Опочтарение

Глава 6 Маленькие Картинки

Почтальон Без Маски — Жуткий Механизм — Новый Пир — Мистер Губвиг размышляет о штампах — Посланец от Начала Времен

— Мистер Губфиг? — позвал мистер Помпа.

Мокрист взглянул вверх, в горящие глаза голема. Есть способы проснуться и получше. Некоторым людям обычного будильника вполне достаточно, боже ты мой.

Он лежал на голом матрасе под мятой простыней в своей свежеоткопанной квартире, которая пахла старой бумагой, и каждая косточка в его теле болела.

Сквозь шум в ушах он услышал слова Помпы:

— Почтальоны Ждут, Сэр. Почтовый Инспектор Грош Сказал, Что Вы, Возможно, Захотите Отправить Их Сегодня На Маршруты, Как Положено.

Мокрист мигнул, глядя в потолок.

— Почтовый Инспектор? Я повысил его до Почтового Инспектора?

— Да, Сэр. Вы Были Полны Энтузиазма.

Обрывки минувшей ночи предательски устремились всей толпой исполнять свою любимую чечетку на сцене Большого Театра Неловких Воспоминаний.

— Почтальоны? — переспросил он.

— Братство Ордена Почты. Пожилые Люди, Сэр, Но Выносливые. Они Пенсионеры Сейчас, Но Все Вызвались Работать Добровольцами. Они Тут Много Часов Провели, Сортируя Почту.

Я нанял толпу людей еще более старых, чем Грош…

— А что еще я сделал?

— Вы Произнесли Очень Вдохновляющую Речь, Сэр. Лично Я Был Особенно Впечатлен, Когда Вы Отметили, Что «Ангел» Означает «Рассыльный». Немногие Знают Об Этом.

Не вставая с постели, Мокрист попытался запихнуть кулак себе в рот.

— О, А Еще Вы Пообещали Вернуть Люстры и Прекрасный Полированный Прилавок, Сэр. Они Были Очень Впечатлены. Никто Ведь Не знает, Где Все Это Сейчас.

«О, боги…» — подумал Мокрист.

— И Статую Бога, Сэр. Это Впечатлило Их Еще Больше, Я Бы Сказал, Потому Что Ее Расплавили Много Лет Назад, Кажется.

— А делал я вчера хоть что-нибудь, что позволяло бы предположить, что я все еще в своем уме?

— Извините, Сэр? — не понял голем.

Но тут Мокрист вспомнил свет, и шепот писем. Этот шепот наполнил его… знаниями, или, может быть, воспоминаниями, которых у него раньше не было.

— Незаконченные истории, — задумчиво пробормотал он.

— Да, Сэр, — спокойно согласился голем, — вы Постоянно Толковали Об Этом.

— Правда?

— Да, Сэр. Вы Сказали…

…что каждое недоставленное послание это кусочек пространства-времени у которого есть начало но нет конца, это небольшая связка усилий и эмоций, свободно плавающая в пустоте. Собери вместе миллионы таких связок, и они начнут делать то, для чего предназначены. Взаимодействовать, общаться и менять природу происходящих событий. Когда их достаточно много, они начинают искривлять простраство-время вокруг себя.

Мокристу такие рассуждения показалось разумными. Ну, или, по крайней мере, не более безумными, чем все остальное, что тут творилось.

— А… я действительно взлетел в воздух, окруженный золотым сиянием? — спросил он, наконец.

— Похоже, Я Упустил Этот Момент, Сэр, — деликатно ответил мистер Помпа.

— Это значит «нет», как я понимаю.

— Ну, Образно Говоря, Так И Было, Сэр.

— Но в обычном, повседневном смысле — не было?

— Вы Сияли Внутренним Светом, Сэр, Если Так Можно Выразиться. Почтальоны Были Очень Впечатлены.

Взгляд Мокриста упал на шляпу с крыльями, небрежно брошенную на стол.

— Я недостоин всего этого, мистер Помпа, и никогда не буду достоин, — сказал он, — они хотят святого, а не человека вроде меня.

— Возможно, Святой Это Не То, Что Им Действительно Нужно — заметил голем.

Мокрист сел, и простыня свалилась с него.

— Что случилось с моей одеждой? — спросил он, — я же помню, что очень аккуратно сложил ее на полу.

— Я Попытался Почистить Ваш Костюм Пятновыводителем, Сэр, — признался мистер Помпа, — Но Поскольку Он Был Весь Как Одно Большое Пятно, То И Вывелся Весь Целиком.

— Мне нравился этот костюм! Ты ведь сохранил его остатки, хотя бы на тряпки?

— Извините, Сэр, Я Подумал, Что Это Тряпки Были Сохранены Для Создания Костюма. Но Так Или Иначе, Я Исполнил Ваш Приказ, Сэр.

Мокрист на секунду впал в задумчивость.

— Какой приказ? — наконец с подозрением спросил он.

— Вчера Вы Приказали Мне Раздобыть Костюм Подходящий Для Почтмейстера, Сэр. Вы Дали Мне Очень Подробные Инструкции, — ответил голем, — К Счастью, Мой Коллега Швейная Машина 22 Работал Для Театральных Костюмеров. Все Висит На Двери.

Голем даже отыскал где-то зеркало. Небольшое зеркало, но его вполне хватило, чтобы Мокрист осознал, что просто оглохнет, если его наряд будет еще хоть чуточку более кричащим.

— Ух ты! — выдохнул он, — это Эльдорадо или что?

Костюм был весь из золота, или что там актеры используют вместо настоящего золота. Мокрист уже собрался разразиться протестами, но его остановила одна занятная мысль.

Хороший костюм — отличный помощник в любом деле. Самые сладкие речи звучат неубедительно, если на тебе драные штаны. И, кроме того, люди станут обращать внимание на костюм, а не на него самого; а как иначе — такой одежкой можно улицы освещать. Народу придется глаза рукой прикрывать, только чтобы взглянуть на него! Ну и кроме того, он, кажется, сам попросил изготовить именно такой наряд.

— Очень… — Мокрист помедлил. Единственным подходящим словом было — …легкомысленно. Я хочу сказать, он выглядит так, будто сейчас улетит.

— Да, Сэр. Швейная Машинка 22 Очень Умелый Портной. Не Забудьте Также Про Золотую Рубашку И Золотой Галстук. Чтобы Подходили По Цвету К Шляпе, Сэр.

— Э, а ты не мог бы попросить его сварганить что-нибудь чуток менее яркое, а? — спросил Мокрист, прикрывая глаза, чтобы не ослепнуть от блеска собственных лацканов, — ну просто чтобы мне было что надеть, когда нет нужды освещать отдаленные объекты?

— Будет Исполнено Незамедлительно, Сэр.

— Ну что же, — сказал Мокрист, мигая от блеска своих же рукавов, — а теперь давай расшевелим почту, э?

Бывшие пенсионеры ждали его в главном зале, расчищенном от вчерашнего письмопада. Они были одеты в униформу, хотя, поскольку все костюмы были разные, они не были унифицированы и, следовательно, строго говоря, не являлись униформой. Все шляпы были остроконечными, но некоторые торчали вверх, а другие были мягкими, а сами старики так ссохлись от возраста, что их куртки свисали с них, как с вешалок, а штаны собрались в гармошку. Как это принято у стариков, они нацепили все свои награды и выглядели очень решительно, как отряд солдат, готовый к последнему бою.

— Доставка к смотру готова, сэр! — объявил почтовый Инспектор Грош, столь ревностно стоявший по стойке смирно, что гордость, казалось, приподняла его на дюйм над полом.

— Спасибо. Э… хорошо.

Мокрист был не уверен, что именно он осматривает, но сделал все что мог. Он всматривался в одно морщинистое лицо за другим, а они смотрели на него.

Как он понял, не все награды были военными. У Почты имелись собственные медали. Одна из них, в форме собачьей головы, красовалась на груди маленького человечка с лицом хитрым, как у целой стаи ласок.

— А что это, э… — начал Мокрист.

— Старший Почтальон Джордж Эгги, сэр. Медаль? Пятнадцать укусов и все еще в строю, сэр! — с гордостью ответил он.

— Ну, это… это… много укусов, да…

— После девятого я обманул их, сэр, и сделал себе железную ногу, сэр!

— Вы лишились ноги? — с ужасом спросил Мокрист.

— Нет, сэр! Купил часть старых доспехов, понимаете? — сказал сухощавый человечек, хитро улыбаясь, — просто сердце радовалось, когда я слышал, как их зубы скрипят по металлу!

— Эгги, Эгги… — пробормотал Мокрист, и тут блеснула догадка, — да вы же…

— Я Почтенный Мастер, сэр, — признал Эгги, — я надеюсь, вы не сердитесь за вчерашнее, сэр. Мы все любим юного Толливера, но мы уже потеряли надежду, сэр. Так вы не сердитесь?

— Нет, нет, — заверил его Мокрист, потирая затылок.

— И я рад поздравить вас как председатель Анк-Морпоркского Ордена Благородного и Дружелюбного Сообщества Сотрудников Почты, — продолжил Эгги.

— Э… спасибо, — сказал Мокрист, — а что это за Общество, кстати?

— Это мы вас испытывали вчера, — пояснил Эгги, широко улыбаясь.

— Но я думал, что это какое-то секретное общество!

— Не секретное, сэр. Не совсем секретное. Скорее… забытое, я бы сказал. В наши дни оно в основном занимается выплатой пенсий и организацией пристойных похорон, когда очередной наш старый коллега Возвращается Отправителю.

— Молодец, — неопределенно похвалил его Мокрист за все сразу, не уточняя, что имел в виду.

Он сделал шаг назад и прочистил горло.

— Джентльмены, ну вот и началось. Если мы хотим вернуть Почтамт к жизни, первым делом необходимо доставить старую почту. Это наша святая обязанность. Почта должна двигаться. Пусть это заняло пятьдесят лет, но в конце концов она будет доставлена. Вы знаете свои маршруты. Твердо придерживайтесь их. Запомните, если вы не сможете доставить письмо, если нужного дома уже нет… ну что же, тогда несите письмо обратно и мы положим его в Комнату Мертвых Писем, но мы будем знать, что попытались. Мы просто хотим дать понять, что почта снова работает, понимаете?

Один из почтальонов поднял руку.

— Да? — способность Мокриста запоминать имена была гораздо лучше его способности вспомнить события вчерашнего вечера, — Старший Почтальон Томпсон, да?

— Да, сэр! А что нам делать, если люди начнут давать нам новые письма?

Мокрист изогнул бровь.

— Извините? Я думал, мы только доставляем почту, разве нет?

— Нет, Билл прав, сэр, — не согласился Грош, — что же нам делать, если люди начнут вручать нам письма?

— Э… а что вы обычно делали в таких случаях? — спросил Мокрист.

Почтальоны посмотрели друг на друга.

— Брали с них пенни за штамп, относили письмо сюда, штамповали официальной печатью, — подсказал Грош, — потом отправляли на сортировку и доставляли по адресу.

— Значит… люди ждали, пока не увидят почтальона, чтобы отправить письмо? — удивился Мокрист, — это как-то…

— О, в прежние дни повсюду были дюжины почтовых отделений, понимаете? — пояснил Грош, — но когда все пошло наперекосяк, мы лишились их.

— Ну, давайте начнем доставлять почту, а со всем остальным разберемся по ходу дела, — решил Мокрист, — я уверен, что-нибудь придумаем. Ну а теперь, мистер Грош, вам пора раскрыть мне один секрет…

Кольцо с ключами позвякивало в руках Гроша, пока он вел Мокриста через подвалы Почтамта к железной двери. Мокрист заметил на полу черно-желтую веревку: Стража и здесь побывала.

Дверь, щелкнув, открылась. Внутри разливалось голубоватое сияние, несильное, но достаточное, чтобы вызвать беспокойство, породить пурпурные тени на краю поля зрения и заставить глаза слезиться.

— Вуа-ля, — объявил Грош.

— Это… это что-то вроде концертного оргАна? — спросил Мокрист.

Очертания машины, стоявшей в середине комнаты, разглядеть было непросто, но она стояла там со всем очарованием дыбы. Голубое сияние исходило откуда-то из центра механизма. У Мокриста уже слезы текли из глаз.

— Неплохая догадка, сэр! На самом деле это Сортировочная Машина, — пояснил Грош, — она — проклятье Почтамта, сэр. В ней сидели бесенята для чтения адресов с конвертов, но все они испарились много лет назад. Впрочем, это ничего не изменило.

Взгляд Мокриста упал на проволочные лотки, занимавшие целую стену. Заметил он и обведенные мелом силуэты на полу. Мел слабо мерцал в этом странном свете. Силуэты были совсем небольшие. Один из них явно изображал кисть с пальцами.

— Несчастный случай на производстве, — пробормотал Мокрист, — ну что ж, мистер Грош. Расскажите мне.

— Не подходите к сиянию, сэр, — предупредил Грош, — именно это я говорил и мистеру Пошатбери. Но позже он пробрался сюда один, без меня. О боже, сэр, его нашел бедный юный Стэнли, после того как заметил, что Несмышленыш тащит что-то по коридору. Ужасная кровавая сцена предстала перед его глазами. Вы и представить себе не можете, что тут творилось, сэр.

— Думаю, что могу, — возразил Мокрист.

— Сомневаюсь, что можете, сэр.

— Могу, правда.

— Уверен, что нет, сэр.

— Могу! Ясно? — крикнул Мокрист, — думаешь, я не заметил эти маленькие силуэты на полу? Ну а теперь давайте продолжим, прежде чем меня стошнит!

— Э… ну вот, сэр. Когда-нибудь слышали о Чертовски Тупом Джонсоне, сэр? В этом городе он знаменитость.

— Разве он не был архитектором? Все время строил что-то неправильное? Я читал об этом, я уверен…

— Это он, сэр. Он много чего создал, это верно, и всегда с его творениями были проблемы.

В мозгу Мокриста какое-то воспоминание, наконец, пнуло нужный нейрон.

— Это он одобрил в качестве строительного материала зыбучий песок, потому что хотел, чтобы фургоны, привозившие песок на стройку, разгружались побыстрее?

— Верно, сэр. Собственно, основной проблемой всех его творений было то, что их создателем был Чертовски Тупой Джонсон. Проблемы, можно сказать, стали неотъемлемой частью его творчества. Честно говоря, большинство созданных им вещей вполне себе работали, вот только делали совсем не то, для чего были предназначены. Вот эта штука, сэр, начла свою жизнь как орган, а закончила как машина для сортировки писем. Идея заключалась в том, что ты высыпаешь мешок писем в эту воронку, и они быстро сортируются вон по тем лоткам. Почтмейстер Съежби71 хотел как лучше, говорят. Он был помешан на скорости и эффективности, этот почтмейстер. Мой дедушка рассказывал, Почтамт потратил целое состояние на то чтобы заставить эту штуку работать.

— И зря потратил денежки, э? — догадался Мокрист.

— О нет, сэр. Она заработала. И очень хорошо. Так хорошо, что люди стали с ума сходить, в конце концов.

— Дай догадаюсь, — предложил Мокрист, — почтальонам пришлось слишком много работать?

— О, почтальоны всегда слишком много работали, — не моргнув глазом ответил Грош, — нет, людей беспокоило то, что они обнаруживали в лотках письма за год до того, как эти письма должны были быть написаны.

Повисла тишина. В этой тишине Мокрист мысленно перебрал несколько возможных реплик от «Попробуй объяснить получше, может что и пойму» до «Это невозможно», но, в конце концов, решил, что все они прозвучат глупо. Грош был абсолютно серьезен. Так что Мокрист просто спросил:

— Как?

Старый почтальон указал на голубое сияние.

— Осторожно загляните внутрь, сэр. И вы увидите. Только ни в коем случае не подходите слишком близко.

Мокрист придвинулся чуть ближе к машине и уставился в ее внутренности. В самом сердце голубого сияния он разглядел маленькое колесико. Оно неспешно вращалось.

— Я вырос на Почтамте, — сказал позади него Грош, — родился в сортировочной комнате, был взвешен на почтовых весах. Учился читать по конвертам, изучал цифры по гроссбухам, узнал гигографию, глядя на карты города, и историю — слушая стариков. Лучше, чем в любой школе. Лучше чем в любой школе, сэр. Но никогда я не изучал гигометрию, сэр. Типа пробела в моем образовании, все эти углы и прочее. Но тут, сэр, тут все дело в пире.

— Ты про еду? — спросил Мокрист, отодвигаясь подальше от зловещего сияния.

— Нет, нет, сэр. Пир, ну, как в гигометрии.

— А, ты имеешь в виду число «пи», которое получается из… — Мокрист помедлил. Его познания в математике носили специфический характер, в том смысле, что он мог очень, очень быстро вычислять карточные взятки или, к примеру, курсы валют. Был в его школьном учебнике и раздел, посвященный геометрии, но он никогда в нее не вникал, потому что не видел смысла. Тем не менее, сейчас он попытался припомнить, что же там было написано.

— Ну, оно связано с тем, что… это число, которое получается, когда радиус окружности… нет, длина окружности колеса равняется трем с чем-то… э…

— Вроде того, сэр, да, вроде того, — согласился Грош, — три с чем-то, вот в чем штука. Чертовски Тупой Джонсон решил, что это как-то неаккуратно, поэтому создал колесо, в котором пир равняется ровно трем. Вот оно-то здесь и установлено.

— Но это невозможно! — воскликнул Мокрист, — такое сделать нельзя! «Пи», ну, оно вроде как… встроено в реальность! Нельзя изменить его! Для этого придется изменить всю вселенную!

— Да, сэр. Они сказали, так и вышло, — спокойно ответил Грош, — я вам сейчас фокус покажу. Отойдите-ка назад.

Грош вышел из комнаты и вскоре вернулся с доской в руках.

— Еще подальше назад, сэр, — посоветовал он и бросил доску в машину.

Звук вышел негромкий. Что-то вроде «хлоп!». Мокристу показалось, будто что-то произошло с доской, когда она пролетала сквозь голубой свет. Какой-то намек на искривление…

По полу забарабанили обломки доски, сопровождаемые целым дождем из щепок.

— Сюда и волшебника приводили, чтобы взглянул, — пояснил Грош, — он сказал, что машина искривляет маленький кусочек вселенной, в котором пир может равняться трем, сэр, но он устраивает неприятные сюрпризы всему, что оказывается поблизости. То, что пропадает, теряется в… пространственно-временном континуумумумуме, сэр. Но письма насовсем не пропадают, потому что проходят сквозь машину хитрым путем. Ну вот, собственно, и вся история. Некоторые письма появлялись из машины за пятьдесят лет до того, как были отправлены!

— Почему же вы ее не выключили?

— Не смогли, сэр. Она продолжала работать без остановки. Да и волшебник сказал, что если бы остановилась, случились бы страшные вещи! Из-за, э, квантов, кажется.

— Но почему вы тогда просто не прекратили сыпать в нее почту?

— А, ну, сэр, в этом-то и проблема, — ответил Грош, почесав бороду, — вы попали пальцем прямо в больное место, сэр. Мы должны были так поступить, сэр, должны были, но попытались заставить ее работать на нас, видите ли. О, у менеджмента были разные интересные схемы в голове. Как насчет того чтобы доставить письмо на Сестричек Долли через тридцать секунд после того, как его принесут на почту в центре города? Конечно, доставить его раньше, чем мы его реально получим, было бы невежливо, но зато можно изобразить, будто мы делаем доставку очень быстро, э? Мы были хороши, и пытались стать еще лучше…

Как все знакомо…

Мокрист мрачно слушал печальную повесть. В конце концов, путешествие во времени — всего лишь разновидность магии. Вот почему все всегда идет наперекосяк.

Вот почему были нужны настоящие почтальоны, доставлявшие письма пешком. Вот почему семафорные компании — это длинные линии дорогостоящих башен. Проще говоря, вот почему крестьяне все еще сеют хлеб, а рыбаки тянут сети. О, все это можно делать с помощью магии, конечно же, можно. Достаточно взмахнуть волшебной палочкой, и в вихре блестящих звездочек перед тобой возникнет свежеиспеченный батон хлеба. Можно заставить рыбу выпрыгивать из моря, причем уже приготовленной. Но потом, так или иначе, магия предъявляет счет к оплате, и он всегда больше, чем ты можешь себе позволить.

Вот почему магию оставили волшебникам, которые знают, как с ней обращаться. Вообще не колдовать — их основная задача. Причем «не колдовать» не потому, что не умеют, а потому, что могут, но не хотят. Любой невежественный дурак может безуспешно попытаться превратить человека в лягушку. А чтобы зная, как это просто, тем не менее, воздержаться — вот для этого надо быть мудрецом. Было в мире несколько мест, еще помнивших те времена, когда волшебники не проявляли достаточно мудрости, и на большинстве из этих мест никогда уже не будет расти трава.

И вообще, была во всей этой истории какая-то неизбежность. Люди склонны к самообману. Они и правда верят, что возможно найти золотые самородки прямо на земле, что на этот раз выпадет дама, и что хотя бы разочек стекляшка в дешевом колечке окажется настоящим бриллиантом.

Слова лились потоком из мистера Гроша, как письма из забитой почтой комнаты сквозь трещину в стене. Иногда машина производила тысячу копий одного письма, или забивала комнату письмами из ближайшего вторника, следующего месяца, будущего года. Иногда это оказывались письма, которые не были написаны; или могли быть написаны; или предполагалось, что будут написаны; или такие, про которые кто-то поклялся, что они были написаны, хотя на самом деле небыли, но так или иначе они все равно существовали как призраки в каком-то странном невидимом мире писем, а машина делала их реальными.

Если каждое возможное слово есть где-то, значит, где-то есть и любое письмо, какое только можно написать. Где-то все эти якобы отправленные по почте банковские чеки действительно существуют.

Они тоже устремились наружу — письма из настоящего, но не из этого настоящего, а из такого, которое станет действительно настоящим, если в прошлом изменится какая-нибудь мелкая деталь. Волшебники объяснили, почему машину не вышло отключить. Она существует во множестве настоящих, а здесь работает благодаря… далее следовало длинное предложение, в котором почтальоны ничего не поняли, зато в нем были слова «портал», «многомерный» и «квантовый», причем слово «квантовый» повторялось дважды. Они ничего не понимали, но должны были что-то делать. Никто не смог бы доставить всю эту почту. И комнаты начали заполняться…

Волшебники из Невидимого Университета очень заинтересовались проблемой, как доктора интересуются новой заразной болезнью; пациент, конечно, рад такому интересу, но гораздо больше он хотел бы, чтобы ему дали лекарство или, по крайней мере, перестали тыкать палкой.

Остановить машину невозможно, а уничтожать ни в коем случае нельзя, сказали волшебники. Уничтожение машины может мгновенно привести к уничтожению всей вселенной.

Но с другой стороны, Почтамт уже был забит письмами, так что в один прекрасный день Главный Почтовый Инспектор Чудакоу явился в комнату с ломом на перевес, выгнал волшебников и лупил по сортировочной машине, пока ее многочисленные колесики не перестали жужжать.

По крайней мере, извергаемый машиной поток писем иссяк. Это стало гигантским облегчением, но у Почтамта есть правила, и поэтому Главный Почтовый Инспектор был приглашен к Почтмейстеру Съежби, где ему задали вопрос, почему он решил пойти на риск уничтожения вселенной.

Согласно одной из легенд Почтамта, Чудакоу ответил:

— Во-первых, сэр, я решил, что если уничтожу всю вселенную одним махом, то все равно никто ничего не узнает; во-вторых, когда я шарахнул по чертовой штуке в первый раз, волшебники побежали прочь, поэтому я заподозрил, что они вовсе не уверены в гибели всей вселенной, если только у них нету запасных вселенных, куда они могли бы скрыться; ну и последнее, сэр: эта чертова штука действовала мне на нервы. Никогда не любил всякие машины, сэр.

— Вот так все и кончилось, сэр, — сказал мистер Грош, когда они покидали комнату, — правда, я слышал, некоторые волшебники считают, что вселенная была-таки уничтожена одним махом, а потом точно также махом восстановилась. Они говорят, что видят это, сэр. Но, так или иначе, все закончилось хорошо, и старину Чудакоу сняли с крючка, потому что нет в Правилах Почтамта такого пункта, по которому можно наказать человека за уничтожение целой вселенной одним махом. Хотя заметьте себе — ххе — что были у нас такие почтмейстеры, которые обязательно попытались бы. Но эта история сбила с нас спесь, сэр. И после нее все покатилось под откос. Люди потеряли интерес к работе. Мы были сломлены, по правде говоря.

— Послушай, — забеспокоился Мокрист, — а те письма, что мы только что раздали парням, они не из другого измерения или…

— Не беспокойтесь, я проверил их прошлой ночью, — ответил Грош, — они просто старые. В большинстве случаев настоящие письма видно по штампу. Я неплохо навострился различать, какие из них действительно наши, сэр. Целые годы учился. Навык такой, сэр.

— А других можешь научить?

— Осмелюсь сказать, да.

— Мистер Грош, письма говорили со мной, — решился, наконец, Мокрист.

К его изумлению, старик схватил его за руку и потряс ее.

— Отлично, сэр! — сказал он, и глаза его наполнились слезами, — я же сказал, что это навык? И слышать их шепот — большая часть этого навыка! Они живые, сэр, живые! Не как люди, а как… ну как корабли, например. Готов поклясться, сэр, все эти спрессованные здесь письма, вся их… страсть, сэр, ну, я думаю, все это дает старому Почтамту нечто вроде души, я правда так считаю…

Слезы потекли по щекам Гроша. «Это, конечно, сумасшествие, — подумал Мокрист, — и вот теперь я тоже заразился».

— Ах, я вижу это в ваших глазах, сэр, да вижу! — продолжил Грош с мокрой улыбкой, — Почтамт нашел вас! Он сложил вас в конверт, сэр, да сложил. Вы никогда не покинете его, сэр. Есть семьи, что работали здесь сотни и сотни лет, сэр. Если почта ставит на вас свой штамп, сэр, то пути назад уже нет…

Мокрист как мог тактично вырвал у него свою руку.

— Да, — сказал он, — кстати, расскажи мне о штампах.

Шлеп.

Мокрист посмотрел на лист бумаги. Нечеткие красные буквы, выщербленные и обветшалые, сложились в надпись: «Почтамт Анк-Морпорка».

— Ну вот, сэр, — сказал Грош, размахивая в воздухе металлическим штампом на деревянной ручке, — я бью штампом по чернильной подушечке вот здесь, а затем бью им, сэр, бью им по письму. Вот! Видите? Еще один поставил. Каждый раз один и тот же. Письмо проштамповано.

— И это стоит пенни? — удивился Мокрист, — Боги всемогущие, да любой ребенок может подделать такой штамп, вырезав его на разрезанной пополам картофелине!

— Это всегда было некоторой проблемой, сэр, да, — признал Грош.

— А зачем почтальоны вообще штампуют письма? Может, проще продать человеку сам штамп?

— Ага, тогда он раз заплатит пенни, и будет штамповать свои письма вечно, — резонно заметил Грош.

В механизме вселенной колесики неизбежности, щелкнув, встали на место…

— Ну тогда, — сказал Мокрист, задумчиво глядя на бумагу, — почему бы не… почему бы не продавать им штампы, которые можно использовать только один раз?

— Вы имеете в виду, сэр, с малым количеством чернил на них? — спросил Грош. Он так нахмурил от усилий брови, что его парик сполз набок.

— Нет, я имею в виду… можно ведь понаставить много штампов на бумаге, а потом вырезать их… — Мокрист сосредоточился на своем воображении, только чтобы избежать зрелища парика, медленно сползающего на затылок, — стоимость доставки в любое место города один пенни, так?

— За исключением Теней, сэр. Туда — пять пенсов, потому что приходится посылать с почтальоном вооруженного охранника, — уточнил Грош.

— Понятно. Оо-кей. Я думаю, у меня есть кое-что… — он взглянул на голема, который тихонько стоял в углу кабинета, — мистер Помпа, не будете ли вы так любезны сходить в квартиры «Коза и Дух», что над «Курицей с цыплятами» и попросить у трактирщика «Ящичек мистера Робинсона», пожалуйста? Возможно, он возьмет доллар за услуги. Когда будете там, загляните в печатный салон «Литейщик и Шпульки»72, он поблизости. Оставьте им сообщение, что Главный Почтмейстер желает обсудить очень крупный заказ.

— «Литейщик и Шпульки»? Они очень дорого берут, сэр, — заметил Грош, — они делают всякие шикарные заказы для банков.

— Я знаю, чертовски трудно подделать, — сказал Мокрист, — так я слышал, — поспешно добавил он, — водяные знаки, специальные волокна в бумаге, и прочие трюки. Гм. Итак… марка за пенни, и марка за пять пенни… как насчет доставки в другие города?

— Пять пенсов в Сто Лат, — ответил Грош, — десять или пятнадцать в другие. Ха, три доллара за доставку в Колению. Обычно мы просто писали это на конвертах.

— Значит, нам понадобится марка за доллар, — Мокрист начал царапать что-то на листке бумаги.

— Марка за доллар! Да кто же купит ее за столько? — ужаснулся Грош.

— Каждый, кто захочет отправить письмо в Колению, — пояснил Мокрист, — им придется покупать по три штуки, в конце концов. Но пока я снижаю цену до одного доллара.

— Один доллар! Но ведь это за тысячи миль отсюда! — запротестовал Грош.

— Ага. Неплохая сделка, верно?

Похоже, Грош разрывался между экзальтацией и отчаянием.

— Но ведь все что у нас есть, это кучка стариков, сэр! Они конечно очень шустрые, должен признать, но… как это говорится, вначале научись ходить, а потом уже бегай!

— Нет! — Мокрист стукнул кулаком по столу, — никогда не говори так, Толливер! Никогда! Беги, а не ходи! Летай, а не ползай! Двигайся вперед! Я думаю, мы должны создать настоящую почтовую службу в этом городе. А для этого мы должны отправлять письма по всему миру! Потому что если мы проиграем, то проиграем по крупному. Все или ничего, мистер Грош!

— Ух ты, сэр! — только и нашелся сказать Грош.

Мокрист улыбнулся своей яркой солнечной улыбкой. Она почти что отразилась от костюма.

— Займемся делом. Нам понадобится больше сотрудников, Почтовый Инспектор Грош. Гораздо больше. Бодрее, парень. Почтамт снова открывается!

— Дасэр! — крикнул Грош, почти пьяный от энтузиазма, — мы… мы сделаем нечто новое, и необычным способом, к тому же!

— Ого, да ты, я вижу, суть уже ухватил! — сказал Мокрист, округлив глаза от удивления.

Десятью минутами позже Почтамт получил первую посылку.

Это оказался Старший Почтальон Бэйтс, по его лицу текла кровь. Два стражника внесли его в помещение на самодельных носилках.

— Обнаружили его бредущим по улице, сэр, — сообщил один из них, — сержант Колон, к вашим услугам.

— Что с ним случилось? — в ужасе спросил Мокрист.

Бэйтс приоткрыл глаза.

— Извините, сэр, — пробормотал он, — я держал ее очень крепко, но они стукнули меня по голове чем-то тяжелым.

— На него напрыгнула парочка хулиганов, — пояснил сержант Колон, — а его сумку швырнули в реку.

— Такое часто случается с почтальонами? — удивился Мокрист, — я думал… О, нет…

Новым болезненным явлением стал Старший Почтальон Эгги, волочивший за собой ногу, потому что на ней висел бульдог.

— Извините, сэр, — проговорил он, хромая вперед, — боюсь, мои форменные брюки разодраны. Я оглушил ублюдка совей сумкой, сэр, но оторвать его чертовски трудно.

Глаза бульдога были закрыты, как будто он предавался посторонним размышлениям.

— Хорошо, что вы свои доспехи надели, э? — порадовался Мокрист.

— Не на ту ногу, сэр. Но не беспокойтесь. Мои икры пр'ктически неуязвимы. Сплошные шрамы там, можно спички об них зажигать. А вот у Джимми Тропса73 действительно проблемы. Он сидит на дереве в Гад-Парке74.

Мокрист направился вверх по Рыночной улице с мрачной целеустремленностью. Доски все еще закрывали окно «Траста Големов», но их уже покрывал новый слой граффити. Свежая краска на двери обгорела и пошла пузырями.

Он открыл дверь и инстинктивно пригнулся. Арбалетная стрела прожужжала между крылышками на его шляпе.

Мисс Добросерд опустила арбалет.

— Боже мой, это вы! А я уже было решила, что в небесах появилось второе солнце!

Когда она отложила арбалет в сторону, Мокрист осторожно разогнулся.

— Прошлой ночью в нас кинули зажигательную бомбу, — пояснила девушка, как бы извиняясь за попытку прострелить ему голову.

— Сколько големов доступны сейчас для аренды, мисс Добросерд? — спросил Мокрист.

— А? О… примерно… около дюжины…

— Отлично. Я их беру. Можно не упаковывать. Пришлите их в Почтамт, чем скорее, тем лучше.

— Что? — на лицо мисс Добросерд вернулось нормальное выражение постоянного беспокойства, — слушайте, вы не можете вот так вот просто зайти к нам, щелкнуть пальцами и арендовать дюжину людей …

— Они считают себя собственностью! — возразил Мокрист, — вы сами мне так сказали.

Они уставились друг на друга. Потом мисс Добросерд смущенно порылась в ящичке с папками.

— Ну что же, прямо сейчас вы можете аре…принять на работу четверых, — сказала она, — это заслонка 1, Пила 20, Колокольня 275 и… Ангхаммарад. Говорить может только Ангхаммарад, остальным свободные еще не помогли…

— Помогли?

Мисс Добросерд пожала плечами.

— Многие культуры, создававшие големов, полагали, что инструменты говорить не должны. У них нет языков.

— И Траст добавляет им немножко глины, э? — весело спросил Мокрист.

Девушка взглянула на него.

— Это не физический, а скорее мистический процесс, — сказала она серьезным тоном.

— Ну что же, немые меня устраивают, если они не тупые, — сказал Мокрист, стараясь выглядеть посерьезнее, — а у этого Ангхаммарада, я гляжу, есть имя, а не просто описание.

— Многие очень старые големы имеют собственные имена. Лучше скажите мне, какую работу вы намерены им поручить?

— Почтальонов.

— Работа на людях?

— Я не думаю, что может быть секретный почтальон, — на секунду перед его внутренним взором промелькнули темные фигуры, крадущиеся от двери к двери, — а что, с этим какие-то проблемы?

— Ну… нет. Конечно нет! Просто люди иногда начинают нервничать и поджигают нашу контору. Хорошо, я отправлю големов к вам как можно скорее, — она помедлила, — вы понимаете, что несвободными големам положен один выходной в неделю? Вы же прочитали наш буклет?

— Э… выходной? — удивился Мокрист, — да зачем им выходной? Ведь у молотка не бывает выходных, правда?

— Он им нужен, чтобы быть големами. И не спрашивайте меня, что они делают в свободное время… Думаю, просто сидят где-нибудь в подвале. Это… это просто способ показать, что они не молотки, мистер Губвиг. Те, кто работал под землей, позабыли об этом. Свободные големы учат их. Но не беспокойтесь, все остальное время они работают, даже не спят.

— Значит… у мистера Помпы тоже бывают выходные? — уточнил Мокрист.

— Конечно, — подтвердила мисс Добросерд.

Мокрист мысленно поместил это в папку «полезная информация».

— Отлично. Спасибо, — сказал он.

Не желаете ли поужинать со мной сегодня вечером?

Обычно у Мокриста не возникало проблем со словами, но эти застряли у него в горле. Было в характере мисс Добросерд что-то такое, колючее, как ананас. А еще было что-то в ее выражении лица, которое, казалось, говорило: «Удивить меня невозможно. Я все про тебя знаю».

— Еще что-нибудь? — спросила она, — или вы просто решили постоять здесь с открытым ртом?

— Э… нет. Все отлично. Спасибо, — пробормотал Мокрист.

Она улыбнулась ему, и Мокрист затрепетал.

— Ну что ж, идите тогда, мистер Губвиг, — сказала она, — освещайте мир, как маленький лучик солнца.

Четверо из пяти почтальонов пребывали в состоянии, которое Грош называл «кабыл из строя»76, сейчас они были заняты тем, что пили чай в забитой почтой каморке, ради смеха называемой «Комната Отдыха». Эгги отправили домой, предварительно отодрав бульдога от его ноги; оставшихся Мокрист угостил фруктами из корзины. Такая штука как корзина фруктов — она всегда кстати.

Ну что ж, они наложили отпечаток на городскую жизнь, а бульдог — на них77. Часть почты удалось доставить, нельзя не признать. А еще надо было признать, что она опоздала на многие-многие годы, но все-таки почта пришла в движение. Это даже в воздухе ощущалось. Почтамт уже не был так похож на гробницу, как раньше. В данный момент Мокрист ретировался в свой кабинет, где предался творчеству.

— Чашку чая, мистер Губвиг?

Он поднял взгляд от своей работы и взглянул в немного странное лицо Стэнли.

— Спасибо, Стэнли, — ответил он, откладывая в сторону карандаш, — я смотрю, ты на этот раз умудрился донести чашку, почти ничего не расплескав. Молодец!

— А что вы рисуете, мистер Губвиг? — спросил мальчик, нагибаясь, чтобы лучше разглядеть, — похоже на наш Почтамт!

— Верно. Это будет марка, Стэнли. Вот, взгляни, что думаешь о других? — он пододвинул поближе еще несколько эскизов.

— Ух ты, вы хороший художник, мистер Губвиг. Вот эта вот очень похожа на лорда Витинари!

— Это марка за пенни. Собственно, я картинку с монетки и скопировал. На двухпенсовой марке будет герб города, на пятипенсовой — Морпоркия со своей вилкой, а башня Искусств — на большой долларовой марке. И еще я думаю десятипенсовую сделать.

— Они очень здорово выглядят, мистер Губвиг, — восхитился Стэнли, — всякие мелкие детали видны. Как маленькие картины. А как называются вот эти тоненькие линии?

— Штриховка. Она для того, чтобы трудно было подделать. И вот когда письмо с маркой будет приходить к нам на Почтамт, мы будем брать один из наших старых резиновых штампов и ставить его на марки, чтобы их нельзя было использовать снова, а потом…

— Ага, потому что они как деньги, — радостно сказал Стэнли.

— Пардон? — Мокрист замер, не донеся до губ чашку с чаем.

— Как деньги. Эти марки будут как деньги, потому что марка за пении это и есть пенни, если подумать об этом немного. С вами все в порядке, мистер Губвиг? Вы как-то странно выглядите. Мистер Губвиг?

— Э… что? — очнулся Мокрист, смотревший на стену со странным отсутствующим выражением на лице.

— Вы в порядке, сэр?

— Что? О. Да. Да, конечно. Э… может нам и побольше марка нужна, как ты думаешь? Например, за пять долларов?

— Ха, я думаю, с такой маркой можно будет отправить большое письмо аж до самой Ужастралии, мистер Губвиг! — радостно сказал Стэнли.

— Ну что же, надо мыслить на перспективу, — сказал Мокрист, я имею в виду, раз уж мы все равно занялись дизайном марок…

Но Стэнли уже отвлекся, теперь он внимательно разглядывал «Ящичек мистера Робинсона». Этот ящичек был старинным другом Мокриста. Он никогда не пользовался псевдонимом «Робинсон» за исключением тех случаев, когда нужно было оставить этот ящик на хранение почти честному торговцу или трактирщику, вот почему предмет оставался в полной безопасности, даже если его хозяину приходилось покидать город весьма поспешно. Для мошенника и афериста этот ящик был все равно что набор отмычек для вора, только вскрывались с его помощью не сейфы, а человеческие мозги.

Этот ящик и сам по себе был почти произведением искусства, так ловко выдвигались и открывались все его многочисленные отделения, стоило только поднять крышку. Конечно же, здесь были ручки и чернила, а также маленькие баночки с красками и тонами, морилками и растворителями. И, аккуратно сохраненные неизмятыми, листы бумаги тридцати шести различных видов, некоторые из них было совсем не просто раздобыть. Бумага — очень важная вещь. Стоит неудачно выбрать плотность и прозрачность бумаги, и никакие навыки чистописания тебя уже не спасут. Людей гораздо проще обмануть плохим почерком, чем плохой бумагой. Фактически, небрежный почерк частенько работает даже лучше, чем неделя бессонных ночей, потраченная на то чтобы аккуратно выписать каждую завитушку; а все от того, что в тщательно выписанном письме человек легко заметит какую-то не совсем правильную мелочь, но дай ему всего лишь несколько штрихов, и он сам додумает все недостающие детали. Отношение, надежда, представление — в этом вся хитрость.

«Вот и я такой», — подумал он.

Раздался стук в дверь и она тут же распахнулась.

— Да? — резко сказал Мокрист, не поднимая взгляда, — я занят дизайном дене… марок, вы же знаете!

— Там пришла леди, — пропыхтел ворвавшийся Грош, — с големами!

— А, это, должно быть, мисс Добросерд, — сказал Мокрист, откладывая свой карандаш.

— Дасэр. Она сказала: «Передайте мистеру Солнечному, что я привела его почтальонов», сэр! Вы хотите использовать големов, сэр?

— Да. Почему бы и нет? — ответил Мокрист, строго взглянув на Гроша, — ведь с мистером Помпой у вас нет проблем, не правда ли?

— Ну да, с ним все в порядке, сэр, — пробормотал старик, — я хочу сказать, он прибирается здесь, и всегда ведет себя уважительно… Но я вам правду говорю, сэр, люди не любят големов с этими их горящими глазами и привычкой никогда не останавливаться. Нашим парням непросто будет к ним привыкнуть, сэр, вот что я хочу сказать.

Мокрист уставился на него в изумлении. Големы были очень основательными, надежными и, слава богам, слушались приказов. К тому же это шанс получить еще одну улыбку от мисс Добросерд… Нет, думай о големах! Големах, големах, големах!

Он улыбнулся и сказал:

— Даже если я докажу, что они настоящие почтальоны?

Десятью минутами позже кулак голема по имени Ангхаммарад пробил почтовый ящик и еще несколько квадратных дюймов разлетевшегося в щепки дерева.

— Почта Доставлена, — объявил он и замер. Сияние в его глазах потускнело.

Мокрист повернулся к кучке людей-почтальонов и жестом указал им на импровизированный Маршрут Почтальона, который он соорудил в главном зале.

— Обратите внимание на расплющенные роликовые коньки, джентльмены. Обратите внимание на кучку битого стекла там где была бутылка. А ведь мистер Ангхаммарад проделал все это с капюшоном на голове.

— Да, но его глаза прожгли в капюшоне дырки, — указал Грош.

— Никто из нас не может изменить свою природу, — напряженно заметила Ангела Красота Добросерд.

— Должен признать, у меня прямо сердце возрадовалось, когда он насквозь пробил эту дверь, — сказал Старший Почтальон Бэйтс, — будут знать, как делать щели для писем слишком низко и с острыми заслонками.

— И с собаками никаких проблем, полагаю, — заметил Джимми Тропс, — уж ему-то они не порвут штаны на заднице.

— Значит, вы признаете, что голем может быть почтальоном? — спросил Мокрист.

Внезапно все лица скривились, а голоса почтальонов смешались в общем хоре:

— Ну, они все-таки не мы, понимаете ли…

— …людям может не понравиться этот, э, глиняный народец…

— …все эти разговоры насчет того, что они отбирают работу у нормальных людей…

— …ничего против него не имею, но…

Они замолчали, потому что снова заговорил голем Ангхаммарад. В отличие от мистера Помпы, ему нужно было некоторое время, чтобы набрать темп. А когда все-таки раздавался его голос, он казался идущим откуда-то издалека в пространстве и времени, как шум прибоя в древней окаменевшей ракушке. Он сказал:

— Что Такое Почта Льон?

— Посланец, Ангхаммарад, — пояснила мисс Добросерд.

Мокрист заметил, что с големами она разговаривала иначе, чем с людьми. В ее голосе появлялась настоящая мягкость.

— Джентльмены, — обратился Мокрист к почтальонам, — я знаю, что вы ощущаете…

— Я Был Посланцем, — прогрохотал Ангхаммарад.

Как его голос был не похож на голос мистера Помпы, так и его глина была совсем иной. Он выглядел как небрежно собранный паззл из глины различных видов, от почти черной, через красную к светло-серой. Глаза Ангхаммарада горели глубоким рубиново-красным светом, в отличие от желтоватого, как в печи, света глаз других големов. Он выглядел старым. Более того, он был ощутимо старым. От него исходил холод вечности.

На его руке, прямо над локтем, с помощью проржавевшего обруча, запятнавшего потеками глину, была закреплена металлическая коробочка.

— Был на посылках, э? — нервно сказал Грош.

— Последней Моей Работой Было Доставлять Декреты Хета, Короля Тата78.

— В жизни не слыхал о короле Хетте, — сказал Джимми Тропс.

— Это Наверное Потому, Что Королевство Тат Погрузилось Под Воду Девять Тысяч Лет Назад, — торжественно объявил голем, — Такое Бывает.

— Ничего себе! — присвистнул Грош, — так тебе девять тысяч лет?

— Нет. Мне Почти Девятнадцать Тысяч Лет. Я Был Рожден В Огне Благодаря Жрецам Упсы В Третий Нинг Бритого Козла. Они Дали Мне Голос Чтобы Я Мог Передавать Сообщения. Так Устроен Мир.

— О них я тоже не слышал ничего, — сознался Тропс.

— Упса Была Уничтожена Взрывом Горы Шипуту. Я Провел Два Столетия Под Кучей Пемзы, Пока Ее Не Размыло, После Чего Стал Посланцем Королей Рыбаков Священного Ульта. Могло Быть И Хуже.

— Вы наверное так много всего видели, сэр! — сказал Стэнли.

Сияющие глаза взглянули на него, озарив светом его лицо.

— Море Ежей. Я Видел Много Моря Ежей. А Потом Море Огурцов. И Плывущие Над Головой Мертвые Корабли. И Якорь, Однажды. Все Проходит.

— И сколько лет вы провели в море? — поинтересовался Мокрист.

— Почти Девять Тысяч Лет.

— Вы хотите сказать… что просто сидели там? — удивился Эгги.

— У Меня Не Было Других Инструкций. Слышал Песни Китов Над Головой. Было Темно. А Потом Пришла Сеть, И Подъем, И Свет. Такое Случается.

— А вам не было там… скучновато? — спросил Грош.

Другие почтальоны уставились на голема.

— Скучновато, — без выражения повторил Ангхаммарад и повернулся взглянуть на мисс Добросерд.

— Он не понимает, о чем вы говорите, — пояснила она, — никто из них не понимает. Даже те кто помоложе.

— Ну тогда, я думаю, вы будете рады снова доставлять сообщения! — сказал Мокрист более оживленно, чем собирался.

Голова голема снова повернулась к мисс Добросерд.

— Рад? — переспросил Ангхаммарад.

Она вздохнула.

— Еще одно трудное слово. Такое же трудное, как «скука». Самый близкий аналог, какой я могу придумать, звучит примерно так: «Вы будете удовлетворены, исполняя необходимые действия».

— Да, — сказал голем, — Сообщения Должны Быть Доставлены. Это Записано на Моем Чеме79.

— Это и есть свиток в голове голема, на котором записаны его инструкции, — пояснила мисс Добросерд, — в случае с Ангхаммарадом это глиняная табличка. В те дни не умели делать бумагу.

— Вы и правда доставляли сообщения королям? — спросил Грош.

— Много Королей, — сказал Ангхаммарад, — Много Империй. Много Богов. Много. Все Ушли. Все Проходит, — голос голема стал более глубоким, как будто он читал по памяти, — Ни Ледяной Шторм, Ни Черная Тишина Нижнего Ада Не Помешают Этим Посланцам Исполнить Их Святое Дело. Не Спрашивайте Нас О Саблезубых Тиграх, Ямах Со Смолой, Огромных Зеленых Тварях С Зубами Или О Богине Кзол.

— У вас тогда тоже были огромные зеленые твари с зубами? — удивился Тропс.

— Огромнее. Зеленее. Больше Зубов, — прогрохотал Ангхаммарад.

— А как насчет богини Кзол? — заинтересовался Мокрист.

— Не Спрашивайте.

Наступило задумчивое молчание. Мокрист знал, как прервать его.

— Ну что, теперь вы можете решить, почтальон он или нет? — мягко спросил он.

Почтальоны ненадолго собрались в кучку, а потом Грош вернулся к Мокристу.

— Он полтора почтальона, мистер Губвиг. Мы не знали. Парни говорят… ну, это будет честь для нас, честь — работать с ним. Я хочу сказать, это как… это как история, сэр. Это как… ну…

— А ведь я всегда говорил, что у нашего Ордена древняя история, разве нет? — сказал Джимми Тропс, весь сияя от гордости, — почтальоны были с древнейших времен! Когда они услышат, что один из наших членов существует с тех времен, когда все остальные секретные общества были зелеными, как… как…

— Что-то с большими зубами? — предположил Мокрист.

— Точно! С его приятелями тоже не будет проблем, если они будут исполнять приказы, — щедро добавил Грош.

— Спасибо, джентльмены, — сказал Мокрист, — теперь осталось только… — он кивнул Стэнли, который держал две больших жестянки с синей краской, — позаботиться об их униформе.

С всеобщего согласия Ангхаммарад был произведен в уникальный чин Крайне Старшего Почтальона. Это казалось… честным.

Через полчаса, все еще липкие от краски, големы отправились на улицы, каждый в сопровождении человека-почтальона. Мокрист смотрел, как в их сторону поворачиваются головы прохожих. Полуденное солнце блестело на синей краске, а ведь Стэнли, боги, благословите его, нашел немного золотой краски тоже. Честно, големы выглядели очень впечатляюще. Они сияли.

Люди обожают зрелища. Дай им зрелище, и ты уже на полпути к своей цели.

Голос позади него продекламировал:

— Почтальон снизошел, как в овчарню волк/Золотом с синим блестел каждый полк…80

На какую-то секунду, на мгновение, Мокрист подумал: «Я не настоящий, она знает. Откуда-то она знает». Затем разум возобладал над эмоциями. Он повернулся к мисс Добросерд.

— Когда я был мальчишкой, я думал, что полк — это такая часть доспехов, мисс Добросерд, — сказал он с улыбкой, — я представлял, как солдаты сидят всю ночь и полируют их.

— Мило, — прокомментировала мисс Добросерд, зажигая сигарету, — послушайте, я приведу остальных големов, как только смогу. Конечно, могут быть проблемы. Но Стража будет на вашей стороне. В Страже есть свободный голем, и он им нравится, хотя для них не имеет большого значения, из чего ты седлан, потому что стоит тебе присоединиться к Страже, и командор Ваймс проследит, чтобы ты стал сплошным стражником весь целиком, до самых печенок. Он самый циничный ублюдок из тех, что ходят под солнцем.

— Думаете, циничный? — спросил Мокрист.

— Да, — ответила она, выдыхая дым, — как вы можете догадаться, это практически мнение эксперта. Но все равно спасибо, что наняли мальчиков. Я не уверена, будто они понимают, что такое «нравится», но им действительно нравится работать. А Помпа 19, похоже, вас уважает.

— Спасибо.

— Ну, лично я думаю, что вы обманщик.

— Да, наверное, думаете, — сказал Мокрист.

О боги, мисс Добросерд была крепким орешком. Ему доводилось встречать женщин неподвластных его очарованию, но они были просто холмиками, по сравнению с ледяными пиками Горы Добросерд. Это был спектакль. Должен был быть. Это была игра. Должна была быть.

Он достал пачку своих эскизов марок.

— Что вы думаете об этом, мисс Д… Послушайте, как вас друзья называют, мисс Добросерд?

Про себя он угадал ответ «Я не знаю» как раз в ту секунду, когда женщина сказала:

— Я не знаю. Что это? Вы носите с собой свои портреты, чтобы зря не тратить время?

Итак, это была игра и его приглашали поиграть.

— Надеюсь, что их изготовят в бронзе, — смиренно сказал он, — это эскизы новых марок.

Пока она разглядывала листы, он рассказал ей про идею марок.

— Вот эта, с Витинари, хорошая, — одобрила она, — говорят, он красит волосы, вы слышали? А это что? О, Башня Искусств… как это по-мужски. Доллар, э? Хм. Да, хорошие. Когда начнете использовать их?

— Я как раз сейчас собирался зайти в «Литейщик и Шпульки», чтобы обсудить вопросы гравировки, пока парни на маршрутах.

— Хорошо, это надежная фирма, — одобрила она, — Шлюз 23 крутит их механизмы. Они содержат его в чистоте и не вешают на него записки. Я каждую неделю проверяю всех нанятых големов. Свободные очень настаивали на этом.

— Чтобы удостовериться, что с ними хорошо обращаются?

— Чтобы удостовериться, что никого не забыли. Вы удивитесь, если узнаете, сколько предприятий в этом городе используют големов. Кроме «Великого Пути», конечно, — добавила она, — я не позволяю им работать в этой компании.

Что-то было особенно резкое в этом замечании.

— Э… а почему нет? — спросил Мокрист.

— Бывает на свете такое дерьмо, в котором даже голем работать не станет, — ответила мисс Добросерд стальным голосом, — големы — высокоморальные создания.

«Оо-кей, — подумал про себя Мокрист, — это, похоже, больной вопрос».

Вслух же его губы как будто сами собой произнесли:

— Не желаете ли поужинать сегодня вечером?

На какую-то долю секунды мисс Добросерд была удивлена, хотя и в половину не так сильно, как сам Мокрист. Затем возобладал ее природный цинизм.

— Я каждый вечер ужинаю, привычка такая. Вы имеете в виду — с вами? Нет. У меня дела. Спасибо за предложение.

— Нет проблем, — пробормотал Мокрист с некоторым даже облегчением.

Женщина оглядела гулкий главный зал почтамта.

— Слушайте, у вас мурашки не бегут по коже пот этого места? Наверное, вам нужно что-то сделать с этим. Зажигательная бомба и обои в цветочек, например.

— Скоро мы наведем здесь порядок, — быстро сказал Мокрист, — но для начала пришлось заняться почтой. Важно показать, что мы снова работаем.

Они посмотрели на Стэнли и Гроша, которые терпеливо сортировали огромную кучу писем, они были похожи на старателей у подножия почтовой горы. Они были почти погребены под отвалами белой пустой породы.

— Чтобы доставить все эти письма, вам понадобится целая вечность, — заметила мисс Добросерд, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Да, я знаю, — не стал спорить Мокрист.

— Это как раз для големов, — добавила мисс Добросерд, стоя в дверном проеме, свет странно освещал ее лицо, — они не боятся «вечности». Они вообще ничего не боятся.