенный курок.
Но монстр на столе и не думал убегать.
На пол спустились ноги в потрепанных, грязных, заляпанных грязью ботинках.
Иссеченное по подолу платье в пятнах тины, плесени, глины прикрыло старые колени.
Мадам Эванс, выглядящая, как придорожная побирушка, растрепанная, отощавшая, сползла со стола законника, оставляя грязные отпечатки рук на его документах.
Я так и вскрикнула, прижимая к груди бумаги.
Никогда еще мачеха не внушала мне большего страха и трепета.
Разодетая в лучшие одежды, тщательно причесанная и глядящая свысока с ухмылкой — нет.
— Ш-што, — прошипела она, трясясь от злости и слабости, глядя на нас с ненавистью, — попались?
И это было жутче всего.
Трое здоровых, сильных людей, попались ей, больной старухе?!
Законник молча, не медля ни минуты, выстрелил.
Он милосердно метил ей в плечо, чтобы не убить, но ранить.
Пуля должна была отшвырнуть хрупкое тело вон, а боль — отрезвить безумную.
Но не тут-то было.
Мадам Эванс оказалась крепкой, словно отлитой из металла.
От попадания она лишь дернулась — так, будто шалун-мальчишка в нее попал камнем, — и угрожающе шагнула вперед, сверля меня горящим взором.
— Стой, где стоишь, исчадие ада! — крикнул законник.
Но мадам Эванс только взмахнула рукой, и законник с воплем полетел вверх ногами в угол.
Его пистолет выстрелил в полоток безо всякой нужды.
— О, как я тебя ненавижу…
Ее рука, ее серая призрачная рука тянулась к моему горлу.
Это была не плоть, нет.
Это была ее злая воля, ее сила, сама ее жизнь.
Это было настолько сильное желание, что даже пули разбивались об него.
— Я уведу тебя в мир теней…
Мне, застывшей в ужасе, казалось, что черная воля уже касается меня.
Этот ужасный миг растянулся в вечность — в вечность ужаса и леденящего душу страдания.
Еще миг — и сияющие, как старый тусклый лед, когти коснутся меня. В ужасе я зажмурилась и закричала, предчувствуя удар.
Но этого не случилось.
В этом сумрачном мире, где каждый миг тянулся вечно, а броски были неуловимы, как выпады кобры, Кристиан был быстрее молнии.
Я услышала только слабый вскрик, хруст схваченного запястья, и клацанье когтей по дереву столешни.
— Не сегодня, мадам Эванс, — вежливо произнес он.
Таким тоном, будто предлагал ей веер на балу.
Я распахнула глаза и усавилась в ужасе на трагедию, разыгрывающуюся передо мной.
Законник все еще летел в угол, как в замедленном кино.
Пуля его пистолета летела в потолок — медленно, жужжа, как ленивый шмель.
А Кристиан, вежливо и по не настоящему улыбаясь, крепко удерживал мадам Эванс за руку.
— Давайте обойдемся без насилия?
Я видела, как старуха кинула на меня взгляд, полный ненависти.
Она продолжала двигаться так быстро, что и пуля законника за ней не поспевала.
— Паладин! — выдохнула она с ненавистью.
Кристиан вежливо вскинул брови, подтверждая ее догадку.
— И врач, — она перевела на меня взгляд, полный животной ярости. Рот ее разъехался в чудовищной ухмылке, она закатилась в хохоте, содрогаясь всем телом. Кристиан с брезгливостью откинул ее, будто грязную тряпку. — Девочка! Ты думаешь, он любит тебя? Паладины не умеют любить! Только видеть выгоду! Он использует тебя! Все равно что мула нанимает на работу! Ты будешь таскать тяжести на своей спине, если он скажет! Ты!..
Черная сеть тумана ее слов опустилась на мою голову.
Я поняла, что старухе не нужны слова древних заклятий, чтобы кого-то заворожить, околдовать, сделать таким же угольно-черным, грязным, как она сама.
Она делилась ядом своей души, чтобы творить зло.
И в этой чернильной темноте было только одно спасение; верить не ей, а Кристиану. Видеть в этой непроглядной тьме спасительный огонек и не потерять его.
— Старая каракатица, — проговорила я. — Только я решаю, таскать мне тяжести или нет. Я богатая и знатная. Я нашла клад, о котором ты только мечтала. И у меня нет нужды кому-то подчиняться, чтобы что-то получить.
— Клад! — взвыла старуха. Она рванула так, что и Кристиана откинула, и снова потянула свои жадные когтистые руки ко мне. — Деньги! Золото! Так он ушел и оставил тебе свои богатства! Он ушел! Он больше не защищает тебя! Ты беззащитна! Ты беспомощна!
Этот рывок был страшен.
Кристиан ее больше не держал.
Он не вынес ее напора, ее страсти, ее злобы. Всего ее естества, которое она вложила напоследок в свой бросок.
Но и меня она не достигла.
Передо мной вдруг встала стена огня, и я поняла, что она реальна.
От жара зарумянились мои щеки, а черные щупальца мадам Эванс отдернулись, и она вскрикнула, обжегшись.
— Поиграешь с нами, Зина?
Старший мальчик, выступивший из пламени, был совсем взрослый.
Гордость отца.
Отец хотел отдать его в военное училище.
— Почему ты не хочешь играть с нами, Зина? Почему ты нас не любишь?
О, господи! Как мне было страшно!
Я знала, что сейчас будет.
Я видела их, четверых мальчиков, выступивших из пламени.
Неуклюжих подростков и совсем еще карапузов в красивых костюмчиках с матросками.
Они смотрели на старуху обиженно и осуждающе.
— За что, Зина?
Я закричала, но крика моего не было слышно. Кристиан зажал мне рот крепкой ладонью.
— Тише, — прошептал он. Его голос был громче гудения пламени. — Это не наша история. Пусть разберутся сами.
— Зачем ты с нами так, Зина?..
— Пошли вон! — вскричала старуха, пятясь. — Негодные мальчишки! Нытики и сопляки!
Старший нахмурился.
Пламя сильнее загудело вокруг него.
— Не смей оскорблять нас! — прокричал он.
Его голос слился с инфернальным вопле демонов, издевающихся и жаждущих крови.
— Не смей!
Пламя почти полностью окружило старуху.
Она пятилась, оглядываясь на пляшущие языки пламени.
Она отталкивала тянущиеся к ней руки.
И тут в круг огня вступил Брат Умиротворения.
Ох, теперь-то я сразу поняла, кто он!
Уж слишком он был похож на мадам Эванс!
— Идем со мной, — кротко произнес он, предлагая ей руку.
Его волосы были опалены, одежда тоже испорчена.
Пламя его жгло, но он терпел жар ради нее.
Ради своей матери.
— Я спасу тебя, — произнес он.
Старуха расхохоталась так, что пламя облизнуло ее костяные оскаленные зубы.
— Спасешь?! —выкрикнула она, отступая. — Утащив в небытие?! Да черта с два!
— Дай руку! — произнес Брат Умиротворения, протягивая ладонь старухе.
Огонь лизнул ее, как верный пес, и на коже мужчины вспухли волдыри.
— Пошел вон, ничтожество! — прокричала она. — Я буду драться! И ничто меня не победит!
— Руку! — в муке повторил он.
Но упрямая старуха отпрыгнула.
Попыталась оттолкнуть старшего брата.
Ногой ударила младшего, серьезного карапуза в матроске.
И пламя тотчас перекинулось на нее.
Я видела, как ее братья отступили, сурово и осуждающе на нее глядя.
Они вернулись в тот день, когда она их пожгла.
Только теперь огонь пожирал ее.
Она вопила и каталась по полу, но пламя было беспощадно.
Оно пронизывало все ее тело.
Горло, лишив старуху голоса.
Руки и пальцы, лишив ее возможности отбиваться.
Грудь, лишив ее возможности кричать.
Мгновение я смотрела на череп, разевающий в муке костяной рот.
А затем и он превратился в серый пепел, в невесомую пыль.
И мир, сделав рывок, выскочил из магической реальности.
— Дьявол! — выкрикнул законник, крепко стукнувшись затылком об пол.
Пуля из его пистолета наконец-то достигла с визгом потолка и увязла там, в деревянных балках.
А огонь, мрак и ужас исчезли. Вместе с призраками и пеплом, в который обраилась моя мачеха.
И я даже моргнула несколько раз, чтобы попытаться увидеть Брата Умиротворения, на скулах которого вспухали волдыри от ожогов.
— Все прошло, — тихо произнес Кристиан, обнимая меня. — Все кончилось. Все хорошо.
— Дьявол! — ругался законник, застрявший в углу на стуле, перевернутом кверху ногами. — Уже все?! Все прошло?!
— Да, — торжественно произнес Кристиан. — Дорогая! Так ты подпишешь бумаги или нет?!
***