Оленьи сказки

Глава 3 Ожившая легенда

Сквозь пелену тумана она с трудом могла разглядеть собственные руки. Бледно-серая дымка струилась и заполняла все пространство. Сердце учащенно стучало. Она осторожно шагала вперед, озираясь на мелькающие то тут, то там тени. Влажный сгустившийся воздух поглощал все звуки, но она отчетливо чувствовала запах. Свежий и одновременно яркий и терпкий, он щекотал нос с каждым легким дуновением ветра. Мягкий ковер под ногами приятно покалывал стопы.

Восторг и трепет смешались внутри, и она точно знала, что должна быть здесь. Внезапно в торжественную тишину вплелся голос. Нежный, глубокий, сливающийся с туманом и обволакивающий все вокруг. Кто-то звал ее, она чувствовала это, пусть и не могла разобрать слов. Голос был ей знаком. Она зажмурилась, изо всех сил стараясь вспомнить…

– Олененок!

От внезапного громкого звука она вздрогнула и резко открыла глаза. Олененок потерла глаза и растерянно проморгалась, прежде чем сумела осмысленно посмотреть на Руту.

– Сколько можно спать? Я успела подоить козу, сходить в лес и переписать пару страниц. Может, ты действительно принцесса? – Она старалась говорить строго и смотреть осуждающе, но всерьез ругаться на Олененка не могла.

– Так и есть! – Она нахмурилась и хотела добавить еще что-то, но вместо этого не сдержалась и зевнула.

Рута улыбнулась и окончательно растаяла. За Олененком было трудно наблюдать без улыбки: тонконогая, веснушчатая, с огромными карими глазами, она никогда не сидела на месте. Все вокруг казалось ей интересным, будь то скрипучая постель, на которой она с удовольствием прыгала, чтобы слушать звук снова и снова, или даже графин, гранями которого можно было ловить солнечные лучи и пускать их плясать по всей комнате.

Олененок, казалось, жила в совершенно ином мире, где не было места проблемам, заботам или грусти, и это Руте нравилось в ней больше всего. Одним своим присутствием она согревала дом, а ее неутомимости могли позавидовать белки и кролики в лесу.

– Рута, я хочу есть!

Рута задумалась лишь на пару минут, а звонкий голос раздавался уже из кухни. Олененок сбежала из постели, завернувшись в простынь, и в любом другом случае Рута отругала бы за такое, но она пришла к ней обнаженной, ничуть этого не стесняясь, так что приучить ее надевать на себя хоть что-то было уже достижением.

– Я оставила тебе кувшин молока и хлеба с вареньем, они на сто… – начала было Рута, но, заметив молочные усы над тонкими губами, прервалась на полуслове.

– Очень вкусно, но я хочу еще. – Олененок облизнулась и выжидающе посмотрела.

Рута только вздохнула. Она не переставала удивляться тому, как столь хрупкая девушка могла за пару дней съедать целый котелок каши или оставлять лишь крошки от пирогов. Порой Руте казалось, что даже ее сбережений не хватит на то, чтобы прокормить гостью. Выручала только коза, которую она купила вместо новой шубы. Старая, пусть и почти не хранила тепло, по крайней мере не смотрела на нее жалобными голодными глазами.

Самым сытным в доме Руты было мясо, его ей приносили заглядывавшие в гости охотники, но на него Олененок отказывалась даже смотреть. Как, впрочем, и на самих охотников. Они пугали ее, и в день знакомства она так и не позволила Руте открыть дверь, расплакавшись и спрятавшись за большой спинкой стула.

В этом Рута могла ее понять. Наверняка, будь она оленем, она бы тоже не жаждала встреч с охотниками и уж точно не находила бы их привлекательными. Не понимала она другого: кто такая Олененок и откуда взялась. В магию Рута не верила никогда; пусть многие за глаза и называли ее лесной ведьмой, она точно знала: все дело в свойствах трав или коры, но никак не в заговорах старух.

И сейчас убеждения заводили ее в тупик. Олененок бегала по дому, ела, разговаривала и рушила привычный мир Руты одним своим существованием. Сколько она ни пыталась добиться от нее хоть чего-то, в ответ получала лишь растерянный взгляд. Олененок серьезно задумывалась, посасывала палец и с блеском в глазах выдавала только одно: она принцесса.

Принцесса и больше ничего. Олененок не знала ни своего имени, ни возраста, даже назвать дату не смогла, лишь нахмурилась и предположила, что стоит осень, ведь за окном в то время лил дождь. Рута терялась все больше и больше, но спросить совета у людей не могла, а лес молчаливо хранил свои тайны.

– Рута, а можно у тебя спросить?

Олененок вытерла ладонью лицо и с ногами забралась на стул, обняв колени.

– Я слушаю.

– Откуда ты знаешь мое прозвище?

– Прозвище? – Рута приподняла бровь, не до конца понимая, о чем речь.

– Да, ты называешь меня Олененком. – Она задумчиво прикусила губу и опустила взгляд. – Я помню, что так меня называли раньше. И если ты тоже, может, ты знаешь моих родителей?

Она подняла голову и с надеждой посмотрела на Руту – внутри у той все сжалось. Ей не хотелось ранить Олененка. Такая нежная и наивная, она искренне верила во все услышанное, и любые неосторожные слова могли причинить ей боль. Рута старалась защитить ее от мысли о том, что ее бросили. Слишком хорошо она сама помнила это раздирающее изнутри ощущение ненужности.

– Все может быть, Олененок. – Рута подошла и потрепала девушку по волосам.

Съежившаяся и взъерошенная после ночи, она была похожа на лесного зверька, но, в отличие от них, никогда не отказывалась от ласки.

– Рута, но ведь они должны искать меня, да? Они же любят меня, значит… – Вечно звонкий и задорный голос сейчас звучал непривычно робко. Непрошеные мысли, хотела Рута того или нет, настигали Олененка.

– Я тебя люблю, – прервала ее Рута и, следуя внезапному порыву, крепко обняла. – Можешь ни о чем не беспокоиться. Или тебе не нравится у меня?

– Очень нравится. – Олененок прижалась к ней и уткнулась носом в ее шею.

– Даже очень? – Рута поднялась и хитро прищурилась. – Так ты никогда от меня не уйдешь. Непорядок, а не пора ли тебе купаться?

Олененок широко распахнула глаза, и Рута заметила, как она сжала ладони и вытянулась, словно струна, – готовясь сорваться с места в любой момент. Небольшая темная пристройка, которая служила баней, не нравилась Олененку, а необходимость мыть длинные волосы и вовсе приводила в ужас.

Но больше, чем полутьма, слишком горячая или холодная – как казалось Олененку – вода, банный веник и пауки, ее пугало зеркало, перед которым Рута расчесывала ее после купания. Когда Олененок впервые увидела свое отражение, она отшатнулась и, не решаясь снова взглянуть, спросила у Руты, кто был там, по другую сторону.

Рута смутилась: гроза, ночной гость, внезапно оказавшийся не тем, кем выглядел, – после этого она ожидала худшего. Но когда сама заглянула в зеркало и увидела лишь привычное для себя отражение, она поняла, что дело было в мыслях Олененка. По какой-то причине собственное тело казалось ей незнакомым. Иногда она разглядывала тонкие длинные пальцы или оглаживала ноги, словно изучая себя. В такие моменты Олененок выглядела смущенной и потерянной, и Руте хотелось помочь, но все, что она могла, – наблюдать.

– Х-холодная, – дрожащим голосом пролепетала Олененок и, съежившись, обняла себя руками, закрываясь от мочалки.

Рута покачала головой: угодить капризной гостье было невозможно. Несмотря на то, что она специально вымачивала кору липы несколько месяцев и с особой осторожностью срезала грубый верхний слой, Олененку тереться ей не нравилось.

– Хорошо, а что, если мы немного поиграем?

Олененок выпрямилась и с интересом уставилась на Руту. Недовольство сменилось предвкушением: она слегка приоткрыла рот.

– Во что?

– Помнишь, вчера я читала тебе сказку про потерянную принцессу? – вкрадчиво начала Рута.

– Да, она прямо как я! – В глазах Олененка заиграли блики от свечей.

– Тогда ты помнишь, что ее не могли узнать из-за того, что она вымазалась на кухне?

– Да-а.

– Давай представим, что и ты потерянная принцесса, но только нужно поскорее тебя отмыть, иначе упустишь свое счастье.

Слова Руты превзошли все ее ожидания: Олененок самостоятельно вылила на себя несколько ковшей воды и даже позволила потереть мочалкой стопы – из-за привычки бегать босиком они всегда были грязными, но обычно она отказывалась их мыть, извиваясь и попискивая от щекотки.

Рута отметила, что ребра Олененка выпирали уже не так сильно, и хотя она все еще оставалась худой, теперь уже не выглядела изможденной и все больше походила на девушку. В первую встречу Рута решила, что она совсем маленькая, но позже, присмотревшись, поняла: Олененку не меньше пятнадцати, пусть и ведет она себя как ребенок.

– Так, а теперь сиди здесь и грейся, а я пока пойду в дом и займусь обедом. – Рута завернула Олененка в большое льняное полотенце и крепко обняла.

Та послушно кивнула и забралась на лавку, подобрав под себя длинные ноги. Она часто зажималась и сворачивалась клубком, и даже в постели, когда ее согревали теплое одеяло и близость Руты, она все равно прижимала колени к груди. И если сначала Рута считала, что Олененок мерзнет, то позже поняла: это лишь привычка.

Рута нареза́ла овощи и тихонько напевала давно знакомую ей песенку. В котелке закипала вода, а по дому разлетался аромат мясного бульона. За окном уже несколько недель стояла мрачная серость: деревья, сбросившие листья, выглядели осиротевшими, а после осеннего буйства красок грязно-коричневая земля наводила на тоскливые мысли.

Но впервые за долгое время Рута совсем не печалилась из-за наступления холодов. В ее доме было как никогда тепло: потрескивали поленья, закипал золотистый бульон, на кровати лежало яркое лоскутное одеяло, которое она сшила для Олененка. И Рута чувствовала себя вполне счастливой.

Она закончила с морковью и принялась за травы, когда вдруг услышала шаги. Мокрые листья смягчали звук, и все же лесничая узнала тяжелую поступь Кестутиса и насторожилась: она до сей поры никому не рассказала о том, кто поселился в ее доме.

Причин для этого не было, но внутреннее чутье подсказывало: ей стоит молчать. Однако и отказываться впустить Кестутиса снова она не смогла, иначе охотник мог обидеться или, того хуже, заподозрить что-то неладное. Рута отворила дверь и широко улыбнулась.

– Рута, ты сегодня особенно красива, у тебя праздник?

Широкоплечий и высокий, Кестутис и сам выглядел безмерно красивым. Увидев его первый раз, Рута невольно залюбовалась сильными руками и плечами. Так мог бы выглядеть бог охоты, если бы бывал в лесу.

– Ты же знаешь, тебе я всегда рада. – Рута откинула за спину тугую косу.

Кестутис по-хозяйски прошел в дом и осмотрелся.

– Пахнет вкусно, но, честно говоря, не смогу остаться на обед.

Он подошел ближе и прижал Руту к большому столу. От него веяло лесом, легкой горечью полыни и терпким перцем, на груди висел коготь медведя в кожаном мешочке – его сшила Рута в честь первой охоты Кестутиса на медведя. Охотник подхватил ее за ягодицы и посадил на поверхность из светлого дерева.

– Я так люблю твою родинку на ключице.

Рута почувствовала горячее дыхание на шее и прижалась ближе, обхватив охотника ногами. Они не виделись давно, слишком давно. Кестутис с жадностью оставлял рваные поцелуи на шее и оглаживал бедра.

Дыхание участилось, когда он коснулся губами кожи за ухом. Рута покрылась мурашками и впилась ладонями в стол.

– П-подожди. – Внезапная мысль развеяла туманящее разум возбуждение.

– Что-то не так?

Кестутис отстранился и заглянул в глаза. Рута прикусила губу. Ей нравилось, когда он смотрел вот так: слегка прищурившись, хищно, как голодный зверь, готовый взять свое. Тем сложнее было ему отказать.

– Я, понимаешь, не могу. Ты же знаешь, у женщин бывает. – Она беспомощно улыбнулась.

Он криво усмехнулся и разгладил измятую рубашку.

– Да, я понимаю. Теперь мне нужно приходить в другое время?

– Нет… То есть да. У меня сейчас очень много дел, и я точно не знаю. – Рута опустила глаза, она не умела врать сама и не терпела, когда лгал кто-то другой.

– Хорошо, я понял тебя. – Голос Кестутиса прозвучал холодно и отстраненно.

Внутри у Руты все сжалось, но ведь она поступила правильно?

Охотник ушел и, резко хлопнув дверью, впустил в дом осенний воздух. Рута разочарованно вздохнула. Олененок приносила в ее дом много радости, но у всего есть цена. Она задумчиво принялась за зелень для супа.

– Рута, кто это был? – Острое лицо олененка так внезапно возникло перед ней, что она вздрогнула.

– О… один мой знакомый.

– А во что вы с ним играли? – Олененок склонила голову. – Он проиграл, да, такой недовольный ушел?

– Можно и так сказать. – Рута потрепала ее по волосам. – А теперь пора есть, суп уже готов.

– Суп? – Олененок села за стол и закусила губу. – Ну хорошо.

Рута удивилась: обычно ее было не так просто уговорить съесть горячее, она стремилась как можно скорее добраться до хлеба или сладкого. Но наблюдать за такими изменениями было приятно.

– Тут много моркови, как ты любишь.

Рута обернулась с тарелкой в руках. Олененок сидела все в той же позе и совершенно честными глазами смотрела прямо на нее. Выдавали ее только лиловые от черничной начинки губы. Рута прищурилась.

– Знаешь, я подумала, что сегодня не буду угощать тебя пирогом. Тебе едва ли понравится.

– Нет, понравится, я очень люблю чернику! – Олененок подалась вперед, защищая свое право на сладкое.

– Но откуда ты знаешь, что он с черникой?

Олененок замерла и растерянно пробежалась взглядом по комнате. Она пыталась придумать ответ – Рута видела это по небольшой складке над правой бровью, которая всегда появлялась, когда девушка серьезно задумывалась и хмурилась.

– Можешь даже не стараться, я вижу твои губы, сладкоежка. И если ты не хочешь, чтобы в этом доме больше никогда не было пирогов, – ешь суп. И не пытайся меня обманывать.

Олененок недовольно промычала что-то и уткнулась в тарелку.

Рута не сердилась на нее, никогда не сердилась. Олененок могла быть наивной, капризной или упрямой, но ее искренность и непосредственность сполна покрывали это. Она дулась иногда, но стоило новой идее захватить ее сознание, как она забывала обо всех обидах.

После обеда Олененок отпросилась погулять. Рута не без опаски отпускала ее, но и держать взаперти не могла. Она любила бегать, а любые попытки ограничивать ее приводили к разгрому в доме. Она исследовала все вокруг: проверяла, вмещается ли она в сундуки, изучала погреб, пересматривала книжные полки и шкафы и никогда не возвращала вещи на места.

Рута села в большое кресло и убрала со лба прилипшие пряди. Порой она думала о том, что хорошо было бы иметь помощницу, вместе они бы скорее справлялись с делами, да и в доме всегда ждали бы затопленная печь и готовый обед. Но вместо этого у нее появилась Олененок, и забот стало только больше.

Впрочем, это ее не расстраивало. В конце осени, когда лес уже не требовал так много внимания, у Руты появлялось свободное время. Обычно она плела корзины на продажу. Этому ее научила жена бывшего лесника. Долгая и кропотливая, работа приносила доход и не давала заскучать.

В этом году Рута уже успела набрать ивовых прутьев, но с Олененком никак не могла добраться до них. Приближалась зима, а у Олененка совсем не было теплой одежды, и если жилет и пару рукавиц Рута легко могла связать ей сама, то достать сапоги оказалось непросто.

Рута умела снимать мерки, но не могла прийти к сапожнику с таким заказом. То, что она живет одна, ни для кого не было секретом, и внезапная просьба вызвала бы волну слухов. Рута глубоко задумалась. Сейчас ей бы пригодилась помощь, но она не знала ни одного человека, которому решилась бы доверить свою тайну.

Теплое кресло уютно обнимало, за окном смеркалось, и ей все труднее становилось следить за петлями на спицах. Она на мгновение прикрыла веки и очнулась уже от порыва холодного ветра. На пороге стояла Олененок: щеки и кисти покраснели, а наспех сделанная коса растрепалась.

Олененок часто дышала и растирала замерзшие ладони, но стоило ей заметить Руту, как она тут же пошла к ней и беззастенчиво устроилась на коленях.

– Ты почитаешь мне? – с надеждой посмотрела она на Руту.

– Нет, не сейчас.

– Ты сердишься?

– Я не могу на тебя сердиться, когда ты сидишь у меня на коленях. – Рута обняла ее и коснулась губами макушки. – Но сейчас у меня есть дела, а ты можешь почитать и сама.

– Я не умею!

– Умеешь. – Рута осторожно столкнула Олененка с колен и поднялась.

Прежде Олененок действительно не умела читать, но Рута потратила не один час для того, чтобы медленно и не без ошибок, но все-таки Олененок научилась продираться сквозь строчки книг. Истории захватывали ее, и Рута точно знала, что она не бросит начатую.

Олененок фыркнула и, взяв книгу, устроилась с ней в постели. Рута видела, как она морщит нос, хмурится и снова и снова вглядывается в страницу. От этого ей одновременно хотелось улыбаться, плакать и говорить что-то нежное. Все внутри расцветало, и Рута могла бы сравнить это с влюбленностью, но, даже будучи влюбленной, она не чувствовала себя так уютно. Будто она вернулась домой после долгой разлуки.

Пока Олененок затихла над книгой, Рута взялась за плетение корзины. Тонкие и гибкие, прутья покалывали пальцы, но покорно складывались в узор. Самым важным в корзине было крепкое дно, и лесничая старательно выбирала для него подходящие ветки.

– Смотри, однажды я и тебя научу.

Рута закончила ровный круг и повернулась, но Олененок не отозвалась. Она лежала среди подушек, на которых пыталась устроиться во время чтения, и тихо посапывала. Книга выпала из ее рук, и Рута осторожно подняла ее с пола. Олененок поежилась и подтянула ноги к груди.

– Не бойся, я рядом. – Рута погладила ее по волосам, накрыла большим одеялом и забрала почти догоревшую свечу.

Она и сама собиралась лечь спать, когда в дверь внезапно постучали. Так поздно заглянуть мог только один человек. Рута устало вздохнула. Выгонять его было бы невежливо, но ей совсем не хотелось разговаривать.

– Здравствуй, Йонас.

Он стоял на пороге и воровато оглядывался по сторонам.

– Ты одна?

– Да, в такое время не принято принимать гостей.

– Хорошо. – Йонас, не сумев распознать намек, вошел в дом. – Я как раз хотел поговорить только с тобой. Что ты знаешь о пропавшей принцессе?