Нас поглотила темнота, которая одновременно казалась и движением. У меня было ощущение, что нас подхватил и закрутил вихрь, и я больше не чувствовала свое тело; я не знала, держу ли детей, превратилась ли в какой-то обрывок, подхваченный ветром… Потом темнота стала абсолютной, и я впала в состояние безмерного покоя.
Но это состояние длилось недолго. На меня накатило недовольство, побуждавшее к действиям. И отделаться от него было невозможно, так что я открыла глаза.
Темноты уже не было. Было солнце, теплое, обжигающее меня, слепящее глаза — естественное, нормальное солнце, которого мне так долго недоставало в том вечном тумане.
Я села и оглянулась удостовериться, что я вернулась в мир, подобный тому, в котором родилась. Полоска песка, на которой я лежала, а там дальше — красные и серые камни. Когда я увидела их, у меня в памяти что-то шевельнулось, кольнула иголочка страха. Красные камни? У меня были все основания их бояться.
Рядом — можно рукой дотянуться — лежало маленькое тело. На нем были только лохмотья бридж, но это было человеческое тело! На лбу не видно никаких рогов, а босые ноги были человеческими ногами, а не копытами! Я с облегчением вздохнула. Оомарк снова стал мальчиком, а не подменышем, которым сделало его пребывание в другом мире.
Оомарк… А где Бартаре? Она что, сбежала от меня во время перемещения, осталась на той серой планете? Я огляделась по сторонам. Нет — раскинув в стороны тонкие бледные ножки и ручки, лежала какая-то зеленая фигура, будто не мягко упала, а была неаккуратно брошена, как игрушка, к которой ребенок-великан не проявлял больше интереса.
Именно к ней я подползла прежде всего, развернула, подняла ее, испугавшись, что она не спит, что она покинула нас навсегда. Ее глаза под черной полоской бровей были плотно закрыты, а лицо стало бледным, будто она долго и тяжело болела. Но дышала она ровно и легко, будто просто спала.
— Бартаре, — я нежно позвала ее по имени, уложив ее голову себе на плечо. — Бартаре!
Она пошевелилась. Ее губы прошептали что-то, но так тихо, что я не расслышала. Потом она открыла глаза и посмотрела мне в лицо. На долю секунды мне показалось, она не узнает меня, а лишь разглядывает с легким замешательством. Потом, должно быть, память вернулась к ней, потому что на лице ее отразилась такая безутешность, какой ни одному ребенку не почувствовать. Она заплакала, не шумно и протестующе, а тихо, от глубокой печали. Слезы собирались и стекали по щекам. Рот двигался, но не издавал ни звука. Это зрелище пробудило во мне сочувствие. Я прижала ее к себе еще сильнее, укачивая ее, напевая что-то в ее взъерошенные волосы, стараясь утешить ее всеми способами, которые она от меня примет.
— Килда. — Оомарк сел и посмотрел на нас. На его лице была тень страха. Он подполз ко мне по песку и гравию, обнял и меня, и сестру, вцепившись в нас изо всех сил. Возможно, мы были единственным якорем безопасности в целом враждебном мире. Я немного отпустила Бартаре, чтобы одной рукой обнять и Оомарка, держа их обоих.
— Все хорошо, — снова и снова повторяла я монотонным речитативом. — Все хорошо, мы вернулись, вернулись домой.
Это было то самое место, откуда началось наше путешествие — полоса русла высохшей реки с музыкальными камнями, открывшими врата между мирами. Долго ли нас не было? Я не могла понять, сколько времени прошло. Догадывалась лишь, что, должно быть, прошло несколько дней, и нас наверняка уже ищут. Может, поисковая команда где-то рядом, и можно найти их… Все мое тело ломило от усталости, такой сильной, какую мне еще не приходилось испытывать. Я посмотрела на ноги в этих примитивных сандалиях… ветка… Впервые я вспомнила о заметусе и посмотрела на пояс, куда спешно прикрепила ее перед тем, как ухватиться за детей у заколдованного холма. Но ветка исчезла. Но мои ноги — они снова были ногами с человеческими пальцами. Так что, должно быть, я снова вернула себе человеческое обличье, как и Оомарк.
— Я хочу есть, мне холодно. Я хочу домой! — плакал Оомарк.
— Скоро, скоро. Бартаре, дорогая, как ты думаешь, ты сможешь немножко пройти? Если мы доберемся до станции парка, то попадем домой быстро.
— Я была дома, ты меня забрала. — Ее голос был слабым, разбитым, печальным. Теперь она отталкивала меня.
— Я хочу домой, быстрее. Пожалуйста, Килда! Хочу домой! — Оомарк встал и потянул меня за руку.
Я поднялась, обозревая долину в надежде завидеть какого-нибудь спасателя, который избавил бы нас от возвращения на станцию пешком, потому что мое тело ныло от каждого движения, будто меня подвергли чрезмерному напряжению.
Но никого не было видно. Мы же в практически необитаемой области. А Косгро… А на какой планете проснулся он? Вернется на свой корабль и поднимется в новый полет первооткрывателя, сочтя испытание в серой стране лишь очередным эпизодом своей жизни, переполненной приключениями? Попытается ли он найти нас или выяснить нашу судьбу через какие-нибудь официальные каналы — а может, я могла бы отследить его? Но сейчас я не стала над этим задумываться. Важнее всего было скорее вернуться на станцию, а потом в Тамлин.
Бартаре не сопротивлялась. Казалось, она покорно приняла мысль, что не вернется в другой мир. Но продолжала тихо горестно плакать. Время от времени она проводила грязными ладонями по щекам, отирая слезы.
Мы поднялись до верха ущелья речного русла, когда мне стало понятно, что возвращение назад будет еще труднее, чем я думала. Измученное тело сопротивлялось каждому движению, которое я от него требовала, а дети начинали отставать. У меня не было сил помогать им. Я прислонилась к камням, еще раз обыскивая взглядом небо и землю в поисках признаков жизни.
— Килда! Вон — кто-то идет! — Оомарк указал не на небо, а поверх нагромождения камней. Только это не был сотрудник парка, ищущий нас. Вперед шла одинокая фигура, шла медленно, часто останавливаясь и опираясь о булыжники, будто ей страшно нужна была опора.
Я замахала обеими руками и закричала:
— Мы здесь! Мы здесь!
На мой крик ответили жестом, говорящим, что нас заметили, и фигура направила свою медленную поступь в нашу сторону. Должно быть, человек был ранен или болен, раз ему так тяжело давалось продвижения к нам.
Когда он подошел ближе, я разглядела, что это был молодой человек, и на нем не униформа сотрудника парка. Истрепанные остатки бриджей прикрывали часть тела, а на груди была повязка. Кожа на руках и лице была очень темной — космический загар звездного странника, но на частях тела, редко подвергаемых воздействию солнца, она была цвета слоновой кости. У него не было бороды — еще одно доказательство, что он был космическим исследователем, потому что волосы на лице навсегда исчезают у них при первом полете. Темно рыжие волосы были очень короткими — буквально щетина на черепе, хотя брови были такими же черными как у меня. Его лицо было сухопарым и вытянутым, кости отчетливо выступали под темной кожей. Ясно было, что он был не в лучшей форме, чем мы.
Мое внимание сосредоточилось на повязке — я замерла тихо, едва дыша. Неужели?.. Но Мелуза поклялась вернуть нас в наши собственные миры. С чего бы Косгро быть здесь? Он приземлился на необитаемой планете, потом случайно прошел через врата. А это — Дилан, мир, известный и заселенный уже более ста лет.
Я прошла шаг или два навстречу и вопросительно произнесла имя:
— Джорс Косгро?
Он остановился, держась левой рукой за камень, приставив правую к глазам, будто не знал, верить ли тому, что видит.
— Так она все-таки нарушила клятву, — сказал он. — Послала вас вместе со мной.
— Нет! Наоборот! — Хотя Мелуза намеренно или ненамеренно предала его, я была рада, хоть и знала, что это для него значит. — Это же Дилан, она послала тебя с нами!
Он уставился на меня.
— Это… — отвечал он очень медленно, растягивая слова; я бы говорила так же, если бы старалась объяснить что-то ребенку, который меня почти не слушает, — планета, на которой я приземлился. Ее нет ни на одной карте — я ее открыл.
— Это же Дилан! — возразила я. — Вот оттуда мы пришли… — Я указала на скрывавшуюся за камнями станцию. — Вот там, за этими гребнями, станция парка. Там наверняка сейчас ищут нас. И мы в коротком перелете на флиттере от Тамлина, города-порта.
Он крепко сжал руку в кулак и с силой ударил по камню.
— Говорю тебе, я приземлился на неизвестной планете. Я еще не посылал о ней отчета — могу отвести тебя к своему кораблю, доказать это…
Он безусловно бредил; причиной бреда наверное была рана. Я осмотрела повязку, которую сделала. На ней не было свежих пятен. Но даже если рана и не открывалась, он, должно быть, очень перенапрягся. Мы оказались в истощении, потому что у нас было очень мало еды. Как только доберемся до станции, о нем смогут хорошо позаботиться.
— Пошли! — Оомарк подбежал и схватил Косгро за руку. — Пожалуйста, я так хочу есть. Станция недалеко, правда недалеко. Нас там покормят.
Косгро посмотрел на лицо мальчика.
— Где это место? — спросил он, будто его ответ был очень важен.
— Ну, я точно не знаю точно где, — начал Оомарк к моему беспокойству. Его неуверенность только усилит заблуждение Косгро. — Мы недалеко от Луграанской долины и парка с флиттерами. Джентльхомо Ларгрейс привез мой класс из школы. А Килда и Бартаре — приехали с другими семьями на пикник. Нам нужно было понаблюдать за луграанцами и написать доклад. И сотрудники парка сказали нам держаться вместе и не разбредаться кто куда. Они точно будут в ярости, когда найдут нас. Килда, а они так разозлятся, что скажут коменданту, и он нас накажет? — Впервые с момента возвращения он выглядел напугано.
— Думаю, когда комендант Пизков все узнает, он поймет, — поспешила я успокоить его.
Косгро молча переводил взгляд с одного на другого. На его темном лице было выражение изумления. Но когда Оомарк снова потянул его, он пошел.
— Я хочу увидеть эту станцию, этот парк флиттеров. Покажите мне! — сказал он.
Мы с трудом пробирались по каменистой местности. Я, мягко говоря, волновалась. Меня беспокоил тот факт, что мы все еще не увидели спасателей. Сотрудники парка, уж конечно, установили бы наблюдение на одной из самых высоких точек, с окулярами дальнего действия — для слежения. И все же, если бы не наличие нескольких летательных аппаратов, эту планету действительно можно было бы счесть такой же безлюдной, какой она была по мнению Косгро.
Подойдя к вершине холма, мы посмотрели вниз на след, ведущий от платформ долины к парку флиттеров. Наличие протоптанной дороги должно было сразу же убедить Косгро.
Но — там ничего не было. Разве что слабое напоминание, что такой путь когда-то существовал. Я не ошиблась — именно здесь сбежали Бартаре и ее брат, а я последовала за ними. Чуть далее отсюда была скала, где я оставила записывающее устройство Лазка Волька. Но теперь не было не только коробки: сама скала — я огляделась по сторонам — тоже исчезла.
— Килда, где дорога? Что случилось с дорогой? — плакал Оомарк.
— Да, так где же дорога? — торжествующе вопрошал Косгро, будто это доказывало его правоту. И все же я видела слишком много ориентиров, оставшихся неизменными, так что я не ошибалась. А если присмотреться повнимательнее, то можно было разобрать остатки дороги.
— Дорога проходила здесь. И вот ее часть еще можно разглядеть! Там! Там! Там! — я тыкала пальцем. Но то, что она изменилась от хорошо заметного пути до такого состояния — мне было очень тяжело понять.
— Я хочу домой, пожалуйста, Килда! — испуганно говорил Оомарка.
— Мы пойдем вниз, к парку флиттеров. — Я взяла его за руку. — Сюда. — Я решительно двинулась по этому вполне удобному пути, который должен был служить нам связью с цивилизацией. Здесь недалеко… всего два поворота…
Ноги болели. Камни, так не похожие на дерн серого мира, царапали кожу сквозь хлипкие сандалии. Но я ковыляла дальше.
Парк флиттеров — да, остатки от него! Ни один флиттер не стоял на потрескавшейся поверхности, края которой торчали грубыми зубцами в тех местах, где из нее выпали большие куски. Им явно очень давно не пользовались, следов ремонта тоже не было заметно. Как такое могло произойти всего за несколько дней ? Все выглядело так, словно прошли годы с того момента, как здесь хоть кто-то был.
От станции сотрудников парка осталась один остов. Крыша провалилась, само строение было заброшено, и, должно быть, уже давно. Наверное, я закричала, не в силах поверить тому, что видела, и все же понимая, что это не сон. Это было так же реально, как и обдувавший меня ветер, как песок, царапающий мне ноги.
Чья-то теплая рука взяла меня под локоть. Я вцепилась в Джорса Косгро, держалась за него, так же как Бартаре и Оомарк вцепились в меня.
— Пожалуйста! — Мой голос тоже был детским и напуганным. — Что, что случилось? Это… это же был парк, это станция… Был, говорю же, был!
— Есть только одно объяснение этому. Я не хотел этому верить. Но ты права. Это когда-то действительно было тем, о чем ты говоришь.
— Тогда что случилось? Отчего все так изменилось? Не может быть, чтобы такое случилось за несколько дней!
Его рука обняла мои плечи, а теплота рядом и его сила успокаивали. Меня всю трясло, и, казалось, я никогда не согреюсь.
— Есть еще и другая часть легенд старой Терры — легенд о подменышах и о мире фольков. Я как-то не задумывался об этом раньше. А теперь, похоже, это действительно так.
— Что… что ты хочешь сказать?
— Что некоторые из тех, кто отправился в серый мир, или кого туда забрали, вернулись обратно через — как им казалось — день, месяц, а, может быть, год. Но когда они снова возвращались в свои родные места, выяснялось, что прошли года или столетия.
— Нет! — Это казалось выше моего понимания. Я закрыла глаза, отказываясь смотреть на опустошение вокруг меня, отказываясь верить, что все это — действительно дело времени, и что нас многие годы считают пропавшими.
Потом он немного отстранился, сильно надавив мне руками на плечи. Он даже немного встряхнул меня, будто стараясь обратить на себя все мое внимание; я через силу открыла глаза и встретила его спокойный проницательный взгляд.
— Килда, когда ты попала в этот серый мир — какая была дата? Не планетного времени, а галактического.
— Это был… 2422 год После Посадки…
— 2422 год, — повторил он. — Но, Килда, когда я здесь приземлился, был 2301 год После Посадки.
— На сто двадцать один год раньше! Не верю! — Мне хотелось отрицать это, я на такое была не согласна! И все же, оглядевшись, увидела, что доказательства очевидны. Я снова со страхом встретила его взгляд. — А… а какой год может быть сейчас? Как долго?..
— Здесь этого уж точно не выяснишь. Надо добраться до какого-нибудь поселения.
— Ближайшее очень далеко отсюда. — Я провела языком по неожиданно высохшим губам. — Без флиттера до Тамлина не доберешься.
— Но не с моим кораблем, — возразил он. — Даже сто двадцать лет не смогут повлиять на судно первооткрывателя. Пошли.
Я охотно приняла его предложение. Чем скорее я покину это место, тем лучше, пока не привыкну к мысли, что время — наш враг. Но я видела, что Косгро был молодым человеком — конечно, усталым и истощенным, но молодым. И дети — они тоже остались такими же, какими были, когда мы прошли сквозь врата. Моя собственная кожа была гладкой — на ней не было следов старения. Я провела кончиками пальцев по лицу. Полной уверенности не было, но на ощупь кожа была такой же гладкой и без глубоких морщин, — как на руках.
— Куда мы идем?
— Обратно… туда…
— Килда, где флиттеры? Почему все разрушено? — вмешался Оомарк. — Я хочу поехать домой.
Бартаре налетела на него:
— Нет никаких флиттеров, а может, и города тоже нет, — пронзительно закричала она. — Все исчезло — все, все! Вы хотели вернуться? Так смотрите, что из этого вышло!
— Прекрати! — В первый раз за долгое время я заговорила с ней резко. — Мы ни в чем не уверены, Бартаре. Оомарк, мы пойдем на корабль Косгро. В нем или в разведческом флиттере он отвезет нас в Тамлин.
И хотя все мы ускорили шаг, ведь всем хотелось побыстрее попасть на корабль, мы его так и не нашли. Вместо этого мы вышли на открытое место, и там Косгро резко остановился, оглядываясь вокруг, очевидно в поисках ориентиров. Когда он повернулся ко мне и заговорил, его голос был мрачным и пустым.
— Исчез.
— Я знаю. Он в парке музея в Тамлине.
Мы оба уставились на Оомарка.
— Что? Откуда ты знаешь? — хором спросили мы.
— Потому что когда джентльхомо Ларгрейс вез нас сюда, он по дороге рассказал о таинственном корабле. Когда поселенцы только прибыли, они нашли здесь брошенное разведывательное судно. Оно тут было уже давно, потому что было такой разновидности, какой они никогда не видели. Но о нем так ничего и не выяснили — оно было заперто. Так что в конце концов его перевезли в город в музей. Он обещал взять нас посмотреть на него во время следующей экскурсии.
— Если это в городе, придется идти туда пешком.
— Как? У нас нет припасов, а это долгий путь по незаселенной местности до ближайшего землевладения — если землевладения еще есть.
— А разве у нас сейчас есть выбор? — спросил он, и я знала, что он прав. Выбора не было — разве что остаться здесь и умереть на месте. А какими бы усталыми мы ни были, конец — это был не наш выбор.
Остаток этого кошмарного путешествия превзошел все, с чем мы сталкивались в сером мире. Не то чтобы нам угрожали чудовища из тумана, но голод не оставлял нас ни на секунду. Косгро применял свою подготовку на выживание, и только благодаря его умениям мы остались живы.
Мы жили мясом животных, которых он ловил в ловушки, убивал метким попаданием камня или ударом палки. Он сражался с животными и птицами за ягоды — почти иссохшие ягоды. Лохмотья нашей прежней одежды превратились в тряпки, которые уже не закрывали наших тел, и мы носили очень непрочные заменители одежды из травы и тростника. Ноги все сильнее и сильнее болели, а потом постепенно становились все более и более огрубелыми; в отношении времени мы только подсчитывали дни с того момента, как нашли развалины станции.
И за все это время мы ни разу не видели флиттеров, вообще никаких свидетельств, что на этой планете все еще обитают люди. Я даже представить не могла, что же произошло. Когда я исчезла с Дилана, на нем был небольшой, но стабильный приток эмигрантов. С каждым годом создавалось все больше и больше плантаций и пастбищ. А сейчас мы несколько раз натыкались на травоядных животных, но быстро научились избегать их. Они совершенно одичали и стали меньше, сильнее и настороженнее, будто научились защищаться, чтобы выжить.
На двадцатый день нашего скитания мы наткнулись на первый признак того, что человек когда-то приручил эту часть земли. Вдоль холма тянулись вьющиеся виноградники, и плоды все еще свешивались с ветвей сухими увядшими гроздьями, опустошенными птицами и насекомыми; очевидно, урожай так и не собрали. Мы срывали и ели сморщенные, морщинистые плоды. Они были горькими и намного меньше, чем те, которые мне помнились, но это была еда, и мы не только наелись досыта, но и сделали сумки из листьев, сколотых шипами, чтобы унести с собой припасы.
Эти виноградники обросли дома и сделали их почти недоступными. Стены их были так оплетены и скрыты, что мы и не пытались проникнуть внутрь. Ясно было, что не осталось ничего, что могло бы нам пригодиться.
Но даже после этого доказательства крушения цивилизации Дилана я не теряла надежды, что город и порт все же сохранились. Если бы мы до него добрались, то нашли бы там людей, если и не тех, кого оставили — давно ли? — то все-таки людей.
Довольно странно, но чем дальше мы продвигались, тем больше Бартаре утрачивала то, что проявлялось в ней от того серого мира, все больше становилась нормальным ребенком. И хотя Оомарк поначалу задавал беспокойные вопросы, он тоже начал принимать эти странные обстоятельства. И я подумала, что и он, и она — еще маленькие, и потому могли лучше адаптироваться, чем я и Косгро. Для меня это был бесконечный кошмар, и я изо всех сил старалась проснуться и сбросить его с себя.
К счастью для моего рассудка, а, возможно, и для душевного равновесия Косгро (хотя он, в силу своей профессии, был лучше подготовлен к встрече с такими странными ударами судьбы) наши дни наполняло само стремление к выживанию, продвижение вперед и присмотр за детьми, их здоровьем и благополучием. Но я почти сломилась, когда мы пробирались через заброшенные и заросшие землевладения и шли к окраинам Тамлина.
Здесь все та же бурная растительность еще не успела посеять столь страшное опустошение. Дома стояли целыми, хотя то здесь, то там недоставало крыши или виднелись другие признаки долгой заброшенности и запущенности. Казалось, Дилан погрузился в пустоту и тишину волей какого-то удара судьбы или катастрофы. Мы подошли к дому, из которого когда-то вышли, чтобы поехать на экскурсию в долину. Я вошла в сад — прямо передо мной были закрытые двери. Я нерешительно позвала. Как и ожидалось, ответа не последовало. И все-таки я подошла и открыла дверь комнаты Гаски. В ней не было даже мебели.
— Килда, все исчезло — моя одежда — моя ракушка — все! Все пропало! — Оомарк выбежал ко мне из комнаты, которая когда-то была его. Бартаре даже не подошла к своей двери — она стояла у высохшего бассейна.
— А ты на что надеялся? — В голосе снова зазвучало ее былое нетерпение. — Все исчезло, давно исчезло! — Может, смысл всего того, что мы видели до сих пор, не так уж поражал Оомарка до этого момента. Он побледнел. Потом подошел к Косгро и спросил дрожащим голосом: — Значит, это правда? Нас не было долго-долго?
Косгро не пытался его утешить. Вместо этого он ответил, как ответил бы мальчику намного старше или мужчине:
— Это правда, Оомарк.
— Жаль… жаль, что моя ракушка не сохранилась, — сказал он. — Папа, она была у него, когда он был маленьким. Он хотел, чтобы я всегда ее хранил. Я хотел бы, чтобы хоть она осталась…
Он медленно пошел к воротам, и, повернувшись, спросил:
— А если здесь никого не осталось, что нам делать?
— Мы еще не были в порту. Если кто-то и остался, то его — или их — следует искать именно там.
Мы не заходили в другие дома. Теперь мы спешили по улицам города. А вокруг нас были только молчаливые руины.
И вот, мы подошли к защитному ограждению посадочной площадки. Кораблей не было. Я и не ожидала, что они будут. Обожженные шрамы, оставленные многими стартами, все еще отмечали поле, но ведь они сохраняются потом многие годы.
— Башня контроля… — Косгро будто разговаривал сам с собой; он заметил башню и направился по полю этой сожженной площадки к зданию, которое было центром жизни порта, где должно было быть полно компьютеров и устройств связи. Может, если нас и бросили здесь — у меня внутри что-то вздрогнуло, — там все еще будет работать какое-нибудь устройство, и мы сможем вызвать помощь со звезд?
Я ускорила шаг, а дети побежали, стараясь угнаться за быстрым шагом Косгро. Мы добежали до центральной двери башни — закрыта. Но управление дверью все еще работало, и она нам открылась.
Косгро позвал — голос его казался раскатом грома:
— Здесь кто-нибудь есть?