Подоров вошел, когда я дочитывал книгу про Морозовых. Ничего нового я там не нашёл, но чтиво было довольно занимательным, поэтому я книгу прочёл до конца.
— Интересно? — Подоров остановился под аркой и привалился к косяку, скрестив руки на груди.
— Очень, — я встал, потянулся и уложил книгу в сумку.
— Я погляжу, ты не собираешься сюда возвращаться, — он усмехнулся.
— Скажем так, я не исключаю такой возможности, — ответил я, надевая пальто, присланное матерью, и тщательно застегивая пуговицы. — Возвращаясь к нашей прошлой теме: почему меня никто не охраняет? На окнах нет решеток и дверь нараспашку? Это тюрьма или что?
— Это тюрьма, — кивнул Подоров. — Но со второго по четвертый этажи, здесь размещены знатные заключенные, чья вина не доказана, или, как в твоём случае, когда есть определенная уверенность в исходе дела. Собственно, это почти условия домашнего ареста с некоторой воспитательной составляющей в виде ограничения передвижения, контактов и купола, блокирующего магию. Ну кто вообще будет охранять представителей не самых слабых кланов, если он завтра выйдет и сумеет весьма качественно испортить жизнь всем, кого посчитает виновным? Из этой тюрьмы всего два выхода, Керн, или на свободу, возможно, с каким-то административным наказанием в виде огромного штрафа, или прямиком на плаху. Вот только на нижних этажах, особенно на минусовых, самые настоящие камеры со всеми положенными атрибутами в виде кандалов, засовов и крыс.
— Потрясающе, — протянул я. — А другие потенциальные заключенные знают об этом?
— А зачем им знать? — Подоров скупо улыбнулся. — В этом случае пропадает тот самый воспитательный эффект.
— Да, раз мы об этом заговорили, я-то куда отсюда пойду: на волю или на плаху? — я натянул перчатки и посмотрел на него, показывая, что готов выдвигаться.
— Понятия не имею, — Подоров пожал плечами. — Это решает Совет. А члены Совета не распространяются о предполагаемом приговоре.
— А что, если заключенный не выдержит этих нечеловеческих страданий и вздернется на люстре? — я иронично приподнял бровь.
— Это будет только его выбор. Здесь в любом случае тюрьма, а не пункт психологической помощи особо нежных персон, — Подоров говорил на этот раз жестко. — И, нет, бежать отсюда возможно только одним способом — подкупив охрану.
Когда мы вышли из моей комнаты, пардон, камеры, то я понял, о чём он говорил. В прошлый раз здесь был сам император, поэтому всё было по-другому. Когда меня сюда доставили, я мало на что обращал внимание, в тот момент мне хотелось только лечь и уснуть. Теперь же мне стало понятно, как устроена система охраны этой элитной тюрьмы. За заключёнными действительно никто не следил в камерах, или в комнатах, хотя, тут без разницы. Если то, о чём говорил Подоров, соответствует действительности, а так оно, скорее всего, и есть, то нарушать интим высокопоставленных хулиганов — себе дороже. А вот в коридоре уже стоял пост охраны. Выход был только один, никаких черных ходов предусмотрено не было. Проходя мимо одно из окон, я обратил внимание на то, что за стеклом переливается словно надутый мыльный пузырь. У себя в комнате я такого не замечал, да и здесь бы не заметил, если бы солнечный луч не упал под определенным углом. Понятно, решеток нет, но из окна хрен выскочишь. Как только статичная магическая защита существует в пределах антимагического поля, лично для меня осталось загадкой. У нас дома свет погас, когда этот козёл покойный притащился.
Дальше охранники была повсюду. Всего я насчитал до самого выхода шестерых неулыбчивых и неразговорчивых парней. Седьмым был тот самый, который постоянно прибегал ко мне, выясняя, как так получилось, что кто-то сумел применить магию. Он проводил меня взглядом, желающим очень доброго пути и желательно покороче — из зала Совета прямиком на плаху. Но, не думаю, что члены Совета учтут его пожелания.
Уже на улице Подоров надел мне на руку довольно тонкий серебряный браслет, по внутренней стороне которого шла вязь незнакомых рун.
— Что это? — спросил я мрачно.
— Блокиратор, — просто ответил Подоров. — Над залом Совета антимагического купола нет, а ты не самый слабый маг. Всего лишь одна из мер безопасности.
До здания Совета добрались быстро, благо оно находилось недалеко от дворцового комплекса.
Я здесь ещё никогда не был, поэтому осматривался с определенной долей любопытства.
Сам зал меня поразил своим аскетизмом. А на удивительно неудобные каменные скамьи я даже смотреть не мог. Не представляю, как на них можно сидеть, а ведь многие члены Совета давно уже переступили границу шестидесятилетия. Это же подхватить простатит можно, только подумав, что сидишь полдня на вот этом.
Зал был ещё наполовину пуст, но Ушаковы уже сидели на своих местах в первом ряду. Они повернулись в нашу сторону, и Егор кивнул, приветствуя меня. Подоров же, оставив меня возле стула без спинки, стоящего посредине каменной арены, подошёл к прадеду и что-то тихо ему сказал. Ушаков-самый-старший внимательно выслушал и кивнул, после чего Подоров быстро вышел из зала.
— Тут красиво смотрелась бы пентаграмма, — задумчиво проговорил я, осматривая арену. — Да, в камне желоба для того, чтобы кровь стекала, а стульчик как раз на месте жертвы предполагаемой стоит. Сюда ещё бы кандалы и кол под зад, прекрасный стул раздумий получится.
— Если ты так хочешь, то кандалами я лично могу тебя обеспечить, — заявил Ушаков, подняв на меня взгляд. Надо же, а я думал, что он меня не слышит. — Да и стул раздумий, если хорошо покопаться в музее пыток, сюда можно доставить. Насчет пентаграммы, вот тут извини, если только сам её начертишь.
— Да, нет, спасибо, мне и так неплохо, — быстро ответил я, осматривая стул, просто на всякий случай. Вообще, у меня не было никаких сомнений в том, что Ушаков вполне способен устроить мне то, о чём я так опрометчиво наговорил. — Не стоит напрягаться из-за моих странных фантазий. А то, возраст как-никак.
— Егор, это ты ему такой впечатляющий фингал поставил? — Егор быстро глянул в мою сторону и весьма неуверенно ответил.
— Да, так получилось. Мы оба были на взводе, так что…
— Не оправдывайся, — резко прервал его прадед. — Не имей такой отвратительной привычки. А вот, что достал этого наглеца — это ты молодец, не зря тебя учили. Мало только, — и он уткнулся в какую-то бумагу. А я так и не понял, мало чего? Мало Егора учили, или мало он мне врезал? Наверное, и то, и другое.
Осмотрев стул и признав его годным, я сел, отметив про себя, что даже такое не слишком удобное седалище намного лучше, чем то, на чём сидели члены Совета.
Постепенно зал наполнялся. Главы кланов входили первыми, за ними тащились наследнички, многие из которых счастливыми от перспективы побывать на Совете не выглядели. Конечно, встречались исключения. Водников, например. Младший просто светился злобным удовлетворением, ну а как же, его первейшего школьного врага сейчас судить будут. Старший же выглядел сосредоточенным, словно решал про себя сложнейшую дилемму.
Одним из последних вошёл Белов. Он прошел быстро на своё место лишь ненадолго затормозив возле господина с лицом бывалого алкоголика, который внезапно завязал и теперь понятия не имеет, что с этим делать.
Наконец, все расселись по местам. Я их насчитал ровно тридцать. Каждый член Совета сидел от другого на определенном строго выверенном расстоянии. Линейки я ни у кого в руках не заметил, значит, какая-то магическая метка, которую мне не видно с этого ракурса. Взгляды всех присутствующих впились в меня, а около десятка смотрели особо пристально, словно их обладатели хотели вскочить и заорать на весь зал.
— К черту ваш Совет и ваши слушанья, нам от этого типа совершенно другое надо услышать и желательно увидеть.
Так как среди этого десятка находился также и Белов с тем пропитым мужиком, то получалось, что я не так уж далек от истины.
Тем временем Ушаков встал, взяв слово на правах председателя.
— Все мы прекрасно знаем, зачем здесь собрались сегодня и по какому поводу. Вижу, что почти никто из вас не проигнорировал предложение привести на слушанье наследников, а молодые люди не нашли благонравный предлог отказаться от того, что в определенный момент их жизни станет обязанностью, как глав кланов. — Ну ещё бы, попробовали бы эти молодые люди отказаться. Я бы с удовольствием посмотрел на этот смертельный номер. Я обвёл зал взглядом ещё раз. Осмотреть весь зал не получалось, пришлось бы вертеть головой, а то и поворачиваться вместе со стулом, но даже среди тех, кто мне попался на глаза, знакомых было немного, только Вольф и Водников. Остальных наследников я мельком видел на балу, но лично знаком не был. Многие из них смотрели на меня с любопытством, и явно не были в курсе, что же я такого страшного натворил, чтобы меня судили полным составом Совета кланов. А прадед тем временем продолжал. — Матвей Подоров передал Совету материалы рассматриваемого дела, с которыми каждый из вас ознакомился. Сам он не смог присутствовать, у него есть дела поважнее, чем давать показания в деле, прозрачность которого не вызывает уже лично у меня никаких сомнений. Но, у кого-то из вас, возможно, ещё остались вопросы, на которые может ответить только сам Константин Керн. Однако, остается вероятность неверной передачи фактов рассказом, — ух ты, как он элегантно банальное враньё обозвал. Мне такому ещё учиться и учиться. — И поэтому я попросил Кернов предоставить Совету недавно разработанный в лаборатории Кернов прибор, способный считывать воспоминания и даже транслировать их вот на этот экран, — Ушаков взмахнул рукой и напротив входа развернулось белое плотное полотно, которое было видно из каждого уголка этого амфитеатра. — Мы его всесторонне проверили, подтасовывать воспоминания невозможно, они транслируются прямо из головы.
Прадед тем временем сел на место, а ко мне подошел вскочивший со своего места Егор, который нес в руках прибор. Я его видел впервые. Он представлял собой янтарный обруч, вставленный в медную оправу. Скорее всего сочетание элементов оказывало влияние на конечный результат, потому что ничем другим столь странный выбор металла для оправы я придумать не мог. Егор протянул обруч мне, а я в свою очередь протянул ему руку с браслетом. Чтобы активировать прибор необходима было магия. Нет, я, конечно, мог бы использовать огонь. Он охотно отозвался на мой призыв, несмотря на блокиратор, но пускай уж это останется весьма неприятным сюрпризом для моих врагов.
— Прибор поди весь день на тебе испытывали, — прошептал я, когда Егор снимал с меня браслет.
— Заткнись, а то я не поленюсь сбегать в музей и принести тебе вожделенный стул, — процедил Егор, размыкая концы браслета и позволяя деактивированной игрушке упасть ко мне на колени.
— Ты так любезен, прямо настоящий брат, — я мило улыбнулся. — Но лучше поймай какого-нибудь негодяя на улице в ночное время и реализуй в клановом подвале все свои сексуальные фантазии на нём.
— А ты, значит, не негодяй? — Егор вопросительно приподнял бровь.
— Я? Ну конечно же нет. Я веселый, обаятельный парень, просто порой бываю не в духе, — он в ответ фыркнул и отошёл, встав неподалеку: ноги на ширине плеч, руки заложены за спину. Охранник хренов. И не понятно, то ли меня, как того негодяя охраняет, то ли Ушаковы решили лапу на мой прибор наложить. Хрен им. И всё потому, что Егор не показал, как пользоваться прибором. Ладно, сам разберусь.
Я решительно надел обруч на голову, а перед этим почти незаметно спрятал браслет в карман. Если не вспомнят, то у меня появится прекрасный трофей. Не с пустыми же руками уходить отсюда, в конце концов.
На всякий случай я использовал семейный дар, хотя Егор не владеет временем и пространством, но всё-таки сумел протестировать прибор на себе. Тихону всё же удалось обойти это условие источника и сделать прибор доступным для любого мага, владеющего хоть частичкой дара, потому что мне хватило лишь крошечной капли, чтобы прибор активировался, и я провалился в уже знакомую комнату в собственном разуме с каталогом воспоминаний. На этот раз всё случилось на редкость быстро, без выматывающих вращений и жуткой головной боли, которые приводили к дезориентации, когда я понять не мог некоторое время, где вообще очутился.
Выбрав нужное воспоминание, я активировал карточку и вот уже падаю на пол в комнате под истошные вопли лишенного возможности перемещаться Паразита.
Мои собственные метания, Назар Борисович с его лапочкой, моя растерянность, когда я понял, что не могу воспользоваться главным своим преимуществом — магией. А дальше мой стремительный проход до галереи. Почему-то мне тогда казалось, что я добираюсь до деда и защищающего его Паразита несколько часов не меньше. На самом же деле, прошло не больше семи минут. Когда я подошёл в воспоминаниях к галерее, то сосредоточился на полубезумной речи Павла, которую, кстати, ни император, ни Подоров не слышали. А потом всё завертелось: упал раненный Паразит, ворвались гвардейцы с императором, а также хорошо видный с моего ракурса момент, как у Павла дернулась рука с кинжалом. Вот сейчас я отчетливо увидел по тому, как напряглись его мышцы, готовые молниеносно взметнуть руку с кинжалом к горлу деда, у которого и так вовсю хлестала кровь. Я опередил его на пару секунд. Оставив трогательный момент прощания с котом, я вышел из воспоминаний. Вот про то, что император в какой-то момент перепутал меня с погибшим двадцать лет назад сыном, Совету знать точно не обязательно.
Я стянул обруч и потряс головой. Всё-таки кое-какие неприятные ощущения сохранились, но, скорее всего, избавить от них полностью не удастся. Но получилось всё-таки шикарно. Я посмотрел на экран, на котором застыла картинка: я бросаю обрез и протягиваю руки Подорову. Картинка становилась всё бледнее, пока полностью не исчезла с экрана.
В зале царило молчание. Кто-то из членов Совета задумчиво крутил ус, кто-то что-то яростно строчил в блокнот. А вот молодежь выглядела не очень. Даже Андрюша Водников, увидев словно воочию не простую драку, хоть и довольно жестокую, а самый настоящий бой, короткий и стремительный, в котором много крови, кишок, отрубленных конечностей, простреленных голов и полное пренебрежение к своей и чужой жизни, что было чётко видно в тот момент, когда я задушил поджигателя, чтобы не тратить на него драгоценный патрон. Для неокрепшей психики наследников это было, наверное, слишком. И чем вообще думали их папаши, когда тащили парней сюда, даже не подготовив к тому, что они могут увидеть? Ах, да, этот просмотр и для членов Совета стал полной неожиданностью, вот только я не вижу среди глав кланов ни одного потрясенного лица. Злые — да, это же такое попрание их прав, но сам бой, если кого-то из них впечатлил, то ненадолго, и с чисто технической точки зрения, не более.
— Ну что же, полагаю, что последние вопросы исчезли, — Ушаков вздохнул. — Ну ты и подкинул нам работы. Теперь придется задержаться, чтобы обсудить то, что говорил Великий князь, а то что он говорил, очень серьезно. — Я пожал плечами. Они сами хотели увидеть, я-то при чём? Ушаков тем временем повернулся к членам Совета. — У кого возникли вопросы, задавайте, прежде, чем мы закроем зал для совещания.
Сразу же, как только прадед закончил говорить, поднялся тот самый мужик, который крутил ус.
— А какое ружье использовал ваш дворецкий? Я плохо рассмотрел клеймо, — я чуть со своего стула не свалился, услышав вопрос.
— Слава, потом сам спросишь у Назара, с чем он там развлекался, — Ушаков махнул рукой.
— Тогда я спрошу, — поднялся тот тип, который строчил что-то в блокноте. — А когда Керны начнут продавать эти замечательные обручи памяти? — Хорошее название, кстати, надо запомнить.
— Так, у кого есть вопросы по делу? — Ушаков уже начал раздражаться.
— Да какие тут могут быть вопросы, Андрей, — встал со своего места Белов. — Тут почти всё понятно. Сейчас закроемся и обсудим. Но Керн обещал мне показать, что произошло у Снежиных, и это важно не только для меня, ты же понимаешь.
— После оглашения решения вы можете смотреть, что угодно, — Ушаков поджал губы, ну, конечно, он-то наверняка уже видел. Егор страдал по полной, заглаживая косяки. — Всем посторонним покинуть зал на время совещания.
Егор подошел ко мне, и жестом позвал за собой. Мы вышли за притихшей толпой наследников, но, в отличие от них, сразу же повернули направо, оказавшись в маленькой комнатке без окон. Как только двери в зал закрылись, на дверной проём комнатки рухнула плита, отрезав нас от всего мира, а на стенах вспыхнули самые настоящие факелы.
— Ну что же, подождём, что они там решат, — пробормотал я, усаживаясь на один из двух стульев. Обсуждение может затянуться, не на ногах же ждать, когда они наговорятся.