Оккупация

9

Тишина. Тишина и покой. Я нахожусь в странной комнате без окон и дверей, рассеянный мягкий свет струится ниоткуда. Мне хорошо, тепло и уютно. Я спокоен.

Стены — странные, разноцветные — тихо колышутся, словно камыш на ветру, и шелестят. Меня это не смущает: я нахожусь там, где может быть что угодно.

Что я тут делаю? Ну, это хороший вопрос. В прошлый раз не было никакой комнаты: вначале падение в пропасть с медведем в обнимку, а потом только оп-па — и я открываю глаза посреди пустыни в чужом теле.

Может ли это быть чем-то вроде комнаты ожидания? Вполне возможно, здесь я должен ждать очередную реинкарнацию, или, как вариант, вскоре будет страшный суд, взвешивание души или что-то еще из той же оперы. Мой второй земной путь — или не второй? — закончился, настало время держать ответ. Я спокоен: мне нечего стыдиться или бояться.

Голоса доносятся до меня издалека, мелодичные, приятные, но непонятные. Люди, пережившие клиническую смерть, часто слышат голоса, но не могут их понять. Ангелы? Ками? Думаю, я узнаю это, когда дойдет очередь и до меня.

Шаги и звон ключей. Христиане верят, что у врат рая стоит какой-то святой с ключами, а сами врата, стало быть, с замком. Довольно наивно, но… нет, я точно слышу звон ключей.

И вот открывается дверь. Точнее, не дверь, часть стены просто… исчезает? Отлетает? Неважно. Важнее, кто сейчас войдет в эту комнату.

Что я ему скажу? И что он мне скажет? К чему гадать, это сейчас станет ясно.

Но кто бы это ни был — я улыбнусь ему. Просто потому, что спокоен и счастлив.

Как там Гордана? Я хотел бы это знать, и, наверное, спрошу это у того, кто войдет, если, конечно, мне будет позволено задавать вопросы. Но все же, я за нее спокоен: она не пропадет.

И вот они входят — два высоких, стройных существа с ангельскими лицами, сверкающими, словно рубины, глазами и серебристыми волосами.

Вот один из них, она или там оно — что-то говорит мне.

Я не понимаю, но улыбаюсь в ответ.

Второй подходит ближе, протягивает руку, касается меня.

Щелчок.

Я стараюсь сообразить, что ему от меня нужно, но в этот момент краски начинают испаряться, стены становятся серыми, бесцветными, стихает шелест камыша…

Прямо передо мною стоит Альтинг собственной персоной… с инъектором в руке.

— А, вижу, ты наконец-то перестал улыбаться, — мрачно сказала Альта Кэр-Фойтл. — Добро пожаловать из мира грез обратно на грешную землю. Хотя насчет добра я, скажем прямо, приврала.

Попытался встать — куда там. Прикован за руки и ноги к своему полулежачему креслу.

И тогда я снова улыбнулся. Да, я каким-то образом не погиб и теперь в плену у свартальвов. Но замогильно мрачное лицо Альты красноречиво свидетельствует: моя операция оказалась для нее ударом под дых.

— Кажется, ты что-то потеряла, Альта Кэр-Фойтл? — поинтересовался я. — Где твоя надменность, лоснящаяся от чувства собственного превосходства, от которой ты буквально светилась во время нашей самый первой встречи? Дай-ку угадаю… если для меня, которому едва двадцать, не стыдно проиграть тебе, которой под двести, то тебе получить фиаско из рук человека-сопляка — стыд и срам на всю жизнь, не правда ли? Да, ты была права, когда говорила, что это не бокс… Но ошибалась, думая, что игра окончена. Последний раунд все же за мной остался.

— Ой ли? Как думаешь, какие страдания могут искупить нанесенный тобой вред? Это еще не все, жалкий неблагодарный человечишка!

Я покачал головой:

— Да нет, уже все. Ты проиграла мне подчистую, шах и мат. Рискну предположить, что ты очень радовалась, когда столичную инфосеть уничтожили, ведь важнейший объект теперь на твоем попечении… был. И твое лицо очень красноречиво выдает всю глубину твоего негодования. Я нанес тебе поражение, за которое ты уже не отыграешься. Я нанес всей вашей военной кампании такой удар, какой только может нанести один человек. Да, ты все еще можешь убить меня — но не путай возможность отомстить за поражение с возможностью отыграться. Тебе не выиграть эту войну… вам не выиграть. Ваше позорное бегство из Кортании — вопрос времени. А знаешь, почему?

Альта приподняла бровь, то ли из любопытства, то ли чтобы скрыть дергающееся веко.

— Вот как? И почему же?

— Потому что вы, свартальвы — слабый и трусливый народец. Вы думаете только о себе, все, чем вы живете — это власть и статус. У вас нет и по определению не может быть никакой высшей цели, шкурное желание забраться повыше — вот и все, что вами движет. И ваши слуги — они такие же. Вдумайся, я заехал на охраняемый объект на грузовике. Не на броневике, не на танке — на обычном автомобиле. Одной пули было достаточно, чтобы остановить меня на первом же блокпосту, только никто не выстрелил, все просто бросались наутек. А ты? Ты бы выстрелила? Или тоже спасала бы свою серую шкурку, наплевав на важнейший объект? Разница между нами в том, Альта Кэр-Фойтл, что я могу проехать на охраняемую тобой территорию на грузовике со взрывчаткой — а ты бы мимо меня не смогла. Я бы, в отличие от тебя и твоих слуг, стрелял, не думая о себе. А вы так не можете. Вам этого не дано.

Я перевел дыхание, Альта и Альтинг молчали, мрачно испепеляя меня взглядами.

— Но это только первая причина, по которой вам нас не победить, есть и вторая. Вы не только слабы и трусливы — вы вдобавок еще и бездарны. Магия — вот все, что у вас есть. Долгое время этого было достаточно для доминирования над людьми, но те времена прошли. Теперь вы уже и сами понимаете, что не способны тягаться с нами, не перенимая у нас наши изобретения, ваше тут появление — тому доказательство. А сами не можете изобрести ничего. Магия — ваш единственный дар, да и тот врожденный. Да, в ней вы мастера, не спорю. Но все остальное, что у вас есть, изобретено нами, людьми. Твой линкор, Альта? Его изобрели мы. Пушки? Броня? Силовая установка? Даже вон тот складной стул у стола — один в один как те, что продаются в магазинах Кортании и Аквилонии. Весь этот корабль и все, что его наполняет — все изобретено нами, а вы только переняли у нас. Потому что сами не смогли изобрести даже складной стул. И постепенно наши изобретения становятся сильнее вашей магии. И вы, свартальвы, это прекрасно понимаете.

Повисла пауза, затем Альта спокойно спросила:

— Все сказал?

Хорошее у нее самообладание, однако, даже веко дергаться перестало.

— Все, — улыбаюсь я.

— Ну а теперь я у тебя спрошу. Откуда ты взял столько взрывчатки?

— В этот раз ты тоже сумела поймать мою жену? — я улыбаюсь шире.

— Нет, — признала она.

— Когда поймаешь — тогда и спрашивай. А пока — увы.

— Об этих своих словах ты пожалеешь, — пообещала она. — Равно как и о том, что нарушил договор.

— Все сказала? — ответил я, вежливо улыбнувшись.

— Улыбайся, пока я еще не придумала, что бы такое с тобой сотворить, — мрачно сказала Альта, напоследок метнула в меня молнии из глаз и вышла из комнаты, у двери остался только Альтинг.

— Должен признать, вы провели всех, учитель, даже меня, — сказал он, — и я все еще не понимаю, как вам удалось так долго и так убедительно играть роль…

— О чем это ты? — удивился я.

— Я был уверен, что вам и правда нет дела ни до чего. Что вы в Кортании только иммигрант. Что вас заботит только собственное благополучие. Мне казалось, что вы последний во всей Кортании, кто смог бы совершить поступок вроде вашей поездки на заминированном грузовике.

Я вздохнул.

— Видишь ли, Альтинг, правда в том, что я не очень-то и играл. Меня, в основном, действительно заботит только моя семья. Правда также и в том, что договор был нарушен вами, свартальвами. Альта обещала мне, что я горя не буду знать — а между тем в городе уже стреляют чуть ли не каждую ночь. В этой ситуации я уже не мог допустить, чтобы моя жена оставалась здесь. На самом деле, я оказался за рулем грузовика не по своему желанию, а потому, что другого выхода не видел. Мне пришлось договориться с сопротивлением: они вывозят мою жену из страны, я доставляю взрывчатку в датацентр. Хотя они, конечно же, тоже были в шоке от того, как я это сделал.

Альтинг вздохнул.

— Жаль, что так вышло. А я такие планы строил… Что ж, бывайте, учитель. И знайте, что все беды, которые с вами произойдут, вы накликали на себя сами.

Он повернулся, чтобы выйти, но тут я его окликнул.

— Погоди, Альтинг, один вопрос. Как вы умудрялись постоянно висеть у меня на хвосте, вопреки всем моим хитростям?

Альтинг обернулся, стоя в дверях:

— Увы, но все ваши хитрости бессильны против обычного магического маячка.

После этого разговора появились два дуболома в камзолах и довольно грубо отволокли меня в тюремную камеру, карцер или что-то в этом роде. При этом меня оставили в кандалах, ручных и ножных. Неудобно, конечно — но вот оно, истинное проявление уважения. Боятся снять.

Камера одноместная, койка, низенький стол, привинченный к полу, на нем графин с водой и стакан, в углу отхожее место — вот и вся обстановка. Ну да ничего, я тут надолго не задержусь.

Сажусь на койку и осматриваю наручники. Конструкция обычная, браслеты скреплены цепочкой. Ну что ж, удивлю паскуд еще разок.

Я начал вертеть рукой вкруговую, прокручивая браслет наручника на запястье, и закрутил цепь до предела, когда она «сложилась» в жесткую конструкцию, которая больше уже не могла закручиваться.

Мои руки превращаются в работающие друг против друга рычаги. Усилие, металл браслетов впивается в плоть, словно пытаясь продавить напряженные до предела мускулы. Рывок — и самое слабое звено не выдерживает, цепочка разрывается с негромким хрустом.

Проделать то же самое с ножными кандалами оказалось значительно сложнее, пришлось продемонстрировать чуть ли не йоговскую акробатику и потом помочь ногам руками, чтобы сломать цепь.

Ну вот и все, я снова вернул себе свое оружие. Осталось дождаться, когда за мной придут, и преподнести сюрприз. Во второй раз уж постараюсь не сплоховать, хотя и первый — не мой прокол, я не мог знать, как свартальвы маркируют свои гранаты, а гипотеза, что красным помечены самые опасные боеприпасы, внезапно оказалась ошибочной.

Ждать мне пришлось часа два, затем за дверью послышались шаги, замок щелкнул, пропуская в камеру Альтинга.

— Вы тут не очень скучали? — ухмыльнулся он и положил на стол тонкую папку.

Я, сидя на койке, ответил ему совершенно спокойным взглядом. Жаль, правда, что это Альтинг, ведь я не смогу воспользоваться его пистолетом. Вот если бы пришел капитан Сайбан… Но тут уж ничего не поделать.

Поскольку я держал ноги вместе и сцепил руки, Альтинг не увидел, что концы разорванной цепи я держу в кулаках, и принялся расстегивать свой камзол.

— Ты что, стриптиз собрался устроить? — поинтересовался я.

— Что такое «стриптиз»? — спросил Альтинг, сняв камзол, и принялся расстегивать брюки.

Вот тут я уже немного удивился его поведению. Точнее, даже не поведению, а тому, что среди свартальвов тоже бывают «голубые». Как бы там ни было, скоро в мире станет одним свартальвом нетрадиционной ориентации меньше, ибо того, что сейчас случится с его мужским достоинством, Альтинг, скорее всего, не переживет…

И тут я обратил внимание, что у него под брюками — вторые брюки. А под камзолом — другой камзол с иными знаками отличия, более роскошными.

Тут и Альтинг заметил, что я на него смотрю как-то необычно.

— Вы, скорее всего, думаете, зачем я надел униформу под униформу? — догадался он.

— Вроде того.

Он стащил брюки, бросил их на стол рядом с камзолом и достал из-за пазухи головной убор наподобие кепки, которые носят «камзолы»-ауксилиарии.

— Готов поспорить, последнее, чего вы ожидали — что я устрою вам побег. — И Альтинг бросил мне вынутый из кармана ключ.

Сказать, что я удивился — значило не сказать ничего. Мои брови поползли вверх, но в следующий миг они поползли вверх и у Альтинга: когда я поймал брошенный мне ключ, он увидел, что мои кандалы разорваны.

— Ну ни хрена себе! — присвистнул он.

Я ухмыльнулся, расстегивая наручники:

— Ага. Первого вошедшего сюда ждал очень неприятный сюрприз… Только… с какой стати тебе помогать мне?

— Вам? Я вообще-то себе помогаю, откровенно говоря. Видите ли… Я не планировал ваше участие в сносе датацентра и последующую поимку. Сливая здешним инженерам инфосети точную причину нашего вторжения, не учел, что исполнителем за каким-то дьяволом внезапно окажетесь вы.

Вот тут я снова удивился:

— Погоди… Ты подсказал людям идею сноса датацентра?

— Ну естественно. Они бы ни за что не догадались, не оброни я, что скоро понаедут ведущие инженеры Свартальвсхейма — вашу инфосеть изучать.

— Но… зачем?!!

Альтинг задумчиво взялся рукой за подбородок:

— Как бы это покрасивее сказать… Полагаю, люди высоко оценят, если я помогу им выгнать непрошенных гостей, как вы считаете?

И вот тут я уже удивился по-настоящему.

— Альтинг, ты собрался предать своих?!!

Он только ухмыльнулся в ответ:

— Своих — это кого?

— Хм… свой народ?

Альтинг покачал головой.

— У меня нет народа. Видите ли, слово «народ» есть у вас, разделенных культурными и языковыми барьерами, но у нас, однородной массы с едиными обычаями, законами и языком, даже понятия такого нет. Понятие «народ» необходимо вам, чтобы делить друг друга на своих и врагов, потому что у вас естественный отбор происходит на уровне разных… стай, скажем так. А у нас все не так. Мы никогда не делились на стаи, потому что естественный отбор у нас идет на уровне индивидуумов. Потому приверженность своему народу есть у вас, но у нас такого нет. Вы идентифицируете себя как Реджинальда Рэмма, аквилонца и гражданина Кортании. Я идентифицирую себя как Альтинга Кэр-Фойтла — и все. Да, я свартальв, но с другими свартальвами себя не ассоциирую, потому что они не мой народ, а мои соперники в борьбе за место под солнцем. И потому ваши слова о предательстве — лишены смысла. Мне с ними больше не по пути, только и всего.

Мы оба немного помолчали, я ждал, что он скажет дальше, Альтинг, видимо, собирался с мыслями.

А затем его самоконтроль внезапно дал трещину и в следующий момент рассыпался в прах.

— Как бы вам это объяснить… мое терпение лопнуло! С меня хватит! Я сыт по горло борьбой с необоримым и превозмоганием невозможного! Знаете, учитель, вы все очень правильно разложили по полочкам насчет того, почему Свартальвсхейм ждет упадок, но кое-в-чем все же допустили неточность: мы не бездарны. Мы не бездарны, и в этом наша трагедия. Потому что на самом деле все еще хуже… Мы действительно не можем ничего изобрести, но не из-за бездарности, а из-за нежелания. Магия, будь она проклята — вот наш истинный рок, наша погибель. Свартальвсхеймом правят маги, магия во главе угла, магия во главе всего. У кого сильный дар — тому ничего больше не надо, чтобы жизнь удалась, а у кого слабый — тот пытается свой дар развить. Все вертится вокруг магии. Науки? Искусство? Прогресс? Наша трагедия не в том, что мы ничего не можем, а в том, что ничего не хотим, кроме магии. Наука и искусство мертвы, потому что некому этим заниматься. Оно не ценится, а раз так — оно не нужно. Никто не станет заниматься заведомо неблагодарным делом. Никто не посвятит всю свою жизнь математике или механике, если не получит за это даже банального уважения.

— Похоже, у вас и правда все хуже, чем я думал… И ты решил что-то изменить?

Альтинг расхохотался, мрачно и зло:

— Все еще хуже, чем даже вы сейчас думаете!!! Изменить? Нет! Я не собираюсь ничего менять, ведь я просто типичный свартальв, и все, что мне надо — забраться повыше. Так меня приучил мой социум — лезть по головам, думая только о себе. Моя сестра — она умна. Альта понимает, что все, сказанное вами — истина, только ей нет дела. У нее пятый уровень, она в тепле и уюте, так зачем что-то менять? Свартальвсхейм погрузится во мрак не в этом веке и не в этом тысячелетии, скорее всего, Альта до этого не доживет — а раз так, то будущий крах ее не колышет, это не ее проблема. Зачем ей стараться для будущих поколений, если она ничего за это не получит, даже уважения? Я вам больше скажу… Вы знаете, что вся эта операция, начиная с захвата Тильваны и заканчивая оцеплением датацентра в Гиате, была проведена смехотворно малыми силами, всего с одним магом седьмого уровня? Вы знаете, что план предусматривал спецоперацию по вашей поимке, вздумай вы сбежать из Кортании? Блестящий захват оборонительных рубежей, оперативное обнаружение мобильной артиллерийской части — все это было проведено как по нотам. Оперативный подрыв мостов, по которым Аквилония могла бы прислать подкрепление, произошел еще до того, как в столице узнали о переходе нашего корпуса из Тильваны в Кортанию. Кстати, кортеж, с которым вы отправили жену, именно у подорванного моста и захватили — это тоже было запланировано. Я про кортежи бегущих чиновников, не про Гордану… Это была во всем блестящая операция. Гениальный план, учитывающий все. Полсотни сценариев — партизанское движение, неизвестные оборонительный рубежи, помощь соседних стран, героическая оборона столицы — было предусмотрено все и в любых сочетаниях. И знаете, что самое потрясающее во всей этой операции?

Я догадался, что вопрос риторический, и подыграл:

— И что же?

— Его разработал всего один-единственный гениальный мозг. — Альтинг постучал себя пальцем по лбу: — вот этот. Да-да, мозг всей операции — я. Да, мне помогали шпионы, разведчики, штабисты, но все сценарии, все возможные человеческие уловки, все наши трюки придумал, учел и рассчитал я. Не командующий корпусом, не моя сестра, не важные шишки в высоких чертогах четырех анклавов — но я. Один-единственный великий, гениальный и неповторимый я. И что?!!

— И что?

— А ничего. Ни-че-го. За свой талант прорабатывать до мельчайших деталей гениальные, эффективные и сложные планы я не получил ничегошеньки.

Я приподнял бровь, снимая с ноги браслет.

— А твой ранг, звание?

— Пф-ф-ф… А толку с него? Звание у меня для галочки, оно бесполезно, потому что у меня все равно нет власти. Да, я отдаю приказы двойкам, тройкам, а иногда и четверкам. Только это не мешает моим подчиненным смотреть на меня, как на обезьяну какую-нибудь. Вот представьте себе, что вами командует обезьяна. Эта обезьяна выиграла для вас пару кампаний и несколько сражений, вы признаете, что у нее стратегический талант, вы выполняете ее приказы… Но она для вас все равно обезьяна. Вот и мои подчиненные — они смотрят на меня сверху вниз, пренебрежительно, презрительно. Потому что при всем моем таланте я — ущербная единичка. Конечно, будь у меня больше власти, я бы научил уважать меня через страх, только вот власти-то нет. Я — всего лишь советник своей сестры, то есть — никто. Дивиденды с захвата двух стран поимели все, кроме меня, я был никем и остался никем.

— Хм… И ты решил сменить сторону…

— Я давно это решил, еще когда составлял планы вторжения. Я, выражаясь образно, показал товар лицом, дал власть имущим последний шанс оценить мои способности по достоинству… Не оценили. Не сочли, что мой дар стратегии равен их дару магии… Что ж. План «Б».

— Надеешься договориться с кортанцами? — спросил я.

Альтинг посмотрел на меня, как на наивное, неразумное дитя:

— Уже договорился, и давно. С королем Леопольдом.

— О чем?

— Пост главы министерства обороны.

— Хм… И чего ты добьешься в итоге? Что ты получишь такого, чего у тебя не было? Вроде ты и так не бедствуешь.

Альтинг покачал головой:

— Да ничего особенного, в материальном плане. Важнее, что я меняю окружение, то, где на меня смотрят с пренебрежением, на то, где меня будут уважать за мои таланты. Люди обычно побаиваются свартальвов, так пусть уж лучше боятся, чем презирают.

Я криво улыбнулся:

— Если твоя сестра сейчас стоит за дверью и подслушивает — будет умора. Или кто-то, понимающий по-кортански.

— Она сейчас в восьмидесяти метрах от нас и пятью метрами выше. Либо в штабе, либо в кают-компании, либо в своих апартаментах. Она пометила вас маячком, но при этом не заметила, что я подсунул маячок и ей… Охрана нас если и слышит — то не понимает. Большинство свартальвов не считает нужным знать языки людей…

Я снял с ноги последний браслет и принялся переодеваться в форму.

— И как твой план по смене стороны связан с моим побегом?

Альтинг неопределенно пожал плечами:

— Ну не оставлять же вас тут, раз я сматываю удочки?

— Ой, вот спасибочки… Я бы так сказал, если б не знал, что свартальвам не свойственно великодушие или благодарность. Ты сам же упомянул, что запланировал спецоперацию по моей поимке, нет?

Альтинг кивнул:

— Верно. В самом начале вы были мне нужны в качестве прикрытия, чтобы собрать группу единичек-единомышленников, не вызывая подозрений. Это я убедил сестру и командование, что мы ничего не теряем, если попытаемся. Не будь ваших тренировок, мое желание собрать вокруг себя таких же убогих, как я сам, выглядело бы странно.

— Так они тоже участвуют в заговоре?! — удивился я.

— Естественно. Чтобы вышвырнуть из Кортании тех, кого я сам же и привел, мне нужны помощники. Ну а где искать единомышленников, как не среди себе подобных изгоев? Правда, примазались посторонние, Т'Альдас и Тантиэль, но первый сам отвалился, а вторая умом не отличается, так что никаких проблем.

Я принялся застегивать пуговицы кителя и заметил мимоходом:

— Однако теперь я как прикрытие уже тебе не нужен, потому вопрос, с чего ты так заморачиваешься, остается актуальным.

Альтинг вздохнул.

— Ну, если честно, после того, как все устаканится, я надеюсь продолжить обучение у вас… Кроме того, я подозреваю, что ваша жена сейчас там же, куда и мы собираемся, а встречаться с ней без вас мне как-то неохота.

— Ну ладно, поживем-увидим. Тут более насущный вопрос, как из камеры выбираться. Охрана ведь видела, что ты один входил.

Альтинг хмыкнул.

— Охрана сменилась четыре минуты назад. В журнале посещений отмечаются не все входящие, должностное лицо вроде меня может войти с охраной, секретарем и помощниками, но распишусь в журнале только я. Потому новый наряд не узнает, что я входил один. Даже если старший караула скажет, что, мол, там Кэр-Фойтл, то новый караул все равно подумает, что ординарец просто не был упомянут… Все предусмотрено… у меня все всегда предусмотрено.

Я надел форменную кепку, проверил пуговицы и ремень. Вроде, готов.

— Держите папку, — сказал Альтинг, — просто молча следуйте за мной, куда бы я ни пошел, и ни на кого не смотрите.

— Хм… А если встретим другого офицера, как я должен на это реагировать?

— Никак. Нижние чины-люди, сопровождающие непосредственного начальника-свартальва, без его команды не могут ни говорить с другими офицерами, ни честь отдавать.

— Совсем у вас людишки бесправные…

— Вам грех мне это пенять. Особенно именно сейчас. Вот, возьмите и положите под язык, — сказал он и протянул мне круглый черный шарик.

— Что это? — спросил я.

— Антимаячок.

— А под язык-то зачем?

— Для лучшего контакта с обнуляемым контуром, если вам это о чем-нибудь говорит.

— Хм… твоя сестра не заметит, что маяк пропал?

Альтинг пожал плечами:

— С чего бы ей проверять, если она знает, что вы в кутузке и вытащить вас отсюда некому?

— Резонно.

Я поправил на голове фуражку.

— Ну что ж, веди, двурушник…

Альтинг оказался прав: мы действительно выбрались из тюремного отсека без малейших затруднений. Я гордо прошествовал мимо охраны с гордо поднятой головой, как и положено высокопоставленному прихвостню, и не удостоил жалких неудачников, протирающих штаны в караулке, даже взглядом.

Аналогичным образом мы прошлись по кораблю, выбрались на палубу, затем по трапу спустились к болтающемуся у борта линкора катеру. Альтинг отдавал короткие распоряжения, а я просто спокойно топал за ним.

На катере мы добрались до причала, затем до стоянки, где Альтинг получил у дежурного ключи и небрежным жестом бросил их мне через плечо. Затем подошли к одному из бронеавтомобилей, чуть поменьше того, на котором я устроил гонки по городу, и забрались внутрь.

— Ну вот, я же сказал — все предусмотрено, — самодовольно обронил Альтинг и устроился поудобней в кресле возле водительского.

Я сунул ключ в замок, завел двигатель и вырулил на проезжую часть, удивляясь про себя той легкости, с которой я из узника снова превратился в свободного человека. Да, Альтинг — тот еще комбинатор…

Интересно, а он предусмотрел грядущее объяснение со мной? Устроить мне, да и всей Кортании, оккупацию и войну, затем переметнуться на другую сторону и думать, что все зашибись? Если Альтинг полагает, что я и Гордана все ему простим, включая ее поездку в тесном потайном отсеке и предыдущее заключение — ни хрена он не знаток людей, и вскоре его ждут новые и весьма болезненные открытия по части человеческой психологии.

Из гарнизона мы выехали через контрольно-пропускной пункт без осложнений — и вот уже катим по улице. И… да, как-то все это слишком уж легко получилось. Прямо не верится.

— Слушай, Альтинг, а тебе не приходило в голову, что в Кортании есть люди, которые не будут с тобой договариваться? Вначале ты привел оккупантов, теперь поможешь их выгнать — но второе не искупает первое. Как быть хотя бы с теми, кто погиб, защищая страну от вторжения? Как быть с их родными?

Он тяжело вздохнул.

— Тут надо бы одну вещь понимать, довольно неожиданную… За то, что я разработал такой тонкий план, Кортания должна быть мне благодарной. Благодарной за то, что все получилось очень быстро и с минимальным ущербом. Я спланировал операцию — но не я запланировал, ощущаете разницу? Решение о вторжении, как вы догадываетесь, не я принимал, и оно было всего лишь вопросом времени, притом очень малого его отрезка. Не было бы моей идеальной операции — было бы полномасштабное вторжение с танковыми колоннами, артиллерийскими ударами, магами седьмого уровня. Кортания провела бы мобилизацию, попыталась бы дать отпор — и этот отпор был бы сломлен огнем и мечом. Разрушенные города, сотни тысяч погибших… В том, что все случившееся носит стократно меньший масштаб — именно что моя заслуга. На Гиату не упал ни один снаряд — это моя заслуга. Король Леопольд это понимает. Его штаб это понимает. Ну а простым людям вовсе не обязательно знать, что я имею отношение к вторжению, для них я буду просто умным, хитрым и несчастным свартальвом, перешедшим на сторону Кортании из-за ужасного отношения ко мне на родине.

Я хмыкнул, вертя тем временем баранку. Жизнь — забавная штука.

Но далеко уехать нам не дали. Мы как раз выезжали из центральной части города в промышленный пригород, когда на приборной панели пронзительно завопила рация, и по этому искаженному гневом и бешенством голосу я узнал Альту Кэр-Фойтл.

Альтинг буквально побледнел и несколько секунд смотрел в никуда шокированным взглядом вытаращенных глаз.

— Как?! — только и выдавил он.

— Кажется, твой план дал трещину? — спросил я.

— Не то слово! Сворачиваем вон там и бросаем броневик, на нем мы далеко не уедем, на всей нашей технике радиомаяки… Но… проклятье, как так-то?

Рация снова завопила страшным голосом и Альтинг ее выключил.

— Трудновато нам теперь придется… Моя сестра обнаружила, что вас нет… Но как, если в это время она обычно медитирует и отдыхает?!!

Я уже собрался свернуть, куда показал Альтинг, но тут позади показались еще два броневика вроде нашего, причем на крыше первого виднелось что-то вроде небольшой орудийной башенки.

— Ходу, ходу! — крикнул Альтинг, я вдавил педаль в пол и взглянул в зеркальце заднего обзора.

В этот момент на крыше преследующего броневика появилась вспышка пламени, а в следующий миг по нашему броневику грохнуло так, словно Дайкокутэн захреначил по нам своим молотом, исполняющим желания… Правда, «молот» этот если и может что-то исполнить — то только желание умереть.

— Теперь делайте в точности, что я говорю! — крикнул Альтинг, — Сбросьте скорость! Нас не должно разделять больше сорока метров, тогда угол склонения пушки не позволит стрелять по колесам!

— Зато они могут стрелять по нам, — заметил я, чуть приподняв ногу с педали.

— Не пробьют. Там всего лишь двадцатимиллиметровка, эта броня выдерживает бронебойную тридцатку.

— У тебя есть новый план?

— Нового нету. Но старый никуда не делся.

— В нем и такое предусмотрено?!

К этому моменту к Альтингу уже окончательно вернулось его непоколебимое спокойствие:

— У меня предусмотрено все. Даже это. Держите дистанцию, через два километра сворачиваем налево!

Я вцепился в руль, и тут по нам снова пальнули, впрочем, безрезультатно.

— Твоя сестра не возражает, что по ее братцу палят из пушки?!

— Держу пари, она сейчас орудием управляет собственноручно.

— Хе-хе… с такой родней и враги не нужны… Откуда ты знаешь, что она в броневике?

— Сама сказала, между посулами того, что она со мной и с вами сделает… Вот тут налево, а затем сразу направо! Сюда!

Прямо передо мною — бетонное ущелье водостока. Ну как ущелье — три метра шириной и два глубиной.

— Похоже на мышеловку…

— Это и есть мышеловка, — кивнул Альтинг. — Только мыши — не мы.

Броневик с ревом, отражающимся от вертикальных стен, понесся по дну водостока. Благодаря высоте нашего транспорта, верх кабины возвышался над уровнем грунта, и потому я увидел, что за нами в водосток поехал только один преследователь, второй пошел поверху параллельным курсом.

— Они оказались не идиотами, — мрачно подытожил я.

— Они тоже так думают, — ответил Альтинг. — Хотя сунуться в воду, не зная броду — как по мне, чистейший идиотизм. Там дальше вспаханное на зиму поле, а два часа назад фермер его хорошенько полил. Эти броневики по сухим степям и по асфальту бегают хорошо, а на рыхлом черноземе сразу вылезает недостаток проходимости. О, он уже начинает отставать, а мы поле по бетону минуем… Приготовьтесь сотворить щит! Газу!

Я вдавил педаль в пол и начал понемногу, очень медленно, но отрываться. Преследующий нас броневик, при равных ходовых качествах, наверняка набит солдатами и еще несет пушку, а наш — только двоих.

Видя это, Альта снова клепанула по нам снарядом.

— Когда мы оторвемся, она расстреляет нам колеса, — заметил я.

— Думаете, я просто так сказал про щит?! Подпустите их ближе… Так, так… Щит!! А теперь — тормоз!!!

Пронзительно взвизгнули покрышки, а затем нас в корму припечатало колоссальным молотом, и уж явно побольше, чем молот Дайкокутэна. Грохот и скрежет, наш броневик чуть не перевернулся и потом еще метров десять ехал с заблокированными колесами.

— Газу, газу! — завопил Альтинг, я убрал ногу с тормоза и утопил педаль газа до упора.

В этом месте водосток немного поворачивал, потому еще каких-то метров двадцать — и мы будем вне сектора поражения…

Однако проблемы и трудности редко ходят поодиночке. Удар был настолько сильный, что броневик Альты полностью вышел их строя, двигатель слетел с креплений и теперь дымил сквозь прорехи смятого капота, переднее колесо подломилось, корпус бронемашины накренился. Это зрелище радовало меня ровно до того момента, как наш броневик тронулся с места: начало трясти и скрипеть в районе заднего двойного моста, мы не поехали вперед, а едва поползли. Впрочем, мы все же скрылись за поворотом без стрельбы вдогонку, но стало ясно, что транспорта у нас больше нет.

— Отъездила свое машинка, — резюмировал я, — это у тебя тоже предусмотрено?

— Разумеется, — кивнул Альтинг и отстегнулся: — давайте за мной.

Мы выбрались из броневика и побежали дальше. Буквально в сорока метрах находился акведук, возле которого в стенке водостока находились ступеньки. Две секунды — и мы наверху.

Здесь росли довольно густые кусты, а чуть дальше находилось кукурузное поле. Мы бегом скрылись в нем, я лишь оглянулся в последний момент и заметил, что второй броневик не то чтоб полностью увяз, но едва-едва полз, меся колесами размокшую землю.

— Броневик скоро преодолеет распаханный участок и выйдет на более твердый луг, — сказал я.

Альтинг взглянул на хронометр и кивнул:

— Знаю. У нас еще две с половиной минуты.

Я, наяривая ногами следом за ним, удивленно выдохнул:

— Прям так с точностью в полминуты?!

— Естественно. Я специально замерял, сколько времени надо броневику на это поле.

— Уфф… Альтинг, а тебя совсем не волнует, как там твоя сестра после аварии?

Он обернулся и посмотрел на меня большими глазами, словно я ляпнул что-то очень глупое, а затем хлопнул себя по лбу:

— Ах, я же упустил из виду, что вы не поняли обещаний Альты содрать с меня кожу живьем… Так вот, она не шутила. И — нет, меня мало волнует ее здоровье. Видите ли, учитель, у свартальвов братья и сестры — это не родня, а просто те, которые знают тебя лучше всех. Знают твои сильные стороны, знают твои слабости. И при случае не преминут воспользоваться ни тем, ни другим.

И тут поле закончилось, впереди — сеточный забор и какое-то заброшенное здание. Вроде птицефабрика… Да, точно, это птицефабрика, но в самом начале оккупации она закрылась, владельцы кур распродали или раздали, а сами благоразумно исчезли в неизвестном направлении до лучших времен.

Альтинг, не меняя направления, устремился к забору, схватился за сетку у земли и отогнул край:

— Сюда!

Я пробрался внутрь, помог пробраться Альтингу и спросил:

— Ты что, тут разведку провел и даже дыру в заборе нашел?

— Я ее не нашел, я ее сделал.

— Поразительно, — пробормотал я, — ты заранее скрупулезно подготовил целый маршрут к бегству, даже с учетом погони и поломки машины?

— Восемь.

— Что «восемь»?

— Восемь таких маршрутов, на разные случаи, на разную техническую оснащенность, на разное время суток, на разное число беглецов. Да, кстати, фермер полил свое поле тоже совсем не случайно, толку-то поливать землю, с которой убран урожай?

— Теперь я понял, как ты сумел захватить Кортанию так быстро…

— Подготовка, порой долгая, тщательная и муторная — важнейшая составляющая успеха. Вам ли не знать?

И когда Альтинг открыл навесной замок ключом из своего кармана — я уже не удивился.

Мы вошли и двинулись к одному Альтингу известной цели. Внутри царил полумрак, усугублявшийся стремительно приближающимися сумерками, но прямо у двери — и кто бы сомневался? — нас ждал карманный фонарь.

Однако тут снаружи заревел двигатель броневика, который наконец-то одолел поле.

— Кажется, спрятаться не выйдет, — сказал я, — ты уверен, что эта фигня у меня во рту глушит маячок?

— Мы и не собирались тут прятаться. Ясно же, что нас посреди поля было бы отлично видно тепловизором, так что нам и деваться-то некуда, только сюда. Нам наверх.

Мы поднялись по ступенькам на второй этаж, Альтинг клацнул тумблером — и странного вида ящик вспыхнул зеленым огоньком.

— Что это?

— Танковый аккумулятор, от которого питается система… Весь первый этаж заминирован… Сюда. Пришли.

Мы оказались у наклонной трубы с дверкой, диаметр — где-то в метр. Рядом стоял ветхий и грязный тюк, а также всякое старье и мусор. Из этого мусора Альтинг вытащил шесть коробок и вскрыл одну из них.

Когда он вытащил из нее содержимое, у меня глаза на лоб полезли. В руках он держал что-то наподобие космического скафандра.

— А это что?!

— Химзащита, полностью герметична, замкнутый цикл дыхания и кислородный баллон. Одевайте, мы уйдем через эту трубу. Она ведет к подземной дренажной системе, а оттуда к отстойникам.

Я просто завис на несколько секунд, как испорченный компьютер.

— Мы спустимся в… в дерьмоозеро?!

— Ну да. И отсидимся под землей, пока не стемнеет. Там глубина он поверхности до бетона — полтора метра.

— Замерял? — ехидно ухмыльнулся я.

— Заставил фермера.

Я вздохнул.

— Они спустятся за нами, вот в чем дело.

Альтинг фыркнул:

— Да ладно? Откройте дверку и вдохните аромат. Сознание потерять можно. Спустятся? Я хотел бы на это посмотреть, как туда спускаться без химзащиты.

Я посмотрел на Альтинга, как на идиота:

— А с чего ты взял, что у них нет химзащиты?

Альтинг в долгу не остался и взглянул на меня точно так же, как на идиота:

— А откуда им взять химзащиту? Эти костюмы я достал на химическом заводе, который в полусотне километров отсюда, их негде больше взять в Кортании.

Я едва не хлопнул себя по лбу: да, идиот все-таки я. Совершенно забыл, что в армии химзащиты нет, потому что химическое оружие в этом мире неизвестно, и, стало быть, эти костюмы вовсе не являются армейской экипировкой.

Начав одеваться, я заметил:

— А они не подождут нас наверху, пока мы вылезем?

— Дотемна? Вряд ли. Это будет огромной ошибкой — на открытом месте малым числом ночью стоять. Потому что у фермера есть переносной противотанковый гранатомет, и он где-то рядом, ждет темноты, чтобы подобраться на дистанцию выстрела. Да и то, после того, как мы дверку-то закроем, они вряд ли сообразят, что мы именно там. Само собой, что остальные костюмчики мы с собой прихватим, ага.

— Хе-хе… А они что-то не спешат… Нашли твои мины?

— Пф-ф-ф… Солдат там шесть или семь всего лишь, с какой стати им соваться в темное помещение, где притаился кое-кто, не далее как сегодня утром отправивший в госпиталь семнадцать человек голыми руками? И выкурить нас никак, пушки-то на втором броневике нету.

— А, ну тогда ясно, отчего ты так вальяжно надеваешь костюм…

И в этот момент на первом этаже рвануло, вначале раз, а потом мины начали взрываться, что твой салют.

— Напоролись, — сказал я.

Однако Альтинга это очень обеспокоило.

— Напоролись? На все сразу? Отчего они так рвутся?!

Ответом стала вторая серия взрывов на первом этаже, а затем огненный вихрь влетел внутрь и на второй этаж.

— Вот дерьмо! — воскликнул Альтинг и принялся двигаться втрое шустрее: — это Альта! Быстрее! Быстрее!

Снаружи до нас донесся пронзительный вопль, полный ярости и бешенства, я, правда, слов не разобрал, но по тому, что Альтинг стал из серого бледно-серым, понял, что все повернулось хуже некуда.

Затем через окно влетел ослепительный огненный шар и расплескался по полу в двадцати метрах от нас, при этом во все стороны полетел горящий мусор и обломки утвари. И когда я понял, что прыгать в дренажник придется в незастегнутой химзащите, случилось что-то странное.

Альта, запустив в другое окно новый сгусток огня, что-то прокричала, но ее вопль оборвался на полуслове, словно ей нож в спину воткнули. Я ничего не расслышал толком, но у Альтинга слух оказался получше.

— Чего-о-о?! — сказал он сам себе и, пригибаясь, двинулся к окну.

Я последовал за ним и тоже осторожно выглянул.

Внизу у броневика стояли «камзолы», штук шесть или семь, обступив две женские фигуры в центре.

Первой была Альта, она стояла так, что я немного видел ее лицо, буквально перекошенное, и горящий взгляд, которым она впилась в свою визави. Мне даже показалось, что из ее сжатых до белых костяшек кулаков струился дымок. А та подняла на уровень глаз Альты какой-то белый предмет, то ли жетон, то ли что-то еще, и красноречиво помахала им у самого носа.

В следующий момент на руках Альты сомкнулись браслеты, на горле — ошейник-душехват. Точно такой же, в котором она держала Гордану.

— Нагеля и гвозди! — пробормотал Альтинг. — Вы видели? Она просто взяла и арестовала мою сестру! Кто она вообще такая?!

Тут Альту повели — надо сказать, очень почтительно — к броневику, а другая повернулась к нам, увидела нас и помахала рукой.

И я сразу же узнал Тантиэль.

— Можете выходить, — крикнула она, — спецоперация завершена!

— Охренеть! Ты арестовала мою сестру?!! Ты?!!

Тантиэль самодовольно хмыкнула и показала нам тот самый жетон:

— Специальная уполномоченная Тантиэль Лар-Гройл, отдел внутренних расследований. Выходите, купание в дерьме отменяется… благодаря мне.

— Нагеля и гвозди…

Тут к ней обратился один из штурмовиков, Тантиэль ему что-то ответила и он покорно поплелся к броневику, а во двор фабрики въехал еще один броневик, с более объемным отсеком для пехоты.

Когда мы вышли, броневик с арестованной Альтой уже уехал, а выгрузившиеся из второй машины штурмовики выстроились у него по стойке смирно. Хм… не похоже на готовящийся расстрел.

У меня, конечно же, был миллион вопросов и колоссальное опасение, что спасение нас от коменданта специальной уполномоченной — это из огня да в полымя. Однако Альтингу первоочередным показался совсем другой вопрос.

— Как ты узнала про мой план отхода?!!

Тантиэль одарила меня персонально ослепительной улыбкой, а затем снисходительно взглянула на Альтинга:

— Разиня, ты подсунул своей сестре маячок, но прощелкал подсунутый тебе жучок.

Она протянула руку, взялась за пуговицу на мундире Альтинга и оторвала ее, затем наступила ногой. Пуговица хрустнула.

На Альтинга просто жалко было смотреть.

— Так ты… все знала?

— Ну да.

— И все, что я говорил… учителю в камере?

— Естественно! А теперь — давайте отложим разговоры на потом, надо валить!

Я как раз прикидывал, что если я попытаюсь схватить Тантиэль, она окажется на линии огня своих автоматчиков и закроет собой меня, а вот Альтинг, скорее всего, будет убит, но слова Тантиэль буквально вогнали меня в ступор.

— Куда валить? — спросил Альтинг, — и зачем?

— А ты куда собирался? Вот туда, и поскорее, пока никто не разобрался в произошедшем!

Я по-настоящему пожалел Альтинга. Всю жизнь живет со знанием, что контролирует все вокруг и все предусмотрено, а тут раз — и вот он стоит перед Тантиэль растерянный и ничего не понимающий. Я, правда, от него недалеко ушел: тоже ничего не понимаю.

— Что они понимать должны?

— Ты прикидываешься, Альтинг? У меня не было права арестовывать твою сестру!! Я приказала соблюдать радиомолчание, но как только Альта вернется на базу — там быстро разберутся, что я превысила полномочия! Ты так и будешь стоять или мы все-таки свалим?!

— Погоди… Ты не имела права арестовывать Альту — но зачем арестовала?!!

У Тантиэль начали раздуваться крылья носа.

— Учитель… сделайте нам всем одолжение, дайте ему по мозгам и волоките в машину!! У нас четверть часа, чтобы смыться!!!

Мы сели в кабину втроем, Тантиэль — за руль, мы рядом, автоматчики загрузились в десантный отсек, заурчал двигатель.

— И все же, — сказал я, — почему ты нам помогаешь?

Тантиэль хихикнула и передразнила Альтинга:

— Я вообще-то не вам помогаю, я себе помогаю. Так уж вышло, что я не сумела самостоятельно выйти на контакт с императором Леопольдом, потому мне и понадобились вы.

— А тебе император зачем? — спросил я.

— Строго за тем же, что и Альтингу. Все, что он рассказал вам о своих бедах, верно и в отношении меня. И потому, когда я подслушала, что замыслил он с остальными единичками, то не сдала его, а решила поступить точно так же. С контрразведкой в Кортании дела обстоят так же плохо, как и с обороной, даже хуже, так что теплое местечко мне найдется, уж я-то смыслю кое-что в шпионских делах.

Минуту мы ехали молча, затем Альтинг спросил:

— Хорошо, а зачем, в таком случае, отдел внутренних расследований тебя сюда послал? Зачем было цеплять мне жучка?

— Так за тобой же приглядывать. Ты уже давно был под подозрением, еще когда начал работать над своим планом.

— Нагеля и гвозди!

Тантиэль вздохнула.

— Видишь ли, Альтинг, во внутренней разведке и контрразведке тоже сидят не дураки. Ты гениально просчитываешь сложные планы — а там не хуже просчитывают потенциальных перебежчиков.

— Тогда надеюсь, что никто не просчитал тебя! — буркнул Альтинг.

Я только усмехнулся:

— Одно теперь я знаю о свартальвах наверняка. Какова бы ни была ваша жизнь — но ее вряд ли можно назвать скучной.