Олаф Торкланд в Стране Туманов

ГЛАВА 6

Скрипя старыми колесами, телега, груженная золотом, покидала Ромейскую рощу. Впереди расстилался мертвый лес ужвутов, а далее — бескрайние болотистые пустоши Пиктской пущи.

Странное животное, которое тащило этот драгоценный груз, оглянулось назад, на исчезающую за деревьями римскую усадьбу, как бы прощаясь, и, подстегиваемое неутомимым Свейном, приставленным к нему погонщиком, двинулось дальше. Викинги топали возле телеги, на ходу шумно переговариваясь. Позади всех, отстав шагов на десять, шли Чипи и Серый.

Волк каким-то странным образом привязался к новоявленной красавице, что вызывало в Олафе немалую ревность. Но он шагал твердой походкой впереди всей процессии, стараясь не подавать вида, что чем-то озабочен. Торкланд терпеть не мог лишний раз связываться с женщинами и старался держаться от Чипи как можно дальше.

Ромейская роща осталась позади, маленький отряд благополучно пересек систему римских ирригационных каналов, которых с северной стороны от оазиса было гораздо больше, углубился в мертвый лес. Днем он не представлял никакой опасности, если только не лезть на рожон и не пытаться снова сразиться с ужвутами. Викинги вступили в лес утром и, по заверениям бывшего пикта, должны были пересечь его до полудня.

Здесь Чипи пошла вперед. Она хоть и стала человеком, но ее пиктская память не была стерта, и девушка, как и раньше, безошибочно находила нужную дорогу. Олаф же, не желая изменять своим принципам, ушел в арьергард.

Мрачные заросли сухих деревьев действительно скоро кончились, и люди вышли на большой заболоченный луг, где-то далеко впереди зеленели невысокие холмы.

— Большая часть народа пиктов живет в тех холмах. — Девушка указала на возвышенности, маячившие вдали. — Наверняка нам еще придется с ними встретиться. Они не такие дикие, как болотные пикты, но зато, если им насолить, могут лучше организоваться, чем их более отсталые собратья. На лесных пиктов оказала благотворное влияние близость человеческих жилищ. На севере пуща не имеет такой четкой границы, как на юге, там она плавно переходит в земли Скоттленда, страну воинственных скоттов. Это гордый и своенравный народ, в свое время его не смогли покорить даже непобедимые римские легионы, — рассказывала на ходу Чипи.

— Викинги знают, кто такие скотты, их земли с севера, востока и запада окружены морем, и боевые драккары норманнов часто заходили в их гавани, — ответил Кабни, который в общем-то был чуть ли не единственным собеседником девушки.

Остальные воины после того, как Чипи стал женщиной, не очень серьезно воспринимали ее и посмеивались про себя, вполуха слушая девичью болтовню.

— Собрались два грамотея-книжника, — недовольно пробурчал Торкланд, указывая Хэймлету на идущих впереди обоза Чипи и Кабни.

— Да что ты к ним привязался? — махнул рукой датчанин. — Идут себе, дело свое знают, и на том спасибо.

Олаф, не сыскав поддержки у лучшего друга, насупился и дальше всю дорогу шел молча.

Приближался вечер, когда наконец болотистая местность закончилась и дорога потихоньку пошла вверх.

— Ну, слава Одину, будем ночевать на сухом месте, — раздались первые за последние полдня слова мрачного Олафа.

Лес здесь был достаточно густой, хотя и состоял по большей части из хвойных деревьев. Рубя подлесок, расчищая мечами путь перегруженной телеге, воины наконец-то выбрались на безлесную вершину холма, где и решили заночевать на относительно открытом участке.

Здесь впервые за дни пребывания людей в Пиктской пуще подул свежий ветерок, и Торкланд, встав на край обрыва, находившегося с восточной стороны, с удовольствием подставил лицо под прохладный поток.

Ветер раздувал рыжую бороду и густые волосы славного воина. В сумерках бескрайние зеленые просторы, до самого горизонта простирающиеся внизу, напоминали ему море, а соседние холмы представлялись гигантскими валами в двенадцатибалльный шторм, и викинг стоял над всем этим с гордо поднятой головой.

«Великий Один, как я соскучился по бушующему морю, по соленому, холодному ветру, бьющему в лицо, по крепкому веслу! Клянусь хвостом Йормунганда, если только выберусь из этой передряги, то брошу все домашние дела и отправлюсь куда-нибудь в набег. Пусть Асьхен сама занимается хозяйством Ингленда. Еврея Кабни оставлю ей, чтобы не ворчала, будто сама не справится», — размышлял Олаф, глядя вдаль.

— Надо заготовить побольше дров, пока совсем не стемнело, и разжечь костры по периметру лагеря, — послышался деловитый голос Чипи. — Мои бывшие сородичи, если захотят с нами разделаться, не будут столь любезны, чтобы предварительно поставить в известность о своих намерениях. В темноте нам их не победить, а в освещенном месте даже один хорошо вооруженный викинг одолеет сотню пиктов.

Как ни странно, воины послушались доброго совета, произнесенного женскими устами, и усердно принялись стаскивать в кучу стволы небольших деревьев и засохшие ветви. Склоны холмов, насквозь продуваемые ветрами, были по большей части сухими, и упавшие деревья не гнили, а сохли. А так как дрова здесь никто не собирал со дня сотворения мира, то очень быстро люди натаскали такую гору сушняка, что его бы хватило не только для поддержания большого костра в течение всей ночи, но и для постройки временного укрепленного лагеря. Однако, как известно, даже высокие стены не являются надежной защитой от «детей тьмы», лишь яркий огонь мог защитить от темных помыслов пиктов.

Уже в темноте люди разложили огонь и уселись ужинать мясом, прихваченным из римского поселения. Воины не забыли захватить пару бочонков отменного вина, и им не пришлось глотать пищу всухомятку.

За приятным занятием и доброй беседой время летело быстро, и усталость, навалившаяся после дневного перехода, сейчас совсем не ощущалась. Незаметно для всех Чипи стала центром внимания суровых воинов. Ранее молчаливый пикт превратился в удивительно болтливую особу, умудряющуюся колко отвечать на вопросы и поддерживать беседу сразу со всеми викингами.

Только Олаф сидел в стороне, мрачный как туча, и молчал.

Время едва ушло за полночь, когда ветерок наконец разогнал облака и людям открылось прекрасное звездное небо Скоттленда.

Из сгустившейся между двумя кострами темноты на Торкланда, сидевшего особняком, уставились два светящихся глаза. Серый, составлявший компанию своему вожаку, зарычал и вздыбил шерсть.

Олаф не стал никому об этом сообщать.

«Пусть себе воркуют, голубки», — презрительно подумал он.

Викинг встал и направился в сторону светящихся глаз. Когда он миновал костер, из темноты в круг света вышло маленькое существо, уродством превосходящее даже Чипи в его прошлом теле, но имеющее с ним много общего.

«Пикт», — сразу догадался конунг.

Однако этот уродец был одет не в пример оборванцу Чипи. На нем красовалась роскошная шелковая туника зеленого цвета с изображением каких-то явно не пиктских гербов и знаков. Было заметно, что эта одежка раньше принадлежала людям и была подшита и подогнана под невысокого человечка.

На его голове красовалась золотая диадема, в руках сверкал драгоценными камнями массивный скипетр. На шее висел огромный серебряный крест, наверняка снятый с мертвого тела какого-нибудь христианского колдуна.

Олаф еле подавил смех, глядя на это чучело, нацепившее на себя кучу побрякушек и теперь корчившее из себя римского цезаря, никак не меньше.

Тем не менее пикт встал на освещенное пространство, что уже само по себе говорило о мирных намерениях человечка, и что-то пролепетал на своем ужасном языке, больше похожем на кваканье лягушки.

Олафу потребовался переводчик. Скрепя сердце, он был вынужден прибегнуть к помощи Чипи.

— Эй, Кабни! — крикнул Торкланд, повернувшись к тому месту, где сидели его товарищи. — Хорош трепаться, иди сюда. Да захвати с собой ее. — Он кивнул в сторону Чипи, не желая обращаться к девушке напрямую.

Кабни и Чипи поспешили к предводителю. Остальные викинги, увидев в свете костра странного пикта, двинулись следом, подстегиваемые любопытством.

Когда вся компания собралась вокруг Торкланда, он попытался знаками объяснить пикту, чтобы тот повторил все сначала. Карлик не понял бурной жестикуляции конунга и, видимо опасаясь подошедших людей, на всякий случай незаметно отступил. Олаф, не найдя, что сказать, растерянно пожал плечами.

В этот момент что-то забулькало, заквакало за его спиной. Пикт неожиданно оживился и, улыбнувшись во всю свою отвратительную морду, закивал, разразившись в ответ такой же лягушачьей фразой.

Олаф обернулся. Чипи стояла в небрежной позе и, сложив руки на груди, беседовала с лесным жителем. Торкланд вопросительно посмотрел на нее.

— Это вождь пиктского племени хиги, он предлагает тебе заключить с ним, военный союз против пиктского племени дики.

— Ха! — усмехнулся король. — А какой мне с этого толк? Я до йотунов устал шляться по болотам, а теперь мне предлагают бегать по холмам и махать мечом ради чьих-то интересов.

Чипи перевела это вождю пиктов, и тот отчаянно замотал головой, а потом быстро-быстро заквакал.

— Он говорит, что вы не обойдетесь без помощи его племени. Пикты из клана дики сделают все, чтобы убить и ограбить вас. Они живут на самой границе со скоттами, и вековая война между ними и людьми породила в них ненависть к представителям вашей расы. А разбив их племя, вы сможете свободно пройти по их территориям, и он обещает к тому же дать вам проводников, которые проведут самыми короткими тропами и будут охранять вас ночью, — перевела девушка.

— А он предлагает дело, — заметил Хэймлет, — я бы согласился, если, конечно, мы получим убедительные гарантии нашей безопасности.

Олаф поразмыслил и уже открыл было рот, желая высказать свое согласие, но тут в дело вмешался Кабни:

— Подожди, не соглашайся, мой король. Хитрый еврей давно наблюдал за лицами переговаривающихся сторон и заметил, что пикт аж трясется, желая во что бы то ни стало заключить эту сделку. Одного опытного взгляда было достаточно, чтобы понять, что клиент совсем тепленький и его можно раскрутить на гораздо более выгодные для викингов условия.

— Мой король, разреши мне поговорить с этим дикарем, мне кажется, я смог бы с ним поторговаться. Возможно, я расколю его на что-то большее, чем он сейчас предложил, — заявил Кабни.

Олаф знал способности своего советника и не стал возражать.

— Только смотри не переборщи, у нас нету больше вьючных лошадей, чтобы увезти все то барахло, которое ты у них выторгуешь, — дал последнее наставление Олаф.

Он остался послушать, что будет плести пикту Кабни, и заодно придать веса словам советника своим присутствием.

— Эй вы, зеваки, подбросьте дров. Костры совсем погасли, — распорядился король.

Тем временем Кабни скорчил образцово-показательную гримасу, выражая полное презрение и незаинтересованность в предложениях вождя племени пиктов.

— Чипи, передай, пожалуйста, этой благородной особе, что у нас уже побывал посланник племени дики и предложил все то, что выше перечислил уважаемый, и вдобавок по мешку золота за каждого выставленного воина.

У Торкланда отвисла челюсть, а Хэймлет быстренько отошел в сторонку, ибо вблизи было заметно, что его плечи сотрясаются от беззвучного хохота.

Чипи перевела пикту слово в слово, и тот зло затопал ногами и запрыгал по поляне, делая угрожающие знаки руками и тряся головой.

«Если бы он не захотел иметь с нами дело, то просто вышел бы с освещенного костром места и растворился в ночи», — подумал Кабни и с безразличным лицом стал наблюдать, когда инсценированный гнев его собеседника уляжется.

Спор продолжался, казалось, ему не будет конца. Затянувшиеся пререкания спорщиков утомили Торкланда, и он решил пойти как следует выспаться. Что бы завтра ни предстояло, война или пеший переход, и то и другое было лучше проделать со свежими силами. Тем более что все викинги, кроме него, Кабни и красотки Чипи, уже давно храпели.

Олаф подошел к куче спящих тел и пнул ногой Локкинсона.

— Эй, Пэук, вставай, будешь следить за костром, ты раньше всех лег, — распорядился Торкланд. — Когда взойдет голубая звезда, разбудишь Свейна.

— Олаф, почему я? — пробурчал спросонья недовольный Локкинсон.

— Молчи, предатель, и делай, что сказано, пока я не припомнил тебе разграбление Ричфорда.

Не вдаваясь в дальнейшие препирательства с хирдманом, Торкланд постелил на землю позаимствованный у римлян меховой плащ и, на всякий случай обнажив меч, завалился спать.

Олаф проснулся от ощущения, что кто-то трясет его за плечо. Конунг открыл глаза. Стояло раннее туманное утро. Над ним склонилось перекошенное от усталости и потемневшее лицо Кабни.

— Мой король, все в порядке, я договорился с пиктами. Воюем днем, в награду получаем две телеги золота, вместе с самими телегами и лошадьми. А в качестве гарантии сам вождь племени хиги идет в заложники и будет с нами путешествовать до первых поселений скоттов, — доложил еврей.

— Ага, хорошо, — одобрил Торкланд и повернулся на другой бок досматривать прерванные сны.

Но ему опять помешали. Кто-то продолжал трясти его.

— Ну, что еще надо? — зло прорычал Олаф, снова открывая глаза.

Он увидел все то же усталое лицо своего советника.

Кабни помялся с ноги на ногу и нерешительно проговорил:

— Извиняюсь, но я очень устал, все-таки не спал всю ночь. Мне бы очень хотелось лечь. Но в лагере никто не дежурит.

— Как это никто не дежурит?! — возмутился конунг и, приподнявшись на локте, осмотрелся по сторонам.

Ненужные при свете раннего утра костры затухали. Викинги крепко спали, совсем рядом с Кабни дрых Свейн, который и должен был сейчас нести вахту. Не вылезая из-под теплого мехового плаща, Торкланд высунул ногу и, дотянувшись до хирдмана, со всей силы пнул Свейна под ребра.

Тот, еще не проснувшись, вскочил на четвереньки и, распахнув заспанные глаза, стал ошарашено оглядываться по сторонам. Увидев смотрящего на него в упор Торкланда,

Свейн моментально проснулся.

— Ты что это, собачий сын, дрыхнешь, когда твое дежурство? — гневно рявкнул конунг.

— Так, Олаф, Кабни ж не спал, я подумал, чего тут двоим делать? — стал оправдываться викинг.

— У еврея своя работа, с которой он, между прочим, отлично справился, а тебе если было ведено дежурить, то ты, сучий потрох, должен был сдохнуть, но приказ выполнить. Смотри в оба, и не дай Один тебе уснуть.

— Понятно, — недовольно протянул Свейн и бросил на Кабни такой испепеляющий взгляд, что чуть не поджег траву на том месте, где стоял советник.

Однако усталому Кабни было все равно, как на него посмотрел нерадивый хирдман. Удовлетворенный поддержкой Олафа, он отошел на два шага и, растянувшись на земле, тут же захрапел..

Люди поднялись поздно. Пока собрались, перекусили, и вовсе наступил полдень. Кабни от еды отказался, предпочитая поспать лишнее время, и встал только тогда, когда отряд уже выступал в дорогу.

Вождь пиктского племени, как и обещал, пришел лично сопровождать викингов. При свете дня он казался еще уродливее, чем ночью в отсветах пламени костра. Одет пикт был так же смешно, хотя свой тяжелый жезл оставил дома. Вместо обременительного символа власти на его бедре красовался короткий бронзовый меч, именуемый гладис, наверно потерянный легендарными римлянами в незапамятные времена. Это оружие как раз подходило по размеру маленькому существу. Вождя сопровождала символическая свита из двух десятков пиктов. Эти были одеты и вооружены куда скромнее своего предводителя. На них неуклюже висели грубо сшитые меховые штаны, над которыми торчали обнаженные торсы карликов. Смуглые тела пиктов были сплошь покрыты то ли боевой, то ли ритуальной раскраской. Вооружены они были копьями с костяными и каменными наконечниками. У каждого был маленький деревянный щит, обтянутый кожей.

При желании с этим воинством мог справиться даже Кабни, не особо искушенный в военном деле. Охрана нужна была вождю для демонстрации собственной значимости и величия.

Отряд прошел уже больше десяти миль. Пикты, ведущие людей, выбирали безупречный путь даже для груженой телеги в этой лишенной дорог холмистой местности. Склоны, по которым викингам приходилось взбираться, были пологи. Болота в низинах между холмов оставались в стороне. Хирдманы по достоинству оценили оказанную помощь, без нее люди не прошли бы и половины пути.

Уже вечерело, и Олаф решил перенести сражение на завтра. До деревни племени дики, судя по словам пиктов, было еще миль пять-шесть. А начинать схватку с ночным народом на закате было безрассудно. На этот раз отряд не стал подыматься на вершину холма, чтобы светом костров не возбудить подозрение пиктов враждебного племени, которые теперь находились совсем близко. Союзники нашли для стоянки чудесную большую поляну в низине, возле ручья. Место было приятное, и Торкланд не стал возражать.

Как и накануне, люди собрали хворост и развели небольшие костры по периметру лагеря. Заложники заложниками, а в темноте пикт мог исчезнуть совершенно незаметно, как это демонстрировала в свое время Чипи.

Вождя пригласили к костру викингов, и он, довольный, занял согласно своему положению высокое место рядом с Торкландом. Его люди расположились чуть в стороне.

Предводителю маленьких уродцев явно близость света доставляла массу неудобств, но он пыжился, как мог, пытаясь сохранить величественную гримасу на своей безобразной мордашке.

Викинги посмеивались, глядя на это чучело, но вслух ничего не говорили. Олаф приказал им заткнуть рты, и, естественно, разговор не клеился, люди, скучая, стали расползаться, занимая спальные места.

— Владыка, откуда у тебя две телеги золота, которые ты пообещал моим людям за услуги? — ненавязчиво спросил пикта Олаф.

Чипи перевела сказанное, и карлик, улыбнувшись, разразился мелодичным кваканьем.

— Мы очень древний народ, — переводила на датский Чипи, — мы жили тысячи лет, еще тогда, когда боги, сотворившие вас, не заняли свое место на небе, победив ужвутов. Правда, до появления людей мы не знали ни золота, ни серебра, ни железа. Когда сюда пришел человек, он принес с собой и этот желтый металл, которым вы так дорожите. Мои предки, видя, какую ценность представляет золото в человеческом мире, стали по возможности накапливать его. Когда отнимали у заблудившихся в холмах людей, когда проникали в человеческое жилище, и если там не было ничего более ценного, то уносили золото. Так проходили тысячи лет. Желтый металл скапливался в наших схоронах. У меня его гораздо больше, чем два воза, — гордо заявил пикт. — У меня три воза золота, — не выдержав, похвалился он.

Торкланд бросил укоризненный взгляд на Кабни.

— Я знаю об этом, я бы выторговал и его, но у них больше нет ни телег, ни лошадей. Мы бы все равно не увезли его отсюда, — стал оправдываться Кабни.

— Ладно, не бубни, — отмахнулся от него конунг. Олафу вдруг стало не до золота, ему безумно захотелось выпить кисленького урманского эля. Но сейчас это могло случиться только во сне, и Торкланд, распределив дежурства, отправился спать.

Костры ярко светили, отгоняя ночь. Любознательные Кабни и Чипи еще долго беседовали с вождем пиктов, выведывая его секреты.

«Пусть только завтра попробуют начать хныкать, что хотят спать, умники, я им устрою», — мелькнуло в голове конунга, и он, отвернувшись, сладко захрапел.

К сожалению, эль Олафу не приснился, то есть приснился, но не так, как этого хотелось бы конунгу. Во сне он увидел себя стоящим на дороге среди голой степи. Мимо него проехал возок с установленной на нем деревянной цистерной. Судя по запаху, исходящему оттуда, емкость была полна свежего эля. Олаф проглотил слюну и, облизав пересохшие губы, побежал вдогонку.

Но возница вдруг хлестнул кнутом свою лошаденку, и предмет вожделения стал удаляться от викинга. Торкланд побежал быстрее, но и воз ускорил движение. Так Олаф бежал и бежал всю ночь, не в силах догнать телегу. Жажда томила его, он сделал последний отчаянный рывок и уже готов был схватиться рукой за край телеги, когда возница вдруг привстал на козлах и оглянулся. На Олафа из-под широкополой шляпы смотрела, испуская леденящее душу синеватое сияние, пустая глазница Одина. Торкланд моментально застыл на месте и обледенел.

В тот же миг цистерна взорвалась изнутри, и ее содержимое разлетелось в стороны, облив с ног до головы недвижимого Торкланда. Возок стал на глазах менять формы, превращаясь в восьминогого коня Слейпнира, а Один из хлипкого старца в сером заплатанном плаще и большой широкополой шляпе стал принимать свой обычный облик могучего владыки Асгарда.

Он, играя конем, подъехал к обледенелой фигуре и проговорил:

— Что же ты, червяк, делаешь? Какие это йотуны надоумили тебя сотрудничать с Локи? Ты мне такую свинью подсунул, мерзкий человечишка! Ты помог Локи завладеть Сердцем Ужаса. Это довольно забавная штучка. Она старше Имира, из тела которого создан наш мир. Я уже почти было изничтожил ужвутов. Но теперь благодаря тебе и твоим друзьям прохвост Локи может создать целую армию подобных тварей и с помощью кристалла их полностью контролировать. А в мирах, где не бывает солнца, ужвуты обладают колоссальной силой, почти равной богам. И еще кто знает, что можно сотворить с помощью этого древнейшего артефакта?!

Торкланд попытался сказать что-нибудь в свое оправдание, но ледяной рот отказался ему повиноваться.

— Ладно, я не буду тебя уничтожать, это было бы бессмысленно, однако запомни: если ужвуты Локи начнут доставлять мне неприятности, я тебя первым отправлю устранять это безобразие. А если ты еще раз свяжешься с этим проходимцем, смотри, не видать тебе Валгаллы. Отправишься в хель жуков могильных кормить. — Один погрозил Торкланду кулаком и, повернув Слейпнира задом к викингу, дал коню пятками под ребра.

Конь с места рванул прямо в небо. Из-под задних копыт вылетели искры, которые попали в викинга и обожгли его. Конунгу стало нестерпимо жарко. Лед начал таять и водой стекать по его телу, одежда Олафа промокла насквозь.

Викинг открыл глаза и проснулся. Стояло раннее летнее утро, за дальними холмами появился оранжевый диск подымающегося солнца. Олаф пошевелился и почувствовал, что весь мокрый. Его одежда не пахла потом, от нее исходил приятный аромат прохладной свежести. Торкланд посмотрел на землю, она была сухой. Дождя ночью тоже не было.

Викинг сел, с его густой рыжей бороды посыпались мокрые, не успевшие растаять прозрачные льдинки.

«Значит, это был не сон!» — осенило Торкланда.

Взгляд конунга встретился со взглядом дежурившего утром Сигурда. Тот ошарашено смотрел на своего предводителя, пытаясь понять, что с ним произошло. Все остальные еще спали, и даже маленький пиктский вождь, свернувшись клубочком, словно домашний кот, посапывал недалеко от догорающего костра.

— Молчи, никому ни слова, — погрозил пальцем Торкланд и стал стягивать с себя видавшие виды кожаные штаны, чтобы просушить их над тлеющими углями.

Когда стали просыпаться люди, Олаф был уже почти сухой. Он специально не стал торопить побудку, но все равно отряд был готов выступить гораздо раньше, чем накануне.

Викинги, ведомые местными карликами, обошли холм вдоль подножия, и тут из кустов стали появляться пикты. Множество пиктов, целые полчища, даже Кабни, непревзойденный мастер своего дела, трижды пытался их пересчитать и трижды сбивался со счета.

Пикты начали медленно сходиться вокруг маленькой процессии. Хирдманы потянулись за мечами, но вождь уродцев что-то проквакал, и Чипи перевела:

— Не волнуйся, могучий воин, это мои солдаты. Они все время следовали вокруг нас, готовые в любой момент предупредить об опасности. Теперь же враг близко, и пришло время соединить свои силы.

Квачпука, так звали вождя пиктского племени хиги, гордо выпятил грудь, довольный впечатлением, произведенным на людей его армией. Объединенные войска решительно двинулись в наступление.

Оставшуюся часть пути до деревни дики войска преодолели на большом моральном подъеме. Подобраться к неприятельскому лагерю тихо и незаметно было все равно невозможно. Пикты очень чуткий народ. Они слышат, как рассказала Чипи, дыхание человека на расстоянии ста шагов, они, как звери, могут выслеживать добычу по запаху. Поэтому было бы наивно предполагать, что такое войско подойдет незаметно.

А посему наступающие старались создавать как можно больше шума, чтобы смутить и запугать противника.

Викинги оттягивались вовсю, распевая свои суровые северные саги, на ходу заливались вересковым элем, предложенным им пиктами в качестве демонстрации своей дружелюбности. Вересковый эль оказался очень вкусен и вставлял похлеще миклагардского вина.

Пикты вывели людей в узкое ущелье, и основная колонна зашагала по каменистому дну мелкого ручья. Справа и слева склоны холмов становились все круче.

Идущие впереди дикари умело раздвигали, казалось бы, непроходимые кусты и открывали широкие проходы, через которые свободно проезжала даже телега.

— Вот забрались, стервецы, — удивленно проговорил Олаф. — Проходил бы мимо, в жизни не подумал бы, что здесь есть какая-то дорога и вообще кто-либо живет.

— Эй, Олаф, не нравятся мне что-то окружающие холмы. Если отряд здесь зажмут, то даже твоя могучая сила и свирепость не помогут выкрутиться из такой западни, — отвлек Торкланда от его мыслей датчанин.

Конунг поднял голову и посмотрел на склоны.

— Да уж, даже рука ребенка сможет перебросить камень с края на край, а пикты куда покрепче, чем дети, — согласился Торкланд. — Слышишь, Хэймлет, бери-ка Сигурда, Свейна и Локкинсона и дуй наверх, осмотрись там как следует. Если на склонах будет все в порядке, я запросто продержусь против этих недомерков до вашего прихода. Кабни мне прикроет спину, он хоть и грамотей, но за последние годы здорово поднатаскался в нашей науке.

Хэймлет кивнул и сделал знак викингам, которые слышали разговор двух конунгов. Воины поспешили за ним следом. Хирдманам тоже не нравилась дорога, по которой они двигались, все были опытными воинами и понимали, что для засады лучшего места не придумаешь.

Вернувшись назад шагов на двести, до того места, где склон только начинал переходить в обрыв и можно было без труда взобраться наверх, Хэймлет разделил людей на две группы. С собой взял Пэука и отправился обследовать левый склон. Свейн же с Сигурдом должны были взобраться на правый холм.

Хэймлет решил не ползти по краю обрыва, чтобы не спугнуть врага, а попробовать углубиться в лес и, сделав большой крюк, выйти в тыл противнику, если, конечно, пикты не устроили надзор за каждым из людей в отдельности.

— Олаф против этой мелюзги продержится сколько угодно, ежели они не преподнесут ему какой-нибудь сюрприз, — сказал Хэймлет Локкинсону.

Пэук не возражал, он был одним из представителей той породы викингов, которые не особо рвутся в драку, хотя и никогда от нее не отказываются. Локкинсон ушел из дому еще ребенком. В отличие от других своих собратьев, его не манила жажда крови и славы, он просто мечтал увидеть мир, вдоволь попутешествовать. Но, воспитанный в семье славного датского викинга, рассматривал войну как само собой разумеющееся событие, что-то вроде приема пищи или сна, без чего мир не мог бы существовать.

Пэук отдал Ричфорд в руки Хэймлета только потому, что не видел никакого смысла в его дальнейшей обороне, город был фактически взят, и Локкинсон не считал зазорным то, что вместе с захватчиками примет участие в разграблении толстобрюхих саксов, которые успели изрядно ему надоесть. К тому же Хэймлет предложил Локкинсону совершить увлекательное путешествие в дикие земли Ингленда, и тут Пэук уж точно не мог отказаться,

— В обход так в обход, — просто согласился Локкинсон. Переведя дыхание после крутого подъема, два датчанина молча углубились в лес, в сторону прямо противоположную от ущелья. Они шли волчьим шагом, быстро, след в след.

Тем временем телега, справа и слева от которой шли Торкланд и Чипи, продолжала пробираться сквозь кустарник, маскирующий дорогу к пиктскому убежищу. Кабни, сменив Свейна, сидел на козлах и правил лошадеподобным существом, которое на протяжении всего пути исправно выполняло все обязанности своих собратьев по каторжному труду.

По идее, поселение неприятеля было уже совсем рядом, и Олафа тревожил тот факт, что враги не встречают их на дальних подступах, а дают войти в деревню. Это явно свидетельствовало о готовящейся западне.

«Лишь бы Хэймлет не подвел», — думал Торкланд, заранее обнажив меч.

Неожиданно впереди послышалось ужасающее кваканье.

«Наверно, их боевой клич», — решил Олаф и вопросительно посмотрел на Чипи.

Девушка заметила его взгляд.

— Это не поддается переводу, — сказала она. — Такой крик обозначает что-то вроде военного экстаза, причем он у каждого племени свой.

В этот момент последний куст раздвинулся, и люди увидели поселок пиктов.

Олаф еще никогда не лицезрел такого количества нор, вырытых в мягкой известняковой породе скал, нависающих над обоими берегами ручья. Входы в маленькие пещеры были довольно просторные, даже человек крупного телосложения мог свободно вползти в них на четвереньках. Поражало другое: многие дыры были расположены на довольно большой высоте, в два, а порой и в три человеческих роста. Вероятно, кроме всех прочих своих способностей, пикты могли еще ползать по стенам, словно тараканы.

И викинг тут же в этом убедился. Ворвавшиеся в деревню воины племени хиги не встретили никакого сопротивления и, обследовав жилища нижнего уровня, нашли их пустыми. Тогда они полезли по скалам, ловко, словно упомянутые Торкландом насекомые, тут-то их и ожидало жесточайшее сопротивление. Из верхних нор на головы захватчикам посыпались булыжники, видимо выковырянные прямо на месте.

Торкланд взглянул вверх. На краю правого склона одиноко стояли Сигурд и Свейн. Слева вся кромка обрыва была усеяна пиктами, которые были уже готовы метнуть вниз свои короткие копья.

— Кабни! Чипи! Под щиты! — громко проорал конунг и схватил свой щит, лежащий на возу поверх груды золота.

Кабни на мгновение замялся, но Чипи, не утерявшая отменную пиктскую сноровку, сдернула с телеги первый попавшийся щит и прикрыла им и себя и советника.

Град дротиков пробарабанил по большим круглым щитам северян. Каменное и костяное оружие, которым воевали пикты, не могло принести вреда людям, закованным в броню. Утерянные во время памятной переправы через гнилую затоку шлемы викинги возместили римскими, которые в изобилии хранились на складах в поселении, шлемы эти были несколько легковаты, но от пиктских стрел защищали даже лучше норманнских. Оставалось прикрыть только лицо да небольшие участки тела, между подолом кольчуги и поножами. Но даже толстые подкольчужники викингов и кожаные штаны с успехом противостояли примитивному оружию пиктов, если стрелы попадали на излете.

Даже прыткая Чипи упрятала перед этим походом под поножи свои длинные ноги. Торкланд отметил эту предусмотрительность девушки. С того момента, как она превратилась из уродливого, но вполне сносного пикта в кокетливую красавицу, Олаф был о Чипи худшего мнения.

«Где же Хэймлет?» — ломал голову Торкланд, прикрываясь щитом от нескончаемого дождя дротиков.

Конунг попытался спросить у Сигурда, но не смог переорать безумное кваканье, стоявшее в расщелине. А здесь было полное светопреставление. Дружественные пикты вытанцовывали на месте сумасшедшие танцы, уворачиваясь от коротеньких копий, их маленькие щиты были не в состоянии прикрыть тело. И все же, несмотря на все их старания, многие гибли или получали ранения.

Торкланд твердо знал, что сейчас самое разумное — немедленно отступить, попытаться вырваться из ущелья. Но воинство дикарей стало просто неуправляемым. Конунг бесцеремонно схватил за шиворот гордого владыку племени хиги и упрятал его под свой щит. Этот никчемный уродец сейчас стоил две телеги золота, а Олаф, чем бы ни закончилось сражение, не собирался так просто отказываться от обещанного сокровища.

Кабни, который всегда прежде всего спасал добро, стянул с кучи золота толстенную бычью шкуру и с головой накрыл ею лошадеподобного зверя. Животное, которому каменные наконечники дротиков наставили немало шишек, не возражало, теперь для него представляло опасность только прямое попадание в висок или темя какого-нибудь слишком уж увесистого снаряда.

Серый исчез еще утром, когда они только выступали в поход. Олаф никогда не препятствовал ему, он знал, что волку нужна свобода. Теперь викинг был рад, что Серого здесь нет.

В самый разгар этого сумасшествия, когда уже никто не ожидал ничего хорошего, вдруг среди пиктов, обстреливающих со склона горы своих противников, началось замешательство. Сразу пять или шесть уродцев рухнуло с обрыва на дно ущелья, и их мозги забрызгали прыгающих внизу пиктов племени хиги, что привело последних в неистовый восторг.

Еще мгновение, и сверху свалилась очередная порция врагов. Дротики и камни перестали сыпаться вовсе, и приободренные таким поворотом дела союзные пикты снова ринулись на штурм пещер.

В этот момент Торкланд услышал за спиной громкое кваканье, напоминающее предсмертные стоны, раздался треск ломающихся костей. В кустах шел бой.

— Эй, Кабни, головой отвечаешь, чтобы он живой остался и никуда не сбежал. — Олаф грубо толкнул вождя дружественных пиктов в объятия советника и ринулся в кусты.

За все время битвы Торкланд еще не успел никому ничего сделать плохого и теперь рвался наверстать упущенное. Он быстрым взглядом окинул напоследок ущелье. Пикты продолжали, неся примерно равные потери, азартно уничтожать друг друга. На обрыве с левой стороны Олаф увидел Хэймлета с Пэуком, которые и сбросили вниз засевших маленьких уродцев. В кустах, судя по воплям и ругательствам, разносили вражеский заслон- Сигурд со Свейном. Все было в порядке.

Олаф уже собирался целиком посвятить себя резне, когда краем глаза заметил какое-то движение на противоположном конце расщелины.

Викинг опустил меч, заинтересовавшись происходящим, и тут же убедился, что расслабляться еще рано. Из зарослей напротив выходили люди.

Незнакомцы были отнюдь не хлюпики. Каждый из них мог бы сравниться, а может быть, даже и превзойти Торкланда мощью торса и шириной плеч. Все они были рослые как на подбор. «Скотты», — определил Торкланд по клетчатым килтам и шерстяным гетрам, которые носили только здесь, в Скоттленде, вместо штанов. Тела скоттов были защищены толстыми кожаными панцирями, едва доходящими до бедер, да маленькими круглыми щитами. Некоторые скотты несли длинные копья, некоторые были вооружены тяжелыми мечами грубой ковки.

— Эй, Чипи, садись на козлы и мотай отсюда. Ты, Кабни, дуй за ней следом и смотри не выпускай это чучело. — Олаф ткнул пальцем в трясущегося пикта.

Едва увидев лица скоттов, он понял, что не по доброте душевной они пришли принять участие в пиктской войне, и сразу почувствовал угрозу своему сокровищу.

Торкланд пошел на неприятеля. Скоттов было то ли шесть, то ли семь, викинг не мог так быстро посчитать. Во всяком случае, их было больше, чем пальцев на одной руке, но гораздо меньше, чем на двух.

Глаза Торкланда стали наливаться кровью, на губах появилась пена. Вместо скучного избиения никчемных карликов ему предстояло вступить в настоящий, тяжелый бой. Все существо великого воина пришло в невообразимый экстаз.

— Уууйййааа! — разнесся по холмам боевой вопль Торкланда.

Рядом, у самых ног, ему ответило волчье рычание. Серый вовремя пришел на помощь вожаку.

Размахивая своим полутораручным мечом, викинг пошел в атаку. Скотты приняли вызов. Сталь встретила сталь. Торкланд кружил в танце смерти, беспрерывно нанося противнику удары. Скотты все вместе с трудом парировали их и большей частью пятились назад. Но в их глазах не было ни паники, ни растерянности. Они не рвались в бой сломя голову. Люди холмов, закаленные во множестве межклановых стычек, были опытными воинами. Скотты знали, что когда-нибудь даже очень сильный человек должен устать, они терпеливо выжидали, выматывая противника.

Торкланд и вправду почувствовал легкую усталость, но не столько от беспрерывной работы клинком, сколько от безрезультатности своих атак. В этот момент слева от него что-то промелькнуло. Боковым зрением Торкланд успел уловить, как Серый, вытянувшись, словно стрела, взвился в воздух и вонзил свои клыки в горло одного из противников. Оба они рухнули на землю. На какое-то мгновение враги замялись, и Торкланд, ни на миг не расслабляющийся, снес голову скотту, шире всех отвесившему челюсть.

Тем временем Серый все дальше вгрызался в горло поверженному противнику. Из разорванных артерий фонтаном била ярко-красная кровь, собираясь в лужу вокруг содрогающегося в конвульсиях человека. Скотт уперся руками в горло зверя, силясь оторвать его от себя, но с каждым мигом тело человека слабело, силы покидали. Подоспевший сзади товарищ опустил свой меч на голову волка.

Торкланд вскрикнул от боли, будто острый клинок рассек не лохматую серую голову, а его, Олафа, череп.

«Как жаль, что волки не попадают в Валгаллу, он погиб как герой, я хотел бы с ним когда-нибудь встретиться в Асгарде», — подумал Торкланд.

— Уууйййаа! — взревел великий воин, и комья земли посыпались с края обрыва, нависающего над полем битвы.

Неудержимая ненависть проснулась в Торкланде, принеся с собой новый прилив сил. Конунг яростно устремился в атаку, нанося страшные удары своим противникам, но и скотты, потеряв сразу двух товарищей, озверели и рубились как сумасшедшие.

Торкланд получил несколько не очень опасных ран, хотя даже не заметил этого. Однако полученные царапины были дурным знаком, они говорили о том, что викинг стал уставать. Но тут на помощь подоспел Хэймлет.

Видя затруднительное положение Торкланда, датчанин каким-то чудом умудрился соскользнуть вниз по почти отвесной скале и при этом не сломать себе шею. Вскочив на ноги, Хэймлет лихо выхватил свой необычный меч и встал рядом с другом.

Рослые плечистые скотты сперва не придали значения новому противнику, датчанин был на голову ниже самого маленького из них, но блеснул на солнце словно бритва отточенный клинок, и мягко срезанная с плеч голова, удивленно выпучив глаза, покатилась по земле.

После появления Хэймлета Торкланду стало значительно легче, и он тут же прикончил еще одного противника, меч викинга сломал ключицу и, по касательной войдя в тело, почти надвое расчленил скотта.

Конунг услышал за спиной боевой клич своих хирдманов, Счастливчик Свейн и ярл Сигурд, видимо, перебили всех пиктов, вставших у них на пути, и теперь спешили на помощь своему королю. Перевес явно склонялся на сторону викингов, и на лица оставшихся в живых скоттов легла тень смерти. Они были обречены и знали это, но продолжали сражаться столь же яростно и отважно, будто ничего не случилось.

Хэймлет, наверно, пощадил бы их, если, конечно, они приняли бы милость из его рук. Но разъяренного Олафа невозможно было остановить. Он зарубил еще двоих и теперь направил свой кроваво-красный взгляд в сторону последнего противника. Вдруг огромная глыба известняка свалилась конунгу на голову. Легкий римский шлем лопнул по швам, но голова выдержала. Камень, встретившись с мощным нордическим черепом, переломился надвое, и обе половинки упали на землю. Однако Торкланд все-таки получил кое-какую контузию. Он не упал на землю, но прислонился спиной к нависшей скале и непонимающе заморгал глазами, взгляд его на некоторое время из кроваво-красного превратился в небесно-голубой.

Хэймлет посмотрел наверх и заметил уродливую морду, расплывшуюся в довольной улыбке. Это пикт, улучив момент, когда какой-либо из викингов подойдет поближе к скале, скинул из своей норы булыжник.

«Хорошо еще, что это был Торкланд. Окажись на его месте кто-нибудь более тонкокостный, позвоночник ссыпался бы в штаны», — подумал Хэймлет.

Датчанин неожиданно подпрыгнул высоко в воздух и взмахнул своим мечом-катаной, голова пикта безвольно повисла на обмякшей шее, а из ловко перерезанного горла брызнула темная пиктская кровь.

В это время Сигурд со Свейном наседали на могучего скотта, и надо отдать должное горцу, он достойно оборонялся, нанеся викингам несколько ран, но и сам незнакомец уже истекал кровью.

Хэймлет уловил короткую передышку в схватке, когда противники на мгновение разошлись, чтобы вдохнуть-выдохнуть и снова сойтись в смертельной схватке. Он вскочил между бьющимися сторонами с опущенным мечом.

— Эй, незнакомец, понимаешь ли ты мою речь? — спросил он скотта.

Тот тоже опустил меч и утвердительно кивнул.

— Плоко, но понимать, — произнес он.

— Я хочу сохранить тебе жизнь, ты храбро сражался, воин, я думаю, что нам нечего делить на этом свете, — сказал Хэймлет.

— Я буду делать с тобой войну, мне нечем давать плату за мой выкуп, — кое-как сложил датские слова скотт.

— Тебе не надо платить выкупа за свою жизнь или свободу. Я не стану даже отбирать у тебя оружие, чтобы не затмить позором проявленное тобой мужество, горец.

— Тогда ты мой друг. — Скотт красноречиво воткнул свой меч в землю и подал викингу открытую ладонь.

Хэймлету жест не был знаком, но он понял, что это какой-то символ дружбы или заключения союза, и подал руку незнакомцу, отвечая на его рукопожатие.

Свейн с Сигурдом скорчили недовольные мины. Получив множество мелких ран, они жаждали расквитаться с упрямым скоттом, но, на счастье, оба были гораздо отходчивее, чем их конунг.

Торкланду же, видимо, требовалась серьезная помощь. То ли камень оказался тверже, чем все предыдущие, неоднократно сыпавшиеся на его череп, то ли его кости начали стареть, хотя последнюю версию Хэймлет сразу же отринул: после того как, спасаясь от старухи Хель, они с Олафом разделили молодильное яблоко из светлого Ирий-сада, старость вообще не касалась ни одного, ни другого, и смерть могла прийти только извне.

— Эй, Кабни! Скажи пиктам, пусть тащат своего верескового эля, и побольше, конунгу плохо! — прокричал Хэймлет еврею, так и не успевшему исполнить приказание конунга и покинуть место сражения.

Кабни передал все вождю пиктов, которого исправно продолжал придерживать за тунику. Чипи перевела, и пикт, вдоволь напуганный сегодняшними событиями, согласно закивал головой.

— Эй, парни, Сигурд, давайте оттащим Олафа от этой стены, пока какой-нибудь уродец не вздумал еще что-нибудь сбросить на его многострадальную голову, — сказал Хэймлет товарищам.

Он сам попытался подставить свои плечи под могучую руку Торкланда, но Свейн настоял, чтобы Хэймлет уступил место ему.

— Мне будет удобнее, я повыше, — аргументировал он.

Торкланд, оказавшись на месте Хэймлета, наверное бы возмутился, что кто-то говорит о своем превосходстве перед ним, но датчанин никогда не противился, если кто предлагал сделать за него тяжелую работу.

Дан попытался вынуть у Олафа из безвольной руки его большой меч. Но кулак крепко сжимал клинок из небесной стали, и Хэймлет оставил тщетные попытки.

Викинги несли своего конунга, взвалив его огромное тело себе на плечи, а меч, зажатый в руке, чертил извилистую линию, волочась по земле.

Тем временем пикты справляли праздник победы. Причем, к великому удивлению людей, веселились в равной степени и побежденные и победители.

Пикты племени дики вытащили на середину ущелья одного из своих сородичей, судя по висевшему на нем тряпью, своего вождя, и буквально разорвали его на куски. Даже суровые викинги, вдоволь повидавшие на своем веку, сами не раз принимавшие участие в жестоком линчевании, отвернулись от этого ужасного зрелища. Только вождь победивших пиктов, находясь под неусыпной опекой Кабни, улыбаясь во весь свой кривой рот, смотрел на это безобразие, самодовольно задрав подбородок.

— Спроси его, Чипи, что происходит? — обратился к девушке Хэймлет.

Пикт услышал вопрос и радостно заквакал. Это продолжалось так долго, что датчанин уже пожалел о том, что спросил. Чипи, заметив смену настроения у Хэймлета, прервала рассказчика и коротко перевела:

— После нашей победы племя дики перестало существовать. Все пикты этого рода добровольно стали членами племени победителей. Они публично убили своего бывшего вождя, как бы показывая свое символическое участие в битве на стороне хиги. Вот и все. Ну, а остальной длинный рассказ — это перечисление его личных подвигов, — добавила Чипи, поймав вопросительный взгляд Хэймлета.

— Каких подвигов? — удивился датчанин. — Он в течение всего сражения простоял под защитой Кабни, и тот крепко держал его за шиворот.

— Видишь ли, у пиктов холмов вождь, он же старейшина рода, — это единственное полноценное существо племени, все остальные являются как бы его придатками. Поэтому, когда кто-то из рядовых воинов гибнет, считается, что большая часть страданий приходится на долю вождя. Если кто-то из простых членов племени совершает подвиг, то также считается, что вождь принял в этом деле главное участие. У народа, среди которого я жила, будучи пиктом, все по-другому. Болотные пикты живут поодиночке или семьями. Их гораздо меньше, чем пиктов холмов. Они никогда не сбиваются в племена и не воюют между собой. Даже обычные раздоры среди мужчин редки, потому что они необщительны, и зачастую два незнакомых пикта, встретившись, делают вид, что не заметили друг друга, и расходятся каждый по своим делам.

— Ладно, хватит истории, спроси-ка его, Чипи, где обещанные нам два воза золота и эль для лечения конунга? Пикт опять заулыбался и закивал, хотя было заметно, что сейчас у него гораздо меньше энтузиазма, чем при прошлом вопросе.

— Уже в пути, скоро будет, — перевела Чипи.

— Надо уходить, они могут обещать до вечера вашу награду, а потом просто перерезать вам глотки, — вдруг включился в разговор скотт.

— Но ведь этот урод именно поэтому у нас в заложниках, вот уже второй день, — возразил Хэймлет.

— Он уйдет от вас, когда сам захочет. Два дня вы держите его под охраной только потому, что ему это нужно. Хотя днем за ним можно уследить, но ночью он исчезнет прямо из своей рубашки, которую этот воин так старательно держит. После захода солнца наступает время пиктов, в темноте они сущие дьяволы, я знаю, земля моего клана граничит с землями пиктов, пикта нужно или убить, или вообще с ним не связываться, — настаивал на своем горец, с трудом подбирая датские слова.

— Он прав, я тоже не верю этому чучелу, — раздался хриплый голос лежащего на земле Торкланда. — Хэймль, тряхни его как следует, где наше золото и мой эль, я все слышал, только сказать ничего не мог, челюсть что-то заклинило.

— Разреши мне! — горя энтузиазмом, вызвался Свейн. Викинг направился в обход телеги, довольно потирая руки. Однако пикты и впрямь чувствительный народ. Маленький уродец все понял по лицу подходящего воина и, быстро замахав руками, слегка развернулся и что-то закричал в сторону кустов. Оттуда выбежал один из его полуголых подданных и закивал головой. Кустарник раздвинулся, и из него выступили пикты, несущие странного вида носилки, доверху загруженные кожаными мешками, наполненными вересковым элем.

— Он говорит, что уже все в порядке. Вот эль, а возы с золотом ждут на выходе из ущелья, он подумал, зачем везти их сюда, чтобы потом вытаскивать обратно, — перевела Чили.

— Вот прохвост, а ты, незнакомец, видимо, прав насчет этих карликов, — проговорил Торкланд весьма окрепшим голосом.

Конунг уже опустошал второй бурдюк, и силы возвращались в его могучее тело вместе с вливающимся элем. Остальные викинги тоже не отказали себе в удовольствии вновь опробовать чудотворный напиток.

— Что, уже все? Закончился? — разочарованно произнес Торкланд, опустошив пятый бурдюк и не найдя больше эля. — Вот свиньи нехорошие, обпили больного человека, — укоризненно покачал головой Олаф, обращаясь к своим воинам. — Ну да ладно, все равно пора в дорогу. Свейн, бери поводья и трогай.

Телега сдвинулась с места, люди пошли следом, спеша выбраться из ущелья на более приятную местность.

— Что-то у меня сегодня долго голова не проходит, все болит и болит, — пожаловался Олаф Хэймлету и тут же приподнял край телеги, доверху груженной золотом, высвобождая застрявшее в канаве колесо.