Охотник на мафию. Часть 1

Глава 24

Дежурная машина скорой медицинской помощи города Артёма, обслуживающая Владивостокский аэропорт, подъехала к первой городской больнице, сдала «пациента» «по описи» и уехала. Мамаева осмотрели, сделали «замеры» кардиограммы и артериального давления, установили, что оное «верхнее» повышено аж на сорок единиц, а оное «нижнее» на тридцать, заодно присутствует тахикардия.

Полковнику прямо в приёмном отделении поставили капельницу, отвезли в лифте на четвёртый этаж и оставили в палате на пятерых с тремя занятыми койками.

Минут через тридцать в палате появился врач Лисицын Андрей Юрьевич. Оценив сходу состояние друга, как удовлетворительное, он подошёл совсем близко, наклонился и спросил на ухо:

— Ты как?

Мамаев прикрыл и открыл левый глаз, одновременно приподняв левый край рта.

— Говорить можешь? — прошептал врач.

Мамаев прикрыл и открыл оба глаза, чуть дрогнув уголками губ.

— Твои архаровцы меня из дома дёрнули. На разведку прислали. Что сказать? Нормально?

Мамаев на секунду прикрыл и открыл оба глаза.

— Понятно. А по первичному объективному исследованию, состояние у тебя не очень.

Мамаев шевельнул губами и, когда Лисицын приблизил к ним ухо, тихо прошептал:

— Не пали малину[36].

Лисицын удивлённо посмотрел на друга, хмыкнул, дёрнув головой, пощупал «пульс», снова дёрнул головой и вышел из палаты. Тут же по коридору разнёсся его голос:

— Сергей Борисович, я хотел бы с вами поговорить!

Мамаев прикрыл глаза и снова сосредоточился на контроле симпатической нервной системы, а именно на управлении мышцами артерий. Чтобы иметь возможность воздействовать на сосуды, и, соответственно, на артериальное давление, нервную систему, которая отвечает за управление работой внутренних органов и протекание в организме обмена веществ, надо было контролировать постоянно.

Мамаев только недавно немного разобрался в особенностях своего организма. Всё произошло, когда он пытался понять причины быстрого заживления ран и полной регенерации тела. Ведь шрамы не только от недавних, но и от старых ранений рассосались полностью.

Времени подумать, пока он добирался из Австралии до Владивостока, было в избытке. От мыслей по планированию жизненного пути у Юрия туманило разум и он переключался с внешних проблем на внутренние.

Для Мамаева стало неожиданным открытием осознание того, что Субботин сильно продвинулся в познании своего тела. Проведение физических расправ над бандитами и их убийства сильно подорвали его психическое здоровье и Субботин, оказывается, «с головой» погрузился в Буддизм. Читал мантры, медитировал, пытался овладеть внутренней энергией.

Мамаев знал, что друг и раньше предпочитал снимать стресс не алкоголем, а медитациями, что сильно раздражало окружающих. Юрий тоже сначала не понимал Субботина, а тот не спешил кому бы то ни было раскрывать свою душу. Только в госпитале, куда они попали после возвращения со стингером и Лисицыным, Сергей немного рассказал другу о своих «познаниях» собственного тела. Тогда Мамаев впервые услышал про гормон и нейромедиатор дофамин и симпатической нервной системе.

— Понимаешь, Юрка, у нас внутри всё настроено, а мы жрём, что не попадя, и пьём всякую гадость, которая убивает в нас симбионтов похлеще антибиотиков. Этил — яд, Юра.

Но Субботина тогда «мотало» из крайности в крайность, — он то пил, то медитировал — и Мамаев, в конце концов, привык к его «чудачествам» и перестал воспринимать их серьёзно. А оказалось, что Сергей экспериментировал над организмом. И экспериментировал удачно.

И вот, попав в тело друга и случайно мысленно во время операции, «погрузившись» в него, — это было ещё в «санатории» — Мамаев с удивлением и даже с некоторым ужасом «увидел», что к ранам весте с кровью и лимфой подаётся множество несмешивающихся друг с другом химических растворов. Самое страшное было то, что Юрий знал, что организму даёт каждый.

В тот раз Юрий отогнал видение, посчитав его наркотическим бредом. Однако он вскоре вернулся к наблюдению за потоками, так, как оказалось, что мозг Субботина был настроен на постоянное созерцание себя изнутри. Но Мамаев наблюдал за внутренними процессами отстранённо, опасаясь что-то изменить в настройках организма Субботина. Но, вероятно, что-то всё-таки изменил.

У него сильно болели раны — особенно раздробленная ключичная кость, которую хирург собрал из осколков — и Мамаев сконцентрировал всё своё внимание на этом участке тела. Болело зашитое сердце, раневой канал и главное, он мысленно это всё видел. Раны чесались и Мамаев их «мысленно» почёсывал, сначала осторожно поглаживая, а потом всё активнее. Зудело жутко и Юрий очень хотел, чтобы раны затянулись! И они затянулись. Да так, что и швы рассосались.

Когда это произошло, Юрий испугался, побоявшись негативных последствий, но негативные последствия не наступили. По крайней мере видимые.

Изучая Субботинское тело в зеркале, Мамаев, естественно, уже не видел шрамов, но он неоднократно наблюдал друга в обнажённом виде, так как бани они любили и посещали их многократно. Опять же, спину другу тереть вехоткой[37] приходилось не раз и не два. Так что со шрамами Субботина Юрий был знаком. И вот они исчезли.

С тех пор Мамаев частенько перед сном «пробегался» внутренним взором по своему организму и вскоре понял, что сбросить, или изменить его «настройки» не так-то просто. А ещё он понял, что сам Субботин этого делать не мог, ибо симпатическая и парасимпатическая нервные системы, — это организм в организме. Даже головной мозг её не контролировал напрямую, а через особые вегетативные образования. Центры же управления находились по обе стороны вдоль позвоночника. Мамаеву даже понравилось засыпать под мигание нейронов и движение симпатинов[38].

При дальнейших наблюдениях Мамаев заметил, что именно парасимпатическая система, включаясь в период его сна, — особенно ночью — «ремонтировала» организм, восстанавливая органы и регенерируя ткани. Именно факт того, что Мамаев мысленно своей волей активизировал одновременно обе системы, привел к ускоренной регенерации его организма.

В то время, как Субботинский разум выдерживал стабильные настройки, разум Мамаева потребовал заживления. И оно произошло. Потом система откатилась к «предустановкам», но Мамаев — ради эксперимента — порезал себе палец и снова своей волей заживил его. Однако во время заживления поднималось артериальное давление, что Мамаев и использовал для обмана врачей.

Так что, нервная система, как была под контролем разума Субботина, так и продолжала оставаться. Сегодня утром Мамаев в машине скорой помощи внёс корректировки по давлению и сердцебиению, а сейчас лишь поддерживал внесённые им изменения. Разум Субботина пытался вернуть всё «как было», а Мамаев то и дело менял установки.

Однако через тридцать минут после приезда в больницу он почувствовал, как под воздействием введённых ему медицинских препаратов давление стало падать. Мамаев перестал насиловать организм. Дело было сделано. Юрий позволил себе расслабиться и уснул.

Разбудил Мамаева Лисицын, «нагло» вытянув его левую руку, уложенную на подушку, и надев на неё манжет сфигмоманометра[39].

— Ты охренел? — спросил Мамаев. — Дай поспать. Десять часов полёта…

— О! — обрадовался врач. — Значит, оклемался уже.

— Оклемался-оклемался, — недовольно буркнул полковник.

— Вот и проверим…

Лисицын накачал нагнетатель и открыл клапан.

— Сто двадцать на восемьдесят. Пульс шестьдесят. Как себя чувствуешь?

— Нормально, я же сказал.

— И что это с тобой было?

— Да хрен знает. Вы — врачи, вы и разбирайтесь.

— Да? — спросил Лисицын и прищурился. — Я взялся тебя вести. Борисыч разрешил. Не против?

— С чего бы я был против? Только ты не мучь меня своими приходами. Нормально уже всё. Стабилизировалось.

— Это ты своими экспериментами организм раскачал. Я предупреждал тебя, чтобы не лез в вегетативку. Центральную можешь сколько угодно ковырять своими медитациями, а вглубь не лезь, Серёжа. Это я тебе, как доктор доктору говорю.

— Не лезу я никуда! Отстань! Сам не лезь, куда не надо! — сгрубил другу Мамаев и добавил одними губами. — Не пали малину.

Лисицын хмыкнул, и улыбнулся.

— Тут к тебе твои ломятся. За дверью стоят. Пустить?

— Одного, пусти.

— Ну, хорошо. Отдыхай. Витамины покапаем. Лекарство капать пока не будем. Понаблюдаем за давлением. Одноместную тебе сделаем к вечеру. За охрану я договорюсь.

— И хорошо.

Лисицын встал и вышел из палаты, в которую тут же вошёл коротко стриженый парень лет тридцати, одетый в классические брюки и рубашку с коротким рукавом. На ноги у него были надеты хорошо начищенные туфли чёрного цвета. Субботин заставлял своих подчинённых придерживаться классического стиля одежды.

— Как здоровье, командир? Заставил за тебя поволноваться.

— Всё в норме, Саша. Думаю, дня через три сбегу. Как у нас? Слышал, воюем?

— Да, так… Убитых, раненных нет. Синяки, шишки не в счёт.

— Ну, и хорошо. Приносить ничего не надо. Посижу на больничном рационе. Рацию мою захватил?

— Ага.

Охранник протянул «Кенвуд» Мамаеву и положил на тумбочку чёрный пакет.

— Тут зарядная станция и гарнитура.

— Сразу включи станцию в розетку. Рация будет на моём канале стоять. По пустякам эфир не засоряйте.

— Это понятно. Может охрану выставить?

— Обязательно. Работаем по схеме «охрана вип». С Андреем Юрьевичем согласуйте. Он утрясёт с руководством больницы. До вечера я здесь полежу, потом в отдельную палату переведут.

— Понятно, командир. Мы уже включились по этой схеме. Юрич в курсе.

— Ну и ладно. Всё. Работаем…

— Работаем…

Капыш не любил, когда его «елозят лицом об стол». Но сегодня был такой день. Раздражало то, что губернатор делал это хоть и улыбаясь, но с явным удовольствием.

— Да, развели вас, как лохов, майор. Вы почему не контролировали эфир? Мне доложили, что борт за тридцать минут до посадки оповестил землю о «чэпэ». И фамилию пилоты озвучивали.

— Да, кто знал-то? — скривившись, вопросил Капыш.

— Майор, ты охренел? — удивился губернатор. — А кто должен был знать? Я?

— Да, ладно вам, Евгений Иванович. Что меняет его госпитализация?

— Не понимаешь? — улыбнулся губернатор. — Его сейчас накачают лекарствами и полиграф ваш… Это если накачают… Но ты сам говорил, что парень занимается психотехниками. И хрен мы, что про него узнаем.

— Кольнём сыворотку — расскажет всё.

— Блять… — развел руками губернатор, вроде как обращаясь к кому-то постороннему. — Он не понимает. Он нам нужен лояльным. Ты понимаешь? К нам лояльным! Таким, каким он был. Не важно, бредит этот Субботин, или нет, но он попытался нас предупредить об опасности. А если ты его насильно уколешь, его иллюзии рассеются. Читал про волшебника изумрудного города? Очки снимет и писдец.

— Можно чаем его опоить… Специальным. Эффект слабее, но тоже…

Губернатор с сожалением посмотрел на Капыша и вздохнул.

— Вот, если тебя опоить таким чаем — я, кстати испытывал его на себе — ты поймёшь, что тебя опоили?

Капыш понурился.

— Пойму…

— А он, значит, нет?

— Так, что делаем, то? — озлился Капыш.

— А всё уже, — развёл руки губернатор. — Обошёл он вас, просчитал. Не хочет с вами общаться. Буду сам править. Отстаньте от него, но наблюдение не снимайте.

— Это, как это?

— А так! Наблюдайте издалека. Интерес свой обозначьте прямо. Завтра же посетишь больницу и скажешь, что я интересуюсь его здоровьем. Что хотели прямо из аэропорта пригласить его в администрацию для разговора со мной. Дескать, вопросов много появилось в связи с гибелью Бауло. Что присмотришь за его безопасностью, пока он в больнице будет находиться. Скажи, моё приказание исполняешь. Беспокоюсь, дескать. Со всем, каким возможно, уважением разговаривай. Но без заискивания. Тоже почувствует. Я знаю его. Он мне охрану обеспечивал несколько раз. Всё понял?!

— Понял, Евгений Иванович.

Евгений Иванович и сам себе не мог объяснить, зачем ему больной на голову бандит? То, что тот «сдвинулся по фазе», было очевидным. Наздратенко наблюдал подобные случаи на прииске. От тяжёлой, монотонной работы, в удалённой от «цивилизации» глухомани обычно срывало с катушек «первоходок». Так называли новичков, тех, кто устраивался в бригаду золотодобытчиков впервые. Случайных людей старались не брать. Только по рекомендации своих, или начальства.

В данном случае Евгений Иванович первопричиной срыва видел конфликт бывших сослуживцев. Один из которых ушёл работать в милицию, а другой стал защищать частный бизнес незаконным путём. В любом другом случае Евгений Иванович забыл бы о существовании «экстрасенса» на второй день. Однако его смутили прослушанные им записи разговора этого «бойца» самим с собой в первые часы после операции. Можно было предположить, что именно в это время в его голове и произошёл «сдвиг». В последующие ночи раненный сам с собой не разговаривал, а лишь постанывал.

А вот первые часы записи «бреда» напугать могли кого угодно. Раненный спорил сам с собой двумя разными голосами с разным тембром и эмоциональной окраской. Могло показаться, что беседуют и спорят два разных человека. Это если не знать, что человек в палате был один, то — да. Сначала один «собеседник» извинялся, что убил другого, а другой крыл первого матом. А потом вдруг роли поменялись кардинально: первый стал ругать второго, что тот занял его тело, а второй извиняться.

Причём, если голос первого «собеседника» Евгений Иванович знал, — это был голос охранника Сергея Баулы — то голос второго ему был совсем не знаком. Тогда не знаком. Потом Капыш дал ему послушать старую запись своего разговора с командиром милицейского СОБРа и всё встало на свои места. Вторым «собеседником» в бреду Субботина был убитый им Мамаев Юрий Иванович.

Евгений Иванович не стал исключать вероятности прозрения бывшего спецназовца ГРУ ещё и потому, что сам был однажды дарован свыше предсказанием будущего, которое сбылось на все сто процентов. Губернатор не был мистиком. Но так случайно произошло, что его бригаде, пробивавшей зимний путик к новому участку, на берегу небольшой речушки повстречался отшельник-старовер, землянку которого они разрушили трактором, проехав по ней, не заметив.

Самого отшельника в землянке на тот момент не было. Оказалось, что старик знал, что именно сегодня его жилище будет разрушено и он просто стоял на льду замерзшей реки и ждал.

Об этом отшельник сказал Евгению Ивановичу и намеревался уже уходить, но был остановлен ошарашенными случившимся мужиками.

— Ты, мужик, не дури, — обратился тогда к отшельнику Евгений Иванович. — Мы твой дом разрушили, мы и восстановим. Делов то с нашей техникой тебе землянку выкопать?! Или может тебе избушку срубить? А сегодня с нами переночуешь в вагончике.

Старик ничего тогда не ответил, но ночь с ними переночевал и еды не побрезговал.