Екатеринбург. Июль 1918-го


Два раза его останавливали красноармейские посты, но, прочитав мандат, пропускали. Выйдя из города, капитан свернул на просёлочную дорогу, продолжая идти без цели.

- Куды, милок, путь держишь? – окликнул его проезжавший мимо крестьянин.

- А куда ведёт эта дорога? – в свою очередь спросил Политковский.

- Дак, в Малый Лип и ведёт. Елизавето-Марьинская обитель там. Поедешь?

- Ну что ж, в обитель, так в обитель.

Капитан забрался на телегу.

- А ты, видать, из их благородий будешь?- посмотрел на него возница.

- Сам же всё видишь?

- Тяжело ноне вашему брату?

- А кому сейчас легко?

- Ну, не скажи. Большевики-то землю крестьянам раздают.

- Обманут они вас, видит Бог, обманут!

- Да мне в волости бумагу показывали. Вроде, как новой власти указ. Так там, русским языком писано: - «Вся земля - крестьянам».

И мужик с вызовом посмотрел на попутчика.

Капитан тяжело вздохнул. Что он мог возразить на это? Мол, власть эта безбожная, а значит, сейчас издаст один декрет, завтра – другой? Но для крестьянина всё, что исходит сверху незыблемо и сомнению не поддаётся. Хотел Политковский рассказать о том, что Царской семьи скорей всего уже нет в живых. Хотел, да не сказал. Во-первых, до конца не верил в это сам. Если уж он не верил, так, что говорить об этом селянине? А если и поверит, что с того? Царь ведь от престола отрёкся. Отрёкся от Богом ему врученной России, ещё недавно великой империи, а сейчас разодранной на части, захлебнувшейся собственной кровью.

Всю оставшуюся дорогу ехали молча. Когда из-за поворота показались деревянные монастырские постройки, мужик истово перекрестился.

- Спасибо тебе, дядя! – капитан соскочил с телеги.

- Господи, спасе! – отвечал крестьянин.

Его ждали. Чему Политковский совсем не удивился. Три монахини в строгих, чёрных одеяниях стояли у ворот обители и скорбно смотрели на дорогу.

Капитана провели в гостевую, где дали умыться и вычистить одежду. Затем пожилая монахиня повела его к настоятельнице.

Его, совершенно светского, военного человека, удивительное дело, провели прямо в женскую келью. Там, кроме настоятельницы, пожилой женщины с усталым осунувшимся лицом стоял мужчина в одежде священника. По осанке, цепкому взгляду Политковский определил в нём военного человека.

Он представился и подошёл под благословение.

- Вы прибыли со стороны Екатеринбурга? – уточнил священник.

- Ещё сегодня утром я был в городе.

Их взгляды встретились. В глазах одного ясно читался вопрос, в глазах другого смутно угадывался ответ.

- Генерал Дитерихс и чехи уже на подходе, ещё несколько дней и сопротивление красных будет сломлено, - словно успокаивая сам себя, сказал священник.

Капитан, не отрываясь, смотрел в серые глаза.

- Простите, не имею чести знать вашего имени…

- Отец Георгий.

- Отец Георгий, боюсь, что уже поздно.

- Что? Они не посмеют!

Лицо священника побледнело. Политковский смолчал, но взгляд отвёл.

- Что вам известно? – справился отец Георгий с волнением.

Капитан коротко поведал о своих злоключениях. Когда он в своём рассказе дошёл до встречи с «чёрным человеком», рука священника вцепилась в нагрудный крест с такой силой, что побелели пальцы.

- Очень неприятный господин, назвавшийся Мессиром, упомянул о каком-то пророчестве. И что этой ночью оно сбылось...

- Он пришёл к вам один? Как он выглядел?

- Вы знаете, на стене коридоре явно просматривались две тени, но вошёл этот господин один, да и потом в коридоре, когда уходил я никого не видел. А похож… ну да, на одного из этих крикунов Государственной Думы.

Отец Георгий обессилено опустился на край узкой кровати. Кроме неё и маленького столика никакой мебели в келье не было.

- Агафья! Воды! – крикнула в дверь настоятельница.

В келью вошла круглолицая монахиня с большой кружкой в руках, но священник пить не стал.

- Давайте помолимся!

Все четверо, включая Агафью, опустились на колени, отчего в келье стало совсем тесно. Офицер видел, как отец Георгий, настоятельница и Агафья беззвучно шевелили губами. У него же в голове вертелась одна и та же фраза: « Господи! Помилуй Россию!».

Загрузка...