Опасный спутник

Глава 12

Я посмотрела на ветку. Теперь она увядала быстро, цветы желтели и засыхали, а аромат был уже не таким сильным. Но когда я сняла ее с пояса, Оомарк весь съежился.

— Нет! — Думаю, он попытался бы убежать, только вот Косгро не отпускал его.

— Прикоснись к стене, — приказал мне он, удерживая мальчика.

Я почувствовала, что мои пальцы коснулись гладкой поверхности. Она была теплой; и когда мои пальцы скользили по ней, их покалывало, будто там струился поток энергии.

Потом я протянула вперед ветку. Взрыв света, треск. Как короткое замыкание энергии.

— Да, — кивнул Косгро. — Я так и думал. Вот почему они боятся заметуса — он уничтожает творения их силы. А поскольку они вырабатывают энергию из самих себя, сейчас это может отрикошетить и по ним. Ну, пошли дальше.

Ни того, ни другого Оомарк не хотел. Он перестал брыкаться и вырываться, но свесил голову и отказался отвечать на вопросы, которые задавал Косгро.

— А мы не можем просто пойти прямо? — нетерпеливо спросила я.

— Думаю, нет. Это одно из тех мест, где перекрещивается слишком много их иллюзий. Если только… — Косгро снова посмотрел на ветку. Она вся ссохлась, и, когда я ею пошевелила, стала рассыпаться серыми хлопьями пепла.

— Цветы остались? — спросил он.

Я внимательно ее рассмотрела. В самом центре было шесть цветов — увядших, но целых.

— Дай мне три. Сама возьми остальные, — сказал он. — Потри ими глаза.

Я испытывала сомнения. Зрение очень ценно. У меня не было ни малейшего желания подвергать свое опасности: я слишком хорошо помнила, как блуждала в стране геометрических фигур.

— Если хочешь найти здесь дорогу, — настал его черед проявить нетерпение, — это твой единственный шанс. Говорю тебе, их форма иллюзии слишком хорошо держится. Мы можем запутаться и остаться в ней пленниками.

Он верил в то, что говорил — это я знала. Медленно подняла сморщенные цветы, закрыла глаза и потерла веки помятыми лепестками. Держа их у самого лица, я еще могла учуять их аромат, который, как обычно, навевал ощущение здоровья.

Я открыла глаза.

Колонн-башен вокруг меня не было. Я судорожно вдохнула: казалось, я вернулась туда, к холмам, где подкрадывались чудовища. Меня окружали груды обвалившихся кирпичей, покрытых порослью дерна и ежевики, а дорога, которая прямо вела нас вперед, была только узенькой тропинкой, извивающейся между этими кирпичами.

— Что ты видишь, — резко спросил Косгро.

Я глянула на него и быстро отвернулась — все поплыло перед глазами, голова закружилась. Знакомая мне волосатая фигура колыхалась, выглядела то так, то эдак, и я уже ни в чем не была уверена. Кого я видела: неясную фигуру человека — в дымке, расплывчатую? Или волосатое существо? Или даже — мгновениями — огромный пурпурный треугольник?

— Нет! — В отчаянии я протянула руку, в неистовой надежде, что, может быть, он снова примет устойчивую твердую форму.

— Что ты видишь? — снова спросил он.

— Тебя… ты… весь двигаешься. Кто… кто ты?

— Да не меня! — Голос исходил от этого сбивающего с толку водоворота форм, которые выплывали одна из-за другой. — Что ты видишь вокруг?

— Холмы… руины… — Я принялась осматривать то, что, казалось, было реальным и не двигалось.

— Дорогу?

— Узенькую тропинку…

— Тогда веди нас по ней — и не оглядывайся!

Я рада была повиноваться. Только когда я смотрела только вперед, мне становилось спокойнее, и паника, наполнившая меня, когда я смотрела, что случилось с Косгро, начала отступать.

— Что ты видишь? — спросила я.

— То же, что и раньше. Я ведь не использовал заметус — пока еще…

Наверное, он был прав. Не будь у нас двойного… тройного зрение — мое, его и Оомарка, вместе взятое — это могло бы привести к беде.

— Мальчик с тобой?

— Да. Что впереди?

Я точно не знала, зачем ему эта информация, но предоставила ее, насколько позволяли мои способности, описывая осыпающиеся холмы. Но один так походил на другой, что почти невозможно было выбрать ориентир. Однако тропинка была утоптана, так что, похоже, ею пользовались часто. На ней были следы как от копыт и другие, вполне походившие на отпечаток ноги в ботинке. Я все время описывала Косгро то, что видела, но он не задавал больше вопросов.

Оказалось, этот лабиринт холмов простирается на большое расстояние. Наконец Косгро нарушил молчание.

— Что впереди?

— Кроме холмов — ничего.

— А вот мы видим, что башни возвышаются ближе. Думаю, мы, наверное, приближаемся к сердцу этого места.

Его слова сработали словно ключ, повернутый в замочной скважине — я уловила перемену: тропинка немного изогнулась, а затем перед нами предстало сооружение, которое менее пострадало от течения времени. Его стены не зеленели от дерна. Кирпичи стен были голыми, а тропинка, которой мы шли, вела через массивные открытые ворота в стене. Если бы за воротами было темно, не думаю, что я бы так охотно вошла. Но за ней струился свет, ярче, чем все, что я видела в этом погруженном в туман мире.

Итак, мы вошли в место, которое, должно быть, было сердцем этой страны. Крыши над нами не было. Над стенами через определенные промежутки были кольца из серебряного металла, а на них держались светящиеся шары. Они были не мощнее, чем свет заурядной луны на какой-либо планете, но все вместе давали ощутимое сияние. Мы стояли на мостовой, сродни той дороге, пользоваться которой научил меня Косгро. Она была сделана из кирпичей разных цветов — серебряных, зеленых, кристальных. Но черных или красных — как и на той дороге — не было.

Мостовая представляла собой квадрат перед платформой, поднимавшейся над ней на две ступеньки. Она вся была из кристалла и излучала свой собственный мягкий свет, а также слабый туман, который — у четырех углов — поднимался вверх прядями дыма, будто там жгли костры.

На платформе, у ее центра, дымка собиралась и развеивалась, потом собиралась снова, образовывая смутно расплывчатые фигуры, которые вновь исчезали, появлялись и меняли форму. Можно было безотрывно смотреть на то угасание и поток, и…

— Килда! — меня дернули за руку и повернули; в голосе Косгро я услышала такую настойчивость, что быстро осознала, что он рядом. Предупреждений тоже больше не надо было. Это было место, в котором ни на миг не следовало терять бдительность.

Но если его окрик и вывел меня шоком из зачарованного полусна, он вызвал еще и перемену в покачивающемся тумане. Тот стал уплотняться и принимать конкретные очертания.

— Бартаре! — Я видела ее впервые с того момента, как мы покинули долину звенящих камней. Она тоже изменилась.

Ее волосы стали намного длиннее; они закрывали ее до талии, как плащ, пока она не откинула их назад. Лицо похудело, и от этого глаза казались больше. Она стояла, прижав руку к подбородку, теребя пальцами нижнюю губу, наблюдая за нами с видом человека, который должен принять важное решение. У нее был устрашающе уверенный вид.

Она улыбнулась, будто читала мысли и знала, что моя неуверенность возрастает, ибо она уже не была ребенком, перед которым я могла отстаивать тусклую тень авторитета, который у меня некогда был.

— Все-таки пришла, Килда с'Рин, несмотря на все предупреждения, — сказала она. Ее голос остался высоким и легким, голосом ребенка, но она не была больше человеческим ребенком. — И зачем? Что собираешься сделать, Килда? Вырвать нас обратно в этот маленький, ничтожный мирок, в котором я была никем, ничем? Думаешь, я пойду — или Оомарк — теперь, когда он познал, что значит быть одним из фольков? Не просил ли он свободы? Мы вырвались из оков, которые ваша раса сделала для нас. Да, это тело было из вашего мира… — Она провела рукой от груди к бедру. — Но дух, обитающий в нем, вернулся домой! И теперь тело становится для него подходящим вместилищем. Мы не можем вернуться — и не хотим!

Она отошла от центра платформы и теперь стояла перед нами, глядя вниз, поигрывая длинными кончиками волос. И все-таки в ней что-то осталось от человека, которым она была, точно так же, как это то тут, то там проглядывало на поверхность в Оомарке, и я видела, что она наслаждается своей убежденностью, что полностью держит все под контролем.

— Мы свободны! — повторила она. — И ты не можешь снова отнять у нас свободу, Килда.

Бартаре была в центре нашего плана. И если нам и суждено было вернуться в наш мир, то через нее.

— Свободна ли ты, Бартаре? — я с осторожностью подбирала слова. — Кто же стоит за тобой — вон там? — я указала на плотную колонну клубящегося тумана, все еще занимающего центральное место на платформе.

Ее полуулыбка увяла, и она подошла ближе.

— Не смей называть меня Бартаре. Я не Бартаре. Я та, кем мне суждено было стать. Ты не можешь управлять мной, называя этим именем.

— А если ты не Бартаре, то кто же ты? — я заметила, что она ускользнула от моего вопроса о том, кто еще присутствует на платформе.

И тут она засмеялась.

— Нет, так не поймаешь меня, Килда. Ты не сможешь называть меня по имени. Я свободна от любых уз. Понимаешь, Килда — я свободна!

— Я в это не верю, — равнодушно и смело возразила я.

Она уставилась на меня, затем впервые оглянулась назад, в туман. Когда она снова обратила на меня внимание, то еще раз засмеялась, хотя и не так уверенно. Наверное, использование заметуса усилило мою интуицию, потому что мне удалось учуять ее беспокойство.

— Спроси у нее , — я указала на туман, — свободна ли ты.

Мне казалось, там должна быть эта Леди. И от моих слов в тумане стало что-то меняться. Он поплотнел и потемнел. Наконец он превратился в фигуру, выше, чем любая человеческая, и все же человекоподобную; в женщину — по моим догадкам — величественную, повергающую в трепет. Ее черные волосы волнами ниспадали до земли и, как у Бартаре, были откинуты назад, а голову обрамляла серебряная лента с белыми камнями. Еще больше белых камней и серебра широким ожерельем обрамляли зеленое платье, ниспадая узкой полоской по груди до пояса. Зеленый цвет ее наряда был тем оттенком зеленого, который так нравился Бартаре и в нашем мире; он реял вокруг нее, будто она была одета не в ткань, а в некую живую субстанцию, ласкающую ее тело. Как и у Бартаре, ее черные брови складывались в полоску над глазами, а черты лица составляли пугающую холодную красоту.

Я видела ее такой всего мгновение — достаточно долго, чтобы навсегда запечатлеть ее в памяти. Потом, как было и с Косгро, она замерцала и стала меняться в одно, а потом в другое, и в третье. И перемены эти происходили так быстро, что на меня накатила тошнота, и все же я не могла отвести взгляд.

И снова Косгро спас меня от ловушки иллюзии — если то была иллюзия. Он резко окликнул меня по имени. Я вздрогнула — и вырвалась из оков, которыми ее глаза сковали меня, и снова перевела взгляд на Бартаре.

— Спроси у нее, — сказала я. — Пусть она скажет, что ты свободна.

— Мне не нужно спрашивать. — Голос Бартаре стал весомее от гордости. — Я ее расы, ее духовная дочь! Я подменыш! Знаешь, что это значит, Килда? Когда-то люди вашего вида хорошо это знали. Я из тех, кого внедряют к людям, чтобы изучить их образ жизни и принести с собой в этот мир кое-что от них. Теперь она дала мне право показать истинную себя, себя как фолька — и тем самым доказать тебе, что я не из тех, с кем можно не считаться. Думаешь, я ребенок, Килда, и буду делать то то, то это, как ты говоришь? Я играла в эту игру, пока была вынуждена, чтобы получить возможность добраться до врат. Но ребенок в этом мире, ребенок из фольков, — не из тех, кому ты можешь отдавать приказания.

Потому что ты… потому что ты… — Она испытывала колебания, повторяясь. И снова оглянулась. Но я решительно отвела глаза и не смотрела в том направлении. Чтобы она ни собиралась сказать — она передумала. Вместо этого она махнула рукой.

— Смотри, вон — фольки и те, кто заодно с ними. Они идут посмотреть, как я докажу свое право стоять здесь — с этим!

Неожиданно у нее в руках появилась шпага с узким клинком — не могу сказать, откуда она ее взяла — шпага не из металла, а вырезанная из дерева, срубленного только что, так что оно было еще чисто белым. Используя ее как указку, она водила ей из стороны в сторону, обращая наше внимание на то, что мы уже были не одни возле платформы. Подошли другие и тихо наблюдали.

И действительно, странное это было сборище. Были такие как Оомарк, может, даже из той самой группы, что следила за нами. Были женщины, стройные, с густыми зелеными волосами, развевающимися вперед-назад на голове; их кожа отливала коричневым, а носили они легкую одежду из листьев. Были мужчины и женщины гуманоидного вида, еще более человекоподобные, и все были с черными волосами и носили зеленое. И были и другие, прекрасные и безобразные; то тут, то там проглядывало лицо или голова, такие абсурдные, что, казалось, они были из ночного кошмара. Они собирались вокруг с трех сторон платформы, но только мы трое стояли лицом к Бартаре.

— Ты осталась Между, Килда, как и это фыркающее чудовище, что пришаркало сюда по твоему приказу. А Оомарк… — Ее глаза обратились на брата, скрючившегося у моих ног. Одной рукой он держался за мои бриджи и опустил голову, не отрывая взгляда от земли.

— Да, Оомарк… Я перед ним в долгу, ибо он помог открыть врата, хотя сделал это, потому что я так велела, а не оттого, что хотел оказать мне помощь. Но сейчас он прилип к тебе, Килда…

Я опустила руку на кудряшки, теперь покрывающие голову мальчика.

У меня выскочили слова, которые я не имела намерения произнести.

— Потому что он еще не полностью утратил то, чем когда-то был.

— Да? Что ж, раз он сделал свой выбор, то и пребывать ему в выбранной судьбе. Отныне троих вас подчиню я нашим целям, и на этот раз вы послужите данью Темным. Вы станете засовом на тех вратах, через которые вынесло слишком много истинной крови. Силами, данными мне…

— Килда, — это был Косгро. — Дай руку! Дай, но не смотри на меня. Лучше смотри — туда!

Его слова — как указательный палец — развернули мой взгляд направо. Там на земле валялись те два или три цветочка заметуса, которые я ему отдала. Они были желтыми и увядшими, но хорошо заметными.

Его рука накрыла мою с такой силой, что можно было закричать от боли, если бы я не осознавала слишком хорошо и кое-что другое: в нем была такая сила, ибо то была сила не только физическая, но и духовная. Что-то во мне отвечало на эту мощь и тянулось к ней. Я уже не смогла, даже если бы захотела, оторвать глаз от двух этих цветов. Оомарк сжался рядом со мной, обхватив мои ноги, пряча лицо.

— Положи руку на то, что осталось от ветки. — И снова приказ Косгро каким-то наитием направил меня к этим обломкам палок, цветов и листьев. Оставшиеся кусочки рассыпа лись, но мои ладони и пальцы поймали и старательно удержали их.

Я лишь смутно осознавала монотонное песнопение детского голоса Бартаре. Слова были странными. Я попыталась закрыть уши, понимая, что, слушая, только укрепила бы сети иллюзии, которые она плела.

Итак, я смотрела только на помятые цветы. А в стальных тисках руки Косгро прочла усилие, державшее его в напряжении, усилие, в которое он вкладывал всю свою энергию.

Потом — цветы поплыли у меня перед глазами, так же как чуть раньше Косгро и женщина, которая была не женщиной. Здесь больше не было цветов — были лазеры, очень похожие на те, что я много раз видела в своем собственном мире.

Косгро резко отпустил мою руку. Я видела, как он наклонился взять это оружие другого мира. Один лазер он взял в руку, которая уже не приняла бы никакой другой формы. Второй он дал — прикладом вперед — мне. И я схватилась за него, хотя никогда не держала в руках ничего подобного.

— Остановить ее! — Он сделал — или это показалось? — выстрел в Бартаре. Но мне в голову пришла другая мысль, и я стала перед ним у подножия платформы, а затем швырнула пепел мертвых цветов прямо в лицо девочке. И некоторые попали в цель. Остальные рассыпались в облако мелких частиц, и казалось, их было намного больше, чем та маленькая пригоршенка, которую я бросила.

Она страшно закричала. Шпага-указка выпала у нее из рук, ударилась о край платформы и раскололась на части. Бартаре раскачивалась из стороны в сторону; ее пальцы царапали лицо. Шатаясь, она прошла шаг или два прямо на меня, и наклонилась — одна ее рука все еще защищала глаза — будто на ощупь, за сломавшейся шпагой. Но вместо этого она упала прямо ко мне в руки, я и быстро подхватила ее.

Над ней неистово кружилась эта колонна тумана, и я отвела от нее свой пристальный взгляд. Все еще держа девочку, обмякшую у меня в руках — бремя тяжелее, чем то, которое я смогла бы выносить заметное время — я начала пятиться. Она не сопротивлялась. И за это я была благодарна. Начни она бороться, заставить ее я бы не смогла.

— Назад! — Это был Косгро. Он отгородил меня от других. Теперь его фигура вернула свою неизменность — он опять превратился в волосатого гуманоида, каким всегда был. Но держал лазер наготове.

Толпа продолжала глазеть на нас в полной тишине. Никто не сделал и шага в нашу сторону. Я поверить не могла, что удача улыбается нам так долго. Они что, так и отпустят нас с Бартаре?

С того момента, как я отцепила от себя Оомарка, чтобы напасть на Бартаре, он так и сидел, вжавшись в землю. И тут он пополз на четвереньках, будто ему не хватало сил встать на копыта. Я всей душой хотела помочь ему, но двух детей сразу мне было не дотащить.

В воздухе что-то стало двигаться. Вихрь с платформы метнул на нас длинную летящую полосу зеленого. Я видела, как ее насквозь прорезала яркая вспышка лазера. И отрезанная часть упала на вымощенный участок. Но она не замерла — наоборот, как живое зло, извивалась и тянулась к нам.

Косгро снова выстрелил и расщепил ее надвое. Теперь обе части по-змеиному двигались к нам. И тем не менее никто из собравшихся не шелохнулся. Их лица ничего не выражали. Может, наша ссора с существом на платформе — из-за чего бы она ни была — их не касалась. И за их любопытствующий нейтралитет я была им признательна, но твердо полагаться на его постоянство мы не могли.

Теперь мы были в арке прохода в стене. И, казалось, кроме этих ползающих зеленых лент, ничто нам не мешает просто уйти без боя — если только снаружи нас не ждет другая опасность.

Но за стеной были только холмы… Холмы? Нет! Из-за тающих холмов излучали свой свет кристальные шпили. То ясновидение, которое дал мне заметус, проходило. Я громко вскрикнула.

— Что? — быстро переспросил Косгро.

— Я снова вижу башни.

— Да, было время — нам везло, но, наверное, время это закончилось.

Я поняла, что он имел в виду. Если я не вижу все как есть, то не смогу вывести нас обратно. Но если не могла я… а Оомарк? Он снова был возле и вцепился в меня мертвой хваткой затравленного человеческого ребенка, хотя и с внешностью покрытого шерстью существа. Бартаре все еще была без сознания.

— Я не смогу нести ее долго…

— Хорошо, дай я понесу. — Косгро взял ее с моих ноющих рук и перекинул через свое крепкое плечо, левой рукой поправляя ее для равновесия. В правой руке он все еще держал лазер.

Я поставила Оомарка на ноги. Он шел, не сопротивляясь моей хватке. Оставив тыл на усмотрение Косгро, я развернула мальчика лицом к дороге, которая, казалось, шла прямо между стройными линиями башен.

— Оомарк, ты должен провести нас!

Я посмотрела на ладонь, в которой держала пылинки заметуса. Там от нее оставалось еще немного тонкой пелены. Могло помочь — потому я протерла глаза.

И тут я увидела мельтешащий мир — одно видение сменяло другое. Мне понадобилась вся моя сила воли, вся целеустремленность, чтобы все-таки не закрыть глаза от этой тошнотворной суеты сменяющихся видов. Одной рукой я за плечо направляла Оомарка к дороге, которую видела только время от времени. Он пошел, глядя прямо перед собой, будто у него не было своей воли и он шел только под моим руководством.

Я достаточно замечала, чтобы вовремя использовать свой лазер. Зеленое нечто вилось у нас под ногами, пытаясь опутать их, а второе выскочило из-за холма. И оба раза, что я в них стреляла, они распадались на части, но не погибали, а, извиваясь, устремлялись за нами.

— Идут за нами? — спросила я Косгро.

— Нет.

Какая-то часть моего мозга этому удивилась. Но я полностью переключилась на дорогу.

Мы поворачивали, следуя тропе, а вокруг нас холмы превращались в башни, а башни в холмы. Но как-то башни становились все стабильнее и длились дольше, и я догадалась, что действие пыли заканчивается.

Однако Оомарк все шел и шел, даже когда я видела одни миражи, и нам пришлось возложить на него все наши надежды на спасение. С того момента как мы прошли невидимый барьер входа, он не издал ни звука, и мне казалось, что он двигается в состоянии транса.

Шли ли мы той дорогой, которой пришли, я не знала. Стремление освободиться от этого места было столь велико, что я побежала бы, если б могла. Но нельзя было заставить Оомарка ускорить шаг, да и Косгро не смог бы угнаться за ним, неся на себе Бартаре.

Потом, в какой-то момент, у меня из рук исчез лазер. Я услышала, как Косгро вскрикнул, и догадалась, что и его оружие тоже пропало. Как и другие дары заметуса, оружие нам только на время одолжили. Но, по крайней мере, с их помощью мы смогли начать выбираться отсюда. Теперь я с опаской оглядывалась по сторонам, боясь увидеть в засаде одну из этих зеленых лент.

Казалось, этот переход длится вечно. Я холодела от страха. И все-таки именно чувства — как кнут — гнали меня вперед. А Оомарк вышагивал так решительно, что я держалась за надежду, что он приведет нас к свободе. И, в конце концов, так и случилось — он вывел нас на открытую местность.

Я бросилась на колени и притянула его к себе, от благодарности сжимая его в объятьях. Потом посмотрела на Косгро.

— Нам удалось — мы спасены!