Ошибка создателя

7. Рассказывает Фревиль

Он протянул мне руку и сказал:

— Зовите меня Михаилом.

Никогда бы не подумал, что это директор; а впрочем, у меня не было знакомых руководителей ферм, тем более — ферм, принадлежащих международным организациям.

Его заместителя звали Людвиг. Увидев Клер, он громко спросил:

— А это кто? Супруга?

Клер была смущена, я — что и говорить…

Я дал необходимые разъяснения.

— Вот как! — воскликнул Людвиг.

Михаил пришел нам на помощь. Когда он улыбался, его цветущее лицо становилось таким милым, добрым, приветливым, что он напоминал ребенка, шалуна-вундеркинда.

Людвиг заставил меня разволноваться своим вопросом относительно Клер, и я проглотил, не запивая, одну из таблеток, которые захватил с собой. И всю дорогу до главной усадьбы таблетка стояла у меня в горле.

Наше пребывание в Тальменусе началось, разумеется, с обильного обеда — впрочем, меня предупреждали, что на фермах так всегда делается. Не могу сказать, будто обычай неприятный; я, вообще, люблю вкусно поесть; а при одном взгляде на этот стол слюнки текли. Едва мы сели, принесли вареники, и сразу видно было — из натурального теста; а когда я раскусил первый благоухающий, исходящий сладким паром комочек, я обнаружил, что и творог натуральный, в этом не было никакого сомнения! Я забыл о целях своего приезда — и об официальной цели, и о своей тайной; окунал натуральные вареники в натуральную же сметану и поглощал их — в неимоверном количестве…

Но я хотел как можно скорее приступить к осмотру фермы.

Михаил посулил мне экскурсию, и я попросил его не откладывать выполнение этого обещания.

Что бы нам ни принесли еще — все равно я уже ничего не смог бы съесть. Ни крошки.

С трудом мы выбрались из-за стола.

Экскурсия меня разочаровала… Нет, ферма была, конечно, примечательной, и директор как глава этой организации заслуживал всяческих похвал, но… Короче говоря, я замучил Клер и Михаила, таская их из конца в конец хозяйства, по самым дальним уголкам; я все искал то сельское строение, на фоне которого — я отчетливо помнил снимок, виденный мною в альбоме у Армана, — сфотографировались мои сотрудники. Иногда попадалось нечто подобное, бывало, сходство казалось бесспорным; но тут я обнаруживал, что или облицовка не совсем такая, как на снимке, либо фасад так расположен по отношению к терминатору, что Клер, Арман и Берто ни в коем случае не имели бы необходимости щуриться от света.

Я приехал напрасно!

Расстроенный, я кое-как прочел свою лекцию. Читал я по бумажке. Знаю, что это плохо, но мое состояние можно понять. Я захватил с собой черновик доклада для Всемирного конгресса по роботехнике и через силу прочел его собравшимся.

Зато Клер — о, Клер блистала! С горящими глазами она ораторствовала час, потом другой, отвечала на вопросы, без конца рисовала на доске свои любимые схемы, вымазалась в мелу со лба и до колен и ушла с клубной сцены, провожаемая бурными аплодисментами. Когда она говорит о своей работе — можно заслушаться. Работа стала ее стихией. Я хотел бы когда-нибудь специально написать о Клер как об ученом. Но это надо сделать профессионально. Чтобы еще посильнее получилось, чем о Станции.

После наших лекций трапеза была продолжена. Людвиг заметил, что настроение у меня отнюдь не приподнятое, по-своему истолковал это и принялся развлекать меня анекдотами на вечную тему — о том, как хозяин уехал в командировку, а робот остался дома. Потом Людвиг переключился на Клер. Она тоже сидела грустная — но по несколько другой причине. Это были дни, когда она в очередной раз изнуряла свой организм диетой, чтобы ценой невыносимых страданий заставить себя похудеть на полкилограмма. Единственный проглоченный вареник стоил ей длительного раскаяния; теперь она тоскливо оглядывала стол с дразнящими ее самыми разными яствами; страсти бушевали в ней, и стойкости женщины с прекрасной фигурой едва ли не пришел конец перед столькими искушениями… Людвиг рассказывал Клер на эльзасском диалекте старый анекдот о роботе, который отправился в баню.

Путешествие на ферму едва ли можно было считать удавшимся, а мысль о том, что я должен объехать все моря и горы в поисках нужного мне строения сельского типа, больше не казалась гениальной. Даже если бы я нашел время на сомнительного рода туризм по аграрным районам, это для меня не по силам: я не могу съесть сколько угодно, в этой сфере деятельности мои природные задатки и приобретенный в Отделе навык весьма ограничены.

Что же делать?

Я принялся выстраивать цепочку событий последних дней.

Итак, что было сначала? Вначале Земля была бесформенна, пустынна и погружена в вечный мрак. Всюду простирались только воды, а над ними носился дух божий.

И сказал бог: да будет свет! Увидев, что свет хорош…

Кажется, я устал! Так что же сначала было? Вначале была телеграмма от Армана. Нет, стоп! Телеграмму Арман отправил после того, как Берто подал заявление об уходе, а еще раньше они втроем ездили куда-то на пикник… Итак, сперва они куда-то ездили. Но начнем с еще более раннего времени.

Вначале лаборатория была спокойна, все ставки заполнены и работа шла идеально по графику, утвержденному Высоким Начальством.

И сказал я: да поеду я к Юркову, раз предоставляется такая возможность.

И уехал. В то же время (я сам видел фотографию, да и жена Армана проговорилась, что именно в последнее мое отсутствие) Клер, Арман и Берто исчезают на несколько дней из Отдела (об этом я знал и от секретарши). Кто был четвертым, — а ведь должен же существовать человек, который их фотографировал, неизвестно. А впрочем, это могла быть и автоматическая съемка, тогда вопрос о четвертом отпадает. Берто по возвращении с пикника в Отдел подает заявление об уходе. Примерно в тот же период, когда произошла поездка, Арман представляет список на семь публикаций, — затем забирает его, вычеркивает неизвестно какую седьмую публикацию и дает новый список — на шесть работ; часть этих событий, возможно, произошла до поездки, а часть — после. Кажется, все, не считая неясных намеков секретарши Высокого Начальства… Да, еще этот странный вызов сюда, в Тальменус, на лекцию — с какой стати моя персона заинтересовала обитателей фермы? И, наконец, последние события. Арман — без моего ведома — заполняет место Берто неким ничтожеством, своим приятелем. Остается только добавить, что Берто был не первым, кто вот так же внезапно уволился… И — никаких объяснений!

Так что же я должен делать? Мысли у меня были бесформенны, пустынны и погружены в вечный мрак.

И тут кто-то сказал: да будет свет!

То, что произошло, безусловно, сверх меры подчеркивает роль случайности. Но если рассматривать вопрос диалектически, станет ясна логика событий, за которыми, тут я согласен с рядом философов, стоит закономерность.

Стараясь поддерживать легкую светскую беседу с моим другом директором Михаилом и его заместителем Людвигом, Клер поступила вдруг в высшей степени опрометчиво: непостижимым образом умудрилась задать именно тот вопрос, с которым давно должен бы обратиться я сам, — если б я до такого простого вопроса додумался.

— Послушайте, Мишель, — сказала она моему другу, — отчего вам пришла в голову идея пригласить Фревиля?

— А почему нет? — удивился директор. — Разве плохая идея?

— Я не сказала, что идея никуда не годится. Но любопытно, откуда здесь такой интерес к роботехнике.

— Ну, это просто. Думаете, мы тут стоим в стороне от прогресса? Да мы начали, в порядке эксперимента, арендовать роботов для наших филиалов!

Тут Людвиг принялся рассказывать невероятно длинную притчу о роботе, собаке, корове и тракторе. Я уже потерял, было интерес к разговору — едва ли он мог дать мне что-либо, как вдруг Михаил остановил заместителя и сказал:

— Да, вот еще что! Если уж вам это так интересно, Лера, я вам скажу, откуда я про вашего Фревиля услыхал. Поверьте, Лерочка, даже газету прочесть времени не остается. Так что в первый раз я про Фревиля услышал на одной нашей дальней усадьбе. Люди рассказывали. И как раз план культмероприятий надо утверждать.

Заседаем, повестка дня длинная, чуть не до Земли. Я говорю: а давайте возьмем да и пригласим этого самого Фревиля. Ну, посоветовались с товарищами и доукомплектовали Фревилем план работы…

Здесь опять вступил Людвиг. Я покинул их, предоставив им без меня добираться до финала притчи о роботе, собаке, корове и тракторе. Я быстро дошел до конторы и отправил в Отдел телеграмму о том, что задержусь на некоторое время.

В конце дня Людвиг отвел меня в сторону и деликатно осведомился, как разместить нас на ночь. А мне говорили, что я встречусь с такой строгостью нравов, какая мне и не снилась!

Увидев, что я смутился, он принес мне свои извинения.

— Я хотел как лучше, — сказал он; я и без того верил в его искренность.

Он поселил нас в соседних комнатах.

Пожелав Клер доброй ночи, я еще потоптался на пороге ее комнаты, уходить мне так не хотелось, а она меня и не прогоняла; но я не нашел ничего лучшего, нежели спросить ее мнение о Сови.

— Я поняла, что интеллектуальный потенциал распределен среди людей неравномерно, — резко ответила Клер.

Остаток вечера я провел в своей постели за чтением очерка: