Осенние

13

Проснувшись, я просто испугалась: это надо же столько проспать, что комната купается в солнечном свете! Потом скосилась на стену — на часы. Не поняла. Проснулась как обычно, но почему тогда вся комната в радостном солнечном свете?

Дошло. Тучи разбежались, небо из серого и низкого взметнулось в сияющую прозрачной, сине-зелёной бирюзой высь. Правда, в комнате устоялась прохлада, но такое как раз и бывает, что на улице в конце сентября солнце, но при том хо-олодно.

Накинув на плечи старую, вязанную мамой шаль и мельком глянув на портрет на стене, я подошла к окну. Асфальт высыхал, лужи на нём медленно стягивались, тёмные сырые полосы оставались лишь вдоль бордюров, а затрёпанные вчерашним ветром ветви кустов постепенно поднимались, хоть листьев и осталось на них маловато… Первое, что подумалось, — можно не торопиться относить в починку зонт! Ух, я и лодырь…

Глядя на солнечное утро, слыша даже через закрытые окна энергичный посвист синиц, я почувствовала смутную надежду: а может, всё ещё обойдётся?

Наверное, солнце повлияло…

Холодок в комнате заставил шевелиться. Быстро придя в себя и сварив кофе, я села за компьютер — проверить напечатанное вчера Женей. Так, печатает он более-менее грамотно — многого исправлять не пришлось. Скинула на почту Порфирия готовые работы, новых заказов пока не было. Усмехнулась в который раз: здорово Порфирий придумал обойти запрет на служебную единицу в его штате! С другой стороны, где ему ещё такого работника найти: печатаю и быстро, и грамотно — ещё и рукописца могу подправить. Во всяком случае — за все годы претензий пока не было.

Допивала кофе, когда в дверь постучалась мама — заглянула поздороваться. Заглянула — и вошла полностью.

— Ты что это — плакала вчера?

— Заметно?

— Хм… Мешки под глазами не разглядит разве что слепой. Что случилось? Или это из области сугубо личного?

Развернувшись на стуле у компьютера, я собралась с духом и рассказала ей о вчерашнем. Снова чуть не разревелась при этом. С трудом переждала, пока мышцы челюстей размякнут, расслабятся… И то не до конца.

Мама, присевшая на мою незастеленную кровать, внимательно выслушала меня и задумчиво покачала головой:

— Что бы я тебе ни говорила, это будет взгляд со стороны. Небеспристрастный. Всё-таки я твоя мама. И радею за своего ребёнка. Но всё же есть кое-что общее с моей давнишней ситуацией. Поэтому сказать могу только одно: или поговори с Костей напрямую, или узнай от кого угодно, что именно гложет его самого. Только тогда ты будешь знать, что делать, как поступать. И думать как надо. Потому что в такой дурацкой ситуации вы оба можете натворить такого, о чём будете сожалеть всю жизнь. Вот сейчас… Что ты можешь сделать? Сидеть паинькой и ждать у моря погоды? Мириться с его недоговорённостью? Как ты сама оцениваешь ситуацию?

— Он выбирает между мною и работой, — буркнула я. — И есть подозрение, что Вера тоже заинтересована в этой работе, или что там у него. Мам, ты старше. Что бы ты сделала на моём месте?

Некоторое время мама спокойно смотрела на меня, словно что-то прикидывая: то ли подбирала слова, то ли продумывала мою ситуацию.

— Прости, дочь, но говоришь ты несусветные глупости. Что сделаешь ты, моложе меня, и что сделаю я, старше, — это две большие разницы. И в первую очередь — потому что ты не сделаешь ничего по моему совету. Он тебе покажется неприемлемым. Из-за возраста. Единственно, что могу сказать… Пусти ситуацию на самотёк, но прислушивайся ко всему тому, что рядом с тобой происходит. К мелочи или к крупному чему. Это и будут тебе подсказки, как и что делать. И не дури! Думай о том, чтобы быть вместе с ним, если тебе и в самом деле того хочется. И не отчаивайся. Самое глупое будет, если будешь занудным нытиком. Тогда точно ничего не получишь.

Чуть не раскрыв рот, я смотрела на маму. Ничего себе — такой решительной и сердитой я её ещё никогда не видела. А она добавила:

— Чего сидишь? Ты же Танюшке обещала гулять каждое утро с нею. Марш в ванную умываться! Нечего тут сидеть — себя жалеть.

— Не хочется мне… — начала я, но мама жёстко перебила:

— Доноешься — до развалины. Косте такая нужна?

Выскочив из своей комнаты раньше мамы, я удивлённо улыбнулась. А может, и правда всё образуется?

Таня позвонила, когда я уже подпрыгивала на одной ноге, надевая обувку, в прихожей. Очень обрадовалась, услышав, что и сегодня погуляем, а то пара дней была настолько дождливых, что не то что гулять — выходить не хотелось. А я вдруг подумала: не это ли мама имела в виду, что нужно прислушиваться к мелочам? Ведь сейчас я спокойна, а значит, могу думать о вчерашнем более рассудительно? А прогулка — чем она хороша: успокоюсь ещё больше, а на обратном пути смогу сообразить, как мне поступать дальше.

Погуляли. Хм… Только встретились, как позвонил Женя и скомандовал:

— Быстро! Ты где?

— А-а…

— У меня нет первых двух пар — мы едем в выставочный зал посмотреть, что там делается. Заодно посмотришь то, что вчера не успели. Ну? Где ты?

— Говори быстро! — зашипела Таня, заслышав его вопрос.

— Библиотека на проспекте! — рявкнула я из-за них обоих по инерции.

— Жди меня на остановке — сейчас подъеду!

Таня понеслась к остановке, приговаривая:

— У нас с тобой до моей работы минут двадцать есть. Постою с тобой — а как он подъедет, сбегу. А чего он едет-то? Зачем ему в выставочный зал? А зачем ты там?

И на бегу я рассказала ей про нашу с Женькой совместную выставку.

— Балда! — завопила она. — Давно задумали, а мне только сейчас рассказала?! И когда теперь? Можно, что ли, будет посмотреть? Слушай, я так взволновалась, что мне теперь мороженого хочется! Будешь мороженое?

— С ума сошла — холодно! — Я передёрнула плечами, представив, что в дополнение к утренней прохладце сейчас ещё и мороженое буду есть.

— Ну, ладно, потом мороженое поедим, — снизошла подруга, плотоядно вздыхая при виде стоящего неподалёку лотка с лакомством, и уже на остановке, чуть не подпрыгивая, спросила: — А про что будет выставка? Ну, как называется?

Чуть не ляпнула в ответ — «Двое в городе», опомнилась, сказала:

— «Мой город».

— Женька, небось, с акварелями будет, да? — мечтательно сказала Таня. — Вот ведь что интересно: человек он — ух! А акварельки у него — прелесть!

Я только фыркнула на неё, а рядом уже остановилась «мазда», жёстким толчком открылась дверца, а из салона Женя сказал:

— Танька, привет! Алён, садись быстро — времени в обрез!

— Бессовестный — Танька, — буркнула подруга и чмокнула меня в щёку. — Счастливо!

— Ремень застегни! — скомандовал Женя, когда я оказалась в машине. — Давай-давай! Остановят на раз! Тебе Валера привет передаёт.

— Спасибо, — растерялась я. — А ты ему сказал?

— Сказал. Только сказал, что мы с тобой обряды всякие проводили, чтобы он выжил. А какие — не говорил. Не фиг ему всё знать. — Он покосился на меня. — Что у тебя вчера было? Из-за чего ревела?

— Откуда ты?… — ахнула я. И сообразила: уж если мама рассмотрела круги вокруг глаз, то цепкий глаз художника — тем более. — С Костей… — И замолчала, не зная, как выразиться, чтобы не стать занудой, рассказывающей о своих бедах на любовном фронте.

— Поссорились?

— Не знаю. Он как-то странно себя вёл. Наверное, поссорились. — Обсуждать, как именно странно, я не собиралась. Тем более с Женей.

— Я тут начал к папашиным разговорам прислушиваться, — туманно сказал Женя. — Мелькают иногда имена знакомые. Он ведь собирается уехать?

— Да-а, — насторожённо сказала я. — А ты что-то знаешь конкретное?

— Нет. Только то, что связано с конкурсом. А вот что за конкурс — выяснить не удалось. Папаша с кем-то по мобильному говорил, общо. Намёками больше. Но если новости будут — позвоню.

— Спасибо, — недоумённо сказала я. Задумалась. Конкурс? Вот уж чего не ожидала.

Задумываться надолго не дали. Подняв тучу палых листьев и грязных брызг, Женька завернул к дверям выставочного зала. Выскочив из машины, схватил меня за руку и чуть не потащил за собой.

— Я здесь всё знаю, — непререкаемым тоном сказал он на ходу. — Не отставай от меня. Покажу помещение — там всё-всё развешано. С тебя — оценка, как оно висит, и всем ли ты довольна. Не медлить — ясно? Что не нравится — говори сразу!

Мы промчались входом, коридором и влетели в небольшое помещение (ну как — небольшое — как две квартиры двухкомнатные), стены которого как раз и были увешаны нашими рисунками. Уж что — что, а акварели Жени я узнала сразу. В помещении находились два человека. Один, недовольно оглянувшись на наш топот, продолжил рассматривать картины, уже оправленные в паспарту, медленно передвигаясь от одной к другой. Второй человек, в чёрном костюме, быстро направился к нам.

— Это администратор зала, — тихо сказал Женя, таща меня к нему. — Если претензии есть, все вопросы к нему.

— Какие претензии! — прошипела я, взбудораженная скоростью его передвижений. — Если я толком ещё и оглядеться не успела.

— А кто тебе мешал? — удивился этот бессовестный — нет, Таня права насчёт него!

В течение минут десяти Женя и администратор, Григорий Андреич, водили меня по залу и терпеливо, хотя очень быстро объясняли идею, почему так, а не иначе, развешаны картины. В результате этого пробега в этом выставочном путешествии, естественно, неминуемо было столкновение со вторым человеком, который ещё издалека мне показался знакомым — из-за седоватой головы.

— Здравствуйте, Алёна! — улыбнулся мне Аркадий и привычно взялся за мою руку поцеловать мне ладонь.

Женя приподнял бровь, оценивающе глядя на нас. Григорий Андреич деликатно отошёл, представив нас гостю будущей выставки, а я объяснила Жене, кто такой Аркадий, таким образом познакомив их друг с другом.

— Не ожидал встретить вас сегодня здесь, да ещё обоих, — признался Аркадий. — Женя, позвольте выразить вам своё восхищение — акварели бесподобны! Могу ли я себе позволить приобрести кое-что из выставленного — естественно, после закрытия выставки? — И он повёл нас обоих к углу. — Мне бы хотелось купить эти три картины — в том числе одну вашу, Алёна. — И он полукруглым жестом показал на композицию, образовавшую по цвету и настроению самый настоящий триптих по теме.

Женя хмыкнул. Кажется, Аркадия он близко не знал, но по виду парня стало ясно, что он оценил вкус будущего покупателя. Во всяком случае, Женя спокойно сказал:

— Мы поговорим чуть позже — после открытия выставки.

— Но вы не забудете о моём выборе? — настаивал Аркадий.

— Нет, конечно. — Женя усмехнулся. — Но учтите: я могу снизить цену на акварели — при условии, что вы покажете мне свою коллекцию. Я слышал, что в городе говорят об интересных экспонатах вашей галереи.

— Да, экспонаты моей галереи, особенно некоторые, скромно так скажу, вызывают интерес ценителей, — Аркадий только не мурлыкал от удовольствия. — А кто вам рассказал о галерее? Впрочем, простите. Алёна не так давно была у меня — с Константином. Наверное, эти слухи отсюда? — Он улыбнулся мне вполне доброжелательно. — Костя заранее договорился привести вас ко мне — перед отъездом в Канаду. Как он сказал, хотел получить художественное впечатление перед поездкой.

Женя вдруг как-то незаметно отвердел лицом, раскосые глаза блеснули холодным зелёным огнём — полное впечатление волка, услышавшего подозрительный звук.

— Простите, Аркадий, Алёна должна просмотреть расположение картин-экспонатов. А мне бы хотелось поговорить с вами о кое-каких вещах, которые Алёне будут не очень интересны… — Он даже как-то по-приятельски взял Аркадия, ничуть не смущённого этим, под руку и отвёл его подальше от меня.

Ещё один — деловой! Я вздохнула и снова отправилась в путь мимо наших акварелей и карандашных рисунков, постепенно — уже в медленном темпе видя и в самом деле определённую последовательность их размещения. Через несколько секунд ко мне присоединился Григорий Андреич и начал обстоятельно объяснять, что к чему. Никогда не думала, что умение развешивать картины может быть так психологично, как довольно убедительно выходило по комментариям администратора.

— … Нам пора, — внезапно материализовавшись рядом, сказал Женя.

Аркадий еле успел распрощаться со мной и выразиться в том смысле… Я на бегу, то и дело полуоборачиваясь к нему, разводила руками: меня Женя тащил за собой, как танк, — несокрушимо и неумолимо! Но я поняла: Аркадий понадеялся лицезреть меня не только во время выставки. Кхм… Что он имел в виду? Или он…

Додумать и на эту тему Женька, естественно, мне опять не дал. Чуть не швырнул меня в машину и сам бросился на своё место, словно собираясь подпрыгнуть на нём, чтобы проверить его то ли на прочность, то ли на мягкость.

Почудилось — он только руки на руль, а «мазда» уже чуть не подпрыгнула с места в карьер! Я чуть язык не прикусила, пытаясь крикнуть: «Подожди! Я ремень не пристегнула!» Но машина заложила вираж, вылетая из дворика выставочного зала, а потом вписалась в ещё один крутейший, огибая дорогой сам дворик. И — мы резко встали у какого-то магазина. Я перевела дух, отдышалась. Открыла рот — наорать на Женькино хулиганство, выплеснуть свой страх… Как открыла — так и закрыла. Женька сидел, откинувшись на спинку своего сиденья — суперсамодовольный! И раскосые его глазища сияли торжеством самого крутого перца на свете! Он смотрел в ветровое стекло, но я поняла, что он переживает какой-то триумф, пока неведомый мне. Заткнулась и стала ждать, когда он успокоится и начнёт хвастаться.

Но первые же его слова вогнали меня в остолбенение:

— Канадский строительный тендер, — сказал Женька, стараясь быть снисходительно спокойным и утихомирить откровенную, выпирающую радость от того, что он сумел узнать. — Владелец строительной фирмы, где работает твой Константин, — его дед. Там же работает его отчим — отец Мишки. Отец Константина давно ушёл из семьи и сейчас живёт где-то в Германии. Дед взял этот тендер и разыграл его у себя в фирме между Константином и его отчимом. Кто из них сделает наиболее интересный экономический проект по канадскому объекту, тот получит всё: два года руководства строительством непосредственно с места действия, то есть будет жить в Канаде, и пост главы семейной фирмы, когда деду вздумается уйти на пенсию. Это ты хотела узнать?

Когда до меня дошла подоплёка происходящего, первым делом я подумала о Вере: она хочет поехать в Канаду, и она хочет выйти замуж за будущего главу строительной фирмы. И в чём-то она права, потому что привыкла мыслить такими категориями. Небось, и французский знает, и английский — в Канаде-то два государственных языка. И где тут я?… Мне ли вписаться в эту ситуацию? Английский я знаю на уровне самом примитивном. Французский — тоже. И даже ещё меньше.

Господи… О чём я думаю…

Мама была права. Сегодняшний день — сплошные подсказки.

Пора принимать решения?

— Женя, спасибо большое, — оглушённо сказала я. — Знаешь, ты меня выпусти. Я погуляю немного пешком, чтобы всё это понять… Ну, ты понял, что — понять. А ты поезжай в университет. А то опоздаешь. Спасибо тебе, Женя.

— Не за что. — Он помог открыть дверцу и напоследок сказал: — Алёна, только не вздумай решать что-то сразу. Ты для начала осознай, а потом делай.

— Всё нормально, — проворчала я.

Ну вот… И этот учит… Неужели я выгляжу такой дурой, которая самостоятельно не может ничего решить?

— У тебя есть козырь, — напоминающим тоном сказал Женька. — Не забывай о нём.

— Козырь?

— Ты спасла Константина — и я это могу доказать, если что…

— Я так не хочу. Я хочу, чтобы… — Вздохнула и просто сказала: — То, что ты считаешь козырем, я считаю давлением. А если он потом всю жизнь будет думать о том, что я сломала ему судьбу?

— Смотри… — качнул он головой.

Помахала вслед рванувшей с места машине и поплелась по пешеходной дорожке.

Это я хорошо придумала — погулять, чтобы понять. Только вот голова — пустая. Оглушённость всё никак не проходила. Я словно высунула нос из тесной квартирки в громадный мир — и он меня испугал. Несравнимо: все мои мечты об уютном мирке — с тем внезапным, что оказалось рядом с Константином. Теперь я его даже Костей не могла называть. Он был слишком значительным для меня.

Пальцы начали замерзать на ветру. Не помогло даже яркое солнце, ощутимо пригревающее голову. Пожалела, что не взяла перчаток. Сначала сунула одну руку в карман плаща. Потом другую… Шла, съёжилась, думая о себе и вспоминая Константина… Чудо, что он вообще обратил на меня внимание. И опять — только из-за автописьма. Может, я и в самом деле показалась ему всего лишь забавной зверушкой? Со способностями? Оттого и была стоящей праздного внимания?

Этак я Бог знает до чего додумаюсь…

Какая-то машина проехала мимо меня и ввернулась в переулок, перерезав мне дорогу. Она остановилась, и из неё вышел Аркадий. Я так поразилась, что встала на месте, изумлённо разглядывая его. Потом внутренне пожала плечами: мало ли где человек ездит.

— Алёна! Что случилось? Вас подвезти? — Он подошёл совсем близко и спросил так участливо!

Шмыгнув замёрзшим носом, я ответила:

— Я хотела прогуляться, но не учла, что сегодня северный ветер.

— Быстрей в машину, — велел он. — У меня там печка включена — согреетесь быстро.

— Спасибо, но…

— Никаких но! Довезу, куда скажете!

— Спасибо, — жалко сказала я, и он открыл мне дверцу.

— Небольшая сделка, — сказал Аркадий, уже сидя на своём месте водителя. — Вы мне расскажите немного об этом предприимчивом юноше, художнике с весьма подходящим для него именем — Евгений. Он в самом деле до сих пор учится?

— Да, последний курс художественно-графического, — ответила я, полагая, что уж в этой-то всем известной информации нет ничего криминального и что Женька разрешил бы сказать о нём хотя бы это. — Но он уже выставлялся. Вам и правда понравились наши картины?

— Тот триптих восхитительно выразителен. Алёна, когда вы были у меня в галерее, вы сказали, что рисуете только простым карандашом. Но эти ваши картины — нарисованы цветными. Откуда?

— Я начала цветными недавно, — сказала я и невольно улыбнулась, вспомнив, что цветные карандаши в моей жизни появились, благодаря Константину. — А сначала и в самом деле увлекалась только карандашными портретами. Часто бывала и бываю на Новом Арбате. Вы знаете о ярмарке мастеров? Там есть уголок художников, которые рисуют уличные портреты. Начинала там.

— Я был там раз, — задумчиво сказал Аркадий. — Это поразительное зрелище, когда на твоих глазах рождается портрет человека. Вам нравится там бывать?

— Да. Иногда заказчиков не бывает, и можно погулять — посмотреть, как работают другие художники. У иного и поучиться можно, как рисовать. Я же приёмов не знаю, многому научилась, приглядываясь к другим.

Мы болтали, как давние друзья. Я начинала согреваться и была очень благодарна Аркадию, что он не проехал мимо. Беседа была чисто приятельская: многого Аркадий не спрашивал, я же просто делилась впечатлениями. И так было хорошо до момента, когда у меня зазвонил телефон.

Константин?…

— Да, я слушаю.

— Алёна, через полчаса я буду у привокзального ресторана. Где ты? Успеешь подъехать — пообедать со мной?

Я оторопела — честно говоря… Как обычно. Как приучил за последние недели. Вот она я — и должна мчаться к нему, куда он сказал… А, собственно, почему бы и нет?

— Хорошо, — сказала я. А когда он отключился, я попросила Аркадия: — Аркадий, вы выпустите меня. Мне надо ехать к Константину.

— Никаких проблем, — спокойно откликнулся мужчина. — Называйте адрес — и я отвезу вас. Времени свободного как раз хватит.

— Но… — растерянно сказала я, а потом собралась с духом и назвала адрес.

Константин ждал меня на площади перед рестораном. Я показала Аркадию на его машину, и он быстро вырулил к ней почти впритык. Я поблагодарила его и вышла из машины. Он почти одновременно вышел со мной — поздороваться с Константином.

Ой…

Мужчина-Осень обжёг суженными, будто глядящими в оптику снайперской винтовки, глазами ничего не понявшего Аркадия, а потом быстро подошёл ко мне и, взяв за руку, утащил меня в ресторан. Аркадий второй раз за сегодняшний день остался покинутым на полуфразе. Правда, кажется, это его не обидело. Смотрел он нам вслед — саркастически усмехаясь. Хотя, честно признаться, мне было стыдно за нас обоих — и за себя, и за Константина.