Опасный спутник

Глава 16

Обойдя по кругу лужайку, он вернулся с собранными палками, упавшими ветками деревьев. Теперь проверял их. Две сломались, когда он их согнул, три выдержали. Две из них были толщиной с два моих пальца; третья еще толще, и с одного ее конца торчали обломки веток поменьше.

Косгро попробовал размахивать каждой из этих трех и фехтовал ими, как шпагами; я видела такое на три-ди лентах о примитивных мирах.

— Этому конечно далеко до лазера, — прокомментировал он, — но получше твоей сумкой с камнями. — И он сделал в мою сторону жест, который, будь он сделан не такой звероподобной фигурой, можно было принять за формальный мужской галантный поклон.

Но слабыми и маленькими показались эти палки, когда я подумала о том, как сражаться ими против чудовищ. Но они были из заметуса, а это могло прибавить им ценности по сравнению с обычными деревянными прутами.

— Сейчас ты спокойно с ними обращаешься, — заметила я, — а раньше, когда пытался прикоснуться к ветке…

— Да! И правда, заметус больше меня не беспокоит. Еда… это… — он дотронулся до новой повязки, — все действует!

Я не заметила перемен в его внешности, подобных тем, что произошли со мной, когда я впервые взяла заметус. Но я ведь и не была под влиянием этого мира так глубоко и так долго.

— Эта и эта, я думаю, — он отбросил одну из тонких веток, но оставил две другие. — И можем попробовать еще кое-что.

Он снова пошел к деревьям и собрал пригоршни опавших цветков. И опять, выяснилось, что теперь он справлялся с ними без риска для себя. Он принес их назад ко мне.

— Натрем ими палки, — сказал он, садясь по-турецки и собираясь воспользоваться собранным специально для этого; я последовала его примеру с другой веткой.

При растирании цветки в моей руке превратились в маслянистую мягкую массу. Аромат был очень сильным и слишком сладким. Я с энтузиазмом втирала ее, и, казалось, дерево при такой обработке хорошо впитывало. Кроме того, белая кора стала фосфоресцировать, так что когда мы отряхнули с рук последние прилипшие кусочки, у нас было не только примитивное оружие, но и своего рода факелы.

Косгро направил свой факел в воздух, который тот с шумом разрезал; в ответ послышался крик. Сидевшая в мрачном молчании Бартаре, которую я игнорировала, решив, что ее лучше на время оставить в покое, вся съежилась, хотя удар пришелся на расстоянии от нее. Она не встала на ноги, но начала пятиться, не отрывая взгляд от Косгро, будто не смела отвернуться, отползая от него.

— Доказывает их эффективность, — заметил он. — Может, у нас будет нечто, сопоставимое с лазером.

— Нет! — Когда я подошла к ней, взволнованная ее очевидным раболепным ужасом, она вскинула руки, будто я держала наготове хлыст. А мне стало стыдно за то, что я вызываю такой страх. Я отбросила палку, которую держала, и протянула пустые руки.

— Видишь, у меня ее нет, Бартаре. Не бойся.

Она осторожно выглянула из-под рук, за которыми пряталась, и опустила их. Ее зеленые глаза были такими большими на маленьком личике. И именно в тот момент я осознала, что она почти не изменилась внешне.

Ее пристальный взгляд был очень опасливым, и я сказала:

— Мы не навредим тебе, Бартаре. Почему ты боишься?

— Прокляты, — тихо вскрикнула она с жестом, который включал не только заметус вокруг нас, но также Косгро и меня. — Прокляты для фольков!

— Почему? — выпытывала я.

— Еще до фольков, от тех, кто пришел раньше. Фольки вошли сквозь врата, и их было мало. Другие здесь дали им убежище и приняли их с миром. Но те другие — они не использовали сокровища этого мира. Они не хотели взывать к силам и править ими. А фольки поняли, как это делается. Потом наконец те, другие, сказали, что они не должны делать такие вещи, и что врата откроются, и фольки снова должны покинуть этот мир и отправиться на новую планету. Но фольки этого не хотели, потому что если они отправлялись в дорогу на какое-то время, то старели, их силы убывали и они умирали.

Поэтому они начали войну с другими. И победили, ибо их силы были больше. Но у тех других, у них были свои тайны, — она говорила нараспев, будто то было песнопение, какая-то древняя сага полузабытой истории, — и они своим могуществом установили границы. И хотя большинство их ушли через свои врата, некоторые решились остаться.

Косгро опустился перед ней на одно колено и слушал, будто это было очень важно для нас всех.

— А они все еще здесь, Бартаре? Те «другие», которые воевали с фольками?

Она покачала головой.

— Это неизвестно. В некоторых местах они поставили барьеры, которые фольки не могут преодолеть. Но так как за долгие годы ничего не изменилось, фольки полагают, что они или умерли, или уши. Но заметус они оставили, и фольки не могут извести или убить его. А это плохо! — ее лицо перекосило от отвращения. — Он приносит боль и уничтожает, из-за него теряешь силы и забываешь ритуалы. Он такой же враг, как и Темные. А теперь вы берете его в руки — и воспользуетесь им против фольков!

И она заплакала, так горько, как плачут от опустошения духа и глубокой печали, которые не дано пережить ни одному ребенку. Я подошла к ней, обняла ее, прижав к себе ее юное тело, сотрясаемое рыданиями. И заговорила так успокаивающе, как только могла.

— Бартаре, мы не воспользуемся этим оружием против того, кто на нас не нападает. Ведь и сами фольки сражаются с Темными, правда ведь? Вот и мы тоже. Мы не хотим вредить тем, кто из этого мира. Все, чего мы хотим — и я тебе это уже говорила, — это просто вернутся снова на нашу планету и быть в безопасности.

Я не знала, погружена ли она в глубину своего горя настолько, чтобы не слышать и не понимать меня — но ответа не последовало. А потом меня удивил Оомарк. Он подошел к нам и робко взял руку сестры, безжизненно свисавшую на мое колено, и сжал ее своими ручками.

— Бартаре, — сказал он, — мы ведь не нужны тебе, правда? Ты ведь обрадуешься, если мы уйдем. И Леди мы тоже не нужны, по-настоящему…

Она вздохнула, икнула и повернула голову на моем плече так, чтобы видеть его.

— Они хотят забрать тебя… и меня… обратно с собой.

— Больше всего они хотят вернуться сами, — ответил он ей. — А Леди… Она может не дать им нас, если мы ей действительно нужны.

Что-то в этом смутном сомнении подействовало на Бартаре, как прут. Она оттолкнула меня в сторону.

— Я ей нужна! — Бартаре вспыхнула, хотя я заметила, что она не добавила имя Оомарка. — Она не отпустит меня! Хорошо. — Снова овладев собой — слишком уж быстро, — она заговорила больше с Косгро, чем со мной. — Хорошо. Я отведу вас к вратам — если найду их, — и тогда вы сможете пройти. А мы будем радоваться, радоваться, радоваться! — С каждым словом она ударяла кулаком по земле, будто била врага.

— Далеко отсюда? — допытывался Косгро. Она пожала плечами.

— Как я могу сказать здесь? Заметус закрывает все возможности поиска отсюда. Мне нужно выйти из этого места, чтобы это уловить.

Итак, нам придется еще раз положиться на проводника, которому мы не доверяем, и мне это не нравилось. А Бартаре можно доверять еще меньше, чем Оомарку. Можно ли с его помощью как-то ее проверить?

Туман рассеялся, и мы покинули рощу, хотя у меня сердце разрывалось, когда мы уходили из этого святилища. Мы не повернули назад, туда, где скончался падучий червь, а резко взяли в сторону. Так как невозможно было установить стороны света, я никогда не знала, шли ли мы на север, восток, юг или запад. Вообще, я все время боялась, что мы бродим кругами.

Бартаре повела нас через узкое ущелье или каньон. Сначала она пошла быстро. Наверное, ей очень хотелось поскорее уйти подальше от заметуса. Потом, когда даже намек на аромат исчез, она остановилась.

— Уйдите — отойдите от меня! — Она возбужденно замахала на нас руками и взобралась на верх склона. Там она стояла с закрытыми глазами, потом начала медленно поворачиваться. Так она обернулась три раза. Затем подняла руку и так и держала ее, когда начала поворачиваться в четвертый раз.

Ее рука резко дернулась вверх и застыла, указывая в одну точку. Потом она открыла глаза и подала нам знак другой рукой.

— Туда.

Она была абсолютно уверена. Но направляла ли она нас к вратам — или к цитадели фольков, где нас и схватят, мы как раз уверены не были. Я только надеялась, что рассуждение Оомарка убедило ее.

Через некоторое время мы вышли из скал на простор покрытой дерном местности, на которой имелись травяные кольца. И вскоре дошли до одной из рощиц кустов с желтыми ягодами. Бартаре устремилась вперед, обрывая ягоды и жадно проглатывая их. Оомарк бросился за ней, но потом остановился. А когда все-таки решился и присоединился к ней, я заметила, что он пировал уже не с таким наслаждением, как раньше. Он взял только пригоршню ягод и медленно их ел.

Наконец, Бартаре насытилась, и, когда присоединилась к нам, в ее улыбке снова заиграла та самая хитринка. Она быстро приходила в себя после срыва в рощице.

— Очень жаль, что вы не едите еду фольков, — заметила она. — Почему ты хочешь быть Между, Килда? Боишься?

— Я боюсь перестать быть собой — Килдой с'Рин, — сказала я ей.

— Как будто Килда с'Рин — это такая великая вещь!

— Для меня — да. Я такой родилась — и хочу такой остаться.

— А еще думаешь обо мне как о ребенке. А я намного мудрее, чем ты вообще когда-нибудь будешь. Это как если взять яблоко Солнца, съесть только кожуру и выбросить мякоть.

— Есть такая вещь, как слишком много знаний — плохих знаний, — ответила я. Она почему-то пыталась спровоцировать меня. Если в роще она была податливой, но сейчас снова стала собой — трудной, как всегда. И это меня тревожило, потому что она вполне могла завести нас в ловушку.

— Ты! — Теперь она переметнулась к Косгро. — Что, быть Между — это жить славной жизнью? Ты тоже хочешь стать собой? А что ты такое сейчас?

— Может, ты мне скажешь, — возразил он. — Ты говоришь, что ты из фольков, а я Между. Разве это не делает меня вообще недостойным твоего внимания? — Говоря, он помахивал палками заметуса, и от этого ее самоуверенности немного поубавилось.

Она не столько ответила ему, сколько сказала всем нам:

— Ваши врата далее впереди. Пошли, если хотите найти их.

И снова она пошла впереди, мы за ней. Но с каждым шагом мои предчувствия усиливались.

Зеленый дерн ковром раскинулся у нас под ногами. Сандалии из сухих листьев были удобнее, чем обмотки. Казалось, будто я иду на подушечках.

Наконец, мы пришли к месту, где стоял холм, выше, чем все, что я до сих пор видела, покрытый толстым дерном, кроме одной стороны, смотрящей на нас; там зелень была вырезана, обнажая серую землю в форме символа, выше человеческого роста. На зеленом фоне это был ориентир, пропустить который было просто невозможно.

Бартаре остановилась у подножия холма, пристально разглядывая знак. Потом повернулась к нам с торжествующей улыбкой.

— Я обещала привести вас к вратам. И это я выполнила. Но открыть их — совсем другое дело, мне оно не по силам. И как вы теперь справитесь?

Косгро стоял чуть позади нее, тоже изучая символ. Должно быть, для него он что-то значил. Однако Бартаре пыталась внушить нам, что мы беспомощны. Может, мы уже в пределах досягаемости нашего здравого мира — Дилана, — и все-таки все наши усилия никчемны.

— Что… — начала я, когда Косгро подал мне знак замолчать. Что-то в нем было такое, что говорило о скрытом возбуждении. Может, он видел решение дилеммы?

Он поднял заметус и указал его кончиком на символ. Бартаре закричала и бросилась было на него, пытаясь вытянутой рукой поймать руку, державшую прут. Я подалась вперед, выставив перед ней мою веточку потоньше как преграду. Она упала; лицо ее дергалось, пока она бубнила непонятные мне слова.

Косгро стал двигать рукой. Кончиком заметуса он вырисовывал линии символа, начертывая их в воздухе в буквальном смысле слова. Кончик палки оставлял в воздухе светящийся след, создавая миниатюрную копию большого рисунка с холма. Хотя он опустил прут, это сияние так и осталось висеть в воздухе.

Потом, снова подняв палку, Косгро нацелился ею, как целятся, собираясь бросить копье. Он громко выкрикнул два слова и метнул заметус через центр символа в воздухе. Палка взмыла вперед и вверх, попала в центр рисунка на холме и, подрагивая, замерла там.

Слова, которые он выкрикнул, все повторялись и повторялись таким мощным эхом, какого я никогда раньше не слышала, и через некоторое время отдельные звуки слились в громоподобный гул. Из дрожащего прута взрывом вырвалась ввысь яркая струя белого огня.

Шум утих. Бартаре распласталась на земле, защищая голову руками. Оомарк, свернувшись, лежал рядом с ней. Но Косгро стоял прямо, глядя на огонь, который он так странно разжег, и я стояла плечо к плечу рядом с ним.

Мне ужасно хотелось спросить, что он делает. Обладал ли он «силой» или еще чем-то, что нужно, чтобы открыть врата? Однако увидев, как внимательно он смотрит на огонь, я не посмела заговорить.

Врата не открылись. Но с другим громовым раскатом что-то появилось между нами и сверкающим прутом. Не глядя на меня, Косгро протянул руку и схватил второй прут заметуса, слегка наклонив его кончиком вниз, держа его, как мужчины держат оружие.

Вихрь света стал плотным. Снова перед нами оказалась женщина — если то была женщина, — которая была с Бартаре в городе. Она не двигалась, не сделала ни единого жеста, только смотрела на нас; ее прекрасное лицо ничего не выражало.

Она и вправду была прекрасна. И, думаю, она была из тех, кто с наслаждением пользовался красотой как оружием. Но если она планировала сейчас сделать это с Косгро, то наверняка оказалась разочарована.

— Мелуза. — Он поприветствовал ее деловито, как тот, кто пришел заключить сделку и не хотел терять времени.

— Да, это один из моих титулов, — ответила она; ее слова — хоть и произнесенные тихо — были не ласковее, чем горн темного охотника. И страшили так же, как этот звук. Может, она была из фольков, но перед нами предстала лицом Темного.

— Что ты хочешь? — Она подошла к сути вопроса без обиняков, как и он.

— Чтобы открылись врата.

Теперь эти безупречные губы искривила тень улыбки.

— Ах, человечек, ты не знаешь, о чем просишь. Иначе не требовал бы от меня этого.

— Я прошу о возвращении для себя, для тех, кто не от этого мира. Нам нет здесь места — отпусти нас.

— А то что вы сделаете? — Она была взрослым, который забавляется назойливостью ребенка.

— Воспользуемся этим. — Он поднял прут немного выше. — И этим… — Я догадалась, чего он хотел, и потрясла веткой с цветками, которую несла.

— Ты воспользуешься тем, чего не понимаешь, и возможно получишь то, чего сам не хотел бы. Ты несведущ, ты даже не из фольков. То, на что ты случайно набрел, уничтожит тебя самого тем быстрее.

— Пока что оно принесло нам пользу. Думаю, гораздо больше следует боятся тебе. Мы немного у тебя просим — открыть врата, — ибо мы не твоей породы, не твоего вида.

— Кроме одной. — Ее голос стал немного резче. — Ее воспитывали и формировали для нас. Мы не торгуем своими.

— Своими? И все же она не устояла перед нами, когда ты приказала ей показать силы. Ты придавала ей форму, но она провалила экзамен, который ты ей устроила. Посмотри на нее! Твоя ли она в глубине души?

— Мелуза! — Бартаре вскочила на ноги. Она пронеслась мимо нас и начала взбираться на холм, вытянув руки, будто стремясь обнять женщину, которая ждала там. Но Мелуза не сделала приветственного жеста в ответ.

— Итак, — произнесла она через голову Бартаре, обращаясь к Косгро, — у вас все?

— Все. Ведь ты же не пожелаешь, чтобы все распалось у тебя на глазах.

— Мелуза! — Бартаре кричала с болью в голосе. Она пыталась пробиться к женщине из фольков. Теперь она билась обеими руками о то, что казалось невидимой стеной между ними.

— Будь она твоего рода, неужели не прошла бы эту преграду? — продолжал Косгро. — Ты поставила ее как защиту против опасностей, угрожающих тебе. Почему же тогда она удерживает ту, кого ты назвала «дочерью»?

— Мелуза! — Бартаре выкрикивала это имя. Она упала на колени, но продолжала бить по невидимой для нас поверхности, отгораживающей от нее женщину.

— Ты споришь змеиным языком! — вспыхнула женщина. Впервые ее спокойствие дало трещину.

— Я не спорю, я устанавливаю очевидные факты. Бартаре не предала тебя, но, кажется, ты или твои сторонятся ее. Разве ее не пропустила бы твоя преграда, будь она тебе родня?

— Она была одной из избранных; ее долго обучали и ждали. — Мелуза посмотрела на девочку, которая не могла добраться до нее. — С чего бы преграде отвергать ее? — Она указала одной рукой на Бартаре, которая подняла голову; из глаз ее потоком молчаливой мольбой лились слезы.

Наступила долгая тишина, прерываемая только рыданиями Бартаре. Потом Мелуза снова заговорила.

— Не знаю, почему и как. Но, кажется, она не одна из нас. Ну что ж, тогда мне незачем с тобой разговаривать. — Ее окутывала такая зловещая аура, что я еще крепче вцепилась в заметус.

И снова она указала рукой, в этот раз на Косгро. С кончиков ее длинных пальцев хлынул луч зеленого света. Но как бы быстро она ни выстрелила, так же быстро ответил и ее противник, перерезав луч прутом заметуса; прут разрезал его так легко, будто это нож порезал на мелкие кусочки что-то твердое. Отрезанный кусок под углом упал на землю, где с быстро расширяющейся обугливающейся полоски земли поднялся дымок.

Я почти предугадала ее следующий ход, так что держала ветку наготове, ведь на этот раз она указала на меня. Я почувствовала пыл луча, который она на меня направила, так как, хоть я и вытянула ветку насколько могла, она имела меньше силы, чем палка Косгро. Но он, отступив вполоборота, разрезал луч, которого мой ломкий щит не выдержал бы, — снова отразив удар.

— Вот видишь, — его голос был спокойным и уверенным, — нас так просто не возьмешь. Я знаю, что фольки не из тех, кто бесполезно сражается, зная, что перевес не на их стороне. Отпусти нас, ибо если мы останемся, то все время будем источником раздора. А в вашем мире сейчас таких и без того слишком много… Ведь если мы все еще будем здесь, когда ты откроешь врата, чтобы привести сюда людей, кто знает, что может случиться? Подобное тянется к подобному. Мы можем затянуть в свою компанию тех, кого ты заманиваешь. Тогда что станет с твоими планами и нуждами?

Насколько его угрозы реальны, я не знала. Но, может быть, не знала и Мелуза. Однако она устроила нам еще одну проверку. В этот раз она протянула руки к Бартаре и позвала нежным голосом:

— Бартаре, иди ко мне!

И девочка старалась изо всех сил, бросаясь на невидимый барьер, пока не упала, все еще слабо стуча по нему измученными руками. Но пройти ей не удалось. И наконец руки Мелузы опустились, и она обратилась к Косгро.

— Если преграда ее не пропускает, она нам не нужна. Возможно, вы ее как-то испортили. Следовательно, она ваша. Ты просишь врата — хорошо, ты их получишь…

— Нет! — перебил ее Косгро с авторитарной ноткой в голосе. — Я не просил врат вообще. Я просил о наших вратах — о тех, через которые я прошел, и тех, через которые прошли другие. Нам не нужен раскинувшийся перед нами другой странный мир; нам нужны те миры, которые были нашими перед тем, как нас затащило сюда.

Как он мог быть так уверенно требовать? Нас все равно могли обмануть. Интересно, какие меры предосторожности мы могли предпринять против подобного обмана?

— Именно ваши врата? Очень хорошо. — Эта тень улыбки, которая мне так не нравилась, становилась заметнее; от этого ее красота становилась еще более зловещей. — Ты получишь то, о чем просишь, хотя, возможно, это принесет тебе мало радости, и окажется, что даже быть Между — много лучше.

— Поклянись семью именами — Аркеоном, Балафмаром…

Ее лицо исказилось от ужаса, и она подняла руку, будто собираясь наслать на него проклятие.

— Не оскверняй своим языком эти силы. Ты плесень, грязь, ты меньше чем ничто! Таким, как ты, не позволено взывать к ним! Ты осквернил столь великие вещи, а потому заслуживаешь…

Он молча слушал ее мгновение, не более, и поднял прут.

— Я плесень, грязь, и не смею произносить имена твоих сил? И все же я держу это — еще большую силу, и вот не взорван, и не уничтожен за то, что сделал это. Я научился некоторым вашим секретам, Мелуза. И те, что узнал, я приберег до того часа, когда смогу заставить кого-нибудь из вас послужить мне. И я говорю тебе, поклянись этими именами, когда говоришь, что вернешь нас в миры, из которых мы пришли.

Она снова взяла себя в руки. Но в ее глазах горела красная ненависть.

— Я не могу вернуть вас в эти миры. Я могу только открыть врата. Возвратиться должны вы сами.

— Пусть так. Поклянись в этом.

И она поклялась, и хотя мне имена показались неразборчивыми, они вполне удовлетворили Косгро. Когда она закончила, он кивнул.

— Что ж, хорошо. Теперь врата, Мелуза.

Я подошла к Оомарку и протянула ему руку. Он крепко схватился за нее. Потом подошла к Бартаре. Она пыталась увильнуть от меня, но ее силы были настолько растрачены, что она не смогла отдернуть руку. Я твердо решила, что нам троим нужно быть в такой связке, чтобы быть вместе, когда мы вернемся туда, где нам и следует быть.

Потом я посмотрела на Косгро. Сейчас, когда настало время расстаться, я была смущена и расстроена. Я так много хотела сказать — и для этого совсем не было времени. И вдруг я поняла, что не хочу ехать без него. И все же это то, о чем он просил, и я должна принять его выбор.

Он все еще наблюдал за Мелузой.

— Мы готовы, Леди.

— Идите же, и взыщите мир, который сможете, — закричала она. Затем топнула ногой по дерну. От этого с огромной скоростью разверзлась трещина, будто холм разорвался на части, превращаясь в темный свод.

— Пошли! — Я в последний раз слышу, как Косгро что-то говорит… Он смело вошел в темноту; я неохотно последовала за ним, таща детей за собой.