Глава V

Роберт Карлович рассказывает про алхимика. Откуда берутся секвенции? Вождь Тумба-Юмба и праведники. Траутман будет суперменом. Роберт Карлович улыбается. Траутман едет ночевать в своей квартире. Первые впечатления о квартире.

Свои объяснения Роберт Карлович начал с рассказа про алхимика, который с помощью рецепта из древнего манускрипта превратил кусочек свинца в золото. Алхимик поведал об этом герцогу — своему покровителю. Обрадованный герцог велел начать производство золота в промышленных количествах, но у ученого ничего не получилось. Рецепт сработал ровно один раз. После нескольких неудачных попыток герцог велел казнить несчастного алхимика.

Роберт Карлович объяснил, что древний документ содержал рецепт секвенции — определенной последовательности действий, вызывающих явление, которое нарушает известные законы природы. Такое чудесное явление принято называть мираклоидом. После возникновения мираклоида секвенция как бы засыпает на некоторое время. Той алхимической секвенции предстояло проспать шестьдесят три года. Эти годы носят название «периода безразличия». Большинство известных нам чудес, если они действительно имели место, являются последствием различных секвенций.

— А шалимар — это сигнал о том, что образовался мираклоид? — догадался я.

— О мираклоиде свидетельствует то, что вы называете ароматическим взрывом, — уточнил Роберт Карлович. — А шалимар начинает ощущаться после того, как происходит одно из событий, составляющих секвенцию.

— Предпоследнее событие? — предположил я.

— Не обязательно предпоследнее. Мы поговорим об этом попозже.

Тут мне в голову пришла интересная мысль, которую я поспешил озвучить.

— А секвенция с воблой не сработала из-за того, что кто-то недавно ее воспроизвел, и мы столкнулись с периодом безразличия? А что, кстати, должно было произойти?

Роберт Карлович одобрительно поднял брови:

— Вы весьма сообразительный молодой человек. Я был уверен, что мои объяснения потребуют куда больше времени.

— А всё-таки, что должно было произойти?

— Поверьте, Андрей, это абсолютно несущественно. Просто вы бы ощутили ваш шалимар, и случилось бы нечто, не поддающееся объяснению в рамках ваших представлений о возможном и невозможном. Похоже, вам с некоторой вашей несдержанностью не совсем удобно следовать моей логике изложения, — с оттенком сожаления продолжал мой наставник, — поэтому можете в любой момент меня прервать и задать вопрос.

— Отлично, у меня уже появилась куча вопросов. Например, в секвенции обязательно принимает участие огонь?

— Нет, совсем не обязательно. Дело в том, что многие секвенции были открыты жрецами древних богов и алхимиками, а и те и другие очень любили всякие игры с огнем, так как придавали пламени большое значение. Поэтому часть секвенций, знания о которых пришло к нам из этих источников, нередко включают в себя огонь в том или ином виде.

— А как обнаруживают новые секвенции? Я понимаю, что можно с определенной точки зрения изучать старые тексты, а потом, пытаться воспроизвести обстоятельства, при которых случались необъяснимые явления. Но ведь кто-то когда-то нашел эти секвенции, не пользуясь чужими записями?

— Это очень важный вопрос, Андрей. Я рассчитывал поговорить об этом попозже. Но раз уж вы спросили, то давайте попробуем прямо сейчас. Предварительно мне бы хотелось предупредить вас о некоторых вещах. Я — один из лучших специалистов по секвенциям, и я не намерен скрывать от вас, что бы то ни было. В то же время, вы должны понимать, что мои объяснения выражают только мое частное мнение. Мое мнение может отличаться не только от мнений других специалистов, но, к сожалению, и от того, как дела обстоят на самом деле. Это понятно?

— Да, вполне.

— Тогда перейдем к источникам знаний о секвенциях. К сожалению, аналитически вывести секвенцию невозможно. Более того, даже зная секвенцию, которая объективно существует, вы никогда не вычислите ее последствий. Изучая составляющие события неизвестной секвенции, вы никогда не определите, увеличит ли она урожай редиски на вашем огороде или вызывает цунами. Более того, есть основание полагать, что масштаб последствий секвенции не зависит от количества событий, её составляющих. Вполне можно допустить, что секвенция, пригодная для лечения бородавок, состоит из сотни элементов. В то же время, секвенция, предположительно вызвавшая мировую катастрофу, в результате которой вымерли динозавры, могла бы состоять всего лишь из пяти элементов.

— То есть единственным способом обнаружить новую секвенцию является тупой перебор сочетаний всего и со всем? Но, как я догадываюсь, вам известно довольно много секвенций. Как-то не верится, что они были открыты с помощью прикладной комбинаторики!

— Я не думаю, что много секвенций было открыто случайно, с помощью, как вы выразились, комбинаторики, — иронически сказал Роберт Карлович. — Хотя кое-что мы определенно получили от алхимиков, пытавшихся варить черную крысу в молоке её матери и совершавших массу подобных странных действий. В таких случаях, скорее было важным то, что алхимики толком не знали, что именно у них может получиться и фиксировали все мало-мальски необычайные последствия. В то время как обычный человек, случайно воспроизведший секвенцию, просто не соотнесет странных поступков со странными последствиями. А главное другое, Андрей. Существует совсем иной способ получить новые знания.

Я почувствовал, что услышу сейчас что-то совсем уж интересное. Хотя куда уж интереснее? Похоже, что намеки Роберта Карловича про обретение мною нового смысла жизни совсем не беспочвенны. Мне казалось, что я просыпаюсь от долгого томительного сна, и меня ждет огромное количество очень увлекательных дел.

— Другой источник сведений о новых секвенциях довольно неожиданный, — продолжил свой рассказ Роберт Карлович. — Иногда человек вдруг просто понимает, какую секвенцию нужно составить, чтобы получить желаемое. Заметьте, он понимает не только последовательность нужных событий, но и их результат. Кстати, слово «понимает» здесь не совсем уместно. Не понимает, а знает. Вдруг, ниоткуда приходит отчетливое и странное знание.

— А есть какие-то закономерности? К каким людям приходит такое знание? — возбужденно спросил я.

— Хороший вопрос, — кивнул головой Роберт Карлович. — А ответ на этот хороший вопрос воистину удивителен. Такое знание чаще всего приходит всякого рода праведникам и религиозным подвижникам.

— Христианским праведникам? — зачем-то спросил я, уже понимая, что в античные времена, никаких христиан не было, а часть знаний о секвенциях пришла именно из тех времен.

— Совсем необязательно, — ответил Роберт Карлович. По его взгляду я догадался — он понял, что я уже сообразил про античность и христиан. — Знания приходили самым разнообразным праведникам — христианским, мусульманским, иудейским, поклонникам культов Ваала и Кали, не говоря уж о буддистах. Добавлю, что, условно говоря, почитателям идола Тумба-Юмба из африканского племени Ням-Ням, тоже случалось получить нужного рода просветление.

— Но это ведь странно, правда? — удивился я. — Определенно, поведение святых людей в различных религиях сильно отличается. Удачливый поклонник Тумбы-Юмбы, прославившийся особо успешными уничтожением популяции соседнего племени, вряд ли будет считаться достойным христианином или мусульманином.

На последнем моем слове Роберт Карлович иронически хмыкнул.

— Ладно, — согласился я. — Допустим, что во имя Аллаха, как и во имя Христа, добрые верующие с увлечением резали, жгли и душили, а в последнее время еще и взрывали. Допустим. Но православный схимник, проводящий все дни в молитвах, не должен вызывать симпатии у Тумбы-Юмбы, так ведь? А вы пытались проанализировать, чем именно отличились различные праведники, получившие соответствующее просветление?

— Пытались, Андрей. Пытались, — на лице Роберта Карловича появилась озабоченность. — Мы-то всего лишь анализировали доступные нам факты. А некоторые искатели истины в своё время пришли к выводу, что всё дело в перенесенных праведниками страданиях и эти «некоторые» начали производить мучеников конвейерным способом. Своего, правда, они не достигли, но население проредили изрядно.

Мои мысли вдруг приняли другое направление.

— А вот вы уже несколько раз сказали слово «мы». В «мы» это — кто? Группа лиц, организация?

Роберт Карлович на пару секунд задумался. Похоже, мой вопрос был немного преждевременным. Потом он поднял глаза к потолку и еще секунд десять что-то там разглядывал. Затем, избегая почему-то смотреть мне в глаза, очень тихо произнес:

— Мы — это весьма ограниченная группа лиц, объединенных в различные организации. Точнее сказать, большая часть людей, имеющих представление о секвенциях, принадлежит к тем или иным организациям.

Он явно чего-то недоговаривал, но мне показалось, что если я задам правильный вопрос, то получу нужный ответ. Кажется, я зацепился за что-то, о чем мне рассказывать не собрались. Пока, во всяком случае.

— Между организациями нет полного единства и взаимопонимания? — уточнил я.

— Вы очень деликатно выразились, Андрей. — Лицо Роберта Карловича сделалось одновременно грустным и раздраженным. Я подумал, что это раздражение относилось совсем не ко мне. — С взаимным пониманием дела у нас обстоят совсем плохо. Довольно сложно, знаете ли, быть конгениальными с группировкой, ищущей секвенцию, которая приведет к концу света. И дружить с теми, кто ищет рецепт, как бы извести всех, кто не должным образом чтит Создателя, тоже не получается. Впрочем, кроме знания о секвенциях, нас объединяет еще одна вещь. Мы все понимаем, что это знание не может сделаться всеобщим достоянием.

— Почему бы и нет? — спросил я, чувствуя, что кое-что мне перестает нравиться, — вы, ведь, не против того, чтобы рассекретить знания о таблице умножения?

— Андрей, — спросил Роберт Карлович. — Если бы у вас был рецепт, как из подручных средств сделать атомную бомбу, вы бы опубликовали его в интернете?

— Разумеется, нет, — быстро ответил я.

— А если бы у вас был десятилетний сын, вы бы ему открыли комбинацию своего домашнего оружейного сейфа, где держите охотничье оружие?

У меня нет ни сына, ни сейфа с ружьями, но я вынужден был ответить отрицательно. Не открыл бы сыну секрета золотого ключика.

— Спрашивайте еще, — предложил Роберт Карлович.

— А почему вы рассказали о секвенциях мне? Почему выбрали меня и как меня нашли? — тут мне в голову пришла еще одна мысль. — А уважаемый Себастьян Траутман действительно мой родственник? Почему он не захотел со мной встретиться в Соединенных Штатах? Если не родственник, то зачем мне дали столько денег? Вполне можно было бы меня нанять на работу за жалованье и не слишком большое, притом. А что объединяет людей внутри одной организации? И кто вы такой сам, в конце концов, и зачем вам нужен я?

Роберт Карлович потешно замахал ладошками.

— Андрей, — успокаивающе сказал он. — Поверьте, со временем вы получите все ответы, которые я смогу вам дать. Не спешите. Прямо сейчас я отвечу на ваш последний вопрос. Вы обладаете неким даром, который, как я надеюсь, поможет предотвратить катастрофу. Очень серьезную катастрофу мирового масштаба. У вас есть дар, но нет знаний и силы. И то и другое мы вам сможем дать.

— Со знаниями я уже более-менее понял, — слегка иронично сказал я. — А что там с силой? Вы будете заниматься со мной физкультурой и научите секретным приёмчикам?

— Не совсем, — мягко ответил Роберт Карлович. — Просто мы из вас в кратчайшие сроки сделаем супермена.

— Того самого, в голубом трико и с большой красной «S» на груди? — обрадовался я. — Я смогу летать выше самолетов и нырять глубже батискафов? И пули от меня будут отскакивать? А я смогу побороть сто человек?

— Мне нравится ваш веселый характер, — улыбнулся Роберт Карлович. Улыбнулся в третий раз за сегодняшний день!

Ночевать меня отправили домой, в мой новый и первый в моей жизни собственный дом. Неразговорчивый шофер, мрачноватостью и стилем одежды напоминающий Роберта Карловича в молодости, за двадцать минут довез меня на знакомой черной машине с затемненными стеклами до моего нового жилища. Научил меня пользоваться пластиковыми карточками-ключами и проводил до дверей моей квартиры. От немедленного осмотра своего подземного гаража я отказался, справедливо рассудив, что у меня еще будет время познакомиться и с гаражом, и с чудо-автомобилем, который меня там ждал. Шофер предупредил, что будет ожидать меня возле дома в семь часов утра, и откланялся. Я приложил свой пластиковый ключ к стальной пластине на двери, как научил меня шофер, и дверь с приятным щелчком открылась. Искать выключатель в прихожей мне не пришлось, как только я переступил порог, в коридоре сам собой зажегся свет. Пустовато у меня в прихожей. Не пустовато даже, а просто пусто, только в ближайшем углу стоит низенькая табуретка, предназначенная, наверное, для комфортного снятия и надевания обуви. Я вспомнил, что в коридоре во всех стенах скрыты встроенные шкафы, но разыскивать их прямо сейчас ни нужды, ни желания не было. Цвет прихожей мне, честно сказать, не понравился. Я хорошо помнил, что именно я сам настоял на этом зеленом, слегка кислотном цвете. Дизайнер, рабская душа, предлагавший изначально светло-бежевый цвет, очень одобрил мой выбор. Не то чтобы я его в этот момент сильно осуждал, но он мог бы быть понастойчивее.

Я провел взглядом по коридору в поисках уютных домашних тапочек и не обнаружил ничего похожего. Тщательно вытерев подошвы туфлей о мохнатый коврик кислотной расцветки, лежащий у входной двери, я уверенно двинулся на кухню. Планировку квартиры я хорошо изучил дистанционно через интернет. Когда я был в этой квартире в первый и последний раз два года назад, на полу еще была только бетонная стяжка, а на ровных серых стенах не было и следа обоев.

Я отложил подробное исследование квартиры до лучших времен, принял душ и улегся спать.

Загрузка...