Охота на колдунов

Глава 3, в которой жрицы всеблагого и всемилостивейшего Похитителя открываются северянам с неожиданной стороны.

Дан пробирался по ночному подлеску и внутренне немилосердно бранился:

'Чтоб ему под мед на муравейнике заснуть! Чтоб у него больше двух детей не родилось!' - тут Дан поперхнулся (к счастью, порыв ветра вовремя зашелестел листвой и скрал звук) - это была слишком страшная брань для своего, желать молодому северянину стать почти бесплодным, только лишь двух детей... Да и не дай Вышний среди них и сын-то всего один окажется! Мысленно старый знахарь принялся истово каяться.

Все дело было в том, что мальчишке захотелось не просто предводительствовать, спокойно отвести полторы сотни воинов в союзный город, но отличиться на ровном месте. Северян вот уже который день к ряду в отдалении посменно сопровождали соглядатаи. Но недостаточно скрытно - одного даже сумели опознать, человек уважаемого Фойерфлахского купца. В иное время Дану следовало представиться наблюдателям, и, скорее всего, продолжили бы путь все вместе. Но Клевоцу, вне защиты городских стен, должно было блюсти инкогнито.

Понятно, что местные хотели приглядеть за северянами, в иное время могли и отрядом стражи сопроводить. Но сейчас война, надежных людей не хватает.

Однако перед последней ночевкой вне города Клевоц внезапно измыслил горожан изловить, а затем всю ночь идти к Фойерфлаху, чтобы прибыть неожиданно. А объяснение, зачем нужна эта самая неожиданность, Дана ну никак не удовлетворило. 'Вряд ли среди влиятельных горожан есть такие дурни. Ведь местную власть должны были известить из столицы о том, зачем мы идем. Сейчас там, наверняка, уже самое меньшее седмицу и последняя собака знает, кто возглавит оборону города'.

Клевоц пробирался через заросли буквально в шаге от Дана. И настроение старика постепенно улучшилось: молодой Холмин не шумел, двигался, лишь когда ветер шелестел листвой, а в тишине замирал, слушал. 'В общем попробуем, вдруг и впрямь в городе кто в измысленную ловушку попадется'.

Город Фойерфлах - 'столица' провинции Запад - Клевоца не впечатлил. Сначала утреннее солнце выхватило из тумана построенные на скорую руку лачуги беженцев. Далее серыми тенями показались старые городские трущобы. Северяне направились по деревянному настилу вдоль неожиданно людной улицы к побуревшей от времени стене и окованным сыродутным железом дубовым воротам, что между кирпичными надвратными башенками. Обе не выше каменной сторожевой в центре Холма, откуда родом Холмины.

К тому же мысли Клевоца оказались заняты не городскими уродствами и красотами (последних пока не было видно), а местью. Ничего бы страшного в том, что две ведьмы переселили его отца в иной мир, если бы грань между мирами была тоньше. Но, как известно, у мертвых почти нет возможностей вмешиваться в дела живых, а родные Клевоцу люди пребывали по обе стороны смерти. Сам же он, естественно, не мог одновременно оказаться и там, и здесь.

Он звал отца в свои сны, единственный путь для правильно ушедших мертвых в мир живых, но тот все не приходил. Лишь временами снились давно ушедшие дни: например, непередаваемый запах развариваемых пластинок рыбьего клея, приготовленных вместе с отцом из плавательных пузырей осетра. Тогда клеили стрелы.

И даже если бы пришел - все знают, что Похититель может искушать северян, вторгаясь в их сновидения и принимая облик ушедших в иной мир. А потому к забытью - младшему брату смерти - следует относиться с осторожностью.

Шли в колонну по три, перемежаясь с телегами немногочисленного обоза. Клевоц - вороненые брóни, щит без герба, непривычно глухой шлем. Таких же 'глухих' в строю было еще с десяток.

- Императорово дело, дорогу! - орал впереди строя рябой Жеб, обладатель внушительной выпуклой бородавки на кончике носа.

Но чернь в тот день оказалась неожиданно наглой, вонючие вороватого облика людишки сновали у колонны, норовили чуть ли не заступить дорогу. Где-то щербатые рты попрошайничали, а где-то и бормотали брань.

И чем ближе к воротам, тем плотнее смыкалась вокруг толпа крестьян. У самых ворот их, опирающихся на дубины, было особенно много. А тут и там стояли группки людей, одетых в узкие городские кафтаны, и что-то горланили, явно раззадоривая остальных.

- Наших жен сильничать приехали, - когда Клевоц приподнял забрало, донеслось до него от ближайших, взобравшихся на чей-то пустой воз. Один из зачинщиков обрюзгшим лицом напоминал борова из тех, что северянин колол время от времени. - Не пустим в город!

Стало ясно, что без драки в ворота не попасть, и Дан поинтересовался в пол голоса мнением наследника Холма:

- Древками или сталью? - людей запада было не меньше десятка на каждого северянина, а потому скорее всего нужна была сталь.

- Сейчас разберемся, - постарался по-взрослому солидно ответить Клевоц, в голове уже созрел план. Отца нет рядом, но ведь ему уже шестнадцать и пора доказывать ветеранам, что не случайно ведешь их.

На Севере презирают правителей, за которых правят другие. И ничто не послужит горе-воеводе извинением. Только лишь если время от времени всё же проявит власть и ум.

Накануне Дан таки признал допустимым в крайнем случае идти на риск в городе. Если последний совершеннолетний наследник погибнет на императорской службе у всех на виду, ʼвысшие ʼтэлы сочтут бесчестным не дать пару лет вырастить смену, не согласятся объявить деда недееспособным. Но вот если бы Клевоца убили где-нибудь еще, например, недавно на проплешине в лесу или даже уже на службе, в городе, но в постели жены местного дворянина или в борделе... Тогда роду Холминых снисхождения ждать не приходилось. Все же северян южные дворяне не считали за своих.

Кому-то может показаться странным, но в мечтах молодой Холмин всегда представлял себя одним из могучих рядовых воинов первого ряда, пехотинцев, раскалывающих вражеские доспехи. Отнюдь не воеводой, с возвышения руководящим битвой. И уж точно не владетелем, судящим северян дома, на Холме.

И его не учили повелевать. До последнего времени считалось, что он слишком далеко в наследном ряду. Да и молод, рано еще. Борода и на ладонь не отросла.

Когда Клевоц задумал внезапный марш к городу, он специально ничего не изобретал, идея пришла в голову сама. Верная или нет - казалось, они так или иначе ничего не теряли. Но теперь, в такой ответственный момент Холмин обратился за решением к северным сказаниям. И похожий случай нашелся в любимом сказании покойных двоюродных братьев - о Пнóче-широкоплечем, в одиночку пленившем дюжину южных латников. Пускай не точно такой, но натолкнувший Клевоца на нужную мысль. Ведь никто не обещал, что сказания послужат изборником готовых решений. Нет, это скорее запечатленный в словах жизненный уклад...

Наследник обернулся к кучке несеверного облика спутников в поношенных плащах, под которыми, однако, угадывались латы. Клевоц что-то прошептал и Юрий - а он был среди них - хмыкнув растворился среди местных, будто и не вышагивал только что с людьми Холминых.

А остальные южане двинулись к занятому провокаторами возу, не забывая громко бранить Север.

И враги не успели спохватиться. Южане на миг оттеснили в стороны окружавших воз западных крестьян.

- Сталь в ножны! - закричал северянам Клевоц во всю мощь молодых легких.

А сам наоборот изготовил топор и, захлопнув забрало, в три прыжка оказался на кузове воза.

- Хрясь! - топор сносит пол лица. - Хрясь! - кто-то воет с предплечьем, повисшим на коже и сухожилиях. - Хрясь! - еще один фонтан крови.

Клевоц рывком открывает забрало, резко вздымает топор к небу - теперь уж и лицо орошают кровавые брызги - на всю улицу пронзительно воет по-волчьи, от низкого баса быстро интонирует вверх, с надрывом вытягивая самые высокие звуки.

И, пока враги не опомнились, вновь - северянам:

- Оружие к бою!

Полторы сотни топоров сверкнули лезвиями.

- Оборотни! Это оборотни! - вдруг истошно вопит кто-то у самых домиков и вся толпа местных разом, вместе с заводилами, толкая и давя друг друга устремляется прочь.

Не менее полутора тысяч.

Их не преследуют - нет приказа. Но молодежь не удерживается, чтобы не повыть и не поулюлюкать вслед. Лишь лошади не принимают участия в общем веселье - невозмутимо ждут в дубовых хомутах, привычные к северным развлечениям.

Клевоц перевел дух. Неожиданно почувствовал, что вспотел - не от работы топором махать, а от волнения. Что если бы не побежали - в первый же день устраивать резню среди местных? Два трупа и одного калеку он резней ну никак не считал.

- Вообще-то тебя следовало бы наказать за то, что действуешь, не советуясь, - подходит к Клевоцу Дан. - Но то, как это сработало, все искупает.

Подходят еще старики, одобрительно хлопают по закованному в сталь плечу.

- Приди мы к вечеру, они явно собрали бы намного больше черни и науськали на нас как полагается. А сейчас крестьяне просто не хотели драться, - громко говорит кто-то из-за спин.

- Знать бы кто эти 'они', - подхватывает другой.

- Нижнегорский вовремя кричит, хорошо, что в живых оставили.

Молодой северянин ощущает себя будто героем старинных сказаний. Будет о чем рассказать той же Чеславе долгими зимними вечерами. И хочется свершить еще что-нибудь эдакое.

Однако долго почивать на лаврах не дает Дан.

- Но могло и не сработать, - Клевоц снимает шлем и Дан шепчет ему на ухо. - Удачно получилось, что Нижнегорский сотоварищи нас стыдились, прятали под тканью капюшонов лица - самое то, чтобы сойти в толпе за своего. Теперь, даже если твоя изначальная задумка не оправдается, ночной марш себя уже окупил, - улыбается знахарь.

Несмотря на происшедшее, ворота, к удивлению Клевоца, распахнуты. Никто и не думает закрывать створки. А от полусотни переминающихся у прохода стражников отделяется окольчуженный старик в звании (судя по руне на поясе) сотника, чем-то напоминающий деревянного идола, из тех, что вырезают на дальнем севере, в краю ездовых собак. Широкие плечи, массивный живот, нос бульбой, кустистые брови нависают на глаза, а не полностью поседевшая борода ниспадает на грудь.

Старик направился прямо к наследнику Холма, не обращая внимания на остальных. Клевоц заметил, как подобрался Дан в ожидании еще одного сюрприза, но тут сотник поклонился и заговорил:

- Приветствую наследника Холма на землях Запада. Рэлʼ Альберт Белов к твоим услугам. Временно возглавляю императорскую стражу города. Не обращай внимания на чернь, приличные люди не желают сдавать город и рады тебя видеть.

Ну что ж, догадаться, кто возглавляет северян, было, пожалуй, не сложно. Но вот кто тут считается приличными людьми? Те крестьяне, что убегали от северян, тоже ведь не хотят сдавать город. Иначе бы не бежали сюда с насиженных мест.

Но вслух Клевоц сказал иное:

- И тебя приветствую, почтенный рэлʼ. Почему не вмешался?

Однако сотника не смутить этим вопросом. И отвечает он с чувством уверенности в своей правоте:

- Но если бы вы даже не смогли красиво разогнать чернь, то какую такую помощь можно тогда ожидать от полутора сот северян при защите большого города?

Клевоц хмыкает, а Дан и остальные дружно грохают со смеху. Дан приближается и хлопает сотника по плечу:

- Молодéц, мил человек! - правду ли говорит местный, потом видно будет, но пока своей нарочитой простотой он производит благоприятное впечатление.

- Дан, держатель Малого хутора, ему повиноваться как мне самому, - представляет Клевоц. На Севере (в особенности на Севере) держатель - не обязательно рэлʼ, то есть дворянин. А Клевоц и не представил Дана как дворянина. Но держатель - это самое меньшее вооруженный управляющий отдельного поселения и отряда ратников владетеля. А значит, даже спесивый южный дворянин может себе иногда позволить снести панибратское обращение от такого держателя без урона для своей чести. Ведь не только на Севере иногда случается, что неблагородный держатель (именем владетеля, конечно) ведет дворян в бой.

Бойкая городская жизнь тем временем постепенно возвращается на круги своя. Мимо снуют по делам люди. Вновь появляются зеваки, правда, похоже, не из тех, кого недавно разогнали.

- Ты не подумай, твое рэлʼство, - спешит уточнить Белов, - мы этого не затевали. Просто слишком многие в городе не хотят переживать ханский штурм. Держатель провинции при императорском дворе, назначенный им ранее держатель города знает о своей замене на тебя, а мне храмовники прямо намекнули, что если нарушу статус кво без приказа свыше - укоротят на голову. К тому же ходил слух, что северяне придут без дворянина, а значит - оборону не возглавят. Вот и ограничивался тем, что по возможности не пускал всякую рвань в город. Но с тобой теперь можно будет...

- Хорошо, хорошо, уважаемый, - прерывает его излияния Дан. - Что конкретно можно будет - обсудим с тобой в более укромном месте. А пока скажи-ка, не появлялось ли у вас в последнее время новых ʼвысших жриц?

- А ты откуда знаешь? Жрецы ведь воевать отказались, но в городе остались не только все жрецы нашего храма, не только беглецы из дотла разоренных селений, - похоже, Альберт любитель поболтать, - но и две ʼвысших жрицы, Анна и Изабель урожденные Пóлеон вдруг будто из ниоткуда в пределах стен появились. У нас вот уже год никого из ʼвысших не было. Да и въезжают они всегда с помпой. А тут... Может, потому нас до сих пор не атакуют ханские, боятся, что жрецы передумают?

'Они здесь! - сердце Клевоца вмиг начинает биться быстрее. - Не иначе волшбой перенеслись, - припоминает он любимое сказание деда, о Вильке-быстром, убийце жрецов, - но повторить это они в ближайшие полгода не смогут, слишком сложное заклятие. Вильк их так и подловил'.

- А может, - отвечает Белову вопросом на вопрос Дан, - не хотят коневоды вылавливать врагов по лесам, ждут, пока все в 'столице' провинции соберутся, чтобы прихлопнуть одними ударом либо всех сразу к сдаче принудить? - но тут разговор прерывают.

Грохоча по городской мостовой, к выезду за стены приблизилась карета в сопровождении нескольких крытых возков. Ярким желтым цветом бросается в глаза вычурный, сложный, непонятный рисунок на дверце, напоминающий герб. Но это не герб, это лишь купеческая спесь, эмблема богатого рода, которой император так и не позволил стать гербом.

Северяне, накануне посвященные в замысел Клевоца, поспешно выстраиваются поперек ворот, выставив копья. Местная стража недоумевает, но не вмешивается.

- Дорогу, дорогу привилегированному купцу! - кричит возница, но направить лошадей на вооруженных людей не смеет.

Из колымаг вываливается несколько человек в кожаных куртках и при коротких мечах, смотрят на северян, на стражников, а затем старший открывает дверцу кареты. Оттуда выходит маленький, тщедушный на вид человечек в темном камзоле. Один из самых уважаемых в провинции негоциантов и цеховых старейшин - а это он и есть - бросая внимательные взгляды по сторонам, приглаживает чахлую темную бороденку и, мгновенно вычислив в Клевоце и Дане вожаков, устремляется к ним прямо сквозь копейщиков. Его пропускают - уже то, как он держится против строя северян (каждый вдвое больше купца) внушает уважение.

После приличествующих случаю взаимных представлений и заверений в совершеннейшем почтении негоциант в беззаботной манере горожанина интересующегося погодой спрашивает:

- Твоя милость, а надолго ли перекрыт выезд из города?

- Он вовсе не перекрыт, - хитро улыбается Клевоц, - просто ни в одном изводе законов не установлено, что держатель в случае осады не может кого-либо привлечь для защиты города. Разве что кроме жрецов.

Похоже, они недаром шли всю ночь. Уже нашелся один богач, откладывавший бегство из города, прочь от ужасов осады на последний момент. Но Клевоц понимает, что с его стороны, вероятно, сработал не расчет, а совпадение с попыткой попробовать северян на зуб. Купец просто не хотел далеко отъезжать, похоже, ему намекнули, что вечером северян отправят восвояси. А утренний выезд - из осторожности, на всякий случай. Да, северяне не ожидали, что императорские указы уже до такой степени не выполняются в провинции. Все изменилось слишком быстро. Тем более что ехали помогать местным, а если и руководить, то временно.

- Но твоя милость не собирается останавливать торговлю? Я, например, еду договариваться о поставках в город оружия... - это был сильный ход, но тут супруга купца не выдержала и высунулась из кареты поинтересоваться, почему остановка столь продолжительна.

А Клевоц после боя как раз растерял весь свой задумчиво-мстительный настрой и - даже скорее из любопытства, чем трезвого расчета - не упустил случая посмотреть, как выглядят женщины богачей. На юге он еще ни одной такой не видел. Наследник Холма быстрым шагом поспешил к ней, вынуждая почтенного негоцианта семенить следом.

Не случись поход на Фойерфлах, Клевоц - как это сделали все его одногодки - вернулся бы домой сразу после первого боя. А там, есть кто на примете или нет, - сразу же женитьба на северянке. Ибо даже единожды проверенному кровью уже негоже ходить неприкаянным неудачником, он должен продолжать свой род в сыновьях. Но ежели у всех, кому следует, есть по хранительнице очага, настает время дозволенных излишеств. Можно взять вторую женщину, не в жены, конечно, нет, но той, которую бы на юге назвали наложницей или рабыней (а на Севере свои особенности и прозвания). За право на нее платят выкуп воинскому кругу, в счет которого справляют броню кому-либо из беднейших, по жребию. Это право полагают благом для Севера: больше женщин, больше сыновей - будет кому погибать в грядущих войнах.

Дородная матрона, блистающая роскошью тяжелых украшений и ярким тяжелым платьем, смерила мальчишку оценивающим взглядом с головы до ног - она еще не знала, кто он такой, но полный латный доспех может себе позволить носить далеко не каждый. Из глубины кареты, прикрываясь веерами, выглядывали две привлекательные девушки.

'Неплохо бы одну такую домой умыкнуть, - задержал взгляд Клевоц, но веера в руках тут же натолкнули на неожиданно взрослую мысль, - а хозяйство-то вести как следует, пожалуй, не сумеет, намаюсь, пока приучу. Уж лучше найду кого-нибудь попроще'.

- А жена помогает сталь выбирать? - увидев, что хотел, несколько неучтиво отвернулся назад к купцу Холмин.

Купец замялся. Он бы и рад сказать, что содержанок с собой прихватил ночи в дороге скоротать, но супруга такого в адрес свой и дочерей не простит и игру не поддержит.

- Запретить бегство из города всем, - купец особо выделил последнее слово, - штатским без исключений - это беспрецедентно. - И в руке негоцианта будто из ниоткуда появляется кожаный мешочек, судя по характерному звуку - с монетами.

- Боюсь, этого будет мало, - молвил Клевоц и купец изменился в лице. - Но, впрочем, посоветуйся с держателем Даном. В любом случае мы оприходуем деньги официально, как добровольный взнос на оборону города.

Купец был уже готов вернуться назад и попробовать выехать через другие ворота, бесплатно или хотя бы подешевле. Дан тоже не терял времени: отослал половину северян в сопровождении местных стражников к остальным воротам, а также патрулировать стену. 'Заодно проверим людей Альберта в деле. Если и они преступят волю императора, - прокомментировал старик, - можно возвращаться на Холм, наш долг перед Изначальной империей на этом будем считать выполненным. И вообще, простые воины и ополченцы должны бы нам сочувствовать по поводу закрытия города. Их семьи здесь и переезжать им, как правило, некуда. А вот трусливые богатеи...'.

Но тут послышался стук копыт и из города к воротам приблизилась целая кавалькада. Клевоц мгновенно уловил перемену в настроении купца, хотя и не понял, кто это такие. Его взору предстали две очевидно знатные дамы в сопровождении рыцарей. Рыцарям в нешироких воротах северян было не смять, а вот богато одетые женщины привлекали внимание.

На обрамленном вьющимися ослепительно черными волосами чувственном лице старшей, особы лет тридцати на вид, красовались настолько крупные и яркие губы, что Клевоцу даже не нашлось с кем сравнить. А груди женщины будто стремились разорвать аристократически закрытое платье изнутри. 'Вот о ком могли говорить старики, предупреждая, что южанки сами прыгают северянам на ложе', - самонадеянно решил Клевоц и перевел взгляд на младшую. Стройная светло-русая девушка, судя навскидку, приближавшаяся к своей шестнадцатой весне, привлекла внимание утонченными чертами симпатичного лица. Лишь чуть отталкивало высокомерное выражение, проступившее, когда она увидела северян.

Неожиданно порывистым движением девушка повернулась лицом к напарнице, что-то спрашивая, и северянину стало видно нарисованную острогу на пряжке пояска - жреческую руну 'истина'. Никто, кроме ʼвысших жрецов, не имел на нее права. Пускай Клевоц не умел читать буквенный алфавит, но отдельные руны, символизировавшие иерархию Изначальной империи, знал хорошо. Мгновение - и на поясе второй дамы руна 'истина' тоже открывается взору.

Наследник Холма в тревоге косится на Дана, если оберег зашит у молодого северянина в поясе, то об остальной защите знахарь так и не рассказал. Твердил - еще не пришло время. Но Холмина тотчас осеняет: прилюдная смерть на службе от руки жриц - и враги не смогут надругаться над родом, их самих будет преследовать императорское правосудие. Северянин успокаивается и вновь внимательно смотрит на жриц, особенно - на младшую. На Севере верят, что для колдуний нет посмертия, ни плохого, ни хорошего. 'Жаль будет такую красоту отдавать трупным червям', - проносится в голове и Клевоц морщится от недостойной мысли, сострадания к убийце отца.

- Не вздумай показывать, что понимаешь, кто они. Мы сможем отомстить, только когда не будем этим подставлять Холм, - шепчет Дан.

Леди и купец между тем перекидываются парой слов, и старшая трогает лошадь. Но свита успевает предупредить ее намерение - гнедой жеребец седовласого храмового рыцаря опережает пегую кобылку жрицы на пол корпуса и воин провозглашает:

- Рэлʼли Анна Пóлеон, владетельница Сизого Камня, ʼвысшая жрица всеблагого Похитителя, - негоже дворянке представлять себя самой.

- Рэлʼ Клевоц Холмин, старший наследник владетеля Холма, - также полно представляется Клевоц в ответ.

- Милостивый государь, - подъезжает поближе рэлʼли Анна и кокетливо улыбается Клевоцу с высоты лошади, - почему бы тебе не сделать любезность и не пропустить почтенного негоцианта?

- Осада стоит денег, милостивая рэлʼли, закупить оружие...

'А может, мы даже успеем нанять сотню-другую наемников в других провинциях', - додумывает северянин, но вслух не произносит.

- Старейшина Клаус добрый прихожанин храма. Император должен был уведомить тебя, что сословие решило не воевать за провинцию, поэтому я не могу помочь городу. Но я могу помочь нашему прихожанину - как насчет десяти однощитовых храмовых рыцарей на время осады за право проезда для купца и его свиты?

От удивления Клевоц поначалу не знает, что и ответить: 'может, мы ошибаемся и это не они?'

Один Дан не растерялся:

- Проси письменное обязательство жрецов.

Но, против ожидания, рэлʼли не отказывается даже прямо на месте составить бумагу на имя северянина.

- Покажи ладони... Проходи. Ладони... Проходи, - одноглазый Глазко в закрытом трофейном шлеме, взятом им с бою около года тому назад, проверяет минующих восточные ворота.

Бедняки с характерными мозолями могут идти куда им вздумается, все равно в других провинциях их никто не ждет. Беженцев много почти по всей империи, а впереди зима. Но вот те, кто не изнурен полевыми работами, а также повозки с едой и просто ценным добром отправляются обратно в город.

После того, как прошел слух о закрытии Фойерфлаха, многие вдруг захотели оказаться за пределами стен. Но большинство вернется - если раньше не ушли, то сегодняшнее бегство - одни эмоции. Тем более что ʼвысшие жрицы выкупают проезд для состоятельных горожан в обмен на предоставление северянам храмовых воинов.

Рядом с Глазком - стражники и Нижнегорский со своими людьми. Юрий собирается послать прошение о разрешении от службы - связанное с такой редкостью, как принятая Похитителем клятва, оно, очевидно, будет рассмотрено императором. Но в то же время, после любезной беседы ʼвысшей жрицы с Клевоцом, Нижнегорский сотоварищи больше не прячут лица. Если даже для ʼвысшей не зазорно заигрывать с наследником Холма...

Теперь Юрия тревожит другое: обязывает ли клятва именем Похитителя выдать жриц Похитителя? В свое время он не видел их лиц, но утром, у ворот узнал по голосу. 'Нет, - думает Юрий, - не будут же жрицы мешать защищать город. А значит, служба держателю Фойерфлаха и инкогнито жриц друг друга не касаются'. Сами же волшебницы пока не узнали его, но и когда узнают - 'моей вины в поражении нет, - убеждал он себя, - а клятва Похитителю - есть клятва Похитителю'.