***

Серое утро Дуббинга мало-помалу вливалось в окно. Внизу, на улице нарастал обычный городской шум: голоса разносчиков, свистки и пыхтение мобилей, цоканье копыт, возгласы кэбменов. Один раз засвистел констебль, послышались выкрики, кто-то пронёсся под самыми окнами, неистово бухая сапогами, но звуки эти быстро затихли в отдалении, и снова стало, как раньше — не тихо, не громко, просто шумно, хотя для большого города в самый раз. Окно с вечера осталось приоткрытым, и в комнате было прохладно. Фикус на подоконнике подставлял куцые листья облачному небу; листья чуть покачивались от сквозняка. На полу валялась разбросанная одежда, щедро припорошенная песком, и весь пол был истоптан серыми пыльными следами. Тут же на полу, рядом с кроватью стоял чайник, а рядом с ним — кружка, до половины наполненная водой. Тикали часы на стене; порой было слышно, как этажом выше кто-то ходит по скрипучим половицам, ступая размеренно, не спеша, видимо, собираясь на службу. Шумела вода в клозетной трубе, отдаленно звякала посуда.

В девятом часу у входной двери раздались шаги — пришел почтальон. Деловито потоптавшись на лестничной площадке, он просунул в ящик сложенный лист «Времени», а следом с гулким шелестом упал толстый журнал «Еженедельного Зеркала»: была суббота. Почтальон одарил газетами соседские двери и ушел на следующий этаж. Там на него яростно затявкала собака — склочное маленькое животное, атаковавшее все, что превышало его размеры в несколько раз. Лай был визгливым, заливистым, почтальон давным-давно ушёл, а собачонка все никак не могла успокоиться, и, слушая этот лай, Джон понял, что обратно заснуть уже не получится.

Он вздохнул и потянулся всем телом. Пить больше не хотелось, и это было чудесно. Вчера, едва они оказались дома, Джил первым делом уложила его в ванну и пустила холодную воду, а Джон, извернувшись, подставил рот под струю. После десятого глотка он сблевал, Джил стала ругаться, а Джон стал пить снова, и его опять вырвало, но он не оставлял попыток, в третий раз пил уже медленно, сдерживаясь, и тогда, хвала мертвым богам, всё прошло как надо. От воспоминаний Джона передернуло. Он совершенно не помнил, как очутился в постели. Похоже, сюда его притащила Джил. Кстати, подумал он, неужели… Протянув руку, он привычно нащупал рядом тонкое плечо. Да, всё было верно. Рядом спала в одежде Джил — верней, секунду назад еще спала, но, почуяв его прикосновение, мгновенно пробудилась, резко села и уставилась на Джона во все глаза.

— Проснулся, — прокомментировала она. Джон кивнул.

— Хорошо, — сказала Джил и зевнула, сощурившись. — Цельные сутки спал. Ох!

Она снова упала на спину.

— Жрать охота, — сказал Джон первое, что пришло в голову.

— Ты встать-то сможешь? — озаботилась Джил.

— Заодно и проверим, — отозвался Джон и осторожно привел себя в вертикальное положение. Рёбра ныли, тяжестью отзывалась голова, но в остальном он был как новый. Ну, почти как новый. Побриться бы не мешало, подумал он, проведя рукой по щеке. И да, да, сортир, о, как же мне надо в сортир…

Он долго, с наслаждением справлял нужду, потом с неменьшим наслаждением плескал водой в лицо и брился. Лезвие драло кожу, но все равно это было здорово. Ополоснувшись, Джон с минуту изучал в зеркале результат. Н-да, добрый человек сыщик, рожа-то опухла, красная вся, обожжённая. Посижу-ка я дома, решил он. Деньги есть: задаток, что выдал Хонна, почитай, нетронутым остался. Эх, Хонна, Хонна. Последний мёртвый бог. Но каков, однако, Прогма, он же Аптекарь… Так, надо бы пожрать и обсудить дела.

На кухне он застал Джил. Русалка мрачно изучала совершенно пустой буфет.

— Всё выгребли намедни подчистую, — отметила она.

Джон вспомнил, как они собирали мешок с провизией.

— Н-да, — сказал он. — Надо бы в лавку сходить…

Джил с грохотом захлопнула дверцы буфета.

— Долго, — сказала она. — Пока собёрешься, пока сходишь. Ещё готовить потом. Айда в кабак.

— Пошли, — согласился Джон.

Они спустились на улицу. На набережной, в пяти минутах ходьбы, была недорогая харчевня для простой публики. Тощий официант покосился на Джонову побитую физиономию, но безропотно принял заказ, так что уже через десять минут им принесли свежие оладьи, кашу и на удивление хороший кофе. Джон набросился на еду и стал выедать кашу из миски, откусывая от зажатой в левой руке оладьи, а Джил смотрела на него, подперев щеку рукой. Когда Джон доел, русалка, не говоря ни слова, подвинула ему свою миску, и Джон, удивляясь себе, слопал кашу Джил. Отдуваясь, выхлебал кофе, похлопал по карманам. Подозвал давешнего официанта, спросил пачку сигарет и коробок спичек. Официант исчез на минуту, потом принес требуемое — вместе с аляповатой керамической пепельницей. Джон прикурил, блаженствуя, втянул полную грудь дыма и жутко закашлялся. Справившись с кашлем, он принялся курить маленькими скупыми затяжками. Джил тоже взяла сигарету.

— Ну, — сказала она, жмурясь от дыма, — тебе, наверное, всё по порядку?

— По порядку, — кивнул Джон. Девушка вздохнула.

— Аптекарь… Он ко мне пришел. Две недели назад заявился. В человечьем облике, конечно. Всё, как я уже говорила: чёрные волосы, небольшого роста. С порога завёл про то, что не хочет Гильдию приплетать. Мол, дело большой важности. Еще дал понять… Словом, знал, что я — ублюдок.

Джон кивнул:

— Всё ясно, кунтаргов нынче никто не жалует. Прогма к тебе пошёл, потому что не боялся. Знал, что ты его не заложишь властям.

— Прогма?

— Мне он так представился.

— Когда?

Джил смотрела на Джона, приоткрыв рот. Забытая сигарета исходила дымом, зажатая между пальцев.

— Когда мы в первый раз встречались, — недоуменно ответил Джон. — Ах да… я же тебе не рассказывал.

Джил покачала головой:

— Ну ты и темнило.

Джон смущенно прочистил горло.

— В тот вечер, когда ты меня, гм… спасла… В общем, я был в отключке, и попал в Разрыв.

— Куда?

— В это место, откуда ты меня вчера вытащила. Ну вот, там я встретил нашего глазастого приятеля и немного помог. Его виноград хотел сожрать, а я вытащил. Так и познакомились.

— Виноград?!

— Пакость зелёная, что там растёт, — проворчал Джон. — Не знаю, почему так называется. Прогма говорит, кислая. Подозреваю, он эту дрянь первым слопать примеривался.

Джил недоверчиво кивнула. Потом криво улыбнулась:

— Глазёнки у него потёшные, конечно.

Джон фыркнул:

— Да уж.

Они помолчали, глядя друг на друга. Джон уже забыл, каково это — смотреть на Джил долго и без помех. Это было прекрасно.

— Вот, значит, откуда у тебя маяк в то место, — заметила, наконец, Джил. — Песка набрал, небось, полные карманы. Тогда, в первый раз.

— Точно. Но ты давай дальше рассказывай.

Джил раскурила погасшую сигарету.

— Дальше, — затягиваясь, сказала она, — дальше просто. Аптекарь мне сказал, что есть такие па-лотрашти. Которые делают валлитинар. Правильно говорю?.. Ну вот. Сказал, что ему позарез этот валлитинар нужен. Со мной обещал поделиться. Я стала допытываться, откуда такие сведения. Он признался, что давно живет и давно ищет зелье. Я тогда ему: а сколько это — давно? Он: ну, довольно давно. Я: а все-таки? Он: да лет пятьсот уж как. Я тогда: так ты, господин хороший, сам-то человек будешь? Он лыбится: да не совсем. И — облик свой принял. Который с шестью глазьями… Я сперва обалдела. Ну, а потом чего, привыкла. И не такое видала. Он ещё сказал, что, мол, способностей у него мало. Вот только ходить может там, где других смерть ждёт. Я сперва не поняла, но теперь-то ясно, что он тогда имел в виду.

Джон кивнул.

— Способностей мало, значит, — сказал он задумчиво. — Ну да, для кунтарга он довольно слабенький. От винограда отбиться — и то не смог…

— А ты смог?

— В первый раз — да, — буркнул Джон. — Значит, так и сказал: ходить там, где других ждёт смерть?

— Точно, — подтвердила русалка. — Вот эти самые слова я и вспомнила. Когда вы пропали с Фернаклем. Я ж весь город объездила, искала. Сначала думала — прыгнул домой. Дома тебя нет. Тогда — к себе. Там тоже нет. Ну, думаю, может, в храм сиганул, обратно? Рванула через лес в храм. Там тоже пусто. Всё, думаю, нет больше моего…

Она осеклась. Джон затянулся напоследок и затушил окурок.

— Да, — нарушила молчание Джил. — Думала, всё. Тогда вызвала кунтарга. Был у нас особый сигнал, чтобы связаться, если найду чего интересное. Он явился. Рассказала ему по-быстрому, что-как. Кричу: ты, мол, ходишь там, где мёртвые? Верни Джона тогда! Ну, он как-то поколдовал, руками повертел. И бросило нас в пустыню. Гляжу — вроде живой Джонни, да только и здесь в передрягу влип. Хорошо, я жезл прихватила. В сарае ещё.

— Ага, — сказал Джон. Он представил, как Джил, запыхавшись, подбегает к церкви, ищет его, зовёт. Потом — вопит, глотая слёзы, на оторопевшего Прогму. Затем, попав в пустыню, видит Джона, которого почти затянуло в проклятый куст, и, не задумываясь, стреляет из оружия, какое раньше никогда не держала в руках. Да, подумал он, госпожа Немит сейчас бы гордилась воспитанницей. Жаль, ничего не узнает.

Джил тоже докурила сигарету и принялась мять её в пепельнице.

— Слушай, спасибо тебе, — сказал Джон неловко.

— Не за что, — рассеянно ответила Джил.

Подошел официант, забрал посуду, искоса глянул на пепельницу, но менять не стал.

— Как же мы с Прогмой тогда встретились, — задумчиво произнес Джон. — В первый раз, когда меня Олмонд укокошить хотел… Совпадение, однако.

Джил почесала в затылке, пожала плечами:

— Вряд ли совпадение. Похоже, он за мной следил. Я же рядом тогда проезжала. Не удивлюсь, если он прямо из той пустыни за нашим миром приглядывать может.

— Вероятно…

— Да ты его самого спроси, — посоветовала Джил. — Аптекаря этакого.

Джон хмыкнул, но тут его как ударило.

Может приглядывать.

«Он за мной следил…»

Вот холера.

— Боюсь, у Прогмы теперь на разговоры времени не будет, — сказал он, разом охрипнув.

— Это почему?

— Думаю, — медленно ответил Джон, — думаю, скоро у Энландрии появится новый божественный покровитель. И не только у Энландрии.

Джил несколько секунд сидела неподвижно, уставясь в точку на столе. Потом схватила початую пачку и рванула оттуда сигарету.

— Ах ты ж, — пробормотала она, чиркая спичкой. — И как я только…

Джон задумался.

— Работы, конечно, у нашего аптекаря будет невпроворот, — признал он. — Лабораторию освоить — не шутка. Впрочем, он, наверное, общественность поднимет. Учёные помогут.

Джил потрясла головой.

— Это ж я, выходит, его на лабораторию навела. Чтоб мне провалиться. Если он ещё с того переулка за мной шпионил…

— Ну, что сделано — то сделано, — сказал Джон. — Зато живы остались.

Они расплатились, вышли на улицу и медленно побрели по набережной Линни. Джил шла, опустив голову. Потом встала, щурясь вгляделась в дальний конец улицы.

— Кэб едет, — сказала она.

Джон тоже посмотрел вдаль.

— Едет, — согласился он. — Ты… к себе вернёшься?

Джил поджала нижнюю губу в безразличной гримаске.

— У меня кошак дома некормленый, — напомнила она. Джон, не зная, что сказать, шаркнул ногами. Джил глянула лукаво, исподлобья.

— Да шучу, — сказала она. — Котяру уж давно, небось, соседка покормила. Но съездить кой-куда всё равно придётся.

Джон понял.

— Керосину сперва возьмём, — сказал он.

Они забрались в подоспевший кэб, доехали до свечной лавки на углу Копейной и Монашеской, попросили извозчика подождать и купили две большие канистры, источавшие пронзительную керосиновую вонь. Добрались до конца Копейной, отпустили кэб и зашагали по пустырю. Вересковые кусты шелестели, качали ветвями, ветер приминал траву, словно водил по выцветшей зелени гигантской щёткой. Канистра хлопала Джона по икрам, жидкость внутри гулко плескалась, отдавая в ладонь зыбкими, неровными толчками. На полпути Джил поменяла уставшую руку и сплюнула.

— Погода паршивая, — отметила она. — Как бы пожар по пустоши не разнесло.

— Не разнесёт, — возразил Джон. — Зелёное всё, и дождик ночью был.

Они больше не сказали ни слова, покуда не добрались до сарая — верней, до его развалин. Второй этаж был разнесён в щепки, рядом валялась груда битого шифера вперемешку с искорёженными стропилами. Дверь косо и жалко висела на единственной уцелевшей петле. Джон невольно задержал дыхание, представив, что ждёт их внутри. Поставив канистру, морщась от боли в занывшем боку, он толкнул ущербную дверь и заглянул в сарай.

— Ну, чего там? — нетерпеливо спросила Джил, налегая сзади.

Внутри было пусто. Грязно — пол чернел запекшимися потёками — но пусто. Ни тел, ни обломков. Джон вышел на середину сарая, огляделся. Неподалёку каркнула ворона.

— А где эти? — удивилась Джил, входя следом.

Джон стиснул зубы, разжал и стиснул опять.

— Твоего аптекаря надо спросить, — произнёс он. — Как ты говорила? Поколдовал, руками повертел? Ну, вот и здесь успел наколдовать, видно.

Джил повела глазами, осознавая.

— Гад! — вдуг звонко выкрикнула она и бросилась в угол, к откинутой крышке лаза. Скрылась внизу. Джон бесцельно прошёлся по скрипучему полу, стараясь не наступать на кровь. Всё закончилось, они опоздали. Прогма, выказав свойственную кунтаргам сноровку, успел за сутки вынести из сарая всё оборудование, прихватив заодно трупы — то ли собирался употребить на опыты, то ли просто не хотел оставлять следов. Учитывая природные способности к телепортации, он мог переместить лабораторию куда угодно. Хоть в Разрыв.

Из подвала показалась Джил. Не глядя на Репейника, протопала к выходу. Сквозь дверной проём Джон видел, как русалка схватила канистру, крутанулась и с рычанием забросила её в кусты вереска. Туда же отправилась вторая канистра. Отряхнув руки, Джил сплюнула и повернулась к Джону.

— Ну? — спросила она.

— Пойдём, — предложил он. — Чего уж теперь.

Джил перевела дыхание и откинула со лба прядь волос.

— Пойдём, — пробурчала она. Ворона опять каркнула: пронзительно и насмешливо.

Подгоняемые ветром, они вернулись на Копейную улицу. Прождав четверть часа, поймали кэб. Ехали молча, глядя каждый в своё окно. Тучи, с утра теснившиеся на низком небе, разошлись, но солнце, будто не доверяя погоде, светило тускло, вполсилы. Было по-осеннему холодно.

Когда они вышли из кэба у дома, на набережной, Джил остановилась, чтобы вытрясти из сапога камушек. Джон смотрел, ожидая.

— Теперь у нас будет новый бог, — сказала Джил, справишись с сапогом. — И счастье для всех. Вот сволочь. И ничего больше нельзя сделать?

Джон перешагнул через лужу, вспугнув принимавших ванну голубей.

— Можно попробовать его поймать, — сказал он, — только как? Он же ходит там, где мёртвые.

— Я тебя больше к мёртвым не пущу, — сказала Джил и взяла его под руку.

Они снова поели в той же харчевне; Джил заказала ростбиф с кровью и горошек, а Джон — свой любимый пастуший пирог. Потом немного погуляли по набережной, бросая хлеб уткам. Зашли в лавку, что была на первом этаже Джонова дома, купили вина и фруктов. Поднялись в квартиру, устроили праздничный ужин и завалились в кровать. Они больше не говорили ни о Прогме, ни о лаборатории, ни о валлитинаре. Им нужно было очень многое успеть, так что на разговоры времени не осталось. А затем они уснули.

На следующее утро — верней, ближе к полудню — Джон встал, заварил чая, открыл почтовый ящик, вытащил газеты и принес их в спальню, чтобы почитать новости. Джил села в постели, схватила вчерашний номер «Часового». Пробежала заголовки. Замерла. Впилась глазами в буквы, стала читать медленно и пристально. Закончив, не глядя протянула газету Джону.

Репейник взял «Часового» и тут же, на первой странице, прочел:



НЕБЫВАЛОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Нынче, в пятом часу пополудни, случилось в здании Парламента действие редчайшее и удивительное. При заседании посреди Зала Общин очам парламентариев явилось Чудище самого несуразного вида. Доподлинно было известно, что его сплошь покрывала Шерсть наподобие той, что бывает у диких зверей, Глаз же имелось несметное количество, не менее Полудюжины. Уродства сии никак не подобают человеческим существам, а обличают в помянутом Чудище злобного уродца, в народе именуемого Кунтаргом. В лапах сей Кунтарг имел реторту с загадочным Составом. Не успели присутствующие опомниться, как чудище проследовало к трибуне и, потеснив Спикера, завело речь. Смысл речи, однако, остался туманным, ибо от Дикости природной и робости перед Благородным Собранием изъяснялся Кунтарг путано и невнятно.

Чудище успело поведать, что в реторте содержится некий магический Состав, небывалое Блаженство сулящий. Засим речь его была прервана появлением нашей доблестной Гвардии во главе с Начальником охраны Парламента. Был отдан приказ схватить нарушителя, после чего наглый Кунтарг позволил себе направить в сторону гвардейцев боевой Жезл военного образца. При том он присовокупил в не весьма деликатных выражениях: «стойте-де и слушайте!» Начальник охраны, действуя согласно инструкциям, приказал открыть Огонь, и злокозненный Кунтарг был сражен наповал винтовочным Залпом. Когда рассеялся дым, собрание увидело, что чудище лежит замертво, Реторта же, до последнего Вздоха им от пуль оберегаемая, не пострадала.

Означенный Сосуд был переправлен в распоряжение Ганнварского Университета, где и надлежало быть исследованным сокрытому в нем Составу. Однако, по словам Эксперта, каковым выступил от Университета профессор Дж. Х. Гаульсон, глава факультета Естественных Наук, сей эпизод «не может оказаться ничем иным, как Розыгрышем, учиненным Дилетантами от науки, коих развелось множество, в том числе и в стенах нашего Заведения». А посему таинственный Состав «не заслуживает даже элементарного Анализа, и должен быть вылит в Клозет, где ему самое Место». От дальнейших комментариев ученый Муж отказался, и наш корреспондент вынужден был ретироваться из Ганнвара в редакцию, где и передал нам слова научного Светила.

Сим «Часовой», будучи не в силах приоткрыть более Завесу Тайны, завершает статью и желает уважаемым Читателям процветания и Покоя.



— Да, — сказал Джон. — Дела.

Он бросил газету на пол, встал и подошел к окну. Сквозь немытое стекло была видна внизу серая улица, заполненная снующими людьми. Дальше виднелась тусклая, как свинец, поверхность Линни. На том берегу стояли фабричные стены, дымили трубы, и оттуда доносился ритмичный стук заводских машин. Счастья в мире было по-прежнему очень мало, и с этим по-прежнему ничего нельзя было поделать, а если и можно, то никто все равно не стал бы. Потому что, если до чужой беды кому-то есть дело, то чужое счастье ровным счетом никого не волнует. Джон обернулся. Джил смотрела куда-то вдаль, и было неясно, о чем она думала.

— Что скажешь? — спросил Джон.

— Да ничего, — сказала Джил.

— Ну и ладно, — сказал Джон. — Ну и ладно.

Он отворил окно, и в комнате тут же запахло дождем. Шум машин стал громче, к нему прибавились другие звуки — шлепанье ног по мокрому тротуару, крики разносчиков, пыхтенье мобилей, стук капель о карниз и шелест листвы одинокого вяза, росшего под самым окном. Начиналась осень.

— А пошли гулять, — сказала Джил.



Конец третьей истории

Загрузка...