Операция «Химера»

ГЛАВА 10. О самогонщиках, интригах и моральных принципах

Рой усиленно скрипел мозгами: особого пиетета в приглашении не наблюдалось, повышенного интереса — тоже. Значит, животина должна нередко встречаться в выделенном ареале, и проживать как в доме, так и на улице. По поводу обещанного выноса можно было не беспокоиться: Ерик свое дело хорошо знал. Пока сам не решит, что достаточно, или Рой не попросит, никуда хозяин от них не денется. Другое дело — дубликат. Его заряжать надо, а если там мозгов как у хомячка, то заряда надолго не хватит. А значит, придется другие методы искать.

— Грузовик! — услужливо подкинул идею Ерик.

В воображении напарника прошлое подручное средство, выбившее из аттестационной комиссии двадцать пять баллов из двадцати пяти, рисовалось как неукротимо несущаяся волна возмездия, пахнущая бензином и дорогой. Привычный Рой давно наловчился переводить с Ериковского на всеобщий, и все равно иногда ошибался. Особенно, когда мысли касались вещественных предметов, а не чувств и ощущений.

— Лучше бы себя изобразить попробовал, — передал раздосадованный Рой.

Средства, подходящие для работы с будущими одержимыми, не слишком годились для носителей серости. Принцип, может, и совпадал, но побочные эффекты, вроде продолжительности жизни и скачков осознания, разнились чуть ли не до полной противоположности. Одно дело — устроить стихийную катастрофу типу, которому жить осталось плохо и очень недолго. И совсем другое — вмешаться в размеренное существование носителя серости, потенциально способного еще не меньше полувека мариновать себя и окружающих. Любая проверка покажет полную профнепригодность в связи с превышением допустимых рисков.

Ерик недоверчиво принюхался к лоханке с белой жидкостью, поставленной прямо на пол, и ментально пожал плечами:

— Мелкое, немагическое, живое, — обрисовал он выбранный облик.

Такой профиль Рой и без пояснений мог составить. Достаточно соотнести размеры и вспомнить, кто из магической мелюзги способен пить магазинную, прошедшую сто обработок, пастеризованную отраву. Да никто, кроме живого, немагического.

— По сторонам осмотрись, — приказал Рой. — Побольше заинтересованности в диалоге изобрази.

Ерик послушно насторожил уши — у Роя аж на стыке челюстей затрещало — и принялся вертеть любопытной мордочкой.

— И этот рожу воротит, — мрачно высказался объект общего интереса. Отошел к окну и встал там в полный рост со сложенными на груди руками. — Да пошли вы все, мне тоже никто не нужен, — шлепнул он жирную точку в несостоявшейся беседе.

Рой до боли в общих глазах всматривался в статного хмурого мужчину, выискивая будущие зацепки.

Шириной, как и ростом, наследственность завхоза не обделила. Здоровый — по точному выражению Марь Филипповны — кабан. Даже в каком–то смысле симпатичный, только одеваться не умеет. Плотная рубаха цвета застарелой грязи надежно укрывала всю гору честно наработанных мышц, судя по некоторым признакам, точно не в качалке накрученных. И не с помощью каких–либо препаратов.

Сюда бы тренера толкового, способного грамотно нагрузить некоторые участки — так можно статуи ваять. Или картины писать, на худой конец. По общим очертаниям и выбору одежды много чего угадывалось, но Рой зацикливаться не стал; пока терпение позволяло, морду Ерику еще немного задрал — в лицо посмотреть.

Против солнца хорошо обрисовывался только темный силуэт, черты терялись, как на плохой фотографии. Но даже так Рой отчетливо видел, что портрет из памяти Марь Филипповны на оригинал похож, как фоторобот на живого человека. То есть, волосы те же, форма глаз, лицо, скулы, а все равно не он. Не чувствовала Марь Филипповна всего того, что Рой сразу ощутил — просто не могла.

А вот Ерик тоже, наконец, рассмотрел: весь взъерошился, вздыбился, только что не зафыркал, чтобы с волны не сбивать. Полностью согласный, что с таким, как этот завхоз, как с самим собой — и в Лимб, в разведку, и по бабам, и на пиры Лукулловы. Только лукавить нельзя, потому что один серьезный прокол — и вся дружба всмятку.

— Настоящий, — подвел итог Ерик.

— Носитель, — четко определился Рой.

На душе сразу потяжелело — очень ему завхоз этот глянулся. А ведь именно из таких — сильных и настоящих — наихудшая серость прет, если вовремя не пресечь. Самое поганое, что пока теоретизировал, никак не подозревал, что носитель таким вот окажется. Стоящим.

— Ладно, раз еда моя тебе не по душе, пошли, на волю выпущу, — вздохнул завхоз, вдоволь наигравшись с Роем–Ериком в гляделки.

Чуть повернул голову, позволив свету проехаться по резко очерченной скуле, опустил руки и шагнул к лазутчикам.

— Ерик, — против воли предупредил Рой.

Просьба не волноваться прилетела уже из комнаты, куда резво сиганул напарник. Судя по запаху и интенсивности освещения — глубоко из–под кровати, из самого дальнего угла за недавно обнаруженным чемоданом.

— Шустрый какой, — удивился завхоз, неожиданно развеселившись.

Нелепое имя Колька, названное Марь Филипповной, ему и раньше не слишком шло, даже по описаниям, а теперь и вовсе ни в какую не подходило. Рой решительно отказывался его использовать.

В дверь заполошно затрезвонили.

Не сразу определившись, на каком свете находится, Рой дернулся было открыть, но Ерик вовремя тормознул.

Ломились не к ним, в тридцать третью, ведомственную, а к завхозу. Проживавшему, очевидно, в той же парадной, что и все, встреченные Роем за сегодня. Совпадения больше не настораживали, наоборот, с выявлением носителя, все выстроилось в одну стройную логическую цепочку. Теперь оставалось только найти концы, потянуть как следует, и посмотреть, в какие узлы завяжутся спряденные Норнами нити.

— Здрасьте, здрасьте, Николай, как жизнь, как здоровьичко? — послышался из Ериковской подконтрольной местности до боли знакомый голос.

— Не жалуюсь, — последовал напрочь лишенный радушия ответ.

Рою с Ериком воочию представился взгляд исподлобья и полное нежелание продолжать беседу, подтвержденное попыткой закрыть дверь. Изначально, кстати, обреченной на провал.

— А я к вам по делу, — расплылась Марь Филипповна, чья улыбка обоим подслушивающим представлялась еще более подробно. — Мне — как обычно.

— Входите, — сухо пригласил завхоз-Николай.

Рой мельком порадовался, что Марь Филипповна с настоящим именем поспешила раньше, чем тот успел бы прочно стать в их с Ериком сознании каким–нибудь «поселковым носителем» или, еще хуже «объектом номер…».

— Да я на секундочку, как всегда. Могу в дверях постоять, — начала было Марь Филипповна.

— Не можете, — отрезал Николай. Судя по звукам, втащив женщину внутрь и захлопнув дверь. — Здесь стойте. И под ноги внимательно смотрите. Я сейчас.

Марь Филипповна озадаченно притихла. Ерик высунул из–под кровати любопытную морду и передал Рою, как Николай, шаркая ногами, словно впервые вставший на лыжи нанайский мальчик, перемещается по квартире. Смотреть его глазами Рой пока больше не рисковал, но и купированное зрелище здорово позабавило. Особенно порадовала проявленная забота о бесхозном найденыше — не так уж глубоко, выходит, Николай в серость впал, остались еще и сострадание, и более–менее продолжительное желание хоть кому–нибудь помочь.

— А чего это тут у вас? — не вынесла неизвестности Марь Филипповна. — Если ноги болят, то правильно делаете, что сквозняков боитесь, двери завсегда закрывать надо, чтобы сквозняком не дуло. Он ведь, сквозняк–то, понизу идет, потому как холодный; студит и приводит к ревматизму. А от ревматизма хорошо шерсть собачья помогает, пчелиные укусы и киселёк из чернички с брусничкой. Еще лимончиком хорошо, развести его горячей водичкой, и за полчаса до еды и пить. Через месяц, как рукой снимет. Арбузики хорошо еще кушать, чесночка побольше. Чесночок, он вообще для всего хорош, и для зрения, и для суставов, и для…

— Нет у меня никакого ревматизма, — нехотя буркнул Николай. Рой едва удержался, чтобы не зааплодировать Марь Филипповне — с такой интуицией и профессиональные курсы не нужны, без них всю подноготную выведает, если только захочет. — Ёжик в гости забежал, шарашится где–то по квартире. Не хочу ненароком раздавить.

— Ёжик?! — хором с Роем и Ериком выдохнула Марь Филипповна.

— Ёжик!

Ухмыльнувшись, Рой представил колючий серый клубок с умной ушасто–глазастой мордочкой и короткими лапками.

— Ёжик, — покатал мысль Ерик, оценив собственный облик в сознании Роя, как в зеркале.

— Ёжик? — недоверчиво повторила за ними Марь Филипповна. — А как же он к вам, на пятый этаж забежал, ёжик–то? По лестнице поднялся или в форточку залетел? А чертики зеленые следом не запорхнули? Вы ведь не закодированный, Николай, я теперь точно знаю. А незакодированные мужики обязательно пьющие, а ежели непьющие, то выпивающие, то есть, запойные. У вас запой, да?

В интонациях Марь Филипповны отчетливо слышалось истошное желание срочного и безоговорочного признания. В том, что — да, запой, причем, именно сейчас, в данный конкретный момент.

Она даже примерилась шагнуть из коридора в комнату, к роющемуся в комоде Николаю–завхозу. Но тот оказался начеку — молниеносно прошаркал наперерез гостье, встал грудью, расправил плечи и уточнил:

— Вы за бутылкой пришли, Мария Филипповна?

— Ну-у, да-а, — протянула незадачливая гостья. — К нам, понимаете ли, инспектор из центра прибыл, районный, по общим вопросам, с проверкой, — поколебавшись едва заметную на слух секунду, она принялась сдавать Роя с потрохами: — Инспектор коньячка пятизвездочного захотел. А у нас, сами знаете, лучший коньячок — ваш самогончик. Мы часикам к шести собраться хотим, с Верочкой, с дочкой ее и физруком школьным. Посидеть, поговорить о нашем поселке. О нуждах его.

— С Веркой и с ее малой? — недовольно уточнил Николай.

— Ну да, а что? — не поняла Марь Филипповна. — Физрук обещал лекцию о правилах поведения на воде рассказать, инспектор — о пожарной безопасности. Просветим девочку, раз уж все равно каникулы, и дождь прошел, и купаться поэтому никак.

— То есть, при ребенке распивать собираетесь? — еще больше нахмурился Николай.

— Ой, да какое там распивать, — отмахнулась Марь Филипповна. — Ты бы лучше на себя посмотрел — ёжики и черти мерещатся. Я знала, я точно чувствовала, что сорвешься ты, Коля, и тогда придется участкового Мормышкина вызывать, чтобы он тебя на пятнадцать суток закрыл, для протрезвления. Бутылку давай, — Марь Филипповна явно собралась развернуться и уйти с гордо поднятой головой и отвоеванной емкостью.

Вообще–то, Рой назвал бы это бутылкой, только при условии сильной близорукости, потому что влезало туда, даже навскидку, не меньше четырех пинт — то есть, двух литров — мутноватой, словно слегка разведенной кальцием, жидкости

— Не дам, — хмуро объявил Николай.

— Что значит, не дам? — возмутилась Марь Филипповна.

— То и значит, — Николай протянул длинную руку через плечо удивительной боевой женщины, щелкнул замком и принялся надвигаться на Марь Филипповну, выдавливая ее за дверь.

— Ерик! — чуть ли не вслух заорал Рой. Сейчас эти двое окончательно рассорятся — расплюются, как здесь говорят — и ходи потом по всему поселку в надежде отвязаться от Марь Филипповны, чтобы поближе подобраться к Николаю.

— Ой, правда, ёжик! — взвизгнула Марь Филипповна, каким–то чудом разглядев из–за мощной фигуры завхоза шустро пробежавшего по коридору Ерика. — Ёжик, Коля, у тебя там ёжик! Лови, а то с лестницы скувырнется! Да чего ты мне пихаешь, у меня тут сумка в руках и деньги.

Завхоз молчал, только громко сопел, пытаясь одновременно всучить бутылку Марь Филипповне и загнать юркого Ерика обратно в квартиру. Видимо, остатки не затронутого серостью воспитания не давали ему возможности в красках высказать при даме все, что он думает по данному поводу.

Ерик всегда знал, когда можно и себя показать, и повеселиться от души — по краю верхней лестничной ступени опасно пробалансировал, ловко увернувшись от импровизированного сачка в виде кепки; во все углы потыкался, а потом еще по диагонали площадку пересек–проскакал. Явно стать демонстрировал.

— Ладно, хватит, — позволив напарнику немного порезвиться, Рой дал отмашку на возвращение к исходной позиции.

— Ну ты шутник, — задыхаясь, оценила обстановку Марь Филипповна, без сил привалившись спиной к снова надежно запертой двери. В руках ее чудесным образом крепко утвердилось яблоко раздора, то есть, искомая бутылка. — Ты его на улице, что ли, подобрал?

— Угу, — подтвердил Николай, разрываясь между Ериком, опять свалившим под кровать за чемодан, и Марь Филипповной, отчетливо не выказывавшей желания вернуть самогон.

— Вот дурень, — оценила его доброту Марь Филипповна. — Это же дикое животное, на улице должно жить.

— Да знаю я, — развел широкими ладонями Николай. — Просто с работы шел, а тут сидит такой, мокрый весь, несчастный. Чихает еще. Того и гляди под колеса какому–нибудь обормоту на мопеде попадет. Вот я и решил, что возьму к себе, пусть обсохнет и молока выпьет, а потом уж на пустырь его отнесу, чтобы домой в свою нору шел.

— Золотое у тебя сердце, — покачала головой Марь Филипповна. — И руки золотые. Вот не пил бы ты еще, от людей не шарахался, так цены бы тебе не было.

— Тьфу ты, опять двадцать пять, — взъерошился Николай. — Да не пью я, не пью. Хотя вам–то какая разница? Пью — плохо, не пью — тоже плохо. Идите вы все. Только бутылку верни, нехорошо при девчонке.

— Ну, верну я бутылку, ну, к Кузьмичу пойду, — не сдалась Марь Филипповна. — Что от этого изменится? Ну что, кроме вкусовых ощущений?

— Ерик, — снова позвал Рой, предчувствуя новый оборот со старым результатом.

Но напарник, видимо, и сам уже решил, что повеселился достаточно — вылез из–под кровати и пошустрил–поцокал поближе к переговорщикам.

— Ты, похоже, плохо меня знаешь, Коля, если думаешь, что я при девочке позволю пьяные разговоры вести или еще чего такого, — продолжила Марь Филипповна, намертво вцепившись в объемистую бутылку обеими цепкими толстенькими ручками. — Вот пойдет спать, тогда и продегустируем. Я Митьке, физкультурнику, грамоту обещала, значит, инспектора задобрить надобно.

— А не многовато вам двух литров, на двоих? — не совсем в тему осведомился Николай. — Физкультурник, насколько я знаю, непьющий.

Рой моментально учуял вмешательство Ерика.

— Надо будет — выпьет, — отрезала Марь Филипповна. — Нам грамота позарез нужна, для школы. Все учителя, понимаешь ли, с грамотами, один Митька без грамоты. А ну как проверка наведается? Сразу ведь к спортивному залу присматриваться начнет. А от спортивного зала до спортивного поля — рукой подать. А там ворота без сетки — и что мы им говорить будем? Третий год на реставрации? К тому же, почему это на двоих, — вернулась она к мысли, нить которой Рой потерял еще на середине логической цепочки от позарез необходимой грамоты до порванной и украденной сетки. — Верочка, может, доченьку уложит, и обратно вернуться к нам захочет. Инспектор у нас мужчина видный, прям как ты, только вежливый и обходительный. Мечта, а не мужчина.

— Прямо таки и мечта, — посмурнел и без того не слишком жизнерадостный Николай. — Ладно, уговорила, — ловко высвободил он из цепких ручек Марь Филипповны угрожающе всплеснувшую содержимым бутылку, — приду и сам там у вас на все посмотрю. Деньги убери, я самогон с собой принесу, в качестве подарка к столу. Заодно прослежу, чтобы все было как надо.

Рой уныло похвалил Ерика за своевременное вмешательство и призадумался.

Судя по проявленному беспокойству, до критической точки Николай докатится еще нескоро. Это означало, что реального времени на нейтрализацию у них с Ериком гораздо больше, чем выданного шефом. То есть, можно, конечно, просидеть здесь до тех пор, пока Вера Дмитриевна не соизволит обратить внимание на интерес завхоза.

Да–да, надо быть полным дауном, чтобы не понять, с чего так насупился Николай, узнав, что нагрянувший инспектор — мечта, а не мужчина, по меткому выражению Марь Филипповны.

А можно не дожидаться свадьбы, тем более что сводник из Роя очень даже так себе. Отписаться деревянно–яблочным отчетом, и вернуться вовремя в штаб за наградой от шефа и новым — нормальным — заданием. Желательно еще в нормальной местности. В Лимбе, например. Да хоть в Черные области под прикрытие — там, по крайней мере, все ясно и понятно; не то, что здесь. В смысле, люди тут, конечно, душевные, но полностью двинутые на всю голову.

Так и заразиться недолго, особенно с учетом того факта, что им с Ериком здесь очень хорошо.

Ерик, весь в пыли и дохлых комарах, давился ехидными смешками, сидя за своим чемоданом из кожзаменителя.

— Все равно вылезать придется, — напомнил ему Рой.

Наглая морда сделала вид, что не расслышала.

— Ладно, — принял Рой промежуточное решение. — Сегодня вечером поближе присмотримся, постараемся нащупать слабые места и потыкать в них палочкой. Эй, напарник, не вздумай задрыхнуть, попробуй Николая на монолог вывести. Если получится его на Веру Дмитриевну качественно замкнуть, считай, что задание выполнено, и мы с тобой самые героические герои. Ну а если с наскока не выйдет… — он поколебался. — Тогда, по крайней мере, будем знать, есть ли смысл пытаться ускорить процесс.

В конце концов, в самом крайнем случае можно ведь попробовать переубедить Марь Филипповну по поводу совместимости Веры Дмитриевны и Николая.

Нет, в Черных областях однозначно проще — там уж от них с Ериком точно никто не потребует разбираться в запутанных личных интересах так называемой слабой половины человечества.