Операция «Химера»

ГЛАВА 9. О безотказных методах и нежных сердцах

— И всем, чтоб его, срочно. И всем, чтоб их, вне очереди, — просипел сквозь клубы испарений, поднимающихся от разнокалиберных котлов, Брюс.

Местный эксперт оказался каким–то слишком «очень» на вид. Очень худой, очень остроносый, очень ученый, очень заслуженный. И очень известный, по некоторым данным, кое–где даже в цивилизованных кругах.

Рой с ним до сих пор вплотную не пересекался. Знал только, что штат помощников у эксперта достаточно обширный, чтобы заниматься исключительно самыми интересными делами. В штабе поговаривали, что мужик он толковый, только с очень большой придурью. И пальцами у виска шевелили, для образности.

— Ну, чего тебе? — «оченный» Брюс толком даже не соизволил посмотреть, от кого вызов пришел.

— Отпечаток на срочную экспертизу. От шефа, — Рой запустил сквозь пространство–время предусмотрительно проложенный защитой слепок.

Ярко блестевшие по всем стенам комнатушки ориентиры позволяли до минимума сократить расходы на транспортировку.

— Местность? — чуть более заинтересованно осведомился Брюс, поймав посылку. — Время?

— Там все подписано, только хронопласт не определяется. То есть, определяется, но лишь в пределах допустимого. Может, вам что–нибудь знакомым покажется?

С экспертами надо дружить, это вам любой скажет, кто хоть немного в своем деле понимает. Тем более, с такими умельцами, как Брюс. На самом деле Рой с ним давно бы состыковался, только комнатушку свою колдун покидать очень не любил. Так что теперь, когда появился шанс пообщаться лично, упускать его Рою совершенно не хотелось.

— Ага, вижу что–то знакомое, — вертя в чутких пальцах отпечаток, Брюс понемногу высвобождал его из упаковочной защиты. Рой весь превратился в слух. — Если не ошибаюсь, гиблое место. С болотом, с водяными и с ветреницами. Золотая рыбка оттуда косяком бежала, да редко когда доплывала.

— А вы ничего не путаете? — ошарашено спросил Рой.

Слишком уж отличалась Брюсова характеристика от разворачивающейся за окном — рукой дотянуться — редкостно мирной картины.

— Молодой человек, — эксперт впервые поднял голову и посмотрел в глаза, — я никогда ничего не путаю. Каких–нибудь сто лет назад от заявленного вами хронопласта, туда без эскадрильи валькирий разве что самоубийца сунулся бы.

— А, — с некоторым облегчением протянул Рой. — Ну, если сто лет назад, тогда да, вполне допускаю.

— Говорю же вам, банда там целая обосновалась, наш отдел с ног сбился вещдоки обслуживать, — не пожелал успокаиваться Брюс. — Потом, к двадцатому столетию, хозяин стал настаивать, чтобы заповедник там сделали. Даже переговоры велись. Но выяснилось, что местность слишком близко прилегает к цивилизации, пришлось насильно окультуривать, а потом еще лет пятьдесят плотно курировать. Наших там сгинуло, мал да маленько, потом, правда, тихо стало. Очень тихо, — Брюс пожевал губами. — Я бы даже сказал, что слишком тихо. В общем, не нужно мне говорить, будто я что–то путаю.

— Так я и не настаиваю, — пожал плечами Рой. — Я вообще тут впервые. Сам в командировке.

— А, так вы, выходит, и есть тот выписанный специалист, способный взглянуть на обстановку свежим взглядом? — Брюс на секунду отвлекся от отпечатка.

— Выходит, так, — Рой не стал поправлять обидчивого эксперта, объясняя, что специалиста никто не выписывал.

Сам нарисовался–фиг–сотрешь, из–за повышенной мстительности некоей взбалмошной мамаши.

— Странно, у нас говорили, что вы из крючкотворов, в смысле, из семьи Норн. Ладно, завтра приходите, я вам полную развернутую характеристку на вашу вещичку выдам, по всем сферам и уровням. И так и передайте вашему начальству, что это в последний раз я очередь сдвигаю. Если нужно срочно, то пусть сами и колдуют, — под усилившийся треск экран затянуло то ли помехами, то ли дымом от не выдержавших возмущения эксперта котлов.

— Спасибо, — поблагодарил Рой на всякий случай.

В ответ из телевизора раздался выстрел. По неуничтожимому сотруднику снова промазали. Сотрудник, к данному моменту уже должный впасть в полный маразм — если не от качества, то уж точно от количества полученных по голове ударов — бодро отстреливался короткими очередями из несуществующего оружия, и даже пустяковым недержанием страдать не думал.

Прямо Голливуд, а не средневосточная, славящаяся глубокой психологичностью и относительной достоверностью, киноиндустрия.

Рой убавил звук до минимума, оставив изображение на случай внезапных новостей, и принялся маяться выбором между добросовестностью и добропорядочностью.

С одной стороны, раз уж все равно он сидит в засаде, самое время осторожно, по–соседски, прощупать квартиру физрука-Димитрия. Тем более что живет тот, если не наврала Марь Филипповна, прямо внизу, наискосок от занятой ведомственной тридцать третьей. С другой — после небольшого нагоняя, только что полученного от шефа, использование магии без очень веских причин вполне могло расцениваться начальством как первостатейная наглость.

За окном все еще поливало. То есть, не поливало, а так — моросило сквозь солнышко, обещая в ближайшем будущем развесить по небу роскошную сочную радугу. У Роя прямо мурашки по загривку побежали от желания выйти и полюбоваться умытой листвой и ожившей после жаркой сухости травой. А еще лучше — пройтись босиком, вдохнуть полной грудью влажный ароматный воздух; может, даже ощутить последние мелкие капельки уходящего дождя…

— На, ощущай, — очень недовольный и очень мокрый Ерик не преминул помочь с изъявленным желанием в лучших традициях мелкой нечисти.

Под ногами тут же расползлась мокрая липкая глина, а по всему телу и в особенности над головой — мерзкая влага. В ноздри ударил запах прелой сырости и чего–то живого, мелкого, убийственно многоногого. Видимо, окрестности, выбранные Ериком для реализации безотказной схемы, кишели мокрицами и прочей ползучей пакостью.

Рой ошалело выдохнул, чувствуя весь спектр эмоций человека, которого без предупреждения окатили из садового шланга. И уже собрался чем–нибудь ответить, как Ерик насторожился и принялся транслировать усиленную безысходность. Запах ползучей пакости немедленно пошел на убыль — похоже, для нее это тоже оказалось слишком.

Подавив первый порыв отправиться вслед за многоножками, Рой поспешно истончил канал до необходимого минимума и настроился на представление.

Невдалеке, перед чахнущим под дождем Ериком, появились две ноги, обутые в суровые армейские ботинки, размера примерно двенадцатого–тринадцатого. То есть, по местным меркам — сорок четвертого или сорок пятого.

Ерик тут же почувствовал, что перебрал с минимализмом, поэтому срочно немного подрос — встряхнулся и слегка распушился. Совсем слегка — ровно настолько, насколько позволила легенда о давно мокнущем на улице и очень несчастном существе. Какое именно существо выбрал Ерик для завхоза–буки, Рой пока не понял, догадывался только, что не рыбку и не птичку. Напарнику он в этом вопросе доверял полностью. Знал, что не подведет и обернется именно той животиной, мимо которой объект запросто пройти никак не сможет — обязательно сжалится и заберет домой.

План потому и назывался безотказным, что Ерик каким–то образом четко срисовывал тайное желание того, кто брался в разработку, проникал в жилище, а там уже разворачивался в полную силу и действовал по обстоятельствам. Накладок до сих пор ни разу не возникало. Ну не считать же проколом обращение в маленького пушистого кролика, едва не послужившего обедом милой эскимосской семье?

В конце концов, в дом ведь Ерика тогда все равно принесли.

Появившиеся ноги ступали веско — не так, чтобы быстро, но и не волочились по размокшей глине. Чувствовалось, что человек в армейских ботинках никуда особо не торопится. При всей заявленной массе тела, следующей из простенького уравнения — плотность грязи к глубине оставленного следа — уверенности в поступи не наблюдалось, скорее привычка, дошедшая до машинальности.

По представлениям Роя, завхоз, то есть, человек, Заведующий Хозяйством — вслушаться только в эти два слова! — ходить должен был немного по–другому. Да у той же Марь Филипповны в одном жесте хозяйственности больше, чем во всей походке выцепленного Ериком гражданина.

Носитель, как есть, носитель.

Изображение слегка дернулось. Видимо, Ерик, замучавшийся мокнуть в неподходящий для водной среды форме, принялся перетаптываться с лапки на лапку.

Веско ступающие ноги замедляться и не подумали.

Рой напрягся.

— Спокойно, — выдал соответствующую эмоцию Ерик.

То ли фыркнул, то ли чихнул и, судя по замелькавшей картинке, кубарем скатился на предполагаемое место следующего шага.

— Ох, ты ж! — донеслось из заоблачной выси, вперемешку с уже знакомой табуированной местной лексикой.

Рой успел задохнуться от густого запаха ваксы пополам с гуталином, а затем изображение почернело.

— Готово, — отрапортовал Ерик, тут же свернувшийся клубочком в сухом тепле.

Карман? Рукав?

Сухое тепло пахло дегтярным мылом, немного синтетикой и пластмассой.

Ерик протранслировал изображение головного убора с пластиковым козырьком. В цивилизации такое называлось бейсболкой, здесь же носило гордое имя кепки. Оставалось надеяться, что несчастную животину, облик которой усиленно сохранял Ерик, не донесут до сухого места и там не выпустят.

В принципе, Рой мог представить себе настроение человека, посадившего котенка или щенка в кепку, и ликующего оптимизма оно точно не внушало. Пушистых зверюшек, особенно подобранных на улице, вообще–то, принято носить в руках, прижимая если не к сердцу, то хотя бы к печени. Правда, в случае с носителем серости, поручиться нельзя ни за что.

А еще с найденышами принято беседовать. Успокаивать, там, или спрашивать, как же ты такой, ути–пути, маленький, потерялся. Хозяина, на худой конец, искать.

Ерик же, как только набрал скорость в своей временной переноске, так только слегка покачивался, словно в разогнавшемся поезде, но в полной тишине.

Не то чтобы Рой тревожился — не за Ерика, уж точно — но как–то нестандартно проходило первое знакомство с главным подозреваемым.

— Магии — ноль, — дождавшись, пока Рой в полной мере оценит все плюсы совместной жизни с напарником, доложил Ерик.

Сквозь истончившийся канал прилетело что–то похожее на ехидную ухмылку.

— Вот спасибо! — в сердцах рявкнул Рой.

А то он сам не догадывался. Тут у всех встречных–поперечных, в кого ни ткни, магия только что в минус не уходит. Абсолютно пустое место, даже допустимый фон по большей части отсутствует. Только еще сто лет назад, если Брюс не пошутил над заезжим молодцем, тут такое творилось, что даже заповедник хотели сделать. На шутника колдун–эксперт походил как стилет на маятник, поэтому подозрения о подвохе вполне имели право на существование. Если бы не обнаруженная природная защита, качественно объясняющая все происходящее, впору действительно кавалькаду в поддержку запрашивать.

По ушам с двух сторон бабахнуло двойным выстрелом хлопка фанерно–застекленных входных дверей. С ментальной стороны — по каналу от Ерика, и с реальной — снизу, через все лестничные пролеты. Неудивительно, что Марь Филипповна периодически жертвовала полотенцами: под такую канонаду не то что спать — жить невозможно. Хотя привыкнуть, наверное, можно ко всему.

Рою как–то в Лос–Анджелесе квартиру снимать довелось, в пору расцвета трамваев. Так там с пяти утра начиналось. Грох–грох–грох, бух–бух–бух, дзынь! Поехал, значит, трамвайчик на работу. Дзынь–дзынь–дзынь, грох–грох–грох, бух! Остановка. Окна выходили на оживленный перекресток со светофором, работающим даже в полное отсутствие пешеходов. Ба–бах! Двери открылись. Бу–бух — закрылись. Дзынь–дзынь–дзынь, ч–ш–ш-шшш! Дальше поехал.

Ничего, приспособились. Про Лимб и говорить не стоит. Там, как раз, в тишине отдыхать сложно: раз тихо стало, хотя бы на одном уровне, значит, точно где–то прорыв намечается.

От Ерика снова звякнуло. Хлопнула дверь, и перед глазами встали квадратики смутно знакомого, выцветшего до полной потери первоначального окраса, линолеума.

— Проходи, гостем будешь, — мрачно подал голос завхоз.

Наконец–то. Голос у подозреваемого оказался полностью подходящим под очерченную воспоминаниями Марь Филипповны внешность — густой, хмурый и с намеком… нет, не на надлом, но на некую трещинку.

Пока Рой оценивал полученные данные, Ерик шустро воспользовался предложением. Изображение линолеума сменил тоже уже виденный заборчик деревянного паркета, а дальше напарник, очевидно, попытался задрать морду и оглядеться.

На самом деле, смотреть глазами фамильяра — удовольствие сомнительное. Примерно такое же, как использование его чересчур острого обоняния. В отличие, кстати, от восприятия звука или общих ощущений.

Обычно Рой предпочитал ограничиваться стандартной связью, но тут решил перестраховаться.

В поле зрения оказалась такая же типовая квартира, как и ведомственная тридцать третья, с точно так же плотно задернутыми шторами, только более суровыми. На этом сходство заканчивалось. В отличие от тридцать третьей ведомственной, буквально заставленной разношерстной мебелью, здесь в полной мере наблюдалась постепенная деградация от мастеровитого, на все руки, хозяйственника, до почти неприкаянного холостяка.

Обои, насколько сумел зацепить взглядом Ерик, добротно поклеенные, успели слегка выцвести в ожидании смены. Потолок, когда–то побеленный в несколько слоев, пошел легкой сетью пока еще мало заметных трещин. Мебель, изначально явно задуманная как гарнитур, не удалась всеми тремя разномастными стульями и новым креслом, никак не подходящим обивкой к затертому дивану без обычного для данной местности покрывала.

Ну и широченная кровать со смятой простыней и сбитым в ком одеялом, прекрасно гармонировала со столом, покрытым тонким слоем пыли. И совершенно не вписывалась ни в ансамбль из так называемой горки с этажеркой и комодом, ни в союз книжных полок, набитых на стену на манер огромного книжного шкафа.

Ерик сунулся под кровать, затем под этажерку, расчихался и выкатился обратно, таща за собой застарелые клубки пыльных хлопьев.

Под кроватью обнаружился старый чемодан из кожзаменителя, под этажеркой — покинутое гнездо вытравленных муравьев. Насколько Рой успел заметить, ни фотографий, ни каких–либо картин на стенах не висело. Настолько типично для носителя, что аж засвербело — прийти и прочесть лекцию о пользе родственных связей.

— Тц–тц–тц, — донеслось из кухни. — Тц–тц–тц! Тьфу, как там тебя, — досадливо буркнул завхоз. — Иди сюда, я тебе жратвы насыпал.

Насыпал? Не налил? Все–таки, щенок, значит; не котенок. Рой воспрянул духом: если бука–завхоз так легко взялся стать хозяином бесхозного бобика, то и небольшая серость купируется очень просто. За собачкой следить нужно, особенно в условиях почти городской квартиры. Гулять ежедневно, кормить. А она его любить будет и очень радоваться любому вниманию. Глядишь, с другими собачниками познакомит, а там и круг общения резко увеличится.

Немного смущал тот факт, что данный расклад больше подходил для города, не для поселка, где все и так друг друга знают. Но лиха беда — начало, как здесь говорится; главное — ключик найти.

— Кис–кис–кис, — неожиданно сменил пластинку предполагаемый носитель.

Ну, или кошечку попробовать подсунуть. Игривую искать нужно, обязательно ласковую.

— Да не бойся, — завхоз негромко постучал ногтями по полу, подзывая найденыша к еде.

— Цып–цып–цып, — издевательски предложил Ерик, окончательно сбив Роя с толка.

И мелко зацокал коготками по паркету, поспешив на зов.

В голову из пушистого с цокающими коготками приходила только морская свинка. Но что–то Рой сомневался в ее широкой распространенности в данной местности. Еще меньше он верил в способности не слишком интеллектуальной твари перенаправить в светлое русло мысли носителя.

— Жри, паразит, — ласково пригласил Ерика к столу будущий хозяин неведомой зверюшки. — Высохнешь, вынесу на волю, — пообещал он.