Охота на тринадцатого

Шаг третий

– Тэк-с, хохлы, – неприязненно сказал комэск-один. – Вот вам новый «Чёрт». Вот два сопровождающих специалиста от завода-изготовителя. Осваивайте технику. Да, и вот вам командир экипажа. Новые истребители – четырехместные, командир – офицерская должность. Кончилась ваша вольница.

Заместитель комэска по работе с личным составом неловко им кивнул.

– А-а?.. – нашелся стрелок.

– Ну-ну? – поощрил комэск.

Пилот кашлянул, переглянулся с командиром.

– Почему – хохлы? – промямлил стрелок. – Где они и где Россия…

– Буревой, Огневой, Стрежевой! – пожал плечами комэск. – Хохлы, без вариантов. Не нравится, поменяйте опознаватели. Еще вопросы? Тогда осваивайте машину.

И комэск с озабоченным видом удалился в осевую, ведущую к складам вооружений. Сопровождающие специалисты проводили его недоуменными взглядами – по их представлениям комэск был обязан принимать новую технику совместно с экипажами. Экипаж «семерки», отлично представлявший, чем именно займется комэск на складах вооружений в компании с интендантами, вносить ясность в ситуацию не пожелал. У них имелась проблема гораздо более серьезная, чем тихий алкоголизм комэска-один.

– Кэптэн Джонс, а вас-то как угораздило? – вздохнул стрелок. – Служили в штабе тихо-мирно, и служили б до пансиона, что вам мешало?

– Олег, я не из первого отдела! – безнадежно возразил офицер. – Я…

– Вы очень неразумно говорите вслух то, что высмотрели в личных делах! – резко сказал командир. – Господин офицер. Никогда – в обществе – не называйте нас по именам! Очень просим.

– А то что?

– Да то, что европейцы местью не гнушаются, а резидентура их по базе внаглую ходит! И выйдет очередной обмен пленными неполным. Вернут некий экипаж матки-два без голов!

– Мы еще жить хочем, – проникновенно сообщил стрелок. – Очень хочем.

– Хотим, – машинально поправил офицер.

– Грамотный! – обрадовался стрелок. – А говорил, не кэптэн Джонс!

Офицер опасно сверкнул глазами, но сдержался. Помолчал, подумал – и хмыкнул.

– Представляюсь по случаю принятия командования вашим экипажем, – сообщил офицер. – Буду кэптэн Джонс, мне не жалко. Подал рапорт о переводе в боевые экипажи, рапорт удовлетворен с понижением в звании, должности, окладе и форме пансиона. Будем воевать вместе, добывать славу России.

И офицер протянул им руку. Рука зависла в воздухе.

– Ну, что еще не так? – сердито осведомился офицер.

– Все не так, – вздохнул командир. – С чего вы решили, что мы добываем славу России? Да, и элементар – трехместный.

– Ну, вы, трехместный экипаж! – вмешался специалист. – Машину осваиваем, или мы оформляем отказ? И сидите на матке в ремзоне!

– Слышь, ты, тебе чего надо? – рявкнул командир.

– Да ничего! Машину осваивайте!

– Машина, – с отвращением сказал пилот и пошел вокруг истребителя. – Чего тут осваивать, чего? С европейских SS слизана так называемая ваша машина. Элементара нет. Дадут в подбрюшье трассером – и полетим по небу в разные стороны…

– У него корпус усилен на порядок.

– Видали мы ваше усиление… Знаешь, сколько мы таких корпусов расковыряли? Не знаешь. Один в один SS, на гадальный сайт не ходи! Вот, и обзор неполный! Заходи с хвоста в дисковой плоскости и шерсти сколь хошь – что мы и делали неоднократно! Ребята, нас убить хотят!

– Где ты увидел хвост? – начал тихо закипать специалист. – Какой может быть хвост у дисколета?!

– Незащищенный, вот какой!

– В новой модификации – сферические обзорные системы! Сферические!

– А технологии олл-аут уже отменили? – коварно спросил стрелок. – Да нам в начале боя как дадут по электронике, и увидим мы только то, что в иллюминаторах. А «Дьяболо» с хвоста зайдут да кэ-эк…

– Где ты видишь хвост?!

– Я ничего не вижу в ваши иллюминаторы!

– В новой модификации по всему обводу трассеры! По всему, включая твой долбаный несуществующий хвост! Машина абсолютно защищена!

– А управление ими по беспроводным хай-хай? – уточнил стрелок. – Тогда считай, что их нет, трассеров твоих. Олл-аут вышибает хай-хай на раз. И придется нам пулять по «Дьяболо» через открытые иллюминаторы из личного оружия… личное оружие есть?

– Личное оружие есть, – угрюмо сказал специалист. – Пистолеты. Иллюминаторов нет.

– Что?!

– Так вы не осваиваете машину?

– Мы принимаем машину, – сказал командир.

– Командир! Нас убить хотят! Ты что?!

– Мы принимаем машину.

– Да она не укомплектована! Мы чем «Дьяболо» потрошить должны – вот этими мелкашками?!

– Мы. Принимаем. Машину!

– Заверьте вот здесь.

– Это не ко мне, – отказался командир. – Вот господин офицер стоит. Это он у нас хочет добывать славу России.

– Знаете, видал я бардак, но вы – что-то исключительное! – признался специалист, убирая документы. – Правду говорят, что когда дисциплину на флоте раздавали, «Внуки Даждь-бога» были в рейде! Интересно, как вы истребитель освоите без наших разъяснений?

– Да чего его осваивать? – вмешался пилот. – Это же европейский SS, один в один, чего его осваивать?! Эх, была у русских одна хорошая машина, и ту испоганили!

Специалист махнул рукой и ушел. За ним следом двинулся и второй, за время спора не проронивший ни слова. Командир проводил его озабоченным взглядом.

– Вот и я думаю, что европейский резидент, – поддакнул стрелок его мыслям. – Ну очень похож. Вынюхивает, падла.

– Лады, нежелательные господа убрались, работаем, – решил командир.

– Может, объяснитесь? – неприязненно спросил офицер. – Я считал вас вполне вменяемым экипажем. Не хотелось бы в первый день отдавать кого-то под трибунал за неподчинение командиру.

Экипаж развернулся и уставился на него.

– Что вы смотрите, как будто собираетесь убить?

– Здравая идея, – серьезно сказал стрелок. – Но не здесь же.

Офицер прищурился и положил руку на оружие.

– Ну объяснимся, – вздохнул командир. – Поймите правильно: вы, господин офицер, представляете для нас нешуточную угрозу. То есть – смертельную. То, что какого-то черта в обычный экипаж внедряют аж офицера контрразведки… ладно, это не главное. Главное уже сказано – в элементаре три места. Не четыре, три.

– Новая модификация – четырехместная, – напомнил офицер. – Без элементара. Да, и я – не из особого отдела!

– Вы не понимаете. Мы – слетанный и, что немаловажно, опытный экипаж, и потому до сих пор живы. Что будет, когда и если мы попадем под руководство неопытного, незнакомого и, самое главное, штабного офицера? А будет нам смерть в первом вылете. Спасибо родному нашему комэску и тому идиоту, кто подписал ваш рапорт. Даже на плен надеяться не стоит, потому что уроды конструкторы убрали элементара – наверно, чтоб экипажи бились до последнего?

– Последнее верно, – сухо сказал офицер. – Что касаемо остального – я вас понял. Не скажу, что мне приятно это слышать, но вы, видимо, правы. Но что мне делать? Здесь космофлот, а не танцевальное шоу. Рапорт удовлетворен, я назначен командиром вашего экипажа как старший по званию.

Командир пожал плечами.

– Я не знаю, что вам делать, – честно признался он. – Мы за себя знаем. Стрелок сейчас протестирует вооружение, потом потренируется в режиме симуляции. Пилот будет осваиваться с управлением…

– Да что с ним осваиваться? – донесся из истребителя недовольный голос пилота. – Что я, управления SS не видал? Не, ну надо же было слизать у европейцев один в один, а потом заявить – это новая наша модификация!

– Будет осваиваться, – твердо повторил командир. – Посадочные площадки – они оклада стоят, так что… А на мне электронные мозги, естественно, и связь. А вы… ну, можете еще рапорт написать. О возвращении на штабную работу.

– Лучше я займусь навигационным оборудованием, – твердо сказал офицер. – Астронавигация – обязанность командира экипажа.

– Наше дело предложить, – буркнул старшина, свистнул товарищей, они напялили летные шлемы и озабоченной компанией удалились куда-то в недра ремзоны.

Офицер проводил их недоуменным взглядом, уж очень поведение экипажа не совпало с заявленными планами – и все же решил заняться навигационным оборудованием. То есть хотя бы посмотреть, какими возможностями он как астронавигатор располагает. То есть – попытаться вспомнить хоть что-то из астронавигации, хоть какие-то крохи из того, что изучал… Собственное запальчивое решение махнуть рукой на штабные интриги и перевестись в летно-подъемный состав больше не казалось ему хорошей идеей. Тем более что обыденная жизнь летно-подъемного состава оказалась не сильно отличной от штабной клоаки: несмотря на поступление новой техники, никто не спешил ее осваивать, техники, например, уже в начале вахты принялись изгонять радиацию из организмов посредством пайкового алкоголя, оружейники таскали что-то явно для личных нужд, а экипажей и вовсе не было видно… в общем, никто не рвался добывать славу для России. Все прекрасно понимали, что чем быстрее освоишь технику, тем быстрее бросят в бой – и положенные на ознакомление и тренировки десять вахт собирались выбрать полностью. А освоить… ну, русским хватает пары часов непосредственно перед боем, это всем известно.

Старший лейтенант вздохнул и полез в открытый люк дисколета. Как он же сам заметил, космофлот – не танцевальное шоу, в космофлоте дисциплина. Ну, должна быть. Если рапорт подписан – придется служить в летно-подъемном, и нигде больше.

– Кэп! – услышал он вскоре снаружи. – Кэптэн Джонс!

Офицер выглянул – у дисколета переминались несколько практически трезвых техников.

– Вы командир «семерки»?

Офицер открыл рот – и задумался.

– Значит, вы, – решил техник. – Нам тут сказали продублировать хай-хай и загрузить полный боекомплект, хотя на кой черт он нужен в ознакомительный период, кто бы объяснил? Бардак…

– Хай-хай? А чем дублировать? – удивился офицер.

– Да по старинке, световодами. Да световоды есть, а боекомплект не дают. Говорят, вы не оружейники, и вообще на кой черт он вам в ознакомительный период…

– А что у тебя лицо разбито? – спохватился офицер.

– При чем тут лицо, мы боекомплект пришли загружать, а нам не дают!

– Понял, что ничего не понял, – сознался офицер. – Старший? Идем на склады, разберемся с боекомплектом. Я как-никак материально ответственное лицо…

– Ну это обычное дело, что ничего не понял, – согласился техник философски. – Бардак…

Видимо, разбитое лицо оказало на техников магическое действие, потому что они после складов не сбежали, а зашли еще в трофейный сектор, чего-то там взяли, страшно тяжелое и неудобное. Потом наведались в медблок, потом долго лазили в битой технике, которую натащили в матку тральщики, и везде офицер по подсказке техников что-то требовал, заверял и брал под личную ответственность властью офицера, ничего не понимая и потому холодея от мысли, что документов набирается не на один трибунал. Где-то в процессе с ним пересекся Буревой, недоуменно оглядел, подумал себе чего-то, переговорил с экипажем, в результате обгавкал за то, что он забыл в истребителе свой летный шлем, вручил его и исчез. И тут же по внутреннему переговорнику посыпались указания, все из разряда «зайти, отобрать силой, утащить». Техник поглядывал странно, потом не выдержал и спросил, зачем летный шлем на голове внутри матки? Чтоб потелось лучше, что ли?

– Положено! – рявкнул офицер, злясь на самого себя.

Техник с чего-то потрогал скулу, пробормотал вполголоса «все люди как люди, одни мы дураки» и свернул диалог. Тем более что шлем действительно было положено на дежурстве носить не снимая, имелась такая инструкция, да кто бы ее соблюдал.

До конца дежурства они молча получали, визировали, таскали и устанавливали на истребитель всякую хрень, так что в результате изящный недавно боевой дисколет превратился действительно в какого-то черта. Рогатого.

– Уф, – сказал в конце смены взопревший офицер.

– Ага, – поддакнул техник. – Чтоб я вас еще обслуживал. Переведусь во вторую эскадрилью, к нормальным. Напрягаемся, стараемся, а смысл? Никому ничего не надо, а нам зачем? Всю империю на своих плечах не утащить, экзоскелет треснет! Все нормальные не напрягаясь дожидаются пансиона, нам домики обещали в зеленой зоне центральной базы, но с вами разве доживешь…

И тут события понеслись.

– Боевая тревога! – заревел в переговорнике голос Буревого. – «Семерке» старт! Кэп, твою Даждь-бога мать, ты где? Старт!

Кэп дал старт. Ремзона, стартовые площадки, люк – есть!

– Скафандр и личное оружие! – отрывисто приказал командир. – Надеть, а не пялиться! Куда?! Панель управления огнем ставь, вторым стрелком будешь! Нафиг нам навигация в ближнем бою? Навязался на наши головы, м-мать твою Даждь-бога милостию…

Люк переходной кишки мягко надвинулся, отсекая мирные шумы стартовой площадки.

– Серж! – рявкнул командир. – Шевели хордами, сожгут!

– Куда шевелить, через иллюминатор, что ли?! – огрызнулся пилот. – Выпускающие где? Я за них створки не открою!

– Торпеду им в задницу! – мгновенно взбесился стрелок.

– Действуй! – решил командир.

Замерев от ужаса, офицер смотрел, как вынырнула из-под диска торпеда – своя, российская торпеда! – и ударила в створку своей же стартовой площадки, самой надежной стартовой площадки в мире…

Защелкали диафрагмы компрессионного периметра, рухнула штора, спасая техников в ремонтной зоне, воздух, дым и пар клубами вырвались наружу, разом упало до аварийного освещение…

– Х-ха! – свирепо крикнул пилот и кинул дисколет в пролом.

«Семерка» вырвалась в космос – одна против своры истребителей с подошедшей матки европейцев.

– М-мать! – оценил командир. – Атакуем!

Полыхнуло – офицер не сразу понял, где и что. Оказалось – датчики. Как тут же выяснилось – все.

– Вау! – сказала удивленно электроника и выключилась.

– Олл-аут, – пробормотал командир. – Ну это ж надо: от чужого залпа маткой прикрылись, так свои врезали, хотя бой не начался и даже тревогу еще не объявили! И какая сволочь придумала этот олл-аут? Из трассеров бы его… Так, стрелок! Кэп, мать твою, не тормози, тебе говорю! Трассеры в ручное управление!

– Щас! – спохватился офицер.

– Не щас, а уже! Потом разберешься, что и как, стрелять пора! Олежка, торпеды тоже на тебе, кэп тормозит!

– Я за, но у меня всего десять пальцев, а трассеров… щас посчитаю…

– У тебя двадцать пальцев! Про ноги забыл? Всё, Серж, на полной в лоб, больше ничего нам не остается!

– На всех «Дьяболо» – в лоб?! А не подавимся?

– На матку! Давай!

– Ах на матку… но это все равно через «Дьяболо», а их знаешь сколько? До черта, вот сколько!

– Убавим, у нас же второй стрелок сидит! С высшим военным образованием!

– Ах, ну да, я и забыл, – пробормотал пилот, и вселенная рванулась навстречу.

Офицер непроизвольно вцепился в управление огнем. До него наконец дошло, что такое «на полной». На полной скорости – вот это что такое! И если на маневре сорвет, как обычно, самые надежные в мире российские компенсаторы, экипаж размажет по истребителю тонким слоем. И элементара уроды конструкторы из конфигурации убрали, у того компенсатор более надежный, по слухам от немногих выживших…

Истребитель совершил маневр.

– А-а-а! – в ужасе заорал офицер и от полной беспомощности полоснул по округе трассерами – всеми, на сколько хватило пальцев.

– Борух, а кэп двоих «Дьяболо» обнулил! – удивленно сказал стрелок. – А ты говорил, он стрелять не умеет!

– Я говорил, кэп только на симуляторах стрелял! – рявкнул командир. – Еще я говорил ему разовый комплект сопровождения целей поставить – и мы поставили! Стрелкам готовность, Серж – маневр!

Полыхнуло, сверкнуло и дробно простучало по корпусу.

– Пронесло! – выдохнул пилот. – Ай да фантом, ай умничка, все на себя собрал…

Истребитель совершил маневр. На этот раз офицер был готов. Ну, он посчитал, что готов. По крайней мере, ему удалось разглядеть подсвеченные взрывом фантома корпуса «Дьяболо» и от души пройтись по ним трассерами. Сначала мимо, потом, с поправкой, в самую, так сказать, гущу.

– Кто так стреляет?! – заорал командир. – Руки оборву – по задницу!

– Я так стреляю! – ответно заорал стрелок. – Фантома кидай, мы в прицеле!

– Ой-ой-ой, мамочки… – забормотал пилот, – Куда удрать-то, куда же… ой, щас врежут…

Офицер вжался в компенсатор – хотя чем это могло помочь при попадании? Полыхнуло. Сверкнуло. Дисколет крутнулся, кувыркнулся, резко дернул в сторону.

– Фантомов больше нет, – сообщил командир напряженно. – Только НЗ, но он НЗ. Сереженька, давай. На матку, и да защитит нас Даждь-бог!

Пилот дал, да так дал, что офицер сразу и до конца боя утратил связь с реальностью. Они крутились и прыгали, плевались трассерами, пулялись торпедами – парочку офицер даже запустил сам – носились в самой гуще вражеских истребителей и неслись куда-то сломя голову, то есть быстрее, чем «на полной», причем намного быстрее… а потом перед ними выросла громада европейской матки во всем своем жутком могуществе. Искорками вспыхивали створки, выпуская в бой новые звенья истребителей, мерцали экраны Фридмана, и хищно зыркали по сторонам рыла защитных орудий, грозя спалить ничтожного пришельца. Офицер взмолился Даждь-богу, в которого не верил, чтоб это оказались не лазеры. Потому что если лазеры, то им конец. От лазера не уйти, не увернуться.

– Вот она, сука! – зловеще сказал командир. – Ишь как лазерами окрысилась! Серж… у меня три фантома, понял? Три, запомни! И все они – для ухода! Понял?!

– А блок частичной невидимости? – уточнил пилот. – Тот, что с битого разведчика сняли?

– Цел, – признал командир. – Может, даже работает. На нем и пойдем. А что нам еще остается делать?

У офицера было свое мнение насчет что делать, подкрепленное суровыми наставлениями по тактике, где прямо было сказано, что истребитель матке не соперник – да кто бы его слушал? Так что они пошли. Прямо на матку. Прямо туда, где мерцали искорками створки стартовых площадок. Да прямо по ним – ракетами!

А потом они драпали, неслись, метались сумасшедшими зайчиками, выкидывали оставшихся фантомов, потом кассеты пассивных целей, потом облако помех… а потом они получили наконец, как и пророчил утром пилот, от парочки «Дьяболо» под хвост и тихо закувыркались прочь от всех опасностей, отстрелив имитаторы обломков чуть ли не в обзорные полусферы недоверчивых европейцев. И наступила блаженная тишина – в паре с противной невесомостью.

– Уходят европейцы, – наконец подал голос командир. – Не понравились им ракеты в створках! То-то же.

Офицер вздохнул и отцепил сведенные судорогой пальцы от ручного управления огнем. Рядом то же самое сделал стрелок.

– Нормальный дисколет, – неохотно признал пилот. – Если дооснастить, то даже хороший. Зря я его. Корпус все попадания выдержал, сферический обзор работает, и олл-аут ему нипочем. Да, и трассеры подчиняются, как ни странно.

– Мы их световодами продублировали, – напомнил командир.

– Оборвал я световоды, – смущенно признался пилот. – Когда припекло, забылся и крутнул диск на полную. И оборвал. А трассеры – ничего, стреляют. Да, кстати, стрелки, как вы там?

– Как живые, представляешь? – нервно отозвался стрелок. – Ни разу компенсаторы не сорвало!

Офицер вспомнил про компенсаторы, и на него накатило.

– Кэп? – тут же среагировал на странные звуки командир. – Кэптэн Джонс, что с вами?

– Я… счастлив, – отозвался офицер, пряча от стрелка трясущиеся руки. – Я… я тут посчитал… меня в бою обозвали мудаком, придурком, дебилом, тормозом, дауном…

– Сопляком! – радостно вспомнил стрелок.

– Да, им тоже, – принял подсказку офицер. – И в целом я… согласен с такой личностной оценкой. Но… штабным-то за что? Я категорически против несправедливости!

Они вчетвером тихо посмеялись.

– Это нормально, кэп, – объяснил командир. – В бою – нормально. Можно перед боем жрать лучшие в мире российские стимуляторы…

– Ни за что! – твердо определился офицер.

– … а можно ругаться в бою. Эффект, в общем-то, аналогичный.

– А еще у меня есть вопросы, – сообщил офицер.

– Кэптэн Джонс! – укоризненно сказал стрелок. – Ну как не стыдно? А мы вас чуть в экипаж не приняли! Вот, даже пострелять дали! Как думаешь, командир, если его сейчас грохнуть и выкинуть в люк, удастся списать на боевые потери?

– Не удастся, – пресек офицер. – Боевые потери сами в люки не выпрыгивают. Особенно с дыркой в голове. Ну так что с вопросами?

– Кэп, вот зачем вам неуместное любопытство? – вздохнул командир. – Так славно повоевали, даже живы остались, что особо приятно, и тут на тебе, что да почему…

– А как я вас от трибунала отмазывать буду? – удивился офицер. – Мне надо понять, на основании чего вы действовали именно так! Пока что я знаю то же, что и все: вы с чего-то разрушили створки стартовой площадки и покинули матку задолго до объявления тревоги – то есть дезертировали.

– Опа! – вырвалось у стрелка, и экипаж надолго замолчал.

Офицер их не торопил, разглядывал сквозь прозрачную сферу мельтешение звезд и помалкивал. Экипаж явно соображал, как бы половчее соврать – ну так и ему требовалось время, чтоб продумать, как их половчее прищучить. Летно-подъемные не любили делиться информацией со штабными, ну так и штабные поднаторели в выдавливании искомой, тут уж… кто профессиональней.

– Задавайте вопросы, – вздохнул наконец командир. – Ваша взяла. Кэптэн Джонс.

Офицер четко услышал в последних словах призвук выстрела в затылок и добровольное выпадение в люк, и содрогнулся.

– Причина объявления тревоги, – все же твердо сказал он. – Это первое.

Командир еще раз вздохнул. Поглядел на офицера как-то жалостливо.

– Хороший вы офицер, хоть и штабной, – пробормотал он. – Что вы у нас забыли? Все на войне пансиона дожидаются, а вы-то что делаете? Не понимаю… Ну желаете знать правду, да? Ну вот она вам. А я посмотрю, что вы с ней… а, ладно. Итак, тревога. Кэп, вы в курсе, что матку положено охранять минимум звеном «Чертей»?

– Она охраняется…

– Не в бою охранять, кэп, а всегда. И во время перевооружения. И на профилактическом ремонте. И во время перемирий. Всегда. Это положение записано в устав немалой кровью. Но мы, русские, ребята речистые, языкатые да плечистые, что нам устав? Сказал комэск экономить ресурсы, которые он подворовывает – как ему не подчиниться? Он же не поработать приказывает, а отлынивать! А отлынивать русские готовы и во вред себе! В результате матка охраняется только во время рейдов – ну и когда комиссия на подлете, показуха – это святое. А мы, чтоб вы знали…

– Мы жить хочем, – проникновенно сказал стрелок. – Очень.

– …мы прилепили на корпус матки обычный такой звучок. Какой именно – без разницы, лишь бы он при олл-аут выщелкивался на раз. Европейцы – они же исполнительные! Сказано в начале атаки применить средства подавления электроники – они применяют, даже если давить нечего. Но я думаю, они и предположить не могли, что матка не охраняется. Они же не русские. Свою матку они всегда охраняют. Вот вам причина нашей боевой тревоги, вот вам взорванные створки и все последующее. Для трибунала же мы, кэп, выдвигаем официальное обвинение комэску-один в преступном нарушении устава космофлота, а через него – и директору матки. Можете записать.

Офицер представил, как он станет выдвигать официальные обвинения всесильному директору матки вкупе с психопатом, самодуром и наркоманом комэском-раз, и сглотнул.

– Продолжать? – ласково спросил командир.

– Истребитель должен был погибнуть в первые секунды боя, – с трудом выдавил офицер. – Один против всех… как?

– Не понимаю я этот особый отдел! – пожаловался командир неизвестно кому. – Кэп! Кэптэн Джонс! Вы воевали вместе с нами! Вон стрелок утверждает, что даже двух «Дьяболо» обнулили собственноручно, и пару торпед в белый свет запулили, руки б вам оборвать по самую…

– Толку, что воевал? – взорвался офицер. – Думаете, я что-то понял? Это мой первый бой! Откуда у вас полные имитаторы подвижных целей?!

– Это «фантомы», что ли? Так вы же сами их с битой техники сняли и вместе с техниками на диск присобачили! Без офицера нам бы их фиг дали!

– Я… – смешался офицер. – Я вообще-то хотел другое спросить…

– Так спрашивайте.

– Чтоб заранее поставить «фантомы», надо знать, что они вскоре потребуются, – пробормотал офицер. – Надо точно это знать. Они же не сертифицированы на «Чертей». При ином раскладе их сняли бы с «семерки» на следующем дежурстве с долгим разбирательством у комэска…

– Это оне нас так в предательстве обвиняют! – восхитился стрелок. – Не, ну и кто сомневался, что оне не особый отдел?

– Я сомневался, – буркнул пилот. – У меня основания были. Особый отдел в бой не лезет. А оне, как ни крути…

– Я что, в чем-то не прав? – оскорбленно вскинулся офицер.

– Да, кэп, вы не правы, – сочувственно сказал командир. – Вы же, извините, штабной. А любой из летно-подъемного состава знает, чего «Чертям» не хватает. А не хватает им средств для выживания, вот чего! «Фантомов» не хватает! Разовой электроники не хватает, той, которая кожух скидывает и после олл-аут до следующего удара может цели отслеживать! Постановщиков помех не хватает! Хотя все это где-то есть! И потому мы, экипаж «семерки», официально обвиняем отдел материально-технического обеспечения космофлота в преступном небрежении своими прямыми обязанностями! Можете так и записать!

– Там не отдел, там несколько структур задействовано, и половина из них частные, – пробормотал ошарашенный офицер.

– Вот всех и записывайте! Под трибунал! С показательным расстрелом из трассеров перед иллюминаторами офицерской столовой, чтоб остальным неповадно было!

– Да, но знают все, а «Черта» дооснастили только вы, – угрюмо сказал офицер.

Командир пожал плечами.

– Просто мы жить хочем, – поделился сокровенным стрелок. – Очень.

– А остальные экипажи, получается, не хотят?

– Они, может, и хотят. Но только чтоб при этом не работать. Они же русские, ребята плечистые… Это у нас офицер совестливый. И техники грамотные.

Офицер помолчал, подумал.

– Выходит, техники с вами в сговоре, – неохотно сообщил он результат. – Все знают, понимают, что снабжают обвесами криминального происхождения, но молчат. Ладно, с ними я разберусь… Но ракеты в ваше вранье не встраиваются. Ракеты против «Дьяболо» – это несерьезно.

Экипаж переглянулся.

– Тут мы лажанулись, – вздохнул командир. – Извиняемся. Сейчас… э-э…

– Скажите правду, – мягко посоветовал офицер. – Хоть раз.

– Видите ли, мы способны думать, – признался командир. – В рейдах из «Черта» неделями не вылазим, ну и думаем, как без этого, больше нечем заняться. Планы сражений разрабатываем, варианты победы, то-се… ну это же напрашивалось, кэп! Как только на флоте появились блоки частичной невидимости, так сразу и напросилось! С частичной невидимостью уже можно атаковать матку! И пофиг ее лазеры! И ракетами ее, ракетами! Да вы сами это видели, кэп, чего я вам рассказываю…

– И в результате… – начал догадываться офицер.

– В результате мы обвиняем генштаб космофлота в целом и службу стратегического планирования в частности в преступном небрежении прямыми служебными обязанностями! – твердо сказал командир. – Не, ну как так, простой экипаж простой «семерки» смог предугадать действия противника, а целый отдел стратегического планирования генштаба…

– Да нет там такого отдела!

– А почему? – изумился командир.

Офицер подумал.

– Я вас понял, – наконец сообщил он. – Выдвигать обвинения сразу стольким – это, конечно…

Он еще подумал.

– А заодно и всему летно-подъемному составу, самому героическому составу в мире, – угрюмо и несколько невпопад заключил он. – Знаете что? Давайте-ка подтягиваться к матке, вот что. Наши возвращаются, как-то бы вместе со всеми, не выделяясь? А то отвечать за ваше допоборудование никакого желания нет…

– Эт мы щас! – оживился стрелок. – Не выделяясь – эт мы просто, это вам не на идиотские вопросы отвечать…

– Опознаватель включи! – напомнил пилот командиру. – А то будет, как в прошлый раз!

– В прошлый раз мы на тральщике вернулись! – буркнул командир. – А вот в позапрошлый… но ты молодец. Включил. Если оно, конечно, работает после олл-аут. После олл-аут, бывает, даже освещение вышибает. В защищенных каютах. И как дадут нам из российских лазеров, самых метких лазеров в мире…

– Э-э, как это – включить опознаватель? – опомнился офицер. – Его разве выключали… то есть разве его возможно выключить?!

– А как, по-вашему, мы к матке европейцев подошли? С российским опознавателем, чтоб вы знали, мы бы только до зоны безусловного поражения лазерами смогли б подойти, никакая невидимость не спасла б.

– Вы слушайте, кэп, командир умные вещи говорит, не зря он связью заведует! – посоветовал стрелок.

– Ой, мамочки, – тихо сказал пилот.

В прозрачной сфере перед ними медленно плыла матка. Изуродованная взрывами ракет, потерявшая экраны Фридмана беспомощная российская матка – самая защищенная матка в мире. Все же план европейцев, так здорово предугаданный экипажем, удался. Удался частично, но оттого не менее страшно.

– Ну что ж мы, русские, ничему не учимся? – безнадежно спросил стрелок.

Ему никто не ответил.

– В разбитые створки заныривай, – угрюмо посоветовал командир. – Серж!

– Я туда не пойду, – заупрямился пилот. – Там меня убьют. Выпускающие за разбитые створки нас голыми руками задушат. А механики на трупах попрыгают.

– Я что сказал? Я сказал – в разбитые створки! И убрать показания с внутреннего контроля. Иначе точно задушат. А так скажем, оно само.

Пилот молча направил дисколет к пролому в боку матки.

– Какие показания? – запоздало вскинулся офицер. – Как – убрать?

Экипаж проигнорировал непосредственное начальство с удивительным единодушием, и офицер замолчал. Дисколет мягко вильнул, поднырнул под обрывок металла и аккуратно подкатился к шторе ремзоны. Ни выпускающих, ни механиков пока не было видно – что им делать в безвоздушном пространстве? Разве что ставить аварийные перепонки. Но этой работы хватало с избытком по всей матке.

– Доверни.

Пилот молча довернул. Полыхнуло.

– Олл-аут! – удовлетворенно сообщил командир. – Через пробитые створки раз – и точно по блоку памяти внутреннего контроля. Все претензии – к европейцам. Но если кто из офицеров желает отдать полугодовой оклад на ремонт, то может настучать. Пожалуйста.

– Техники все видели, – неловко сказал офицер. – На головы олл-аут не действует… э, а чем это вы блоки памяти, а? Устройства олл-аут с истребителями несовместимы!

– Без паники, кэп. Ну видели техники. Ну и что? Что они видели? Бабах, взрыв, все в дыму, обломки летают, сирена орет, диафрагмы щелкают как бешеные… кэп, вспомните себя в первом бою, много вы там поняли? А для механиков ракета в стартовых створках – точно первая, а первая ракета очень эмоционально переживается!

– Но взрыв был изнутри, и любая экспертиза…

– Ах экспертиза. То-то матке сейчас до экспертиз. Ей бы экраны Фридмана восстановить. Да пробоины залатать…

– Экраны Фридмана, – странным голосом сказал офицер. – Не понял. Они снаружи не сбиваются…

Захлопнул лицевой щиток и полез из дисколета. Экипаж без разговоров последовал за ним.

– Поставьте аварийную заплату! – приказал офицер. – Быстро! Мне внутрь надо, без заплаты двери не открыть!

Не вытерпел, сам вцепился в установочный блок. Заплата неуклюже поворочалась и встала на место, перекрыв пробоину. Ударом выплеснулась и затвердела ремонтная пена. На стартовую площадку мощным потоком пошел воздух, офицера даже качнуло.

– Кэп, если быстро, то есть ремонтный тамбур, – подсказал командир.

– Зачем мне ремонтный тамбур? А то я сам не знаю о ремонтных тамбурах! Совсем-то за идиота не держите! Мне к генераторам Фридмана, а они знаете, где?!

– А вы знаете, что туда охрана не пускает? – ответно рявкнул командир.

– Я – офицер!

– Посмотрим!

В злом молчании они ждали разблокировки дверей.

– Я услышал вашу информацию о европейских резидентах, – буркнул офицер. – Может, я и плохой стрелок, но штабную работу выполнял как положено – и передал что положено и кому положено сразу!

– И что?

– Экраны Фридмана не работают, вот что. А он туда один пошел, некому больше…

В молчании они побежали по осевой к генераторным отсекам. Охраны на месте не оказалось. На бегу офицер выдернул из крепления личное оружие – но выстрелил первым не он, а командир.

Ду-дах!

Фигура взмахнула руками и рухнула.

– Попалась, сука! – хищно сказал командир. – Стрелок, проверь! И добавь!

Ду-дах!

– Это же наша медичка! – охнул офицер. – Вы медичку застрелили!

– Ага!

Офицер дернулся к лежащей женщине, но передумал, махнул пистолетом и рванул дальше. И остановился. В раскрытой диафрагме генераторного отсека лежал убитый. Рабочая униформа потемнела от крови.

– Ну и что тут делал электрик? – пробормотал командир. – Пилот, генераторы проверь…

Пилот молча протиснулся в отсек. Офицер откинул лицевой щиток. Присел рядом с убитым, вгляделся в его и в смерти упрямое лицо. Шмыгнул носом, не выдержал и смахнул злые слезы.

– Кэп?

– Я не кэп! Хотел увидеть кэптэна Джонса? Вот он, смотри! Какой парень был! Настоящий профессионал!

– Настоящий профессионал не профукал бы генераторы Фридмана! – безжалостно заметил командир. – Мы же предупредили! Арестовал бы заранее!

– Ребята, вы отличные истребители, – сказал офицер хмуро. – Но в штабной работе не разбираетесь. Арестовать любой дурак может! А кэптэн был профессионалом! Он без доказательств не арестовывал. Знаете, сколько ему доносов сливали в день, и все пустые? Не знаете. Вот и не лезьте с оценками.

– Мог не один пойти, если вычислил диверсию, – буркнул упрямо командир. – Мог и должен был сам резидента завалить, а не подставляться…

– Включил я генераторы, – сообщил пилот, вынырнув из отсека. – Ну, я скажу, там и управление. Да, и там еще двое валяются.

– Не мог он, – пробормотал офицер и встал. – Вы ничего не знаете о штабных интригах, а там пострашнее, чем в бою… Один он был. Я его поддерживал, но я в этот раз воевал снаружи. Не верится? Но вы вот тоже одну «семерку» в бой вывели, хотя на матке целая эскадра.

– Не профукал он генераторы, – заметил стрелок командиру. – Диверсантов-то завалил. Его уже потом в спину застрелили. Посмотри, как лежит. Надо было эту суку еще в медблоке, голыми руками! Не, ну что творится в России? Диверсанты прямо на матке безопасников стреляют!

– Уходим, – решил командир. – Кэп, ты с нами, возражения не принимаются.

– Надо ждать дознавателей…

– Я сказал, возражения не принимаются! Убитому не поможешь, генератор включен, резидента на ноль помножили – чего еще? Нравится перед следственной комиссией отвечать?

– Найдут медичку, – пробормотал офицер. – Трассологическая экспертиза укажет на ваше табельное…

– Не укажет! – отмахнулся стрелок. – С тренировочных вкладышей стреляли! Калибр меньше, но на близком расстоянии хватает! Готовили не на вас, не подумайте лишнего! Это мы так… на всякий случай. Резидента грохнуть или еще кого…

– Ваш друг – настоящий герой, – мягко сказал старшина. – Пусть слава достанется ему, нам чужого не надо. Идем, кэп. «Семерка» своих не бросает… хоть вы и не свой. Вы, если вдуматься, вообще какой-то не такой и непонятно что здесь делаете. Идемте, кэп, а?

Обратный путь дался тяжело. Туда пробежали, никого не встретив, а вот потом откуда только поналезли, не протолкнуться. Еще и военная полиция обгавкала, что находятся не в своем секторе. Тоже вылезли, бравые ребята.

– Отбой тревоги, – запоздало сообразил командир. – Это мы ловко, получается, это нам повезло…

– Салют «семерке»! – бледно улыбнулся им встречный пилот из второй эскадрильи. – Живы?! Ай молодцы. А нам как дали под хвост – звезды в кучу! Если б не «тринадцатый»…

– Какой «тринадцатый»? – напрягся офицер. – Где «тринадцатый»?!

– Да наш «тринадцатый»! – суеверно обмахнулся святым кукишем пилот. – Как вылетел, как пошел SS крошить, любо-дорого посмотреть! А потом, честно говорю, самой матке европейцев как дал ракетами – она сразу кровью умылась и свалила!

– Матке? Ракетами?!

– Клянусь! – заверил пилот. – Лично видел! Не веришь – ну и дурак! Если б не «тринадцатый», капец бы нам! У нас экраны Фридмана сорвало, и если б европейцы не ушли, расстреляли б матку, как в имитаторе, к чертовой матери!

– Как – экраны?

– Как обычно отказывают самые надежные в мире российские экраны, как еще? – проворчал пилот и ушел.

Офицер молча раскрыл рот – и закрыл.

– Вот и молодец! – одобрил командир. – Вот и молчи.

– Ай да «тринадцатый»! – прокомментировал стрелок, которому молчать не приказывали. – Ай герой!

– Тоже видели? – возбужденно заорал набежавший техник. – Во, блин, здорово, что живы! Из первой почти всех побили, а вы живы! Я смотрел, на «семерке» целого места нет, вся в крапинку! Вы как выкрутились? «Тринадцатый» на себя атаку оттянул, да? Зуб даю, это испытывают новый боевой дрон! Зампотех проболтался! Говорит, оператором на нем сам зам директора по боевой! Хоть и пьяница, но пилот от бога! Как он европейцев, а? Могут, оказывается, у нас еще технику делать! Хотя… откуда дрону взяться, а? Мы на матке все углы знаем, негде ему прятаться… Пилоты говорят – призрак… Слышь, а вы «тринадцатого» сами видели?

– Как тебя! – хмуро сказал командир.

– Ну и как он? В смысле, выглядит? Правда, что как новая модификация, или врут пилоты?

– Ты в бой летал? – осведомился командир. – Нет? Тогда понятно. Что мы, по-твоему, могли увидеть после олл-аут? И чем? Глазами, что ли, на пяти тысячах силуэт снять? Мозгач.

– А, ну да, – поскучнел механик. – Врут, значит, пилоты? А клялись! Вот и верь людям…

– Боекомплект в «семерке» пополнили, мозгачи? Ах нет? И оружейникам сказать некому?

Механик поскучнел еще больше, пробормотал что-то насчет перевода в нормальную эскадрилью и свалил.

– И ты думаешь, оне сделают выводы и поставят к матке полное охранение? – обратился пилот к командиру.

– Зачем сейчас охранение? – машинально спросил офицер. – Европейцы же ушли.

Получил в ответ три понимающих взгляда, покраснел, раскрыл рот… и вдруг сказал неверяще:

– Ребята, получается, это вы «тринадцатый»?

– Мы?! – изумился стрелок. – Ну, знаете! Мы, конечно, не абы кто, но чего «тринадцатому» приписывают, нам ни в жисть не сделать!

Офицер припомнил основные легенды про «тринадцатого» и сконфузился. Действительно, такое обычному истребителю не под силу, только призраку.

– Пойду-ка я лучше распоряжусь насчет пополнения боекомплекта, – вздохнул он. – А то действительно европейцы вернутся. Чтоб с «тринадцатым» разобраться. Я бы на их месте вернулся.

Экипаж обеспокоенно переглянулся.

Адмирал Штерн стоял, отвернувшись к стене, и рассеянно изучал текстуру отделки. Панели из натурального дерева мягко светились и наполняли адмиральский кабинет терпкими ароматами хвойного леса. Наверно, наполняли. Инспектора с Земли уверяли, что никаких запахов не чуют, и их мнению вроде стоило доверять, все же земляне, бывали в настоящем лесу – но адмирал четко различал тончайшие оттенки и даже изменения их в зависимости от местоположения в кабинете.

– Говорят, русские матки сделаны из бетона, – сказал адмирал, не оборачиваясь. – Это правда?

Офицеры облегченно пошевелились – многоминутное молчание наконец кончилось, адмирал заговорил.

– Технические сектора и помещения сержантского состава, сэр! Командный сектор выглядит лучше, но все же уступает европейским нормам. У русских не принято заботиться об удобствах для подчиненных. Сэр.

Адмирал медленно развернулся. Припал на правую ногу, шагнул неловко и опустился в кресло.

– Господа, я одобряю проведенную вами работу. Вы знаете всё, что происходит в российском флоте.

Адмирал смотрел своими рыбьими глазами, и непонятно было, он действительно хвалит или издевается.

– Но если вы всё знаете, то несомненно знаете также, почему передовая группа ракетоносцев нарвалась на встречный бой, попала в зону засветки и была уничтожена российскими лазерами с матки и «Чертями». А также почему наши диверсанты не сняли экраны Фридмана. По отчетам у меня сложилось впечатление, что наши бойцы ходят по российской матке строем под радужным флагом. Но экраны Фридмана они снять не смогли. Вовремя – не смогли. А вот русские смогли нанести ракетный удар по стартовым площадкам именно в тот момент, когда там находилось практически все флотское руководство. То есть я. Русские знали, когда нанести удар, знали, куда, и сумели это сделать. Я вас слушаю.

Сказать офицерам было нечего, и это было очень плохо, потому что адмирал некомпетентности не прощал. Но молчать было еще хуже. За молчание адмирал мог убить. И, поговаривают, уже убивал.

– «Тринадцатый»… – пробормотал капитан Буковски.

– А-ха-ха!

Офицер заткнулся.

– Вы наконец прозрели, мой милый капитан! – язвительно сказал адмирал. – «Тринадцатый»! Главная военная тайна русских! Русские – плохие организаторы, еще худшие исполнители, у русских царят бардак, воровство и пьянство, бить их – легкая и приятная задача! Но как только их прижмешь по-настоящему, из ниоткуда появляется какой-нибудь долбаный «тринадцатый», и… Буковски! Найдите мою бумажку! Изучите ее со всем тщанием! И нейтрализуйте этого долбаного призрака! Я действительно доволен вашей работой, господа, вы создали прекрасно действующую агентурную сеть. Так воспользуйтесь ей наконец! Идите и сделайте это.

Офицеры молча развернулись к выходу. Но адмирал неожиданно быстро выскочил из-за стола и цепко схватил капитана за воротник.

– Вы оценили, как здорово они это проделали? – дико улыбнулся в лицо опешившему капитану адмирал. – Всего две ракеты! Всего две! Но каков результат! Я попадаю на операционный стол, мой осторожный заместитель сворачивает атаку и отводит матку, и весь план по разгрому русских зависает в генштабе под знаком большого вопроса! Буковски, «тринадцатый» реален, хоть и сверхъестественно силен! Меня не мог ранить призрак! Найдите его. И выпотрошите! Считайте это своей единственной задачей! Привлекайте любые средства, используйте самые грязные приемы! Запишите «тринадцатого» в свои личные враги, Буковски! Иначе нам всем конец. Русские вот так полмира завоевали когда-то, вспомните историю!

Адмирал отпустил офицера и заботливо смахнул невидимую пылинку с рукава его формы.

– Вы талантливый разведчик, – сообщил адмирал ласково. – Энергичный, самостоятельный. Здоровенный, наконец. Вы справитесь. Идите.

Офицеры торопливо убрались из опасного кабинета.

– Говорят, адмирал сам из русских? – шепотом спросил третий аналитик.

– Нет, но прадед его да, – процедил начальник разведотдела. – У русских сильная кровь, хотя генетики не подтверждают. Буковски, вам лучше найти эту долбаную бумажку. Хотя и без нее ясно, что причина не в «тринадцатом», а в обычной утечке. На матке множество стартовых площадок, но ракетной атаке подверглась именно та, где находился адмирал. А ранее – флагшип с ним же. Это не может быть случайностью.

– Отдел технического контроля совсем не работает! – высказался третий аналитик. – Русские подбираются на дистанцию ракетной атаки, а в отделе не могут объяснить, как они это сделали! Понятно же, что у русских испытывается новая секретная техника, а в отделе про нее – ничего!

– И никакой мистики! – удовлетворенно сказал начальник разведотдела. – Работаем, господа.

– Тревога! – заорал офицер, набегая на дисколет. – Тревога!

Механики, недовольные свалившимися на них ремонтно-восстановительными работами, проводили его сердитыми взглядами. Дежурные экипажи, в ремонте участия не принимающие, удивленно покосились и вернулись к отставленной было выпивке. Он запоздало подумал, что экипажа «семерки» тоже вполне может не быть на дежурстве, чем они хуже остальных, не русские, что ли. И тогда его крики и беготня будут выглядеть, мягко говоря, неадекватно. К счастью, экипаж оказался на месте, как и положено дежурным, внутри дисколета, готовыми к немедленному вылету.

– Принято, тревога, – буднично отозвался в переговорнике старшина. – Пилот, стрелок – готовность раз.

Офицер рухнул в компенсатор и махнул рукой – сваливаем к черту! Дисколет подкатил к створкам, мигнул. Потом замигал часто и раздраженно. Из глубины ремзоны прибрел нога за ногу выпускающий, сверился со списком распоряжений, завел за дисколет стартовую перепонку, дал отмашку. Получив мягкого пинка, истребитель прокатился по слипу и выпал в космос с облачком пара. Створки захлопнулись. В опасной близости проплыла ремонтная платформа, связка работающих вакуум-бетонщиков, сегмент нового купола, чуть не снесший им половину трассеров, взорвалась в эфире и тут же заглохла злобная ругань диспетчера…

– Х-ху! – выдохнул офицер. – Вырвались! Чтоб я еще раз вместо вас стоял на разборе полетов!

– Ага! – поддакнул командир. – Тогда пиши рапорт, кэп. О переводе из командира экипажа в стрелки, с понижением до сержанта. Я характеристику дам. Нейтральную.

– И напишу! – буркнул офицер. – Вы меня не знаете! Чтоб я еще раз стоял и краснел, как…

– Как придурок?

– Придуркам проще, они не осознают что придурки! Чуть со стыда не сгорел!

– Да, это тяжело! – лицемерно посочувствовал стрелок.

– О «тринадцатом» выспрашивали, – поморщился офицер. – Да так настойчиво! Как будто он в моем боксе стоит!

– Ну и что ты им сказал? – напрягся командир.

– Что я сказал… правду, конечно! Про «тринадцатого» я и сам не против послушать! А так… сказал, что первый раз в первый класс, все в дыму, ни фига не видно, ни черта не понятно. Не выходил на связь, потому что забыл, потерялся в бою, потому что сам не знал, где меня носит, истратил весь боекомплект, потому что пальцы на управлении от страха судорогой свело… и ничего смешного! Так и было!

– А загрузку ракет как объяснил?

– Сказал, перестарался по неопытности, – пожал плечами офицер. – Попался на шуточки оружейников. У нас же над новичками всегда подшучивают.

– А они?

– Обозвали всяко, вывели за штат с испытательным сроком, стукнули на пол-оклада… да, еще назначили «семерку» вечным дежурным. У матки половина автоматов дистанционного слежения потеряна, будем заменять.

– Автоматы? – нехорошим голосом переспросил пилот. – Заменять? И на сколько суток, хотелось бы знать?

Офицер пожал плечами, и в дисколете воцарилась унылая тишина.

– Суки, – наконец оценил стрелок.

– Не любишь ты женщин, – улыбнулся офицер.

– Я сук не люблю! А женщин… не знаю. Встречу, определюсь.

– Ты чем недоволен? – подал голос командир. – Все же хорошо. За наши фортели кэп отбрехался, «Черт» цел, боекомплект пополнен, воюй да воюй. Чего тебе еще надо?

– Вместо автомата?!

– Мы давно решили, что ознакомительный период – из наиболее опасных, – напомнил командир. – Что европейцы нам и продемонстрировали. И еще могут. Так что давай-ка сюда, освежи знания по работе с аппаратурой контроля.

– Чего там освежать? – проворчал пилот. – Было бы чего освежать… Пара тупых локаторов да примитивная программа визуального анализа, любой придурок справится…

– Серж, не ной, поставь «Черта» на стационар и присоединяйся. Тебе тоже полезно освежить знания.

– А мне? – напомнил о себе офицер.

– Отдыхай, – улыбнулся командир. – Заслужил. Отбрехаться от дисциплинарной комиссии на разборе полетов – надо уметь! За такое в экипаж принимают.

– Так примите.

– Мы подумаем, – обронил командир.

Офицер обиженно понаблюдал, как экипаж работает на аппаратуре, потом отвернулся и уставился в сферу.

– Может, действительно принять? – подал голос стрелок. – Кэп – хороший человек.

– Это субъективное мнение. Мы о нем ничего не знаем…

– Я расскажу! – оживился офицер. – И я не кэп, меня Георгием зовут!

– … и что важнее, он о нас тоже ничего не знает.

– Так расскажите! – возмутился офицер.

– Ага, щас! У нас подвигов по совокупности на пять трибуналов! А мы вас не знаем. Возьмете и сдадите из чувства офицерского долга и воинской дисциплины, а нам на тюремные заводы рано, мы еще молодые!

Офицер задумался.

– Тогда не принимайте, – решил он.

Потом сообразил, что над ним подсмеиваются, и снова обиделся.

– Хороший ты человек, кэп, – вздохнул командир. – Не дуйся. Узнать друг друга – это мы быстро. Это, считай, всего пара дел… о, вот таких! На ловца и зверь, то есть кэп, бежит… Кэп, даю вводную: мы ловим сигнал о помощи. Наши действия?

– По инструкции, – машинально сказал офицер. – Вызываем тральщика, сбрасываем ему засечку, продолжаем дежурство в установленном порядке.

– Европейский сигнал, – уточнил командир. – И мы его действительно ловим, это не шутка. Кто-то с «Дьяболо» там плавает. А европейцы ушли. И давай, кэп, быстрее решай, европейцу недолго плавать осталось. У них знаешь, какой ресурс скафандра? Пока наш тральщик расчухается, европеец окочурится. А тральщик еще может и не расчухаться, больно ему надо из-за одного европейца…

– Сбрось координаты стрелку, – лениво посоветовал пилот. – Спорим, он его на дистанции загасит?

– Командир, это может быть подстава! – напомнил стрелок. – Помнишь, мы похожую тактику прикидывали? Это когда один подает сигнал о помощи, охранение, как тупые юзеры, прутся спасать, а «Черти» под частичной невидимостью кэ-эк… А европейцы не глупее нас, только что доказали! Лучше действительно дай координаты, Серж немножко подкрадется, и я ему такую помощь окажу, спасать нечего будет!

– Скажите европейцу, пусть подходит сам! – неуверенно сказал офицер. – У нас же соглашение о гуманных методах ведения военных действий…

– Кэп, ты дурак? Чтоб его лазером сожгли? У матки к «Дьяболо» конкретное отвращение, особенно после сегодняшнего! Как даст на сигнал опознавателя!

– Не может он подойти, – буркнул командир. – Сигнал слабеет. Это, ребятки, отдельный пловец, и он улетает. Вот так-то, кэп. Пойдем за ним – нарушение устава, дисциплинарная комиссия, трибунал. И немалый риск нарваться на подставу. Не пойдем – улетит европеец и задохнется.

– Ну и счастливого полета! – легкомысленно сказал стрелок. – Назвался врагом – будь готов полетать. Помнишь, как нас в сто двадцатом?

– Я помню, – мрачно сказал пилот. – Олежа, да дай ты ему на сигнал из трассера! Инкубаторские жалости не имают! Врагам – вражья смерть!

– Ага. Так же, как мы, защищал интересы своей страны, – буркнул старшина. – Ух какой враг.

– Поосторожней на маневре! – построжел офицер. – Наговорите тут на трибунал!

– Да у нас на пять трибуналов набирается, мы ж предупреждали! А туда же, в экипаж…

– Кэп, решать тебе! – серьезно сказал командир. – Без тебя мы бы сами, конечно, или грохнули, или отвернулись и не услышали… но дернул тебя черт написать рапорт, мешаешься теперь под ногами!

– Подбираем, – отчаянно труся, решил офицер.

– А если подстава?

– Подбираем!

– Врага?!

– Человека, м-мать ваша внебрачная Даждь-бога дочь! Подбираем!

– И не надо так орать, – спокойно заметил командир. – Серж, кэп решил спасать, что мы можем сделать?

– Ничего мы не можем сделать, – проворчал пилот. – У нас пауза между пакетами информации короткая. Если чирикнем не со своего места – это оставление боевого дежурства, трибунал. Комэск давно на нас зуб точит.

– А если на полную?

– А после боя я в компенсаторах не уверен. Может сорвать.

– Серж…

– Какой урод придумал эти двигатели? – пробурчал пилот и взялся за управление. – Дали гравитационную тягу недоразвитой цивилизации… чтоб этого Фридмана самого размазало по компенсатору, как нас сейчас размажет!

И дисколет рванул.

– А-а! – невольно заорал офицер.

– Серж!

– Да торможу я, торможу…

– Серж, м-мать!

– Да разгоняюсь я, разгоняюсь…

Командир откинул лицевой щиток, вытер лоб. Посмотрел на ладонь, нахмурился.

– Кровь, – выдавил офицер. – С-сосуды лопнули… Вне компенсатора находиться на маневре запрещено…

– Зато уложились между сеансами, – покривился командир. – Семь секунд, ребята. Туда, обратно, еще и пловца выдернули. Поздравляю с рекордом по космофлоту.

– Т-трибунал…

– Второй за сегодня. Привыкай, кэп. У нас каждое дежурство трибунал, мы ж русские, ребята плечистые, языкатые и речистые… Зато твой, как ты говоришь, человек жив. Наверно.

И они уставились на лежащее между компенсаторами тело.

– Ну-ка спрятали бэйджики! – распорядился командир. – Щас я его вскрою.

– Бэйджики?

– Не тупи, кэп! Опознаватель прикрой! На скафандре, придурок!

Места между компенсаторами было очень мало, как раз чтоб втиснуться экипажу и неожиданному гостю. То есть гостье… потому что, когда скрипнул под жесткими пальцами командира лицевой щиток европейца, на них глянули пронзительно черные, перепуганные, но несомненно женские глаза.

– Опа! – сказал стрелок.

Командир рассеянно сдавил руку гостьи, потянувшуюся было к личному оружию, и призадумался.

– Вот тебе женщина, Олег, – брякнул офицер. – Можешь определяться с отношением!

– Ну я не знаю, – обалдело сказал стрелок. – Но она сразу схватилась за пистолет, что есть нехорошая черта характера…

– Я сейчас кого-то прибью, – пообещал командир, выпав из раздумий. – Кому было сказано – без имен? Захлопнули щитки и хлебала, быстро!

– Это что получается? – пробормотал пилот. – Это получается, у них и женщины летают? То есть – в последний раз мы с кем рубились? То-то я отметил, они как-то бестолково нас убивали…

– Вы можете помолчать?! – рявкнул командир. – Дайте. Мне. Подумать!

Экипаж испуганно замолчал.

Гостью колотило и трясло. Стрелок молча сунул ей сок, она умудрилась облиться из тубы.

– Лючия Овехуна, – шепотом прочитал надпись на скафандре офицер. – Пилот. Из вражеской Испании, получается. Ну-ка… Эсте устед буэне?

Услышав голос из внешних динамиков, женщина закатила глаза, обмякла и провалилась внутрь скафандра.

– Силен твой испанский! – уважительно заметил пилот.

– Может, стимулятор ей поставить? – неловко предложил офицер. – Наш, российский, самый надежный…

– Но! – вскинулась женщина. – Но!

И затараторила что-то быстро и умоляюще.

– Не хочет, – растерянно перевел офицер. – Похоже, слава российских стимуляторов и до европейцев докатилась.

Постепенно выяснилось, что да, ее зовут Лючия, и она действительно пилот «Дьяболо» с европейской матки. Получила очередь из трассера в самом начале боя, потеряла управление и закувыркалась. Потом матка европейцев ушла. А она смогла сориентироваться и приняла единственно правильное решение: отстрелилась от корпуса истребителя в направлении российской матки. Тем самым замедлила свое удаление и получила малый шанс на спасение. А трясется из-за пережитого одиночества в космосе…

Лючия протестующе сверкнула глазами и затрещала снова.

– Не из-за одиночества, – поправился офицер. – Ее напугал наш полет. Европейцы так не летают. Она говорит… ну, неважно.

– Маньяки, психопаты, дебилы она говорит, – проворчал командир. – Ее спасают, а она лается… Ладно. Я тут подумал, пока вы галдели. Сдать на матку мы ее не можем – это трибунал…

– Не сдавать! – восторженно предложил стрелок. – Представляете, своя женщина на «Черте»? Ни у кого нет, а у нас есть! Оборудуем ей пятый пост между компенсаторами…

– Это тоже трибунал. На «Черте» вся аппаратура – секретная. Мы вообще внутрь не имели права ее принимать.

– Тоже мне, секретная! – проворчал пилот. – Для европейцев, что ли, секретная? Да мы у них же и слизали!

– А все равно трибунал.

– Все равно не сдавать! – уперся стрелок. – Мне же надо с мнением о женщинах определиться?

Лючия протараторила что-то слаборазличимое, но страстное.

– Дебилы, маньяки, психопаты, – понял стрелок без перевода. – Ну… согласен. А что тогда?

– Прыгнем к матке в паузу между сеансами… – предложил командир.

Женщина закатила глаза и побледнела.

– … высадим ее на слип и свалим обратно, – твердо продолжил командир, не обращая внимания на женские хитрости. – Ее там местной гравитацией присосет. И пусть стучится.

Экипаж обдумал предложение.

– Э… – выдавил офицер. – Так она скажет…

– А мы скажем – не было! – отрубил командир. – Кто ей поверит? Я для чего приказал закрыть бэйджики? Мы для нее – никто!

– Но контроль пространства на матке покажет…

– Чего? Мы и есть сейчас контроль! Через экраны Фридмана фиг чего разглядишь – а мы скажем, что ничего не было!

Стрелок вдруг дико улыбнулся:

– Ну я представляю лица выпускающих! Когда снаружи женщина попросится! Из космоса! Они неделю пить не будут!

Экипаж деловито стал готовиться к маневру. Женщина-пилот, поняв, что ей предстоит, обмякла и поплыла.

– И это хорошо! – одобрил командир. – Меньше дрыгаться будет! Давай-ка ее сюда, ко мне на коленки. А то размажет без компенсатора. Наш пилот о людях не всегда помнит. Вот как прошлый раз.

– Какой она человек? – буркнул пилот. – Так, европейка…

Дисколет прыгнул.

Командир внимательно слушал матку. В динамиках орали.

– Никого не было, – наконец ответил командир. – Не, не видели. А как? А чем? Радар женщин не берет! Мягкие потому что, сигнал вязнет, вот почему! Да пошли вы сами. Ну давайте серьезно. Мы контролировали пространство, не матку. Могло тело изначально болтаться у слипов? Там убывающая гравитация какая, на сколько? Вот то-то. Она говорит? Ну мало ли что она говорит. А? О… Не, не мы, мы «семерка»…

Командир выключил связь и развернулся с довольным видом.

– Хорошие они парни, на «тринадцатом»! – сообщил он. – Ну все на них можно свалить! Гордитесь, аж европейцы от «тринадцатого» трепещут! Лючия твердо стоит на том, что ее спас нас мистический защитник! Короче, пронесло.

– И ей поверили? – нервно спросил офицер.

– Кэп! – укоризненно сказал стрелок. – Ну подумай сам. Ну? Что она рассказала? Что плыла. Потом ее бах, и подобрали за десяток сек…

– За семь.

– … тем более. За семь секунд, когда рекорд по флоту на спасательной операции где-то у полминуты. Лиц за щитками не видно, опознаватели не читаются. Потом бац, и на слипе. И стучит. А «семерка» тут же стоит на страже, никого не пускает, усердно чирикает с одного места и никого не видела. Ну?

– Такое только «тринадцатому» по силам, – неохотно согласился офицер. – Мистика – это его профиль. Но… тогда получается, что вы и есть «тринадцатый»?

Стрелок тихо взвыл.

– Олежа, спокойней, пулю в затылок мы ему всегда успеем! – быстро сказал пилот. – Господин лейтенант, ну как вам не стыдно? Если не забыли, именно мы как раз предлагали европейца стрельнуть. Или не заметить. Это вы ее приказали подобрать. Так кто из нас «тринадцатый»?

– Да, я, конечно, приказал, но…

– Предупреждаю, если кто настроился на неделю дежурства, то не обломится, – равнодушно сообщил командир. – С матки информация, что идет усиление. Они притащат автоматы слежения, и нас сменят. Так что осталось нам дежурства на полчаса.

– Усиление? – насторожился стрелок. – Какое, к черту, усиление? Почему я не слышал? А пароль у усиления есть? Это не европейцы? А то подойдут да кэ-эк…

– Пароля у нас самих нет, – напомнил командир. – Мы же вместо автомата.

– Как всегда! Командир, ну почему история ничему не учит, а? Ну получали уже в мурло, и не раз, и снова без паролей! Подумаешь, опознаватели! Опознаватели подделать любой может! Помнишь, в восемьдесят девятом? Вот так же подошло усиление и оказалось америкосами. И как начали нас гонять! Не, командир, как хочешь, а я их не пущу!

– Эскадру «Чертей» не пустишь? – улыбнулся офицер. – Как бы они нас сами не пустили – на запчасти. Наши это. Теперь уже можно говорить. Они нам на усиление идут для рейда…

– Какого рейда?

– На европейскую матку, – неохотно сказал офицер. – Должны были. Просто европейцы успели первыми. А теперь… ну, не знаю. Приказ отдан, они и идут. Служба идет, и они идут.

– Вон они, – пробормотал командир. – Стрелки! Кэп, м-мать, не тормози! Эй, там, на «Чертях»! Откройте личики! Иначе бью на поражение!

– Ты дурак? – прорвался возмущенный голос. – Какое тебе личико на пяти тысячах? Сгенерированное? Так мы сейчас, махом по каталогу подберем!

– Стрелок-один, у нас торпеда осталась? – спросил командир. – Подорви-ка головного.

– Как подорви? – всполошился офицер. – А… а торпеду потом как списывать?!

– А никак, она ворованная, – процедил стрелок и тронул панель управления огнем.

Дисколет еле заметно качнулся.

– Дебилы?! – возмутился голос.

– Недолет, – хладнокровно констатировал командир. – Стрелки, готовность раз. Пилот…

– Как мы тебе личики откроем, как?!

– Садите на диск парламентера, даете импульс в нашем направлении, и пусть летит, – посоветовал командир. – Мы тут поймаем. Наверно. Если прицелитесь точно. И если парламентер понравится обликом.

– Нет, вы не дебилы, вы…

– Я выйду! – вмешался кто-то звонкоголосый и решительный. – Ловите.

Они молча проследили яркую звездочку парламентера.

– Вроде без бомбы, – неуверенно сказал стрелок. – Мне нравится.

– Серж, принимай, – решил командир.

Пилот прицелился, немного подвинул дисколет, спассировал. Все прислушались. Снаружи вроде брякнуло.

– Олег, люк, – напомнил командир. – И, это…

– Дулом промеж лопаток! – согласился стрелок радостно.

Фигура в знакомом, самом надежном в мире российском скафандре ловко ввинтилась из переходной кишки внутрь. Восстановилась атмосфера. Щелкнул лицевой щиток.

– Опа! – поразился стрелок. – Я не понял, сегодня женский день?

– Сержант Милая, – зло представилась девушка. – Ну?

Командир посмотрел на светлые кучеряшки, подумал, потянулся к связи.

– Прибыло усиление, – доложил он. – Пропускать?

– А вы их стопанули? – гоготнул невидимый диспетчер. – Ну вы дебилы! Это ж спецназ с матки-три, эскадра амазонок! Девушкам мы всегда рады! Пропускай, конечно! Да, и снимайтесь сами, автоматы на подходе.

Командир еще посмотрел на амазонку, подумал.

– Подбросить, или своим ходом? – наконец спросил он.

– Вы бы так воевали, как устав исполняете! – язвительно заметила Милая. – Вся матка в дырах! У вас, похоже, «тринадцатый» один за всех пашет, остальные дебилы!

Захлопнула щиток и демонстративно отвернулась.

– Эскадре проход разрешаю, – решил командир.

Истребители грозным строем проплыли мимо. Трассеры недвусмысленно провернулись, провожая прицелами наглую «семерку».

– Не страшно! – прокомментировал стрелок.

Офицер с ним не согласился, но промолчал. Пилот пристроился следом за эскадрой, дождался своей очереди, опустился на слип. Резко скакнуло и выровнялось тяготение. Опустилась наружная перепонка, облепила, подтолкнула к корпусу. Раскрылись и тут же захлопнулись створки. Навис над головами привычный низкий потолок стартовой площадки. Дома.

– Ну, посмотрим на амазонок! – радостно сказал стрелок и полез из компенсатора.

– Ну и как мы все здесь поместимся? – проворчал пилот. – В ремзону, что ли? Командир?

– Я вот думаю, – медленно сказал командир. – До чего мы докатились – женщин бросаем в бой! Знаете, ребята, мое терпение кончилось!

Экипаж остановился, даже сержант Милая удивленно оглянулась.

– И что теперь? – непонимающе спросил офицер.

– Теперь – всё! Потому что мое терпение – кончилось!

Командир пер мощно и неотвратимо. Офицер еле успел посторониться.

– Куда это он? – спросил офицер у стрелка.

– Психушка! – охнул стрелок. – Держи его! М-мать…

И с разбегу прыгнул командиру на спину. Тот стряхнул его не останавливаясь.

– Да помогай же, кэп, не тормози!

До офицера наконец дошло. «Психушка», вот что это было. Особая, только в космосе бытующая болезнь. За недели дежурств в пустоте, в тесном элементаре, дни и ночи с одними и теми же людьми, не отвернуться, не побыть в одиночестве – вроде все нормально, но накапливалось что-то мутное, болезненное, копилось по крохам, чтоб прорваться в самый неожиданный момент дикой злобой. И тогда оставалось лишь молиться Даждь-богу, в которого никто не верил, чтоб у взбесившегося в данный момент не оказалось в руках оружия. Считалось, что психушка прорывается почему-то лишь на базах. Офицер не без основания считал, что в вылетах на дежурство тоже – просто некому потом доложить о случившемся.

– М-мать! – высказался офицер и бросился в атаку.

Против психушки имелось одно, но действенное средство – связать и в карцер. И тогда проходило. Проходило лучше и быстрее, если при поимке больного отпинать. Но – попробовал бы кто отпинать командира «семерки». Буревой – он не зря Буревой. Ему еще и Медведь в позывной подошел бы, и Бык…

… Офицер очумело тряхнул головой и вскочил на ноги. Кажется, с третьего раза он понял, как Буревой это делает. Значит, надо поднырнуть под руку… оу-у! Какие твердые на матке стены, оказывается… Командир в очередной раз стряхнул с себя жилистого, но легкого стрелка и целенаправленно развернулся к командному сектору.

– Убью! – пообещал он серьезно.

Офицер быстро огляделся. К свалке потихоньку подтягивались заинтересованные экипажи, но пока что не вмешивались. Разборки внутри команды – дело тонкое, некомпетентной помощью запросто можно все испортить, так считали все. Сами разберутся, короче, а матке какое-никакое развлечение…

Вдвоем со стрелком они все же сбили командира с курса и запихали в ремзону.

– Давно бы так! – выдохнул стрелок. – Берегись!

Буревой бешено развернулся – против него стоял маленький и очень злой пилот.

– Уймись! – раздраженно приказал пилот.

Командир захрипел и попер вперед. Мелькнули неуловимо быстро ботинки космонавта, самые прочные ботинки в мире, и Буревой загремел на пол.

– Я что сказал?! – рявкнул пилот. – Мало в штрафной летали?

Мелькнули ботинки, офицер сочувственно поморщился. Наверно, очень больно падать, когда весу за сто…

– Убью! – пообещал командир дико и пошел на прорыв.

И взлетел. Ну а потом, естественно, упал. Головой в пол, спиной об стену…

Потом они тащили командира в душевые. И обратно.

– В следующий раз, – стонал под тяжестью стрелок, – в следующий раз выберем легкого командира, верно? Вон кэп очень легкий, его даже я помножу на ноль!

– А легкие сразу за оружие хватаются, проверено! – проворчал пилот. – Знаешь, как кэп стреляет? Аж двух «Дьяболо» обнулил!

– Суки вы, – сказал командир внятно. – Лучше б я их убил.

– Кого – их? – не понял офицер.

– А всех, – угрюмо сообщил командир. – Директора матки. Замов его. Эскадренный штаб амазонок, вон они, шкуры, светятся… всех. Что придумали, шкуры: девчонок в бой посылать… девчонок!

И тяжело присел в курительную зону.

– Вот такая у него психушка, – вздохнул стрелок.

– А у вас что, другая?

– И у нас, – легко согласился стрелок. – Разве что у кэпа… кэптэн Джонс! У контриков как психушка проявляется?

– В виде военной полиции, – процедил офицер. – Вон они, на след встали…

– Убью, – пообещал командир.

Но до убийства не дошло. Полицейские осмотрели побоище с дистанции и благоразумно решили, что если там офицер, то офицеру и разбираться. Офицер с тоской посмотрел на тушу командира и присел рядом. Издалека они наблюдали, как выстраивается около дисколетов строй амазонок. Лихие пилотки, кудряшки и косички. Белые рубашки, золотые погончики, строгие юбки. Каблучки. Тридцать шесть экипажей юного очарования.

– Цветник! – проворчал пилот. – Принарядились, ножками сверкают. Как будто не знают, что по матке только в комбезах можно ходить. Или в скафандрах. На матке такая пыль, что мигом аллергическую экзему заработают. Какой урод придумал делать корпуса из местных материалов?

– Вали на Фридмана, он во всем виноват! – отмахнулся стрелок. – У матки собственная гравитация, ей особая прочность ни к чему. Можно из глины слепить, и не развалится. Пока экраны не сорвет. Вот и лепят…

– Мужики, вы из-за амазонки схлестнулись? – радостно поинтересовался издалека механик. – Ну вы дебилы!

Офицер молча достал пистолет. Механик переменился в лице и исчез.

– А я говорил, что легкие за оружие хватаются, – напомнил пилот. – Быстро вы, кэп, психушку накопили, за два вылета.

Офицер криво усмехнулся и убрал оружие. Издалека донеслось звонкое многоголосие – эскадра усиления приветствовала личный состав матки.

– Двойной состав! – проворчал пилот. – Все площадки забиты! О чем они думают, придурки? Ремонтировать как будем? Механиков самим не хватает! После первого боя половина в ремзоне останется! А ремзона и так тесная!

– Лучше подумай, сколько их останется в живых после первого боя, – пробормотал командир. – А если биться будем там, где я подозреваю, то вопрос, останутся ли вообще.

– А чего подозревать? – удивился стрелок. – Я не подозреваю, я точно знаю, что будет как в девяносто втором! Так же вот двойной состав загрузили и кэ-эк… кстати, кэп, а чего вы молчите? Ну задавайте ваши вопросы, а то мы ждем, ждем, аж неприятно! Вы же всегда задаете вопросы! Такие… идиотские. А?

Офицер под тремя внимательными взглядами вытащил пистолет, рассеянно покрутил в руках, смутился и спрятал обратно.

– Ребята, вы вообще помните, какую должность я занимал? – сердито спросил он. – Я был замом по воспитательной работе! Здоровый психологический климат в военном коллективе – одна из моих прямых обязанностей. Я, ребята, стараюсь служить добросовестно, я по психушкам исследование писал. Думал, кому-нибудь в генштабе потребуется, наивный… А научное исследование, чтоб вы знали, это вам не рапорт о передаче дежурства и не байки о «тринадцатом», исследование на статистику опирается, на строгие факты и доказанные теории. Я статистику до сих пор наизусть помню, вот так-то. Вы сказали, у вас психушка одинаково проявлялась? Так вот, в российском космофлоте был зафиксирован всего один случай, когда психушка накатила одновременно на троих. Одновременно на троих, с одинаково выраженной реакцией у всех. Уникальный случай, я с ним специально разбирался. Как там… при виде погибших больные возбудились, сорвались, проникли в командный сектор, покалечили охрану, убили без применения оружия руководящий состав базы за исключением директора, успевшего укрыться в особо охраняемых лабораториях базы, затем совершили попытку прорыва к истребителям с намерением атаковать генштаб космофлота… нейтрализованы группой космодесанта, отданы под трибунал, приговорены к высшей мере с заменой на штрафную эскадру… Были они тогда инженерами летно-испытательного полигона на Луне-2, обкатывали «Чертей», на которых мы летаем. В примечаниях указано, что были хорошими специалистами и, что интересно, спортсменами. Борец, гиревик и акробат.

Офицер снова достал пистолет, крутнул на пальце.

– Только случилось все это в конце восьмидесятых, – сообщил он. – А вы, судя по личным делам, вступили в ряды космофлота три года назад. В конце восьмидесятых вас еще на свете не было – если судить по личным делам…

Экипаж завороженно следил за верчением пистолета.

– … следовательно, вы ими никак не можете быть, – заключил офицер. – Бессмертия человечество еще не открыло, так ведь? Ну упоминаете боевые события из восьмидесятых, ну и что? О восьмидесятых много показывают, могли запомнить. Ну один из вас отличный борец, но спортсменов в космофлоте полно, я вот тоже… кстати, почему не ведешь занятия с желающими? И сам бы тренировался.

– Да пошла эта борьба по инерционной, – проворчал пилот. – Это только считается, что спорт облагораживает. Он как раз наоборот, зверства добавляет. Я, пока тренировался, на любого встречного смотрел и прикидывал, как его поломать, представляете? И в драку тянуло постоянно. Только-только отошел и на человека стал походить…

– Значит, не будете спрашивать? – осторожно обрадовался стрелок. – Сдались? А мы думали, вы из контриков, а те так быстро не сдаются…

– Я спрашиваю, – криво улыбнулся офицер. – Я незаметно спрашиваю. А вы отвечаете – незаметно для себя. Только я пока что не понимаю ваши ответы. Но я пойму, обещаю.

Легкомысленная улыбочка сползла с лица стрелка.

– Что опять надо военной полиции? – пробурчал старшина. – В мурло, что ли? Щас оформим, настроение самое то…

Старший наряда сделал вид, что не расслышал, развернулся к офицеру и сухо доложил:

– Экипажу «семерки» приказано немедленно прибыть в штаб, в отдел военных дознавателей.

– Ну и на черта мы им понадобились?

– Опознание. Туда все экипажи собирают. Пленная будет смотреть, кто ее подобрал, там какая-то непонятная история.

– Вот и проявляй гуманизм, – растерянно моргнул стрелок. – Трибунал подкрался незаметно…

Под охраной полицейских они молча прошагали в командный сектор. Подождали своей очереди. И шагнули на дорогу к трибуналу…

Лючия Овехуна оказалась стройной высокой особой, что раньше под скафандром как-то не различалось. На гордо приподнятых плечиках – синие лейтенантские погоны, необычно высокое звание для пилота даже у европейцев. Черные глаза смотрят отстраненно и высокомерно.

– Эти? – словно издалека донесся голос дознавателя. – Mirar.

Девушка подошла. Внимательно оглядела. Прочитала опознаватели. Встретилась взглядом со стрелком. И отвела глаза.

– Но.

Офицер не запомнил, как вышел из комнаты дознавателей. Вроде только что умирал от страха там – и вот уже в коридоре, и даже не в штабном секторе, а очень далеко от него, и почему-то экипаж стоит, преграждая путь.

– Товарищ лейтенант, – четко сказал командир. – Разрешите принять вас в экипаж истребителя «Черт», опознавательный номер семь, для дальнейшего прохождения службы. Старшина Буревой. Борис.

– Сержант Огневой. Олег.

– Сержант Стрежевой. Сергей.

Офицер задумчиво оглядел их. Достал пистолет, крутнул и убрал обратно. И резко кинул ладонь к шлему:

– Лейтенант «кэптэн Джонс». Георгий.