Оленьи сказки

Глава 5 Вопрос доверия

– Ты ничего не понимаешь!

Олененок отчаянно взмахнула руками. Она не могла подобрать слов, чтобы объяснить Руте, что именно происходит, и готова была расплакаться.

– Сны – это другое. Они как капля дождя на стекле: ты видишь ее один раз и все. А это не сон. Это… эх. – Олененок задумалась, ей так хотелось передать Руте свои мысли.

– Прекрати сосать палец.

Олененок с удивлением обнаружила, что палец действительно был во рту. Она сама не понимала, как это происходит, но Рута часто делала ей замечания. Она была очень внимательной к деталям, и что-либо скрыть от нее казалось почти невозможным.

Лишь однажды Олененку удалось провернуть хитрый план. Тогда Рута решила, что Олененок уже достаточно взрослая для того, чтобы носить корсет. Но тугой и жесткий, мешающий вдыхать полной грудью, а тем более – бегать, он приносил ей только неудобства. И Олененок не придумала ничего лучше, чем избавиться от неприятной вещи. Рута поверила в ее внезапную пропажу, и маленькое озорство удалось.

– Это похоже на сказку, – наконец собралась с мыслями Олененок. – Как будто каждую ночь ты читаешь мне новую главу. Сначала я видела только туман, потом появился голос, я шла на него и вот сегодня увидела дом. Он был как настоящий, как твой.

Олененок так отчетливо помнила, как туман расступился и перед ней возникла небольшая избушка. Пахло сыростью и горькими травами, в окнах горел свет, но не привычный теплый, как в доме Руты, а холодный и белый, словно в лунную ночь. Бревна из темного дерева покосились, а крышу покрывал мох. Когда она подошла ближе, дверь беззвучно приоткрылась, словно Олененка тут ждали.

– И я думаю, что мне нужно туда. Ты знаешь еще один дом в лесу? Ты ведь все тут знаешь.

– Нет, Олененок, другого дома в лесу нет. Я обходила его весь и точно заметила бы. Да и кому понадобится жить в глуши?

– Ты же живешь. – Олененок напористо подалась вперед.

– Я здесь работаю, есть большая разница. – Рута посмотрела так серьезно, что Олененок поежилась.

Слово «работа» казалось таким непонятным. От него веяло чем-то трудным и неприятным, но ходить по лесу было восхитительно. Листья шуршали под ногами. Яркие и ароматные, они так и приглашали упасть на их мягкий ковер и изваляться, вдыхая запах земли и осени. Рута ругалась, вычесывая ветки и листочки из ее волос, но Олененок чувствовала себя слишком счастливой, чтобы отказываться от такого удовольствия.

Лес напоминал ей замок: высокие стройные деревья, покрытые золотом, дорожки ручейков, игры света и тени в кронах, будто в витражах. Что-то отзывалось в памяти, и Олененок старательно хваталась за каждую мысль, но они ускользали, словно шустрые белки.

Олененок и сама готова была соревноваться по скорости с любым лесным жителем. Ветер трепал волосы, щеки горели, а внутри разливалось тепло. Рута не соглашалась играть с ней в догонялки, и Олененку приходилось самой придумывать сюжеты и убегать от невидимых чудовищ. Чаще всего она представляла себе охотников, страшнее них она не знала никого: большие, волосатые и с луками в руках.

В работу Руты входило много интересного: кроме прогулок по лесу, она занималась тем, что собирала листья и веточки. Олененок тоже выбирала себе самые красивые листочки и украшала ими комнату, но они быстро темнели и сворачивались. Рута рассказала ей, что сохранить их можно в книгах, и однажды они долго раскладывали между страницами собранные сокровища. Теперь Олененок с нетерпением ждала, когда пройдет время и их можно будет достать.

Рута была такой умной, что Олененок не переставала удивляться. Она знала название каждого дерева, каждого кустика и даже птицу могла узнать по голосу. Олененок старалась запомнить как можно больше, но все время путалась в словах, чем только смешила лесничую.

Ей нравилось, когда Рута улыбалась или смеялась. На правой щеке у той появлялась едва заметная ямочка, а зеленые глаза блестели хитрецой, как у лисы. Рута была невероятной красавицей, и Олененок смотрела на нее с искренним восхищением, не понимая, почему же она до сих пор одинока.

На вопросы об этом Рута не отвечала и, как казалось Олененку, становилась печальней обычного. Почему-то иногда она грустила, хотя на то не было причин. Олененок замечала это случайно, когда поглядывала на лесничую, отвлекаясь от чтения или игры. Прикусывая губу, Рута глубоко задумывалась о чем-то. Взгляд становился рассеянным, а пальцы скользили по пряже или прутьям будто сами собой. Олененок переживала, но не решалась спросить, чтобы не расстроить ее еще больше.

– Я бы тоже хотела так работать, – поразмыслив, ответила Олененок. – Ты возьмешь меня сегодня с собой в лес?

– Нет, я же говорила тебе, что там слишком холодно. Пока не будут готовы твои сапоги, тебе придется сидеть дома.

Олененок фыркнула и сдула прядь со лба. Она ненавидела ждать. За окном выпал первый снег, а мороз рисовал узоры на уголках окошка. Воздух казался стеклянным, и вот-вот должны были прилететь снегири, которых Рута обещала показать. И всего этого она лишилась из-за каких-то сапог.

– Пожалуйста. – Олененок наклонила голову набок и поджала губы.

– Нет, не вынуждай меня повторять.

– Но мне так скучно! – Она резко вскочила.

– Тогда садись и шей себе приданое.

Она сверкнула глазами, и Олененок смирно села обратно на стул. Рута собиралась: она подшила теплый жилет на меху, сложила в мешок хлеб с мясом и долго сидела над своими книгами с заметками. Ей предстояло большое путешествие, и ждать ее стоило не раньше вечера, но Олененку ужасно не хотелось сидеть одной взаперти.

– А что такое это приданое? – осторожно спросила она, когда Рута уже натягивала сапоги.

– Придет время – станешь невестой, а без приданого кто тебя возьмет?

– Не хочу невестой!

Олененок толком не понимала, зачем нужно было выходить замуж, но жить вдали от Руты с чужим мужчиной ей не хотелось.

– Значит, сиди тихо и никому не открывай. Ты поняла меня?

– Да, – угрюмо буркнула Олененок, рассматривая дерево на столе.

– А если будешь умницей, я принесу тебе что-нибудь интересное из леса.

– Как волшебные орешки из сказки? – Она заинтересованно подняла голову.

– Этого обещать не могу. – Рута улыбнулась и потрепала ее по волосам. – До вечера, олененок. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю. – Она крепко обняла лесничую. – Я буду очень скучать.

Тяжелая дверь со скрипом закрылась, и она подбежала к окну. Шел мелкий снег, и на фоне облаков снежинки казались совсем темными, почти черными, как и косы Руты. Олененок прижалась лбом к стеклу и вглядывалась в удаляющийся силуэт, пока он не скрылся между деревьями.

Стекло запотело от дыхания, и она ткнулась в него носом, оставив отпечаток. Ей нравилось рисовать, писать выходило чуть хуже, но она старательно наблюдала за Рутой и долго возилась с пером, когда появлялась возможность. У Руты было не так много бумаги, и она берегла ее для записей, но если вдруг портила лист, то могла отдать его ей.

Сейчас, когда перед ней был почти холст, она забыла все, чему ее учила Рута, прикрыла глаза и задумалась. Мысли разбегались, и она кусала губы, стараясь вспомнить хоть что-то.

– Ваше высочество, перо нужно держать тремя пальцами, вот так. – Кто-то накрыл ее ладонь своей.

– Но мне неудобно!

– Попробуйте привыкнуть. Это очень важно, иначе вы посадите кляксу.

Собственная ладонь казалась ей очень маленькой, лист перед ней был украшен узорами по краям, а сверху, в самом центре, ветвились оленьи рога, напоминающие корону.

– Правильно, а теперь напишите что-нибудь, например, свое имя.

Она опустила руку на бумагу.

Олененок громко вздохнула и проморгалась. Видение рассеялось, она снова была в доме Руты. За окном усиливался снегопад, серые тучи медленно плыли по небу. На запотевшем стекле отчетливо выделялся отпечаток носа, а под ним теперь было что-то еще. Олененок пригляделась: буква была написана довольно криво, но она сразу же узнала ее. Это была «Э».

Она еще долго всматривалась, стараясь поймать хоть что-то из ускользающих воспоминаний, но буква растворилась вместе с облаком пара. Олененок поежилась. Она чувствовала себя такой потерянной из-за того, что у нее не было прошлого. Будто она бродила в тумане из снов, а за ним ее, возможно, ждала мама.

Олененок часто пыталась вспомнить ее лицо, но перед ней возникал только образ Руты. Ей нравилось думать, что и мама была такой же нежной и заботливой, укладывала ее спать, заплетала волосы и читала сказки. А еще сильно-сильно ее любила и ждала домой.

Олененок не раз представляла, как расскажет, чему научилась. Когда книга оказывалась слишком сложной, а буквы беспорядочно плясали по бумаге, она думала, как обрадуется мама, узнав, какой старательной росла ее дочь. Тогда она глубоко вздыхала и бралась за дело снова. И снова, и снова. Пока не находила себе занятия интереснее.

Последнее время, когда она была вынуждена сидеть дома, Олененок придумывала, чем займется позже. Она планировала ловить снежинки языком, сделать себе шалаш из еловых веток, набрать как можно больше шишек и попробовать запрячь козу в санки.

Сначала коза пугала ее: белая, с маленькими злыми глазами и острыми рогами, она, казалось, могла наброситься в любой момент. Олененок осторожно и на расстоянии наблюдала за тем, как Рута доит ее. И только через некоторое время решилась подойти ближе и погладить.

Коза оказалась мягкой и теплой, и от прикосновений сама испуганно дрожала. Это показалось Олененку забавным, и она решила выбрать ей имя. В доме у Руты лежала большая книга, где объяснялось значение каждого имени, но сколько бы она ни листала страницы, она не смогла найти ни одного со значением «коза». Тогда она выбрала имя Агне, и оно значило «целомудренная». Такого слова она не знала, но решила, что для козы лучшего варианта не найти.

Руте это тоже понравилось. По крайней мере, так Олененку показалось, потому что лесничая рассмеялась и рассказала, что знает одну Агне, которая страшно оскорбилась бы, узнав о таком совпадении.

Олененок любила, когда Рута рассказывала о ком-нибудь. Слушать эти истории было даже интереснее, чем сказки. Она ясно представляла себе вредного старого сапожника; восхищенно замирала на рассказах о танцорах, способных укрощать огонь; смеялась, слушая о ловких воришках, отвлекающих грузных знатных вельмож и обчищающих их карманы.

Ей и самой очень хотелось попасть на городской праздник и посмотреть на всех них, но Рута считала, это опасно. Сомневаться в словах лесничей нет причин – Олененок в это верила. Она всегда точно знала, что несет опасность, будь то ядовитый гриб, несъедобная ягода или место, где можно встретить охотников.

Сама Рута охотников не боялась, но она скорее была исключением из правила. Однажды, когда Олененок резко выпрыгнула из укрытия на козу с палкой в руках, та, громко звеня колокольчиком и сметая все на своем пути, бросилась прочь, сбив одну из перекладин ограды. Олененок смеялась до слез, но почему-то Рута не разделила ее радости.

Теперь, вспоминая об этом, она с восторгом поглядывала на санки и думала о том, какое развлечение можно устроить. Про ездовых коз Олененок никогда не слышала, в книгах писали о собаках, но она додумалась до этого сама и теперь страшно гордилась собой.

Олененок осмотрелась: впереди у нее был целый день и теперь она была в доме хозяйкой. Она деловито прошлась по комнате, стараясь держать спину, чтобы казаться еще выше. В печке стоял котелок с супом – Рута не разрешила его трогать, потому что он был слишком тяжелым. Олененок только фыркнула, вспомнив об этом запрете. Куда больше ее интересовали пирожки с брусничным вареньем, но их, в отличие от бесполезного супа, Рута спрятала. Олененок считала эту ее привычку прятать все самое интересное – сладости, украшения, книги с необычными названиями и спицы с яркими нитками – вредной.

Она прошлась мимо книжной полки и провела рукой по корешкам: некоторые истрепались от времени, и иногда Рута проводила вечера, подшивая обложки и страницы. На пальцах остался слой пыли, и Олененок тут же вытерла ее о подол платья.

Половица скрипела под ногами, и она специально наступала на те доски, которые создавали больше всего шума, перепрыгивала с одной на другую. Внезапно что-то скрипнуло так громко, что Олененок вскрикнула и едва не упала.

Сердце часто стучало. Она замерла, боясь шелохнуться, и зажмурилась. Скрип повторился, и Олененок впилась пальцами в ладони. На мгновение все затихло, и вдруг за дверью кто-то громко кашлянул. Не помня себя от страха, она бросилась под стол.

Хриплый кашель раздался снова, и тяжелый кулак трижды ударил в дверь. Олененок прижала колени к груди и старалась не дышать. Гость должен был уйти, решив, что никого нет дома. Нужно было только чуть-чуть подождать.

– Рута, где ты там? Я же вижу свет в окне.

Олененок с ужасом посмотрела на свечу. Рута оставила ее, потому что могла вернуться уже затемно, а зажигать огонь было слишком опасным. И теперь эта свеча подписала ей смертный приговор.

– Рута, я принес сапоги, мне совсем не нравится с ними таскаться. А за встречу с Азуоласом ты просто обязана накормить меня как следует.

Сапоги. Больше Олененок не услышала ничего. Она так давно ждала их и теперь была как никогда близка к цели. Противоречивые чувства разрывали ее. Кашель и тяжесть шагов пугали, но голос был… обыкновенным. Совсем не таким, как у чудовищ из сказки. Олененок медленно вылезла из-под стола и нахмурилась.

– Рута, черт побери, тут вообще-то холодно.

Она осторожно подошла к окну и посмотрела на улицу: самого человека разглядеть она не могла, но в руке он держал сапожки. Красные, вышитые золотистыми цветами, с небольшим каблуком, который мог так смешно цокать по льду. Олененок едва сдержалась, чтобы не запищать от восторга. Они нужны были ей. Здесь и сейчас.

– З-здравствуйте, – прошептала Олененок.

– Рута? – Голос за дверью теперь звучал удивленно.

– Нет, я не Рута, но эти сапоги, они мне. Вы не могли бы их отдать?

– Не Рута? Но кто?

– Э-это секрет. – Олененок уже пожалела о том, что связалась со странным гостем. Она никак не ожидала, что он будет задавать столько вопросов. Но теперь пути назад не было.

– Хорошо, Секрет, пожалуй, я могу отдать тебе твои сапоги. Ты не откроешь мне дверь?

Олененок задумчиво почесала затылок: Рута не разрешала открывать дверь кому попало, но ведь здесь был особенный случай.

– Подождите минутку.

Она прошлась по комнате. Нарушать прямой запрет не хотелось, но и отказываться от сапог тоже. Олененок сверлила дверь взглядом. И почему она не могла открыться сама? Тогда она не ослушалась бы Руту и все равно получила бы свое. Внезапно ей в голову пришла идея, и она вприпрыжку бросилась к двери.

– Я не могу открыть, но вы можете! Рута хранит второй ключ под ступеньками, слева.

Олененок дрожала в предвкушении и облизывала губы – так ее взволновала собственная хитрость. На всякий случай она отошла на несколько шагов назад и встала за спинку стула. Отсюда она смогла бы сразу же разглядеть гостя и, если что, защитить себя: за печкой лежали веники для бани и большая кочерга.

Она неотрывно смотрела на дверь и все равно вздрогнула, крепко вцепившись ладонями в спинку стула, когда та отворилась. На пороге стоял господин: высокий, наверняка он оказался бы выше Руты, широкоплечий и… старый. Олененок, услышав голос, подумала, что перед ней друг Руты, но никак не старик. Но сейчас она смотрела на длинную бороду и лохматые коричневые волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, и не могла даже представить, сколько лет нежданному гостю.

– Ну здравствуй, Секрет, – улыбнулся он и сразу же стал выглядеть моложе. – Я Йонас.

Олененок застенчиво опустила голову.

– Не бойся меня, я друг Руты. Вот, держи, это твои сапоги. – Он поставил их на стол и подвинул в ее сторону.

Олененку это понравилось: она не была готова подойти ближе, и Йонас это почувствовал.

– Я могу посидеть немного или мне лучше уйти?

– Останьтесь, я вас накормлю.

Внезапно Олененок почувствовала себя очень важной. Она никогда прежде не принимала гостей: Рута боялась, что из-за этого могут быть проблемы. Но сейчас Олененок сама была хозяйкой в доме и не угостить Йонаса обедом просто не могла.

– Спасибо. – Он учтиво поклонился, и Олененок улыбнулась, заправив за ухо прядь волос.

Пока Йонас вешал плащ у двери, она подошла к котелку. К счастью, тот был еще теплым, ведь топить печь она не умела. И еще она не помнила, как именно Рута доставала горшки и котелки из печи. У нее была специальная палка, название которой Олененок никак не могла запомнить.

Она поднесла руку к котелку: он не обжигал кожу, так что она вполне могла бы достать его руками. Олененок обняла его и потащила на себя, но стоило ему оторваться от дна печи, как он всей тяжестью навалился на руки, и она потеряла равновесие.

Олененок вскрикнула. Золотистый суп струйками побежал по полу.

– Ты в порядке? – Йонас неожиданно оказался рядом.

– Н-нет. – Олененок едва держалась, чтобы не расплакаться. – Рута будет ругаться, она не разрешала мне его трогать, а я… – Она всхлипнула. – Я все испортила.

– Плохо дело, но я знаю, как тебе помочь.

– Правда? – Сквозь набежавшие слезы она взглянула на Йонаса: он стоял перед ней на корточках и смотрел так добродушно.

– Правда. Давай скажем, что это я его разлил? Ведь мне Рута не запрещала его трогать, значит, с меня и спрос меньше, верно?

– Верно. – Она шмыгнула и улыбнулась. Йонас придумал замечательный план. – Но… – Она снова нахмурилась. – Теперь я не смогу вас угостить.

– Хм, и действительно. Но мы можем подождать Руту, она обязательно что-нибудь придумает. Только пока нужно здесь прибраться. Ты знаешь, где лежит тряпка?

– Да, я сейчас все принесу!

Олененок подскочила. Йонас уже нравился ей. Он с такой легкостью разбирался со всем и даже не ругался. Пусть он и был стариком, но одним из самых милых, что она видела.

Когда они убрались, Олененок уселась за столом напротив и уставилась на Йонаса. Он закатал широкие рукава, и теперь она видела, что его руки тоньше, чем показались ей, когда он только вошел. Карие глаза, совсем как у нее, мягко поблескивали в свете свечей.

– Так ты говоришь, что друг Руты? – с интересом спросила она. – Она мне про тебя не рассказывала.

– Да, мы давно знакомы. И не поверишь, но она мне про тебя тоже ничего не рассказывала. Кажется, Рута любит секреты. – Йонас хитро прищурился.

– Это точно! И прятать все интересное.

– Да, пожалуй. А откуда ты ее знаешь?

Рута предупреждала Олененка о том, что стоит говорить в таких случаях, но глупое слово вылетело у нее из головы. Такое длинное и сложное, похожее на половицу и поленницу. Олененок задумчиво провела пальцем по губам, поймав себя на мысли, что Рута снова отчитала бы ее за этот жест. И вдруг она вспомнила.

– Я ее пленница! – Она едва не подпрыгнула на стуле от радости, но Йонас почему-то нахмурился.

– Пленница?

– Ну да. – Она смутилась, испугавшись, что снова сказала не то. Ей совсем не хотелось выглядеть глупой. Но ведь Рута говорила именно об этом. – У тебя такой нет?

– Нет, я таким не занимаюсь. Так она держит тебя здесь взаперти?

– Да, но больше нет. Ты принес сапоги, и теперь все изменится, я столько всего придумала…

Она хотела рассказать ему про снежинки, шалаш из веток и козу, но внезапно дверь снова открылась. На пороге стояла лесничая.

– Рута. – Йонас резко поднялся. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Юрате решительно шла по коридору. Она не верила своим ушам. Пусть Гантарас и не был приятен ей, но подозревать его в столь серьезном преступлении не хотелось. Юрате надеялась, это ошибка.

Тугой корсет сдавливал ребра, сердце часто билось. Пламя свечи колебалось от порывов холодного воздуха. Юрате поежилась. Она так торопилась, что забыла надеть теплую накидку. Вести застали ее, когда она уже собиралась ложиться спать. Почему-то все грязные и неприглядные дела происходили под покровом ночи. Юрате не любила это время.

Отъезд Арунаса не понравился ей с самого начала. Гантарас считал, это путешествие необходимо, но Юрате не была готова остаться в замке одна. Высокие холодные стены из светлого камня пугали. Разветвления коридоров напоминали лабиринт, в сердце которого пряталось чудовище. Юрате не хотела встречаться с ним лицом к лицу.

Она давно поняла, каким влиянием обладает Гантарас. Пусть он не сидел на троне, но его тихий голос сквозил в любом приказе, речи или приговоре. Юрате не могла и не хотела противостоять ему. Она всегда уважала мужчин и не вмешивалась в их дела. Все, чего она хотела, – быть достойной женой для своего короля. Прежде для этого было достаточно мягкости.