Операция «Химера»

ПРОЛОГ. Марь Филипповна: человек, управдом и просто роскошная женщина

В указанное место — точнейший километраж, хронопласт плюс–минус пятнадцать лет — Рой прибыл почти бесшумно. Проломился сквозь кусты, распугал заоравшую птичью стаю, чудом не наступил на остолбеневшего кота и едва не довел до инфаркта здоровенную бродячую псину. Когда выходил на дорогу, закрываясь рукой от палящего в глаза утреннего солнца, несчастный Шарикобобик все еще давился булькающим лаем. Припадал на лапы, яростно крутил кудлатым хвостом, но приблизиться так и не рискнул.

Впереди, в жарком мареве, окруженный молодыми, явно недавно высаженными тополями, вырисовывался абрис пятиэтажки. По правую руку простирался заросший чертополохом пустырь. По левую, неровными заплатками теснились частные огороды, кое–где разбавленные самопальными парниками. В такую жару полиэтиленовый ад выглядел издевательством, но как знать — может, местные умельцы там ананасы разводить приспособились. Наспех усвоенная матчасть в утрамбованном виде описывалась коротко: умом данную территорию не понять.

Рой и пытаться не стал. Поудобнее перехватил дипломат, свободной рукой похлопал себя по лацкану классического серого костюма, проверив документы, и решительно зашагал к будущему месту временного проживания. Дипломат, то есть Ерик, от встряски даже не проснулся, только всхрапнул на ментальном уровне и рефлекторно дернул ручкой. Рой с трудом удержался от искушения наподдать по нему коленкой. В самом деле — какой серьезный джентльмен станет пинать собственный дипломат? А средний восток — дело хитрое; здесь бабулек всяческих, которые все–все видят, за каждым окном понатыкано. По крайней мере, так было заявлено в инструктаже, честно усвоенном от корки до корки.

Еще там приметы времени давались — по сто штук на каждые два года. Ошалеть, а не вводные в хронопласт. По инструкции выходило, что в данной местности изменений проходит — год за десять. И цивилизованные, вроде марок машин и модных течений в одежде, напрочь не котируются. Вроде как ездят, кто на чем горазд, а одеваются в самопал, пошитый лучше, чем у кутюрье. Фантазия впереди всего мира бежит, и все от нехватки информации. Телефоны мобильные — не ворованные, а… контрафактные, во! Их еще на поток толком не поставили, а здесь уже со скидкой продают, как устаревшие модели. И рядом такие древности найти можно, что непонятно, как дожил–то аппаратик.

На календари тоже особой надежды нет — ребята в отделе шепнули, что в некоторых местных заведениях их годами могут не снимать из–за красивых картинок. Мировая сеть, вроде не распространена еще. Или вообще не придумана пока. А может, и придумана, но сюда не проведена… На этом месте Рой понял, что влип окончательно. Плюс–минус пятнадцать лет! Лучше бы его за пятнадцать километров выкинули, но в конкретную точную дату. И, кстати, раз уж на то пошло, могли бы пояснее объяснить, что значит «поселок городского типа». Маленький городок? Большая деревня? Домашних животных тут на улицах пасут или все необходимое в магазине покупают?

Утоптанная, в меру пыльная дорога, резко перешла в потрескавшийся, выбитый, весь в ямках и вылезших камнях, асфальт. Тощие кустики по краям уверенно выстроились во вполне приличное сопровождение любой уважающей себя аллеи. Кое–где начали попадаться деревья, повеяло призрачным тенечком. Пятиэтажка, почему–то оштукатуренная, а не в природную крапинку, как на иллюстрациях, близилась с каждым шагом. Рой повел плечами, отдирая мокрую от пота рубашку от спины, и прибавил хода. В строениях данного типа, согласно плану, в каждой жилищной единице, предусмотрен санузел. И хоть Рой не отличался особой изнеженностью — в Лимбе еще не такие температуры случались, с перепадами, — от удобств отказываться не собирался.

Временное жилище близилось–близилось и вдруг встало перед Роем, как химероподобная избушка из местных легенд — торцом. Без намека на какой–либо вход. Справа, вдоль строения, тянулись все те же кусты, словно старавшиеся вылезти из густых зарослей крапивы. Слева наблюдалось подобие свободного пространства. Рой тут же сообразил, что местные жители, даже при всей заявленной безалаберности, вряд ли совершают ежедневный вояж сквозь жгучую зелень, вымахавшую чуть ли не по грудь.

Снова хлопнув себя по лацкану, активировав заодно маячок с наводкой на зарезервированные апартаменты, Рой бодро обогнул пятиэтажку слева, отмахал чуть ли не до середины — строение оказалось гораздо длиннее, чем представлялось в воображении — и озадаченно остановился. Вход–то он нашел, и даже больше. Кажется, в местном фольклоре что–то подобное тоже упоминалось — то ли семь девиц, из которых требовалось выбрать нужную, то ли двенадцать птах, одна из которых, теоретически, могла обратиться в суженого. К счастью, активированный маячок уверенно потянул к дальней дорожке — читерство, как есть — мимо облупившихся деревянных скамеек и недавно покрашенных урн.

Странные, кстати, приоритеты: на мусорные ящики краски, значит, хватает, а на скамейки — не остается?

Ни кодового замка, ни загадочного устройства под названием «домофон» на двери — типовой, застекленной — не наблюдалось. Камер видеонаблюдения Рой не обнаружил. Стекол, кстати, тоже не нашлось, только заменители из фанеры. Восьмидесятые, значит, или девяностые. Надо бы еще клуб разыскать, для верности, и магазин, чтобы совсем уж точно определиться. В восьмидесятых — он точно запомнил — в клубах еще могли оставаться библиотеки, в магазинах — какой–то ассортимент, в девяностых же все куда–то подевалось, и ассортимент, и библиотеки. Все свободные комнаты сдавались в аренду, а на полках стояла только заморская икра из экзотического овоща баклажана.

Еще Рой твердо знал, что чем увереннее выглядишь, тем меньше вопросов возникает у окружающих. Поэтому озираться перед входом не стал, хоть и приметил недалеко от парочки близстоящих двухэтажных домов припаркованный транспорт. Хороший повод назло инструкциям попробовать найти возможность определиться с маркой и годом выпуска.

И еще в одном ему крупно повезло. Высадиться удалось в очень раннюю пору, так что никого из аборигенов поблизости не просматривалось.

Дверь подъезда отворилась почти бесшумно, яркая жара улицы сменилась душной полутьмой предбанника подъезда. Со света получилось «хоть глаз коли». Позади грохнуло, задребезжало; Рой инстинктивно врубил ночное зрение, крутнулся на пятках, выставив защиту, и случайно так наподдал бедняге Ерику, что тот аж хрюкнул, бедолага. Сообразив, что это не происки охотящегося духа, а всего лишь закрывшаяся дверь, Рой судорожно схлопнул защиту и клятвенно пообещал себе отныне завтракать, обедать и ужинать исключительно корешками валерианы лекарственной.

Стоило успокоиться и перевести дух, как за следующей дверью, дзынькнуло, зашаркало и запыхтело. Пришлось на всякий случай задействовать общую звукоизоляцию, накрывшую предбанник плотным колпаком по типу «исключительно на вход».

— Ходят и ходят. Нет, ходят и ходят! Курят, дверями хлопают, никакой управы на них нет! Вчера полотенце примотала, опять сперли, хулиганы, а эти… Ой, мамочка! — всплеснув конечностями, это шаркающее и пыхтящее неожиданно выпустило ручку второй типовой, якобы застекленной, двери. — Ой, черт! Черт, с рогами! — пронзительным дискантом завопило оно, перекрыв грохот, с которым вторая дверь повторила подвиг первой.

Рой, специалист по боевым выходам, путь от Последователя до Вечного прошедший за каких–то полтора века, в такой ситуации оказался впервые. Маячок упорно тянул его вперед, к квартире; очухавшийся Ерик судорожно складывался обратно в дипломат; а обострившиеся чувства твердили, что перед ним ведьма, но не совсем. То есть, аура соответствующая, только без магии. Допустимый фон, конечно, присутствовал, но не тянул даже на простенькое волшебство.

— А ну–ка тихо, гражданочка, — негромко, но очень убедительно, приказал Рой. Заклинание подействовало мгновенно — все, как обещали на инструктаже. — Имя, фамилия, должность, — приободрившись, продолжил он.

— За… Захарова я, Марь Филипповна, — сообщила немагическая ведьма. — Старшая по лестнице, добровольная помощница управдома, — с каждым словом обретая уверенность и исполняясь чем–то очень похожим на подозрительность, добавила она.

Рой убрал ночное зрение: все равно глаза уже привыкли к полумраку. За–захарова Марь Филипповна, вопреки сложившемуся на слух портрету, оказалась совсем не старой еще женщиной, хоть и слишком объемной. Не в длину, в ширину. То, что сгоряча показалось Рою боевым шлемом, обернулось банальными бигуди, шелковый халатик необъятного размера трепетал, как перья у поверженной гарпии. Пыхтеть госпожа не перестала, зато переступила ножками–тумбочками и — не иначе, с помощью все того же немагического колдовства — еще туже втиснула кончики пальцев в устрашающе кокетливые шлепанцы с бантиками.

Пятки остались свисать, но уже не так критически.

— Старшая по лестнице, значит, — невольно скопировав отеческую улыбку шефа, протянул Рой, маскируя мысленный оскал: выражаясь местным диалектом, на ловца и зверь бежит.

— А вы кто такой будете? — осведомилась Марь Филипповна.

Рой без всякой магии видел кровавый бой, развернувшийся между необъятной грудью и обернутой в бигуди головой. Въевшееся во все поры кокетство требовало срочно улыбнуться и зазвать мужчину в дом — к розовым занавесочкам с рюшечками, вышитой скатерти и домашним плюшкам. Приобретенная же на должности «старшей» подозрительность буквально вопила о том, что сперва надо проверить документы, потом позвонить по всем инстанциям, убедиться в подлинности, и лишь затем пускать в дом. Но сперва ознакомить с местными правилами проживания и следить за каждым движением, сурово поджимая губы при малейшем намеке на шаг в сторону.

— Рой Петрович я. Инспектор ваш районный, — Рой попытался протиснуться между Сциллой и Харибдой, выбрав донельзя нейтральные интонации. — Прикомандирован из центра для общей проверки. Это хорошо, что вы уже не спите, я вот сейчас вещички распакую, душ с дороги приму, и к вам обращусь. Начать хочу с магазинов, — помня о насущной потребности первым делом определиться со временем, уточнил он. — Вы в каком номере проживаете?

— А я не в номере, я в квартире, — погребенная под грузом информации, Марь Филипповна, чье лицо живописно менялось от каждого выданного Роем факта, попробовала попятиться, но лишь снова начала выскальзывать из шлепанцев.

Точно. В домах располагаются квартиры. Номера — в постоялых дворах, именуемых здесь гостиницами.

— Ну да, — позволил себе Рой холодную улыбку, — какой номер вашей квартиры, в которой вы проживаете? Кстати, одна или с членами семьи?

— Одна, — с придыханием выдала Марь Филипповна, да так, что Рой сразу понял: несет прямиком к Сцилле. — В двадцать второй я проживаю, одна–одинешенька. А вы, значит, в тридцать третью, да? Ох, ну что же я стою, пойдемте, покажу, только я почти неглижом, вы уж простите, — пухленькая ручка дернулась поправить имеющиеся ввиду кудряшки, но уперлась во вполне реальную пластмассу.

На лице Марь Филипповны в полной мере отразился очередной боевой конфликт: с одной стороны, она не причесана, зато полураздета; с другой — она полураздета, но не причесана. И даже — о, ужас! — не накрашена. Пойти бы сейчас, привести себя в порядок, так инспектор же без нее тогда в своей квартире скроется! И вещички сам разбирать начнет, без женского пригляда и возможности поделиться потом со всей округой содержимым невнятного чемоданчика, который тот чуть ли не к груди прижимает.

— Удивительная наблюдательность, — польстил Рой, не забыв, однако, добавить в интонации щепотку снисхождения. Мол, оценил я ваши навыки и таланты, оценил. — А как догадались, что именно в тридцать третью?

— Так просто же все, — игриво повела плечиком Марь Филипповна. От движения халатик натянулся и безнадежно затрещал всеми пуговицами. — Я женщина хоть и хозяйственная, но ответственная и одинокая, все свободное время общественной деятельности отдаю. Наших жильцов знаю досконально, и не только в своем подъезде, но и в доме, и еще успеваю по округе помогать. Вы обращайтесь, товарищ инспектор, обращайтесь, я вас и по магазинам проведу, и про всех расскажу. Вот про Кольку, алкаша нашего, он недавно по пьяни мопед у Саньки свистнул, а потом бросил у пруда, и в глухую несознанку ушел. Мы с Катериной все участковому Мормышкину доложили, специально к нему ходили, а он говорит, что заявления не было. А как не было? Конечно, было — Санька при всех заявил, что это Колька мопед угнал…

— Я вас понял, — веско сказал Рой, улучив момент, когда в необъятной груди Марь Филипповны, наконец, закончился кислород. — Разберемся.

— А? — Марь Филипповна запнулась и моргнула. — Ага. Так вот, свободных квартир в нашем доме нет, все заняты, кроме одной — тридцать третьей, ведомственной. Так и догадалась. А вот Мормышкин этот, хочу сказать, хоть и заслуженный там какой–то, но не на все сигналы реагирует должным образом…

— И с Мормышкиным разберемся, — от души посочувствовав неведомому заслуженному участковому, пообещал Рой. — Вижу, работы нам с вами, Марь Филипповна, предстоит непочатый край. Так что я сейчас в свою тридцать третью, ведомственную, а потом сразу к вам, в двадцать вторую. Правильно запомнил? — строго уточнил он, руля поближе к Харибде, подальше от Сциллы, пока госпожа За–захарова снова не выпала из делового модуса.

— Абсолютно правильно, — закивала та. И уверенным курсом повела обратно: — Вы обживайтесь, не торопитесь, я вам сейчас еще за молочком сбегаю, только в порядок себя приведу.

— Не нужно мне никакого молочка, — ужаснулся Рой. — Я сам куплю, когда магазин инспектировать пойду.

Не хватало еще, чтобы помощница местного управдома его личной горничной заделалась.

— Фу, да как вы только подумать такое могли! — всерьез оскорбилась Марь Филипповна. — Чтобы я дорогому районному инспектору, да еще из самого центра, магазинное молоко предлагала?! Только свое! Парное, теплое! Из–под Зинкиной коровы!

— Ну разве что из–под Зинкиной коровы, — неопределенно протянул Рой.

Приподнял наведённую звукоизоляцию, обошел Марь Филипповну и потянул на себя вторую дверь.

— Лестничка одна! — явно маясь совестью, что не провожает приезжего до квартиры, заорала ему в спину Марь Филипповна. — Прямо–прямо по ней, и не ошибетесь! Четвертый этаж, первая квартира слева! На ней написано!

— Вот спасибо, — буркнул Рой себе под нос, все быстрее перебирая ногами по ступеням. — Сам нипочем не догадался бы.

Внизу отчетливо щелкнул замок, эхо воплей тоже прекратило гулять по стенам. Рой звукоизоляцию убрал совсем, слегка замедлился и оглядел двери, ведущие в квартиры на третьем этаже. Номер красовался только на одной — обитой жесткой, кое–где треснувшей, клеенкой. Из обивки соседней торчали клочки наполнителя. Дверь напротив, наоборот, производила впечатление ухоженной, почти новой. Рядом с ней скромно соседствовала простая, деревянная, покрашенная в жуткий красно–коричневый цвет. Ни одной усиленной, или хотя бы железной.

Площадка этажом выше повторяла все прелести нижней, разве что с небольшими нюансами.

Все–таки, восьмидесятые.

Или, учитывая периферийное расположение поселка, все–таки, девяностые?

На пятый, последний, этаж Рой заглянул исключительно для проформы, но и там ничего выдающегося не нашел. Заодно проверил уровень серости на участке — ровненько, как и до разговора с Марь Филипповной. Ну да, с разбега не разрулил, зато и не напортачил.