Охотник на мафию. Часть 1

Глава 18

— Убить его должен был ты, — сказал начальник ГРУ, — но ты вдруг проникся к нему «нежностью». С чего бы? Забыл? Посттравматический шок? Мы тебя для чего в банду вводили?

Ковалёв словно и не пил.

— Иваныч, я чего-то не понял… Зачем это нам? Он, вроде, ничего был мужик…

— Не мужик он, Серёжа, а бандит. И всё его окружение бандиты…

Он помолчал и добавил тихо.

— И ты, если по закону, тоже бандит. Скольких ты по его указанию пострелял? Понятно, что убитые вами, сами намеревались зачистить поляну от тебя и твоего шефа. Тоже не больно гуманными способами, да… Но ведь были и другие, Серёжа…

Юрий вдруг понял, что при воссоединении его души с телом Сергея, разум друга, вроде как, «спрятался», затаился. Именно поэтому он «помнил» больше не прошлое, а будущее Сергея Субботина. Как это стало возможным? Да кто его знает!

Может быть его разум, не вместившись в оболочку, вышел за её границы и зацепил так называемую «ноосферу», где, как говорят эзотерики, (например — Блавацкая) хранятся не только души, но и вся информация вселенского разума.

Сергей чем-то похожим увлекался, Юрий же был очень далёк от мистики.

Важно было то, что для него, наконец-то, открылась память Субботина «младшего». И эта память Юрия с одной стороны испугала, с другой стороны обнадёжила.

— Но ведь я на контракте, — сказал спокойно он. — Как штатный негласный сотрудник. И все акции, в том числе и, так называемые «силовые», согласованы с вашим руководством. Нашим с тобой руководством, Иваныч.

— О! Вспомнил, наконец?! А то: «… помню, не помню… Что делать, Иваныч?» Так может быть ты и цели, намеченные нашим, как ты говоришь, руководством вспомнил?

Юрий помнил. Цели были простые: сохранить у кормушек «своих» бандитов и коммерсантов, и отогнать, или ликвидировать «чужих». В том числе и от государственного пирога. А чужими для руководства ГРУ были соседние и смежные силовые структуры.

К сожалению, пересечение оперативных интересов и раньше при СССР приводило к конфликтам, а теперь конфликты переросли во вражду и почти вооружённые столкновения. Борьба за бюджет в кабинетах переросла в войну на «земле». Главное разведывательное управление генштаба СССР всегда субсидировалось по остаточному принципу. Политическая разведка, наоборот, всегда была в приоритете и не всегда делилась информацией с генеральным штабом.

Из-за этого ГРУ тоже считало необходимым содержать свой негласный аппарат за рубежом.

После развала СССР политически и экономически финансирование армии сократилось до минимума. Разведчикам вообще сказали: врагов у нас нет, а недругов провоцировать своим нелегальным присутствием «там» не надо. А раз не надо, значит, и финансировать не будем. А, нет бюджета, значит, надо сокращать штат.

Руководство ГРУ от такого «посыла» в интимную зону охренело, и стало изыскивать «сторонние источники» финансирования. А они у всех в это время были одни — коммерсанты. И у бандитов, и у ментов, и у… У всех, короче. В общем, выживали, как могли и как могли берегли кадры. Даже не совсем законными способами.

— Вспомнил, Иваныч.

— Вот и хорошо. Карлова сейчас возьмёшь под усиленную охрану. Он ведь не только казначей группировки, но и наш человек. Через него мы тебя и введём в ВБТРФ. Балу никогда бы не допустил тебя в бизнес. Ты для него был кто? Солдат! Оружие для убийства.

— А для Карлова? — скептически вопросил Юрий. — Он меня вообще не в хер не ставит.

— Сейчас поставит. Раньше такой задачи не было. А тут ты проявил себя, как экономист-финансист и знаток аж рыбного, блять, хозяйства. Руководство… Наше с тобой руководство… Положительно оценило твои аналитические умозаключения по движению экономики к краху.

— Ты же сказал, что про дефолт не докладывал, — ухмыльнулся Юрий.

— Так я про дефолт и не докладывал. Это у тебя в аналитических материалах, в твоих экономических прогнозах, блять, которые ты готовил для руководства, блять, чёрным по белому. Ты там про дефолт не пишешь, но ведь и коту понятно, к чему мы придём, если государство по своим обязательствам отвечать не сможет. Или не захочет…

— Соединённые штаты не парятся на счёт своего долга, — сказал Юрий и подумал: «И не будут париться».

— Ой, Серёжа, не начинай своё экономическое словоблудие. У нас с тобой более прозаические цели. Хотя, тоже экономические. Твои бойцы едва не пострелялись с Пуховскими. Вини пришёл в Роллерс уже девятнадцатого и попытался наложить руку на кассу, но был остановлен охраной. Дарыч отказался запускать его в закрома, объявив ревизию. В здании обошлось без стрельбы, но на следующий день на сходке возле театра «пуховские» рванули «эргэшку»[18], закатив её под стоявшего на парковке «Крузак» Балу, и разбросали пару сэшек[19]. И пока сторонники Карлова очухивались, наваляли им писдюлей. Пятеро в больничке двое без вести пропали. Твоих там не было.

— Весело живёте.

— Живём, хлеб жуём, — проговорил, засовывая в рот чёрствую корочку Ковалёв.

Закуска кончилась. Пить расхотелось. Юрия вдруг «стукнуло».

— Так это… Карлова же… того…

— Чего «того»? — недовольно переспросил Ковалёв тоном Василия Алибабаевича.

— Того, «того». В девяносто восьмом замочат.

— До девяносто восьмого ещё дожить надо. И это, Серёжа… Хорош «ванговать».

— В смысле? — удивился Юрий.

— Предсказывать события хорош. Поигрались и хватит. Вроде же отпустило тебя?

— В смысле? — ещё больше удивился полковник. — Ты мне не веришь?! Я же отгадал дату убийства Балу!

— Серёжа, блять, про убийство Балу ты знал! И планировали мы его с тобой именно на восемнадцатое августа. Хватит уже, а? Или тебя в больничку отправить? Не пугай ты меня. На тебя столько дел завязано было, а теперь ты ещё сам на себя взвалил столько, что хрен унесёшь.

— Как, планировали? — Юрий сидел и хлопал глазами.

— А так, блять! — грубо рявкнул Иваныч. — Вот тут, блять, сидели и вот за этим, блять, столом, — он похлопал по клеёнке в клеточку, — планировали.

Полковника «прибило» к стулу. Он сидел опустив плечи и свесив руки между колен. Корпус его наклонился вперёд. Казалось, он сейчас упадёт на стол.

— Э-э-э… Ты чего? — забеспокоился начальник ГРУ и встав со стула подошёл к Сергею.

Он положил ему ладони на плечи и выровнял тело, облокотив на спинку стула. Юрий сидел охреневший.

«Так значит это всё бред? — подумал он. — И воспоминания будущего?»

Юий тупо смотрел перед собой на пустой стул.

«А где Иваныч? — подумал он. — Ушёл?»

— Э-э! Не падай, — услышал он голос друга и провалился в темноту.

Юрий очнулся от запаха и шкворчания яичницы и не понял, где он находится. Глаза смотрели в неровный беленный потолок на котором висел чёрный «патрон» с лампочкой на шестьдесят, от силы, ватт. Левый локоть упирался в такую же белёную стену. Полковник лежал одетым. Он был абсолютно трезв.

— О! Живой! — раздался голос Ковалёва. — Я же сказал, жарь сало с яичницей, а ты всё: нашатырь, нашатырь. Аптечки нет… На яичницу с салом весь Кандагар сбегался. Жарили в здоровом, таком, казане. Да с овощами.

— Да, баранинки туда, мелко поструганной, — цыкнув зубами, поддержал старческий голос держателя явочной квартиры.

— Садисты, — пробормотал Юрий, поднимаясь. В голове шумело, но не от выпитого.

— Отошёл? — ухмыльнулся Ковалёв.

— Не дождётесь, — буркнул Юрий. — Вот Макара и Захаренко стрельнут, тогда поймёшь, «вангую» я, или нет.

Ковалёв насторожился.

— Настаиваешь всё-таки? Ты, Семёныч, это…

— Понял. Яишенки оставите?

— Оставим-оставим, не волновайся…

Ветеран разведки вышел.

— А, ну тебя. Думал, что поверил мне, а он…

Юрий махнул рукой и продолжил пренебрежительно:

— Придуривался…

— Да, не придуривался! Не придуривался, я! Но, сам посуди…

— Да, ну тебя. С кредитом хоть не развёл?

Ковалёв откинувшись на спинку стула укоризненно посмотрел на друга.

— Всё-таки, подозреваемый, продолжаете держаться своих показаний?

— Линии поведения, — поправил Ковалёва Юрий.

— А кто убьёт Захаренко, тебе известно?

Юрий покопался в чужой памяти, неожиданно просветлевшей с какого-то времени, и сказал:

— Известно. Осуждён будет Брехов, но там, честно говоря, хрен поймёшь. И соучастник исполнителя будет и даже организатор — Степаненко. Он-то и покажет на Брехова.

— Брехов? Это, который в Приморрыбпроме? Как и Захаренко? Тот, с кем они судятся?

Юрий кивнул.

— А Степаненко, это ещё, что за тип?

— Очень интересный тип. Руководитель местного отделения «Русского Национального Единства».

— Баркашовцы, что ли? Так они же под конторой! Ни хрена себе! Брехов с Баркашовцами?!

— Вот и думай, кто поляну зачищает. Суд, кстати, и акции у Брехова конфискует и передаст администрации края.

— А, что тут думать? Захаренко — это нам будет «ответка» от «смежников», за шефа твоего придёт. Они сильно с Захаренко рубились. А с акциями Брехова ловко, да-а-а… Тридцать процентов?! Думаю, подставили Брехова. В смысле… Подставят… Для того, чтобы акции отобрать. У Приморрыбпрома столько добра!!!

— Балу конфликтовал с Захаренко? Не знал. И что делать будем? Захаренко защищать?

— Не-е-е… Не будем. Нам ещё не хватало со «смежниками» начать стреляться. Против них мы не выдюжим. Контора в фаворе. Придётся Захаренко, и Карлова им отдавать. Погорячились мы с Балу… Да-а-а… Если ты не выдумываешь, конечно.

— А Макар-стрелянный?

— Тот возомнил себя «положенцем». С «комсомольчанами» бодается. За ним давно воры охотятся. Его ещё в тюрьме хотели на перо посадить, но отбился. Каратист, мать его. Потом с ментами договорился. В нормальную хату перевели. Морозова помогла. Но по Уссурийску ходит слух, что пасут его. Он в своём кабинете и ночует в последнее время. Через неделю, говоришь его кнокнут?

— Ну, да…

— Макара-то хрен с ним, а вот Захаренко с Карловым жалко. Мы рассчитывали на них.

— Так спрячьте…

— А на хрена они нам «спрятавшиеся»? Карлова-то заменить можно, но смысл? «Они» уберут любого, кто не в их обойме.

— Но, смотри…

Юрий снова пересел за стол.

— Всё? Не грохнешься в обморок?

— Это был голодный. Договаривались же… С меня пойло, с тебя закусон. А ты, блять, четыре яблочка и засохшую корку хлеба.

— Что придумал-то? — спросил начальник ГРУ, не обращая внимание на претензии. — Излагай.

— Придумал? Да не-е-е… Так, мысли вслух, — скривился Юрий и подхватил вилкой ещё шкворчащий шмат сала.

— Язык не обожги, — предостерёг начальник ГРУ. — А то придётся в письменном виде…

— Хген тебе, — сказал, цепляясь в сало зубами, Юрий. — У гас гготка гужоная. Саго мы… А-а-а… Кайф.

Какое-то время ели. Потом Юрий отложил вилку.

— Балу убили? Убили. Я «своё руководство» об этом предупреждал? Предупреждал. И Балу, и самого… Сейчас, если губернатор, как ты говоришь, под конторой, меня должны в оборот взять. В бабушку «Вангу» они тоже не поверили, и не поверят. Значит, будут искать мои связи с тобой. Они про них знают, как ты думаешь? Ведь ты же сам сказал, что ваш интерес в смене власти в Роллерсе проглядывается.

— Вряд ли. Слишком уж ты одиозная фигура. Думаю, что увязать такого отморозка, как ты, с какой-нибудь госструктурой, они не додумаются. А наше с тобой знакомство… Так я всех бывших ГРУшников приглашал для беседы. Вон, с Юриком Мамаевым мы часто общались. Только не говори мне сейчас о вашем симбиозе! Не верю! Всё, отстань! Считай, я так психику берегу!

— Да ладно тебе… Не буду. Дальше говори.

— Ну… Ты ведь, действительно, «ванговал» про убийство упорно. И тем более, что даже под пытками, ты скажешь, что это тебе во сне привиделось. Скажешь, же?

Юрий подумал.

— Наверное скажу.

Ковалёв тоже отложил вилку и задумчиво посмотрел на Субботина и сказал.

— Америкосы полиграф привязали к персональному компьютеру.

— Слышал. Китайцы меня за него пытались посадить. Прямо там, в ресторане, представляешь? Ноутбук у них был с собой. Аж с триста сорок восьмым процессором! Но не поддался я…

Ковалёв остановил рукой Юрия.

— Мы такой схитили в Японии. Там наш агент в институте работал. По обмену. Компьюторщик. Русский. Вот он и спиз… Схитил и уехал. Хочешь, тебя проверим, прежде, чем фэбэрам отдавать?

Юрий «вспомнил» будущее Субботина старшего, где без полиграфа ни одна уважающая себя фирма персонал на работу не брала, и согласился.

— Почему, нет? Давай.

— Ну, тогда, дома тебе показываться никак нельзя. Ты по какому паспорту прилетел? — вроде как невзначай спросил Ковалёв.

Юрий хмыкнул.

— По резервному.

— Кто дал, не спрашиваю… И так понятно — китайцы. Ты хоть русский?

— Да, Иваныч, русский и этим очень они меня удивили… Да и вообще…

— Ну… Потом в отчёте почитаю. Паспорт сдашь потом. Я тебе другой дам.

— Почитаешь-почитаешь, — хмыкнул Юрий и покачал головой. — Вот кого мы, вряд ли, когда перехитрим, так это китайцев. Такую многоходовку, что они со мной учудили, надо изучать в университетах на последних курсах. А они её на раз-два-три провернули.

— Ну… Опишешь-опишешь… Я уеду сейчас. Ты сможешь в гостинице устроиться? По своему китайскому?

— Почему нет. Я по нему целый москвич.

— Вот и хорошо, гражданин москвич. Я сейчас уеду, а минут через десять подъедет частник, он тебя отвезёт в гостиницу «Приморье». У них там есть места. Куча народа съехала. Сентябрь, бля… Школа разъехалась с мамашами… А завтра тебе позвонят, приедут и проверят… Ха-ха-ха… И узнают… Как ты выжил, как ты спасся? И на чью разведку работаешь?! — последнюю фразу Ковалёв сказал улыбаясь, но жёстко.

— «Хрен вы угадали, — подумал Юрий. — Я и не такие компьютеры обдуривал. У самого служба безопасности с полиграфологами была».

Как теперь знал Юрий, Субботин старший любил проверять работу службы безопасности на себе и на своих сотрудниках, заодно проверяя их на мелочах. И тестировали безопасники технику на нём тоже. А Субботин тестировал тестировщиков. Любил, короче, Субботин полиграф.

В гостинице его заселили быстро, удивившись, что приезжий не то, что без чемоданов, но даже без сумки. Юрий объяснил, что вещи завтра подвезут партнёры по бизнесу, а сейчас они «только что из ресторана», а в ресторан, как известно, с чемоданами… Он скривился… не комильфо…

Выдыхал Юрий такой воздух, что к ресепшену сбежались, в ожидании чаевых, все портье. И рука Юрия уже потянулась к кошельку, но тут он вспомнил, что является коренным москвичом, и любые лишние чаевые вызвали бы подозрение у «кураторов» гостиницы.

Поэтому, он дал сотню сопровождающему его парнишке лет сорока и с удовлетворением отметил на его лице гримасу презрения, смешанную с завистью.

Утро выдалось тяжёлым. И не потому, что они накануне перебрали. Нет. Выпитые ноль семь коньяка, что для Субботина, что для Мамаева были нормой. Организмы, тренированные годами, выжигали алкоголь быстро и без остатка. Главное — не смешивать продукты. Хотя такое удавалось редко.

Тяжело у Юрия было на душе. Ночью он проснулся и какое-то время лежал, силясь снова провалиться в сон, но сон предательски отступал. Зато проснулся разум, который всколыхнул Субботинскую память. Из чёрной глубины всплыли картины, от которых Мамаева сначала покоробило, а потом затошнило.

Мамаев давно не применял физическое воздействие при допросах. На войне — да, было. Но на то она и война. А на службе в милиции он дал себе зарок «не уподобляться» методам противной стороны. Даже при задержании бить бандитов Мамаев бойцам СОБРа не «позволял». По этому поводу у него были серьёзные конфликты в отряде. Но, в конце концов, от самых неугомонных избавились, а остальные привыкли даже спецсредством «ПР-73[20]» действовать только в крайних случаях.

А тут он вспомнил и увидел такое, что ему поплохело… И ведь надо было продолжать соответствовать, иначе эти «бойцы невидимого фронта» не поймут перемены курса командования на лояльный.

После разгрома «петраковцев» кровавые разборки не то чтобы прекратились совсем, но, скажем так, сократилось число перестрелок. Больше решали переговорами. Да и на сходки оружие брали всё реже и реже. Юркин УБОП работал в усиленном режиме, ежедневно громя сходки одну за другой, задерживая порой почти по сто человек зараз.

А тут… После убийства лидера крупнейшей группировки чехарда за передел сфер влияния ужесточится, жестоких методов противостояния избежать не удастся, и ему придётся соответствовать установленным им же самим нормам и правилам не зеркального поведения: не око за око, а два трупа за одного убитого бандитами бойца.

Так он, рвя и комкая душу, промаялся до раннего августовского рассвета, а когда уснул, то, вроде, как сразу, зазвонил телефон.

— К вам гости. Говорят, принесли ваши вещи. Мужчина и женщина.

— Пусть подождут двадцать минут и поднимаются, — прохрипел Юрий, посмотрел на наручные часы и пошлёпал в ванную комнату.

После душа и бритья, он взбодрился. Взошедшее солнце светило весело, повеселел и полковник.

— Жизнь, бля, продолжается, — сказал полковник, улыбаясь в зеркало и разглядывая своё подтянутое тело с уже совсем рассосавшимися шрамами. — Барабаны, говорят, сделаем из вашей кожи. Хрен вам, а не барабан. — засмеялся он.

— На Кашпировского сошлюсь, если что.