Осенние

7

Вечером пожелать спокойной ночи заглянула мама. Её взгляд снова скользнул по двум букетам, украсившим крышку швейной машины, превращая её в цветочный постамент. И снова мама ничего не сказала, только чуть улыбнулась. Я про себя фыркнула. У меня мама такая: обязательно дождётся, пока я сама всё не выболтаю. Знает — долго не продержусь.

— Алёна, тебе не кажется, что в твоём гардеробе не хватает вещей поярче?

— Знаешь, мам… Как ни странно — кажется, — улыбнулась я.

— Если понадобятся деньги — не молчи.

— Ладно, мам, скажу. — Я засмеялась и, благо она подошла совсем близко ко мне сидящей, крепко обняла её за талию и прижалась ухом к животу. — Только пока спрашивать не буду, потому что деньги есть. Сама видела, сколько заказов.

— Тем более надо бы обновиться, — задумчиво сказала мама. — Пока деньги есть, оденься. Не трать понапрасну. Спокойной ночи, дочь.

— Спокойной, мама.

Она ушла. Вслушиваясь в звуки позднего вечера в нашей квартире, я уловила момент, когда смолкло активное бормотание телевизора. И стало тихо.

А Костя так и не позвонил.

Вздохнув, я встала из кресла, в котором, взобравшись с ногами, сидела, уставившись на стену напротив — на швейную машину с цветами. Выключив свет, сделала несколько упражнений для глаз. Упражнения нашла в Интернете, но пользовалась ими нечасто. Сегодняшний день — сплошная нагрузка на глаза. Поневоле вспомнилось, что иногда и их надо приводить в порядок…

Потом снова включила свет — посмотреть на последний портрет Валеры — брата Женьки. Придирчиво оглядев его, поняла, что нарисованные, ожившие глаза не изменились, и снова попробовала стереть рвано мозаичные линии сгоревшей кожи и прорисовать лицо отчётливым и чистым. Не получилось. Я агрессивно и насупясь посмотрела на портрет. Ничего! Ещё не вечер! Поддашься!

Только потянула на себя одеяло, вроде уже не в силах открыть тяжёлые веки, как писк мобильника заставил подскочить: эсэмэска!

«Привет. Спишь?»

Будто услышала его голос — заботливый и в то же время насмешливый. Ишь… Не позвонил, потому что боялся разбудить. Поэтому — сообщение. От понимания меня словно закутало в мягкое тепло.

На цыпочках подошла к двери и плотно закрыла её. Мурзила занял уголок рядом со мной, на кровати, и пока бродить по квартире не будет. Начнёт после двух ночи. А значит, можно поговорить при закрытых дверях… Как он поздно. Зато позвонил! Даже не надеясь, что я ещё не сплю!

Я снова укрылась одеялом: в квартире прохладно, до батарейного тепла ещё жить да жить. И быстро отстукала: «Привет. Нет ещё».

«Поговорим?»

«Ага. Только я позвоню сама, ладно? Чтобы родителей не разбудить».

«Жду».

Нашла номер в телефонной книжке, позвонила. В ожидании ответа погладила Мурзилу. Кот немедленно замурлыкал, а потом увидел, что сижу, и свалился мне на ноги. Тяжёлый, но главное — тёплый.

— Доброй ночи, — сказал в ухо мягкий голос.

Я невольно подняла голову на посторонний шелест у окна. Присмотрелась и прикусила губу: ошалевший от ночной безнаказанности ветер швырнул на карниз сухие листья, которые по металлу проехались с суховатым шуршанием… Так-так… Вот, значит, как звонит мужчина-осень!..

— Доброй, — всё ещё улыбаясь, откликнулась я. — Ты почему так поздно? — И вредным голосом добавила: — Деловые люди должны строго соблюдать режим дня!

— Время — детское, — легкомысленно сказал он. — А ты? Что делаешь ты, если до сих пор не спишь?

— Сейчас что делаю? — уточнила я. — Сейчас я старательно глажу кота, который лежит у меня на коленях. Вот.

Ожидала услышать шутку или смешок. А услышала (или мне только показалось, что услышала) затаённое дыхание. И даже немного испугалась: а что я такого сказала?

— Кот большой?

— Ну-у… Средних размеров. Но неплохой такой упитанности.

— Алёна, — вкрадчиво сказал он, и я услышала в его голосе странные нотки. — А ты не могла бы, гладя кота, думать, что гладишь меня по голове?

Опомнившись, я зашипела в трубку:

— Ах ты… Ах ты…

— Развратник, — самодовольно подсказал Костя.

Тихонько посмеялись. Вроде ничего особенного — в обмене репликами, но было смешно, как заговорщикам, которые, в отличие от других, понимают внезапно получившуюся шутку в сплетении своих, известным только им двоим тайных знаков.

— Алёна, завтра подойти в сквер не могу, — предупредил уже серьёзный Костя. — На работе запарка.

— И хорошо, что не можешь, — сказала я, решившись. — У меня столько заказов, что начальство меня отпустило на дистанционную работу — на дому.

— Неплохо, — оценил он. — Значит, вечером ты можешь быть свободна?

— Наверное, да, — осторожно согласилась я.

— Алёна, у меня необычная просьба. Я хочу сводить тебя в одно тихое, но удобное местечко с вкусными блюдами. Там можно посидеть в отдельном кабинете и вволю наговориться. Согласись, мы друг друга знаем пока ещё недостаточно. И поговорить нам необходимо о многом.

— Я-то согласна, — немного озадаченно сказала я. — Но что это за место?

— Скажем так, что там довольно демократично… — Костя прервался на паузу. Мне даже показалось, что он не решается мне что-то сказать, чтобы я не воспротивилась этому чему-то. Поневоле насторожилась. А он легко сказал: — Алёна, а ты ходишь только в джинсах? Или найдётся в гардеробе что-то более женственное?

Дался им всем сегодня мой гардероб!

— Найдётся, — спокойно ответила я. И повторила уже медленней, вдруг сообразив, что мне ужасно любопытно, куда он меня на этот раз поведёт: — Найдётся…

— Прекрасно, — удовлетворённо сказал Костя. — Я заеду за тобой часам к семи вечера. Будешь готова к этому времени?

— Да.

— Тогда — спокойной ночи, солнышко. — Последнее слово он произнёс так, что я открыла рот, впитывая его сочное звучание.

— Спокойной ночи, — машинально пробормотала я, расцветая от этого его даже не ласкового, а поразительно чувственного — солнышка.

Засыпала, повторяла, как молитву, только одну его фразу: «Согласись, мы друг друга знаем пока ещё недостаточно».

… Утро началось с воинственной ноты: я мгновенно проснулась и вспомнила главное — у меня впереди война! Выпрыгнула из постели (Мурзила тут же улёгся на тёплое местечко) и помчалась к столу. Не глядя, включила настольную лампу. Наточенные вчера карандаши, словно боевые снаряды, лежали ровно в ряд, и я, быстро орудуя ими и ластиком, принялась сражаться с рисунком, который, как и предполагала, уже изменился на худший вариант событий. Настроена я и в самом деле была драчливо — и на обязательную победу, да и помнила, что вчера-то у меня получилось! И, яростно рисуя глаза парня, я мысленно подбадривала Женьку, который, наверное, уже снова склонился над своим листом с портретом брата: «Не бойся, Женька! У нас получится! Вытащим твоего брата! Ты не представляешь, Валера, как тебе повезло с нами! Как тебе повезло с братом!»

На этот раз глаза ожили быстрей. Усилие, выжавшее из меня чуть не все силы, отчётливо сказалось на рисунке. Эти глаза были не отражением тех, со снимка. Они были тревожными, но живыми… Возможно, я придумываю. Но мне показалось — так.

Дальше дело не сдвигалось с места. Я решила, что на эти утренние часы снова оживших глаз на рисунке довольно.

На всякий случай послала Женьке сообщение: «Глаза восстановила!» Ответ не замедлил: «Я тоже!» Я с облегчением выдохнула: он не опустил рук при виде утреннего рисунка. Хотя… Он не плаксивая девчонка, как я. Жёстче. А значит — вдвоём выдюжим!

Включила компьютер около половины девятого — начальство приходит к восьми, посмотрела почту. Пока Порфирий выслал сканы только двух текстов. Тексты небольшие. Сделаю быстро — почерк хороший у обоих авторов.

Значит, можно заняться личными делами.

— Таня? Привет. Ты ведь к десяти? Помоги. Если Пашка возражать не будет (что? Он на дежурстве сегодня?), можешь прийти к открытию того магазина, в котором мы однажды с тобой были? Мне срочно нужна одёжка. — Ликующий вопль подружки по телефону заставил засмеяться. — Всё, я собираюсь и одеваюсь. Пока!

Мы встретились на остановке.

— Зацени! — строго сказала Таня. — Я даже не спрашиваю, что тебе нужно и для чего. Ты мне только скажи одно: в каких тонах?

— В осенних, — жмурясь на солнце, сказала я. — Мне нужно что-то в красках осени.

Подружка подняла бровь.

— Так. А когда ты нас познакомишь?

— Когда буду уверена.

Бровь опустилась. Про роман с Антоном Таня знала в подробностях.

— Ну ладно. Скажи хоть, как его зовут.

— Константин.

— Мм… Основательно.

Я подозрительно покосилась на неё.

— То есть — основательно?

— Звучит основательно. Да и само имя, насколько понимаю, значит «постоянный».

Я вспомнила белую девушку. Скептически подумала: «Ничего себе — постоянный… Но. Если я помню о белой девушке, что я-то делаю рядом с Костей? Почему я легко с ним разговариваю, хотя знакомство у нас… — Вздохнув, мысленно пожала плечами. — Зато с ним спокойно. Любопытно, а что было бы, вздумай я сопротивляться его желаниям?» Пока с болтающей обо всём на свете Таней шли к магазину, вспомнилась ещё странная парковая прогулка, которую Костя легко превратил в праздник для меня. Как я не хотела идти в кафе! А он легко настоял на своём, лишь слегка подправив моё и своё желания: уступил моему страху, но моего присутствия в парке добился… Упрямый или упорный?

Почему-то всё больше казалось, что лучшая его характеристика — целеустремлённый. Если он поставил перед собой цель, идёт к ней, легко убирая все препятствия. Вопрос только в том, что за цель он преследует, сближаясь со мной? Что-то мне не верится, что Костя может возжелать меня в жёны. Как того, наверное, хотела бы я. Со своими желаниями я тоже не определилась. Пока знаю только одно: мне хочется быть рядом с ним.

Магазин, который Таня не просто любила — обожала всем сердцем, занимал довольно просторный цокольный этаж. На первый взгляд, он казался небольшим. Потому что вещами был забит под завязку: между выпирающими со стендов вешалками ходить приходилось боком! Чего здесь только не было! Его восточные хозяева устроили настоящий базар, где можно было найти вещи, совершенно необычные. И цены поражали воображение: возьмёшься за грошовую вещь, а рядом свисает вещь с поистине астрономической ценой!

Спускаясь по лестнице, Таня спросила:

— По какому принципу смотрим?

— Собираем вещи, которые подойдут мне, — раз. И осенняя расцветка — два. Начнём с поиска юбки, а потом — всё к ней.

Поскольку магазин только что открылся, мы стали его первыми покупателями.

Таня с порога оглядела помещение и, счастливо вздохнув, нырнула в дебри вешалок. Я же сначала потопталась на месте, не зная, откуда начать, а потом медленно пошла вдоль стены с трикотажем. Вздрогнула от движения впереди. Хозяин магазина выскочил передо мной неожиданно, как мячик, — невысокий полный мужчина характерной восточной внешности: обритый, круглое лицо, большие тёмные глаза под широкими длинными бровищами, между крупным носом и большим ртом — тонкая полоска чёрных усов. Он поклонился мне с улыбкой, и я от неловкости выдавила:

— Здрасьте.

Как хозяин обрадовался!

— Здравствуйте-здравствуйте, девушка! Что мы ищем? Чего хотим?

С сомнением и неловкой же усмешкой глядя на него (неужели пусть даже в своём магазине он наизусть знает, какие у него вещи есть?), я всё же объяснила:

— Мне нужна юбка на нынешнюю погоду. Цвета осени.

Он смешно надул губы, возведя глаза к потолку, а потом поднял палец с выразительным: «О!» и пропал в каком-то из одёжных коридоров. Удивлённо похлопав глазами вслед пропавшему хозяину, я шёпотом позвала:

— Таня-а! Ты где-е?

И услышала жалобное:

— Я ничего не могу найти для тебя, но для себя… Ы-ы… Пашка меня убьёт!

Она вынырнула из одёжных джунглей почти одновременно с хозяином — только с другой стороны «опушки». Хозяин спешил ко мне, торжествующе потрясая вешалкой с чем-то пёстрым. От вида этой вещи ещё издалека я замерла на полушаге к Тане. Проследив мой взгляд, подружка восхищённо выдавила:

— Ой, блин!

Подойдя ко мне, хозяин вручил мне прямую, корректно короткую юбку с потрясающей расцветкой: на чёрном фоне, с еле заметными вкраплениями тёмно-зелёного, летели оранжево-коричневые листья!

Разглядев ткань, я уже со страхом («Хочу! Но ведь…») сказала:

— Мне нравится. Но… Я цену не потяну!

Хозяин магазина снисходительно улыбнулся и вытащил этикетку. Таня первой разглядела цифру и завизжала от восторга:

— Всего лишь?!

Мы с хозяином посмотрели друг на друга.

— Понимаете, — нерешительно сказала я. — Мне бы теперь к этой юбке подобрать комплект. Ну, всё остальное.

— Девушка, назови пределы суммы — и мы тебе всё устроим как в европейском бутике, — спокойно отозвался хозяин.

И устроил. Да ещё на кассе сказал, что как первым покупателям он сделает нам скидку, а потом — как покупателям, набравшим определённую сумму, — опять скидка! И, лишь когда самолично упаковал наши покупки, добавил, что нам повезло на скидки, потому что сегодня он сам в магазине.

Счастливая Таня пританцовывала на улице, а потом на остановке, где мы ждали троллейбуса — ехать ей на работу. Успокоившись, она спросила:

— Алён, а почему ты решила купить всё в оттенках осени?

— Костя мне нравится — скажу правду. Не знаю, что там у нас в будущем и могу ли говорить о будущем. Не знаю даже, могу ли объединять его и себя — в нас… Но пока есть возможность быть с ним… В общем, где-то я однажды прочитала: хочешь, чтобы человек чувствовал себя рядом с тобой уютнее — будь ближе к нему хотя бы в его любимых цветах. Ну и… Если быть честной до конца, мне нравятся эти оттенки.

— Они тебе не просто нравятся, — задумчиво сказала Таня. — Ты ещё и сама в них хороша — правда-правда! — А после молчания и вглядывания в дорожную даль, не идёт ли нужный транспорт, неожиданно добавила: — А ведь Пашке я так и не довязала свитер — тот самый, который серо-голубой. А ему очень нравится этот цвет. И костюм у меня голубой… — И погрузилась в думы.

Выжидая, пока выйдут приехавшие пассажиры, Таня вскользь и мечтательно заметила мне:

— Волосы не распускай! К этому — только что-нибудь небрежное на голове!

И уехала, бережно прижимая к себе несколько пакетов.

Время поджимало: предстояла ещё работа от Порфирия. Но, перед тем как поехать домой, я заскочила всё-таки в ближайший «Книжный» и прикупила несколько больших листов ватмана, а также ещё одну пачку цветных карандашей.

Я словно качалась на какой-то странной волне, вздымающей меня и моё внутреннее состояние. Она несла меня, едва я вспоминала Костю. И эта волна придавала странно восторженное впечатление всему, что встречалось мне. «Книжный» казался мне необыкновенно воздушным, пронизанным солнечными лучами. Пассажиры в троллейбусе — все поголовно загадочно улыбались, таинственно притихнув. Я не ходила — летала. И ничто не могло испортить этого странного состояния, когда летящие по довольно сильному ветру листья казались чуть не родными.

И даже машина у подъезда, у которой нервно постукивал кулаком по дверце Михаил, меня не напугала. Хотя я сразу увидела внутри салона белую девушку.

— Мы хотим поговорить с тобой! — заявил Михаил. Кажется, он-то как раз говорить не хотел, потому что смотрел на меня чуть не испуганно и постоянно морщился. Он даже приказывать толком не мог, хотя явно хотел. — Сядешь в машину?

— Вы мне — не нужны, — спокойно сказала я и села на приподъездную скамейку. — Это я вам нужна. Поэтому будем говорить, сидя здесь. Что вы хотите?

Белая девушка неохотно выбралась из машины. Садиться на скамью она не стала. Очень уж удобная получилась для неё позиция — смотреть на меня сверху вниз. Но ещё раньше я разглядела её и поняла, что рано или поздно Константин перестал бы, мягко говоря, поддерживать с нею отношения. Называйте меня самоуверенной или возомнившей о себе невесть что, но я была убеждена, что белая девушка не то, что надо Косте. Она была слишком… инертной, что ли. Вся какая-то томная, вялая. Особенно поражал её рот. Губы вывернуты, как у Джоли, но у Джоли рот выглядит при этом как-то естественно. А у белой девушки они казались бесформенно-мясистыми. Честно говоря, я отчётливо запомнила из её внешности только губы, а воспринимала в целом как нечто неповоротливое, хотя и была она очень элегантно одетой и с хорошенькой фигуркой — особенно в обтягивающей меховой курточке и в белых джинсах. И поначалу я сидела, удивлялась, как вообще Костя мог с нею ходить — это он-то, такой энергичный!

— Я не буду с тобой говорить, — вяло сказала белая девушка, перемежая обычные слова откровенным матом (я поморщилась из-за контраста внешности и издаваемых ею слов). — Только хочу, чтобы ты знала: тебя рядом с Константином не должно быть. Иначе испорчу тебе жизнь. Миша!

Михаил суетливо вынул из кармана куртки целую пачку фотографий.

— Вот! — торжествующе сказал он, стараясь не слишком близко подходить ко мне. — Вот это Костя получит, если ты не отстанешь от него.

Ладно хоть, в отличие от девицы, он не употреблял мата.

Я взяла у него снимки, чего он никак не ожидал, — даже вытянула из пальцев. И стала рассматривать. Я и Женька плечом к плечу сидим в его машине. Он целует меня.

— Это появится в телефоне Константина, если ты не отстанешь от него.

Посидела, глядя на фотографии, потом посмотрела на этих, ухмылявшихся мне в лицо, и хладнокровно сказала:

— Если он поверит этому, это будет не Костя. А на ваше мне — «отстань»… Михаил, скажи откровенно: Косте нравится со мной быть; что будет, если я заявлю ему, чтобы он больше не появлялся в моей жизни? Ты же его брат, ты его хорошо знаешь. Ну? Что будет? — Парень замер. Лицо его сразу вытянулось, стало каким-то жалобным. И пожала плечами и закончила: — Вот именно. Всё зависит не от меня. Всё зависит только от него.

— Ты… — Белая девушка как-то странно пожевала губами. — Ты не понимаешь, с кем связалась. Девочка, это чужой тебе мир. — Она говорила снисходительно, хотя я предполагала, что она младше меня. — И, если я уж захотела чего-то, будет по-моему, а не по желанию какой-то замухрышки.

И важно поплыла к машине.

Михаил неуверенно протянул руку к снимкам.

— Зачем тебе Костя? — негромко спросил он. — Если у тебя уже есть дружок?

— Это не дружок. Это друг и коллега. Он всего лишь поцеловал меня в щёку, потому что я согласилась помочь ему с делом.

— Вера испортит тебе жизнь, — как-то безнадёжно сказал Михаил. — Она из очень богатой семьи, а они там привыкли, что всё по их идёт. Откажись от Кости. Иначе она сломает тебя. Говорить-то она не умеет, зато действует на раз.

— Ты не понял, Михаил, — пожала я плечами. — Не в моих силах изменить ситуацию. Здесь главная не я. — Но, договаривая, поняла, что и его мнения изменить не смогу.

Они уехали, оставив осадок опустошённости и какой-то безнадёги. Белая девушка по имени Вера не умела профессионально запугивать. Но в её убеждённости, что она сумеет испортить мне жизнь, сомневаться не приходилось. Она немного напугала меня…

Но она же и прояснила мне ситуацию — для меня самой. Да, я мало знаю Костю. Но мне хочется, чтобы он остался со мной. Мне нравится мужчина-осень. Рядом с ним я чувствую себя уверенно и спокойно. И, если будет возможность, я буду защищать своё место рядом с ним.

Уже очутившись дома и разгрузив сумки, я напрочь забыла о своём желании померить ещё раз свои новые покупки. Я убрала всё со своего письменного стола, расстелила на нём лист ватмана, побежала на кухню наточить цветные карандаши.

Автописьмо впервые настигло меня за обычным рисунком. Я не помню, как рисовала. Помню только сумасшедшее впечатление бушующей метели, которая меня закружила, помню свежие запахи палой листвы, её пьянящую и возбуждающую горечь.

… Спустя два часа я повесила на стену, над письменным столом, лист, на котором по увядшей зелени стремительно шёл мне навстречу Костя, а вокруг него буйствовало всеми оттенками багрянца яркое лиственное разноцветье!