Отстойник

ГЛАВА 4

Ну справедливости ради, это действительно был не пинок. Это была, как я и опасался, очередная вспышка паники, от которой меня подбросило на тюфяке, словно пружиной. Да какой хорошей пружиной — даже ноги успел под себя подвернуть, прежде чем приземлился обратно. Ружье машинально сгреб с пола, краем мозга отметив, что никто его не спер и даже не пытался. Да-да, я все помню… Отстойник, Цитадель, даже Йорген. Что у нас новенького?

Новенький у нас вот этот гул, хотя какой же он новенький? Гул вполне знакомый. Это тот самый вертолет приближается, в существовании которого Эл так трогательно сомневался. Ну хоть раз приступ пришелся в кассу, не дал проспать что-то интересное. И как же мы будем его, вертолет, рассматривать? Окон тут не делают, а если выскочить на открытое место — то и меня, чего доброго, рассмотрят, а там и поприветствуют так, что придется соскребать с окрестных фронтонов и складывать в пакетик. Погодим. Может, они мимо летят, в местный паб, пропустить по стаканчику?

Вытащил из-под тюфяка пистолет, утянул его под безразмерную плащ-палатку, где заткнул за пояс. На выходе из комнаты (успел забуксовать, прежде чем сигануть в дверной проем со всей дури. Мембрана разочарованно тренькнула прозрачной гладью) я придержался, решая, куда направиться. Можно вниз, там над входом в Цитадель нависает небольшой козырек, из-под него можно осторожно высунуться и поглядеть, что там такое летает. А можно вверх. Через чердачные окошки вверх смотреть неудобно, но на крышу выводит небольшая будка, из которой видно будет, пожалуй, лучше всего. Туда, пожалуй, и направимся — бегом, шлепая босыми пятками. Никого из моей компании не видать — оно и к лучшему, не хватало еще размениваться на объяснения, что шуметь пока не надо, вполне возможно, что это не «скорая помощь» к нам прилетела.

Чердак наш немалый я пересек кавалерийской бодрой рысью, с неудовольствием осознавая, что гул становится все мощнее и ближе. Может, забыли что-нибудь в прошлый заход? «Тромбон», например, или запасы жратвы, почему-то оставшиеся неразграбленными. Я бы тоже вернулся — за жратвой, не за «тромбоном». Правда, я бы и в первый раз не ушел, не понадкусав каждый брикетик. Если они не собираются нас миновать, не переходя к близкому знакомству, я оказываюсь в сложной ситуации. То ли мне их принять за врагов и начать толковище с прицельных выражений, то ли задуматься, велико ли счастье, которое может составить нам Эл со своей фракцией, и попробовать договориться по-хорошему. Может быть, они вообще спасатели из VBSS. А может, все как один маньяки-убийцы, действующие в преступном сговоре с… да много их тут, как я погляжу, и каждый норовит научить плохому.

Добрался до будки, приоткрыл дверцу, получив в лицо тугой ударной волной. Это он, стало быть, где-то совсем по соседству, раз будочка оказалась в ометаемых винтом пределах. О да, совсем по соседству — вот он, зараза, до боли знакомый «блэк хок», навис прямо над крышей и, похоже, целится на нее приземлиться. А вот торчит характерный ствол многоствольного пулемета — GAU-19 системы Гатлинга, несомненно причастный к повреждению фронтона. Нужны ли Нам такие гости? Как назло, и спросить-то некого. Не в смысле все разбрелись. Этих, которые под рукой, спрашивай не спрашивай — ничего, кроме многодневного соплежевания под маской демократии, не добьешься. Эла бы я спросил — у него внутрях барометр, он на ровном месте скажет, кому в глаз… да сам же и даст, чтоб объяснять поменьше. Впрочем, кто тут и почему враг Элу — это вопрос не на мою зарплату. Мне бы выяснить, можно ли с этими ребятами общаться незлобиво и вежливо, либо же сперва по-любому придется прояснить, кто тут с «какова раёна». Учитывая, что наличные наши силы не подразумевают содержание целых толп прожорливых военнопленных, действовать при таком раскладе надо будет резво и жестко, оставить себе на пристальное рассмотрение парнишку поумнее (лучше всего того, который умеет эту птичку пилотировать), а остальных…

Это еще кто кого оставит. Как-то я привык оперировать своими квалификационными категориями, до которых не всяк дорастет. И за неактуальностью почти перестал принимать в расчет, что есть на свете немало ребят уровнем ничуть не ниже. Очень живо вспоминаю, как в бурную юность бегам по сельве от «Дельты», выброшенной разобраться с тамошними крутыми наркодядьками. Было не очень приятно, но вполне познавательно наблюдать, как эти бравые хлопцы без малейших проблем, действуя четко и аккуратно, разбирались со вполне крепкими и неплохо вооруженными эскадронами смерти. По счастью, профессионалами они были во всем, ибо вполне могли бы и меня загнать, но логично посчитали, что на выполнении их задачи это не скажется, а потери будут, и несравнимые с пользой для дела, так что после двух суток лесных упражнений раскланялись во взаимном уважении и расползлись по углам зализывать раны. На носу себе я этот опыт зарубил и с тех пор, получая очередное деловое предложение, всегда во главу угла ставил подбор таких кадров, квалификация которых резко превосходит ожидаемое сопротивление. Не чтобы конфеты у детей отбирать кульками, а чтобы не преследовала слава горе-командира, который после каждой операции закапывает своих бойцов пачками. Кого-то принесло в этот раз? Если уж они ухитрились Хранителей повыбить. Чарли им на ползуба, а Айрин с ее замашками Синтии Ротрок и того дешевле обойдется.

Вертолет тем временем аккуратно спускался на крышу. Бортовые двери были настежь раздвинуты, так что удалось бросить взгляд на прибывающих. Единства в их экипировке не было никакого. Первым бросился в глаза камрад в армейском акупате, не самом успешном камуфляже по здешним меркам. Выглядел дядька словно прямиком из Персидского залива выдернутый, даже пулемет М249, который он держал наперевес, при длинном стволе стандартной модели имел выдвижной приклад параверсии, если не ошибаюсь, такие именно для Ирака и делали. Жилет «интерсептор», кевларовая каска, разгрузочные ремни с сумками под ленты — суровый мен пришел, главные успехи таких ребят проходят под заголовком «дружественный огонь». Рядом с ним примостился другой товарищ, в зеленом камуфляже, с банданой на голове и карабином Г36. От остальных видны были только головы, украшенные пестрым набором головных уборов, да несколько стволов, в том числе характерная акаэшная мушка. У пилота на голове сидели мощные наушники с радиогарнитурой, а отличать его от остальных в случае каши мы будем по пышным черным, с проседью, усам. Интересно, как далеко заведет фона злонравие, если я на бегу потребую не убивать мужчину с усами. Он не верит в сложные логические конструкции, зато легко способен представить, что сей индивидуум должен мне деньги, или я собираюсь его опросить на тему «привлекают ли усы женщин». В общем, по головам я насчитал восемь посетителей — не сказать, что мало, особенно учитывая превосходство в огневой мощи, но отчего бы не побарахтаться. Кабы в руках был не пятизарядный дробовик, заряженный картечью, а гранатомет или хотя бы такой же пулемет, как у этого парня, можно было бы попробовать прямо к ним туда и выйти, поздороваться, и по обстоятельствам. Но в текущей комплектации — дохлый номер, картечь такой жилет, как у этого первого, поймает всю и погасит, в лучшем случае синяков наставив; я это знаю и он, если только не из страйкбола сбежал, тоже знает прекрасно. Нет, прежде чем пальцы растопыривать, надо убедиться, что они произведут впечатление.

Непохоже, что посетители готовились к новому штурму, по крайней мере, вели себя вяло, расслабленно. Пулеметчик и его сосед спрыгнули на крышу первыми, следом за ними появились новые персонажи. Двое по бокам — еще куда ни шло, нормальные грубые особи вполне человеческого облика, но вот тот, что по центру, не понравился совершенно. Кожа у него была серовато-зеленая, горбоносое скуластое лицо обрамляли белоснежные пейсы, а глаза нетривиального разреза отливали жидким серебром. Одет он был в элегантную темную мантию, не похоже, что имеющую какие-то защитные свойства, а оружия не носил вовсе, по крайней мере, на виду. Уши, как у ослика, бодро торчали выше макушки. Эльф? Какой-то слишком зловещий для доброго народца. Больной, может быть? Может, пристрелить его, чтоб не мучился? А то непонятно, чего от него ждать. С остальными-то ясно: вот как распахну я эту дверь, тут-то в меня и прилетит.

Шасси вертолета коснулось крыши, и настала пора принимать решение. Если не свалить прямо сейчас, то уйти не удастся вовсе; еще несколько секунд, и они сунутся в мою башенку, тут уж убираться станет поздно. И, коль скоро они не закричат «ба, старина Мейсон, а мы-то тебя вспоминали и привезли тебе пива, и чипсов, и женщину с грустными глазами», может возникнуть суета, толкотня и неудобняк. Даже если предположить, что мои тщательно взрощенные навыки не осыпались при транспортировке в Ад, и первого же вторженца я без особых усилий заломаю на входе, положение все равно будет незавидное. У него ж даже пулемет, коварно взятый на трехточечный ремень с широкими подкладками, не выдернешь так запросто. Нет, не наш вариант. Наше правило — разделяй и властвуй. Вот по одному разбредутся, и можно будет идти досыпать, свалив индивидуальную воспитательную работу на фон Хендмана.

Последние мысли прокручивались уже на бегу — я оставил свой наблюдательный пост и припустился через чердак к спуску на жилой ярус, стараясь как можно меньше шлепать босыми пятками. А вот и мой друг Мик, как раз поднимается мне навстречу — в спортивных трусах и с глоком в руке. На роже любопытство, свободная рука фривольно скребет задницу, издавая звуки, как от граблей по шиферу.

— Э? — Надо полагать, это что-то вроде: «Доброе утро, как спалось? Мне вот хорошо, только кто-то нашумел и помешал. Кто пришел, зачем пришел, чего хочет? Какую позицию занимаем мы? Э?»

— Тсс.

— Эге.

— За мной. — Я потрусил вниз, на ходу, понизив голос, изложил диспозицию. — Одна вертушка на крыше, восемь рыл, семь наших в полевом эквипе, один непонятный. Что надо — не сообщили, сопротивления, по-моему, не ждут.

— Будем бить? — Фон предъявил левую, чесательную, руку. На ней красовался памятный кастет. Какой аккуратист, все свое с собой носит.

— Как вести себя будут. Группе глаза не мозоль, отбившихся от стада старайся тихонько взять на абордаж.

— Не стрелять?

— При крайней нужде. Пожилого с усами не убивать: он пилот, его и сотрясение не украсит.

Хлопнула дверь будки. Вошли, стало быть. А мы как раз добрались до второго яруса, итого между нами весь чердак.

— Айрин видел?

— Нет, и не искал.

— Топай вниз, отступай к арсеналу. Оттуда, если что, есть выход во двор, а там и в стене дырка. Не думаю, что погонятся.

— Ты и сам не увлекайся. — Мик наддал газу и быстро исчез в конце коридора. Где он бросил свои штаны, хотел бы я знать. Если в термах, то нормально — далеко, глубоко, делать Там нечего, кроме как красть мыло, авось еще и не доберутся. А вот если развесил, скажем, на портале в заклинательной комнате, а эти ребята именно к ней интерес и имеют, может возникнуть неловкость. Так что по пути пришлось притормаживать, заглядывать в каждый проем. Вроде никаких следов присутствия мы на виду не оставили. Конечно, если соберутся придирчиво изучать местность, то найдут как пить дать, но к тому времени ситуация может и перебалансироваться.

Айрин попалась навстречу на выходе из одной из спальных комнат. Нравится мне, когда ей страшно становится, — даже как-то сдувается, что не может умилять, если бы еще в своей робе догадалась глубокое декольте прорезать — вообще бы растекся по полу подтаявшей карамелькой, слизывай не хочу. Она, похоже, тоже не хочет. Люди делятся на тех, кто от нервов есть не может, и фон Хендмана, который хочет есть всегда, а на глубокие переживания не способен в принципе.

— Тихо! — шикнул я тихонько, упреждая пронзительные вопросы, сгреб девицу за шиворот и направил в сторону спуска. — Забейся в дальний угол и прикинься ветошью. Мы с Миком разберемся. В чужих стрелять, здесь это можно.

— Ммейсон, мне это не нра…

— Тебе это с самого начала не нра, а сейчас поздно пить боржоми. — Не давая Айрин застопориться, я протолкал ее до первого этажа. — Беги к баням и сиди там тихо.

Ну хоть истерик не закатила, ушлепала в указанном направлении, а я задержался, чтобы подслушать, что собираются делать наши посетители.

Они себя ждать не заставили, неспешно протопали где-то до середины яруса и там остановились. Как раз в районе заклинательной комнаты. Доставили оператора портала? Надо бы этим воспользоваться.

— Пошли, покажу этого, которого завалил.

— Пошли. Если нету, с тебя три пива.

И мне, пожалуйста. Его ведь там заведомо нету, я проверял. Вот так мимоходом и разрешили мои сомнения, насколько сурово с этими ребятами обходиться. Будем обижать со всего размаху: надеяться на установление конструктивного диалога с бойцами, которые на спор показывают трупы, выглядит непростительно наивным предприятием. Пока успеешь свое предложение сформулировать, как оно будет перебито громогласным «йеху», а за ним прилетит и граната. Еще мой приснопамятный папа всегда повторял, что отморозкам в бою есть отличное место — на острие атаки, причем со стороны неприятеля. На этой позиции они кончаются быстро и, при везении, безболезненно.

— Лесли, поищи их продовольственный склад, хоть пайками заправимся.

И несколько пар ног двинулись в мою сторону. Двое спорщиков и Лесли — вот это наш расклад, надо только постараться не поднять шума. Я шустро двинулся в сторону комнаты, где мы устраивали свое заседание. Склад продуктов на дверь дальше, и рядом же отнорок в сторону бань, очень удобное развилочное место, чтобы встретить там фуражира. Направо пойдешь — людей получишь, налево пойдешь — людей получишь… решай быстрее, а то прямо тут люлей получишь, Лесли.

Он не заставил себя долго ждать — энергично протопотал следом, я еле успел нырнуть в банный коридор, скрываясь из основного хода. Ружье отставил, из ножен на поясе вытащил смэтчетт. В данной ситуации больше подошел бы боевой нож колющего типа, чтобы свалить с одного выпада, ну да кто же знал. Если бы объяснили, к чему готовиться, они бы вообще хрена с два смогли высадиться. Взять нож пером вверх, чтобы длинным взмахом на себя перехватить горло, высокий старт, приготовились… Стало жарковато, словно не в хламиду легкомысленную наряжен, а влез в хранительскую шкуру и сверху в три слоя плотного нейлона, но это хорошо, это адреналин пошел, он нам сейчас пригодится.

Лесли, конечно, меня увидел, едва оказался на пересечении коридоров. Это только в кино слеподырые горе-враги проскакивают мимо распластавшегося по стеночке героя. Был Лесли с виду крепок и статен, как трансформаторная будка, и столь же разумен, по первому ощущению; имел трогательные глазки навыкате, которые от открывшегося ему сюрприза из орбит полезли пуще обычного. На плече у него висел вожделенный автомат Калашникова… а вернее, какой-то невыразительный околокитайский клон, его круто выгнутые магазины неаккуратно торчали из поясных поляков, явно не на этот фасон рассчитанных. Надо думать, так потратились при штурме, что пришлось спешно перевооружить часть бойцов трофейным оружием с трофейными же патронами. За оружие схватиться Лесли не подумал, а подумав он шарахнуться назад, и мне пришлось за ним резко дернуться, робы не упустить. Уйти ему уже не светило, а вот заорать он, паскуда, мог еще как, а этого бы нам совсем не надо было, тем более что по лестнице уже увесисто топали еще две пары ног.

Мик возник из кают-компании прямо за спиной Лесли. Обе руки у него были заняты пистолетом и кастетом соответственно, но это же Мик — чтобы драться, ему, по-моему, ни руки не нужны, ни какие-либо еще органы. Сгибом одной руки он элегантно захватил Лесли под подбородок, надежно передавив ему гортань (вот как надо было Айрин обрабатывать), при помощи второй соорудил захватный треугольник, отжимая голову жертвы, и без спешки отступил обратно в комнату, отволакивая туда же обмякающее на глазах тело. Минус один. Я сдал назад, обратно в коридор к баням, чтобы не попасться на глаза парочке спорщиков. Топ, топ, топ, прошли… и осталось им пройти всего-то десяток шагов, чтобы вывалиться на балюстраду и убедиться, что тела Хранителя там больше нет. Вот тут-то им самое время всполошиться. Я бы, по крайней мере, заголосил так, что все окрестные фермеры за дробовики похватаются. И если они это сделают остальные будут предупреждены, а иметь дело всегда лучше с людьми расслабленными и безучастными. Так что ружье я оставил на месте, а сам рванул за ними следом, очень надеясь, что Мик не будет увлекаться своими удушающими любезностями и поддержит. В своей способности вырубить сразу двоих беззвучно я очень не уверен. Но надо, так надо, по крайней мере, никто не скажет, что не попробовал.

Они так и остановились на выходе, глядя на то место, где ранее лежал труп. Один, что стоял вполоборота, откровенно скалился, а до второго, — это оказался тот, что с Г36, — явно начало доходить, что что-то тут не то, он даже оправдываться не пытался, а взамен того начал нехорошо набычиваться и даже за винтовку схватился. Ко мне он был спиной, и этим удалось воспользоваться — я на максимальной скорости до него добрался и что было сил влупил основанием рукояти ножа, торчащей из кулака, ему под основание черепа. Под рукой сухо хрустнуло, бойца бросило вперед, открывая выход на второго, и этому второму я с разгону двинул ногой чуть повыше ремней разгрузки, примерно в солнечное сплетение. Не убьет, но, по крайней мере, орать помешает. Весельчака отбросило, сгибая, на подпирающие навес столбики, он машинально бросил руку на набедренную кобуру, и я с размаху рубанул его по открывшейся шее. Лезвие глубоко развалило мышцы, рассекло гортань и, провернувшись, увязло в позвоночном столбе. Я навалился на рукоять, вытягивая нож из ловушки, и попутно свалил тело под ноги, чтобы не дать ему перевалиться через перила — чего доброго, заметят с крыши, если кто-то остался у вертолета. Не очень удачно получилось: кровь хлынула под ноги, босиком по ней ходить хреновато, ибо скользить будешь. Этот уже не проблема — не встанет, голоса не подаст, да и жить ему остается считаные секунды, тут не реанимация, где и с того света выпишут. Тот, что в зеленом, конвульсивно дергался, но этим не обманул — с удара позвоночник сломать довольно трудно, так что может и очухаться. Я сгреб его за пояс и рывком оттащил подальше от растекающейся кровавой лужи. Рожа у истребителя Хранителей была перекошена от боли, и я бы даже проникся к нему некоторым избыточным сочувствием, но вспомнился мрачный Эл. «Он был хорошим Хранителем, и чего не заслужил — так это того, чтобы быть убитым»… Интересно, а «око за око» — это из наших природных устоев? Очень уж оно на душу садится. Так что нож я отбросил на пол, ухватил голову пострадавшего подмышку, крутанул в одну сторону, растягивая позвонки, а потом резко — в обратную. По телу прошла сильная судорога, ноги заскребли по полу. Страшен я все-таки в запале, хоть прячь от публики.

— Минус три, — отметил над ухом Мик. Одеваться он так и не спешил, глок заправил прямо в трусы сзади, а автомат Лесли держал под мышкой, словно джентльмен тросточку. — Вот теперь ты непременно подобреешь.

— Подобрею я, когда они отдадут мне мои три пива.

— У них есть пиво? Где записываться в очередь?

— Спросим главного. Я вперед, ты прикрывай.

— Хочешь автомат?

— Кушай сам. — Я вытащил из-под полы «вилсон». Уж его-то заведомо не заклинит в нужный момент, а учитывая, сколько их осталось, девяти патронов мне хватит за глаза. — Главное, меня не подстрели.

— Тогда не совался бы ты вперед. Я обычно именно туда стреляю.

Идея недурна, но вряд ли эти красавцы согласятся выходить по одному с поднятыми руками. Так что лучше разберемся с ними в темпе, и можно будет предаться высоким материям.

— Может, отвлечь их? — предложил фон мне в спину.

— Валяй, отвлекай.

— Ну не я. От меня попрячутся. — Мик с удовольствием перекатил под шкурой свои ненормированные бугры. — Пусть Айрин спросит, как пройти в библиотеку, наивно лупая глазками, — в детстве у нее хорошо получалось.

— Голая?

— Заметьте, не я это предложил!

Теория прекрасна, но боюсь, что пока мы будем уговаривать Айрин на этот подвиг, утратим элемент внезапности. Фон, правда, как-то в эпоху безделья пробовал себя в амплуа эротического фотографа и даже в конце концов уговорил некую худосочную мегеру на что-то такое, все равно не воодушевившее. Но все остальное время практики ему приходилось тратить на запечатление особей, которых он в сердцах окрестил манерными пидорасами — кто бы знал, что их на свете такое количество. Подозреваю, что они, будучи все-таки в глубине своей сути мужчинами, попросту проявляли достаточно храбрости, чтобы в отличие от дев не прыснуть от такого искусника по кочкам и по кустикам. Конец карьере наступил внезапно, как все, что с Миком случается: в его камеру прилетел знак свыше — кирпичепад. Фон с облегчением объявил, что не больно-то и хотелось, с чувством пописал на пирамиду и начал изучать теорию хлебопечения. Но об этом в другой раз, потому что я как раз добрался до заклинательного чертога и, «бог не выдаст — свинья не съест», выдвинулся по дальней стеночке, держа зацеленным дверной проем.

Опять повстречался с пулеметчиком, праздно шатающимся по комнате, по ту сторону проема. Учитывая, что он был у меня уже на мушке, я бы вполне успел в него выстрелить и дважды, и больше… если бы что-то не придержало палец. Бывает такое, от чего так просто не отмахнуться. «Туда не ходи, снег башка попадет — совсем мертвый будешь…» — откуда бы это? Так и не выстрелил, ожидая, чем разрешится заминка… хотя краем рассудка уже понял — чем. Душа, конечно, в пятки ушла, когда он с округлившимися глазами вскинул и развернул в мою сторону ствол своего агрегата, но душа — это лирика, в бою она не применяется. Я даже сделал пару шажков навстречу, увидел за спиной пулеметчика эльфа, который таращился на меня не менее изумленно, а потом пулемет застрекотал, извергая поток пуль… Интересно, не испачкал ли я машинально хранительские штаны, а то внутри все сжалось со страшной силой.

Мембрана на миг стала вполне отчетливой, белесой, в тех местах, где пули в нее ударились, расцвела радужными пятнами, а затем вернулась к обычному прозрачному состоянию, и стало видно, как тщедушное эльфье тело паническим нырком отбрасывается в глубину комнаты, а незадачливый стрелок еще стоит, но по груди его, плечам и даже липу уже пробарабанила смертоносная дробь рикошета. Чудовищная пробоина образовалась под левым глазом — пуля, очевидно, ударила боком, уже беспорядочно закрутившись, и без труда проломила череп. На краткий миг задержавшись, он начал заваливаться назад, а я вступил в комнату, обводя ее в три глаза, и обнаружил еще одного бойца у дальней стенки. У этого был еще один трофейный АК, и он немедленно дернул стволом в мою сторону, выпуская от пояса очередь — длинную и уже потому безнадежную. Калашников валит вправо и вверх — стало быть, я нырнул вправо и вниз, чтобы не пасть случайной жертвой этой выразительной истерики, повалился на пол вместе с пулеметчиком и выстрелил по всем канонам жанра — «в геометрический центр максимальной площади цели». Очередь захлебнулась, когда пуля ударила в середину груди. Сорок пятый калибр отбросил стрелка на стену, хотя едва ли проломил бронежилет, благо запасся дядька тяжелой шкуркой класса не ниже третьего. Но это мы поправим вторым выстрелом, благо теперь можно потратить полсекунды на точный прицел — прямо в переносицу. Готов, аж всю стену заляпал… знал бы — небось и каской бы разжился, какую не пробьешь. Минус пять, в активе трое. Осталось извернуться, подбираясь на ноги, и поймать в прицел злокозненного серокожего раввина, или под кого он тут косит. Вот таких ребят надо валить без промедления, пока не начали пуляться неопознанными фаерболами.

Эльф, однако, повел себя в высшей степени непредвиденно — как упал, так и разбросал конечности, символизируя отсутствие резких движений, руки вовсе задрал в воздух и затарабанил истерически:

— Стой! Друг! Не враг! Не надо!

Это кому тут ты не враг, скотина такая? Мне? Мне никто не враг, но мне это никогда не мешало пристрелить для пользы дела того или иного встречного. Но и в друзья ко мне так просто, на ровном месте, не попадают. Может, мы для них все на одно лицо, и он меня посчитал за внезапно спятившего своего?

Пока суть да дело, я задумался и стрелять не стал, хотя и ствола с эльфа не спустил. Он этим немедленно воспользовался, но по уму — вскакивать или делать пассы не стал, зато развил свою урывочную риторику:

— Не желаю вам зла! Пришел помочь! Верьте мне, я не обманываю!

Говорок у него тот еще, как у тех бриттов из Аегиса, с которыми мы как-то хаживали по африканским просторам. Да и слова подбирает словно со словарем. Но, надо отметить, впрямь не делает попыток как-то навредить. Наверное, момент ловит.

— Вертолет сдаешь?

— Вертолет? Сдаешь? Не понимаю.

— Мля. Громовая птица, чух-чух, на крыше.

— О! Винтокрылый транспорт? Конечно, я отдам. Но транспорт не нужен! Я могу открыть Врата куда захочешь.

Вот уж не знаешь, где найдешь. Впрочем, если я верно помню, как работают эти Врата, нам отсюда будет не видно, куда он нас выбросит. Так что я бы предпочел все-таки взять вертолет и, прояснив тутошнюю картографию, летать явными маршрутами.

В дверях возник Мик, держа автомат одной рукой, а второй подтягивая сползающие трусы. На перебитых глянул мельком, а эльф его явно заинтересовал. Тоже мне, Ливингстон, открыватель неизведанного.

— Здрассте вам, — изронил фон стеснительно. — Извините, что мы так резко. Мейсона иногда заносит.

— Ты часом не забыл, за кого ты?

— Никогда и не знал. Помню, как был за русских на чемпионате мира по футболу. Даже ты мне никогда не причинял подобного огорчения.

— Я друг! — не замедлил эльф воспользоваться замешательством.

— А ты вообще заткнись.

Эльф счастливо закивал и заткнулся. Вроде серьезный дядька, седовласый такой, лет, возможно, за полста, а то ли и за тысячу, зря ли Эл говорил, что они старение победили, а ведет себя как подлиза в детском саду. Я вот никогда до такого не опускаюсь. Когда в меня тычут стволом, я неконтролируемо мрачнею и совершаю чудеса предприимчивости. Правда, меня гуманитарием не назовешь, а его не назовешь никак иначе.

— Где-то там еще двое, — напомнил я Мику.

— У транспорта, — услужливо подсказал эльф. — Я прикажу им не нападать.

— И они послушаются? — Не знаю, как он, а лично я отродясь не видел, чтобы реальные бойцы подчинялись такому пораженцу. Тем более столь неформальное подразделение. В нем, поди, только кулаками авторитет и заработаешь.

— Не уверен. Но мы не враги! Я не имел в мыслях на вас нападать.

— Ты еще скажи, что Хранителей не вы повыбили.

— Мы. То есть они. — Эльф осторожно указал пальцем на ближайший труп. — Таково было их задание. Но вы — не Хранители, вы такие же…

И забуксовал, нюхом почуял, что ступает на тонкий лед, рискуя невзначай оскорбить привередливых человеков сравнением с точно такими же. Как же, как же, мы такие, не умея как-то ярко обособиться, придумали себе богатый внутренний мир и различные оттенки красок для волос, а «ну ты прямо как этот» возвели в ранг несмываемого оскорбления. Хотя, если подумать, правда же все одинаковые — ни один еще не родился от почкования и не вышел в космос без скафандра.

— И кто вы такие? — полюбопытствовал Мик. — Почему это вы Хранителей бьете, а Мейсона за друга считаете? Он очень одиозная личность, к вашему сведению.

Ну спасибо тебе, то есть сам козел.

— Сперва вертолет, пока не улетел. Держи его, и не дай бог упустишь. Я пойду наверх, предложу почетную сдачу.

— Я могу! — подал голос эльф, не предпринимая, впрочем, попыток подняться. — Они не сдадутся без приказа.

— Их проблемы. Лежи и не рыпайся.

— Скажите им, что я приказал! Меня зовут Фирзаил, они должны мне подчиняться!

Какие страсти. Должны-то должны, но вот будут ли? Полагаю, что пистолет в таком деле будет поубедительнее любого фирзаила.

— А меня зовут Майкл Текки Ли, — отрапортовался фон. — Ты, уважаемый Фирзаил, можешь встать или лучше присесть, только лишних движений не делай. Я слыхал, ваш народ достиг великих успехов в боевом искусстве?

Ну вот, меряться начал. Я, по правде, сильно сомневаюсь, что эти пять футов с плешью смогут чем-то сильно удивить Мика — разве что достанет из рукава волшебную палочку и шарахнет из нее дезинтегрейтом, но того этим разве возьмешь? А если при демонстративном ката фон неосторожно зашибет Фирзаила — одной неразрешенной проблемой станет меньше. Не люблю я этих стремительно размножающихся сущностей — этот не враг, тот не враг, но все горазды друг другу шею мылить и требовать поддержки. Я себе в друзья наметил, как вовремя догадалась общественность, ренегатов с коряги. Не в последнюю очередь потому, что они ни с кем не собираются драться и вообще пофигизмом славны. Но они, в силу этой же славности и скромности, и не навязываются.

В целом, конечно, может получиться и так, что все мы друг другу не враги. Эл ведь сам толком не знал, кто и зачем охотился за Айрин. Может, они хотят ее возвести в аццкие королевы красоты. А натянутые отношения с Хранителями несложно объяснить местными традициями. В конце концов, за последними определенно не ржавеет. Судя по количеству крови в заклинательном чертоге, этот их Мастер боя не стеснялся в выражениях, да и мы, не разобравшись, приняли их сторону и уже прикончили пятерых… Бах, бах — шестерых. Что ж ты, болезный, на меня выскакиваешь, да еще и ружье наставляешь? У меня ведь рефлексы, инстинкты и вообще, как Мик изысканно выразился, одиозная я личность.

Здоровущий бугай, вынырнувший со стороны чердака, не носил бронежилета и вообще предпочитал рэмбо-стайл, нацепив черный разгрузочный жилет прямо на голый торс. Дабл-теп разворотил ему грудь прежде, чем он успел довернуть свое длинномерное орудие, обе пули вышли, со спины, насколько я их знаю, по пути соорудив в грудной клетке зачетный винегрет с потрохами. Вот потому сведущие люди и стараются меня не злить — газую я быстро и резко, а торможу медленно. Мне на этом основании три раза отказывали в выдаче водительских прав. Да и на четвертый выдали только по большому блату — специально попросился к парню, у которого я был, в свою очередь, инструктором по огневой подготовке. Нет, рука руку не моет, я ему как раз халявных зачетов не ставил — он просто разумно посчитал, что парня, который так стреляет, раздражать не следует.

Ружье, которое бедолага выронил, оказалось чудесной альтернативой моему забытому в спешке винчестеру — «Бенелли МЗ», в рекламных кампаниях его заученно обзывают «роллс-ройсом среди дробовиков». Ничего не знаю ни про какие роллс-ройсы, а ружье и правда достойное, у самого что-то такое есть там, дома. На прикладе сразу бросилась в глаза планка с пястью запасными патронами — непривычного бледно-желтого окраса, но, несомненно, подходяще то двенадцатого калибра. Приберу я это ружье, если мой мертвый приятель не возражает: если предчувствие насчет этих странных желтых патронов меня не обманывает, с такой штукой в руках можно и вертолету высказывать свои пожелания. Побежал дальше наверх, по пути нащупал и скрутил шайбу управления режимами стрельбы в сторону ручной зарядки. Не будем полагаться на автоматику там, где можно передернуть по старинке. Хе-хе, это я смешно подумал, хоть в мировую копилку похабных афоризмов.

На чердаке было пусто, а бегать по нему взад-вперед, уворачиваясь от коробок, мне уже надоело. Будем надеяться, что это последний заход, по крайней мере, в таком неумеренном темпе. Дверь будочки вынес ударом плеча и тут же припал на колено, вскидывая ружье. Зря опасался, пилот не собирался отстреливать тому, кто прибежит, голову, он вообще был весь поглощен своими рычагами и тумблерами, то ли готовясь взлететь, то ли что еще… Короче, чтобы привлечь его внимание, я аккуратно выстрелил в ближайший к нему участок рамы, не имеющий очевидной смысловой нагрузки. Ух как шарахнуло! Дырка образовалась ровная и большая, обычный жакан, пожалуй, так не справился бы. Какие хорошие патроны, модные. Надо поближе познакомиться, чтобы знать.

Усатый дядька содрогнулся, обхватив голову руками, и опасливо ко мне поворотил свои здоровенные летные очки.

— Глуши мотор! — проорал я как мог, но едва ли был услышан за рокотом означенного мотора. Пришлось перейти на импровизированные жесты — удерживая правой рукой шотган, левой указал на винт и выразительно почикал себя по горлу. Чего тут, казалось бы, не понять? Но дядька затряс головой, словно бы отказывая. Это, право же, странно — когда я с ружьем, люди мне обычно стараются поддакивать, даже на эльфах, как давеча выяснилось, работает.

Пришлось, пригибаясь, чтобы не сбило с ног воздушным потоком, добежать до машины и вброситься в салон. Пилот не оказывал сопротивления, хотя на боку у него висела кобура, а рядом с собой я обнаружил небольшую оружейную пирамидку. Но и вырубать двигатель не торопился, задрал руки и зажмурился, вероятно ожидая грубости.

— Вырубай машину! — рявкнул я ему на ухо, содравши предварительно наушники.

— Не могу!

Вот тебе на. Как можно уметь летать, но не мочь выключить двигатель? Все норовят меня надуть, пользуясь моей честностью и неиспорченностью.

— Вырубай, тебе говорят! — Для убедительности я слегка треснул усача локтем в затылок, отчего его мотнуло вперед и шлепнуло лбом о приборную доску.

— Не могу! — завопил он с той же мажорностью, хорошо хоть ответно в морду не въехал. — Умру я тогда!

Вот еще новости. Какой-то он предубежденный.

— Фирзаил приказал!

На лицо дядьки живо вспрыгнула тень надежды.

— Сам Фирзаил? Так и приказал?!

— Так и приказал, а если не заглушишь, не то что умрешь — полный пинцет устрою!

Какой именно «пинцет устрою» — я толком не придумал и озвучивать не стал, и хорошо, потому что где-то на середине тирады внезапно проникшийся покладистостью усач вырубил-таки двигатель, и вопль мой в той части, что про пинцет, ничем более не заглушаем, разнесся далеко над адскими пейзажами. Вот так всегда: выдернется из контекста какая ни на есть фраза, да так и попадет в мировые хроники. Куда, мол, ни сунься — везде грубиян Мейсон громогласно сулит кому-то небывалый по красочности пинцет. А мне с этой репутацией жить приходится.

— Ты бы, мужик, начинал уже въезжать в реальность, — пожелал я пилоту не без сварливости. — Учти, еще раз мне такое закатишь — умрешь гарантированно.

— Не виноват я, — тоскливо пробубнил усатый, ощупывая пострадавшую голову. — Не могу я выполнять чужие приказы… магия их сраная, чтоб ее! Условие договора!

Мне сразу припомнился грозный огнеметный перец, с подачи которого мы сюда и прикатили. С тем тоже вышла какая-то занятная история, связанная с наложенным на него заклинанием. Что ж, попробуем расспросить Фирзаила, он тут, по всему, в статусе бугра.

— Пистолет отдать можешь, или тоже помереть опасаешься?

— Не знаю. — Дядька печально оглядел заляпанные кровью из носа пальцы. — Сам забери, так надежнее будет.

Я не стал его напрягать, рассказывая о судьбе того, памятного самоубийцы, — ему не пришлось выполнять никаких предательских действий, хватило и полной его беспомощности. Выволок из пилотской кобуры старую добрую «беретту», тут же в салоне ее бросил — спереть вроде некому.

— Вылезай и пошли побеседуем с Фирзаилом.

— А…

— А если хочешь, чтобы я тебя и на это собеседование доставил на своем горбу, то носить тебя я буду по частям, чтоб не надорваться.

— Ты чего, не понимаешь?!

— Я, блин, все понимаю, кроме математического анализа. Шевелись давай, и утешай себя мыслью, что умрешь прикольно, от магии, а не от засунутого в жопу ружья, которое случайно выстрелило. Между прочим, где тут у вас пиво?

— Нету тут. На базе есть.

— О, да у вас еще и база?

Пилот прикусил язык заодно с завидным своим усом и, кряхтя, выбрался из кабины. На земле он оказался совсем непредставительным — низкорослый, пузатый, за что только его наняли? Ах ну да — он умеет вертолетить, чему Мик при всей своей фактурности так и не научился.

— Пошли. — Я добавил ему решительности, подтолкнув стволом дробовика.

— Это, кажись, пушка Стиви, — вяло заметил пилот. — Всегда знал, что он нарвется.

— Да ты прорицатель.

— Был бы прорицатель, не стал бы связываться.

Возразить нечего. А по Стиви в принципе с первого взгляда видно было, что он все время нарывается — весь вопрос был в том, когда наконец нарвется по-крупному. Конечно, тяжелый жилет — снаряжение на любителя, да и полезность его сомнительна, но хоть бы майку какую надел, чтобы не пугать меня голым брюхом. Еще помогает сменить работу, например, на сантехника. Если верить кинопрому дружественной Германии, жизнь у этих ребят точно так же преисполнена сюрпризов, но существенно более приятного свойства.

Похоже, моему пленному не грозило помереть в результате ухода с рабочего места. От осознания этого он повеселел, тащился уже не так понуро, даже нахально задержался над телом Стиви, чтобы перекрестить его и прикрыть ему глаза. Дикие они все. Неужели не слыхали, что прыжок военнопленного на месте приравнивается к провокации?

Мик в колдунской комнате ругался с Фирзаилом. Эльф трагически заламывал руки и мотал головой, а при виде меня чуть на шею не бросился.

— Что еще случилось? — уточнил я устало, стволом сгоняя обоих пленных в уголок.

— Он хочет от меня странного! — Фирзаил опасливо указал на фона.

— Если для этого не надо снимать штаны, то дешевле уступить.

— Но я не хочу его бить! Да и не умею!

— Поступила информация из доверенных источников, что умеешь, и лучше всех… — Мик насупился. — Что даже старение победил.

— Окстись, Мик. То старение, а то ты.

— Мы победили старение, — с достоинством согласился эльф. — Но какое отношение это имеет к битью? Наше искусство касается созидания, увеличения и управления внутренними энергиями, это в вашем мире из него выкромсали рудименты прикладного плана и возвели их в абсолют.

— Дураком назвал? — уточнил фон обиженно.

— Не называл. Совершенно не желаю ссориться. Я друг!

— Да на фиг мне такой друг, который даже в морду стукнуть не может!

Фирзаил возвел на меня тоскливый взгляд.

— Я стукну, — прекратил я распри. — И за себя и за того парня. Могу даже подстрелить, чтоб дружба в кровное родство переросла.

— Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Пойти привести Айрин?

— Стоит ли?

— А что мы теряем?

— Ну а какой от нее толк все это время? С тех пор как она кормила нас рисом, одни проблемы с коммуникацией, да и Эла нету, чтобы не позволять ей меня пинать.

— Мейсон, ты все-таки ослиная задница. Мне кажется, что она, как целевая фигура всех этих событий, имеет право быть в курсе происходящего.

— А потом ты начнешь прислушиваться к ее мнению?

— А почему нет?

— А потом — проводить демократические голосования?

— А почему нет?

— Потому что демократия — это система не для эффективного решения проблем, а для распределения на всех ответственности за личный идиотизм каждого. Извини, брат, я не согласен подыхать только потому, что Айрин что-то не то решила.

— Предпочитаешь сдохнуть по итогам собственной монопольной глупости?

— Безусловно.

— Ну так и она тоже. Несравненное право — помнишь такое?

Я-то помню, а он что, тоже русских пиитов изучал? Фон как та карта: сколько ни размечай, всегда останется до хрена белых областей, где обитают странные звери.

— Ладно, тащи ее, и Чарли заодно. Да, раз уж там будешь, собери оружие и прочее.

— Они все убиты? — печально уточнил Фирзаил. — Что ж, жаль… но у вас не было другого выхода — полагаю, они при первой же возможности убили бы вас.

— А чего ж ты, раз уж друг, им не запретил?

— Я друг. Если бы я знал, что здесь мы встретим людей вашего мира, я бы запретил… но не уверен, что они послушались бы меня. Они всегда были плохо управляемы и чересчур агрессивны.

— А этот очень хорошо управляется, — кивнул я на пилота. Тот уселся в уголке, поджав под себя ноги, и печально хмыкнул, когда Фирзаил обратил на него внимание.

— Джаспер не солдат, — объяснил эльф охотно. — Он хороший водитель… винтокрылой машины, но ему чужда агрессивность бойцовых особей. Те, которые знают свою силу, всегда испытывают судьбу. К тому же Джаспер преувеличивает силу наложенного на них заклятия — оно срабатывает только в критических ситуациях, когда у пациента не остается ни единого шанса не нарушить приказ… это сложно объяснить в терминах вашего языка.

— Что-то ты мне этого никогда не уточнял, — обиделся усатый Джаспер. — Это я что же, зря трясся над каждым чохом?

— Тебе это только на пользу. — Фирзаил осторожно примостился рядом, аккуратно, как кузнечик, сложив ноги и руки. Фигура у него была, надо признать, вполне человеческая, вот только размерами маловата — ростом чуть больше пяти футов и сухощавая, в полную противоположность немереной туше Хранителя. Такое ощущение, что и весу в эльфе было от силы фунтов сто, и ему вполне хватало. На пальцах рук, как мне показалось, суставов было больше, чем положено человеку, а лоб отличался непропорциональной высотой. Венчик снежно-белых волос огибал блестящую лысину и, переходя в баки, сбегал по щекам до самой груди — козырные такие пейсы, Агасферу впору. Брови тоже белые, косматые, гораздо мощнее, чем обычно встречается у людей. Глаза же, то ли очень светло-серые, то ли грязно-белые, врезаны были в лицо под сильным углом внутрь, отчего лицо Фирзаила напоминало толстое лезвие колуна, на котором все элементы сбегались к кромке-носу. Тот еще красафчег.

Приступать к допросу в отсутствие кворума было как-то недемократично, так что я тоже уселся напротив пленных, положив ружье на колени, и полюбопытствовал для начала на нейтральную тему:

— Так ты, Фирзаил, весь из себя маг?

— Я много времени посвятил изучению магии, — согласился эльф уклончиво.

— Это, я полагаю, и делает тебя магом? — Черта с два, нас не запутать.

— Как сказать… Мы, видимо, говорим о разных вещах. Я эльф, а не маг. Маг — это отдельный вид, такой же, как наши. Эльф не может быть магом, человек не может быть магом… Понимаете?

— Как теорему Пифагора. Через раз. А колдуны — тоже отдельный вид?

— Нет, колдуны, насколько я понимаю, — это род занятий. Я не считаю себя колдуном, но готов признать, что владею некоторыми из свойственных им навыков.

— Ихние колдуны как наши программисты, — вставил свои пять копеек Джаспер. — Эти вот, эльфы которые, они тоже вроде программистов, только на своем отдельном языке, я так понимаю. И маги тоже, так что их все время путают.

— Не знаю, кто такие «программисты», но Джаспер прав: наше эльфийское волшебство можно назвать также магией, хотя, конечно, подлинная магия доступна только магам, а можно и колдовством, хотя обычное колдовство гораздо ниже уровнем и возможностями.

— Уразумел. Ну а ты, Джаспер, как попал в эту плохую компанию?

— Семью кормить надо, вот и попал. — Джаспер с вызовом вскинул голову. — А чего? Они платят честно, с полицией, как там у нас, никаких проблем не было, а что катать приходилось этих вот… — Он дернул головой в сторону двух трупов, которые Мик не поленился оттащить в дальний угол. Похоже, старина Джаспер не питал нежной симпатии к своей компании. — Так работа и похуже бывает.

— Так я тебя не осуждаю, я интересуюсь, как попадают на столь интересную работу.

Джаспер одарил меня удивленным взглядом.

— Ты, считай, как раз собеседование прошел. Не захотят, а заинтересуются.

— Да я как бы пытаюсь разобраться, почему бы мне не явиться в совет директоров этой чудной компании и не устроить там небольшой холокост. А если не там, то еще где-нибудь. Тебя вот пригласили, как белого человека, и честно платят, сам признался, а меня с самого начала все, кому не лень, имеют в мозг. Еще вот и друзьями прикидываются.

— Я друг, — уже привычно напомнил Фирзаил.

— А Хранители, скажешь, враги и сволочи?

— Враги не бывают просто так. Бывают враги чему-то. Хранители не питают к вам антипатии, не стараются вас убить, не замышляют ничего против вас. Этого достаточно, чтобы вы считали их друзьями?

— По мне, так да. У тебя свое мнение?

— О да. Я считаю друзьями тех, кто хочет помочь.

— И ты, стало быть, хочешь помочь? Вот прямо нам? А почему тогда Мика треснуть отказывался? Он очень просил, ему, правда, надо.

— Это зачем? — поразился Джаспер.

— Страстный коллекционер. Хочет быть ударен всем, что ни есть на свете.

— Иди ты. Бывает же.

— Разумеется, я не собираюсь никого бить, — раздраженно отмахнулся эльф. — И до вашего личного удовольствия мне дела нет. Так уж вышло, что, только помогая вам, я могу надеяться помочь себе… нам, эльфам, нашему миру. Только поэтому я здесь, в Отстойнике. Только поэтому я вступил в… как это сказать… конклав, который разрушает здешние правила, чтобы позволить спастись нашим мирам. Только потому я сотрудничаю с представителями иных миров, непонятными и зачастую отвратительными мне. А Хранители в своем вечном стремлении сохранить незыблемость миров намерены и впредь бесстрастно созерцать их рождение, расцвет и гибель. Враги ли они мне? Я скажу — да. Враги ли они вам? Я скажу — да. Могу назвать несколько миров, для которых политика Хранителей — истинное благо, ибо они самодостаточны и структурно совершенны. Но ни мы, ни вы не сможем продержаться сколь-либо долго… Пробили уже Великие Часы, взошло Белое Солнце, а у вас… я не уверен, что у вас — кажется, какая-то Печать снята?

— Погоди-погоди. За вас не скажу, ничего про вас не знаю, а вот у нас, того гляди, и правда все накроется тазом. Так, я бы сказал, сами и виноваты, нечего быть такими козлами. Не надо на меня так смотреть. Да, я ни хрена не патриот, каких-то витаминов в детстве недопринял.

Фирзаил, однако, смотреть на меня округлившимися главами не оставил, словно абы какую подкованную блоху узрел.

— Тогда зачем ты здесь?

— Ну как тебе объяснить… заскочил, раз уж случай представился. Всегда мечтал с эльфом познакомиться, ну и с ребятами твоими в войнушку неплохо срезались.

— Мой мир, мир эльфов, умирает. Мы истощили магическую сущность, бездумно пользуясь заклинаниями, но совершенно не разрабатывали те ресурсы, которые бывают востребованы в техногенных мирах. Виноваты ли мы в этом? О да, не виновен никто, кроме нас самих, эльфов! Мы на протяжении многих эонов были неосмотрительны, да и не могли бы иначе… По сути, всякий иной способ существования был бы для нас сплошной войной за выживание, но не жизнью, какой мы жили до сих пор. Мы жили и своей жизнью приблизили себя к смерти. Но мы уже победили, как верно заметил твой странный друг, естественную смерть от старения, и мы намерены драться с ней дальше, до того самого момента, пока она не сомкнет свои крылья над последним из нас.

Тут бы мне рыгнуть или пукнуть, чтобы малость сбить пафос, но на заказ не умею.

— И, чтобы спасти свой мир, ты намерен как-то поколебать местные Устои?

— Я не один, я только примкнул к группе, разрабатывающей этот план уже очень давно. Дело не в Отстойнике и его Устоях. Я уважаю их и больше, чем вы, люди, когда-либо осознаете, ценю гениальность замысла, позволившего сосуществовать в едином пространстве бесконечному множеству миров. Но сейчас получилось так, что косность Устоев мешает нам спасти наши миры. Хранители стоят на страже своих… Даже не интересов, тогда их можно было бы понять, но косных Устоев, и не позволят вмешаться силам, которые могут спасти миры от страшной гибели.

По большому счету его истина ни в чем не противоречит истине Эла. Тот деликатно скруглил вопрос до пресечения вредоносных выходок, но никак не обработал тему спасения миров. И хотя Фирзаил еще не убедил меня, что я так уж хочу спасать мир, где признанный предел мечтаний — заработать столько бабла, чтобы в жизть не потратить, где за героев почитаются нагло врущие телепроповедники и слабомузыкальные горлопаны от шоу-бизнеса, а за модную машину или квартиру в престижном районе чем только не готовы пожертвовать, он все же задел больную струну. Я уж сам решу, что мне делать, а от чего воздержаться. Будет плохо — буду точно знать, кто виноват. А до правил чужих, воспрещающих то или это, мне как-то дела нет — мы как будто обсуждаем регламент нашего собственного монастыря.

Вот кстати…

— А почему же Хранители вам враги? Мы тут с одним поручкались — так он клялся, что ни до нас, ни до вас и вообще ни до каких жителей миров им дела нет. Так что спасать наши миры они совершенно не мешают.

— Это так. Но то, что должно быть проделано, неминуемо затронет и сам Отстойник, а также подразумевает привлечение некоторых его обитателей.

— Которые не могут нарушить Устои?

— Устои меняются. — Фирзаил пожал худосочными плечами. — Я не посвящен во все тонкости плана, я всего лишь, как у вас сказали бы, начальник отдела. С этими Устоями все не так просто, как с обычными правилами или инструкциями. Они постоянно развиваются, адаптируясь к обстоятельствам, многие величайшие умы почитают их величайшим из достижений неведомых нам создателей — самообучающийся свод алгоритмов, способный интегрироваться с собственной биологической натурой носителя. Эта работа столь сложна, что к ней непонятно даже, как подступиться. Но я знаю, что немало гениальных умов над этим работают, улавливают закономерности и рычаги воздействия. Но сейчас нет времени разбираться с ними доподлинно — это может занять бессчетные тысячи лет, а мы живем на той кромке, которая определяет, будем ли дальше мы сами. Для некоторых миров уже слишком поздно, а другие еще балансируют на грани, из-за которой их уже не вернуть, но долго это продолжаться не будет.

— Да чтоб я сдохла и облезла, как вшивая выхухоль, — не удержалась от комментария Айрин.

Фирзаил недоуменно глянул на нее.

— Это деликатная девушка Айрин, — представил я посетительницу и, поправив на коленях ружье, осторожно добавил: — За которой, между прочим, ваша революционная ячейка гонялась не жалея сил и средств. Если, конечно, наш приятель Элинхарт не придумал всю эту историю, чтобы заманить ее сюда и тут совратить.

И давай, друг мой Фирзаил, только мне дернись необдуманно, только блесни зловещим глазом. Пока адреналиновый счетчик не обнулился, во всем теле ощущается легкость и даже переизбыток силы, а глаза еще не перестали лихорадочно косить по сторонам в поисках новой опасности, я тебя успею пристрелить, прежде чем ты развернешься в Малого Рогача.

То ли Фирзаил почувствовал мое добродушное отношение, то ли просто ему было не до попрыгушек, но он дергаться не стал, а всего лишь прицельно оглядел Айрин с ног до головы. Она по случаю успела переодеться в свои готишно-черные шмотки, так что выглядела эффектно и броско, но под ощупывающим взором эльфа стушевалась и даже отступила за мою спину.

— Мейсон, чего он таращится? Какого хрена столько нормальных людей ты поубивал, а этого урода пожалел?

— Люблю я уродов. Они мне по духу близки. А людей, напротив, не люблю.

— А от меня ему чего надо?

— Вот его и спроси.

— Он что же, и по-нашему понимает?

— А ты оформи запрос на письменном греческом.

— Я обладаю знанием языка, который называется английским, и готов в течение двух дней освоить любой другой диалект, — похвастался Фирзаил. — Это одна из тех сфер, где наше искусство обработки волшебного волокна очень пригождается. Нужен лишь человек, который владеет нужным языком.

— Ну и. — Айрин нервно переместилась мимо меня к дальней стеночке, — чего вам от меня надо было, адские сволочи?

— Я не адская сволочь, я эльф.

— Черт-те что ты, а не эльф. Эльфы маленькие и с крылышками.

— Любезная дама, прошу не учить меня тому, каковы эльфы. Уверяю, я представляю именно тот народ, который испокон веков называли эльфами. Если какой-то сочинитель из вашего мира, злоупотребив галлюциногенами и пренебрегши изучением общедоступных источников, назначил эльфами фейри, пикси или спрайтов, то это сугубо его проблемы.

Ай молодца. Так ей. Надо не забыть уточнить, каковы на самом деле гоблины, а то развелось врунов, гораздых на этой теме спекулировать.

— А цвета такого почему? Отродясь про серомордых эльфов не слыхала.

— А я вот слыхал. Когда я был маленький, была такая игрушка — Might&Magic, что-то там про мир Ксин, так вот там эльфы были как раз такие, только волосы, кажется, зеленые. По крайней мере, не надо в запарке уши измерять, чтобы разобраться, какого рода товарищ.

— Это моя персональная фишка. — Фирзаил пригладил пейсы. — Зеленый действительно более популярный цвет. У нас тоже есть различные игры, где фигурируют представители иных миров. Ваша Айрин сошла бы за персонажа-варвара.

— Потому что сильная?

— Потому что грубая.

— Ты и представить не можешь, — то ли возразила, то ли согласилась Айрин. — Хватит вертеться вокруг да около! Твои были Тени, которые ночью появились? А тот чудик с факелом в руке?

— Пытаюсь понять, — объяснился эльф. — Не двигайся хоть минутку, я пытаюсь увидеть, что в тебе такое, ради чего мы могли бы задействовать радикальные меры. Я могу сделать пару пассов, не опасаясь, что меня убьют?

— Это смотря каких!

— О, совершенно безобидных. — Фирзаил покосился на меня, как держателя самой грозной громовой палки, и я пожал плечами. В конце концов, не думаю, что меня кто-то осудит, если я вдруг посреди процесса передумаю и таки его пристрелю. Кроме Джаспера разве что, но осуждение Джаспера меня не волнует, потому что его я с большой вероятностью пристрелю следующим.

Эльф немедленно расплел свои конечности и принялся ими манипулировать. Пальцы его и впрямь отличались гибкостью, хотя, что характерно, их было по-прежнему пять на каждой руке, и большой, хотя и несколько смещен относительно нашего, примерно так же противопоставлен. Из пальцев Фирзаил соорудил что-то типа рамки, поймал в нее Айрин и неприятно, по-паучьи, засучил свободными перстами, словно настраивая радио.

— Мне это не нравится, — пробурчала Айрин, но, к чести ее, наутек не пустилась. — Как на рентгене, а это, говорят, для жизни опасно.

— Ничуть не опасно, — отрезал эльф. — То есть за ваш рентген не знаю, а это элементарное заклинание. Оно тебя даже не касается, только позволяет мне лучше видеть различные токи ауры и сопутствующих полей.

— А есть заклинание, позволяющее видеть сквозь одежду? — Пока Мик отсутствует, я за него с подростковыми придурковатостями.

— Боюсь, что нет. Незачем использовать заклинания там, где можно обойтись без них. На этом, чтоб вы знали, наша цивилизация и погорела. О!..

Похоже, что-то он увидел в Айрин, что шарахнуло его как кувалдой по лбу, даже рамку свою расцепил и глазки выпучил. Пользуясь явной эльфийской ошарашенностью, я аккуратно поднял ружье, нацелив его Фирзаилу в пузо, и высказался, как мог внятно:

— А теперь ты нам объяснишь, что такое увидел, без ужимок, прыжков и фразы «вы себе и представить не можете». Поверь, это в большинстве случаев плохая фраза.

— Она — Камертон, — послушно объяснил Фирзаил и умолк, очевидно предполагая выданную им информацию самодостаточной.

— Насколько мне известно, она Ким.

— Камертон. — Эльф раздраженно глянул в мою сторону и неуютно поежился, разглядев ствол. — Не надо на меня наставлять оружие, я уже много раз сказал, что я друг. «Камертонами» называют уникальные биосигнатуры, вокруг применения которых строится вся операция «Прорыв», о которой я вам рассказывал.

— Применения? — недобро засопела Айрин.

— Да, с этим заминка. Видишь, Фирзаил, как она накачалась, чтобы только отмазаться от применения?

— Мейсон, я тебя… — Айрин сжала было кулаки, но оценила мою безмятежную позу с ружьем на изготовку и закончила донельзя деликатно: —…ненавижу всеми фибрами души.

— Это бывает. Излечивается одним выстрелом.

— Под «применением» я не имею в виду ничего плохого, — спешно встрял эльф, очевидно смекнув, что эдак слово за слово — не только камертоны, но и кападастеры поломаем, струны порвем, а колки так закрутим, что кроме «до» ни одной ноты вовек не услышится. — Это… сложно объяснять особям вашего вида, не умеющим работать с биополями, но я попробую. Если я брошу в тебя что-нибудь материальное, оно отскочит и отлетит.

— Если не воткнется. — Айрин попятилась. — Не надо в меня ничего бросать.

— Не собираюсь. От толстого существа отлетит иначе, чем от худого, от рыхлого — иначе, чем от крепкого. Логика понятна? Есть некоторые особи, достигшие законченной интеграции с боевой формой, те вовсе отобьют брошенное.

Это он прав, знаю такую особь. Как-то он мастер-класс давал — в него кидали бутылки, а он их дробил на лету. Сейчас придет сюда с собранным вооружением и подтвердит для неверующих.

— То же самое явление властвует и в области магии. Среди нас, эльфов, а также среди магов и некоторых других народов нет и не может быть Камертонов, потому что мы активно работаем с биополями — той частью нашей структуры, что отвечает за восприятие волокна магического плетения. А вот среди других видов бывают. Хотя и крайне редко. Пожалуй, даже на правах аномалии — такой, как нарушение пигментации, или аллергия на самые банальные воздействия.

— То есть теперь я больной стала, и меня пристрелить надо?!

Ну до чего шумная баба, а? Вроде про «пристрелить» речь не шла. То есть шла, но от меня, а со мной считаться не надо, я всех пристрелить норовлю, никого не дискриминирую. Тем более что не со зла, а по запарке. Посттравматический синдром, если угодно.

— Ни в коем случае не пристрелить, — отрезал Фирзаил самым решительным образом. — Аномалия отнюдь не означает ущербность. Бывают, например, люди аномально сильные или аномально умные. Камертон же не имеет ни преимуществ, ни недостатков, в жизни его особенность практически не имеет шанса проявиться. Кроме случая, подобного нашему, когда с Камертонами работают мощнейшие мастера магии.

— И что вы из меня намерены сделать?

— Да ничего не сделать. Просто использовать твою возможность, как компоненту магического уравнения. От тебя не потребуется ни кровь давать, ни бегать до потери пульса, или чем там ваши ученые развлекаются. Просто встанешь, где надо, вместе с другими Камертонами. Ведущий заклинатель произнесет инициализирующее заклятие — ты его даже не почувствуешь, ваш вид к магии слабочувствителен, а Камертон невосприимчив вовсе. Твоя аура срезонирует, как и ауры остальных, и создастся гармоническое колебание, которое на краткий миг нарушит определенные принципы существования Отстойника. И все. После этого все мы пойдем по домам.

— И вот этот один пшик спасет все наши миры?

Фирзаил покосил на меня серебристым глазом, хотел, видимо, огульно соврать, что да, еще как, но вовремя передумал.

— Никакой пшик не спасет миры. Но он даст нам, обитателям миров, хороший шанс пересмотреть совершенные ошибки и переиграть их.

— Это каким же манером?

— Не могу сказать за ваш мир. Я, собственно, им никогда не интересовался. Конечно, меня более всего увлекает судьба моего мира. Вряд ли тебя увлечет теория восстановления истощенных магических полюсов. Но среди патриархов нашего дела есть и представители вашего мира — они не могут быть полезны, как операторы магических энергий, но являются одними из лучших вычислителей проекта. Полагаю, они не откажутся вас просветить — и от чего ваш мир надлежит спасать, и каким образом.

Да я и сам знаю. Спасать — от дураков, как — методом тотального геноцида. Вот только никак не изобретут оружие, их избирательно поражающее. Да и горстка оставшихся яйцеголовых надорвется трупы закапывать. А потом еще выяснится, что поубивало всех блондинок и дальше человечеству останется воспроизводиться сугубо техническими путями, при помощи винтиков и сервоприводов.

Вот только не верится мне, что это самое восстановление магических полюсов — такое дело, которое можно разрулить сиесекундным заклинанием. А у нас что, запасы нефти обновятся и озоновый слой восстановится? Физика — вещь упрямая, и насколько я успел смекнуть, наблюдая за проявлениями магии, они друг друга стараются не попирать.

И вообще, не могу сказать, что мне все это предприятие с самого начала безумно нравилось, но теперь, когда оно перетекло в плоскость спасения мира, стало ясно, что раньше-то было повидло. Неловко признаваться, но в структуре нашего мира меня вполне устраивает ниша трутня-паразита, использующего человеческие проблемы и сложности для комфортного существования. Как там у классиков — «узнай, что людям нужно, и дай им это». Я узнал, я даю, порой и получаю, хорошо понимаю, что место мое в этом мире насквозь надуманное и при правильном раскладе ненужное, так гордиться и не пытаюсь. Это и есть единственная жизнь, которую большинство из нас знает. Готов ли я ее на что-то сменить? Не уверен. Готов ли ее отстаивать? Если только спьяну, ибо отношение подобных мне козлищ к реально нужным и полезным агнцам давно превысило все разумные пределы. Я не настолько самовлюблен, чтобы за ради сохранения своего сомнительного статус-кво вставать на пути лучшей жизни. Только вот не верится что-то в саму возможность этой самой лучшей жизни как некоего абсолюта. Нет ведь для нас, человеков, большего счастья, чем что-то попрать, кого-то подсидеть, спереть чего получше и влезть на чужую бабу. Как нас ни строй, все к тому же и вернется. Чтобы от этого избавиться, недурно бы сделать нашему миру крупную инъекцию крови, насыщенной Устоями. А то и вовсе шарахнуть той штуковиной, что миры разваливает, и, действительно, начинать сначала, с кистеперых рыб и прочих амеб, под тщательным присмотром просвещенных кураторов.

От мрачных мыслей отвлек бродячий цирк — Мик с грудой трофеев в охапке и неохотно бредущий за ним Чарли. Последний здорово осунулся, словно бы последние несколько дней провел в каталажке под жестким прессингом своих собратьев по службе. На ходу он что-то жевал — ох, надеюсь, ему достало ума отколупнуть от брикета малюсенький кусочек, иначе приходится уповать только на наличие у Фирзаила лекарских способностей. На эльфа Чарли глянул мельком и тихо уселся в сторонке ото всех, уставившись в пол.

— Он болен? — участливо осведомился эльф.

— На всю голову, — радостно удостоверил Мик, ссыпал свою ношу — оружие, разгрузки и жилеты — на пол, из-за пояса вытащил мой кинжал и вернул мне, метнувши в пол в паре дюймов от моих скрещенных ног.

— Смотрел сенситивную живопись, — пояснил я, чувствуя себя шарлатаном, объясняющим из головы совершенно неведомые материи. Фирзаил, однако, понимающе закивал — Сам, видать, зависал не раз, изучая путешествия этой зловредной линии.

— Ботинок твоего размера не нашел, — доложил фон. — Вы, канадцы, все-таки поучились бы рождаться без лыж. Если кому нужна модная камуфляжная курточка, то есть пара хороших, не считая той, которую Мейсон изгваздал кровищей ее хозяина. Ты, Чаки, мог бы вон те бутсы примерить, — указал на пулеметчика, — да и прочее его барахло. Ну чего, Мейсон, ты убедил нашего друга, что меня надо побить?

— Нет, но через полчаса он сам до этого дойдет.

— Никого бить не буду, — стремительно отмазался Фирзаил. — Решительно отказываюсь. Джаспер, если хочешь, можешь побить этого человека.

Джаспер испуганно засопел. Очень хорошо его понимаю. От подобных перспектив и впрямь обделаешься, тем более что Мик в своих странствиях оброс штанами и ботинками, но никак не драпировкой для верхней части торса.

— Джаспером меня уже били, — разочарованно открестился Мик. — Не внушает. Я б хотел заиметь прецедент драки с эльфом! Слушай, Фирзаил, а есть в вашем народе такие, которые драться умеют и любят?

— Либо то, либо другое. Как оперативников мы используем ваших людей. — Эльф тоскливо покосился в сторону трупов. — Они чаще сочетают оба этих качества.

— Ну ты меня с ними познакомь, ладно? Лучше с теми, которые умеют. Их развести на толковище — выйдет для обеих сторон познавательно.

— Обязательно познакомлю. — Фирзаил замялся. — Только боюсь, что тебе не понравится.

Это он фона не знает. Как-то на моей памяти он переведался с шибко могучим парнем, специалистом по боевому карате, так после первого же раунда бегал по кругу, с восторгом показывал разбитый нос и верещал что-то радостное, в духе «Ты зацени! Вот так молодец!». Потом навещал того парня в травматологии, носил ему колу и пончики. Парень был не рад, но вовремя смекнул, что умиленный фон хотя бы не так травмоопасен, и сносил его визиты с терпением, достойным мастера древней восточной философии.

— Мне понравится, — отмахнулся фон беспечно. — Мне всегда нравится.

— Наши боевые искусства… они другие.

— Так за то и ценим. Что за интерес с таким, прости, чахликом по нашим правилам? Если очень приспичит, то у нас полный Таиланд боксеров в минимальных весах.

— Наши бойцы сражаются с применением своих природных возможностей. То есть волшебного плетения.

— И правила не запрещают?

— Нет. Это ведь не оружие. Это наша природная сила, возмещающая малую возможность наших мускулов.

— Все равно интересно попробовать.

Уж этот попробует. Будут клочки от их волшебного плетения летать по закоулочкам.

— Прекратите ерундой заниматься, — потребовала Айрин. — Микки, ты знаешь, что он меня обозвал «камертоном» и требует принять участие в какой-то оргии?

— В оргии — это правильно, хотя ума не приложу, что в ней делать камертонам.

— Всего лишь в заклинании!

— А идея с оргией выглядит гораздо интереснее.

— Это вы уже сами можете договориться, после.

— С ней договоришься, как же, она самых честных правил. Только кошмарные создания вроде тебя, Хранителя или Мейсона способны в ней пробудить фонтан чувственных искр. Да и от тех скорее пострадать можно, чем получить удовольствие.

Уберусь-ка я подальше, пока не началось. Ему-то за счастье позлить подругу детства, а моя тонкая душевная организация на такое не рассчитана. Тем более что я видел на Стиви ботинки размера вполне воодушевляющего.

— Следить, опрашивать на общественно полезные темы. Не отпускать, пока не вернусь. В секту их записываться не спешите, она у меня вызывает подспудное подозрение. Да, Фирзаил, я понял, что ты друг или, вернее, очень норовишь им казаться, но в последний раз такое дружелюбие ко мне проявляли свидетели Иеговы, а это настораживает.

— Вашему виду не свойственно дружелюбие, это всем известно.

— А про ваш вид мы вообще ничего не знаем, так что придержал бы ты свои речи за большую симпатию или хоть чем-то их подкрепил.

— Чем, например?

— Даже не знаю. Удиви меня.

— Дружелюбие невозможно доказать. Его можно только испытывать. Самое откровенное уважение и благодеяние зачастую проявляется под влиянием обстоятельств и легко может измениться на противоположное.

— В том числе твое?

— Вы уже нанесли нашему делу немалый ущерб. — Фирзаил выразительно повел бровью на тела в углу, — но сердиться на вас за это я не могу и не хочу. Тем более что с вами пятый Камертон, а это искупает любые неудобства, если только вы послушаетесь голоса разума и примете нашу сторону.

— Пока что мы не уверены в целесообразности таких инвестиций.

— Инвестиции — вложение средств с целью последующего извлечения прибыли, — подал голос позабытый Чарли, не отрываясь от созерцаемой им точки в полу. — На прошлой неделе вычитал в календаре эрудита.

— Именно так, Чарли. Ты в порядке?

— Я думаю, Мейсон.

— Не надорвись. Я скоро.

Так уж прямо скоро не получилось. Стиви пожертвовал мне армейские ботинки «Бейтс», всего на полразмера не дотянувшие до родного двенадцатого, впрочем, лучше такие, чем мои расхристанные в лоскуты «казаки». Кроме того, я позаимствовал у него разгрузочный жилет со специальными кармашками для патронов к дробовику, набитыми уже полюбившимися желтенькими, и не удержался, чтобы не отцепить набедренную кобуру с раритетным по нашим временам пистолетом LAR Grizzly. Не уверен, что Стиви был хорошим человеком, для этого на его туше было слишком много мрачных байкерских татуировок, но его выбор оружия заставил проникнуться к нему посмертной симпатией. Затем пришлось прогуляться вниз и подвергнуть поруганию Лесли. От него мне достался застиранный до невыразительной блеклости, зато пришедшийся почти впору кадпат с карманами, наполненными жвачкой и сигаретами. Курить, говорят, вредно, — парню повезло, что не дожил до рака. Вот теперь я со всей определенностью стал похож на человека — хоть кому захочется спрятаться. Выгреб жалкое содержимое карманов, оставшихся на моей бессрочно сохнущей одежде. Из фляжки глотнул — ну, разумеется, спитой чай, хотя с учетом долгого времени хранения в нем завелась альтернативная форма жизни, на вкус гнилостная, на вид подобная плесени, пришлось энергично отплевываться и даже, унизительно опустившись на четвереньки, отхлебывать из ближайшего бассейна, чтобы забить отвратительные ощущения на языке. Повезло еще, оно ведь могло и получше развиться, и выскочить, и напинать под седалище. Все-то меня норовят обидеть: кто не делом, тот словом, которые лишены дара речи, те смотрят косо, норовя оскорбить хотя бы таким неявным способом, и еще объегорить норовят, как те эльфы да Хранители. На очную бы ставку их выдернуть, но некое шестое чувство подсказывает, что ничего хорошего из этого не получится, еще и нас самих позашибает разлетающимися фрагментами доводов.

Совершил круг почета по опустевшему ярусу. Подобрал перевязь Эла с револьверами и топор, хотя нужда в нем вроде бы отпала — все, что надо срубить, сам же лично срублю из пулемета. Но пусть фон не расслабляется. На свободное место в жилетных карманах набил, сколько влезло, пищевых брикетиков. Обыскал карманы двух своих жертв, не нашел ничего познавательного. Могли бы хоть зарплату при себе держать, сволочи, — нет же, ни купюры. Не может же быть, чтобы они тут исключительно за харчи работали?

Вернулся к своим баранам, с каждым шагом мрачнея, как обычно бывает на пороге принятия непопулярного решения. Подкидывать Элу такую подлянку, как смена стороны, совершенно не хотелось. Вроде бы даже ничто и не мешает объявить Фирзаилу, что его карта бита и ныне он на правах почетного военнопленного заточается в дальней келье. Ничто, кроме старой привычки — не замирать! Ситуации, конечно, бывают разные, но неподвижное лежание в засаде только снайперам по ранжиру. А нам, штурмгрупперам, для успешного функционирования приходится постоянно пошевеливаться. Сядешь на месте — через минуту тебя выпасут, через две накроют, через три прикончат. Придет ли по следам Фирзаиловой бригады подкрепление, более зубастое и менее дружелюбное, или еще что-нибудь случится… Мы небось не птеродактили, сколько ни сиди — ничего хорошего не высидишь. Чарли вот думать начал — это ли не сигнал тревоги? Боюсь, придется нам все-таки, для начала осторожно, не раскидываясь обещаниями и заверениями в дружбе, загрузиться в вертолет и слетать хотя бы на ту базу, где есть пиво, а там постараться по ходу определить, так ли безоблачен Фирзаилов небосклон.

Мик как раз выгружал из свежеоткрытой кают-компании тела, освобожденные от излишков снаряжения. Оставил гостей на попечение Айрин? Это он неосмотрительно, либо она их перебьет, либо они ее в портал утащат, и ищи ее тогда. Но нет, беглый обзор не выявил ничего предосудительного. Можно подумать, оно только в моем присутствии случается. Даже Чарли слегка ожил, взгляд от пола оторвал и комкал в руках акупатовские штаны.

— Это не едят, — на всякий случай напомнил я ему. — Это с обратного конца надевают.

— Да-да, — откликнулся Чарли еле слышным эхом. — Мейсон, что теперь будет?

Ага, я давно предсказывал, что такая форма вопроса рано или поздно сформируется в его мозгу. Правда, не ожидал, что для этого потребуется поход в музей инородного изобразительного искусства.

— Думаю, Чарли, теперь будет прикольно.

— Или не будет, — агрессивно напомнила о себе Айрин. Лишь бы возражать. Это у нее какой-то вредный гормон зашкалило.

— Или так, но мы постараемся. Скажи, друг Фирзаил, а вот если мы прямо сейчас с тобой двинем в вашу лабораторию, или где вы там свои козни строите, — как скоро мы окажемся в родном мире, спасенном от его нонешней печальной участи?

— Здесь нет времени.

— Я заметил, спасибо. Мне как-то даже глубоко пофиг. Переформулирую вопрос: успеем ли мы, например, проголодаться, пока вы будете совершать свои манипуляции?

— Понятия не имею. Большинство магических формул инициируется моментально. Весь вопрос в том, сколько времени понадобится на подготовку всех компонентов. Учитывая, что четыре Камертона уже ждут своего часа, много времени не требуется.

— Это обнадеживает. Наверное, глупо тебя спрашивать, в какое время по меркам нашего мира мы вернемся?

— Эх. — Фирзаил тяжело вздохнул, выпростал свою хилую лапку и возложил ее на лоб Джасперу. Тот вздрогнул, но не возразил — видимо, привычен. — Примерно в четверг, в двенадцать двадцать пять.

— Хороший ответ. Независимо оттого, сколько тут проваландаемся?

— Зависимо. Если у тебя нет хотя бы начальных познаний в метафизике, космогонии и таймшифтинге, я буду объяснять зависимости, пока вы все не умрете от старости. Это в ряде случаев дискретные, не линейные дисциплины. Просто прими к сведению, что если не успеем уложиться и выйти в двенадцать двадцать пять в четверг, то выйдете в следующий допустимый момент, в пятнадцать сорок восемь в субботу, но никак не в промежутке.

Как у них все сложно-то. Прямо как расписание пригородных электричек.

Вернулся Мик, обтирая руки о штаны.

— Ты, Мейсон, меня не перестаешь удивлять — набил столько народу, что я устал их перетаскивать. Что дальше на повестке дня?

— Я готов прямо отсюда открыть портал в наш оперативный центр, — подал заявку эльф.

— Вот туда мы пока погодим соваться.

— Оружие у вас. — Фирзаил раздраженно пожал плечами, — так что диктовать вам я не могу. Просто примите к сведению, что это наилучший и наилегчайший способ побыстрее все закончить.

— Что вы будете делать, если не получите этого своего пятого Камертона?

— Будем делать все то же самое. В конце концов, Камертон найдется — пусть даже он появляется раз на несколько миллиардов особей и только в нескольких мирах, но мы нашли и привлекли уже четырех, и если даже Айрин откажется сотрудничать… ну что поделать. И у нас есть экстремисты, склонные к применению силы, но мне кажется, что будет гораздо эффективнее ускорить поиски замены.

— Вот и замечательно, а я домой пойду! — возрадовалась Айрин.

— Голову в песок, как страус? — Фон недоброжелательно пожал плечами. — Заставлять тебя, конечно, никто не собирается, но вот лично я никогда не пройду мимо машины, которую надо подтолкнуть.

— Вот ты и толкай. Я ни черта уже не понимаю, Микки, кто чего от меня хочет и чьи интересы меня должны волновать! Кого слушать-то? Тот волосатый одно говорил, этот совсем другое.

— Да нет, они как раз примерно одно и говорили. Эл сказал, что нельзя вмешиваться в судьбы миров, к худу или к добру. Строгий нейтралитет, так сказать. А Фирзаил говорит, что вмешиваться как раз надо, причем всеми правдами и неправдами. И я склоняюсь к логике последнего. Не делай счастливое лицо, Фирзаил, твои таланты дипломата тут ни при чем. Я просто люблю во все вмешиваться.

Готов подтвердить. Я, со своей стороны, вмешиваться как раз не люблю, предпочитаю сидеть с протокольной рожей, а встреваю, только когда ясно вижу свою выгоду. В том числе и потому, что это расставляет акценты — не приходится, неосмотрительно ввязавшись в драку голубых с лесбиянками, лихорадочно выбирать, кто из них более свой. А из этих гадов еще никто ничего заслуживающего признания не предложил. Хотя у Эла мы набрали питательных кирпичей, а Фирзаил подкинул снаряжения, пусть и несколько эксцентричным образом. Если подумать, за всю жизнь ни от кого не видел большего участия.

По-моему, все идет к тому, что нам надо добраться до тех самых ученых из нашего мира, что занимают в аццкой хунте видные посты, и поспрошать их на тему: что такое старушке Земле грозит и каким образом они собираются это безобразие разруливать. Если будут неубедительны — не дадим им Айрин в аренду. Если сверх того будут еще и неучтивы — дадим вместо нее Мика. Этот как влезет на камертонное место, как срезонирует! Стекла во всех без исключения мирах повылетят.

— Мейсон?.. — Айрин, о чудо, в кои-то веки ничего обидного не добавила. — А ты как… чего на этот счет думаешь?

— Есть мнение, что следует получше познакомиться с фракцией камрада Фирзаила, прежде чем принимать окончательные решения. Показать им задницу мы можем и в самый последний момент. Скажи, Фирзаил, вам ведь бесполезен мертвый Камертон?

— Абсолютно бесполезен, и уверяю вас, даже если кто-то попытается силой принудить вашу подругу к участию в проекте, вы будете не единственными, кто призовет экстремиста к порядку. Для проекта очень важно безмятежное, неозабоченное состояние Камертонов.

— Стало быть, если нам там не понравится, мы сможем попрощаться и уйти?

— Безусловно. Но, надеюсь, вы хотя бы побеседуете с ведущими идеологами проекта. Они знают и могут сказать гораздо больше, чем я.

— А ты, что ли, тоже под этим… самоубийственным заклятием?

— Это общее условие для всех добровольных сотрудников. Правда, после того как заклинание будет запущено, проект будет считаться оконченным, и это… гм… соглашение о неразглашении перестанет быть актуальным.

— Что-то ты разглашаешь секреты напропалую, а еще жив.

— Я не выдаю врагам секреты. Я делюсь информацией с друзьями. Вы не способны представить себе заклинание с триггером, отличным от бинарного?

— Мы вообще не способны представить себе заклинание. А будешь понты резать, я тебе своих накидаю, про газоотвод с я поворотом затвора — жутко познавательно.

— Да, не подумал. Простите. Так я открываю портал?

— Нет, не открываешь.

— Не открываю?

— Не открывает? — подивился и Мик.

— Тут что, эхо? Нет, не открывает. Мы сейчас загружаем (все это барахло в вертолет — да, Чарли, у нас завелся вертолет. Можем мы на нем долететь до этого вашего оперативного Центра?

— Нет. Он не тут… не в этом слое Отстойника. Нам придется спуститься на ярус ниже, что крайне опасно и утомительно, или пользоваться порталом.

— Отлично, то есть тьфу ты, говно какое. Эл, помнится, Просил не соваться вниз.

— Потому и просил, что там, на другом ярусе, не его епархия.

— Короче, летим тогда на вашу перевалочную базу, или как там она называется. Где есть пиво — Джаспер проболтался.

— Пиво возят прям из нашего мира, — радостно сообщил Джаспер. — Только выдают по нормам. Две банки на человека в заход.

— Значит, мы заработали дюжину банок. Может, головы с собой взять, чтобы объяснять, на кого получаем?

— Надеюсь, Мейсон, ты шутишь, — изронил бесцветным голосом Чарли.

— Какие шутки, когда речь о пиве.

— Что вы хотите от нашей базы? — осведомился Фирзаил таким тоном, словно мы его тут в корень задостали. — Помимо пива? Там ничего нет, только технический персонал, очистные сооружения, ремонтные цеха и топливный склад для нашей машины.

— Прежде всего, никогда не слышал, чтобы о пиве отзывались так пренебрежительно. Потом, мы бы не хотели соваться прямо в самую середку вашего центра, не убедившись, что все ваши сотрудники также миролюбивы, как ты. Ну и главное — я пока не настолько тебе доверяю, чтобы лезть в очередную черную дыру, не имея представления, где вылезешь. Вдруг ты скрытый маньяк и отправишь нас куда-нибудь на тусовку Малых Рогачей.

— Вы можете держать меня за руку и пройти вместе со мной.

— Да хоть за яйца. Не доверяю, и все. Между удовольствием посмертно тебя прикончить или остаться живым я выберу второе. А почему ты так не хочешь на базу?

— Значительный обходной маневр, совершенно ненужный. Оттуда все равно придется переходить порталом.

— Ну вот оттуда и перейдем. Может, до тех пор я проникнусь к тебе доверием. А может, глотну пивка и потеряю бдительность.

— Как знаете. Но это воистину праздная трата времени.

— А мы, друг, пока еще не в голливудском кине, где каждое действие героя филигранно и неотразимо. С нами так раз из ста попадешь, и то хорошо. У нас даже отмаза на этот счет придумана: «Человек несовершенен».

— Это не отмаза, это правда. — Фирзаил издал трагичный вздох. — Плохо не то, что вы все как один несовершенны, а то, что вы этим безосновательно, но до крайней степени гордитесь и отказываетесь совершенствоваться.

— Я всегда готов, а ты мне отказал в спарринге, — заступился за честь нации Мик.

Эльф подавил очередной вздох и поднялся.

— Давайте хотя бы не задерживаться. Чем быстрее мы обернемся, тем лучше будет для всех нас.

— Вот это разговор. Чарли, прекрати уже общаться с этими штанами — надень их, они тебе на ходу свою историю доскажут. Остальное тоже лучше надеть, включая жилет.

— Будем воевать? — Меня, если честно, начинает пугать безразличие в его голосе. Это умиротворяющий эффект от той живописи или с ним с перепугу катарсис случился? Отринул суетность и беспокойство, просветлел и проникся спокойствием… Все бы хорошо, кабы не было ему настолько несвойственно.

— Полагаю, что нет, но прикрыть тушку никогда не лишне. Учти, Чарли, твоей маме я похоронку доставлять не рискну, так что потрудись не убиться по пути. Айрин! Не делай испуганные глаза, Фирзаил обещал, что уколы тебе ставить не будут.

— Не будут, — подтвердил Фирзаил устало.

Но все равно надела бы ты тоже жилет. Вдруг какая оказия.

Айрин тоже прибило — она, не говоря ни слова, приняла протянутый флак. Уж не наш ли добрый друг Фирзаил ухитрился их под шумок подавить каким-нибудь своим эльфским образом? Эх, лучше бы на Мике сосредоточился. На всякий случай я провел контрольный замер — дождался, пока Айрин втиснется в жилет, и от души цапнул ее за попу. Мик аж зааплодировал, а жертва харрасмента медленно округлила глаза и развернулась в мою сторону, ощутимо возвращаясь в тонус. Как удачно — всем или приятно, или полезно.

— Мейсон, не знаю, что ты себе думаешь…

— Это очень удачно, я как раз собираюсь рассказать в подробностях.

— Еще одно слово. Еще один взгляд. Еще одно, не дай бог, неосторожное движение — и я из тебя самого сделаю такого мальчика-колокольчика, что все камертоны заглушишь звонкими переливами!

Вот это наша Айрин. Если какие вражьи козни и были, то отступили перед доблестью храброго рыцаря. А вот как с Чарли быть? Его тоже за это самое место? Так ведь не поймут же, варвары. Сам же первый и не поймет, если вообще заметит.

— Мик, ты можешь закатать Чарли в глаз так, чтобы не убить?

— Спросил. Я ему куда угодно могу закатать и надеяться не убить!

— Эй-эй, я вам покажу — в глаз!

Вот и этот прекрасный прынц потихоньку возвращается к жизни.

— Проследи за ним, — поручил я Мику. — Потом забирайте остальное, что мы с Айрин не унесем, и догоняйте. Чего замерла, королева Непала? За равноправие боролась? Расхлебывай теперь — возьми барахлишка, как всяк реальный пацан.

Сам я подобрал пулемет и собрал на руку сколько налезло разгрузок, еле поднял с пола. Понятно, что жадность и не таких фраеров губит, ну да в полете все равно надо будет чем-то руки занять, чтобы Айрин и впрямь не сделала из меня колокольчик. Вот и рассортируем наличные ресурсы.

До вертолета мы дотащились без приключений, я немедленно свалил свой груз в салон и кивнул Джасперу на кабину — типа заводи. Фирзаил прытко забрался следом за моим товаром, я даже успел напрячься — ну как чего учудит, но он смирно примостился на скамье для пассажиров, даже брезгливо отфутболил ногой попавший под нее пилотский пистолет.

— Ты пацифист, что ли? — уточнил я на всякий случай. Может, именно этим объясняется его миролюбие? А его партайгеноссе, чего доброго, этим не скорбны и под его благодушием не подпишутся.

— Я просто разумный, — успокоил меня эльф. — Как я уже сказал тому странному человеку, драться я не люблю и не умею, даже если бы не был настроен доброжелательно, глупо было бы пытаться. Так что можете наконец успокоиться и перестать ждать от меня гадостей.

— Вот помрем, тогда и перестанем.

— Дело ваше. Но, чтоб вы знали, наша борьба с естественным старением началась именно с того, что мы научились культивировать в себе спокойствие и умение избегать сильных эмоций, подрывающих нервную систему.

— То есть если я перестану на тебя косо смотреть, то и стареть перестану, а если сейчас же проникнусь к тебе бесконечным доверием — вовсе в пеленки вернусь?

— Не все так просто, — эльф одарил меня осуждающим взглядом. — Да, я выучил слово «сарказм», хотя так и не понял, откуда он берется. Видимо, что-то в рационе. Может быть, ваше любимое пиво его стимулирует?

— Продолжай в том же духе и поймешь доподлинно, на собственном материале.

К нам присоединилась Айрин, в своем стремлении доказать, что она реальнее всех пацанов, припершая сразу все оставленные внизу винтовки. Обломалась — мы-то знаем, что пацан воистину реальный лишнего ни в жизнь не поднимет. На меня она сразу зыркнула так, что я прожевал и проглотил все всплывшие комментарии.

— Это последний раз, когда я участвую в какой-то безумной массовке, — предупредила Айрин Фирзаила.

— В смысле в спасении миров?

— Знать ничего не хочу. Прекрасно знаю, что напарите, и единственное, что меня утешает, что виноват будет вот он.

Эй, а он-то, то есть я, при чем? Хотя да, возможно. Если бы без меня попыталась обойтись, то еще, возможно, пронесло бы. А раз со мной связалась, то напарят без вариантов. Впрочем, я не навязывался. Я вообще спал себе безмятежно, когда они с Миком за моей спиной коварно заключили пакт о взаимовыручке.

— Наши женщины тоже капризные, — обнадежил меня эльф. — Убедить их сделать что-то общественно полезное бывает нелегко.

— Да-да, старая песня — во всем виноваты женщины.

— Нет. Виноваты в большинстве случаев ведущие умы нации, харизматичные лидеры, истинные пассионарии… то есть мужчины. Они совершают великие дела, а великие дела никогда не остаются не замеченными для цивилизации, всякое из них имеет как позитивные, так и негативные последствия. А женщины служат средой, которая затрудняет совершение этих великих дел, так сказать передатчиком, демпфером, буфером.

Женщины служат буферами. Какой замечательный лозунг.

— Затрудняет? — Айрин до того заинтересовалась поднятой темой, что даже на меня перестала уничижительно поглядывать, сосредоточив внимание на новой жертве. — Значит, мы у вас, героев, только под ногами путаемся?!

Хорошо бы Фирзаил проявил дивную дипломатичность, не то рискует остаться у разбитого корыта, без малейшего шанса на сотрудничество с пятым Камертоном.

— Не только, и крайности бывают разные. Но, как правило, там, где мужчина делает, — проклятый эльф не дал мне потихоньку испариться с поля боя, пометив когтистым пальцем как наглядный пример, — женщина мнется, сомневается и торгуется. Функция женщин — катализаторная или ингибиторная, стимулирующая или стопорящая, способная ускорить мужчину на его пути к цели или задержать, а то и остановить его. А проблемы от них потому, что эти свои функции они применяют зачастую в произвольном порядке, не то ускоряя и не то тормозя. Не подумайте, что я не ценю женщин, они необходимы, как бегущая вода, но согласись же, женщина Айрин, что в воде бегать гораздо труднее, чем в воздухе.

А если он не совсем дурак, то сейчас догадается добавить еще что-нибудь про прекрасность и непроходимые дебри страсти, которые нас, вершителей великих дел, вечно одолевают в их, женском, отношении. Но если совсем не дурак, то может и воздержаться. Потому что на подобные идиомы периодически сбиваюсь я, замечательный пример того, что делать и каким быть совершенно не следует, если претендуешь на успех у женщин.

Фирзаил оказался совсем не дураком, а строгим приверженцем канонов красоты своего, эльфийского вида. По крайней мере, обвинений в прекрасности Айрин от него так и не дождалась.

— А у нас мужики такие, что сами по себе мнутся еще хуже старых толстых баб, — возразила Айрин запальчиво. — На этого не смотри, он бешеный, таких усыплять положено. Вон нормальный мужик! — Она ткнула перстом в затылок притулившегося за штурвалом Джаспера. — Небось посрать без команды и тройного подтверждения не рискует. И таких у нас большинство! А от меня не чего-то там ждут, а спасения мира — я, что же это, задуматься не имею права, надо ли оно мне?

Эльф сердито передернул плечами.

— Есть решения, которые можно только принять. Думать и вычислять — бесполезно, ведь ты не располагаешь ни исчерпывающим набором данных, ни алгоритмами их обработки. Ты можешь вспомнить сто причин — спасти или не спасать мир, но все они будут мелкими, частными и субъективными, ни на йоту не приблизив тебя к принятию истинно верного решения. У большинства видов, доживших до статуса высокоорганизованного социума, нет даже тени сомнения: борьба за выживание вида — самое важное, чему себя можно посвятить. Потому прошу простить мне мое изумление твоей позицией — видишь сама, для меня она непостижима. Джаспер, неужели ты, правда, не способен испражниться без команды?

— А можно?

— Потрясающее смещение приоритетов. Никогда его не замечал. — Фирзаил покачал головой, то ли осуждая, то ли укладывая в ней свежеобретенное знание. — Бойцы были вполне самодостаточны, решительны и предприимчивы.

— И где теперь те бойцы?

И оба на меня смотрят, а я даже не могу сделать вид, что ни в чем не виноват. А вот лучше надо было дрессировать своих бобиков, либо быть повнимательнее и пошустрее, либо не нападать на этих… как нас там… истинных пассионариев.

— Для мужчины нет позора погибнуть на посту, — упорствовал эльф. — Куда позорнее не оказаться на нем, на посту, в нужное время.

— Что ж ты не погиб, как остальные, при исполнении?

— Ты передергиваешь, подавая гибель на посту как самоцель! Разумеется, я предпочту остаться живым. Но подумай сама над выражением «дело жизни». Дело, которому я посвятил свою жизнь, в которое я ее вложил, которому она отдана. Моя жизнь уже не столько моя, сколько этого дела! Так ли важно, когда прервется мое дыхание?

Тут уж и я не удержался:

— Да ты прямо как Хранитель, который тоже только своим Путем ходит, опасаясь с него сбиться.

— Ну разумеется. Это то, что называется моральным стержнем, единой системой ценностей, верностью себе. Это так же, как любой орган… мозг, сердце, желудок. У всех есть, у всех функционирует по-разному, у кого-то поражает воображение, а у кого-то осталось только в виде рудимента. — Эльф скорчил виноватую гримасу, словно извиняясь за то, что ткнул в больное. Совершенно зря. Я в совершенстве владею экзотическим искусством нашего биологического вида — полагать, что никакое обвинение, предъявляемое человечеству в целом, меня не касается. И стержень мой моральный в три руки не согнешь, и дело я себе подобрал такое, на котором не захочешь, а жизнь рано или поздно положишь, и женщины мне жизнь только осложняют. Чем не эльф?

— А у женщин моральный стержень предусмотрен конструкцией?

— Да кто их знает. Сколько друг друга изучаем, так пока и не поняли. По-видимому, какой-то все же есть, но очень непрямой, непостижимо сложной формы и, на мой вкус, чересчур эластичный.

— Не нравится — не ешь, — прирявкнула на Фирзаила Айрин, ее, видимо, его слова как раз задели. Держись, Мейсон, промолчи насчет эластичных предметов сложной формы, осталось уже немного. Избавимся от нее, и с двенадцати двадцати пяти в четверг отводи душу, стебясь над безответными колумбийскими повстанцами, или куда там нас высыплют.

— И не собираюсь. Всего лишь пытаюсь тебе объяснить, что даже самая важная деталь в любом механизме — всего лишь деталь, со своими узлами крепления и принципом работы.

— Не поняла?

— Ты можешь выполнить свое предназначение и позволить механизму работать. Можешь не выполнять, тогда механизм сломается — это прозвучит кошмарно, но уверяю, что с учетом количества миров буквально каждый миг где-то случается что-то чудовищное. Потом на твое место будет найдена другая деталь, и цикл продолжится. Я хочу сказать — не бойся сделать что-то не то.

— Типа не ошибается только тот, кто ничего не делает?

— Напротив, именно тот, кто ничего не делает, и ошибается. Не затем нам даны разум, воля, сила духа, чтобы мы ими не пользовались. Принимая решения, мы всего лишь отдаем предпочтение одному из вариантов развития событий. Вот твой друг совершенно не боится выбирать неэргономичные, неразумные, неправильные варианты поведения, потому что уверен, что дойдет до цели даже ими.

Это я-то? Вот спасибо на добром слове, неужели наконец похвалили? Образцовым идиотом объявили, надо же. Может, еще медаль дадут или хотя бы лишнюю баночку пива?

— Так что, если я с тобой сотрудничать откажусь…

— Ты нанесешь урон нашему делу. Все будут очень огорчены. А больше всех огорчена будешь ты сама, когда на твоих глазах начнет рушиться все то, что ты могла непринужденно сохранить. Но, полагаю, все так или иначе обустроится — очевидно, позже, чем нам хотелось бы, и как-то иначе, чем нам было очевидно. Многовариативность Вселенной неизбежно влечет за собой усреднение любых происшествий — сохраненное в целости разрушается с течением времени, уничтоженное же восстанавливается или возрождается. Сиюминутные же последствия принятого решения, если на что и влияют, то только на наше личное восприятие.

Странно он как-то ее обихаживает. Думает, что на свободном поводке она будет с ним сотрудничать с большей готовностью? Возможно, так оно и есть. Мне не понять. Я, как уже подмечено, хожу путями неочевидными, задом наперед, в ластах и в глубоком приседе.

— Да черт с тобой, шовинист плешивый, — бессвязно, на мой взгляд, объявила Айрин и втянулась в салон, где плюхнулась на скамейку напротив эльфа. — Давайте уже дело сделаем и разбежимся, и чтоб я больше никогда этой ереси не слышала.

— Твое желание уважено, — торжественно ответствовал Фирзаил и пресек поток ереси, выразительно прикрыв рот руками. Экий он символичный и изобретательный.

— Элегантно развел, — хмыкнул над ухом незаметно подошедший Мик. — Учись, Мейсон, тебе пригодится.

— Уже умею. Делаю все так же, только получается почему-то гораздо хуже. У тебя та же история со стрельбой. Где Чарли?

— Здесь я. Мейсон, ты это… ты ничего не хочешь сказать?

Озадачен. Адвоката бы.

— Хочу, сил нет терпеть. Но терплю, ибо Айрин грозилась меня за лишние слова нехило проапгрейдить.

— Нет, я про это… что произошло.

— А что произошло? До тебя доперло, что мы уже не в Канзасе?

— Не придуривайся. Там шесть мертвых людей. Шесть! Не один по итогам вождения в пьяном виде, а шесть убитых, как сказал бы наш коронер, с особым цинизмом. А вот этот странный хмырь уверяет, что они даже врагами не были!

— Не были, — подтвердил странный хмырь незамедлительно, словно не обещал только что засохнуть, как вереск в пустыне. — Хотя, будь у них преимущество, на их месте скорее всего лежали бы вы.

— Это так у вас ведут себя не враги?

— Не у нас, а у всех. Бойцовые особи всегда истребляют тех, кто в другой команде, не дожидаясь, пока те успеют первыми. А союзы заключают другие. Или у вас не так?

— У нас. — Чарли придвинулся к вертолету. Мик таки упаковал его в трофейный акупат, и стал Барнет суров, как зачерствелый пончик, — совершенно не так. Я думал, это всем известно, но Мейсон опять меня удивил. Мы никого не убиваем!

— Гкхм, — ничего более содержательного я не придумал.

— Никого, я сказал!

— Либо ваше общество достигло небывалых высот интеграции и взаимопонимания, во что мне верится слабо, либо ты сбежал из вольера, в котором для тебя эмулировали идеальную реальность, — вежливо предположил Фирзаил. — Не похоже, чтобы ты кривил душой, но сказанное тобой абсурдно.

— Слушай, мистер. Я не знаю, из какого ты там штата Нью-Аруба или Французской Советской Социалистической Республики. Может, у вас и такие порядки, что можно ходить по улице и всех убивать. А у нас так не делают! За такое цепи надевают и отправляют за решетку лет на пятнадцать, а то и пожизненно.

— Если адвокат не выручит, — невинно уточнил Мик. Его это развлекает, видите ли. Он не испытывает чувства неловкости, которое частенько обуревает меня, когда приходится признавать причастность к нехорошему.

— «Адвокат…» — Фирзаил возвел очи горе, видимо перебирая свой словарный запас. — Это защитник? То есть у вас вот так: убиваешь, кого придется, а когда герои придут тебя призывать к порядку — зовешь защитника и прячешься за его спину?

Кажется, я краснею.

— Я вообще из другой страны, чтоб ты знал. У нас кленовый сироп и королева, а у этих вот на троне мужики один другого чуднее.

— Адвокат следит только за тем, чтобы твои права нарушены не были. — Иногда в Чарли просыпается генная мощь, унаследованная от его многословной матушки. — Чтоб не обвинили и не наказали невинного!

— А я думал, этим следствие занимается. — Мик уже откровенно потешался.

— Следствие и занимается, а адвокат наблюдает, чтоб лишнего не навесили! Чего я тебя учу, с тобой уже все бесплатные адвокаты пообщались и разбежались!

— То есть у вас столько различных структур суетится вокруг простого и обыденного, как восход солнца, события, не умея его исправить, но норовя как-то исказить его суть и мешая друг другу сделать это в свою пользу?

Эльф в корень зрит, видимо, благодаря разрезу глаз. Чарли осмыслил такую трактовку нашей системы отправления законности, да и нахмурился, всем своим существом чувствуя глубокое увязание. Надо его спасать, а то до конца жизни не тронемся.

— Скажем проще, у нас есть очень разные слои общества, и в каждом принято что-то, что для других неприемлемо. Злодеям злодеево, героям героево.

— А убивать нельзя. — Эх, если Чарли чему и учится, то как-то очень неявно. — В этой связи хочу тебя спросить, Мейсон, уверен ли ты, что все здесь произошедшее было необходимо? Что нельзя было как-то иначе? Ты ж ведь учти, перед иностранцами позоришь, они ж не будут разбирать, что ты неотесанный канадец, так и напишут в газетах, что, мол, очередной акт проамериканской агрессии.

— Э… в газетах?

— Ну там или ноту протеста пришлют. Ты чего думаешь, я тебя ото всего прикрыть могу? На меня шеф до сих пор волком смотрит, когда припоминает ту историю с маньяком, хотя мы ее и старались замять, как могли. Но там хоть маньяк, да и наших кругом полно было, чтобы засвидетельствовать своевременность применения оружия, а тут свои!

— Вот те на. Это кому они свои?

— Да вот мне же и свои! — Чарли истово поколотил себя кулаком в нашивки, оставшиеся на форме. Былой владелец спорол только фамилию, а остальное осталось, хотя и мало что мне сказало. С рукава смотрел характерный логотип — белый профиль горной птицы на черном поле. Не припомню таких своих. — Сто первая воздушно-десантная! Эти ребята в Ираке свою кровь проливают за нашу свободу!

Тут даже фон Хендман озадачился и не стал смеяться. Наверное, пытается установить параллели между тем, где Ирак, и свободой Чарли. Внешняя политика — наше слабое место, раз и навсегда ее не зазубришь: все время новые угрозы свободе отыскиваются.

— Если тебя это утешит, я его пальцем не тронул. Он сам себя подстрелил — видимо, в порядке защиты твоей свободы и прочей демократии.

— Это не повод для ерничания, Мейсон! Человек погиб, исполняя свой гражданский долг!

— Гражданский долг?.. Это как супружеский?

— Он же солдат, если ты не заметил! Солдаты просто так не оказываются абы где!

— Боюсь, что оказываются, — скромно встрял эльф. — Я не очень хорошо был знаком с этой командой… они относились ко мне с предрассудками, свойственными вашему виду. Но я имею представление о том, как проводится рекрутинг. Немалое количество военнослужащих с большой готовностью соглашается на смену контракта — кто из любопытства, а кто и из меркантильных соображений.

Чарли окончательно поник главою. То, что показалось ему достаточно ровной почвой, на которой можно закрепиться посреди здешней фантасмагоричной катавасии, из-под ног упорхнуло не задерживаясь. Сказал бы, что жалко парня, да вот не жалко же. Впредь будет рождаться не здесь. Сидел бы себе сейчас в кабинете с мягкими стенами, писал цветными фломастерами четвертую версию объяснительной записки о произошедшем в моем доме. Может, еще пару слов со своего календаря выучил бы, а то ведь недолго и показаться образованным спецслужбистам доппельгангером, наскоро принявшим форму офицера полиции, но сохранившим мозговой ресурс среднеразвитой рептилии.

— Может, полетим уже? — Айрин притомилась глядеть в горизонт. И то сказать, ввиду туманов он скучен. В самом деле, пора бы уже и двинуть, пока она не начала устранять причины задержки, вырезая нам языки. А мне еще и мозг, а то я неоправданно много времени уделяю обзорам его деятельности.

— Залезай, — предложил Мик Чарли. — Либо, если не хочешь, не залезай, а оставайся тут дожидаться Эла. С нами тебе, конечно, не очень комфортно будет, так мы же не звери, чтоб навязываться.

— Заодно присмотришь за Йоргеном.

— За кем?

— Ах, ты ж все проспал в своей галерее. Мик приручил яйцо динозавра, за ним глаз да глаз нужен — круглое, того гляди укатится.

— Кстати, яйцо! Мейсон, ты почти молодец: мы бы его непременно забыли.

— Оставь его. Вымрет же под огромным щедрым солнцем.

— Зря его утаскивал, что ли, с риском для жизни?

— Все, что ты когда-либо делал, описывается именно этой фразой.

Клац. Какой нехороший «клац», знакомый до боли. Это Айрин взяла с пола первый попавшийся автомат и дернула затвор.

— Либо все тут оставайтесь, либо влезайте уже и заткнитесь. Все. Наглухо. Ясно?!

Чего ж неясного. Мы с Миком аж плечами сшиблись в попытке поскорее попасть в салон. Трудно скоординироваться, сохраняя радиомолчание.

Джаспер нацепил свои наушники, как будто что-то надеялся в них услышать, пощелкал тумблерами и, оглянувшись на нас, запустил винт. Это стронуло Чарли с места — он решил, что с людьми-то проблем не оберешься, а яйцо динозавра его и вовсе укатает, так что влез к честной компании и первым делом пристегнулся ближайшим ремнем. Интересно, а если бы Чарли был прав во всем, в его обществе никого бы не убивали и все пристегивались — куда бы это завело? Пришлось бы такой мир спасать совокупными усилиями пяти Камертонов? А если да — то, собственно, зачем?

— Лететь недалеко, — предупредил пилот, оборотив к нам усы, покуда винт разгонялся. — Очень прошу вниз не стрелять и не прыгать. — Он одарил персональным осуждающим взором эксцентричного Мика. Тот как раз влезал в свою «гавайку», через что выглядел способным еще и не на такое. — Там часто всякое бегает, и внизу, и вообще по сторонам, так я умоляю, не связывайтесь! Вы, конечно, о себе много думаете, только птичка не новая, а они тут разные бывают, иные чихом способны мотор вырубить.

— Не чихом и не вырубить, но действительно бывают опасные существа, — подтвердил Фирзаил. — Присоединяюсь к пожеланию Джаспера. Мы поднимемся высоко, так что скорее всего никого не увидим, но бывают исключения.

— Как Большой Рогач?

— Да, вроде него.

— А какой он высоты?

— Сложно сказать, до сих пор ставки принимаются. Определенно он имеет конечную высоту, но измерять ее в наших единицах счисления наивно и неразумно.

— А в потолок на верхний ярус не упирается? — На всякий случай я отобрал у Айрин ее автомат. Теперь можно и перевести дух.

— Потолка нет. По сути, ярусы Отстойника только очень условно считаются верхними и нижними. Вход на один повыше, на другой пониже, но и только, а так каждый ярус имеет околобесконечную протяженность в любом измерении.

— Я поднимаюсь, — выкрикнул Джаспер уже надсадно, перекрикивая набравший мощь гул, и отвернулся к штурвалу. Вот и славненько. Жаль, конечно, что не отвезут описать круг почета вокруг этого самого Рогача, а если и отвезут, то стрельнуть по нему запретили… Ну да ладно, будет день — будет пища, а также настроение, хорошая экипировка и пустячный повод, и я сюда еще загляну. А может, и ничего из этого не будет, включая день, но тогда и суетиться незачем.

Вертолет помаленьку проникся вибрацией, да и подался в воздух, прямо как настоящий. Забыл спросить, почему Эл говорил, что у них тут предубеждение против наших двигателей внутреннего сгорания… а впрочем, какая разница — я и сам против них не пойми что имею. И не предположить, что уже тут, на месте, заразился — у нас в семье эта неприязнь передается по мужской линии из поколения в поколение. Дед еще во Вторую мировую прославился как истребитель вражеской техники. Буквально, гласят источники, видя вражескую машину, знакомил ее с трофейной гранатой на длинной ручке, которые метал на манер томагавка с небывалой точностью. Тот еще был приключенец, и сейчас вполне ничего, когда радикулит отпускает ненадолго.

Поскольку говорить стало неудобно, а смотреть наружу скучно и чревато порывами, от которых предупредили, пришлось посвятить себя разбору имущества. Среди вещей, коими была завалена задняя часть салона, обнаружилась пара патрульных рюкзачков. Это, конечно, не тот вариант, который позволит рассовать по ним все, что ни на есть, но лучше, чем ничего. Так что я их вытащил на свет божий, вытряс из них запасы носков, несколько перевязочных пакетов и сухих пайков нашего, земного образца, ажно со спиртовой таблеткой, один рюкзак оставил себе, второй передал Мику. Собственный прогулочный рюкзак фона, набитый под завязку, как и было задумано, хранительскими брикетами, судорожно обнимал сейчас Чарли. Он, наверное, на вертолете и не летал никогда, вряд ли в нашем заштатном городке полиции выпадает такое развлечение. Так что таращился сейчас наружу, хотя ничего, кроме тумана, лично я там не видел. Может, созерцание живописи открыло в сержанте новые возможности? Теперь он дальше видит, выше прыгает, как там по тексту — нюхает и слышит хорошо? Надо было и стенку с живописью выломать, чтобы потом внимательно изучить. Или хотя бы продать под видом абстракционистского шедевра.

Груду оружия я разобрал, с трудом подавив в себе желание от греха сразу выбрасывать ненужное прямо за борт. Ружье не отдам, оно мне уже как родное, да и Стиви был бы рад, что нашел себе такого преемника. Пулемет… повесил бы на фона, ему не в тягость, но с тоской должен признать, что эти двое друг для друга не лучший вариант. Пока не буду твердо убежден, что нам не придется пробивать себе дорогу, предпочту сохранить «миними» при себе. Что значит — придется страдать от перегруза, но вариантов лучше не вижу. Мику отойдет АК — очень хороший экземпляр попался среди дальневосточных подделок, русский оригинал с хромированным стволом, усиленной крышкой ствольной коробки и вручную набитым затыльником приклада. Среди магазинов к нему нашелся один «бубен» на семьдесят пять патронов от ручного пулемета, по моему опыту, неудобная штука, но фону за счастье, он любит все большое. Вынул магазин, выбросил патрон из патронника, щелкнул спуском, целясь в туман за отсутствующей вертолетной дверью. Подвигал переводчик, убеждаясь, что он ходит без лишнего сопротивления, а то ведь фон если не оторвет, так недодвинет, никто не знает, какую форму примет следующее его «упс». Прицел бы ему выставить, сам он этим ни в жисть не займется, но, по большому счету, смысла нет: природная меткость Мика плюс легендарное акаэшное брыкание сведут на нет все старания. Так что приткнул барабан, дослал патрон, передвинул рычаг переводчика на предохранитель и вручил терпеливо ждущему товарищу. Надеюсь, не перестреляет нас, по крайней мере, пока не сядем. Жестом объяснил, что на его совести — все калашниковские патроны, какие найдет… надеюсь, хотя бы их он способен отличить.

Чарли пришлось попинать ногой, чтобы привлечь его внимание и жестами спросить, намерен ли он взять оружие. Сержант понял не с первого раза, а когда понял — вяло пожал плечами и отвернулся обратно к туману. Да, большой поддержки от него не дождешься в любом случае. Впрочем, воспользуемся его непротивлением и выдадим ему оружие из того разряда, какое носят на всякий случай, если вдруг не справляется малый калибр. ФН ФАЛ со складным прикладом — что может быть убедительнее? В Африке их чертовски любят и при возможности охотно выменивают даже на несколько «Калашниковых». А у нас тут вполне себе Африка — местные обезьяны и серолицый эльф-колонизатор. Состояние у винтовки не бог весть, но все жизненно важные элементы на месте, затвор охотно ездит, прицельная линия ровная и чистая. Не знаю, как уж Чарли с ней справится при острой нужде — бьется она тоже будь здоров, особенно с непривычки, но пускай поработает осликом, а я одолжу винтовку, если вдруг понадобится прострелить что-нибудь покрепче бушлата. Магазинов к ней всего три, но это у нас получается где-то между «да куда столько» и «да зачем вообще» — из таких орудий шквального огня не ведут. Барнет рассеянно принял презент, магазины вяло рассовал по карманам. Надо не забыть отобрать, когда будем отпускать его до хаты в целях общественной безопасности. Старая миссис сюрпризов не любит, а любые прикидки, кто это мог надавать мальчику подобной гадости, неминуемо выведут на меня. А поскольку меня нету — будет добираться до моей мамы, вспоминая те времена, когда они на пару выступали активистками на школьных собраниях. Ой, шо будет. Дозвонится она до Канады, а там трубку снимет дед, который как раз в порядке освоения благ цивилизации заказал секс по телефону. Чем допускать подобные катаклизмы, дешевле не забывать привести Чарли перед сдачей в божеский вид. Впрочем, если только этот армейский пустынный камуфляж не превращается, буде вывернут, в элегантный однобортный костюм, — Чарли по-любому предстоит долгое и мучительное объяснение. И, если он не догадается выкинуть из него любые упоминания меня, то не обойдется без психоаналитика, а если еще и Айрин хоть словом упомянет, то и без венеролога. Миссис Барнет делит женщин до тридцати пяти на три категории: «ах какая умница в телевизоре», «а вот мы такими не были» и «либо ты отойдешь от моего сына сама, либо тебя отведут мои адвокаты».

На Айрин даже смотреть не стоило — она нетерпеливо наблюдала за моей работой, ожидая, пока очередь дойдет и до нее. Ну вот зачем ей, скажите на милость, оружие? Верю еще, что из пистолета ей пару раз доводилось пострелять по бутылкам, но чтобы винтовкой пользоваться, неплохо бы хоть какую подготовку иметь. Впрочем, пускай носит, мне не жалко. Ей мы отдадим вот эту самую Г36К, как высшее достижение немецкой эргономики, — тут и перепутать почти нечего. Версия попалась не бундесверская, а испанского, что ли, разлива — без коллиматора, единственно с малократной оптикой в основании ручки для переноски. Ну да ничего, если носить как украшение, то и такая ничем не хуже, да и не будем огульно вешать всех собак на то, чем не пытались пользоваться. В конце концов, это ведь именно из нее тот зеленый завалил Хранителя, это ли не отличная рекомендация? Легкая, удобная в руках, приклад хорошо ложится в плечо — есть с чем приятно поиграться. Вот и пускай играется, модничает, глядишь — и класс неожиданно покажет, как порой бывает с везучими новичками. Разбирать винтовку постеснялся, ограничился тем, что пощелкал по всем доступным положениям рычажком предохранителя, передернул рукоятку заряжания, в основном показывая Айрин, где она. В качестве финального понтового аккорда сцепил стенками пару магазинов — сам не вижу практического смысла в этих конструкциях, но стулодесантура от них неизменно возбуждается, как от всего ненужного, но визуально очевидного, да еще и щелкающего. Пускай ребенок наслаждается, лишь бы убить не грозила. Передал оружие адресату, Айрин приняла с недоверием. Я ее понимаю. В ее мире, когда ты повышаешь на кого-то голос, от тебя немедленно начинают прятать вилки. Но у нас свои реалии, в них тот, кто собирается укусить, лаять не будет.

Наконец пришла пора и собой заняться. Первым делом я собрал все, чем можно запитать пулемет. Нашлось такого немного — два брезентовых короба с лентой на двести патронов, в третьем жалкие остатки, может, выстрелов на тридцать-сорок. Зато еще восемь магазинов к М16, которые тоже можно подоткнуть. Так себе вариант, но других не видно. Я не ахти какой художник пулеметного жанра, но, по крайней мере, единственный из нашей пестрой компании, кто сможет из него не только вытрясти приличную огневую мощь, но и приложить ее куда нужно. Повезло еще, что попалась взводная малокалиберная «пила» — ее я, по крайней мере, унесу, насколько надо, да и стрелять с плеча могу, как из винтовки. Нет, не то чтобы я серьезно собирался воевать с этими местными магами, но всегда полезно знать, на что можно рассчитывать. Вот несколько гранат, да не гуманных, а вполне себе осколочных… Пускай их Мик тащит, на все сразу мне ни рук, ни грузоподъемности не хватит. Пистолетами все мы укомплектованы, вот разве что «гризли» закину в рюкзак — их нынче не производят, пойдет в коллекцию. Я не считаю себя горячим поклонником экзотических калибров, но иногда просто не могу устоять. Ножи моей компании лучше не давать, как бы не порезались. Это… вот это мы возьмем, повесим на Мика, чтобы рюкзаку не было одиноко, а окружающим чересчур весело. Это у нас противотанковый гранатомет — более вычурный, чем банальный М72, с рукояткой и сложным основанием, из такого, насколько я понимаю, и хранительские ворота вышибли. Айрин посмотрела на мою находку с осуждением. Понимала бы чего! Очень пригождается, когда надо срочно призвать окружающих ко взаимопониманию.

Эльф смотрел на гонку вооружений недобро застывшими глазами. Наверное, пожалел уже, что в друзья набился. Камертоны камертонами, но можно, наверное, было и без лирики, на суровых партнерских правах договориться. А то ж мы примем за чистую монету и станем в гости захаживать. Фон на подраться, я начну к сестренкам прицениваться, и все это не снимая пулеметных лент. А Чарли приведет маму. Тут, правда, мы с Миком постараемся свалить потихоньку, но этого уже никто не заметит и уж подавно не оценит как одолжение.

Чарли вдруг резко засучил руками, привлекая общее внимание, и указал за борт. Там, рассекая густые клубы, двигалось что-то крупное… Учитывая, что мы взмыли куда как высоко, оно то ли летучее, то ли тому Рогачу под стать. Прежде чем его разглядывать, я покосился на Фирзаила. Если оно будет на нас нападать, я буду отстреливаться, что бы он ни проповедовал. Но, может, у него запасена какая светлая идейка?

Эльф идеями не раскидывался — приподнялся, наблюдая за маневрами неведомой зверушки, и небрежно махнул рукой. На краткий миг, когда вертолет уже проходил мимо, из тумана выступил краешек конструкции — что-то типа висящего в воздухе островка, на котором вяло ворочалась туша размером поболее слоновьей. Ух ты. А что будет, если оно оттуда свалится? Э, хитрые, вот зачем предупредили, чтобы мы не стреляли… да и не прыгали тоже — все предусмотрели! С такими в покер играть не садись. Мик от огорчения даже издал скуление, перекрывшее рокот винта. Для него поездка вышла бездарная — почти ни с кем новым не подрался и, похоже, наверстать уже не получится. Впрочем, на месте этих Фирзаиловых столпов магического искусства я бы в ближайшее время был поосмотрительнее с мажорными интонациями. А то у него с этим просто: иной раз отойдешь взять пива или, к примеру, вернуть природе малость ранее взятого, вернулся, а все кругом уже кровавыми соплями разукрашено. Это в лучшем случае. А то еще бывает — вернешься, а симпатичные липа, ранее тебя окружавшие, вдруг стремительно преображаются в насупленные рожи, смотрят на тебя недобро, цедят грубые слова, а там и до помянутых соплей недалече. Потом же, через какое-то время, исподволь выясняется, что (возможно, не уверен, не отследил, как-то не подумал, что это может быть важно — ну, короче, да, было такое) Мик неосторожно заронил в мысли коллектива спорное утверждение. Типа «а вот мой друг Мейсон считает дальнобойщиков быдлом». Поди тут не заведись.

Туша утекла из поля зрения, напоследок погрозивши длиннющей шеей… или хвостом? В общем, чем-то таким вальяжно повела, описав дугу впечатляющего радиуса. Только Чарли еще долго смотрел ей вслед, да Мик с сомнением поигрывал гранатой, словно припоминая, не запрещали ли их бросать. Про таких вот и снимают фильмы с говорящими названиями вроде «Придурки в армии», и малолетняя публика с готовностью над ними ухахатывается, не ведая истинного масштаба трагедии. Ну кинешь ты гранату, ну даже собьешь того диплодока, а дальше что? Граната ведь сразу кончится!

За отсутствием иных интересов пришлось вернуться к своему изначальному занятию. Пулемет был чист и светел, при неловком падении прежнего хозяина не пострадал, хотя крышку я на всякий случай поднял и ленту проверил, чтобы не пасть в ответственный момент жертвой помятого и застрявшего патрона. Сошки бы скрутить, всей пользы от них — одно огорчение, пока пытаешься их устойчиво разлапить на неровной поверхности, в то время как с упора на руку удовольствие ровно то же, а хлопот никаких. Но просто так их не отломать, а фантазии насчет разборки оружия в транспорте отец из меня выбил еще в детстве. Как заложит наш Джаспер лихой вираж, избегая следующего парящего безобразия, вот тут-то я заобрадуюсь за всеми штифтами сразу нырять ласточкой. Пришлось сложить отвратительные железяки под цевье, чтобы хоть глаза не мозолили. Приклад, напротив, выдвинул — на это никогда в последний момент не хватает времени. А вот за что былому рэмбе отдельное спасибо — так это за ремень, тщательно подобранный по ширине и с такими уплотнителями, что плечо и не замечает навьюченной тяжести. Не знаю, как там хваленый SAS без них обходится, лично у меня при известной практике на каждый момент, когда оружие нужно в руках, набегает три, когда оно в них совершенно не нужно и даже, напротив, мешает, но не настолько, чтобы далеко откладывать. Так что спасибо тебе, мой безвестный несостоявшийся друг, или, может быть, неопределившийся враг, твой хороший вкус я обязательно помяну незлым тихим словом, когда он меня в очередной раз выручит. Но если, с другой стороны, подведет и лопнет, когда совсем не надо, — так выскажусь, что родне твоей станет икаться до седьмого колена, а сам ты, презрев смерть, пустишься в брейк-данс на глазах у изумленных Хранителей.

Туман потихоньку начал редеть, а затем и вовсе почти рассеялся, и знаете, лучше бы он этого не делал. Мир в оттенках серого — это решительно не то, что можно рекомендовать к просмотру лицам с тонким восприятием действительности. Верный своему обещанию Джаспер забрал круто вверх, я бы оценил дистанцию до земли на глазок в полмили. Под нами тянулся плотный сероватый подлесок, из него периодически торчали антеннами отдельные высокие стволы типа пальмовых. Без бинокля деталей было не разглядеть, но мне показалось, что по стволу ближайшего струится, придавая ему сходство с закручиваемым винтом, гибкое змеиное тело. Интересная у них тут биология, что и говорить… Определенно Мик был прав, рассуждая о несомненной популярности подобных антуражей у определенной публики. В другом месте нелепо огромный цветок, намного выдающийся над общим фоном, фривольно разбросал свои могучие лепестки во все стороны, и под ними, кажется, что-то мелкое шмыгало туда и обратно. Симбиоз муравейника и росянки? Знакомиться не восхотелось, разве что прибить от греха, но отсюда и достать нечем, а если поближе подобраться, то само как выскочит, как выпрыгнет, как явит предубеждение против машинерии. Вдалеке, на горизонте, лес становился выше и мощнее, и над ним устроили танцульки летающие паразиты, отсюда неразличимые. Наша знакомая река показала петлю и круто ушла в сторону от маршрута; в рассмотренном фрагменте торчали, как огромные зубы, острые каменюги. Да ладно бы просто торчали, а то вдруг один из валунов ненатужно просел и скрылся в воде, оставив легкое холодение в желудке и пожелание успехов грядущим водоплавателям. Одна полянка внизу, круглая и с виду невыразительная, пульсировала светом, словно реагирующий ни пойми на что фотоэлемент. Удивительное рядом, а мужики-то не знают.

За наблюдением и дорога пролетела незаметно, у меня даже не кончилось терпение, по окончании которого во встречные странности должны были полететь гранаты. Базу издалека было не узнать, так что я обнаружил ее, когда машина начала ощутимо снижаться: площадка прямо на земле, ровная и ничем не выдающаяся, кроме разве того, что обычно в здешних пейзажах расчищенные площадки не встречаются. По мере спуска я внимательно оглядел окрестности и заметил, что вон та группа растений, хотя и ометается винтом наравне с прочим, не проявляет должной гибкости и свободомыслия, а стало быть, камуфлирует некий объект, очевидно вход в помещение. Ничего такой вход, удачно вписан в пейзаж, мелковатый разве что, на грузовой лифт рассчитывать не приходится, а он не помешал бы с нашей выкладкой.

Мик немедленно навис надо мной, всем своим видом символизируя готовность выйти на зачистку местности. По-моему, зря пыжится — вертолет с этой площадки никуда не деть, если уж они рискуют его здесь оставлять, то, наверное, тут и без того безопасно. Но, с другой стороны, пускай побегает. Ему полезно, может, еще и найдет чего незамыленным глазом, а может, его тяпнет кто-нибудь, и домой я вернусь наконец-таки без сопутствующих проблем. Или с двойной нормой, если он с этим тяпающим подружится.

— Далеко не уходи, — прокричал я ему на ухо. Надо заметить, вышло не вполне корректно — у него свое «далеко», однажды вышел за тако и вернулся через неделю, объяснил тем, что до Тихуаны быстрее и не прошвырнешься.

Фон пожал плечами, выскочил из салона и, пригнувшись, припустился к будочке. Даже автомат забыл… как обычно. Достал, честное слово. Ну как выпрыгнет сейчас на него гаракх! Мне не столько интересно, кто из них кого заломает, сколько будет ли эффективен против гаракха полевой огнестрел, или все же стоит на такой случай запасаться более убедительной артиллерией.

Мик добрался до будки, пристроился к ней в не допускающей двойного толкования позе и принялся на нее отливать.

Напомните мне не брать его в приличное общество.

Винт помаленьку замедлил бег, Джаспер отстегнул ремни и стащил наушники, и даже Чарли, дотоле зачарованно созерцавший спину фон Хендмана, слегка встрепенулся, словно впервые обнаружив в руках винтовку.

— Что это, Мейсон? Здравствуйте, я ваша тетя.

— Это ты понесешь, а при нужде и пользоваться будешь.

— Ты охренел?

— Если это снимет дальнейшие вопросы, то да.

Фирзаил попытался прошмыгнуть между нами к выходу, но я его придержал.

— А к тебе у меня вопрос назрел — из тех, которые надо было задать еще до вылета. Зачем вы вообще в Цитадель являлись? Да еще два раза?

— В первый раз они летали без меня, — покорно ответствовал эльф. — Боевой отряд, двенадцать солдат. С каким-то своим приказом, я его не знаю. Вернулись живыми только четверо, остальных привезли либо мертвыми, либо тяжело раненными. Доложили, что Хранители ушли, а задание свое, видимо, не выполнили. Тогда из центра сюда, на базу, командировали меня, чтобы я отправился в Цитадель с остатком бойцов, перенастроил их портал на работу с ключом… чтобы им не смогли пользоваться те, кому не надо.

— И все?

— У нас тут идет… Знаешь, что такое война?

Мощно спрошено.

— Видел пару фильмов. Говорят, грязное дело, но Чак Норрис справляется.

— Нам бы сюда этого Чака. Дело это ужасно неуклюжее, глупое, неловкое. Мы пинаем их тут, они пинают нас там. В каждом мире бывают войны, но они ведутся по совершенно иным правилам. Кто-то сильный кого прибил, кого принудил сложить оружие — победил. Кто-то запер другого в безвыходной ситуации — тот проиграл. Иногда друг друга бьют за разрез глаз или фасон прически, или разговорный язык, или сны, или за написание буквы «фухаратамизава» — в этой войне, кстати, погибла целая прорва моих предков. Но всякая война исчерпывается, потому что воюют субъект с субъектом, и это не может длиться вечно.

— И чем кончилась война за букву?

— Не за букву, а за написание. Мои предки под знаменами лендлорда Джилоарависа отстаивали загиб хвостика влево, это символизировало традиционализм в пику правому наклону, который логичен, но слишком радикален, чтобы быть легко принятым ортодоксами.

— И куда он нынче загибается?

— Вправо. Джилоаравис был уничтожен вместе со своей твердыней — такая была волшебная какофония, что полконтинента срыли. Так вот всякая война, в которой соперники уничтожают друг друга, однажды кончится. Хранители… конечно, их сила велика, но они не испытывают испепеляющей ненависти и не уничтожают нас, как врагов… конечно, за исключением тех случаев, когда вынуждены отстаивать свою жизнь. Они знают, что идею уничтожить нельзя, даже перебив всех нас, — ведь мы только служим ей. По сути, они уже пробовали — на протяжении последней эры или если на ваш счет, то сколько-то там тысячелетий были попытки геноцида, но ничего они не дали, кроме разве что обнуления счетчика наших наработок. Потому они сражаются не с нами, а с нашими действиями. А мы тоже не горим желанием убивать их — мы их уважаем и признаем их работу весьма важной.

— Но ваши боевики, похоже, не разделяют этого уважения.

— Наши боевики, как и любые боевики, — это люди, сосредоточенные на убивании тех, на кого им покажут. Может, в душе каждый из них тонкий ценитель прекрасного и нежный сентиментальный эстет, но в глаза это не бросается и основной деятельности не мешает. Их нанимают, чтобы драться, они и дерутся.

— На себя посмотри, — неожиданно поддержала Фирзаила Айрин. — Вот уж воистину склад уважения.

Ну совсем заклевали, причем не по делу. Я как раз всех подряд норовлю уважать. И вовсе не виноват, что у меня барометр такой чувствительный — чуть что, перепад отношения на двести баллов и включаются неприятные рефлексы.

— Тогда последний вопрос, и пойдем наконец по пиву. Имели мы дело с одним местным адским парнем, который немалых дел натворил там у нас, за порталом. Хранитель, который нас вел, очень удивлялся тому, что его при этом не скрутило. Это явление ты можешь как-то объяснить?

Эльф задумался, даже пейсы пощипывать принялся.

— Подобрать какое-нибудь объяснение я, пожалуй, смогу, но если ты хочешь знать истину, то я не тот, к кому нужно обращаться.

— Ну ты хоть временную пломбу поставь, пока до настоящего доктора не доберемся.

— Временную — что? Ладно. Устои вплетены в саму ткань Отстойника, вернее сказать, свои Устои вплетены в ткань каждого яруса Отстойника. Наши ученые работают по очень обширному кругу задач. Это и сама суть Устоев на уровне волшебного плетения и иных слоев, и персональная работа над особями с целью ослабить их связи с этими Устоями. Этим занимаются специалисты в своих областях, к которым я не отношусь. Вполне возможно, дали свой плод манипуляции над генофондом конкретного существа.

— А твоя-то какая специализация? — полюбопытствовала Айрин.

— Я сделал себе имя в нашей организации на опровержении одного из догматов работы портальной магии. Считается, что из миров нашего пласта можно попадать только в этот ярус Отстойника и наоборот. Я использовал наработки в транспортной магии нашего мира и сделал возможным непрямое сообщение — выход из наших миров в другой ярус. Пока только в один, но это уже даю нам возможность переместить туда свой центр, не разрушив каналов связи с мирами. Теперь мы хотя бы не на ладони у Хранителей.

Все изобретают чего-то, один я как дурак пользуюсь уже придуманным.

— Йой! — взвыл по соседству фон, переполошив всю нашу гвардию.

— Член прищемил молнией, — пояснил я для перепуганных. — Через раз так делает.

— Потому люблю штаны на завязках, — страдальческим голосом подтвердил Мик. — Но их не делают достаточной плотности.

— Выгружайтесь уже, — предложил я компании. — Фирзаил уверяет, что раньше выйдя — раньше будем, и я ему начинаю доверять. Вероятно, это предвкушение пива.

— Я могу понести что-нибудь, — вызвался эльф отважно. — Чтобы не пришлось ходить много раз, а то, сколько я знаю ваш вид, вы ничего не оставляете, не разграбив до основания.

— На вот, возьми.

Для пробы я придвинул к эльфу свой рюкзак, набитый в основном одними патронами, ну еще ружье приторочено вертикально, чтобы не путаться в ремнях. Сколько в нем может быть веса? Фунтов тридцать, от силы сорок со всем-всем-всем, ребенок утащит. Фирзаил героически впрягся в лямку и даже ухитрился отвалить от вертолетного корпуса, но при этом перекосило его так, словно бы Статую Свободы уволочь на плече пытался. Не зря я его как пораженца расценил, и войну за наклон буквы, имеющий концептуальное значение, его племя позорно профукало. А что, никак нельзя было продолжать исподтишка хвостик тянуть, куда нравится?

— Стой, носильщик! Отставить таскать казенное имущество.

— Я могу, — пропыхтел эльф запальчиво, да так и осел под непосильной ношей.

— Давай так, ты не таскаешь вещи, а мы за это не открываем порталы.

А если кто-то тут не подозревал во мне скрытого мягкосердечия, марш перечитывать с первой страницы. Не может быть, чтобы нигде ранее не проявлялось. Терпеть не могу, когда агонизируют не по делу.

Мы разобрали свое имущество. Гранатомет я лично навьючил на Мика — все равно не заметит, Айрин нашла в куче барахла разгрузку, утыканную нужными магазинами, а Чарли с болезненным покряхтыванием сложил приклад фалки и неуклюже приспособил ее за спину. Милитаристом он никогда не был. Я снял с придавленного Фирзаила рюкзачок и забросил за плечо. Пулемет в походном режиме поперек живота, стволом no направлению взгляда. Грозен чрезвычайно, как бы самому не напугаться. Пошел вперед, к будочке, выискивая вход.

— Не всегда удается унести все, — просветил за спиной фон постанывающего эльфа. — В таких случаях мы, как правило, поджигаем то, что вынуждены бросить, чтобы врагам не досталось. Понимаешь?

— Понимаю. Неприятно удивлен.

— Да, мы и сами от себя не в восторге. Вы так не делаете?

— Нет. Мы стараемся ничего не уничтожать. Один известный полководец прекратил войну и признал себя побежденным, когда разбил вражескую армию, но уничтожил при этом бесценный памятник старины.

— Эстетские войны?

— Прямой менталитет. Война ведется с тем, чтобы укрепить свое положение. Если в итоге она приносит только подрыв общего благосостояния — значит, это неправильная, ненужная и безуспешная война.

Складно врет, его бы да на курсы переучивания наших военно-тактических гениев. Сам бы походил, послушал и понаблюдал за бурлением этого… что там в черепушках у нашего контингента? Его, наверное, не зря называют ограниченным. Так, а это вот, наверное, и есть дверь. А что не открывается ни туда ни сюда, наверное, заперта. У эльфа наверняка есть ключ, а у меня ключа нет, зато есть «бенелли».

Пулемет я оставил висеть на животе, через плечо вытянул из крепления на рюкзаке ружье и аккуратно выстрелил — сперва в нижний угол двери, потом в верхний. Потом дверь упала, не дожидаясь даже проформенного пинка, и укатилась под откос по открывшемуся за ней тоннелю. Как частенько повторяет мой авторитетный папа, действия, доведенные до автоматизма, никогда не подводят.

— Это было обязательно?! — страдальчески возопил Фирзаил.

— Ага. Тебе ж только что объяснили: что нельзя унести, то уничтожаем. Ты ведь говорил, что с нашим приходом что-то такое свершится и нужда в ваших сервисах отпадет?

— Я так полагаю. Но бездумное уничтожение… не делает чести вашему виду.

— А что нашему виду делает честь? — заинтересовался Мик. — Кроме больших сисек и благословенной глупости?

— Я слишком мало знаком с вами, чтобы строить допущения. Однако глупость — не то, чем принято гордиться в моем обществе.

— Это потому, что вам она мешает делать хорошее, а нам не позволяет делать крупные гадости.

Правда, не всем и не всегда. Иногда самые крупные гадости получаются на сплошном везении. Я аккуратно дозарядил ружье, пристроил его на место и двинулся в коридор. Он вел вниз под довольно некомфортным углом, что-то около тридцати градусов, но ботинки давали хорошее сцепление. Разреженный серый полумрак и тут ничем не омрачался, что меня начало уже сильно доставать, ибо попирало все принципы оптической маскировки: ни тебе в тень отступить, ни ночи дождаться, чтобы с комфортом подползти к вражеским позициям. Сзади затопали многочисленные ноги, зашкрябали по стенам стволы, Чарли заскулил, Айрин зашипела — наш дурдом в полном составе, впору продавать билеты. Мик в хвосте, как гвоздь программы, с несравненным искусством всеобщего доставания.

Коридор пару раз изломился под неожиданными углами, а потом вывел к обширному, горизонтально ориентированному залу, выбитому прямо в толще местной земли. Оформлен зал был как обширная комната отдыха, по крайней мере, в нем было немало узнаваемых развлекательных устройств, например бильярдный стол и автомат для пинбола. А устройств неузнаваемых было куда больше. Вот, например, вполне понятного назначения, но по нашему миру незнакомое устройство — кувалда на круглом пеньке, очевидно силомер. Но что куда больше привлекло мое внимание, так это бар, размешенный по левой стенке, — длинная стойка, уставленная многообразными сосудами. Аллилуйя. Не знаю, как эти странные люди, что сопят в затылок, но лично я боролся именно за это.

Ах да, пока не началось — чисто для проформы…

— Вылезайте, камрады. Мы с сугубо дружественным визитом, а вы попрятались, прямо как будто не рады.

— Тебе вообще кто-нибудь когда-нибудь был рад, Мейсон? — брюзгливо уточнила Айрин.

— Этого мы никогда не узнаем, но многим хватает ума хотя бы делать вид.

— И кто тут должен делать вид? Вон та коробка?

— Ну коробка меня мало волнует, а вот образина, что за ней прячется, могла бы и выйти и церемонно поклониться.

Айрин недоверчиво вытянула шею, оглядывая коробку, и даже через оптический прицел на нее глянула. Как бы не так, руку свою засвеченную образина вовремя утянула в укрытие. Зато если пригнуться, то станет видна другая персона, завалившаяся за бильярд и оттуда пристально следящая за нашими ногами. Гранату в них, что ли, кинуть? Тоже мне, радушные хозяева.

— Очень кому-то надо тебе кланяться. — Чарли вступил в армию наезжающих на меня. Что ж такое, пытаешься с людьми по-хорошему, а они так и норовят и на шею сесть, и ножки свесить, да еще и пнуть, чтоб трусил плавнее. — О, да тут есть бар! Вот это я понимаю, так и надо устраивать рабочее место. У нас в участке только кофеварка и автомат с печеньем. И бильярда тоже нет.

— Это вы всех распугали своей стрельбой, — упрекнул и Фирзаил, появившийся следом.

Да как же вы достали. Не слышали, что ли, что все есть яд и все есть лекарство? Я поднял ствол пулемета и пустил длинную очередь по-над игровой машинерией. Будь тут лампы, они бы живописно пораскалывались, да ведь не было тут ни ламп, ни чего-либо еще бьющегося. Пули с ободряющим стуком прошлись по стенам на высоте человеческого роста, оставив длинный и почти ровный ряд выбоин. Эльф от неожиданности повалился на пол и скорчился, как в приступе эпилепсии, Чарли присел, прижимая руки к ушам, а Айрин сделала страшные глаза и вскинула винтовку, готовясь отражать неведомую угрозу. Все-таки какой ни на есть боевой потенциал у нее, в отличие от остальных, имеется.

Образина из-за коробки не вынесла столь шокирующего приветствия и выпрыгнула, едва очередь стихла, с очевидной готовностью погибнуть в бою. Ба, да это цверг! Как есть сказочный и идеально подходящий на роль автора той сплавной посудины. Ростом еще ниже нашего эльфа, зато с Мика шириной, ладони что твои весла, а череп приплюснутый сверху и слегка вытянутый по горизонтали, словно у какого ящера. Вся эта красота щетинилась бурым жестким волосом, на страхолюдной роже переходящим в статус бороды. Одет цверг был в комбинезон-спецовку, в каких у нас ходят сельские автомеханики, а в мосластой ручище сжимал небольшой, но увесистый инструмент — то ли молоток, то ли булаву.

— А вы говорите — стрельба, — изрек я как мог язвительно и, опустив пулемет на пузо, направился прямиком к бару.

— Стой, уродище, завалю! — взвыла Айрин, беря цверга на прицел.

— Погоди валить, дай я с ним переведаюсь! — Это Мик пришел.

— Баха мадапукук солюр! Амдааш фитта!

Это еще что за ахинея? О, это Фирзаил оперативно подхватился. Цверг сразу замер на середине рывка, штуку свою еще не бросил, но хотя бы опустил.

— Я сказал, что вы не враги, просто идиоты, — доложился эльф с облегчением. — Полагаю, вам такая рекомендация должна польстить.

Должна, не должна… Мне лично совершенно все равно, кем меня будет считать каждый встречный коротышка — лишь бы вел себя достаточно корректно, чтобы не возникало потребности его поправлять.

— Ты уточни, что я лично не идиот, — обиделся, однако, Чарли. — Вот еще, не хватает, чтобы они о нас плохо подумали.

— Да, скажи ему, что Чаки — умница и красавица, а я с ним хочу подраться. Если еще кто-нибудь есть, то с ним тоже хочу.

Это уже без меня. Я дошел до бара, сбросил рюкзак на стойку, пулемет задвинул за спину — короб уперся в поясницу, но можно и потерпеть — и полез исследовать содержимое полок. Экстаз быстро сменился разочарованием — не такой уж тут оказался и обширный выбор знакомых напитков, а те, что нашлись, отнюдь не поразили изысканностью. Правда, немало нашлось также бутылок и сосудов менее привычной формы, каких я никогда не видел, но пробовать их в преддверье дальнейших приключений показалось неосмотрительным. В одной вазе лежало нечто настолько густое, что и пить-то никак невозможно, разве что ложкой выгребать. Другой кувшинчик отливал злобненьким фиолетовым оттенком, каким в нашей киноиндустрии обычно помечают вещества необоримо ядовитые. Нет, на фиг на фиг такие эксперименты. Пришлось, скрепя сердце, взять банку именитого американского будвайзера — не могу назвать ее до боли знакомой, потому как в обычных обстоятельствах к подобному продукту и веслом не притронусь. У каждого есть слабое место, на котором развивается грибок эстетизма, так вот у меня это тяга к пиву. Это частенько выходит боком, ибо посреди дикой Африки или забытых богом колумбийских джунглей ни канадского темного эля, ни «Гиннесса» не водится. Потому, наверное, я и грустный такой, а в моменты, когда дорываюсь-таки до вожделенного продукта — невоздержанный. А на этом могучем базисе громоздятся и остальные зыбкие пирамиды моего существования.

За спиной завелся ставший уже привычным базар, каких никогда не случается в рейде, где каждый точно знает свое место и нипочем не полезет зря балаболить, перекрикивая остальных, по пустячному поводу. Зато такое периодически разворачивается под окном, когда соседская семейка из полудюжины столпов опщества всех мыслимых полов и возрастов собирается выехать на уикенд. Мне даже как-то пришлось к ним выйти в трусах на босу ногу, для убедительности скребя щетину кинжалом под видом бритья, и предложить убавить громкости. Удивлен, что папа их не явился потом с благодарностью и просьбой почаще так содействовать — эффект-то был разительный, ему самому не могло не понравиться.

А тут, как несложно представить, закрутилось еще более лихо, учитывая состав. Слушать их у меня никаких сил не нашлось, так что я сконцентрировался на том, чтобы превратить галдеж в монотонный гул, приложился к банке и стал смотреть, как из-за стола, обтянутого зеленым сукном, выбирается еще один местный работник. Этот оказался из того же роду-племени, что наш друг Эл, разве что чуток поменьше и какой-то менее брутальный, что ли. Возможно, это потому, что меча не носил. Видок у него был слегка смущенный, хотя не поручусь, что это не мои беспочвенные домыслы. Ох, некстати вылез, бродяга, теперь Мик точно не успокоится, пока эта черная глыба не выбьет из него недоразумение, которое он почему-то зовет сознанием. А это надолго. Я ж столько этой желтенькой водицы и не выпью, мне плохо станет на почве попрания вкуса — единственного, что мне никогда не отказывало. Еще разок, что ли, в потолок зарядить, разогнать балаган? Может и не сработать, все хорошо внове, а потом приедается.

— Давайте, давайте, только по одному и без железок!

— Пожалуйста, у нас же есть дела!

— А какого ты вообще нас дураками обзываешь? Я при исполнении!

— Иммахаба кабаор бонбо!

— Ты хорош умничать!

Айрин стремительно оторвалась от группы и присоединилась ко мне. Фиолетовый кувшин и ее не вдохновил, она тоже со вздохом добыла пивную банку и уселась на соседний табурет. Вот так и начинаются барные интрижки, можете мне поверить. Пересесть бы куда подальше, но из подальше до стеллажей не дотянешься.

— Большего безобразия в моей жизни еще не случалось, — сообщила Айрин нервно. — Даже в детстве, когда Микки каждый день заходил.

— Молодой был, неопытный.

— Похоже, что так. Кончится это когда-нибудь?

— Думаю, достаточно пристрелить одного. Любого на выбор.

Айрин придирчиво оглядела доступные варианты, словно выбирая которого. Я что, не уточнил, что стрелять ей придется самой? Когда до этого доходит, многие становятся на диво миролюбивыми.

А потом вдруг гвалт прорезал звонкий хлопок, и повисла мертвая тишина. Вот это мощно сделано, мне даже показалось, что и в мозгу моем наступила тишина. Ах да, она не вдруг наступила, я ее там всю жизнь культивирую. А Айрин аж со стула свалилась от неожиданности, тоже, впрочем, совершенно беззвучно.

Фирзаил с видом донельзя довольным выплыл из-за монументального Мика, который продолжал упоенно вещать в эфир, не издавая ни звука. Молодец, серокожий, изящно разрулил ситуацию. Как, интересно? Понятно, что магия, но как работает? И насколько эффективно? Отставил банку, вытянул из-за спины пулемет и шарахнул короткой очередью прямо в потолок — ломать так ломать, все равно не наше. Айрин, как раз успевшая полезть обратно на табурет, опять с него свалилась. Как не надоело? А звук от выстрелов все же прозвучал, хотя и намного тише, чем ему было положено. Нету, значит, в мире абсолюта. Так и знал. Убрал пулемет, вернулся к пиву.

Местные, нимало не удивляясь такому повороту событий, воспользовались случаем ретироваться в неприметные двери по бокам помещения. Очень разумно с их стороны, я бы даже заменил ими свою компанию. По крайней мере, Чарли — он, бедный, даже горло свое щупать начал, видимо норовя убедить себя, что раз звуков нет, то это вакуум и сейчас он задохнется. Если убедит и задохнется — точно возьму вместо него цверга. Он хотя бы не будет на каждом шагу спрашивать «что это, Мейсон» — по вине языкового барьера.

Убедившись, что базарный полдень прекращен, Фирзаил совершил своими гибкими пальцами сложный прядущий пассаж в воздухе, и он снова наполнился звуками. Банка моя со стуком вернулась на стойку, Мик закончил свою пантомиму внезапно прорезавшимся:

— …я вертел вашу политкорректность!

…А Айрин привычно ссыпалась с табурета в третий раз, и на этот раз совершенно неожиданно для меня заплакала. Да еще как ярко и образно — навзрыд, с хлюпанием и злой одышкой, упихав лицо в ладони и сотрясаясь всем телом.

Повисла напряженная пауза.

И хорошо же повисла. Даже Чарли растерял свои многочисленные убеждения, коими так любит делиться. У них ведь должна быть какая-то инструкция, как успокаивать плачущих женщин? Кофейку там налить, одеяло накинуть, сказать что-нибудь вдохновительное, типа «все будет хорошо» или там «не волнуйтесь, мэм, этому говнюку только что всадили восемь пуль в башку». Хорошо бы была, и хорошо бы он ее помнил. А то я все виды нездорового состояния норовлю пресечь затрещиной. От такой инъекции Айрин, может, и перестанет реветь, зато начнет хромать или как бы чего не похуже.

— Если ты ушиблась, я могу принести аптечку, — неловко предложил Фирзаил.

— А я могу по этому поводу не острить. — Да, я иногда способен на подвиг.

— А я могу упасть рядом, и даже на голову, — присоединился к хору Мик. — Чаки, а ты чем можешь помочь?

— Еще немножко, и могу тоже заплакать, — признался Чарли дрогнувшим голосом.

— Как же вы достали, — просипела Айрин сквозь слезы. — Ненавижу вас всех, и особенно тебя, Микки!

Ого, уже не Мейсон. Что-то дальше будет?

— Я всю жизнь лезу из кожи вон, чтобы в чем-то быть лучше. Я работаю как проклятая, учусь постоянно, я занималась этим проклятым бодибилдингом, чтобы не быть нескладной дылдой, я занималась тэквондо, чтобы никого не бояться, я изучала эти чертовы языки, чтобы иметь возможность больше читать и больше работать. Я отказала себе в праве на развлечения и потратила всю свою жизнь, чтобы стать кем-то, кем не стыдно быть! И я кое-чего добилась, я на хорошем счету в своей фирме, меня уважают люди, дети моих сестер считают меня любимой тетей, мужики в очередь строятся, у меня три страницы друзей в фейсбуке, и вот даже неведомым адским уродам я нужна как воздух!

— Очень нужна, — поддержал Фирзаил, но смолк под свирепым взглядом.

— И что же я вижу?! Стоит мне выйти за пределы своего крошечного мирка, стоит оказаться чуть в сторонке от протоптанных троп, как тут же выясняется, что в этих краях последний остолоп, — обличающий перст вперся в Мика, — и скисший психопат, — а это, как ни странно, оказался я, — чувствуют себя как рыба в воде, а я, я, Я! — я не могу даже усидеть на гребаном стуле!

— Если это тебя утешит, это стул для филаргианцев, — кротко поделился эльф. — У них, как бы это сказать… особое устройство суставных соединений… в общем, они любят, чтобы сиденье под ними постоянно меняло положение.

Непонятно почему, но от этого известия Айрин зарыдала еще горше, нарушив даже радостный порыв Мика тоже посидеть на замечательном табурете. Вот потому, полагаю, женщины на корабле и считаются плохой приметой — разревется на ровном месте и всю команду парализует. Пора жахнуть по ней из тяжелой артиллерии. Потянулся к стеллажу, уцепил первую попавшуюся знакомую бутылку — «Джек Дэниэлс», похоже, снабжение их завязано целиком на Соединенные Штаты… В данном разрезе это фактор удручающий, чему там так и не научились, так это со вкусом квасить. Но для медицинских целей сойдет. Самоотверженно отхлебнул сам — нет, это не отбеливатель, это оно самое. Протянул Айрин, постучал донышком по кумполу. Она яростно отпихнулась локтем. Постучал еще. Задрала голову, хотела обругаться, но передумала, приняла пузырь и утянула к себе туда, под стул, в мир слез, растрепавшихся волос и потекшего, если был, макияжа. Вот и ладушки, с такой клизмы любая хворь возьмет выходной. Правда, поубавится адекватности, но в нашей ситуации терять особо нечего. А еще, если перестараться, к утру придет бодун — сами можете попробовать. Однако, если все пойдет гладко, с этой фазой существования Айрин будет иметь дело уже кто-то другой.

— А ты, эльф, скотина все-таки, — укорил Мик Фирзаила. — Чего б было не поручить тому здоровому мне по башке врезать? Глядишь, от такой комичной сценки и девушка бы перестала чувствовать себя единственной жертвой в Отстойнике.

— Чтобы потом твои друзья нас всех перебили за твою оторванную голову?

— Какие друзья? Эти, что ли? Мейсон, неужели бы ты застрелил того обезьяна за такую малость, как моя оторванная голова?

— Ага.

— Ага?!

— Ага. Тебе-то горя мало, а я должен заботиться о вверенном составе. Следить, чтобы ни у кого в окрестностях не завелась фантазия его на прочность испытывать. Тебе голова, может, и ни к чему, а ну как следующий соберется открутить чью-нибудь важную?

— Люди, которым голова важна, с тобой не связываются. Дай, что ли, баночку. Айрин, ты тоже все не пей, и если там ганжубаса нароете, я тоже буду.

— Вот из-за тебя нас и считают идиотами, — попенял ему Чарли.

— Потому, что я постоянно хочу себе побольше всего хорошего? В этом ты видишь признаки идиотизма?

— Фирзаил, ты бы не мог обратно звук выключить? — попросил я в сердцах.

— Увы, нет.

Эльф вразвалочку подковылял к бару, цапнул с нижней полки невыразительный цилиндрический сосуд зеленого оттенка и выдернул затычку. Запахло озоном.

— А чего так? Меморайз кончился?

— Ты говоришь непонятными словами, хотя ваш язык я учил с помощью образованного человека. Волшебное прядение требует определенного времени на восстановление исходного положения стронутых волокон. Чем сильнее заклинание, тем дольше время восстановления. Или надо отойти дальше, туда, где волокна не были потревожены предыдущим заклинанием.

— То есть как та лазерная пушка — раз выстрелил, и суши весла?

— При чем тут весла?

— А ты не мог бы как-то с моего выдающегося образца подтянуть свое языкознание, чтоб тебе не приходилось, как Чарли, объяснять каждую метафору?

— Мог бы, но не так вот на ходу. К тому же очень сомневаюсь, что найду применение доброй половине твоего лексикона — я в такие места не хожу и с такими людьми дел не имею. Что же до нашего волшебства, то это весьма специфическое искусство. Оно в чем-то сродни вашей игре фигурками на клетчатом поле — я видел, как в нее играли двое из ваших. Творя заклинание, ты затрагиваешь и на время выводишь из обращения часть волокон, и твоему оппоненту остается либо использовать другие, не затронутые тобой волокна, либо пытаться задействовать в своем плетении волокна уже резонирующие, что гораздо сложнее, менее предсказуемо и практически неконтролируемо. Извините, но полностью объяснить концепцию волшебного плетения в доступных вам терминах «еще пара пива» и «пинок под сраку» я не возьмусь.

Из бутылки своей эксцентричный наш эльф пить не стал, зато с душой понюхал и вернул сосуд на место. Чарли от пива отказался с видом гордым и самоотреченным, но никого не обманул — мы-то знаем, что с пива его пучит. Айрин помаленьку перестала плакать, утерлась рукавом и выставила бутылку наверх, как раз на злополучный табурет. Так что мне пришлось изгибаться самым позорным образом, чтобы изловить емкость в ее стремительном пике. Сиденье и впрямь было, кажется, надето на ножку, но ничем не закреплено — ничего обидного в том, чтобы с такого ссыпаться, лично я не вижу. Насквозь странно было бы обратное, а быть странным в нашем мире куда опаснее, нежели набить пару законных синяков. К тому же хороший зад синяками не испортишь… и вообще ничем не испортишь… надо следить за тем, чтобы не сказать это вслух.

Бутылку я предусмотрительно затолкал во внешний карман рюкзака, рассчитанный под флягу. Никогда не знаешь, где будет следующая стоянка, и крайне редко ее удается сделать на берегу вискарной реки. Мик возмущенно забулькал, давясь пивом, но он обойдется и без крепкого — тише от него уж точно не станет, а громче и так некуда. К тому же Айрин и так приложилась на совесть, уровень жидкости понизился пальца на два. Во избежание лишних эксцессов я вытащил из кармана заначенный камрадом Лесли «биг ред гам» и предложил его в виде закуски. Айрин посмотрела насупленно, но не отказалась. На почве бытового пьянства, если кто не знал, удивительно легко устанавливать отношения. Ничто так не сближает, как бутылка водки, выпитая из рукава в подворотне и зажеванная на троих одной подушечкой жвачки. Если склонность к истерии удастся из нашей полруги повывести, а желание ни за что ни про что травмировать меня переадресовать в пространстве на динамически обновляемых субъектов, из нее можно еще соорудить неплохого наемника и уж совсем замечательный талисман команды. Эльф, конечно, оригинальнее, но Айрин будет лучше смотреться на развороте Soldier of Fortune — Playboy Edition в британской ременной разгрузке, ботинках, бандане и собачьих бирках. После такого нас станут приглашать на задания почище, может, даже наймут охранять какого марионеточного президента, с полным пансионом и страховкой, включая зубное протезирование.

— Вы дозрели до перехода в оперативный центр? — осведомился Фирзаил. — Чтобы быть честным, я признаю, что добраться до него можно и, так сказать, своими ногами, но это займет немало циклов… дней, как вы их называете. Плюс к тому, это чрезвычайно опасно.

— Не пойдем ногами, — решительно отрезала Айрин. — Раз уж это мое дело, я выбираю быстрый и верный способ. А тебя буду держать за шкирку, чтобы не подставил.

— Если можно, за руку. Шею мне ты сломаешь, попросту неловко повернувшись. А руку хотя бы регенерировать можно.

— Ладно, за руку, и скажи спасибо, что я не Хранитель — эти так таскают, что потом пальцы целый день не слушаются.

— Спасибо, что ты не Хранитель. Нам сюда.

Ну вот, не дали с чувством посидеть, набуровиться, поговорить за бейсбол… я так надеялся наконец узнать, что он такое. И рюкзаки, как назло, маленькие, пива набрать в запас не получится. Значит, следующую остановку будем делать уже там, где с этим проблем нет. Ради такого дела я даже готов десантироваться где-нибудь в Дублине или Белфасте. Там, говорят, хорошо, а что драться в барах любят по малейшему поводу, так должно же и Мику перепасть немного удовольствия.

Эльф прошествовал к дальней двери, предупредительно распахнул ее настежь, чтобы мы не открывали своими средствами, и направился прямиком к портальной раме. Ранее нам попадались варианты либо импровизированные, либо сильно покалеченные, а этот выглядел вполне укомплектованным — жесткий каркас, перевитый сложной вязью, с пристыкованным пультом управления. На пульте имелось несколько крупных поворотных тумблеров, пара рычагов, как на самолете, а под ним кокетливо притулилась здоровенная книжища формата телефонного справочника. Надо полагать, и функций схожих. В смысле содержит адреса локаций и можно под ножку колченогого стола подпихивать.

Фирзаил книжку проигнорировал, на пульте только походя щелкнул чем-то, а за раму портала взялся обеими руками и сосредоточился. Если сейчас гавкнуть у него над ухом — куда откроет проход? И кто это сейчас подумал: я или пиво? Вроде отпил всего ничего, но мало ли чего американский пивовар в свое сусло добавляет для лучшей усвояемости.

Гладь портала озарилась, зернистая ее поверхность заколебалась и растворилась блестящим черным озером. Где живописные всполохи? Где, прошу прощения, протуберанцы? Ах да, это не «Звездные Врата», это какая-то другая серия, любительская. Вот как начнут в нее вкачивать миллионы долларов — тут-то оно и заискрится, засияет, чтоб каждой школоте ясно стало: это не как-либо что, это, блин, очко между мирами.

— Можем идти, — объявил эльф буднично, помялся и самоотверженно протянул Айрин руку. — Держись. Только широко не шагай, а то вырвешь из плеча.

— Можно я вперед? — выступил в авангард Мик. Это он надеется, что так от него не успеют попрятаться боевитые эльфы и прочее тамошнее ополчение.

— Нет уж, позвольте все-таки мне… нам. В центре мы не держим боевиков, так как в моменты безделья они доставляют немало проблем. Развлечений вам не будет, а серьезные специалисты не будут с вами играть в прятки и недомолвки — могут так шарахнуть, что потом помещение не отчистишь.

— Тогда лучше я.

— Тебе персонально повторить?

— Не надо мне повторять. Я тихо-смирно войду, ни в кого стрелять не буду, даже руки с пулемета уберу. Зато буду уверен, что ты не сможешь безнаказанно закрыть портал прямо за своей спиной.

— Я так и не заслужил вашего доверия?

— Нет, столько выпить я не успел.

Эльф примирительно всплеснул лапками.

— Хорошо, иди, мы сразу за тобой. И не затевай ничего, за что сразу прибьют.

Посмотрим. Мне за полгода готовиться не надо, включаюсь я быстро. Так что глотнул интуитивно воздуха и шагнул в портал, постаравшись сгруппироваться, как при прыжке с парашютом.

Чернота приняла меня нейтрально, из-под ног, как в первый раз, увалился пол, но в этот раз кувыркаться я не стал, предпочел продолжить шагание, насколько оно возможно в невесомости. Два шага удались, а больше и не потребовалось: в глаза ударил свет, да не тот серый полумрак, что царил во всем прошлом ярусе, а свет вполне себе яркий, похожий на солнечный. От меня даже тень протянулась! Машинально я сделал еще пару шагов и замер, столкнувшись нос к носу с высоким типом в длинной мантии. Типа в темной подворотне можно было бы принять за человека, особенно если бы он нахлобучил большое сомбреро на свою массивную лысую голову. Слишком мощные надбровные дуги, слишком маленькие глаза, непропорционально миниатюрные кисти рук… Нет, это еще не Белфаст, но хоть какое-то разнообразие.

Памятуя о наставлении Фирзаила, я отсалютовал лысому пивной банкой, которую так и держал в руке. Лысый уставился на меня с неодобрением и как-то неласково зашевелил пальцами. Что это он, нарывается?

За моей спиной с оханьем нарисовалась Айрин, а с ней и Фирзаил. К нему я обернулся за консультацией. Эльф спешно выдернул у прибалдевшей конвоирши свою чахлую длань и принялся ее растирать, уставившись при этом на моего лысого встречного. На какой-то миг мне даже показалось, что я вот-вот услышу их мысленную речь, но они закончили ее раньше, чем я настроился. Лысый важно поклонился Айрин, даже меня удостоил кивка и неспешно отправился по своим делам. А я наконец смог оглядеться.

Портал встроен был в угол зала, который иначе чем циклопическим было и не назвать. По крайней мере, дальний его конец я разглядел с большим трудом — это, пожалуй, около мили будет. Плотностью застройки зал напоминал Токио, а эксцентричностью — световое шоу обколовшегося тяжелой наркотой диджея. Многочисленные горки, шары, цилиндры, витиеватые каркасы, грубые с виду глыбы, меняющие форму пластичные массы — все это создавало впечатление футуристической детской площадки, атакованной чрезвычайно дисциплинированной ордой первоклассников. Орда, кстати, была не так уж и велика — всего десятка два деятелей в прямой видимости, но меня не удивит, если сейчас с воплем «Сюрприз!» повыскакивает из-за многочисленных укрытий еще тысяча. А свет, который я сразу подметил, давали несколько устройств наподобие лампы, размещенных под потолком. Яркости в них был явный переизбыток, даже через очки бросить прямой взгляд не удалось.

— Вот это, к слову, был маг, — проинформировал Фирзаил. — И все прошло очень хорошо, без жертв, а то были случаи. Он сейчас проинформирует лидеров проекта, что прибыл пятый Камертон, и думаю, что долго ждать нам не придется. Я, помнится, обещал познакомить вас, пока суть да дело, с сотрудником из вашего мира, — это еще актуально?

— Познакомь, если для этого никуда больше тащиться не надо.

— Тащиться надо вон туда, мне кажется, там его рабочее место, — эльф махнул рукой через весь зал.

Чарли вошел, а вернее сказать, влетел в портал не иначе как с посильной помощью слишком энергичного товарища. Иначе непонятно, почему спиной вперед. Я его насилу успел подхватить и задержать, предотвращая погромы.

— …не хочу!.. — так закончилась фраза Барнета, начатая по ту сторону.

— А придется, — запоздало поведал я ему. — Держи себя в руках, Чарли, не позорь наш биологический вид. Прикинься, что ты жрец вуду в пятом поколении или хотя бы выучился на программиста. Тут, чтоб ты знал, маги шляются.

— Какой жрец? Мейсон, да пошел ты, я баптист, как тебе прекрасно известно!

— Да тише ты, вдруг они тут баптистов на завтрак кушают.

Тут и Мик присоединился, а то я уже начал опасаться, что он все-таки решил перед отправкой пробежаться по базе и вломить по разу каждому встречному. На посошок, так сказать. Нет, либо удержался, либо быстро бегает. Фирзаил немедленно мимо него скользнул и погасил портал, видимо, чтобы зря не жечь электричество.

— Очень симпатичная толкучка, — оценил фон. — Вон под тем пологом наверняка арбузы продаются. Есть у кого-нибудь пара баксов?

— Не разбегайтесь и не отвлекайтесь. Здесь ничего не продается.

— Ты это знаешь или ты так думаешь?

— Это место не для того создано. Разве у вас… впрочем, нет, не хочу даже знать, как это у вас устроено. Но здесь ничем не торгуют, я уверен.

Мик вздохнул. Через какое-то время он сообразит, что то, что не продается, можно украсть, отнять или хотя бы взять «на посмотреть». Тут его придется приложить тяжелым тупым предметом. Надеюсь, окружающие примут эту мышиную возню за баптистские народные пляски.

На пути к логову собрата по происхождению мне дважды пришлось пнуть фон Хендмана, пресекая его непарламентское любопытство в отношении всего, что плохо или хоть как-то лежит. Фирзаил каждый раз оборачивался с болезненными гримасами — совсем не верит в наши добрые намерения, которых, впрочем, ему никто и не обещал. Но довел, как и обещал, до обширной ниши в стене, где за массивным профессорским столом восседал, что-то неспешно выписывая в тетради, пожилой мужчина определенно из наших. Не было тут ни компьютера, ни каких-то приборов; только груды бумаг громоздились вокруг в количестве, поражающем воображение, да еще странного покроя решетка со множеством торчащих из нее миниатюрных кристаллов на полке за спиной хозяина.

Завидя делегацию, местный удивленно задрал бровь.

— Профессор Нойманн, — обратился к нему Фирзаил, видимо, в порядке оказания уважения на разговорном английском, а может, наш тупарь так и не освоил телепатию, — я привел группу людей вашего мира. Эта женщина, Айрин, оказалась нашим долгожданным пятым Камертоном, а остальные сопровождают ее и, как это у вас говорится, представляют ее интересы. Они хотели бы подробнее узнать о предстоящей операции «Прорыв» и ее влиянии на судьбу вашего мира.

Профессор Нойманн изобразил на лице вежливое участие. Было ему на вид лет около шестидесяти, еще крепкий, если, конечно, под «крепким» понимать способность схомячить полный поднос гамбургеров и высадить все стекла в Макдоналдсе мощным пуком. Это не та крепость, при посредстве которой дают в глаз. И уже это мне в профессоре не понравилось. Нет, я вовсе не говорю, что бицепсы — отличительный признак достойной особи, хотя они, как правило, все-таки скорее плюс, чем минус. Не будь Мик так мышцаст, нас с ним давно уже утрамбовали бы. А не будь так мышцаста Айрин, я бы на нее давно и безнадежно запал, иссох и пропал с концами. А будь у Чарли в голове хоть одна мышца, он, возможно, не донимал бы меня постоянными общеобразовательными вопросами.

Далее я присмотрелся получше и с тревогой понял, что нравится мне в профессоре только его пишущая ручка, а по совокупности прочих достоинств я готов прервать сотрудничество вот хоть прямо сейчас. И это странно, потому что обычно я отношусь к людям с удивительной терпимостью, пусть не всегда с приязнью, бывает и откровенная антипатия, но не настолько же, чтобы хотелось за дверь выскочить. Тем более что ничего плохого профессор сделать еще не успел. Он нас оглядывал пристально, как через лупу, приглаживая окладистую седую бороду, не самый блеск гостеприимства, но мы, признаем уж честно, еще и не такого заслуживаем.

— Что ж, — голос у профессора оказался густой, басистый, с хорошо уловимым жестким акцентом, по-моему немецким, — я так понимаю, что подготовка уже начата? Это значит, что времени у нас совсем немного. Но поскольку моя часть работы по проекту давно выполнена, а в запуске я не участвую, буду рад поделиться знаниями. В конце концов, долгие годы упорной работы… надо же, сами понимаете, с кем-то разделить триумф. Что вас интересует?

— Когда нас домой отправят? — не растерялся Чарли.

— А рыжие женщины, правда, самые темпераментные? — Это Мик. Меня бы спросил, пугало, вот ведь надо сразу профессора напрягать. Тем более какой он сексолог, будучи за такой можай загнан. Или им сюда, помимо пива, еще и баб поставляют? Таких же американских, бесцветных, невыразительных, фастфудом откормленных?

— Что вы своим заклинанием собираетесь сделать и как оно должно мир исправить? — А вот это Айрин, я даже озадачился, откуда такая созидательность и точность.

— Хо-хо-хо, — благодушно прочухал профессор, чрезвычайно напомнивши в этот момент Санта-Клауса. Вот, наверное, почему он мне не понравился. Не люблю этого красномордого поганца со страшной силой. Тоже, впрочем, без объяснимых причин. — Сколько вопросов. Ну а вы, молодой человек, чего стесняетесь? Спросите, спросите меня! Что хотите знать? Какая команда выиграет чемпионат мира по хоккею? Из чего делаются ватрушки? Или, может быть, хотите знать, кто я такой, а? Дам чупа-чупс, если угадаете кто!

Достал из нагрудного кармана, действительно, чупа-чупс и выразительно подал его вверх, словно перед дитем малым.

Ну вот теперь отлегло: стало понятно, почему он мне не понравился. Давненько уже меня никто не пытался эдак высокомерно гнобить, как безответную дитятю с колокольни саркастического родителя. Дам чупа-чупс, если угадаете почему.

— Думаю, вы — тот парень, которому посочувствует вся реанимация, — ответствовал я, собравши в голосе всю доступную выдержку, и выдернул свой приз из мягких профессорских пальцев прежде, чем он успел перемениться в лице. Зачем, спрашивается? Я же не люблю конфеты. Подумал и вручил Айрин, как переходящее красное знамя.

— Не понял, — посетовал профессор, ошалело переводя взгляд со своей опустевшей руки на мигрировавший в руки Айрин цветастый шарик. — Вы это как… серьезно? Вы явились сюда и угрожаете мне расправой?!

— Да ну что вы, профессор. Это просто призыв к корректности в общении. Какой бы интеграл вы там ни вычислили, чтобы поднасрать в устройство мироздания, стоит ли корчить из себя папку на каждом углу?

— О! Вы же, как я понимаю, считаете, что это право приобретается вместе с автоматом?

— Нет, сэр. Оно никак не приобретается и вообще не распространяется. Это что-то типа аппендикса — бывает у каждого, и у каждого подлежит ампутации. Вопрос только в том, найдется ли вовремя хирург.

— Доктор Мейсон, а не пойти ли вам прогуляться по этому вокзалу? — Айрин ткнула меня локтем. — Нам бы как-нибудь разобраться с тем, что итак на кону, без довесков вроде твоего ущемленного достоинства.

— Да с удовольствием. — Я развернулся и двинул из профессорской ниши на простор аппаратного зала. Все равно, чувствую, из океанов профессорского самодовольства на мою неприязненную удочку ничего полезного не выловишь, да и сам он… знаем мы таких просветителей. Попал на место, где ему дали… даже не нажать на красную кнопку, а всего-то один из проводов к ней припаять — и все, полные штаны пафоса и «хо-хо-хо». Вот, знаете, мелочь, а задело. Так порой один косой взгляд весь день портит. И пиво кончилось. Банку я примостил, за отсутствием видимых урн, на ближайшую плоскую поверхность издающей тихий рык машины, запустил руки в брюки и побрел вокруг зала. Совершу полный круг. В финале его окажусь опять у профессорского лежбища. Если к тому времени не попустит — ударю светило науки в рыло, возможно даже с локтя. Я не Мик, но тоже радости мало. А в процедуре запуска нашего общего великого дела херр Нойманн не участвует, сам проболтался. Вот облом будет, все закричат «Ура!», бросят в небо конфетти и откроют шампанское, а он будет конвульсивно дергать конечностями, силясь нащупать в кровавом акияне лица ошметки носа. Типа с Новым годом, Санта. Ну да, я как маленький. А чего? Брутальным я уже был совсем недавно, могу немножко понянчить комплексы?

Мигрируя между стенами и аппаратами, я набрел на нишу вроде нойманновской, только забранную силовым полем наподобие камеры. Поле тут было вполне ощутимое, в отличие от памятной мембраны, видимое невооруженным глазом, так что тыкаться в него я поостерегся. За полем, прямо на полу, за неимением какой-либо мебели, сидел по-турецки парнишка, чье родство с Элом не вызывало ни малейшего сомнения. Вот только был он ощутимо меньше габаритами — все равно крупнее меня, хотя сложно оценить сидящего, намного суше (но все равно выглядел способным завязать в узел небольшой трактор), а самым выразительным в нем была масть. Был он не то что рыжий, а прямо-таки красный, включая как шерсть, так и кожные фрагменты, и даже глаза сверкали тусклыми багровыми капельками. Смотрел он прямо перед собой, но как только я перед ним остановился, немедленно на меня уставился. Без особого выражения, чем зарекомендовал себя здравомыслящим. Вот против этого ничего не имею. Вполне симпатичный товарищ. Судя по тому, что заперли за такой стенкой, тоже небось кому-нибудь в морду съездил.

— Привет, — сказал я машинально. — Как твое ничего?

Рыжий не ответил. Может, не услышал — кто его знает, что это поле пропускает. Смотрел он спокойно и равнодушно, страшных рож не корчил, опровергая саму суть слова «обезьянничать».

— Я тоже в порядке, спасибо. Кого ждем?

Молчание.

Я запустил руку за плечо, нашарил горлышко бутылки и выволок ее из рюкзачного кармана. Неторопливо свинтил крышку, глотнул. Фу ты, гадость какая. Оглядел загородку. Очень удачно она на несколько дюймов не доходила до пола. По такому случаю бутылку я закрутил, положил на пол и легким пинком послал под загородкой к ногам заключенного.

— Бакасива тивван!

Ну что вы, не могли какое-нибудь приличное эсперанто придумать? Я поворотился в сторону, откуда пришел комментарий. Опять цверг. Какая надоедливая нация. Одетый в халат со множеством карманов, неопрятно бородатый. Смотрит укоризненно.

— Нихт ферштейн, — объяснил я миролюбиво. — Английский, португальский, испанский, могу по-французски, если медленно.

Цверг нахмурился. Сейчас начнет кричать что-нибудь в духе «Эй, кто потерял дурака с пулеметом, встречаемся у центральной кассы!».

— Лаппо джиг вантар?

— Спасибо, не нуждаюсь.

— Фагиар борту!

— Сам пошел.

Когда понимаешь интонации, языкознание уже не столь важно. В общем, и ошибиться можно не бояться, собеседник точно такой же тупарь. Можно до утра друг друга посылать с приятной улыбкой, главное — не упустить момент перехода к рукоприкладству.

Рыжий, все с той же меланхоличной миной наблюдавший за нашим общением, поднял с пола бутылку, оглядел ее, отвинтил колпачок и приложился к горлышку. Надеюсь, не обидится за такое подношение. Знал бы, какая грозит оказия — из дома бы не вышел без заначенной бутылки чиваса. Нет, не обиделся, вроде даже ухмыльнулся.

Цверг окончательно рассердился, напыжился, на нас оглянулись какие-то деятели, что в добрых двухстах футах насиловали машину, похожую на ксерокс. Подмогу, что ли, созывает? Нарушение регламента будет инкриминировать? Дело твое, коротышка, а меня Эл заразил своим путехождением. Раз посчитал нужным, то сделаю. Уже, собственно, сделал. Не вырубишь топором, или как тут у них принято.

— Выдыхай, бобер, — посоветовал я цвергу. — А то фона позову.

— Что ты себе опять нашел за приключение?

О, да это примчался Фирзаил. Тот самый, друг который. Давно не виделись.

— Никаких приключений. Выпиваем с приятелем. Тут что, сухой закон?

— Тут оперативный центр! Зачем злишь старшего инженера?

— Этого?

— Его самого.

— Я не злю, у нас языковой барьер. Я ему даже улыбался.

— Я удивлен, что он еще не убежал на другой ярус от такого удовольствия. Он не знает вашего языка.

— А я не знаю его языка, именно это у нас и называется языковым барьером. Спроси, какие у него проблемы?

Эльф оборотился к цвергу и пустился с ним в общение, сдобренное жестикуляцией, а я вернулся к переглядкам с рыжим. Да, я не ошибся, он определенно улыбается. Не так чтобы всей рожей, она у него слишком похожа на кожаное кресло, но глаза несомненно потеплели. А может, пить на пустой желудок надо меньше. О, да он, может, еще и голодный? Я достал из кармана хранительский брикетик и закатил его под поле вслед за бутылкой. Угадал — рыжий схватил его налету, ободрал обертку и со знанием дела оттяпал небольшой кусочек, хотя мог бы и целиком в пасть запихать. Опытный, значит. Может, тоже Хранитель?

— Прекрати кормить подопытного! — потребовал Фирзаил.

— Тебе-то что?

— Мне ничего. Это он требует.

— Ах он. Скажи ему вот что: он отличный парень. Настоящий мужик, бык среди кабанов, борода два уха или как там они друг друга превозносят. И мне будет очень горестно пробоватъ это самое поле, которое у вас вместо решетки, на прочность его тупой цвергской башкой. Как думаешь, что победит, башка или поле?

Эльф озадаченно пригладил пейсы.

— Ты серьезно полагаешь, что здесь некому тебя урезонить?

— Везде есть, кому меня урезонить. Только те, кто для этого достаточно крут, обычно неизмеримо выше маленьких милых шалостей. Кто вообще этот парень, почему его кормить нельзя?

— А у себя там…

— Да. Именно там и тренируемся, чтобы перед вами на бис выступить.

Фирзаил сокрушенно покачал головой.

— Этот подопытный — результат генного эксперимента над хоссом… ты ведь уже видел хоссов? Большие, темной масти. Этот модифицированная версия, как у вас это называется — «из пробирки»… предполагалось, что он не будет связан Устоями.

— А что получилось?

— Вроде бы именно это и получилось. Он был отдан на воспитание в свободных условиях, а теперь его доставили сюда, чтобы изучить накопленный им потенциал. Я ответил на твой вопрос?

— Кормить-то его почему нельзя?

— Лабораторные анализы. Энергетика, биохимия. Ты что же, полагаешь, его тут заперли, чтобы насладиться его мучительной смертью от голода?

Упс.

— Ну тут Ад все-таки.

— Что тут?!

— Ну такое место, куда тебя по окончании жизненного пути отдают на перевоспитание. И сам видишь, каковы мы, так что эти перевоспитания обычно шибко болезненны. Я думал, его тоже это… того.

— Кошмарные у вас представления. Остается только посочувствовать.

— Системе воздаяния?

— Нет, такой каше в мозгах. Я о вас мало знаю, но уверен, что по окончании жизненного пути вас так или иначе хоронят, а ни в какой Ад не депортируют.

Эльф извиняющимся тоном пробубнил что-то в адрес цверга и принялся меня толкать подальше от камеры. Что тут поделать, всегда робел перед чудесами медицины. Помахал напоследок рыжему подопытному, тот ответил тем же, и мы с Фирзаилом сместились на позицию, с которой ничего любопытного мне видно не было. Вот разве что ковырнуть эту… вещь, похожую на неоформленный потек пластика? Если ногтем не выйдет, можно ножом колупнуть. Кипучая негативная энергия, порожденная общением с бородатым сородичем, решительно рвалась на свободу.

— Потерпи, пожалуйста, минут десять, — умоляюще воззвал эльф. — Справишься? Потом я лично прослежу, чтобы вы убрались к себе туда, где упражняетесь в своем непотребстве, и будем друг о друге вспоминать как о страшном сне.

— Десять минут? Вот так и вершится история, опа-опа, накосяк?

— Нет, это «опа-опа» вычислялось, расписывалось, наносилось и подготавливалось примерно три тысячи лет на ваш счет. Собственно, я иду звать Айрин занять ее место. Если хочешь присутствовать, можешь пойти с нами, но если не будешь тихо стоять под стеночкой и молчать, я клятвенно обещаю наложить на тебя заклятие паралича.

— Наглый ты, Фирзи. Тебя не учили не хамить парню с пулеметом?

— У нас нет парней с пулеметами. Меня учили не спорить с магами круга Миарго. — Эльф церемонно склонил голову, словно бы представился. — Поскольку мы, как мне кажется, окончательно выяснили, что убивать друг друга не собираемся, давай прекратим друг друга запугивать и пойдем наконец впишем свои имена в историю.

— Я бы взял деньгами.

— Все бы взяли деньгами. Но в том одновременно и трагизм, и высшая доблесть славы — она не дает ничего, кроме нагрузки на память потомков.

— Зато ее на всех хватает.

— Ой ли? Наиболее яркие личности всегда вытесняют со страниц истории своих менее выдающихся современников.

На все-то у него есть отповедь. Я в раздражении заткнул фонтан и жестом предложил магу круга Миарго лидировать. Хотел было запальчиво его попрекнуть, что они, мол, зато негров вешают, но вовремя вспомнил, что это не они, а опять-таки мы. Вообще в чем-то его можно понять, большего дебильняка, чем наше общество, никакой Уэллс не придумает. С нами такими общаться — это надо быть очень, очень принципиальным. Особенно если компенсационные выплаты выдаются исключительно славой.

Айрин извлеклась из профессорского логова в затуманенном состоянии, покачивая головой, словно пытаясь утрамбовать в ней услышанное.

— Так от чего спасаем мир? — поинтересовался я у нее.

— Я не поняла, если честно, — отозвалась дева рассеянно. — Вроде научный дядька, а ведет себя как религиозный маньяк — про Апокалипсис рассказывать начал, про снятие печатей… Давешний финансовый кризис — четвертая печать… Оно мне надо? Я неверующая.

— Верить там или не верить — это дело десятое. Мик вот верит, что глок стреляет, он и стреляет. А я все никак не наберусь духу ему объяснить, что это все натуральная физика.

— А Мейсон верит, что женщинам от него нужны доброе отношение и некая пресловутая надежность, и даже полная практическая несостоятельность этого заблуждения его никак не разубедит, — поддержал фон, подошедший с другой стороны. — Слушай, Мейсон, а ты это серьезно, насчет глока? А в других стволах — тоже физика?

— Где как.

— Обана. Буду верить в кастет. В нем-то определенно живет великий дух Зашибун.

— …И, насколько я успела понять, где-то тут нам самое время вмешаться, прежде чем грохнет окончательно. Я не знаю, Мейсон, я б еще поняла, если бы он про какие-нибудь магнитные бури вещал, или про информационные кризисы, или про войну там чего-нибудь, но эта бредятина про Нострадамуса, который ничего не предсказывал, а просто разглашал их проектные тайны… в общем, ну их всех к черту, пускай уже они отстреляются, я вернусь домой и выйду замуж, пока не очухалась. Дай бутылку.

— Нету. — Бутылку-то у меня так и заиграл мой рыжий знакомец. Сейчас нажрется, станет песни орать.

— Потерял?!

— Типа того. — Если скажу, что отняли, не поверит же: стрельбы не было.

— Мейсон, я уже говорила, как к тебе отношусь?

— Ты даешь сбивчивые показания, но думаю, что с трепетом ждешь доброго отношения и пресловутой надежности.

— Точно, только не от тебя. Ты бесподобен, Мейсон. У тебя в каждый момент времени нет именно того, что женщине нужно.

— Ты бы лопала, что есть, а то и это расхватают. — Ну вот кто меня за язык тянет? Сейчас призадумается и признает правоту бесспорной, куда бежать от такого счастья?

— Я уже говорил, что женщины служат зачастую примером негативного восприятия? — подлил масла в огонь проходящий мимо Фирзаил. — Мужчина чаще видит в женщине достоинства, порой и несуществующие, а женщина обычно предпочитает видеть в мужчине недостатки.

— Вранье! — рявкнула Айрин без особой уверенности.

— Не вранье, а статистика. Если у вас не так… да какое там, на себя посмотрите. Идемте.

Чарли появился из ниши бок о бок с профессором, живейше с ним что-то обсуждая. Надо же, нашли друг друга. Вот и славно, сразу от двоих избавимся.

— Ну а ты что понял из сказок про Нострадамуса? — поинтересовался я у Мика. Вдруг профессор ему таки ответил про рыжих женщин, мне ж тоже интересно.

— Кто это такой, я не очень представляю, но, по словам профессора, он имел прямое сообщение с тогдашним ЦУПом и все, что в отношении нашего мира планировалось предпринять, немедленно сливал в сеть, — охотно поделился Мик. — И про Апокалипсис все, действительно, верно. Типа, значит, инструкция для нас, тупых: вот начнется пожар, или там землетрясение, а вы тогда хлебалом не щелкайте.

— А спасать-то нас они как собираются?

— Спасать? Ну я так понимаю, что спасать в прямом смысле они никого не собираются. Скорее наущать — очень хорошее слово, не такое обидное, как «учить», не находишь? Мейсон, тебя ли наущать, что спасение — это одноразовая акция? Можно человека от пули заслонить и раз и другой, но если он не прекратит нарываться, то рано или поздно дикий пушной зверь его настигнет. Единственно, как его можно худо-бедно склонить к смерти от естественных причин, — научить не выдрючиваться.

— А наколдовывают-то они тогда что?

— Наколдовывают они что-то типа прививки. Помнишь, как нам прививки ставили, когда в Конго первый раз отправлялись?

— Прививку от идиотизма, что ли?

— Ты с меня спрашиваешь? Я слушал вполуха, все ждал, пока он на рыжих баб перейдет. Насколько я уразумел, подавляющее большинство миров рано или поздно приходит к самоугробливанию: кто ракетами друг по другу фигакнет, кто земную кору истощит до полного вымирания, кто-то вирус выведет, после которого ничего живого не останется. А изнутри это ж не разрулить — нам своя вражда евреев с арабами превыше любых сокровищ мира, а если вдруг одна и разрулится, то еще пять затеем. Вот они и затеяли эту свою эпопею, чтоб внимание привлечь.

По мне, так я провел время куда содержательнее, чем эти соискатели мудрости. За мной, по крайней мере, один довольный субъект остался.

— Немного же они исправят, если Эл был прав и для нас это естественный ход вещей.

— Я тоже так думаю. Но дохтур сказал, что, по прогнозам их аналитиков, жить нам все равно остается какие-то считаные годы, потом очередной Ви на кнопку сядет или японцы терминаторов ненароком выпустят. Чего б не побарахтаться?

А и то верно, в том смысле, что других вариантов не видно. С такими новостями даже если вдруг решишь как-то крутиться — не очень и представишь как. Соберешь себе секту Предвидящих Глобальный Капец — и садись в очередь среди сотен таких же долбанутиков. Или можно писать президентам разных стран наивные и трогательные письма с просьбой выбросить ракеты и завести белых голубей мира, подписываясь «мальчик Мейсон». При известном везении можно даже завязать долгие и приятные отношения с людьми из пресс-служб, если вдруг попадутся с юмором. А то был еще один такой, который ходил и говорил всем, что убивать, красть и чревоугодничать очень неправильно. Так он, как выясняется, не с нашего двора был, да и того так отделали, что лучше б жрал как все в три горла и из строя не высовывался.

— Как они, интересно, вычисляют, когда кранты миру настанут. Фирзаил, у тебя на этот счет идей нет?

— Нет. — Фирзаил продолжал вести наш отряд ведомыми ему маршрутами к одной из боковых дверей. — Идей нет, есть довольно точное знание. У каждого мира есть глобальная энергетическая антишоковая структура, или как бы сказать для людей с автоматами… запас энергии, которая защищает мир от потрясений. Она, грубо говоря, поглощает урон, который наносят мирозданию циркулирующие в мире процессы. Использовано мощное заклинание или произошла катастрофа — часть этой энергии истаяла. Совершено чудовищное злодеяние — что считается злодеянием, зависит от уникальной биоэнергетической сигнатуры мира — еще часть ушла. И так далее. Мы научились измерять ее остаток, и у вашего мира, как и у моего, она на исходе. Неважно, что произойдет технически — важно то, что зашита будет исчерпана, и после этого мир неминуемо погибнет. Собственно, именно ради того, чтобы восполнить израсходованное, и затеян весь «Прорыв».

Вот тут в моей голове наконец сложилась схема работы этого их предприятия, и надо признаться, стало сильно стыдно. Потому что мне бы сейчас положено было начать косить всех этих магов и прочих академиков… ну или хотя бы в ужасе руки заломить пред лицом жестокой судьбы, а не захотелось даже моргнуть лишний раз. Ну подумаешь, ну бывает… самому не раз приходилось принимать непопулярные решения. Интересно, это равнодушие есть признак высшей ступени развития или же неизбывной тупой бесчувственности? Чур, Айрин спрашивать не будем.

— Принцип меньшего зла, — сказал я зачем-то, словно прикидывая, чем буду оправдывать перед суровыми лицами земляков такое свое попустительское поведение. Айрин зыркнула на меня подозрительно, но выручил фон, очень в тон добавивший:

— И сосиски с капустой, Мейсон. Не забудь про сосиски.

А мне теперь решать, надо ли до нее доводить свое открытие или нет. Очень не хочется. Она ж взовьется и всю малину ребятам поломает. Черт с ним, как там Фирзаил сказал — «есть решения, которые можно только принять». Прикинусь ветошью, потом уйду в отказ, скажу, что сам до последнего момента ничего не понимал. У меня и алиби есть — с культпросвета меня вытурили, разъяснений не слушал, чмень к носу прикидывать было не с чего. И целых два свидетеля, правда, один частично пораженный в правах и под мухой. И пулемет, который они тут почему-то принимают за минус сто к ай-кью. И неистребимая честность. Черт.

— Айрин, ты это… ты, собственно говоря, знаешь…

— Хватит мяться, как первоклассница. Чего тебе?

Если хотите повлиять на доброжелательность Мейсона — применяйте такой тон.

— Задница у тебя очень замечательная, вот чего.

— Это он прав, поди поспорь, — поддержал верный Мик не моргнув глазом.

— Вот только дайте мир спасти, и оба сможете ее поцеловать, — рыкнула Айрин. — У вас, эльф, тоже все мужики сексистские свиньи?

— Подавляющее большинство. А кем, по-твоему, должны быть мужчины?

— Да идите вы, козлы. В следующий раз за помощью обращусь к El Diablo Chikas, есть у нас в Санфране такая банда мексиканских лесбиянок.

— Полагаешь, от этого твоей заднице выйдет облегчение?

На это Айрин не придумала сразу, что ответить, а дополнительной минуты ей не дали, потому что тут мы пришли в зал, где вовсю подготавливалось некое массированное действо. Пол зала был расчерчен, очевидно, уже очень давно самыми разнообразными завитушками, некоторые из них даже показались мне знакомыми, да и Мик с интересом завалил на плечо голову, вчитываясь в одну из длинных витых строк. В вязи узора было предусмотрено пять круглых врезок, и в трех из них уже стояли Камертоны — все трое условно похожие на людей, но вместе с тем ни один из них, полагаю, не выдержал бы даже поверхностного медицинского обследования. У одного — вернее, надеюсь, что у одной, иначе впору бить, в придачу к ксенофилической, еще и «голубую» тревогу — даже обнаружилась какая-никакая грудь, под гладким блестящим сарафаном неважно различимая, но тем не менее вполне себе волнительная. Хотя у нашей, пожалуй, таки лучше будет, но эта меня, по крайней мере, еще не подвергала оскорблениям. Правда, ее я еще и не душил.

— А чего… — обратился я к Фирзаилу, но он на меня злобно шикнул и прижал палец к губам — тихо, мол, идет процесс. Голос я послушно понизил до шепота: — А чего, мы все из разных миров, между собой одинаковые и полностью совместимые?

— Сюда, пожалуйста. — Эльф направил Айрин в один из свободных кругов, а нас с фоном принялся отпихивать к стеночке. — Никакие мы не одинаковые и не совместимые. Если вы про то, что у всех две руки, одна голова и способность к голосовому общению, то да, но это отнюдь не индикатор полной взаимозаменяемости.

— Он про сиськи, — также шепотом уточнил Мик. — Это ж Мейсон, неужели он головы считать будет.

— Как же вы утомляете! В разных мирах развивается очень разная жизнь. Но каждый мир в пору своего формирования линкуется на определенный ярус Отстойника. Во всех наших мирах мы все примерно такие: ходим на двух ногах, обычно двуполы, хотя есть и редкие варианты с победившим гермафродитизмом, более восьмидесяти процентов млекопитающи, более половины имеет молочные железы того… той фактуры, от которой вы так претесь. Довольны?

— Я — да! — Мик в восторге хлопнул Фирзаила по плечу, пришлепнув ко мне. — Ох, прости. Мейсон, прикинь, у половины ВСЕХ есть сиськи!

— А сам ты чего, не прешься?

— Мы, эльфы, народ утонченный и изысканный. Безусловно, мы ценим прекрасное — тонкие линии, изящные обводы… Я не состоянии испытывать восторга от того, что грозит меня зашибить в момент любовных утех, так что ваша Айрин со мной в совершенной безопасности, если вы об этом.

Ишь, тонкие линии. Вот такие и поддерживают фирму «Эппл» в ее дизайнерских потугах. А вон тот мой рыжий приятель небось взглядов более правильных, за размер меньше D даже взглядом не зацепится. А вот спросят меня однажды потомки: о чем, дедушка Мейсон, ты думал, когда решалась судьба мира? И мне не стыдно будет ответить: «Что за вопрос? Конечно, о сиськах!»

Между тем и последний круг на поле занял толстомясый субъекте карикатурно длинным носом. Провожающие, дотоле беззастенчиво топчущие исписанное пространство, начали оттягиваться к стеночкам, как уже стояли мы трое и отдельно, в сторонке, Чарли со своим другом профессором. В центр поля, напротив, выдвинулся высокий дядя, в котором я угадал мага. В руках он держал пару корявых металлических рогулек, которые немедленно начал друг к другу примерять. Фирзаил напрягся и требовательно вскинул руки, приказывая нам с Миком замолчать. Фон перешел на жесты, которыми дал понять, что всем Камертонам, может, надо раздеться, а Айрин так особенно. Эльф в сердцах треснул его по чему допрыгнул, и Мик расплылся в счастливой ухмылке — опыта в его битейной копилке определенно поприбавилось до левелапа. Айрин затравленно оглянулась на нас, я поспешно скроил протокольную рожу. Внутри живота образовалась дырка в космос, как бывает при ожидании артудара или чего-нибудь похуже, если, конечно, что-нибудь похуже удастся придумать.

Маг попримерялся, поскладывал свои рогульки, кивнул и пошел с поля прочь.

— Все, — буднично объявил Фирзаил в голос.

— Отменяется?

— Получилось. Забирайте свою Айрин и прекратите испытывать мое терпение.

И впрямь все кругом зашевелились, забродили, кое-кто из подстеночных даже откровенно заулыбался, зазвучали непонятные речи, а девица в сарафане восторженно всхрюкнула и попыталась броситься магу на шею, но он ловко уклонился. Этот, видать, не сторонник скромных форм или изящных обводов, я бы на его месте воспользовался.

— Великий момент! — воскликнул по правую руку и пафосный профессор, а Чарли, наш Чарли, порывисто его обнял и даже от пола в припадке экстаза оторвал. Профессор, какой ни противный дядька, а не устоял, чтобы отечески похлопать его по спине.

— А чего ничего не бухнуло? — поинтересовался Мик разочарованно. — Может, это нам надо? У меня вот есть бубухало, Мейсон зачем-то прихватил — знал или догадался.

И схлопотал от обнаглевшего эльфа еще одну суровую плюху, от какой даже страшному зверю комару не поздоровилось бы.

Айрин на нетвердых ногах направилась к нам. Если мы не хотим ее нести на себе, надо у рыжего попросить бутылку обратно. Хотя бы на время. Впрочем, она сейчас так присосется, что и ее нести придется, и возвращать будет нечего.

— Ты нас отправишь, куда скажем? — уточнил я у Фирзаила.

— Не выразить словами, с каким удовольствием.

— И в Ирландию можешь?

— Не знаю вашей Ирландии. Я вам покажу варианты, выберете сами. Врат по вашему миру хватает, что-нибудь да подберете.

Эге. А теперь вот нам предстоит самое интересное, особенно если мое понимание меня не подвело и там сейчас именно то, что я думаю.

На меня налетело стихийное бедствие в акупате, облапило и постаралось подкинуть в воздух, но, с учетом всех пулеметов и прочей инвентории, не преуспело.

— Чарли, успокоился бы ты.

— Мейсон! Я и подумать не мог, что будет такое!

— Я тоже до последнего надеялся, что пронесет.

— Мейсон, не будь дураком! Такое не с каждым случается! Мы герои!

— Э-э-э… Правда, что ли?

— Ну пусть не совсем мы, но мы причастны! Я всем газетам интервью дам! Чарльз Барнет, простой полицейский, остановил Апокалипсис!

Как же это трудно сказать, а? Айрин опять начнет дразниться первоклассницей.

— Чарли, друг. Ты это… ты дыши глубже, ладно?

Эльф глянул на меня участливо и осторожно отступил в сторонку.

— Я дышу, Мейсон, дышу! А… — Чарли наконец смекнул, что что-то тут не так. — А что такое? Все же получилось, а? Великий момент и все такое…

— Оно получилось, только это… мы не остановили Апокалипсис.

— Нет? — Чарли спал с лица. — Как нет? Ты чего… а, понял! Мы не остановили, только отсрочил и, да? Но ведь надолго? Профессор сказал…

И оглянулся на профессора. Тот медленно прекратил улыбаться и начал тихо пятиться к выходу.

— Нет, Чарли. Ты его не так понял. Мы не остановили Апокалипсис. Мы его начали.

Вроде ничего, элегантно сказал и доходчиво, правда? Чарли остолбенел.

— Да ну брось ты. Зачем бы мы его начали? Да и как? Мы ж спасали мир, правда? И этот вот говорил…

— Мы спасли, — подтвердил Фирзаил, опуская глазки к полу. — Мы восстановили решетку антистрессовых энергий, заполнив ее при помощи энергии Отстойника.

— Ну так в чем проблема? При чем тут вообще Апокалипсис?

— И когда Он снял шестую печать, — нараспев ответствовал ему Мик, этот кладезь самой неожиданной информации, — я взглянул, и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись, как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор. И говорят горам и камням: «Падите на нас и скройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца. Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» Не смотри на меня так, Айрин, мы с тобой не общались в то время, когда я в священники готовился.

— Ты всю Библию, что ли, наизусть знаешь?

— Не всю, но кое-что. И Коран, и Тору. Мейсон, хоть ты квадратные глаза не делай, у тебя самого в башке бодлеров да йейтсов не меньше в побайтовом исчислении.

— Так ты тоже все понял?

— Еще там, у профессора. Он, сцуко, не сказал напрямую, что мы именно этого и добиваемся, но как два с двумя не складывай, а все равно будет семь-восемь, но никак не девять.

Чарли стремительно осел на пол.

— Я ничего не понял, — поведал он жалким голосом. — Объясните, пидорасы.

— Объясни ему, пидорас, — предложил я Фирзаилу. — Тебе оно всяко очевиднее.

— Вот эти сейчас объяснят, — севшим голосом посулила Айрин и тоже медленно опустилась на колени. — Господи, во что вы меня втравили?..

Маг, проводивший ритуал, как раз вернулся в зал. Спиной вперед, пятясь с предупредительностью человека, отступающего от бешеных собак по минному полю. А по коридору из основного машинного зала навстречу ему неспешно надвигалась гоп-компания, которую я тут не то чтобы не ждал, но надеялся не увидеть. Возглавлял ее коренастый, полностью седой альфа-самец невиданного ранее образа, тяжело опирающийся на длинный резной посох. «Словно высечен из гранита, лик был светел, но взгляд тяжел — жрец Лемурии, Морадита, к золотому дракону шел…».[9] Мик, однако, в очередной раз прав — столько этого чужеродного стихотворчества в голове понабито, хоть клапаны ставь для стравливания. За ним также несуетливо двигалось с полдюжины разномастных личностей в знакомых до боли серых хламидах. Вторым слева шел Эл — его не узнать было невозможно. Морда лица у Хранителя была каменная, а взгляд, которым он по мне походя скользнул, такой скорбью был наполнен, что захотелось побросать свои скорострельные погремушки и начать каяться. Не злостью, этого ни в одном глазу. Даже не упреком. Одна сплошная печаль, какой можно бутыли с джиннами запечатывать на веки вечные.

— Не надо, Мейсон, — тихо сказал в спину фон.

— А?

— Не надо прорываться. Они не по наши души… и вообще не по души.

— Не буду.

Да и пробовать бесполезно, сам почувствовал всеми фибрами души. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью — с детства не ощущал такого, с тех самых пор, как в возрасте пяти лет утащил одну из дедовских винтовок и, играясь на заднем дворе в солдата, выстрелил в дедов же старый ренглер, пробив ему капот и покорежив двигатель. Прятаться было глупо и бессмысленно, идти сдаваться… в общем, не страшно, дед никогда не ругался за играние с оружием, полагая это лучшей школой для пацана. Но тяжело. Прежде всего потому, что ясно было: дед поворчит, может, отвесит затрещину, а потом набьет трубку и пойдет курить возле поленницы, как всегда делал, когда был собой недоволен. Именно собой. Пофиг ему было и на машину, и на ружье, а вот на то, что его внучек, сын героя войны, внук героя войны и правнук такого перца, о котором по всей Канаде легенды ходят, был им воспитан недостаточно хорошо, чтобы совладать с винтовкой и заставить ее стрелять только туда, куда надо… — вот за это он переживал. Подумаешь, казалось бы, пять лет — выслужится еще. Но то когда еще будет, а жить надо этим днем, всегда повторял дед. Обломавшись сегодня, своего завтра ты можешь и не увидеть, и никому не помогут твои отмазки — что, мол, был нездоров, не сообразил, не поспел, критические дни не вовремя подкатили. Да если даже и увидишь, то дорога ложка к обеду, и в ушедший сегодня поезд завтра не впрыгнешь. Потому, что бы ни делал — делай вовремя, и правильно делай, чтобы не приходилось переделывать. А если не умеешь, то учись, а если взялся и не смог, то эх на тебя, и эх на того, кто тебя учил, и на всех тех, кто за твоей спиной в момент неудачи — здоровущий такой эх, самое обидное дедово ругательство. А деда я уважал и даже, пожалуй, любил как никого — с отцом тогда еще знаком не был, он всегда был где-то там, в полях, и в моей жизни появился позже, мать тоже занималась своей жизнью. И подвести деда — хуже ничего и в страшном сне было не представить.

А теперь вот Эл.

«Хранитель — это судьба, мистер Мейсон, и судьба нелегкая. Я от нее не побегу».

Мне жаль, Эл. Это была не глупость. Это было мое решение — глупое, как вся моя жизнь. Но кто ж виноват, что родился я и вырос там, где принятие глупых решений — единственный способ жить в мире с собой? И знаю я, что с тобой мы разойдемся сейчас, как всегда, не сказав друг другу грубого слова, потому что поняли друг друга, а пересечение наших Путей — это всего лишь перекресток, а вовсе не повод для драки. Но мне, на самом деле, искренне жаль, что я тебя огорчил. В мире… в мирах, которых, как выяснилось, хоть жопой жуй, вполне достаточно сволочей, которым это огорчение было бы куда более кстати.

Предводитель Хранителей остановился на входе в зал, окинул его тяжелым взглядом из-под косматых бровей и гулко бумкнул в пол посохом. Низкое гудение распространилось по залу, и кое-кто из местных деятелей начал совершать суетливые и какие-то совершенно неуместные движения, а в самой середине зала вспучился пузырь темной полупрозрачной материи. Он быстро и неумолимо разбежался по залу, накрывая фигуры. Первым в него влип маг, оказавшийся ближе всех к центру. Сопротивляться или уклоняться он не пытался — покорно склонил голову, и пузырь обтек его, принимая, как жидкая смола поглощает неосторожную муху и застывает в виде янтаря. Я заметил еще тоску во взгляде Фирзаила, когда разбегающееся вещество накатило на него, накрыв сразу с головой, а потом она добралась и до нас. Страшно не было, никаких признаков дискомфорта на лице увязшего первым Мага не запечатлелось, единственно я вяло побеспокоился о сохранности пулемета — я-то прочный, а вот эту конструкцию может заклинить намертво. Айрин попыталась завизжать, но скрылась в пузыре в одну секунду, и зародыш визга оборвался мягко, как придавленный подушкой. Волна навалила без плеска, плавно обтекла все тело и даже на лицо легла скорее ощущением комфортного слоя крема. А потом мир остановился, и последней мыслью было любопытство — не через тысячу ли лет меня выломают из этого янтаря с известием, что времена сменились, вот оно — Объединенное Социалистическое Королевство, вот космические корабли бороздят просторы Галактики, а к Закону о Связях принята четвертая поправка, гласящая, что на предложение пенных садов отвечать грубым отказом запрещается.

Хорошо засыпать со светлой мыслью.

И просыпаться с нею тоже хорошо.

Мысль, собственно, осталась та же, и я даже подумал, что как-то оно быстро, не иначе нас отмыли от этой обтекающей пакости в считаные секунды, быстро разобравшись, что мера принята не по адресу. Однако быстро понял, что ошибся. По крайней мере, меня успели переместить в аппаратный зал, под одну из ламп, на которую я неосторожно глянул и, конечно, сразу ослеп.

Знакомые подушки легли на голову и влили заряд бодрости и свежести. Радужные круги разбежались, словно пришпоренные мощными пинками. Вот он я, сижу на полу, подпирая спиной какую-то постройку, не подающую признаков деятельности. На поясницу сильно давило — я не без удивления обнаружил там пулемет, который у меня отобрать никто не потрудился.

— Я не справился с ремнем, мистер Мейсон, а резать его постеснялся, — прозвучало из-под потолка. — Остальные ваши вещи слева от вас.

Рюкзак с притороченным ружьем действительно лежал слева. Из других моих вещей там же нашелся Чарли, лежащий пластом. Я огляделся. Эл справа от меня приводил в чувство Айрин, а Мик рядом с ним запихал в рот сигарету и тщетно пытался вытрясти из зажигалки огонь.

— Мелкие предметы могут не работать, — сообщил ему Эл. — Извините.

И дал прикурить от пальца.

— Еще одна такая полезность, Эл, и я на тебе женюсь.

— Не надо угроз, мистер Микки. — Эл ухмыльнулся, давая понять, что шутку понял. — А с этим делом вы бы завязывали. Никакой пользы.

— Не скажи. Руки занимает. А то у меня бывает неконтролируемое дракоизвержение.

— У всех бывает. Начинайте перебирать четки. Знаете такую придумку?

— Да, встречал. Спасибо, брат, я подумаю.

Айрин застонала и перевернулась на бок, а Эл переместился к Чарли и взялся за его голову. Сержант захрюкал и попытался выдернуться, но не на того напал. Хранитель потряс его, как грушу, легко приподнял за грудки и придал телу сидячее положение.

— Приходите в себя, я приду через минуту. Принести вам воды?

— Хорошо бы пива, — не растерялся Мик. — Да не той бурды, а которое Мейсон любит, у которого пена такая мелкая и плотная, и на ней даже буквы пишутся.

— Или даже чего покрепче. Я там одному рыжему ссудил бутылку дэниэлса…

— Видел, видел вашего рыжего. Бутылку тоже видел. Пока вы были в стазисе, он ее уговорил и пытался еще выцыганить. Надо сказать, на нас ваш алкоголь действует очень слабо, так что широту вашего жеста мы способны оценить только номинально. Но вкус ему, кажется, очень понравился. Пива нет, извините. Я скоро.

Он исчез между машинами, а я выволок из-за спины пулемет и примостил его на живот. Сидеть стало удобнее. Потянул рукоятку затвора — вроде ездит. Наверное, недостаточно мелкое, чтобы засориться, как та зажигалка.

— Мы живы? — глухо осведомилась Айрин. — Я уж думала, нам хана.

— Да нет, все же было вполне на мази, — беспечно откликнулся Мик. — Ну задержали для проверки документов… а что они так задержание проводят, так это их монастырь. Не зря же они все, включая эльфа, уверяли, что с нами Хранители не воюют.

— Тем более мы сами себе устроили такую радость, что впору посочувствовать.

Айрин стремительно села и повернулась ко мне. Я уже говорил, что в перепуганном виде она очень даже симпатичная? Или это они меня столько времени в анабиозе продержали, что гормоны успели полезть на стенку и мне теперь даже Вин Дизель симпатичным покажется?

— Мейсон, скажи, что последние моменты нашего общения мне приснились.

— Если ты была сверху, то да, я такого решительно не помню.

— Очень смешно. Что ты там вещал про то, что мы начали Апокалипсис?

— Да я, в общем, только предположил… ну довольно настойчиво предположил, других вариантов на примете все равно не было. А Фирзаил мог бы опровергнуть, если б я соврал, но он только подтвердил… паскуда.

С другой стороны с мычанием присоединился к беседе Чарли. Ему, вероятно, тоже было очень интересно, не соврал лия ради красного словца. Да я и рад бы, но боюсь, что правда все равно окажется немилосердной, стоит нам шагнуть за портал.

— По правде, тут трудно было не догадаться. Эльф сразу сказал, что заклинание должно как-то выправить проблемную ситуацию в мирах. Когда он перед самым запуском объяснил, как именно, стало ясно, что они собираются перекачать энергию из Отстойника. Добавим к этому настойчивые рассказки профессора — я что, один испытал к нему личную неприязнь и жгучую антипатию? — О скором Апокалипсисе и подумаем: как эти события могут быть связаны?

— Самое очевидное, что Апокалипсис — плановое отражение в нашем мире этой их процедуры, — подхватил Мик. — Они заранее представляли, во что это выльется — великое землетрясение и прочее, я уже цитировал и больше не буду, а то Чаки обкакается. Так что даже инструкции там оставили — как чего будет.

— Уж наверное, хлынуло туда так, что понаслучалось всякого. Но вариантов было — либо так, либо сложить лапки и подождать немножко, пока все окончательно накроется.

— Все так, но то ли ваши апокалиптические пророчества неточны, то ли вы их плохо знаете, — объявил Эл, как раз вернувшийся из своих странствий. Оказавшись среди нас, он демократично плюхнулся на пол и поджал ноги.

— Я их практически не знаю, и уверен, что они неточны. Это вот он у нас штатный трактователь священных писаний.

— Ты не томи, — посоветовал Мик. — Что мы из виду упустили?

— Заклинание действительно распороло пространство между тем ярусом Отстойника, где мы с вами были, и мирами. Со стороны миров… о, должен заметить, что вы пробыли в стазисе около недели, за что прошу прощения, надо было оценить ситуацию, и на все рук не хватало… так вот со стороны миров, в частности вашего, это выглядит как великое множество огромных, уродливых неконтролируемых разрывов реальности. Иначе говоря, постоянно открытые Врата. И через эти разрывы туда, в миры, устремилось множество тварей Отстойника — как нейтральных, способных к сосуществованию, так и откровенно чудовищных.

— А, легионы Сатаны. — Мик удовлетворенно покивал. — Ну да, какой конец света без армий демонов.

— Ох ты ж… — пролепетал Чарли и сделал попытку перекреститься.

— А еще туда же выбросило немало… скажем так, частей Отстойника, его фрагментов. Так что имейте в виду, не придется удивляться, встретив посреди мегаполиса кусок болота. Ну понятно, нельзя встретить кусок болота, ведь это в основном вода, а она растечется, но вы ведь поняли, что я хотел сказать?

А я уж было размечтался, как припрусь в центр мегаполиса, зайду по колено в болото, дождусь того памятного болотного угря и жахну в него картечью, чтоб знал, как оказывать мне принудительные знаки внимания.

— То есть мы все испортили? — У Айрин от огорчения даже голос утончился.

— Ну справедливости ради, долголетия своему миру вы действительно поприбавили. То есть, конечно, не вы, а эти, но с вашей… Мне ведь не надо каждый раз это формулировать, правда? В общем, все, что было сказано про восстановление поиздержавшейся структуры защиты от потрясений, — это все действительно так, и сработало оно правильно.

— Тогда получается, что нам надо только повыбить этих ваших десантников, ну и болота посреди городов засыпать?

— Эгкхм, мистер Мейсон… как бы… это не так просто… да и проблемы, свалившиеся на ваш мир, этим не исчерпываются.

— Куда ж дальше-то? На нас перепрыгнет ваша привязка к Устоям? Так нам не повредит.

— Это уж точно, вам бы не повредило. Никому бы не повредило! Но, увы, нет. И наша сторона тут вообще ни при чем. Как я уже сказал, с момента запуска прошло около недели. За это время, сами понимаете, ваши многочисленные правительства успели не только осознать, что творится странное и неправильное, но и предпринять кое-какие ответные меры. Так, большинство крупных держав громогласно обвинили друг друга в актах биологической агрессии…

— И шарахнули друг по другу ядерным оружием?

— И шарахнули друг по другу кто чем горазд. Ядерное оружие тоже пошло в ход, хотя и в масштабах весьма скромных… наши аналитики сходятся в мысли, что это обновленная решетка сгладила, насколько возможно, катастрофические последствия — ряд ракет не долетел, какие-то не взорвались, некоторые попали не туда, куда целились.

Удивиться у меня как-то не получилось. Хотя и не совсем понятно, каким образом можно ассоциировать Россию с ползающими по Статуе Свободы гаракхами, но совершенно понятно, кому надлежит влупить за претерпленное недоумение. Просто чтобы они сами не успели собраться и влупить, пока Штаты подбирают с пола челюсть.

— А Калифорния цела?

Кто о чем, а Чарли о маме. Впрочем, пусть бы кто смеялся, а я не буду. Всем нам, чувствую, предстоит побегать жопа в мыле, выручая всех тех, о ком считаем нужным заботиться.

— О да, о памятной мне Калифорнией я озаботился в первую очередь. От ядерных ударов, а также от других пущенных в ход внутренних угроз — химической, бактериологической и прочего — она не пострадала. Но, как и почти все остальные территории, она подверглась нашествию адских тварей. Кстати сказать, я ведь упомянул, что разобраться с ними будет не так просто? Они, конечно, смертны, а зная вашу лихость и неразумные размеры ваших армий, истребить их вам вполне по силам. Но…

— Но через дырки поналезут новые?

— Верно, мистер Микки. Пока открыты разрывы реальности, вы можете истреблять монстров сколько душе угодно, и ничуть не сократите их число. Понимаете, Отстойник, он… бесконечный. Я сам не понимаю, как это, но мы это знаем доподлинно. Количество тварей на его просторах невозможно даже поубавить, не то что низвести до нуля.

Эл хрустнул пальцами, выжидательно обводя нас взглядом. Типа озадачил. Может, ждет, что мы сорвемся с места и с воплем «Ур-ра, сафари анлимитед!» ломанемся пинать этих свежезавезенных гаракхов, пока они не протухли? Лично я не побегу. У меня на повестке дня пиво. Потом надо докопаться по сложным каналам до того, где сейчас отец, если он еще не светится на всех каналах как ГЛАВА новой всемирной хунты, и предложить ему подключаться. Дальше можно идти спать. Проблемы формата «их всех не перебить» сей джентльмен встречает саркастическим фырканьем.

— А мы можем залатать эти прорехи? — надрывно осведомился Чарли, как будто никогда не слышал, что от многих знаний много горя.

— Если только вы не маги, то нет. Безусловно, небольшой разрыв можно локализовать и возвести вокруг него саркофаг, препятствующий выходу наружу тварей, но помимо биомассы из разрывов может проистекать еще многое, от чего не спасет физическая блокировка. Так что единственный способ уничтожить его полностью — это заштопать разрыв, стягивая края при помощи процедур, которые вы в целом называете магией.

— Копперфильда, что ли, звать?

— Без всякого злорадства, единственно для пользы дела, должен вас предупредить, что подавляющее большинство тех людей вашего мира, что называют себя колдунами, — попросту шарлатаны. С тех пор как ваш мир определился со своим путем развития, выбрав технологическую стезю, на энергетическом уровне он развился соответственно. В частности, это значит, что магические структуры в нем редуцированы.

— Как это, Мейсон?

— Я так понимаю, это значит, что, даже умея колдовать, ни шиша не наколдуешь.

— Именно так. На примере, который будет вам более близок, — в вашем мире нет патронов для магического оружия. Ну почти нет — остаточный магический фон есть всегда, а кроме того. — Эл со значением поднял палец, — довольно сильно, практически на полную фонит из самих разрывов.

— То есть если найти мага, то он сможет запечатать разрыв?

— Ну очень грубо — да. То есть это должен быть хорошо подготовленный маг, а не тот, что продает водопроводную воду под видом приворотного зелья. Просто потрясти именным бейджиком и попросить разрыв убраться вон не поможет, придется жестко и напряженно работать.

— И все это придется делать нам? — Айрин обхватила голову руками. — Будь проклят тот день, когда я появилась на свет!

— Что вы, мисс Ким, я никого не заставляю. Там у вас хватает и более подходящих кадров для борьбы с прямой угрозой. — Эл покосился в мою сторону. А я чего? Я ничего, я погреться зашел. — Просто описываю, с чем встретитесь, когда покинете Отстойник и вернетесь в свой мир. Более того, с моих слов может сложиться неверное представление о ситуации… я не могу сказать, что на просторах вашего мира нельзя ступить ни шагу без того, чтобы напороться на выходца из Отстойника. Пока что количество монстров, проникших в него, не может быть чудовищно велико. От перестрелок оружием массового поражения человечество уже пострадало существенно больше, чем успело от тварей. Сейчас они там договариваются между собой о прекращении встречных боевых действий… но есть повод опасаться, что с учетом обстоятельств ситуация нормализуется еще очень нескоро. И, как бы малозаметна ни была угроза со стороны тварей Отстойника на общем фоне, я рекомендую помнить, что она — основная. Остальное так или иначе будет урегулировано естественным путем. Это — нет. Мы со своей стороны будем пытаться латать прорехи, до которых доберемся. Но помните, что Отстойник бесконечен, количество миров, замкнутых на проблемный ярус, весьма велико, и работы для Хранителей тут на несколько сотен, если не тысяч лет.

— Но ты же говорил, что жителей Ада Устои удерживают от прямого вмешательства?..

— Говорил и говорю, даже со Старейшиной на эту тему побеседовал. Он уверяет, что это правило никто не отменял, но тем не менее в мирах мы наблюдаем картины довольно красноречивые… видимо, процесс, который выбил пробки из Отстойника, как-то повлиял на восприятие Устоев существами, проходящими за разломы. Возникла теория, что из-за наличия открытых разрывов миры и Отстойник сливаются в общий континуум, и жители миров перестают считаться для монстров иномировыми, которых нельзя трогать. Так это или нет — предстоит выяснить.

— Они чисто кусачие, или есть и с мозгами?

— Вы смотрите в корень проблемы, мистер Микки. Хватает всяких. Те, которые имеют определенный интеллектуальный потенциал…

— Что это, Мейсон?

— Не парься, Чарли, тебе не грозит.

— …те, конечно, будут соображать, как себя вести, им может хватить ума не выскакивать, скрежеща зубами. Как мы уже некогда с вами обсуждали, случаи контактов уже имели место раньше, и мне сложно даже представить, какие причудливые формы они могут принять теперь. Насколько нам понятна природа разрывов, они позволяют свободный ход в обе стороны, а высокоинтеллектуальному существу это предоставляет внушительную свободу маневра. В общем, борьба с ними может потребовать хорошей координации… правда, ваш человек утверждает, что готов за это дело взяться.

— Кто-кто?

— Тот человек из вашего мира, профессор Нойманн. Он объяснил, что много лет готовился к тому, чтобы принять лидерство в борьбе с прорывом Ада или, как он мутно выразился, вести человечество за собою, ибо… паки… иже херувимы… он, показалось мне, сознательно использует архаичную форму языка, чтобы затруднить понимание или, может, казаться значительнее.

Мик заржал в голос, даже дымом поперхнулся, и Элу пришлось участливо лупить его промеж лопаток. Фон благодарно затряс головой, от чего раскашлялся еще пуще.

— Ничего смешного, — растерянно возразила Айрин. — Если человек берется, то и флаг ему в руки. Он пожилой, знает много, а про этот самый Отстойник больше всех.

Ржание Мика перешло в истерическое хрюкание. Эл перестал его бить, видимо поняв, что дальше без оглобли никак.

— Чего он? — Айрин перевела взгляд на меня. — Что не так с профессором?

— Я вот как раз понял, что он имел в виду, когда предлагал угадать, кто он.

— В смысле, богом собирается прикинуться? Да на здоровье, лишь бы дело сделал.

— Ну привет. За то ли боролись? Не знаю как у профессора, а в моем светлом будущем культу божественных высокомерных говнюков не самое место.

— Эй, вы о чем это? — Верный своей жизненной позиции Чарли. — Какой бог? Куда кого вести? Это ж не настоящий Апокалипсис, да? Я имею в виду это, настоящий-то должен быть по правилам, правда? Чтоб и Христос там пришел, и в долине этой самой, как ее, армии сошлись и все такое. И вообще, даже не грохнуло как следует! Разве что-нибудь значимое случается без грохота, шума и пыли?

Мик насилу отдышался.

— Спасибо, Чаки, так бы и сдох со смеху, если бы ты плакать не заставил. Уверяю тебя, бомба на Хиросиму была сброшена безо всякой барабанной дроби.

— Так что смешного-то? — нетерпеливо пихнула его Айрин.

— Где смешного? А, ты про это. Не знаю. Просто смешно стало так, что, думал, кончусь. Мейсон вот так же всегда ухохатывается с Николаса Кейджа, в каком бы тот ни представал драматическом образе.

Святая правда. Столько в жизни повидал чудиков — рассказал бы, да не поверите. Люди бывают и ушастые потешно, и с забавными носами, и умилительно толстощекие, и с глазками, вызывающими желание захихикать, но Кейдж — это что-то выдающееся. Даже упражнение делал по совету психолога: подробно описывал проблемное лицо и понимал, что нет в нем ничего столь уж криминального. Но как на экране увижу — опять ржач. Самому неловко.

— Думаете, не справится? — предположил Эл.

— Понятия не имею, дружище. Я с ним знаком был минут пятнадцать до вашего выхода на сцену. С виду как есть цивильный гондон, извините мой французский, выскочит такой в условиях военного времени на ребят без чувства юмора, но с большими автоматами — и в Меггидо кому-то другому придется заведовать. Может, конечно, он тут наловчился чудеса творить и, в частности, разрывы запечатывать?

— Полагаю, подобную мутацию мы бы разглядели. Мне кажется, что подготовка, о которой он упомянул, скорее относится к созданию базы для появления в вашем мире. Понимаете, создание убежищ, наличие контактов и инфраструктуры.

Что-то он заострился на профессоре, словно ждет от нас чего-то. А чего, интересно? Что мы попросим его туда не пущать, а то и вовсе ликвидировать во избежание? Или что сядем профессору на хвост и будем его контролировать? Вот уж это мне совсем не нравится, я его все равно очень скоро придушу, так что проще сразу все точки расставить, чтоб не войти в историю очередным Лонгинием.

— Я имею в виду, что в вашем мире есть какие-никакие ресурсы, позволяющие считать борьбу небезнадежной. Население его, мобилизовавшись, вполне способно продержаться до тех пор, пока проблема не будет решена. Но на правах дружеского совета рекомендую вам не очень распространяться о своей роли в этой истории. Сами понимаете, какая-то неведомая антистрессовая структура на одной чаше весов — и вполне реальный конец света на другой… Народишко у вас тот еще, дай только на кого-нибудь всех собак повесить.

— Эл, да ты стал мизантропом?

— А что делать, когда вокруг такие упырки, как вы?

Эл оскалил зубы, всем своим видом давая понять, что пошутил, но, как мне показалось, ему стало существенно легче, когда наболевшее прозвучало. Вот и ладушки. Справедливо.

— А вот чего скажи мне, обезьяний сын. — Айрин сосредоточила на Эле суровый взор, и бедняга инстинктивно поежился, — если бы мы в этом игрище отказались участвовать, что бы тогда с миром было?

Эл беспомощно развел лапами.

— Раз на раз не приходится. Действительно, энергетическая решетка его была истощена до крайней степени. Вы ведь сами наверняка замечали, что в мире происходит огромное количество… скажем так, нелепых трагических случайностей?

— Самолеты падают, — неуверенно предположил Чарли. — Часто!

— Да, такого рода. Падают самолеты. Обрушиваются здания. Меняется климат, как правило к худшему. Где-то в море, я слыхал краем уха, вылилось некое ископаемое, что привело к природному катаклизму. Древний вулкан пробудился… у вас же, не путаю? Эти явления происходили все чаще, а последствия их были все грознее именно потому, что антистрессовая энергия мира была на исходе. Еще несколько неудачных стечений обстоятельств, и любая вспышка болезни стала бы гибельной, любое землетрясение — катастрофическим… В целом, как заметил этот самый профессор Нойманн, долго ждать не приходилось — по проведенным ими расчетам ваш мир не пережил бы две тысячи двенадцатого года… Да вы и сами наверняка слышали об этом, эта информация не была закрытой, она распространялась в мире с пугающей откровенностью.

— Но теперь этого не будет?

— Что вам сказать, мисс Ким? Две тысячи двенадцатый год вы теперь, без сомнения, переживете. Но только от вас зависит, на сколько времени вам хватит обновленной энергетики. Она ведь не мешает совершать чудовищные ошибки и даже преступления против собственной природы, чем вы во все времена упоенно занимаетесь. Это всего лишь лимит терпения мира, мерило того, сколько он еще вас будет сносить. Вас вряд ли утешит, но скажу, что нет ни одного мира, который, в конце концов, не истощил бы свою антишоковую структуру и не погиб. Весь вопрос в том, сколько продержится ваш с ним симбиоз.

— То есть нам чего, надлежит взяться за руки, как придурковатым детям из слащавых комиксов, и творить добро, панически оглядываясь на эту самую решетку?

— Да мне-то откуда знать, что вам надлежит? Я Хранитель, я стою между миром и Адом. О том, что вам в вашем мире пристало, вам лучше с кем-то другим консультироваться.

— С кем? С профессором этим заврушным?

— Хоть с ним, хоть с президентом, хоть с бабушкой. Поймите, у меня нет этой проблемы, у меня Устои, которые всегда удержат от неправильного шага. Но вам они как мертвому припарка.

Вот. Тут мне припомнился еще один краеугольный вопрос.

— Эл, а что будет с этими ребятами, которые заговорщики?

— Депортируем их. И как мера пресечения, и как наказание сойдет, да и на пользу дела — в мирах же надо кому-то прорехи штопать. Правда, везде свои сложности. А что, у вас на их счет есть какие-то идеи?

— А как насчет прикомандировать к нам эльфа, с которым мы там в зале тусовались? Он как раз маг, специалист по порталам.

Эл призадумался.

— Что на сей счет говорят Устои?

— Совершенно ничего. Он не является жителем Отстойника, так что я не чувствую за собой права распоряжаться его судьбой. По сути, мне все равно, в какой мир он пойдет. Но как вы удержите его там у себя? Он же воспользуется ближайшим порталом, разрывом или даже создаст собственное окно перехода, чтобы переместиться сюда, а отсюда в свой мир.

— Нет, если ты ему объявишь, что по совокупности преступлений ему запрещено ступать на территорию Отстойника.

— А ты садюга, Мейсон, — восхищенно пробурчал Мик.

— Я должен ему врать? — поразился Эл. — Не желаю, да и не умею.

— Ну можешь не врать. Я сам совру. Ты только стой рядом и смотри на него грозно.

— Вот еще эльфа мне там не хватало, — покривилась Айрин. — Ты чего, Мейсон, правда собираешься эти разрывы штопать?

— Ну а как? Насрал — прибери, меня так учили. И при чем тут ты? Ты вроде бы домой собиралась и замуж. Не знаю, правда, кто позарится, может, как раз Малый Рогач удачно подкатит на чорном-чорном модном «Нагльфаре»?

— Эл, будь джентльменом, дай ему в морду.

— Вот еще, у него пулемет. Я не в восторге от такого оформления сделки, мистер Мейсон, но прекрасно понимаю, что если вы не обзаведетесь кастетом здесь, то и нигде уже не найдете подходящего. Имейте в виду, у эльфов весьма чувствительные организмы, им нужна продолжительная акклиматизация, питаться вашей пищей он сможет далеко не сразу.

— Это ничего, мы у вас потибрили немного сухпаев.

— И вам не стыдно?

— А чего вдруг? «Если тебе надо, ты берешь. Лодке все равно, кто на ней плывет». Сказал какой-то местный идеолог.

— Вот именно что местный. Эх… ладно, подождите. Пойду погляжу, где там ваш эльф. Мы только начали распускать задержанных, он должен быть еще в стазисе.

Эл поднялся и убыл с глаз. Айрин недоверчиво потрясла головой.

— Поверить не могу. Вы что, правда собираетесь взять этого недомерка и идти с ним спасать мир?

— Сама спасала? Теперь очередь Мейсона.

— Тем более что вариантов особых нет.

— А вот я лично вернусь домой, — решительно известил всех Чарли. — Если надо, вступлю в народную дружину, национальную гвардию или еще там куда. Думаю, наши ученые не зря свой хлеб едят, придумают что-нибудь такое, чем шарахнуть можно по этим сволочам.

— Дело уже не в ученых, Чарли. Они все давно придумали, все сделали и даже уже всем этим шарахнули. Ты вообще Эла слушал?

— Я не готов безоговорочно доверять парню, который больше слона и волосатее собаки. И тому, который мелкий и похож на раввина, тоже не готов. А вот в науку я верю, она всегда подскажет, как чего сделать правильной… Нет, ну ладно вам, скажите, что это все розыгрыш и нету никакого апокалипсиса?

— Чаки, ты знаешь, что ты очень утомителен?

— По крайней мере, я не псих-маньяк.

— О да, это тебя несказанно украшает. Мейсон, куда мы будем высаживаться?

— Эй, а чего бы меня не спросить? Желательно прямо туда, откуда нас утянуло, а если прямо туда нельзя, то давайте как можно ближе. Я даже согласен на свой участок, при условии, что вы там сразу положите оружие, поднимете руки и предоставите мне все разрулить. — Чарли озадаченно почесал в затылке. — Вот только не очень понимаю, как буду объяснять эльфа. С его ушами его даже за дядюшку Мейсона из Израиля не выдашь.

Чарли, безусловно, преисполнен добрых намерений. Будучи прочитана с изнанки, эта мысль звучит как «Чарли идет на фиг». Сам он как хочет, а я не намерен оказываться в тех краях. Калифорния представляет собой, как известно, полуостров, и случись что — оттуда может быть непросто слинять.

— Надо глянуть, что предлагают. А заодно неплохо бы понять, куда чем шарахнули. Я бы не хотел оказаться там, где какой-нибудь Китай испытал свое новое боевое отравляющее вещество. Ты с него так хихикать начнешь, что всех гаракхов распугаешь.

— Ну и валите куда хотите, а я никуда, кроме как домой, не пойду! Хватит с меня этих приключений на просторах.

На здоровье.

— Айрин?

— А чего? Домой так домой. — Айрин ощутимо замялась. — Могу ведь я эту пушку с собой взять, чтоб если что отбиваться?

— Бери.

— Только много ты отобьешься, — развил мою лаконичную мысль Мик. — Армейцы не любят, когда под ногами суетятся штатские с оружием, а если армейцев вокруг не маячит, то самое время вспомнить, что оружие само никого не убивает — только помогает, и то в умелых ручках.

— Очень убедительно, Микки, но еще несколько дней в вашем неотразимом обществе, и мой нервный срыв будет не остановить и танком.

— Ты просто не умеешь с нами общаться. На Мейсона надо смотреть жалобными глазами, он от этого тает и на все готов. А мне надо периодически показывать сиськи. Как только слюни пускать перестану — тут же опять показывать, чтоб, не дай бог, не успел чего-нибудь сказать или сделать.

— Наоборот тоже работает.

— Вот потому я и надеюсь оказаться от вас подальше, два озабоченных долбоклюя. Сисек на вас не напасешься.

В этом есть своя сермяжная правда. Ладно, это ее выбор. После того что мы ненароком наворотили, наивно продолжать заносить хвост единственной норовистой кобыле. Есть дела и более благодарные.

Эл вернулся с Фирзаилом под мышкой. Эльф висел бесчувственной тушкой, болтая безвольными конечностями и пейсами, и вид имел самый комичный. Надо будет ему там у нас подобрать костюм поудобнее, чем эта его ряса. Насчет оружия не скажу, ручонки такой толщины переломает отдачей даже самого скромного тридцать восьмого калибра, а калибры меньшие не есть оружие, заслуживающее ношения… тем более на случай адских тварей. Но хоть какими-нибудь биноклями да счетчиками Гейгера обвесить, будет такой себе яркий Паганель.

— Договариваться сами будете, я согласился только грозно смотреть, — напомнил Эл, умостил тельце на полу и, взявши за голову, произвел свое фирменное вливание.

Фирзаил быстро и бурно начал трепыхаться, Хранителю пришлось его даже придержать, попутно сооружая на физиономии… М-дя. Вот сейчас Чарли снова начнет его упрекать в родстве со снежным человеком, которого, несомненно, видел в каком-нибудь детском фильме. Только там можно встретить существо со столь нарочитым оскалом и бешено выпученными гляделками. Смех и грех.

— Фирзи, ты очухался?

Эльф с кряхтением приподнял голову, огляделся и с облегчением перевел дух.

— Вас отпустили?

— Нас как раз отпускают. И тебя вместе с нами.

— Что-что, простите? Мне с вами не по дороге. Мне надо в свой мир.

— В твоем мире с последствиями вашей ассамблеи и без тебя есть кому разобраться. А у нас с магией, которой порталы закрывать, проблема.

— Проблема, но не моя. — Фирзаил откинулся, чтобы поискать поддержки у Эла, но тот продолжал сооружать из рожи улицу Сезам. — Эй, погодите. Вы же не можете… Хранители никогда себе не…

— Да при чем тут Хранители. Это мы сами придумали. Другом назывался? Полезай в лукошко. У нас друзей принято напрягать по-черному.

— Меня Мейсон даже за хлебом гоняет, — пожаловался Мик. — А Айрин уже изнемогла от нашего дружеского внимания. А вот думать надо было, на что подписываешься, когда лез в друзья.

— Я же с перепугу! Вы меня чуть не убили!

— Тем не менее мы поверили. Мы с тобой пошли, одолжение тебе сделали, теперь твоя очередь. Ты же знаешь, как закрывать разрывы?

Судя по унывшей физиономии Фирзаила, он знал.

— А Эл обещал проследить, чтобы тебе не были рады здесь, в Отстойнике, по крайней мере, пока мы слезно не попросим тебя пропустить домой. Смекаешь?

— Смекаю. А зачем он кривляется? Зубы болят?

— Это я суровый, — обиженно объяснился Эл.

— О. Понимаю. Запомню, — эльф мучительно вздохнул. — Я пойду с вами, но не потому, что вы меня надули своей детской комедией. Просто… вы правы, я назвался другом, и не только потому, что хотел этим защититься. Я действительно рассчитывал стать вам другом, а по таким счетам нужно платить… видимо, слишком долго в Отстойнике пробыл, начал их Устоями заражаться. Не буду обещать, что вытерплю вас сколько будет надо, но, по крайней мере, я покажу вам, как надо работать с разрывами. Но перед этим, — эльф обернулся к Элу, — могу ли я узнать, как все прошло для моего мира?

— Примерно, как и ожидалось, — ответствовал тот, с облегчением стерши с физиономии свою кошмарную гримасу. — Магические полюса действительно запустились на зарядку, марево над Фиориллем начало меркнуть.

— А сложности?

— Во-первых, обновление волокон по всему миру было сразу замечено, и гетто взорвалось бунтами. Королевская семья и верные ей войска пока держатся, но дорвавшаяся до давно утраченной силы толпа…

— Понимаю, — кивнул Фирзаил, болезненно покривившись. — Похоже, мне и правда лучше будет туда не соваться очертя голову. А еще?

— Монстры.

— Ну с ними-то мы совладаем, да и отряды Бдящих должны взяться за латание разрывов немедленно.

— Все так, но по иронии судьбы первый же фиддлий вскрыл Гробницу Теней.

— Шаддах вод ултем! — Фирзаил сдавил махонькие кулачки и беспомощно оглянулся на нас. А мы чего? Мы наблюдаем. Посмотрим, как он нам поможет. Может, мы ему еще встречную любезность задолжаем. Вот и увидим, как фиддлию понравится огневая мощь беспринципного, но изобретательного человечества.

— Разумеется, королевские спеллвиверы разобрались бы с этим, прежде чем проблема станет серьезной, но в условиях, когда они повязаны обузданием повсеместных бунтов…

Надо же, у них та же проблема: чуть пришла беда со стороны, как сразу все бросились друг другу чистить рыла. А в какие позы-то вставал — утонченные, говорил он, моральный, говорил он, имеем стержень, и сражаться до последнего будем за свой биологический вид. Друг с другом и будете. Прямо на душе потеплело. Родня!

— Нам-то вы объясните, откуда у вас там гетто и что такое стибрил фиддлий? — с неудовольствием напомнил о себе Мик. — А то я тут как не при делах, обидно, знаете ли!

— Потом, — отрезал маленький эльф, чудесным образом осадивши могучего фона с его нездоровыми интересами. — Если мы собираемся куда-либо идти, предлагаю не задерживаться и выступать.

— Куда-то торопишься?

— Мои чувства в большом смятении. Мне очень хочется восстановить тонус, запустив смертоносным заклинанием в какого-нибудь монстра.

— О, это благое дело. Я лично готов.

— Но только домой! — не отступил от своего Чарли.

— Домой, Чаки, домой, все что хочешь. Можешь в принципе сам-один и топать.

— А вот я бы не советовал. — Эл неодобрительно покачал головой. — Бог весть, что будет на месте высадки. Как бы вам не угодить прямо в скопище монстров. Шанс невелик, но тем не менее непредсказуем. Группой вы значительно сильнее.

— Вот, значит, все домой и валим!

— Ладно-ладно, стройся у портала, — я потянулся за рюкзаком, а потом снова не поспел медленным своим разумом за шустрым языком. — Эл, а вон того рыжего можно нам тоже с собой?

Даже и не спрашивайте, что за такая фантазия. Объяснить толком, с надлежащей логикой, не смогу. Просто… тут ему делать уж точно нечего. Которые его произвели — тех разогнали, а сами Хранители, не дай бог, докопаются до того, что с него главный распредвал свинтили. Садистами они, конечно, не выглядят, но едва ли выпустят парня на свободу. Он же там, чего доброго, повадится плодиться и размножаться, чего доброго передавая свою злокачественную свободу от Устоев потомкам… Я б на месте их командования чикнул разок мечиком и спал дальше спокойно. А на своем месте я дурак дураком, но как приспичит иногда встать в позу и спасти всех, так хоть святых выноси.

Эл насупился.

— С какой еще стати? Он не кастер, даже не говорит почему-то, хотя язык на месте.

— Так он здоровенный жлоб, что твой армейский вездеход «Хамви», я на нем отрядный боезапас возить буду. И он мне тоже задолжал — бутылку виски и пончик.

— Пончик был краденый, да и бутылку, полагаю, вы не своими руками вырастили.

— Вот придрался, формалист. Он же из этих ваших ренегатов, ты их все равно терпеть не можешь, на кой он тебе?

— Мне он, правда, незачем, но если вы припомните, я Хранитель, и работа моя — стоять между Адом и мирами. Эльф — он вне моей компетенции, а этот — в ней самой. И я не вижу ни одного повода собственноручно выпускать в мир еще одного адского обитателя. Конечно, в существующих раскладах, когда вы и на своей стороне можете таких же наловить, это решение не является сколь-либо концептообразующим, но оно продолжает оставаться для меня в высшей степени принципиальным.

— Умом давишь?

— А получается?

— Считай, что нет, потому что я не знаю, чем на это возражать. Может, ты взятку вымогаешь?

— Нет, этого я точно не делаю. А что у вас есть?

— Могу дать сержанта полиции. В отличном состоянии, почти новый, любит маму.

— Вот уж мистер Чарльз мне совершенно не нужен!

— Ты прямо как Дарси. Отлично, тогда в порядке оказания услуги могу забрать сержанта полиции, в отличном состоянии. Насовсем, самовывозом.

Эл скорчил утомленную рожу.

— Мистер Мейсон, с вами торговаться — это не рядовым Хранителем быть надо. Просто скажите мне, с какой радости вы так прикипели к этому… гражданину.

— Ну мы с ним выпили и с цвергом вместе ругались, стало быть, много пережили. В нашей примитивной культуре это очень сплачивает.

— Он ругался с цвергом? Мне казалось, он немой.

— Ну ругался в основном я, а он за меня болел.

— И без него вы, чего доброго, уходить откажетесь?

Эл смотрел своими доверчивыми пуговичными гляделками, и обмануть его я не смог.

— Уходить-то, пожалуй, по-любому пора… загостился. Но, сам понимаешь, я непременно попробую его с собой забрать. Будет много стрельбы, надеюсь, в основном по запорам камеры, и прочего веселья, особенно для фона. А по итогам, скорее всего, нам всем надает по задницам за неорганизованность ваше здешнее начальство.

— Да, я примерно так и понял. Но все-таки — зачем? Чего ради? С какой целью?

— Ни с какой. Честно-честно, никаких пакостей. Истые, Эл, пловцы — те, что плывут без цели. Плывущие, чтоб плыть, глотатели широт.

— Только в тихом и спокойном мире, где в воду можно войти, не боясь остаться без ног, мог развиться такой вопиюще легкомысленный стереотип. Мистер Мейсон, я уже говорил вам, что вы упырок, но должен взять свои слова назад — вы просто чемпион среди них. Идите к остальным, сейчас я приведу этого парня. Но имейте в виду, всякая ответственность за его поступки отныне ложится на ваши плечи, включая необходимость решить проблему, если он ею станет.

— Не сомневайся. У меня не забалует.

Мы разошлись по предписанным адресам, и у портала, где собралась моя нескладная банда, приключился очередной скандал. Хмурый малый, видимо из Хранителей или доверенного сервисного персонала, произвел на пульте серию манипуляций, и на глади портала нарисовалось что-то вроде контурной карты, на которой разбросалась россыпь ярких зеленых меток. Тут уж даже Чарли не мог не догадаться, что к чему. Он и догадался, и полез поближе к порталу, тыкать пальцем в Калифорнию — то ли с перепугу ее легко нашел, то ли география всегда была его коньком, я уже не помню. Мик конечно же принялся его мягко отбортовывать, и очень несложно было прикинуть, чем это все кончится. Чарли, конечно, для своего социального статуса крепкий парнишка, но фона ему не удалось бы переубедить и сидя в «Абрамсе». Айрин, со своей стороны, имела в запасе и противомиковый аргумент, даже два, С-размера, но она как-то завяла и ничью сторону принимать не торопилась.

— Отставить базар, — вклинился я в группу, раздвинув плечом конфликтующие стороны. — Дайте командиру подумать.

— Кто тебя назначил командиром, Мейсон? Это я тут единственный при жетоне.

— Да вот Мик и назначил. Он тут самый убедительный.

— Я такой, — согласился фон. — А жетоном своим ты там, на месте, будешь махать. Пока какой-нибудь хмырь в костюме не подвинет тебя во имя национальной безопасности.

— Эй, прекратите! Мы все там живем!

— Чарли, прекрати ныть. Я тебе обещаю, туда ты так или иначе попадешь. Но вылезать посреди города, где что-то еще творится, с двумя иноземцами мне очень не хочется. Ну как на нас обратят внимание?

— Откуда уже двое взялись? На эльфа мы можем колпак какой-нибудь надеть или вовсе в мешок его…

— Я тебя самого сейчас в мешок, и не то что суну, а превращу! — взвился Фирзаил. — Вы не забывайте, что я добровольно согласился вам помочь, но терпеть неуважения не буду!

— Фирзи безраздельно прав. Никого в моем отряде не будут совать в мешок без моего августейшего благоволения. Мик, дай ему кепку.

— Не хочу кепку!

— А ты не ной. Ты-то в отличие от Чарли колдун, у тебя мозг должен быть рабочим органом. Куда бы мы ни сунулись — а ну как там люди попадутся, к тому же напуганные до усрачки монстрами, а еще хуже — не самими монстрами, а слухами? Они ж в каждого, кто хоть чуть не такой, сперва выстрелят, а потом будут разбираться. И не только в него, но и в тех, кто с ним. Ох как меня это не порадует.

Эльф понурился и, нахлобучив на голову бейсболку, даже уши под нее постарался подгрести. Конечно, пристального рассмотрения не выдержит, но с полумили через оптику авось сойдет за костлявого подростка. А я наконец смог посмотреть на карту. Зеленых точек на ней было множество, подсчитать с ходу не удалось. Вот тут у нас, наверное, и есть Бермудский треугольник — точка даже поярче остальных. В хорошо знакомой Амазонии их обнаружилось с полдюжины, одна даже в районе национального парка Амакайяку, если я верно читаю эту слепую карту безобразного масштаба. Там рядом Летисия, замечательный городок на стыке Колумбии и Перу, который я неоднократно использовал как плацдарм для своих операций. Но нет, туда мы, пожалуй, соваться не станем: велик риск застрять, если международные отношения быстро не утрясутся и рейсы в цивилизованный мир будут заморожены. Пойдем наверх, поглядим на Соединенные Штаты, чтобы и Чарли не так трепетал и под рукой оказались более-менее вменяемые ресурсы, к которым можно будет при необходимости примкнуть. Тут, однако, та проблема, что я эту территорию знаю из рук вон плохо. Ну а что мне там делать? Я работник выездной, а культурный туризм прошел мимо меня. Так что взгляд сам собой переполз выше. Канада — это не так далеко, плюс у нее меньше шанс пострадать от чужих истерик, как у нейтральной территории, а со Штатами, ближайшим соседом, тамошнее правительство едва ли станет в критической ситуации ссориться.

— Можно поближе? — обратился я к оператору. Тот посмотрел выжидающе. Не понял, стало быть. Как ему — жестами? Изобразил как мог, выразительно пораздвигав пальцы. Он понял, повернул на пульте какой-то рубильник, масштаб резко изменился. Где мышка, чтобы поскроллить?

— Рукой крути, не валяй дурака, — раздраженно посоветовал Фирзаил.

— Ну извините, я по жизни дурак.

— Дурак по жизни вот он. А ты по жизни боевая особь, непонятно зачем не за свое дело берешься.

— Эй, я не дурак! Я, между прочим, офицер полиции! Как насчет встречного уважения?

— Заслужи, и я тебе буду каждое утро кланяться.

Кто, интересно, у них строит планы десанта, как не боевые особи. Я потрогал карту рукой, она послушно потекла, куда потащил. Неловко, но я поначалу и с мышкой обращаться не умел, потом приноровился. Вытянул на район Великих Озер, но взгляд уже сам собой потек выше и левее. Вот те края я знал когда-то неплохо, там неподалеку от границ заказника Нановин Риверс у нашего семейства есть охотничий домик. Собственно, домик так себе, ни бассейна с трамплином, ни блэкджека со шлюхами, фону даже чихать не рекомендуется. Этот домик некогда выстроил еще мой прадед, русский офицер, перебравшийся в Канаду после какой-то их исторической незадачи и пробовавший себя в роли траппера. Даже не знаю, в каком он сейчас виде… домик, в смысле, прадед-то в виде замечательном, дед за могилами ухаживает как нанятый. Но много от домика и не требуется. Телевизор или радио мы постараемся добыть по дороге, для первичного сбора информации хватит. Если дом совсем рассыпается, то это даже на руку — будет чем занять фона и нашего новообретенного рыжего рекрута. А Чарли, если пожелает от нас отмежеваться, может это сделать с моим горячим благословением сразу после высадки. Вот это пятнышко мне кажется перспективным, — я помахал оператору, чтобы приблизил еще. Никаких текстовых пометок, понятно, на карте не было, но озеро Виннипег трудно не узнать, так что ориентировочно это у нас будет Фишер Бей или что-то вроде того. Мне подойдет.

— Мейсон, Мейсон, ты чего, ты куда смотришь? Нам не надо ни на Аляску, ни в эту, как ее там… Гренландию.

Похоже, Калифорнию он все-таки нашел наитием.

— Вот ваш новобранец, мистер Мейсон. Не забудьте, о чем я вас предупредил в его отношении.

Новобранец произвел на компанию неотразимое впечатление. Ростом он оказался что-то под шесть и восемь, ниже Эла на добрую голову, и раза в полтора меньше его в обхвате груди. То есть угадал я удачно — подобрать на него одежду будет несложно, знай проси размер экстра-лардж. Нормальный такой Мистер Олимпия. Вот кому я отдам трофейный «гризли», чтобы не рисковать собственными запястьями.

— Какой рыженький! — ахнула Айрин с искренним восхищением. — Господи, где только берут такое… я тоже так хочу!

Вот этого бы нам совсем не надо. Зря, что ли, уже даже Мик начал рыжими женщинами интересоваться, а у меня так вовсе природный фетиш… впрочем, если тому же Мику верить, то всего лишь один из бесконечного списка.

Физиономия рыжего отражала добродушную благожелательность. То ли Эл ему не объяснил, что продали его на чуждые рудники, то ли он разумно рассудил, что из Отстойника куда бы ни вывезли — все карьерный рост. Мне персонально он заулыбался, демонстрируя, что и десны у него густо-красные, и даже зубы с розоватым отливом. Я, наверное, оказался единственным, кто к нему тут проявил участие. Это очень удачно, признательность — чувство хорошее. Что проблем с его стороны не будет — отлично. Еще бы так сделать, чтобы проблем с ним не было со стороны окружающих. Можно, конечно, каждому встречному объяснять, что он — натуральный краснокожий из дикого племени, даже врать не придется. Но те, кому что-то нужно объяснять, не проблема по определению. Проблема — те, которые слушать никаких отмаз не собираются. Их зачастую и не заметишь, пока в башку не влетит свинцовое предупреждение. Мне ли не знать, я сам из таких. Надо будет первым делом справить ему гардероб… Интересно, а деньги-то у меня есть?.. Нет, про пулемет я помню, но восстанавливать против себя общественность, с которой нам еще культурно сообщаться, по мелочам не хочется. В любом случае в мешковатых штанах чуть ниже колена и клочковатой безрукавке ходить по просторам родины не рекомендую. Значит, придется чем-то жертвовать. В основном Чарли и Айрин, их кредитная история, полагаю, на порядок симпатичнее моей.

— Как звать, рядовой?

Молчание.

— Не говорит, — напомнил Эл. — На всех языках расспрашивали. Толи не понимает, то ли вид делает, но не комплексует.

— Может, глухонемой?

— Слышит нормально, вам и не снилось. Почему не говорит — непонятно. Эй. — Эл тронул рыжего за плечо, завладев его вниманием, и высунул язык. Рыжий с готовностью ответил тем же, не поленился продемонстрировать язык персонально каждому, в финальной точке даже изобразил им хулиганское «у-лю-лю». — Может, обет какой принял, или просто не научили за ненадобностью, хотя я про такое не слыхал. Или дурачок.

— Зато здоровый. Мы с ним драться будем, — возрадовался Мик. — Слышь, Мейсон, надо будет по дороге гипсом и костылями затариться.

— Обойдешься самодельной шиной. У нас военное положение.

— Полковник всегда говорил: не экономь на медикаментах, если не хочешь разориться на ритуальных услугах!

Полковник, если кто не в курсе, — это мой папа. Он столько всего памятного наговорил, что непонятно, как ухитрился сохранить репутацию человека немногословного.

— Тебе задание — придумать имя и убедить на него отзываться.

— Уи, мон женераль.

— Тебе тоже задание. — Я снял с плеча рюкзак и передал рыжему. Дурачок или нет, а взял без раздумий и закинул на одно плечо, как перышко. — И тебе задание, Фирзи, — прекрати дымиться, мы уже идем. Кого еще обошел? Чарли, тебе тоже задание — ты, пожалуйста, без сознания.

— Чего?!

Рыжий оправдал мои наилучшие ожидания — я сам бы не растолковал короткий кивок на напрягшегося Чарли более точно. Опередив качнувшегося вперед Мика, безымянный пока что рекрут нежно обхватил Барнета поперек туловища, придавив обе его руки к телу, и оторвал от земли, как пустотелый выставочный манекен. Чарли издал панический горловой звук и забарахтался. Куда там.

— Мейсон, сволочь, не вздумай! Я не хочу в Уругвай!

— Считай, у тебя счастливый день — в Уругвай сегодня не едем. Тебе задание — открывай сюда. — Я указал оператору целевую точку.

— А мне задание? — насторожилась Айрин.

— Покажи сиськи.

— Лучше я тоже без сознания.

— Или так, но впредь прошу приказы выполнять не обсуждая.

— Хорошо, но впредь прошу не распространять приказы на части моего тела. Приказы должны касаться только мозга.

— Ладно. Покажи мозг.

— Да пошел ты, командир хренов.

У нее все к этому сводится с завидной регулярностью. Пойду, чего уж. Все сейчас пойдем.

Карта растворилась в глухом мраке портальной глади, и Чарли зашелся истерическим верещанием, поняв, что до дома придется добираться на перекладных, включая, возможно, автобус и даже попутки. А кому легко?

— Мик, вперед. Далеко не уходи, зачисти плацдарм, если будет надо.

— Как скажешь. Эл, старик, будешь в наших краях — заглядывай, по пивку врежем.

— Полагаю, увидимся, — ухмыльнулся Эл. — Не за пивом, так на каком-нибудь разрыве.

— Джеронимо! — гаркнул фон и шустро скакнул в портал.

Так вот как это выглядит. Так и выглядит — никак как-то. Словно скрылся в затененном дверном проеме.

— Фирзи, пошел.

— Благоволи называть меня полным именем, человек!

Ушел. Благоволю ли я? Скорее уж урежем его в воспитательных целях до Фи, чтоб нюх начал пробиваться.

— Ты, э… как тебя. Чарли на лафете. Давайте, ваша очередь.

— Мейсон, ты за это ответишь, я на тебя натравлю дядюшку Ло…

Рыжий сознательно порхнул в раму, словно и не волок на себе извивающегося офицера. До чего правильный чувак. Надо ему присвоить внеочередное звание. Поскольку я, не будучи кадровым офицером, не имею права разбрасываться армейскими чинами, переведем его из чуваков в перцы. Такими темпами он быстро дослужится до йети, то есть «йетить твою мать, смотри, какая здоровенная волосатая фигня побежала».

— Айрин. Что надо сказать дяде Хранителю?

— Будешь проходить мимо — проходи мимо!

— Счастливого пути, — растроганно пожелал Эл. — Извините за руку… и болото… и Цитадель… и стазис…

— До утра будет перечислять, — пояснил я Айрин. — Вали уже.

Свалила. Остался я один с Хранителем. Самое время пожаловаться на недомогание.

— Эл, пока я не ушел. Помнишь, меня глючило на подходе к Цитадели? Так вот оно и позже случалось. Это раздражает.

— О, там этого не будет. Это… У вас там есть радио, которое ловит сигналы. Ваши приступы беспокойства того же происхождения — каждый раз вы улавливаете какое-то возмущение магических волн, которое ваш мозг не может трактовать и потому преобразует в приступ страха. В вашем мире этого быть не может в силу слабости волшебной энергетики… разве что вблизи разрывов.

— То есть это не вредно?

— Напротив, это редкий дар, который у нас очень ценится.

— Врешь, поди?

— Вообще-то да. Даром никому не нужно такое умение, кому надо — тот эфир слушает не талантом, а навыком. Будьте счастливы, что такой безвредный талант достался, а то и похуже бывает: у кого голова взорвется, кто с ума сойдет, а еще помню одного, который все время писался.

Вот уж такого бы счастья нам и вправду не надо.

— Ладно, Эл. Пойду я, пока мои ребята там никакое правительство не свергли под горячую руку. Извини за эту… катавасию. Я ж понимаю, мы не только ожидание обманули, но и работки подкинули.

— Ну по крайней мере, не останусь без дела ближайшие века. — Эл улыбнулся от уха до уха. — Мистер Мейсон, мне обижаться не свойственно. Если бы все, что мы себе намечаем, проходило без сучка и задоринки, мы бы давно выродились в беспомощных слабаков, вяло гоняющих по полю безответные шарики своих пожеланий. Всегда приятно иметь дело с тем, кто способен сам решить что-то для себя и не гнуться, когда ему не надо.

— То есть, когда решетка опять поистощится, мы заскочим за следующей подзарядкой?

— К счастью, есть основания надеяться, что ни при вашей, ни при моей жизни этого не случится. Но если вдруг — не забудьте пушку побольше, кто знает, куда к тому времени загнутся наши Устои.

Эл махнул напоследок рукой, и я шагнул в портал, на ходу оправляя на животе пулемет. Да я и сам задумывался над идеей взять пушку побольше. Теперь, когда обзавелся штатным подносчиком боеприпасов и ТТХ бронетранспортера, можно подумать и об этом.

Прощай, Отстойник. Был ты не самым гостеприимным краем, но видали мы и похуже. И, похоже, еще увидим, причем далеко не путешествуя. Будем перенимать патентованный оптимизм местных Хранителей как необходимый элемент боевой подготовки бойцов за безнадежное дело.

А что это у нас никак чернота не размыкается? Не заплутал ли я ненароком?

Тут я наконец прибыл, и дальше пошла уже совсем новая история.