Опекун

Глава XXVII

— К-кто он? — запинаясь, произнесла Алисон, голос был едва слышен. Тело ее дрожало, она в ужасе смотрела на лежащего в дверях мужчину.

Марианна открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

Она ощупала слабость в ногах, чувствовала, как по-прежнему сильно бьется ее сердце, но ей удалось постепенно наладить дыхание.

Это совершила она.

Она фактически убила человека.

Приступ тошноты выворачивал внутренности, но она усилием воли подавила его.

Он не человек, твердила она себе.

Даже если у него есть имя, и зовут его Шейн Слэтер, он все равно не человек, он изверг.

Изверг, залитый кровью ее сына.

Это он убил ее сына. Это существо, чье тело распласталось сейчас по полу, убило ее маленького мальчика.

Она вдруг все сразу поняла.

Именно этого человека, должно быть, увидел Логан.

Как долго бродил он вокруг, подкрадываясь к дому под прикрытием вьюги?

В первый ли раз пришел он сюда?

Она теперь знала, что не в первый.

Вот оно — то, что наводило ужас на лошадей в сарае и заставляло Билла Сайкеса бродить в темноте, выискивая причину их страха.

Она вздрогнула сейчас от мысли, как часто, должно быть, приходил он к дому, скрывался под покровом ночи, заглядывал в окна, наблюдал за ними.

Шпионил за ними.

Были ли они скрыты от этих глаз, когда сидели в кабинете или на кухне?

И что он высматривал?

Теперь она знала, зачем он приходил. Пристально рассматривая его сейчас, она больше не сомневалась в том, кто он.

Мужчина, фотографию которого она обнаружила в альбоме Одри сегодня утром.

И теперь, когда она видела его наяву, хотя находился он между жизнью и смертью и черты лица были искажены, она заметила сходство с Джо Уилкенсоном.

Та же решительная линия бровей, та же крепкая челюсть.

Ужи прижаты к голове, хотя у Шейна Слэтера они были большими — неестественно большими.

Марианна знала, зачем он приходил. Он наблюдал за Джо.

Наблюдал за своим сыном.

Но чего он хотел сегодня вечером?

Он пришел, чтобы убить их всех и увести с собою Джо? Или тут крылось нечто иное, о чем ей никогда не догадаться? Она сделала шаг в его сторону и вновь стала пристально всматриваться в искаженное лицо, его открытые глаза, казалось, смотрели прямо на нее, как будто он все еще был жив.

Безумие!

Он выглядел безумным, и она знала, что таким и должен быть: год за годом он жил высоко в горах, наблюдая, как растет его ребенок, считаясь сыном другого мужчины.

В конце концов она обрела голос.

— Это человек из хижины, — ответила она на вопрос Алисон, голос ее прозвучал неестественно громко в полной тишине, воцарившейся в доме после того, как стих ветер. Стоит ли ей сказать Алисон, что он к тому же является отцом Джо?

Нет.

По крайней мере, не сейчас.

— Должно быть, они согнали его вниз, — произнесла Марианна, с трудом заставив себя разжать руки. Она с такой силой сжимала дробовик, что пальцы потеряли чувствительность. — Нам надо вынести его отсюда.

У Алисон от ужаса расширились глаза, но она не произнесла ни слова. Во рту у нее пересохло при одной лишь мысли, что придется дотронуться до страшного, истекающего кровью тела, распростертого на полу.

Марианна прислонила ружье к камину и нерешительно шагнула в сторону Шейна Слэтера, но вдруг остановилась.

А что если он не умер?

Она обежала взглядом комнату в поисках какого-нибудь оружия, помимо пустого дробовика, и наконец остановилась на каминной кочерге, тяжелом черном железном пруте с загнутым под прямым углом отточенным острием. Трясущейся рукой потянулась она за кочергой и сняла ее с крючка под массивной каминной доской.

— Помоги мне, Алисон, — прошептала Марианна, вновь направляясь к распростертому на полу телу Слэтера. Она еле передвигала ноги, которые, казалось, налились свинцом и в любую минуту грозили отказать ей. — Ради всего святого... я не смогу сделать это сама!

— Мамочка, я...

— Помоги мне! — вновь повторила Марианна, повысив голос.

Резкий окрик матери вывел Алисон из состояния шока. Медленно, с трудом заставляя себя делать каждый последующий шаг, Алисон оторвалась от камина и направилась к матери.

— Ч-что мы будем делать с ним? — выдохнула она.

— Мы вынесем его на улицу, — отозвалась Марианна. — Нас занесло снегом, Алисон. Мы не сможем выбраться отсюда до тех пор, пока за нами кто-нибудь не приедет, и мы не можем оставаться здесь, в доме, с... — Она запнулась, подыскивая подходящее слово, но ничего не приходило на ум, — С этим! Ты должна помочь мне вынести его отсюда!

Алисон молча кивнула, и подвинулась к матери, стараясь оставаться как можно дальше от кровавого пятна, растекающегося по полу.

— К-как? — спросила она. — Как мы сдвинем его с места?

— Нам придется тащить его, — ответила Марианна. — Каждая из нас возьмет руку... — Ее будто током пронзило при одной только мысли, что придется дотрагиваться до окровавленного тела. Но разве был иной выход? Если она оставит его здесь, даже и прикрыв чем-то, то не сможет пережить предстоящую долгую ночь. И когда ее, в конце концов, обнаружат, разум ее уже помутится и она, съежившись от страха, будет сидеть на полу и невнятно бормотать какую-то чепуху. Уже сейчас она чувствовала, что нервы у нее на пределе, что она едва владеет собой, едва сдерживается, чтобы не поддаться непреодолимому желанию звать на помощь, кричать.

Кричать, хотя никто ее не услышит.

Они были одни, абсолютно одни, а на улице по-прежнему шел снег, и с каждой минутой сугробы становились все выше и выше.

Сколько времени пройдет, пока прибудет к ним помощь и они смогут навсегда покинуть это страшное место?

Этого она не знала.

Она знала только одно — если она не вынесет из дома тело человека, убившего ее сына, то сойдет с ума.

— Давай! — скомандовала она Алисон, голос ее дрогнул. — Давай сделаем так и покончим с этим!

Она наклонилась и взяла Шейна Слэтера за запястье. Алисон, все еще охваченная сомнением, что найдет в себе силы дотронуться до развороченного человеческого тела, неуверенно потянулась к другой его ладони.

Она еще не успела до него дотронуться, как Шейн Слэтер вдруг поднял руку, и его пальцы с ногтями, напоминающими звериные когти, сомкнулись у нее за запястье.

Алисон пронзительно закричала, и Марианна поняла, что самые худшие ее опасения оправдались — Слэтер не мертв. Сейчас глаза его были широко раскрыты, он сжал пальцы, ногти глубоко Вонзились Алисон в руку, голова повернулась, губы шевельнулись.

Бросив его руку, Марианна поднялась. В ней закипела ярость, она не сводила глаз с лица умирающего человека, которого, как полагала, уже убила. Алисон, не шевелясь, тоже смотрела вниз, в лицо Шейна Слэтера. Губы его судорожно двигались, он прилагал все усилия, чтобы заговорить. Марианна крепче сжала в руках кочергу и, подняв ее над своей головой, нацелила острым концом Шейну Слэтеру прямо в лоб.

Когда кочерга начала уже описывать смертельную дугу, Шейну Слэтеру удалось наконец произнести свои слова.

— Я... сожалею, — прошептал он. — Пытался... спасти... его...

Это были его последние слова. Едва он проговорил их, Марианна, собрав все свои силы, обрушила на него кочергу, острие вонзилось ему в лоб, повредив мозг.

Когда пальцы его выпустили запястье Алисон, девочка взглянула на мать, лицо ее было мертвенно-бледным.

— Ты расслышала его? — спросила она, голос ее дрожал. — Ты слышала, что он сказал?

Марианна бросила кочергу на пол, не произнеся ни слова, но когда Алисон повторила последние слова умершего, она покачала головой.

— Он не мог сказать этого, — выдохнула мать. — Он убил Логана, Алисон. Он убил его! А сейчас давай вынесем его отсюда! — На сей раз уверенная, что он мертв, Марианна наклонилась, схватила Шейна Слэтера за обе руки и потащила его через гостиную и столовую.

Только когда Алисон услышала, как мать на кухне отодвигает стол от задней двери, она в конце концов нашла в себе силы пойти помочь ей. Но пока они вдвоем волокли тело на улицу и через двор, за сарай, чтобы убрать с глаз долой, у Алисон вновь и вновь всплывали в памяти последние произнесенные мужчиной слова.

Конечно, это он убил Логана! Конечно, он!

Но ведь Джо тоже был где-то на улице!

Теперь вместо слов Шейна Слэтера зазвучали другие, услышанные утром в школе.

«Держу пари, это сделал Джо, — говорила Эндреа Стиффл. — Он сумасшедший, и я могу поспорить, что это сделал он!»

А что если Эндреа права? Что если Джо, а не этот мужчина, убил ее брата?

Охвативший ее ужас заставил тело содрогнуться, и девочка поняла, что день еще не закончился.

Джо Уилкенсон медленно выходил из прострации, в которую впал после того, как мужчина из хижины спрыгнул с сеновала вниз, во двор, и тут же исчез в снежном вихре. Звук ружейных выстрелов эхом отозвался в его сознании, но разум медленно возвращался к действительности, и он не знал, то ли Джо слышал выстрелы наяву, то ли они ему померещились.

Наконец, впервые за этот день, Джо почувствовал, как сильный холод пронизывает все его тело. Его бил озноб, и он, в поисках тепла, закопался в толщу сена, наваленного на полу чердака.

Закопался, подобно зверю, который ищет укрытия от стихии.

Однако мгновение спустя Джо услышал слабый вскрик, затем ветер начал стихать, но голос откуда-то из глубины подсознания шептал ему: что-то произошло.

Что-то ужасное.

Он вновь пополз вперед, но держался в стороне от открытой двери сеновала, инстинкт подсказывал ему, что надо скрываться. По-прежнему прячась в сене, мальчик приник глазом к отверстию от выпавшего сучка в одной из толстых досок.

Какое-то время он ничего не видел, но затем, по мере того как стихал ветер и оседал на землю снег, начали вырисовываться контуры дома. Он заметил, как открылась задняя дверь и появилась фигура.

Затем фигур стало две.

Две фигуры, которые пятились из кухни и что-то волокли за собой.

Тело!

Тело мужчины, который был вместе с ним на чердаке, который разговаривал с ним, дотрагивался до него.

Который утверждал, что он его отец.

Могло ли это быть правдой?

Джо не знал, но когда смотрел, как Марианна с Алисон вытаскивают тело на занесенный снегом двор, крепко держа его за руки, он почувствовал, что внутри закипает страшная ярость.

Они убили его, застрелили, как будто он был не более чем зверь в лесу!

Когда Марианна и Алисон завернули за угол сарая и исчезли из поля зрения, Джо выскользнул из сена и направился к приставной лестнице. Секунду спустя он уже был внизу и тихо пробрался в чулан.

Там хранилась одежда, которая, как считала его мать, больше не годилась для школы и которую отнесли в сарай, чтобы он надевал ее, работая по дому. Порывшись в чемодане, он нашел пару рваных джинсов, испачканную фланелевую рубашку и толстый свитер, протертый на локтях.

Он натянул все это на себя и сунул ноги ботинки, которые были ему уже малы на полразмера.

Одевшись, Джо вышел из чулана и молча двинулся к задней стене сарая, откуда можно было выйти наружу через небольшую дверь. Он остановился перед дверью, прислушался, но не услышал ни звука. Тогда открыл ее и выглянул во двор, в тусклый вечерний свет.

Тело горного человека лежало на снегу рядом с навесом, где стоял трактор.

Марианна и Алисон исчезли. Джо видел следы, оставленные ими на снегу, когда они возвращались назад к дому.

В тишине мягко падающего теперь снега Джо выбрался из-под прикрытия сарая, медленно двинулся к тому месту, где лежал Шейн Слэтер, и опустился на колени, чтобы вглядеться в лицо мужчины.

Его отец.

Он пытался отогнать эту мысль, убеждая себя, что это не может быть правдой.

И все же, где-то глубоко внутри, чувствовал, что это правда. Он понял это еще до того, как мужчина произнес слова,

Шейн Слэтер.

Имя запало Джо в душу, хотя он услышал его всего один раз.

Как долго он жил в горах?

Провел ли его отец все эти годы в хижине, наблюдая за ним?

Да, провел.

Джо знал это, понимал необъяснимым внутренним чутьем, спрятанным так же глубоко, как и самые сокровенные его чувства.

Теперь он понял, почему никогда не боялся леса, почему ему никогда не было страшно бродить одному высоко в горах.

Его отец — его настоящий отец — находился рядом, хотя Джо никогда и не осознавал этого.

Теперь он также понял, почему никогда не заводил друзей, никогда не подстраивался под остальных детей в Сугарлоафе.

Он был другим!

Что-то глубоко внутри отличало его от всех остальных.

Именно поэтому проводил он так много времени в одиночестве или с животными на ранчо.

Не только потому, что с ним сурово обращался его отец. Причина крылась в нем самом. Только животные никогда не отворачивались от Джо, не вели себя так, будто с ним происходит что-то неладное, не сторонились его, как делали это ребята из школы.

И всегда, насколько он помнил, горы манили его, взывали к самым сокровенным чувствам, нашептывали, что только им он и принадлежал по праву.

Теперь Джо понял, почему.

Горы были тем местом, где жил его отец, его настоящий отец, который провел там долгие годы, наблюдая за ним. Джо вспоминал все те случаи, когда стоял у окна своей комнаты, ощущая странное невидимое присутствие, манящее его извне, пытаясь преодолеть жгучее желание выбраться из дома в темноту ночи.

Теперь он знал, что этот мужчина был там, за стенами дома, скрывался во мгле, так близко, что Джо ощущал его присутствие.

Он находился неподалеку все время, охраняя его, и в конце концов, когда муж его матери начал драться, отец защитил его.

Он любил его.

Даже сейчас Джо ощущал прикосновение горного человека к своей щеке, чувствовал, как согревала его любовь, когда этот мужчина сидел около него на корточках.

Мужчина, который был его отцом, и которого он предал.

Именно сегодня Джо показал Рику Мартину, где жил его отец, отвел его высоко в горы, и они начали преследовать его и согнали вниз.

Но его отец простил его.

Даже после того, как за ним охотились в течение целого дня, вынудили его спуститься вниз, покинуть безопасное пристанище в горах, он простил его.

Его отец знал, что умрет. Он сказал Джо, что умрет именно в этот день.

И все же его отец простил его.

Простил его и любил его.

Мальчик протянул вперед руку, чтобы погладить щеку Шейна Слэтера, так же как раньше Слэтер гладил его щеку, и из горла Джо вырвался нечеловеческий вой, исполненный мучительной боли.

Боли и ярости.

Прошли долгие годы, прежде чем Джо стал сыном своего отца.

Оливия Шербурн услышала вой, взорвавший тишину мягко падающего на землю снега, услышала, как эхом разнесся по долине не заглушаемый больше ураганным ветром звук и постепенно стих.

Похожее завывание донеслось до нее несколько минут назад, тот же нечеловеческий выход обманутых чувств, наполненный болью вой, от которого у нее кровь застыла в жилах.

Неужели это действительно было лишь несколько минут назад? Казалось, будто прошли часы, бесконечные часы, которые она провела, утопая в снегу, в отчаянии разыскивая хоть какой-нибудь знакомый ориентир.

Но как только начал оседать поднятый ветром снег, слепивший глаза, предметы, проступая сквозь снежную завесу, стали наконец обретать знакомые очертания.

В двадцати ярдах от Оливии стояла белоствольная сосна — удивительное дерево, не имеющее никакого сходства с высокими корабельными соснами, покрывающими горные склоны. Ее причудливые ветви раскинулись далеко в стороны от шишковатого, с наростами, ствола, а собранные в пучки, напоминающие листочки иголки держали на себе такую массу снега, что сосна выглядела укутанной огромными клочьями ваты.

Она узнала дерево, она видела его, когда бывала на ранчо, его необычайный вид завораживал ее всякий раз, когда она появлялась на просторном, расчищенном от леса участке, на котором стоял дом.

Но сегодняшним вечером она приближалась к нему с другой стороны. И поняла, что произошло. Она пробиралась через лес на север, вместо того чтобы идти на запад, поэтому двигалась не параллельно дороге, пока та петляла по долине, а пересекла саму долину. Теперь она знала, что сарай и навесы находятся как раз за деревом, хотя и не могла пока их видеть.

Как и то существо, исторгнувшее этот яростный вой, эхо которого до сих пор звучало в долине. Сняв с плеча дробовик, Оливия проверила патронник и направилась в сторону хозяйственных строений ранчо. Она почувствовала приток новых сил, когда поняла, что больше не блуждает в неизвестности, рискуя заблудиться и замерзнуть. Держа ружье наготове, женщина пробиралась через сугробы, стараясь двигаться как можно быстрее.

Стоя на коленях у тела своего отца, Джо Уилкенсон уловил слабый звук поскрипывающего под ногами снега. Тело его напряглось, и он инстинктивно принюхался к воздуху, пытаясь уловить запах приближающегося.

Глухое рычание вырвалось из его горла, он вдруг метнулся в сторону и исчез за углом сарая. Там, под прикрытием небольшого навеса, Джо припал к земле, чувства его были обострены: он присматривался и выжидал.

Уже был виден навес, под которым стоял трактор, и Оливия удвоила свои усилия. Наконец-то она достигла цели! За навесом находился сарай, а за ним уже и сам дом.

Вдруг она остановилась как вкопанная, глаза у нее расширились, — она увидела пару ног, торчащих из-за угла постройки, где стоял трактор.

Пару ног — босых, с мозолистыми ступнями, скрюченными кривыми пальцами с загибающимися внутрь ногтями, которые больше походили на когти. Пульс у нее участился, Оливия резко сменила направление и через мгновение уже рассматривала тело.

Тело, лежащее на снегу, с огромной зияющей в животе раной, из которой все еще сочилась кровь.

Снизу на нее невидяще смотрели два глаза из запавших глазниц.

Во лбу у мужчины была глубокая рана, как будто кто-то вогнал ему в череп гвоздь, а затем вырвал его оттуда.

Оливия всматривалась в лицо мужчины, и ее охватывал ужас: искаженные черты лица постепенно начинали казаться ей знакомыми.

Но она, безусловно, никогда раньше не видела этого человека — иначе бы не забыла это дикое лицо, странную смесь человеческого и звериного.

И вдруг чувство приближающейся опасности нарушило мысли Оливии. Она застыла, каждая мышца ее тела напряглась. Женщина резко повернулась, подняла ружье к плечу, левой рукой крепко сжимая ружейную ложу, согнутый указательный палец правой руки лег на курок.

Секунду спустя с противоположной стороны навеса на нее спрыгнул Джо Уилкенсон, навалившись сзади с такой силой, что сбил с ног.

Ружье выстрелило, и Оливия почувствовала, как правую руку выбило из сустава, настолько сильной была отдача. Она вскрикнула от острой боли и попыталась перевернуться, освободиться от тяжести напавшего на нее существа.

Но при каждом движении она чувствовала, как рука, обхватившая ее шею, все сильнее сжимает горло, лишая возможности дышать.

Она должна сдвинуться с места. Должна что-то сделать — хоть что-нибудь! — чтобы освободиться от нападавшего.

Оливия отбивалась, здоровой рукой судорожно колотила по снегу, из горла готов был вырваться пронзительный крик страдания и ужаса, но было уже слишком поздно: боль в правом плече истощила ее силы, лишив последней возможности защититься.

Когда в шею сзади вонзились зубы Джо Уилкенсона, Оливия Шербурн уже не почувствовала новой боли, пронзившей ее тело. Разум спасительно отключился, и она впала в одурманенное, бессознательное состояние, лишенное болезненных ощущений.

Когда со страшной работой было покончено, и он почувствовал, что тело Оливии лежит неподвижно, Джо поднялся на ноги.

Свежие пятна крови пропитали его свитер, рукавом он стер кровь со своего лица.

Дыхание его было частым, тяжелым, он ловил ртом воздух, но стоило ему опустить глаза и взглянуть на тело женщины, которую он знал всю свою жизнь и которую только что убил, как его бросило в жар.

Он почувствовал себя сильным и могущественным, убийство придало ему силы. Ноздри у него расширились, когда он с наслаждением вдохнул опьяняющий запах свежей крови, и тогда он наконец понял, кто он есть на самом деле.

Отвернувшись от тела Оливии Шербурн, Джо пошел через сугробы к забору, отделяющему двор от поля и от находившегося за ним леса.

Перепрыгнув через забор одним легким движением, он устремился к лесу, быстрыми шагами пересекая пастбище. Лишь добравшись до кромки леса, остановился и оглянулся назад.

Дом был едва виден за падающим на землю снегом. Он мельком взглянул на него и отвернулся.

Он больше не был его домом и никогда уже им не будет.

Отныне его домом станут горы, там он будет жить, так же, как его отец, будет прятаться днем, скрываясь от врагов, живущих в раскинувшейся внизу долине, и выходить только по ночам.

Выходить, чтобы охотиться во тьме.