От убийства на волосок

Горацио Кирога Солитер

Ювелирный матер Кассим, болезненный человек, не имел собственной мастерской. Работая на солидные фирмы, он специализировался в монтировке драгоценных камней в украшения. Равных ему по мастерству найти было трудно. Бесхитростный и начисто лишенный коммерческой хватки тридцатипятилетний Кассим прозябал в бедности, горбясь над своим рабочим столом у окна.

Худосочный, с печальным лицом, заросшим черной бородой мастер, тем не менее, был женат на молодой женщине прекрасной наружности и очень честолюбивой. Воспитанная улицей, она мечтала пленить своей внешностью мужчину богатого, с высоким социальным положением. Искала такого до двадцати лет, дразня соседей и прохожих своим соблазнительным телом. Затем, боясь, что засидится в невестах, не без колебаний приняла предложение Кассима.

Однако ее мечты о богатстве остались только мечтами. Муж, искусный в своем деле — артист, можно сказать, — совершенно не обладал тем характером, который необходим, чтобы сколотить состояние. По этой причине, по обыкновению, когда он, сгорбившись, колдовал пинцетом над украшениями, она, опустив голову на ладони и подперев ее руками, мрачно и долго смотрела на него, время от времени поглядывая в окно на какого-нибудь разодетого франта, который мог бы, как ей казалось, стать ее мужем вместо неудачливого ювелира.

Сколько бы Кассим не зарабатывал, он все отдавал ей. Трудился без выходных по вечерам, чтобы у жены были дополнительные деньги. Кассим часто работал по ночам, поскольку Мария хотела — и с какой страстью хотела! — чтобы у нее была красивая брошь. Через какое-то время мастера начал мучить кашель. Заболело в боку. Но у Марии появилась золотая брошь с россыпью мелких бриллиантов.

Постепенно она под влиянием ежедневного знакомства с драгоценными камнями заинтересовалась ими. Стала увлекаться и тонким процессом изготовления украшений.

Но, когда Кассим заканчивал работу над какой-нибудь вещицей и ее нужно было отдавать заказчику, Мария горько сетовала, что драгоценность не для нее. И еще более разочаровывалась в своем замужестве. Женщина примеряла на себе готовое изделие, подолгу вертелась перед зеркалом, затем клала драгоценность на стол мужа и уходила в свою комнату. Мастер отрывался от занятий, слыша ее рыдания, входил в комнату жены, пытался ее успокоить, но она не хотела его и слушать.

— Делаю все, что могу, ради тебя, — говорил он с грустью.

В ответ рыдания усиливались, и несчастный муж медленно возвращался к своему столу.

Скандалы участились настолько, что Кассим уже не вставал, чтобы успокоить жену. Утешить ее. Но как? На этот вопрос мастер не находил ответа и продолжал трудиться в надежде на крупный заказ.

Мария все более разочаровывалась в муже. Его нерешительность и молчаливость раздражали. Она все неприязненнее воспринимала его кажущееся невозмутимое спокойствие.

— Не мужчина ты! — цедила Мария сквозь зубы.

Плечи Кассима при этих словах вздрагивали и сутулились, но ловкие пальцы не переставали заниматься своим делом.

— Ты не чувствуешь себя счастливой со мной, Мария.

— Счастливой?! Да как тебе не стыдно говорить такое! Ни одна женщина не может быть счастливой с тобой! Ни одна, даже самая худшая! Черт бы тебя побрал! — кричала она, нервно смеясь. А затем уходила в спальню.

Однажды Кассим проработал до трех часов ночи. Проснувшаяся утром жена взяла готовое изделие, искрящееся и переливающееся разными цветами. Долго смотрела на украшение с полуоткрытыми губами.

— Прекрасно… Какая замечательная диадема! Когда ты ее изготовил?

— Я делал ее со вторника. — Ювелирный мастер посмотрел на жену с нежностью. — Делал, когда ты спала, ночами.

— Мог бы тоже поспать… О, какие великолепные бриллианты!

Страстью Марии стали крупные камни, которые Кассим оправлял в золото, платину и серебро. Она следила за работой мужа с голодным блеском в глазах. Едва ювелир заканчивал очередную вещь, она тут же хватала ее, чтобы покрасоваться перед зеркалом. Затем женщину охватывал новый приступ разочарования. Рыдая, она жаловалась:

— Любой муж, даже самый никудышный, готов принести себя в жертву ради удовольствия своей жены! А ты… Ты… У меня даже нет приличного платья, чтобы показаться на людях!

Потеряв всякое уважение к мужчине, женщина может сказать ему, что угодно.

Жена Кассима перешла все грани приличия с такой же страстью, какую она испытывала при виде бриллиантов. В один из дней, просматривая драгоцённости, мастер заметил пропажу кулона с двумя бриллиантиками стоимостью в две тысячи песо. Обыскал свои ящики.

— Ты не видела кулон, Мария? Я положил его здесь.

— Да, я видела.

— Так где же он? — спросил он удивленно.

— Здесь!

С горящими глазами Мария расстегнула блузку и показала висевшую в нее на шее драгоценную вещицу на цепочке.

— Кулон очень украшает, — сказал, помолчав, Кассим. — А теперь сними и отдай его мне.

Женщина рассмеялась.

— О, нет! Кулон мой.

— Ты шутишь?

— Да, шучу. Шучу! У тебя голова болит от мысли, что он может быть моим… Завтра отдам кулон. А сегодня схожу с ним в театр.

Кассим нахмурился.

— Нехорошо поступаешь… Могут тебя увидеть. Я лишусь доверия заказчиков.

— А мне наплевать! — яростно крикнула Мария и хлопнула за собой дверью.

Возвратившись из театра, она положила кулон на ночной столик. Кассим встал, взял драгоценность и убрал в ящик, который запер ключом. Вернулся в спальню и застал жену сидящей на кровати.

— Боишься, что я обкраду тебя? Думаешь, я воровка? — спросила она.

— Не смотри на меня так. Ты ведешь себя неосмотрительно. Вот и все.

— Нет, не все! Тебе доверяют, говоришь? Доверяют? Тебе, тебе! И когда жена просит у тебя немного радости и хочет… Ты называешь ее воровкой! Бессовестный!

Нарыдавшись вволю, она, наконец уснула. Кассим заснуть так и не мог.

Прошло еще несколько дней. Заказчики передали мастеру солитер — крупный бриллиант, самый лучший из тех, что бывали когда-либо в его руках.

— Посмотри, Мария, какой камень. Не видел ему равного.

Жена ничего не сказала, но Кассим заметил, как она часто и глубоко задышала, разглядывая солитер.

— Посмотри, как светится! Безупречной чистоты… — продолжал мастер. — Стоит, наверное, девять или десять тысяч песо.

— Ты вставишь его в кольцо? — еле слышно спросила Мария.

— Нет. Заказ мужской. Бриллиант должен украсить заколку для галстука.

Вставляя солитер в основание длинной золотой иглы, Кассим чувствовал за спиной горячее, прерывистое, наполненное алчной страстью дыхание жены. Несколько раз на день Мария отрывала мужа от работы, чтобы взять бриллиант и покрасоваться с ним перед зеркалом, меняя при этом свои наряды.

— Покрасуешься, когда закончу… — осмелился заметить Кассим. — Заказ срочный.

Жена не ответила. Открыла балкон и вышла с приколотым к платью солитером на площадку.

— Мария, тебя могут увидеть!

— Возьми! Вот твой камень! — и, резко отколов солитер от платья, бросила незаконченное украшение на пол.

Кассим покраснел. Он подобрал солитер, внимательно осмотрел его и поднял глаза на жену.

— Что ты на меня уставился? — закричала она. — Что-нибудь случилось с твоим камнем?

— Нет, ничего, — ответил мастер.

И тут же вновь принялся за работу, хотя на этот раз пальцы его не слушались.

Когда он, наконец, встал из-за стола и прошел в спальню, чтобы взглянуть на жену, та находилась в состоянии нервного кризиса. Волосы были растрепаны, а глаза, казалось, вылезли из орбит.

— Подари мне бриллиант! — вцепилась она в мужа. — Подари! Мы скроемся отсюда. Ради меня. Подари мне камень!

— Мария… — пробормотал Кассим, пытаясь освободиться.

— Ах, так! — прорычала взбешенная женщина. — Не я воровка. Ты — вор! Ты — слизняк! Ты украл мою жизнь. Ты — вор. Вор! Ты думаешь, это тебе сойдет с рук? Свинья! Нет! Лучше я задушусь, чем жить дальше с тобой!

Она отпустила мужа и сжала руками себе горло.

Но, когда Кассим повернулся к ней спиной, чтобы выйти из комнаты, Мария соскочила с постели, упала на пол и схватила его за ногу.

— Бриллиант! Отдай мне бриллиант! Мне ничего больше не надо. Камень мой. Мой! Ты слышишь, Кассим? Ты слышишь, ничтожный?!

Муж с покрасневшим лицом помог ей подняться.

— Ты больна, Мария… После поговорим об этом… После…

— Бриллиант мой!

— Хорошо. Посмотрим, возможно ли это… Успокойся.

— Дай мне его!

Разрыдавшись, жена снова рухнула на кровать.

Кассим вернулся к работе над солитером. На этот раз пальцы его не дрожали, двигались с математической точностью. Оставалось несколько часов, и украшение будет готово.

К обеду Мария встала с постели. Кассим, как обычно, вел себя участливо. В конце еды женщина посмотрела ему в глаза.

— Все это неправда, что я говорила, Кассим, — сказала она.

— Ооо… — вздохнул облегченно Кассим и улыбнулся. — Забудем об этом.

— Клянусь тебе! Я сказала неправду! — повторила она.

Муж вновь улыбнулся, неловко погладил руку жене и возобновил свою работу. Мария, закрыв ладонями лицо, наблюдала за ним сквозь пальцы.

— Ничем ты меня не порадуешь… — прошептала она.

Женщину охватило чувство отвращения к этому худосочному, малословному и нерешительному существу, которое называлось ее мужем.

Мария долго не засыпала. Проснулась посредине ночи и заметила: в мастерской все еще горит свет. Муж продолжал работать. Час спустя Кассим услышал крик из темноты спальни:

— Подари мне бриллиант!

— Да. Он будет твой. Подожди немного, Мария, — ответил мастер, поспешно поднимаясь со стула.

Но оказалось, что жена, терзаемая своей страстью, кричала во сне.

В два часа ночи Кассим, наконец, завершил свой труд: бриллиант в прочной и красивой оправе засверкал на основании иглы. Неслышно мастер прошел в спальню и зажег ночник. Мария в белой ночной рубашке продолжала спать, лежа на спине на белых простынях.

Кассим долго смотрел на спящую жену. Затем вышел в мастерскую и вернулся. Опять уставился странным взглядом на полураскрытую грудь молодой женщины, наклонился над ней и, улыбнувшись бескровными губами, немного раздвинул разрез рубашки.

Женщина ничего не почувствовала. При тусклом свете ночника лицо Кассима окаменело. Задержав на какое-то мгновение над грудью Марии украшенную солитером длинную и острую иглу, он с силой вонзил ее на всю длину под левый сосок. Игла проникла в сердце.

Глаза жены широко раскрылись. Веки встрепенулись и медленно опустились. Пальцы сжали ткань простыни и тут же расслабились. И больше — ничего.

Бриллиант, тускло мерцая, подрагивал вместе с иглой от судорог раненого сердца. Мастер некоторое время стоял неподвижно. И, когда дрожание драгоценного украшения прекратилось, он вышел из спальни. Осторожно, чтобы не шуметь, закрыл дверь за собой.