«Меняются — именно это люди делают, когда у них не остается вариантов».
Бенни Имура сидел в темноте и разговаривал с монстрами.
Так было каждый день.
Это стало рутиной. Тени и кровь. И монстры.
Повсюду.
Монстры.
Существо присело в темноте.
Оно воняло сырым мясом и разложением. Металлический ошейник защелкнулся на его шее, а стальная цепь кольцами лежала на дне клетки, напоминая сброшенную кожу гигантской змеи.
Существо подняло голову и бросило злобный взгляд сквозь прутья решетки. Сальные черные волосы свисали грязными патлами, частично скрывая серое лицо. Кожа казалась больной, мертвой. Но глаза…
Глаза.
Они горели злобным вниманием. Бледные руки обхватили прутья с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения. В зубах существа застряли кусочки мяса.
Бенни Имура сидел на полу, скрестив ноги.
Ему было тошно.
Болело сердце.
Боль поселилась в глубине души.
Бенни наклонился вперед. Его голос был мягким, полным эмоций, когда он произнес:
— Слышишь меня?
Губы существа искривились.
— Да, ты меня слышишь, — сказал Бенни. — Хорошо… Ты меня понимаешь? Знаешь, кто я такой?
Жирная капля крови стекла между зубов существа, скатилась по нижней губе, задержалась там на секунду и потом с тихим плеском упала на пол.
Бенни наклонился еще ближе.
— Ты узнаешь меня?
Через долгое мгновение существо в клетке тоже наклонилось вперед. Выражение его лица медленно изменилось. Сомнение блеснуло в глазах, губы расслабились. Оно принюхалось, словно попыталось определить запах Бенни. Сомнение в его глазах усилилось. Существо наклонилось еще ближе, и теперь казалось, что его губы пытаются сформировать слово.
Бенни сам наклонился еще сильнее, пытаясь услышать хоть что-нибудь.
— Голх, — пробормотало существо со скрежещущим хрипом, — …голх голх… ух.
— Давай, — подбадривал его Бенни. — Продолжай. Ты можешь это сделать. Скажи что-нибудь…
Существо уперлось лбом в решетку.
— …голох… голох.
— Что такое? — прошептал Бенни. — Что ты пытаешься сказать?
Существо выговорило слово. Получилось похоже на шепот. Целое слово. Три слога.
— Голоден!
Внезапно оно кинулось к Бенни, а серые руки вырвались за прутья решетки и схватили его за рубашку. Существо бешено завыло:
— ГОЛОДЕН!
Влажные зубы клацнули. Существо прижало лицо к решетке, пытаясь укусить Бенни, разорвать его.
Успокоить голод.
Бенни заорал и рванулся назад, но существо держало его сильными руками. Зубы клацнули. Слюна, холодная и грязная, как вода в канаве, брызнула Бенни на лицо.
— Голоден… голоден… голоден!.. — выло существо.
Позади Бенни послышался чей-то гневный окрик. Солдат двигался слишком медленно, и было уже слишком поздно. Что-то просвистело в воздухе над головой Бенни и со звоном врезалось в прутья. Дубинка, которой с поразительной силой размахивал солдат.
Существо дернулось назад от удара, который мог размозжить ему челюсть и переломать зубы.
— Нет! — завопил Бенни, оставшийся в хватке существа. Он извивался и боролся с ним, размахивая руками, чтобы загородить монстра от солдата.
— Двигайся, парень! — рыкнул охранник.
Дубинка снова ударилась о прутья с оглушающим «буууум!»
Бенни согнул колени и впихнул ногу в узкую щель между ним и прутьями решетки, а потом оттолкнулся. Существо выпустило его рубашку из одной руки, но схватилось за прутья решетки, чтобы еще сильнее тянуть другой. Бенни бил ногой, раз, два, и снова, ударяя пяткой по руке, держащейся за прутья решетки, каждый раз попадая по костяшкам. Существо завыло и отдернуло руку от решетки. Его визг агонии прорвал воздух.
Голова Бенни кружилась. Оно все еще чувствует боль.
Эта мысль, эта капля правды была утешением.
Оно все еще чувствовало боль…
Оно все еще было живо.
— С дороги, парень, — прорычал солдат, снова поднимая палку. — Я разберусь с этим…
Бенни снова ударил ногой, и его кофта спереди разорвалась. Он свалился на солдата, врезав ему по ногам так сильно, что тот отшатнулся к бетонной стене. Бенни опустился на холодный пол, тяжело дыша и вздрагивая от страха.
Внутри клетки существо прижало руки к серой плоти и разразилось плачем боли и отчаяния.
И голода.
Солдат сердито оттолкнулся от стены, подхватил Бенни под мышки и поднял на ноги, а потом толкнул его к двери.
— Ну вот. Уходи. А я научу этого монстра чертовым манерам.
— Нет! — крикнул Бенни. Он отмахнулся от руки солдата и толкнул его в грудь обеими руками. Его поддерживали боль и ярость — солдат отлетел назад, проехался по влажному бетону и упал. Дубинка выскочила из его руки и со стуком покатилась по полу.
Существо в клетке завыло и снова кинулось на решетку, в этот раз пытаясь схватить руку упавшего солдата. Охранник отдернул ее с криком отвращения. Смачно сплюнув, он откатился в сторону, встал на колени и потянулся к дубинке.
— Ты совершил огромную ошибку, парень. Я надеру тебе задницу, а потом ты посмотришь, как я вобью манеры в…
Послышался звон стали, и нечто серебряное мелькнуло в воздухе, и мгновение застыло. Солдат стоял на коленях, опираясь одной рукой о землю, а другой удерживая дубинку. Его глаза стали огромными, когда он взглянул на штуку, что прижалась к мягкой плоти его горла. Солдат видел собственное отражение в длинном тонком лезвии катаны Бенни Имуры.
— Послушай меня, — сказал Бенни, и было совсем не важно, что голос переполняли эмоции, и он то и дело срывался на всхлип. — Ты ничего со мной не сделаешь. И ты ничего не сделаешь с…
— С чем? Это монстр. Это мерзость.
Бенни прижал кончик меча к горлу мужчины. Одна крошечная капелька горячей крови появилась на краю стального лезвия и пробежала по подобной зеркалу поверхности кривой линией.
— Это не монстр, — сказал Бенни. — И у него есть имя.
Солдат ничего не ответил.
Бенни усилил давление.
— Произнеси его имя.
Лицо солдата покраснело от ярости.
— Произнеси, — рыкнул Бенни голосом, которого сам никогда не слышал. Грубым, жестоким, злым. Не оставляющим выбора.
Солдат произнес имя.
Он выплюнул его изо рта, словно у него был неприятный вкус.
— Чонг.
Бенни убрал меч, и солдат стал поворачиваться, но лезвие блеснуло в тени и снова остановилось, острое как бритва, прямо у горла мужчины.
— Я вернусь завтра, — сказал Бенни тем самым отвратительным голосом. — И через день, и на следующий после этого день. Если я увижу хоть один синяк на теле моего друга, если ты или любой из твоих друзей навредите ему… тогда вам придется волноваться не только о монстрах в клетках.
Солдат сердито смотрел на Бенни непроницаемым взглядом.
— Ты выжил из ума, парень.
Бенни почувствовал, как губы изгибаются в улыбке, но судя по выражению лица солдата, она была безумной.
— Выжил из ума? Ага, — сказал Бенни. — Скорее всего, так и есть.
Бенни отступил назад и опустил меч. Он повернулся спиной к солдату и подошел к клетке. В этот раз он стоял на достаточном расстоянии.
— Мне жаль, Чонг, — проговорил он.
Слезы бежали по щекам Бенни. Он заглянул в эти темные глаза в поисках хоть каких-нибудь следов человека, которого знал всю жизнь. Сообразительный, очень умный, с приятным характером. Если Чонг был жив, то все это еще должно быть в нем. Где-то там. Бенни наклонился поближе, желая отыскать во взгляде существа хоть намек. Он мог бы справиться с этим ужасом, существуй хоть малейший шанс, что Чонг всего лишь отстранен от контроля над своим сознанием. Как бы пугающе это ни звучало, это означает, что, возможно, существует какое-то решение, спасение.
— Давай, придурок, — прошептал Бенни. — Дай мне хоть что-то. Ты умнее меня… ты найди меня. Скажи что-нибудь. Все что угодно…
Серые губы существа поднялись над влажными зубами.
— …голоден…
Единственное слово. Слюна текла по его подбородку и капала на покрытый соломой пол клетки.
— Знаешь, он и не мертв, — сказал Бенни солдату.
Солдат вытер струйку крови на горле.
— Он не жив.
— Он. Не. Мертв, — Бенни четко произнес каждое слово.
— Да. Конечно. Как хочешь, парень.
Бенни снова опустил меч в ножны, повернулся и прошел мимо охранника, через железную дверь, вверх по каменным ступеням в суровую жару утра Невады.
Три недели назад мы были на войне.
Думаю, это была религиозная война. Типа того. Священная война. Хотя кажется странным писать эти слова.
Сумасшедшая женщина матушка Роза и еще более безумный святой Джон учредили религию и назвали ее Церковью Тьмы. Они поклонялись одному из древних греческих богов смерти Танатосу. Почему-то они вбили себе в голову, что эпидемия зомби — намеренная попытка их бога стереть с лица земли все человечество. Они считали любого выжившего богохульником, идущим против воли их бога.
Поэтому люди Церкви Тьмы решили, что должны закончить план Танатоса, убив всех оставшихся. Они тренировали последователей Церкви, превратив их в отменных бойцов. Они называли себя жнецами.
Жнецы планировали убить себя, когда дело будет сделано.
Безумно, да?
По словам Бунтарки, нашей новой подруги, которая (без шуток) дочь матушки Розы, жнецы убили около десяти тысяч людей.
Десять тысяч.
Множество жнецов погибли в большой битве. Джо убил их с помощью реактивной установки и другого оружия, которое мы нашли в разбившемся самолете. Джо хороший парень, но смотреть, как он расправляется с убийцами… это безумно. Это было неправильно в любом случае.
Но все же… какой у него был выбор?
Хотела бы я, чтобы в этом мире все еще был смысл.
Мужчина по имени святой Джон шел вдоль дороги, укрытой тенями живых дубов и сосен. Деревья были необычно сухими для этого времени года: жертвы засухи, вытягивающей жизненно необходимые соки мира. Святому, однако, было все равно. Это был еще один способ его бога не дать жизни продолжаться в мире, больше не принадлежащем человечеству. Святой Джон ценил утонченность и внимание к деталям.
Его армия растянулась позади, мужчины и женщины в черном с белыми ангельскими крыльями спереди на рубашках и красными полосками ткани позади. Их головы были аккуратно обриты и покрыты татуировками цветов и виноградных лоз, кусающихся насекомых и хищных птиц. Маршируя, жнецы Церкви пели песни о Тьме и конце страданий. Гимны вечной тишине, где боль и унижение больше не имеют власти.
Святой Джон не пел. Он двигался, сложив руки за спиной и склонив голову в размышлениях. Он все еще мучился из-за предательства матушки Розы. Но его дух поддерживало знание того, что сестра Сан и брат Питер — два верных человека из Совета скорби, — неустанно работали над служением их богу. Они зажгут пламя, которое уничтожит инфекцию человечества.
Когда они трудились в Неваде, чтобы начать этот пожар, святой Джон провел основную часть армии жнецов по пустыням и лесам, пустошам и горам, в поисках девяти городов — девяти крепостей богохульства и зла. До вчерашнего дня он не знал пути. Но они встретили путешественника, который рад был поделиться знанием о тех городах. Сначала он колебался, делиться ли, но после некоторого поощрения он был готов прокричать все, что знал.
Первый из городов назывался Хейвен, что значит «гавань». Такое же неудачное и наивное наименование, как и Убежище.
Второй город назвали Маунтинсайдом.
Святой Джон слушал песни жнецов, панихиду, что твердили сорок тысяч голосов, и, удовлетворенный, шел вперед.
Во тьме, за рядами жнецов, двигалась вторая, большая армия. Та, которую не нужно было кормить, та, которая не уставала, которой нужны были лишь свистки для собак, чтобы двигаться, и специальные красные ленты, чтобы контролировать аппетит.
Но по-своему они тоже пели. Не гимны или оды, состоящие из слов. Их песни, звучащие тысячами мертвых голосов, были неумолимым голодным стоном, пока армия живых мертвецов шла на войну под лозунгом бога смерти.
Солнце висело над пиками гор на востоке, словно шипастая корона света. Бенни закрыл глаза и повернул лицо к свету, впитывая его жар. В зоне ожидания было слишком холодно. Бенни никогда раньше не имел дела с кондиционерами, и не был уверен, понравилось ли ему. Было приятно чувствовать солнечный свет на лице, груди и руках. Днем он будет охотиться за кусочком тени, но сейчас уходить не хотелось.
«Мы спасем Чонга», — говорил внутренний голос.
— Да, спасем, — прорычал Бенни вслух.
По его лицу пробежала тень, он посмотрел наверх и увидел, как стервятник слетает с верхушки шестиэтажного корпуса больницы. Он хлопал своими большими черными крыльями, усаживаясь на припаркованный реактивный самолет, который неподвижно застыл в двух сотнях метров от него.
Реактивный самолет.
Он увел Бенни, Никс, Чонга и Лайлу из Маунтинсайда. Он должен был дать ответы на все их вопросы, помочь понять мир.
Он стоял, повернувшись к далеким горам, с темными окнами и закрытой дверью. Но вокруг входа были видны кровавые пятна, брызги алой крови и один отпечаток, ставший вместо ярко-красного коричневым. Трап был в нескольких метрах. На каждой ступени была кровь, и ее следы тянулись по земле к ряду массивных серых ангаров.
Когда Бенни впервые увидел кровь, он спросил о ней монаха брата Альберта, провожающего их:
— Зомы напали на экипаж?
Брат Альберт поморщился от слова «зом» и Бенни пожалел, что использовал его. Монахи всегда называли мертвых Детьми Лазаря и верили, что эти «Дети» были смиренными существами, которые по замыслу Бога должны унаследовать Землю. Бенни был абсолютно не согласен с такой точкой зрения, хотя она казалась приятнее, чем радикальные идеи Церкви Тьмы.
— Нет, — сказал монах. — Сирены отозвали Детей, когда приземлился самолет.
Военные использовали ряд сирен на высоких башнях, чтобы очистить посадочную полосу от зомов и открыть доступ в ангары и блокгауз. Солдаты, находящиеся в маленьком каменном здании на дальнем конце поля, контролировали сирены. Когда те затихали, мертвые снова возвращались, привлеченные людьми на монашеской стороне рва.
— Тогда что произошло?
Брат Альберт пожал плечами.
— Точно не знаю, брат. Они поставляли припасы и оборудование на базу в форте Уорт. Должно быть, там произошло нападение, — он сделал паузу. — Ты знаешь об Американском Государстве?
— Конечно. Капитан Леджер и Бунтарка рассказали нам немного. Это в Ашвилле, в Северной Каролине. Там должно быть около сотни тысяч людей. Там новое правительство, и они пытаются забрать страну у мертвых.
— Так они говорят.
Бенни бросил взгляд на самолет. Во время большой битвы со жнецами он упал с неба как чудовищная птица из древней легенды. Невозможно огромный, ревущий четырьмя массивными двигателями, он пролетел над местом битвы и опустился у Убежища.
Когда они увидели его впервые почти год назад, высоко над горами Калифорнии, то подумали, что это пассажирский самолет. Теперь Бенни и его друзья знали, что это военный реактивный самолет-транспортировщик C-5 Galaxy. Самый большой из когда-либо созданных военных самолетов.
— Что насчет экипажа? — спросил Бенни. — С ними все в порядке?
Монах пожал плечами.
— Не знаю. Нам ничего не говорят.
Это была правда. Военные ученые работали на большой подземной базе на одной стороне рва, а монахи занимались больницей и хосписом на другой. За исключением встреч в бункере, коммуникация между ними была до странного ограниченна.
За самолетом на дальней стороне аэродрома стояла огромная толпа зомов. Они направлялись к Бенни, хотя ближайший из них все еще был в километре от него. Каждое утро вой сирен очищал для него путь, чтобы он мог пересечь ров, и каждый вечер звук очищал поле, чтобы смогла прийти Никс. Они проводили один час на переговорах с учеными. Однако никогда лично. Будки для переговоров были кубами, встроенными в угол одного из ангаров, весь контакт происходил через микрофон и динамик. Новизна этой техники почти сразу же надоела. Ученые задавали много вопросов, но почти ничего не давали взамен. Ни информации, ни ответов. Позволение Бенни видеть Чонга — удивительный акт щедрости, хотя Бенни и гадал, не было ли это просто частью научного эксперимента. Наверное, это позволяло им наблюдать, сколько человеческого осталось в Чонге.
«Голоден».
Боже.
Каждый вечер монах приводил Никс сюда. Позволят ли ученые и ей увидеть Чонга?
Они добрались до входа в куб. Он открылся, когда подошел Бенни. Внутри стоял складной металлический стул.
Бенни бросил взгляд через плечо на зомби. Капитан Леджер сказал Никс, что их только пара сотен тысяч. Монахи сказали, что там по крайней мере полмиллиона. Но они работали с больными и умирающими, поэтому могли ошибаться.
— Они ждут, брат, — пробормотал монах-проводник, и Бенни усомнился, имел ли брат Альберт в виду зомов или ученых.
— Да, — сказал Бенни. — Я знаю.
Монах захлопнул дверь, и гидравлические болты встали на место с шумом вырывающегося пара. Здесь был лишь тусклый электрический свет, который едва отгонял тени.
Пока Бенни ждал в темноте, ему казалось, что он слышит голос Чонга.
«Голоден».
Потерянная Девушка была действительно потеряна.
Восемь месяцев назад она жила одна в пещере за водопадом высоко в Сьерра-Неваде. Она проводила дни за охотой или искала книги в заброшенных домах. Избегала зомби и выслеживала людей, которые убили ее семью. С двенадцати лет и некоторое время после ее семнадцатого дня рождения Лайла ни с кем не разговаривала.
Ее последними словами в первый раз стали те, что она сказала своей сестре Энни, когда встала на колени под дождем рядом с первым Геймлендом.
Ранее тем днем Лайла спаслась из Геймленда и вернулась к своей сестре. Энни должна была ждать ее, но не смогла сделать этого. Она выбралась из своей клетки, и в разгар бури за ней погнался Молот Автограда. В ветреной дождливой тьме Энни споткнулась и упала, ударившись головой о камень. Смертельная травма. Молот оставил ее там как мусор, который даже не стоил того, чтобы его выкинули.
Лайла видела это из своего укрытия. Ей было двенадцать, она была исхудавшим и слабым ребенком. Если бы она напала на Молота, он избил бы ее и оттащил обратно к зом-ямам. А Молот мог бы и Энни отправить туда же. Это был гарантированный аттракцион, привлекающий людей с деньгами.
Когда Молот ушел, Лайла пробралась на дорогу, где лежала Энни. Она попыталась вдохнуть жизнь в легкие сестры, пыталась нажимать на ее грудную клетку, как учил Джордж. Она пыталась разжечь эту угасающую искру. Лайла молила, давала обещания небесам, предлагая собственную жизнь взамен. Но обмякшее тело, которое она держала в руках, стало тем, чему не нужно ни ее дыхания, ни молитв. Оно жаждало лишь ее плоти.
Лайла держала сопротивляющееся существо крепко в объятиях, зарываясь лицом в волосы Энни. Долгое ужасное мгновение она раздумывала, не стоит ли перестать бороться, не стоит ли лечь и подставить Энни свое горло. Если она не смогла защитить ее при жизни, по крайней мере могла бы дать ей пищу после.
Это мгновение было самым долгим в ее жизни. Самым ужасным.
— Мне жаль, — сказала она и потянулась к камню, на который упала Энни. Он был маленьким, размером с плотно сжатый кулак. Полшага вправо, и Энни пропустила бы его и вместо этого упала в лужу.
Лайла хотела закрыть глаза, чтобы ей не пришлось быть свидетелем того, что она собиралась сделать. Но это был выбор труса. Джордж учил, что девочки должны быть сильными. Всегда сильными. А это была Энни. Ее Энни. Ее сестра, родившаяся в Первую ночь у умирающей матери. Она была последним человеком на Земле, которого знала Лайла. Отвернуться, закрыть глаза, отказаться от ответственности, быть свидетелем того, через что пройдет ее сестра, казалось таким же трусливым и ужасным поступком, как и тот, что совершил Молот Автограда.
Поэтому Лайла следила за лицом Энни. Она следила, за своей рукой, поднимающей камень.
Она наблюдала за всем.
Она слышала собственные слова.
— Я люблю тебя.
Она слышала звук поступка, который судьба и любовь заставили ее сделать. Это был жуткий звук. Лайла знала, что он будет вечно отдаваться эхом в ее голове.
Девушка провела последующие пять лет в тишине.
Были разговоры, но происходили они только в ее голове. С Энни, Джорджем. Лайла повторяла слова, которые хотела произнести, когда станет достаточно сильной, чтобы выследить Молота Автограда. Теперь и он был мертв. И Джордж.
Энни.
Том.
Лайла ходила вдоль рва, час за часом, километр за километром. Она была намного сильнее, чем раньше. Она знала, что если бы могла взять это тело, все навыки и вернуться в то мгновение на мокрой дороге, то Молот сделал бы свой последний вдох во тьме.
Лайла позаботилась о том, чтобы стать сильной. Быстрой, ловкой и смертоносной.
Бессердечной.
Это была ее цель. Стать бессердечной. Машиной, настроенной на убийство. Не зомов — они попадались ей случайно, — а злых людей этого мира. Таких, как Молот, Чарли Кровавый Глаз и проповедник Джек. Брат Питер, святой Джон и жнецы. Она заставила себя позабыть милосердие, потому что вместе с ним забылись страх и любовь. Любовь — путь к жестокой боли. Этой стрелой судьба всегда целится в твою спину. Любовь вмешалась бы, создала трещину в ее броне.
Нет, она никогда не позволит себе полюбить.
Шагая вперед, она думала об этом. Это обещание было таким же бессмысленным и хрупким, как и обещание, данное Энни, вернуться и освободить ее.
Когда Лайла спасла Бенни и Никс от охотников за головами в горах, она переступила черту. Когда встретила Тома и увидела, что мужчина может быть добрым и достойным, полным сострадания и сильным, Лайла почувствовала, что ее решительность слабеет. Джордж был единственным известным ей хорошим мужчиной. Совершенный незнакомец, последний выживший из группы беглецов от эпидемии зомби. Он вырастил Энни и Лайлу. Он любил их как отец, кормил, заботился о них, учил. И его убили люди, которые забрали девочек в Геймленд.
Лайла считала, что он единственный достойный человек, оставшийся в живых, а все остальные были подобны Молоту.
А потом появился Том.
В которого она влюбилась. Который отверг ее любовь таким нежным, добрым способом.
Том… который погиб.
Она остановилась, и ее взгляд пробежал через ров к ангару. Туда, где во тьме оставался Чонг.
Лайла никогда не хотела ничего испытывать к Чонгу. Он был городским мальчиком. Слабым, не обученным выживанию. Она не хотела, чтобы он ей нравился. Влюбиться в него было так неправильно, что иногда она смеялась над собой. И когда абсурдность этого поразила Лайлу, она накинулась на Чонга.
Глупый городской мальчик.
— Чонг, — прошептала она.
Что хорошего в том, чтобы быть сильным, если любовь обнажает твою плоть для зубов несчастья? Зачем рисковать и любить кого-то или что-то, когда жизнь — настолько хрупкая вещь, что сильный ветер может просто задуть ее? Она хотела вернуться к своему молчанию и одиночеству. Найти свою пещеру и прятаться там среди стопок пыльных книг. Рядом с рычанием водопада никто бы не слышал ее криков, она была в этом уверена.
Сколько понадобится недель, месяцев или лет, прежде чем она сможет думать о Чонге, и ей не будет казаться, что нож застрял в ее сердце?
Жнецы забрали у нее Чонга.
Навсегда? Или только на время?
Она не знала, как и не знали ученые в бетонных зданиях.
Если навсегда, тогда холодный голос в голове Лайлы говорил ей о том, каким будет будущее — бесконечной неумолимой охотой на жнецов — выследить и убить их всех. В книгах героини клялись преследовать врага до края земли. Она уже была там. Это апокалипсис, и будущее омыто кровью и тишиной.
— Чонг, — сказала она пустынному небу и попыталась заставить свое сердце превратиться в камень.
— Доброе утро, мистер Имура, — произнес холодный равнодушный голос через динамик в стене. — Как вы сегодня себя чувствуете?
— Сержусь, — сказал Бенни.
Наступила пауза.
— Нет, — сказал голос, явно сбитый с толку. — Как вы себя чувствуете?
— Я уже сказал вам.
— Вы не понимаете. Вы плохо себя чувствуете? Вы…
— Я понял вопрос.
— Вы ощущали необычные симптомы?
— Конечно, — сказал Бенни. — У меня болит голова.
— Когда начались эти боли?
— Примерно месяц назад, — ответил Бенни. — Безумный мутант-зомби ударил меня по голове палкой.
— Мы знаем об этом ранении, мистер Имура.
— Тогда зачем спрашивать?
— Мы спросили, чувствуете ли необычные симптомы.
— Раны, нанесенные палкой зомби по голове, вообще-то не такие уж обычные, док. Почитайте.
Женщина вздохнула — сделала такой выдох через ноздри, какой бывает, когда люди теряют терпение. Бенни широко улыбнулся в тени.
Следующий вопрос стер улыбку с его лица.
— Что произошло сегодня в клетке?
— Он… попытался схватить меня.
— Он коснулся вашей кожи своими руками?
— Нет.
— Он укусил вас?
— Нет.
— На вас попали какие-либо его телесные жидкости?
— Фу. И нет.
— У вас жар?
— Я не знаю, почему бы вам не пустить меня внутрь, чтобы измерить температуру?
Пауза.
— Существует протокол безопасности.
— Здесь, — закончил за нее Бенни. — Ага, я знаю. Я слышал это сорок миллионов раз.
— Мистер Имура, нам нужно, чтобы вы сказали, если инфицированный…
— Его зовут Лу Чонг, — рявкнул Бенни. — И я хочу, чтобы вы сказали, что с ним сделали.
В этот раз пауза затянулась.
— Мистера Чонга лечили.
— Я знаю, гений. Я хочу знать как. Я хочу знать, что с ним происходит. Когда ему станет лучше?
— У нас… нет ответов на эти вопросы.
Бенни ударил кулаком по маленькому металлическому динамику на стене.
— Почему нет?
— Мистер Имура, — сказала женщина. — Пожалуйста, вы все усложняете.
— Я усложняю? Мы отдали вам все, что нашли в этом потерпевшем крушение транспортном самолете, все эти медицинские записи. Почему вы не можете сделать хоть что-то для нас?
Когда ответа не последовало, Бенни постарался сменить тему в надежде, что сможет подтолкнуть их к настоящему обмену информацией.
— Что насчет стада диких кабанов, которые постарались съесть мою подругу Лайлу? Откуда они? Я думал, только люди могут превращаться в зомов.
— Мы знаем об ограниченной инфекции среди небольшого процента популяции диких кабанов.
— Что это значит? Что за «небольшой процент»? Это сколько?
— У нас нет точных данных…
Бенни вздохнул. Они всегда говорили так уклончиво.
Через мгновение женщина спросила:
— Вы испытываете чрезмерное потоотделение, мистер Имура? У вас двоится в глазах? Пересыхает во рту?
Вопросы все продолжались и продолжались. Бенни закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Через какое-то время голос принял тот факт, что Бенни не собирается сотрудничать.
— Мистер Имура?..
— Да, да, я все еще здесь.
— Почему вы все так усложняете?
— Я говорю вам — это не так. Я пытаюсь общаться с вами, но вы закрываетесь от меня стеной. В чем дело? Потому что, как мне кажется, вы, ребята, должны мне и моим друзьям. Если бы мы не рассказали капитану Леджеру об оружии в том самолете, та армия жнецов пришла бы сюда и перебила всех: вас, всех больных, монахов и всех в этом тупом ангаре.
Самолет, о котором шла речь, — C-130J, мощный грузовой самолет с четырьмя двигателями, построенный до Первой ночи. Бенни и Никс нашли его обломки в лесу. Его использовали для эвакуации ученого доктора Моники Макреди и ее команды с «Надежды-1» — отдаленной исследовательской базы рядом с Такомой, Вашингтон. Там команда изучала недавние мутации вируса зомби.
— Не путайте героизм со взаимным интересом, мистер Имура, — сказала женщина ледяным тоном. — Вы сообщили капитану Леджеру о том оружии и материалах, потому что только так вы и ваши друзья могли выжить. Это акт отчаяния, который из-за природы нынешнего конфликта был выгоден обеим сторонам с одинаковым планом. Любой в вашем положении сделал бы то же самое.
— Правда? Этот самолет находился там пару лет — достаточно долго на вашем чертовом заднем дворике, — а вы и понятия не имели о его существовании. Если бы вы проводили меньше времени, засунув ваши головы в…
— Мистер Имура…
Он вздохнул.
— Ладно, может, мы и думали о собственном выживании, когда рассказали вам об этом — мы вообще-то не тупые, — но это не отменяет факта, что мы спасли ваши задницы.
— Вряд ли это точная оценка ситуации, мистер Имура. Святой Джон и его армия Церкви Тьмы все еще там. Вы знаете, где они?
Бенни неохотно ответил.
— Нет.
По правде говоря, никто не знал, куда исчезли жнецы. Охранники, патрулирующие окрестности, видели парочку, а Джо Леджер сказал, что нашел признаки небольших групп в пустыне. Но основная часть огромной армии жнецов пропала. Кажется, что сам святой Джон ушел вместе с ними, но никто не знал куда. Сначала Бенни и его друзья радовались этому — пусть беспокоят кого-то другого, но подумав, они решили, что это эгоистичная и подлая реакция. Незрелая. У жнецов была только одна миссия — уничтожить все живое. Куда бы они ни пошли, умрут невинные люди.
— Так что, — сказала ученая, — в действительности вы не можете претендовать на — и я цитирую — «спасение наших задниц». Возможно, мы все теряем время.
— Что это значит? — Ответа не последовало. Он пнул стену. — Эй! Что это значит?
Тишина.
А потом снова зажегся свет и с шипением дверь открылась. Снаружи уже выли сирены.
Брат Альберт провел его через мост к монашеской стороне Убежища. На другой половине Бенни заметил Лайлу, идущую вдоль края рва. Он присоединился к ней. Некоторое время они шли в тишине. Позади охранники с помощью лебедки подняли мост.
Лайла была высокой, красивой, с бронзовым загаром и светлыми волосами, до такой степени выгоревшими на солнце, что они стали белыми как снег. У нее были большие проницательные глаза, которые иногда казались ореховыми, а иногда медовыми: оттенок менялся в зависимости от ее настроения. Она носила с собой копье, сделанное из черной трубы и военного штыка.
Каждый раз, когда Бенни видел ее, он испытывал какое-то странное чувство. Не любовь — он любил Никс всем сердцем. Кроме того, эта Лайла была странной, слишком не похожей на него. Нет, это было чувство, которое он никак не мог обозначить. Оно преследовало его с тех пор, когда Бенни в первый раз увидел ее на зомби-карте.
Лайла, Потерянная Девушка.
Наконец он собрался с силами и сказал ей:
— Они позволили мне повидаться с ним сегодня.
Лайла резко остановилась и схватила его за кофту.
— Расскажи мне.
Бенни мягко оттолкнул ее руку и рассказал обо всем, что случилось. Он не стал упоминать, как солдат постарался ударить Чонга своей дубинкой. У Лайлы было уже достаточно проблем с солдатами. Первые несколько дней после того как Чонга поместили в лабораторию, Лайла оставалась с ним. Дважды солдаты пытались увести ее, и дважды солдат уносили в медпункт. Потом, на восьмую ночь, Чонг оказался под влиянием вируса «Жнец». Он не подавал признаков жизни, и ученые решили, что он умер. Они хотели быстро вывезти его наружу, чтобы он оказался среди других зомов, когда восстанет. Но Лайла не приняла смерть Чонга. Либо ей подсказывали инстинкты, либо ее рассудок помутился. Бенни считал, что, скорее всего, и то и другое. Когда санитары намеревались забрать Чонга, Лайла напала на них. Бенни так и не узнал подробностей, но судя по тому, что сумел собрать воедино, четверо санитаров, двое врачей и пятеро солдат были ранены, а медицинское оборудование сильно пострадало в битве эпического размаха. Солдаты были близки к тому, чтобы застрелить Лайлу, но она закрылась одним из главных ученых, как щитом, прижимая нож к ткани защитного костюма, иначе они бы сделали это.
Это был тупик.
А потом машина снова запищала, споря с механической уверенностью того, что Чонг не мертв. Ученые, боясь за свою жизнь и не видя другого выхода из этого тупика, поклялись Лайле, что сделают все возможное, чтобы поддерживать жизнь Чонга и найти способ излечить болезнь, процветающую в нем. Лайлу, не доверяющую никому, было трудно убедить. Но в конце концов победила нужда Чонга в медицинском вмешательстве. Лайла отпустила ученого. Чонгу вкололи нечто, называемое метаболическим стабилизатором, — смесь, основанную на формуле, найденной среди записей доктора Макреди в самолете. Как только состояние Чонга стабилизировалось, Лайлу под прицелом пистолета увели из лаборатории и вернули Бенни с Никс к монахам. Лайле запретили пересекать ров. Четверо охранников наблюдали за ней с монашеской стороны моста.
Когда Бенни описал состояние Чонга, Лайла пошатнулась, словно он ее ударил. Девушка оперлась на свое копье, чтобы удержаться на ногах.
— Однако он разговаривал, — с надеждой сказал Бенни. — Это что-то. Это улучшение, не так ли? Это хороший знак и…
Лайла покачала головой и посмотрела вдаль, на здание лаборатории.
— Мой городской мальчик потерян.
— Лайла, я…
— Уходи, — произнесла она голосом, едва похожим на человеческий.
Бенни засунул руки в карманы и отправился на поиски Никс.
Через телескоп казалось, что парень с мечом за спиной и девушка с копьем в руке стояли всего в полуметре. Достаточно близко, чтобы коснуться их. Достаточно близко, чтобы убить.
— Я открою кровавые уста вашей плоти, — прошептал человек с телескопом. — Слава тьме.
В охоте зомы полагаются на один или несколько органов чувств. Обоняние — хорошее, мы это знаем. Они чувствуют здоровую плоть. Вот почему кадаверин работает, его запах напоминает гниющую плоть.
Зрение и слух также важны.
Должен быть стратегический способ использовать эти три органа чувств против них. Я собираюсь поговорить с капитаном Леджером об этом. Кажется, что он знает о борьбе с зомами больше, чем все остальные.
Святой Джон стоял под кроной зеленого дерева, в то время как две самые могущественные в Церкви Тьмы женщины спорили друг с другом.
— Это ересь старого мира, — стояла на своем матушка Роза, духовный лидер Церкви Тьмы. Она была высокой и привлекательной, грациозной, как утро, красивой, как лезвие ножа. — Этот самолет и его содержимое олицетворяют все, против чего выступает церковь.
— Я с этим не спорю, — сказала другая женщина, хрупкая кореянка по имени сестра Сан. Год назад она была еще подтянутой и сильной, но в последние несколько месяцев рак начал пожирать ее. Женщина самостоятельно составила прогноз: жить ей осталось меньше года, и она была намерена использовать это время для помощи Церкви Тьмы в покорении еретиков. — Я имею в виду, что нам нужно изучить те материалы, чтобы понять, что происходит с серыми людьми.
— Ничего не происходит…
— Матушка, вы знаете, что это неправда. Наши люди видели много серых людей, передвигающихся стаями. Раньше такого не происходило. Ходят слухи о серых людях, которые двигаются почти так же быстро, как живые. Даже были случаи, когда те поднимали камни и валуны и использовали их как оружие.
— Ну и что? — высокомерно возразила матушка Роза. — Вся жизнь меняется. Даже не жизнь. Это часть природы, разве нет?
— Так и есть, — продолжала сестра Сан. — Но вирус «Жнец» не часть природы, как я уже много раз говорила.
Теперь святой Джон повернулся и поднял руку. Обе женщины мгновенно затихли.
— Вирус, поднявший мертвых и разрушивший города грешных людей, был принесен на Землю божественной рукой повелителя Танатоса.
— Да, слава его тьме, — в унисон сказали женщины.
— Таким образом, это часть естественного порядка Вселенной.
— Достопочтенный, — сказала сестра Сан, — пожалуйста, выслушайте меня. Все вы выслушайте. Я знаю этот вирус. Я изучала его с самого начала. Моя команда работала с Центром контроля заболеваний и Национальным институтом здоровья. Никто из живых не знает эту болезнь лучше меня. Только Моника Макреди.
— Эта еретичка мертва, — сказала матушка Роза.
— Мы не знаем этого наверняка, — возразила сестра Сан. — Мы выслали пять команд жнецов на ее поиски, и две команды так и не вернулись.
Матушка Роза отмахнулась от этого аргумента.
— Если Макреди работала с болезнью, если она старалась найти лекарство, тогда, возможно, вирус мутировал из-за нее, — со страстью продолжала сестра Сан. — И, возможно, изменение в болезни может значительно повлиять на предсказуемое поведение серых людей, а это опасно дня нашей церкви. Вы знаете об этом. Если позволите взглянуть на материалы в самолете, я, возможно, смогу определить, что она делала. Возможно, смогу это остановить или узнать, как предсказать, какие изменения будут происходить, чтобы мы смогли адаптировать модификации поведения к доктрине нашей церкви. Но мы не можем позволить различным изменениям проявляться без ответа на это со стороны церкви. Подумайте, насколько разрушительно это будет, особенно для групп жнецов, среди которых высокий процент новых рекрутов. Сомнение — наш враг.
Матушка Роза качала головой все это время.
— Самолет — гробница, и я запечатала его. Он останется закрытым.
Она повернулась спиной и ушла прочь.
Сестра Сан схватила за рукав святого Джона.
— Пожалуйста, достопочтенный, уж вы точно понимаете опасность.
— Гробница принадлежит матушке Розе, — сказал он.
— Но…
— Она принадлежит ей.
Святой нежно убрал ее руку и направился в глубь леса, зная, что она стояла и наблюдала за ним все это время. Он не позволил ей увидеть улыбку на своем лице.
Столовая находилась в сборном домике позади ангара общежития. Ряды длинных столов, складных стульев и стол с паровым подогревом стояли там для самообслуживания. Бенни взял поднос и тарелку, набросал туда несколько яиц всмятку и куски того, что, он надеялся, было свиной сосиской. Это могла бы быть и ящерица или черепаха, как Бенни уже узнал.
Еды много не бывало. Пищи было достаточно, но лишней не оставалось.
Когда Бенни пришел сюда впервые, он навалил кучу еды на поднос. Никто ничего ему не сказал, пока он не сел напротив Бунтарки, которая одарила его строгим взглядом.
— У тебя здесь еды, как для беременной свиньи, — сказала она, и в ее голосе послышался сильный акцент Аппалачи.
— Я в курсе, представляешь? — сказал он и запихнул вилку с яйцом в рот. — Даже неплохо.
Бунтарка была худой с твердыми мускулами и очень милой, с обритой головой, покрытой татуировками роз и диких лоз. Она носила джинсы и кожаный жилет на голое тело, насколько мог это определить Бенни.
— Может, тот зом выбил не только все здравомыслие из твоей головы… но еще и манеры? Сегодня четыре человека останутся голодными, потому что ты взял себе еды на пятерых. Осмотрись — думаешь, здесь есть что-то, напоминающее изобилие? Все здесь в нескольких шагах от голодной смерти, а вот и ты, набивающий пузо едой, словно у тебя день рождения.
Когда Бенни огляделся, он увидел лишь вежливые понимающие улыбки монахов. Потом он посмотрел на гору яиц, картошки, овощей и половину буханки хлеба. Без единого слова он встал и направился обратно к столу с паровым подогревом, положил свой поднос перед первым человеком в очереди. Потом ушел и больше ничего не ел в тот день.
Теперь он составил себе рацион. Одно яйцо, половинка жареного картофеля, кусок хлеба с тонким слоем масла и чашка воды из колодца. Это всегда было чуть меньше, чем ему хотелось бы, и всегда чуть больше для кого-то другого. После пары голодных дней Бенни стал чувствовать себя хорошо благодаря этому правилу. Теперь это был его ритуал. Он также проводил время каждый день, работая в бобовых полях и фруктовых рощах, помогая с разной работой, для которой не требовались особые навыки. Это был изнурительный труд, но Бенни чувствовал себя хорошо. К тому же в этих занятиях была выгода, если рассматривать их как тренировки, чтобы вернуть силу и мышечный тонус.
Он пытался заставить некоторых монахов, работающих в поле, спеть несколько нестандартных песен, которым Морги научился у своего папы, но это не сработало.
Сегодня Бунтарка была на другой стороне столовой, сидела рядом с Евой, крошечной светловолосой девочкой, которую Бенни спас, когда они оба упали в расселину, кишащую зомами. Ева смеялась, и даже с этого расстояния Бенни слышал, каким странным и отрывистым был этот смех. Бедняжка прошла через слишком многое. Жнецы сожгли поселение, в котором она выросла, и истребили практически всех жителей. Беженцы провели несколько безумных дней, скитались по пустыням и лесам, а за ними охотились жнецы и отправляли их «во тьму». Ева стала свидетельницей ужасного момента, когда слуги Танатоса убили ее отца и мать.
Монахи работали с Евой каждый день, день за днем доставая из девочки красные тени ее травмы. Хотя прогресс и был заметен, совсем скоро стало ясно, что, возможно, разум Евы поврежден навсегда. Бенни так же сильно волновался и о Бунтарке, — бывшая жница словно взяла на себя миссию по «спасению» девочки. Бенни боялся того, что может случиться с Бунтаркой, если хрупкий разум Евы не восстановится.
Из-за этого Бенни ощущал как грусть, так и ярость, поскольку жнецы были хуже зомби. У мертвых не было разума, они действовали согласно импульсу какой-то силы, вернувшей их тела к жизни. Жнецы знали, что делают.
В более спокойные мгновения Бенни пытался представить, что жнецы действительно считали, будто творят благое дело, верили, что служат воле своего бога. Но он не мог понять мировоззрение религии, основанной на убийстве. Даже если жнецы верили, что их бог хочет, чтобы все умерли, у них нет права навязывать свою веру остальным. У них нет права превращать жизнь ребенка, такого как Ева, в настоящее шоу ужасов.
Никакого права.
— Привет, — послышался знакомый голос позади него, и, повернувшись, Бенни уже улыбался, потому что плохой день внезапно стал намного лучше.
— Привет, — ответил он, наклоняясь через стол, чтобы одарить Никс Райли быстрым легким поцелуем. Она была красивой девушкой с дикими рыжими волосами, изумрудно-зелеными глазами, светящимися интеллектом и россыпью веснушек на улыбчивом лице. Длинный розовый шрам тянулся от линии волос почти до челюсти, но даже с ним она казалась молодой, свежей и счастливой. Уже многие месяцы она не выглядела так хорошо. Как и Ева, Никс пережила абсолютный ужас: ее мать убили у нее на глазах. Не жнецы — эти убийцы еще не стали тогда частью их жизни — а жестокий охотник за головами Чарли Кровавый Глаз и Молот Автограда. Саму Никс эта парочка избила и похитила. Они собирались заставить ее драться в ямах с зомби в Геймленде. Том и Бенни спасли ее, но с тех пор жизнь Никс стала нескончаемым кошмаром, бегством из одной части ада в другую.
Никс присела, но заметила, что Бенни смотрит на нее.
— Что? У меня что-то на лице?
— Лишь это, — сказал он и отправил ей горсточку воздушных поцелуев.
— Твои слова слишком слащавые, — сказала Никс, улыбнувшись. — Сегодня ты долго был в переговорной. О чем на этот раз шла речь?
Улыбка Никс растворилась, когда Бенни рассказал ей о Чонге.
— Мне казалось, Лайла говорила, что он жив!
— Он жив.
— Но… он пытался укусить тебя.
— Ладно, он болен, у него проблемы… но он все еще Чонг.
— Каким образом? Каким образом он все еще Чонг? Он полностью инфицирован, Бенни. Ради бога, они держат его в клетке.
Лицо Бенни мгновенно запылало.
— Что ты хочешь сказать? Считаешь, они должны усыпить его, как собаку?
— Не как собаку, Бенни. Он зом и…
— И что? Они должны упокоить его?
Никс откинулась назад и сложила руки на груди.
— Что, по-твоему, произойдет, Бенни? Думаешь, что Чонг внезапно выйдет из этого состояния?
— Может, и так! — повысил голос Бенни.
— Возможно, он не сможет.
— Я не могу поверить, что ты бросаешь его, Никс. Это Чонг! Чонг! Он наш друг.
— Был ли это действительно Чонг там в клетке? Пытался бы Чонг укусить тебя?
Бенни ударил кулаком по столу.
— Он не зомби, Никс. Он болен, и ему нужна наша помощь.
— Какая помощь? — требовательно спросила она, и ее голос стал на октаву выше. — Что мы вообще можем для него сделать?
Бенни пришлось искать ответ.
Когда он заговорил, его голос был горячим шепотом.
— Нам нужно дать ученым время выяснить это.
— Ладно. Хорошо. А что будет происходить в это время? Будем посещать его словно животное в зоопарке?
— Почему ты ведешь себя как тварь?
Никс встала так внезапно, что ее пояс зацепился за край тарелки и перевернул ее, раскидав еду по столу. Удивление, смущение и гнев боролись на ее лице.
— Я…
— Вот не надо, — рявкнул Бенни и, встав из-за стола, пошел прочь.
Он почти дошел до двери, когда Никс догнала его. Он услышал ее шаги и ускорился, но она пробежала оставшееся расстояние, схватила его за рукав и развернула. Прежде чем он успел что-либо сказать, она ткнула пальцем ему в лицо.
— Послушай меня, Бенджамин Имура. Я люблю Чонга не меньше твоего. Я и Тома любила. И я любила свою маму — но люди умирают. В этом мире люди умирают. Все умирают.
— Ну, спасибо тебе, леди Эйнштейн. А я-то думал, что все живут вечно, а каждый день полон яблочных пирогов и щеночков, — он сердито посмотрел на нее. — Я знаю, что люди умирают. Я не тупой, и я не обманываю себя насчет проблем Чонга. Может, он не вернется, может, он уже безнадежно болен… но сегодня я слышал, как он говорит, и пусть это было лишь одно слово, но оно доказывает, что какая-то его часть все еще здесь. Он еще не исчез, и я не сдамся. Нет, пока совсем не останется надежды.
— Бенни, я… — начала она, но он покачал головой и отвернулся.
Он протолкнулся мимо нескольких монахов на пути из столовой. Никс окликнула его по имени, но за ним наружу не вышла.
Его звали Морган Митчелл, но все звали его Морги.
Морги выглядел слишком взрослым для своего возраста, словно ему скорее восемнадцать, чем пятнадцать. Мускулистые плечи, на руках бугрились мышцы, а на лице был намек на бороду, щетина покрывала щеки и подбородок.
Его одежда была пропитана потом, а глаза наполнены тенями.
Шина старого грузовика свисала на веревке с ветки большого дуба. Побитая погодой резина покрылась тысячами шрамов от удара боккэном — деревянным мечом, который Морги держал в руках. Каждый удар заставлял шину танцевать и вращаться, а Морги перемещался то туда, то сюда, преследуя ее, продолжая наносить удары, бить по ней снова и снова. Сила каждого удара отдавалась эхом в дальнем конце дворика. Боккэн был вручную вырезан из ствола пекана. Это был его шестой меч. Первые пять треснули и сломались в этом дворе, побежденные не шиной, а силой рук, держащих дерево.
И болью.
Каждый удар отдавался болью. Это не отдача, вибрация от удара доходила до мышц и костей Морги. Совсем не это. Боль была в его сердце. И он каждый день сражался с ней. Несколько раз в день. Тренировки подтянули его тело, сожгли детский жир, обнажили мускулы, выкованные в печи горя и сожалений.
Морги знал, что за ним следят, но ему было все равно. Так было все время, почти каждый день. Рэнди Кирш, мэр Маунтинсайда и бывший сосед Тома Имуры, сидел на своем пороге. Рядом с ним расположились двое мужчин, и каждый из них пил кофе из керамической кружки.
— Ставлю два рационных доллара на то, что он сломает еще один меч сегодня, — сказал Кит Странк, капитан городской стражи.
— Глупая ставка, — сказал Лирой Вильямс, большой чернокожий мужчина, сидящий слева от него. Он был фермером, выращивающим кукурузу. Он потерял правую руку в автокатастрофе, когда перевозил группу людей сквозь полчища зомов после Первой ночи. — Парень работает с настоящей яростью. Он сломает этот меч или собьет шину с чертового дерева.
Мэр взглянул на свои часы.
— Он уже два часа над этим работает.
— Я потею, просто глядя на него, — сказал Странк.
Они все кивнули и сделали глоток кофе.
«Бах, бах, бах» — удары меча о шину не прекращались.
— Ты узнал, что произошло между ним и Бенни? — спросил Странк. — Слышал, что у них было что-то вроде драки, прежде чем Том увел тех ребят из города.
Мэр покачал головой.
— Слышал, это из-за девушки, — заметил Лирой. — Помните, Морги ухаживал за ней у Райли в ночь, когда убили Джесси? Мэрион Хаммер чуть не разбил Морги голову. А через семь месяцев Никс ушла с Бенни.
— А, — сказал Странк, — девушка. Тогда понятно.
Они все вздохнули и кивнули.
— Не думаю, что это просто из-за девушки, — сказал мэр Кирш. — Думаю, дело в той драке. Я слышал, что Морги повалил Бенни на землю.
— Если они и дрались, — заметил Лирой, — то из-за девчонки Райли.
Они все снова кивнули.
Капитан Странк добавил:
— Морги недавно попросил меня позволить ему присоединиться к городской охране. Когда я сказал ему, что он слишком молод, он получил работу ученика охранника забора.
— Отвратительная работа для парня, — сказал мэр. — Он попросил у меня заявление на вступление в отряд Всадников Свободы. Он хочет пойти с Соломоном Джонсом и его командой.
— Хотя для этого ему должно быть восемнадцать, — сказал Лирой.
— Так и есть. Но он пытается получить особое разрешение, потому что тренировался с Томом Имурой.
— А, — заметил Странк.
Лирой что-то проворчал.
— Может, они должны разрешить ему. Том хорошо натренировал тех ребят… и к тому же посмотрите на него. Парень больше и сильнее любых известных мне восемнадцатилетних.
— Том хорошо поработал, — согласился Странк, пока они наблюдали, как Морги бьет по шине. — Зуб даю, Том бы гордился им.
Деревянный меч рассекал воздух и ударял снова, и снова, и снова.
Бенни шел вдоль рва — подальше от Лайлы — пока жар солнца не заставил его замедлить яростный темп. Наконец, покрывшись потом и почувствовав невероятную подавленность, он остановился, засунул руки в карманы и устремил взгляд через ров. Несколько мертвецов все еще беспокойно двигались, но остальные стояли неподвижно, словно стали надгробиями собственных могил.
Бенни краем глаза заметил движение и, повернувшись, увидел, как Бунтарка идет вместе с Евой на детскую площадку и передает ее главной няне — сестре Ханналили. Потом Бунтарка увидела Бенни и направилась к нему.
— Привет, — тихо сказала она.
— Привет, — откликнулся Бенни.
— Видела ту суматоху в столовой. Поссорился с Рыжей?
Бенни пожал плечами.
— Из-за Чонга?
— Да, — ответил Бенни. — Думаю, так.
— У него большие проблемы, да?
— Он болен… и если ты тоже хочешь читать мне нотации, о…
— Притормози, парень, — сказала она. — Просто спросила.
— Да, — медленно произнес Бенни. — Он в плохой форме.
— Рыжая хочет его усыпить, в этом дело?
— Да.
— Она знает, что Лайла сдерет с нее кожу в мгновение ока, да?
— Она знает.
— Так что это значит для всех?
Бенни вздохнул.
— Проблемы.
— Жизнь никогда легче не становится, не так ли? Она просто постоянно усложняется.
Они наблюдали за Лайлой, которая перестала ходить взад-вперед и теперь молчаливо стояла, словно живой труп, глядя через ров на серое бетонное здание.
— Эта Лайла — загадка, — тихо произнесла Бунтарка. — Я, должно быть, пятьдесят раз пыталась с ней заговорить. Не начать какой-то там умный разговор, просто обсудить день. Она лишь говорила мне уходить. Только одно слово. «Уходи».
— У Лайлы была действительно тяжелая жизнь, — сказал Бенни.
На лице Бунтарки появилось насмешливое выражение.
— Да неужели? Ну, не у нее одной есть право на грусть и сожаление, сынок. Нас всех измотали и избили тяжелые времена. Но эта девушка взяла и закрылась. Я встречала серых людей, которые казались живее, — она постучала пальцем по виску. — Я начинаю подозревать, что никого нет дома.
— Она выйдет из этого состояния, как только они сделают что-нибудь для Чонга.
Бунтарка склонила голову набок.
— Вы все правда так думаете?
— Да, — ответил Бенни с напускной уверенностью. В действительности он боялся за Лайлу. Ее прогресс в общении, кажется, исчез. И втайне он соглашался с диагнозом Бунтарки, который утверждал, что Лайла казалась… ну, потерянной. Она участвовала в боевых тренировках, но в остальной жизни — нет.
Его внутренний голос спрашивал: «Как глубоко нужно упасть внутрь своего разбитого сердца, чтобы не проявлять никаких внешних признаков жизни?»
Этот печальный вопрос заставил Бенни задуматься, какой стала бы Никс, если бы ей пришлось самостоятельно справляться с убийством матери.
Или что стало бы с ним после смерти Тома, если бы не Никс, Лайла и Чонг.
Он хотел что-нибудь сделать. Если бы это был враг, с которым он мог бороться, Бенни взял бы меч в руки. Но правда заключалась в том, что существовали противники, которых нельзя победить.
Бенни кивнул в сторону.
— Ты была там, верно? Несколько лет назад? В лаборатории. Каково это?
— Те парни мало что позволяли мне увидеть. Они засунули меня в маленькую комнату с койкой и комодом. Не было даже хорошей книги для чтения. Я могла лишь смотреть на стены целыми днями, а это даже не так интересно, как звучит. — Она подумала над этим, а потом усмехнулась. — Я была счастлива, когда услышала, что Лайла там устроила. В лаборатории есть хорошие люди, но они точно не из приятных.
Бенни что-то проворчал и сменил тему:
— Ты сегодня видела Джо? Хочу спросить его о Чонге.
Она покачала головой.
— Нет. Он был у обломков прошлой ночью. Не знаю, когда он вернулся. Видела его большую старую собаку этим утром — один из монахов выгуливал.
Бенни спросил.
— Что ты о нем думаешь?
— О Джо? Тебе стоит спросить Рыжую, — сказала Бунтарка. — Она думает, что мир вращается вокруг этого парня. Берегись, мальчик, — думаю, он ей нравится.
— Все не так. Никс вытягивала у него информацию.
— Информацию для чего? Для этого глупого дневника?
— Он не глупый, и это не совсем дневник, — заметил Бенни. — Она собирает информацию о зомах.
— Например?
— Ловушки, барьеры и все такое. Как бороться с зомами. Она разрабатывала план, как мы, люди, можем вернуть мир. Это умно. Джо предоставил ей много страниц заметок. Она также интересовалась, как сражаться со жнецами. Например, если мы устроимся в городе или, может, организуем где-то поселение, Никс хочет быть готовой защитить его от всех, как живых, так и мертвых.
Бунтарка одобрительно кивнула.
— Если это произойдет, пусть занимается защитой.
Бенни кивнул.
А девушка улыбнулась.
— Вау. И все это время я считала, что она писала любовные стишки или истории о принцессах и единорогах.
— Ты и правда совсем не знаешь Никс, да?
— Как оказалось, нет. Она…
Голос Бунтарки затих, когда девушка с открытым ртом уставилась поверх рва. Когда Бенни проследил за ее взглядом, то увидел фигуру, от которой ему стало тошно и грустно.
Это был зомби. Женщина. При жизни она была красавицей с копной волнистых черных волос и холодным царственным выражением лица, словно великая королева из средневековья. А теперь ее плоть стала серой и сморщенной, влагу высосал жар, а волосы повисли грязными нитями.
Матушка Роза.
Бывший духовный лидер Церкви Тьмы. Бывший консорт святого Джона.
Бывшая мать Бунтарки.
А теперь… во что она превратилась?
Матушка Роза остановилась на краю рва и словно узнала Бунтарку. Они обе, и мать и дочь, уставились друг на друга. Бенни пытался перечислить все, что разделяло их. Верования, сожаление, сама жизнь, столько всего. Намного больше, чем измеримые метры, сантиметры и миллиметры.
Две маленькие слезы скатились по щекам Бунтарки.
— О боже.
— Бунтарка, не смотри, — быстро произнес Бенни. — Возвращайся в ангары, не позволяй…
— Уходи, — сказала девушка.
— Эй, нет. Я просто хотел сказать…
— Просто уходи.
Бунтарка медленно опустилась на землю, скрестив ноги. Она сидела там, уставившись через ров на существо, когда-то бывшее ее матерью.
Бенни повернулся и медленно побрел прочь.
Бенни вернулся в столовую, чтобы найти Никс. Он не хотел злиться на нее. Может, поговори они, она смогла бы понять чувства Бенни.
Но ее там не было.
Толпа, пришедшая на завтрак, практически рассосалась, но Бенни заметил, как у столов появился рейнджер Джо. Крупный мужчина носил камуфляжные штаны, покрытую пятнами пота серую рубашку и самодельные сандалии. Его голубые глаза были спрятаны за темными очками, кожа загорела до красновато-золотого цвета, не считая белых линий старых и новых шрамов. А их было много. Несмотря на то что Джо было около шестидесяти или чуть больше, он был подтянутым, с жилистыми мышцами, которые напрягались под его огрубевшей кожей при ходьбе. Обычно Джо был полон хорошего настроения и быстрых колких замечаний, но сегодня он едва дошел до стола с паровым подогревом, и казалось, что ему нужно хорошо сосредоточиться, чтобы положить еду на тарелку. Собака Джо, монстр-мастиф по имени Гримм, шла за ним. Джо плюхнулся за стол у дальней стены. Гримм свалился на пол рядом с ним. Все за ближайшим столом встали и передвинулись.
Бенни подошел туда.
Гримм поднял голову и изучил Бенни так же, как Морги Митчелл изучал кусок говяжьей пашины на гриле. Джо склонился над едой, отправляя ложку за ложкой в рот. Он не поднял взгляд, чтобы посмотреть, кто подошел.
— Отвали.
Бенни остановился.
— Что?
Джо поднял голову, чтобы сердито посмотреть на Бенни поверх оправы солнечных очков, съехавших на переносицу. У него были красные уставшие глаза.
— А, это ты.
— Не против, если я присяду?
— Против.
— Что сегодня такое? Это день «скажи Бенни Имуре „уходи “»?
— Звучит неплохо. И… уходи.
— Нет, не думаю, — он подошел еще на шаг ближе. Гримм издал низкое предупреждающее рычание, которое словно вибрацией отдалось в полу. — Он укусит меня?
— Вполне возможно, — признал Джо.
— Я рискну.
Джо устало облокотился о стол.
— В чем дело, парень? В твоем поколении у «отвали» есть другое значение?
— Нет. Я понял. Вы хотите, чтобы я ушел. Я просто не ухожу.
Бенни опустился на стул. Рейнджер наблюдал за ним с тусклым восхищением.
— Ты странный парень, — сказал Джо. — Большинство людей действуют согласно убеждению, что Гримм с радостью съест их на обед. А ты словно думаешь по-другому. Не знаю, разбираешься ли ты в собаках или просто полный идиот.
— Суд присяжных пока пытается это решить, — сказал Бенни.
— Ладно… что у тебя на уме? — вздохнул Джо. — И говори потише. У меня болит голова.
Бенни пригляделся к нему.
— Вы напились?
— Нет, у меня похмелье. Есть четкое различие. Одно весело, второе — совсем нет. Сейчас мне совсем не весело, а ты не помогаешь.
— Вот мысль — почему бы не напиваться?
Бенни не был фанатом выпивки. Алкоголизм и пьянство стали серьезными проблемами во всех девяти городах с Первой ночи. Конечно же, было много причин. Каждый взрослый потерял кого-то в те ужасные дни. Явный апокалипсис выжег веру множества людей — веру в их религию, их идеологию, их ожидания, их правительство и собственные мечты. Непоколебимость вируса породила поразительную паранойю. Приближался конец мира, так какая разница? Почему бы не напиться? Почему бы не сровнять все острые края? Бенни испытывал как печаль, так и отвращение, потому что это было признанием проигрыша. Не осталось духа борьбы. Никакой попытки снова встать и потрясти кулаком перед Вселенной и попытаться снова. Одна из любимых поговорок Тома о боевых искусствах гласила: «Упади семь раз, поднимись восемь». И все же казалось, что некоторые люди просто хотели снова упасть.
Джо попивал свой кофе.
— Когда именно мои дела стали твоими?
— Вы солдат, да? Рейнджер? Разве вы не должны быть образцом для подражания?
— Вау, ты сегодня отвратительный ублюдок. На завтрак съел двойную порцию испорченных хлопьев?
— Нет. Я провел утро в темнице под лабораторией, глядя на моего лучшего друга, который, судя по всему, превращается в зомби.
— А, — сказал Джо. — Да, понятно. Я видел его вчера. Жаль.
— Жаль? Это все что вы можете? Жаль? Я думал, эти ученые должны были его вылечить.
— Во-первых, — ответил Джо, указывая на Бенни чашкой с кофе, — перестань кричать. Из-за тебя у меня болит голова. Во-вторых, кем ты их считаешь? Волшебниками? Думаешь, они могут помахать волшебной палочкой и исправить все?
— Да. После того как мы нашли те записи в разбившемся самолете, вы все были так возбуждены. Вы сказали, что мы спасли мир.
Джо протер глаза.
— Ага, ну…
— Ну… что? Мы отдали им записи исследования доктора Макреди, так почему они не могут помочь Чонгу?
— Все сложно. Они натыкаются на разные препятствия в этих записях.
— Например, на какие?
— Послушай, парень… ты знаешь, что доктор Макреди почти разгадала все, да? Именно в ее лаборатории на «Надежде-1» проводились самые передовые исследования. Там, в поле. Где мутировал вирус «Жнец». Она отсылала отчеты в Убежище, так что они следовали за ней, отставая лишь на несколько шагов. Это не похоже на старые дни, когда информацию могли переслать по интернету. Когда людей с «Надежды-1» эвакуировали, транспортный самолет должен был привезти все, что было у Макреди. Все, до самой последней бумажки, чтобы большая лаборатория в Убежище могла закончить ее исследование и наконец победить эту штуку. — Он сделал паузу и покачал головой. — Подумай об этом, Бен. Мы были так близки. Мы почти победили вирус, уничтоживший целый мир.
— Ну… ладно, жаль, что доктор Макреди умерла во время крушения самолета — или, может, до нее добрались жнецы, как бы то ни было — я хочу сказать, что если исследование было в том самолете, тогда почему ученые в убежище не могут просто, ну не знаю, закончить его?
— Потому что, — тихо сказал Джо, — не все материалы были в самолете.
Если бы Джо потянулся через стол и ударил Бенни в лицо, тот бы удивился меньше.
— Я просмотрел грузовые накладные, — продолжил рейнджер, — и там упоминается серия D коробок. Мы нашли все от A до C. Ничего под буквой D. Если брать во внимание время, когда эвакуировали «Надежду-1», не было ничего, датированного позже, чем за месяц до этого.
— Они каким-то образом оставили эти вещи в «Надежде-1»?
— Ни за что. В накладной сказано, что они запакованы. Они должны были быть в самолете.
— Тогда где они?
— Парень, если бы я знал, то не напился до паралича вчера вечером, так ведь?
Бенни почувствовал, что краснеет.
— Хотите сказать, что нет никаких предположений?
Джо вздохнул.
— Не знаю. Было одна ссылка на Юматиллу, но никаких записей. Ничего, чтобы подтвердить, что они остановились там.
— Что такое Юматилла?
— Химический склад в Юматилле — военная база в Орегоне. Они хранили там химическое оружие. Зарин[1] и V-газ.[2] Ужасные вещества, которые должны были уничтожить. База была закрыта в 2015 году. Не знаю, что случилось с ней после этого, но у транспортного самолета не было причин там останавливаться, и уж точно не было причин выгружать серию D там. Вся эта территория была захвачена во время Первой ночи. Я упоминаю ее только потому, что это единственное, чего мы не нашли в записях.
— Вы туда собираетесь?
— Я? Нет. Я отправил весточку паре знакомых рейнджеров, чтобы они направились туда. Это долгая дорога и, скорее всего, не стоит усилий.
— Послушайте, — сердито сказал Бенни. — Даже если у вас нет материала за месяц, то, что мы нашли, помогло бы вам хорошо продвинуться. Оно должно чего-то стоить.
— Так и есть, — устало согласился Джо. — Некоторые клинические данные в тех коробках в ответе за то, что твой друг Чонг все еще дышит. Метаболический стабилизатор и несколько других лекарств. Именно они держат его на этой веселой стороне мертвых.
— Сегодня Чонг говорил со мной.
Джо поднял бровь.
— И что он сказал?
Бенни рассказал ему.
— Ай, — сказал он. — Послушай, мы сбились с пути. Вчера я находился там весь день, но не смог найти пропавшие записи. Должен сказать тебе, Бенни, что это не тот конец, который я много раз представлял. Пару последних лет этот самолет был для нас Священным Граалем. Это была наша серебряная пуля. Мы находим его и записи доктора Макреди и бам, безумные ученые в лаборатории создают лекарство, и мы все рассказываем нашим внукам, как спасли мир. Но… доктора там, кажется, не могут понять, в каком направлении двигалась доктор Макреди в своих исследованиях за эти последние недели перед тем, как закрыли «Надежду-1». Там были образцы мутагена и ссылки на рабочее лекарство под кодовым названием «Архангел». Но у нас есть только название. Нет ни капли информации о том, что такое «Архангел» или что он делает. Эти коробки — ключ, и они потеряны. Мы потеряли свой последний шанс победить этот вирус.
— Не говорите так! Должно быть что-то еще. Должен быть способ найти тот материал.
Джо просто продолжил пить кофе.
— Джо, вы собираетесь сидеть здесь и говорить мне, что просто сдались? Вы? Вы капитан Леджер, ради бога. Вы герой Первой ночи.
— Конечно, парень, так сказано на зомби-карте. Должно быть, это правда.
— Мой друг умирает, — прорычал Бенни. — Мы не можем сдаться.
— Думаешь, ты единственный человек, испытывающий боль? — спросил Джо. Его взгляд казался уставшим и поблекшими. — Прежде чем все это началось, у меня были жена и шестимесячный ребенок. Я был за морем на миссии, когда появился вирус «Жнец». Я позвонил жене, сказал ей выбираться оттуда ко всем чертям, поехать на ферму моего дяди рядом с Робинвуд, Мэриленд. Мне понадобилась неделя, чтобы вернуться в Штаты. К тому времени, как я добрался до Сан-Диего, вся страна сошла с ума. Не было больше коммерческих рейсов. Военные базы тоже были разрушены. Когда народ начал паниковать, все собрались у ближайшей базы, но из-за того, что многие беженцы были уже укушены или заражены, эти базы превратились в поля смерти. Я украл вертолет с базы Национальной гвардии, которая стала буфетом самообслуживания, и пролетел полстраны, прежде чем армия начала сбрасывать ядерные бомбы на зомби. Электромагнитный импульс убил двигатель, мой мобильный и спутниковый телефоны. Вертолет сдох, и мы хорошо так упали. В той птичке нас было десять. Четверо выжили при падении. Мы разделились, и все попытались найти путь домой. Мне понадобилось три недели, чтобы добраться до фермы дяди Джека. Но… там никого не было. Это место сгорело дотла, так что я не мог даже сказать, добрались ли туда мои жена и ребенок.
Бенни уставился на него.
— Так зачем я тебе все это рассказываю? — спросил Джо. — Затем, что все в нашем мире указывает на то, что моя семья мертва. Моя жена, сын, дядя. Мой брат Шон со своей семьей в Балтиморе. Я так и не нашел никого из них. Ни намека, ни единого признака жизни за все эти годы. Они, скорее всего, мертвы. Они, скорее всего, ходят вокруг в виде живых мертвецов, как и все прочие. Но знаешь что?
Бенни ничего не ответил. Он сомневался, что вообще может говорить.
Джо положил руку на приклад пистолета в кобуре.
— Если бы я поверил в это, если бы дошел до того, чтобы поверить, что все, кого я любил, мертвы, тогда я бы вырубил весь свет. Но я в этом не уверен, парень. Не уверен. Я не могу. Даже сейчас, даже после проблем с записями доктора Макреди. — Он вздохнул. — У меня осталась лишь слабая надежда, что мир не полностью уничтожен. Это заставляет меня продолжать, и вот почему я не сложу оружие.
Наконец Бенни спросил:
— Тогда зачем напиваться?
Рейнджер покачал головой.
— Иногда отчаяние наносит сокрушительные удары. Прошлая ночь была ужасной. И это утро — отстой. Днем я нанесу на карту сетку поиска и утром сразу же начну искать под каждым камнем, внутри каждой пещеры и в заднице каждой ящерицы. Если записи там, я найду их.
— А что, если их там нет? — спросил Бенни. — Что, если они в другом месте? Что, если их забрали жнецы?
— Ты задаешь плохие вопросы, — вздохнул Джо. — Уходи.
— Я могу помочь.
— Через десять секунд я скажу Гримму откусить у тебя нечто ценное. Десять, девять, два…
Бенни ушел, но он не собирался попусту тратить остаток дня. Завтра будет слишком поздно начинать искать то, что Чонгу нужно прямо сейчас.
Он украл квадроцикл, завел двигатель и рванул в пустыню.
Вчера мы с Бенни ездили на квадроциклах по внутреннему периметру забора здесь, в Убежище. Только с этой стороны рва, конечно же. И все равно целых двадцать два километра забора. На главных воротах двое солдат и три отряда на квадроциклах. Восемь солдат для патрулирования всех этих километров забора. У нас было намного больше в Маунтинсайде.
Заставляет задуматься, нет ли у них проблем с безопасностью.
Транспортный самолет доктора Макреди разбился более чем в шестнадцати километрах от Убежища. Поездка к месту крушения была полна опасностей, потому что солдаты, когда-то служившее на базе, использовали динамит, чтобы заблокировать большую часть дорог, оставив лишь одну извивающуюся еле заметную дорожку, ведущую через красные скалы. Квадроцикл едва мог протиснуться там.
Квадроцикл Бенни был уродливой маленькой машинкой с четырьмя толстыми шинами и сиденьем, напоминающим кресло водителя. Несмотря на ужасный звук двигателя, Бенни нравилась эта машинка. По неровной земле она могла ехать с поразительной скоростью в сорок километров в час. На ровной поверхности Бенни смог разогнаться более чем до шестидесяти. Пешком он мог идти максимум семь километров в час, если бы сильно старался, а чаще от четырех до пяти километров из-за ландшафта и погодных условий.
Его поражало, что он мог бы доехать до Маунтинсайда, находившегося более чем в семиста километрах отсюда, за два дня. За один, если бы не останавливался, чтобы поесть или справить нужду. Такая скорость казалась почти нереальной. Понадобилось больше месяца, чтобы пройти это расстояние. Если принимать во внимание тот факт, что большая часть времени ушла на то, чтобы избегать зомби, искать пропитание, дорогу и тренироваться с мечами.
Когда Бенни выехал из Убежища, он на мгновение остановился, чтобы взглянуть на рукописный знак, висящий на заборе из сетки рабицы:
Внизу все еще виднелись изначальные слова, стертые песком:
Бенни сделал глубокий вдох, завел двигатель квадроцикла и направился в пустыню.
Эти записи были впереди. Шесть коробок с большой буквой D.
Он найдет их.
Никс Райли едва видела лезвие.
Она парировала скорее машинально, и копье отрикошетило от ее меча с такой силой, что волны дрожи пробежали по рукам. Следующий удар был еще сильнее, как и последовавший за ним. Никс отходила назад, взмахивая мечом раз за разом, ее дыхание вырывалось болезненными вздохами. Наконец один из ударов задел ее меч прямо над гардой и выбил его из рук. Он со стуком упал на землю. Нападающий сбил девушку с ног, и она упала, ударившись локтями, плечами и затылком о твердый песок. Внезапно она ощутила, как острый конец копья прижался к груди прямо над… сердцем.
— Ты мертва, — прорычала Лайла. Они стояли на скалистом выступе в четверти километра позади ангара-общежития. Отвесный утес поднимался за их спинами, и вокруг виднелись тенистые ущелья глубоких борозд — следы высохших рек. Несколько редких кактусов и кустиков юкки заполняли ландшафт, не обещая никакой приятной тени.
Никс не видела Потерянную Девушку. Слезы в ее глазах заслоняли весь мир.
— Сосредоточься, — рявкнула Лайла, когда они приготовились начать снова.
Но слишком много мыслей было в голове Никс.
Ей нужно было извиниться перед Бенни, но он уехал. Никс видела, как он уезжал на квадроцикле. Девушка почти собралась поехать за ним, но не сделала этого. Никс не знала, какие слова смогут стать клеем, который восстановит их отношения.
Поэтому она отправилась на поиски капитана Леджера, посмотреть, не даст ли он ей еще один урок борьбы. Он чуть не спустил на нее свою собаку.
Рейнджер был тайной, одной из многих вещей, которые Никс в это время своей жизни не понимала. Иногда он был таким резким и грубым, что она хотела скормить его зомам. Но иногда мужчина вдруг становился необычайно добрым и мудрым. Почти как Том.
Вскоре после приезда в Убежище Джо дал Никс настоящий меч взамен ее деревянному, который она держала при себе еще в Маунтинсайде. Он предложил такой и Лайле, но Потерянная Девушка предпочла свое копье.
Меч, который Джо отдал Никс, был одним из нескольких катан высшего качества, которыми владел рейнджер. Рукоять и крепеж были новыми, но Джо сказал, что лезвие древнее. Ему сотни лет.
— А она крепкая? — спросила Никс в ужасе от того, что может сломать такой красивый предмет старины.
Но Джо засмеялся.
— Этот меч был сделан мастером Ясуцуной из Хоки, одним из величайших мастеров меча всех времен. Это отличный клинок. Я бы взял его без колебаний в любую битву. У него есть имя — Додзигири.
— Что это значит?
Джо широко улыбнулся.
— Додзигири значит «разящий монстра». Вполне подходяще имя, не находишь?
Меч выглядел не особо впечатляюще, с простой обмоткой из черного шелка на рукояти и пятнистой перевязью. Однако Никс приняла оружие с глубоким уважением.
— Додзигири, — повторила она, держа его так, словно тот мог рассыпаться в ее руках. — «Разящий монстра». Это безумие. Он, должно быть, стоит целое состояние.
— Ты сама решаешь, сколько он стоит, Никс. Никто больше не смотрит. Вся система оценки теперь — лишь строчка в истории.
— Но… он должен быть в музее.
— Был раньше, — сказал Джо с улыбкой. — Он был национальным сокровищем Японии, частью коллекции бесценных артефактов, на время предоставленных американскому музею. Однако после Первой ночи единственными посетителями музея стали зомби и мародеры, поэтому я забрал его и другие ценности. Не совсем кража, верно? К тому же… меч сделали для того, чтобы им пользовались, а не для того чтобы он собирал пыль. Думаю, Том пытался научить вас быть воинами, да? Поэтому… будь воином.
Бенни вытащил свою ками катану и показал Джо.
— У меня тоже хороший меч.
Рейнджер одарил его снисходительной улыбкой.
— Не знаю, как тебе сказать об этом, парень, но твой меч… здесь современное лезвие хорошего качества и на него точно можно положиться в битве, но его не назовешь «легендарным» мечом.
Бенни обиделся.
— Это был меч Тома.
— Конечно, — согласился Джо, — и он хорошо им пользовался, но факт остается фактом: таких, как этот меч, сделали примерно десять тысяч. Черт, это даже не настоящий меч Тома.
— Нет, настоящий! — настаивал Бенни.
— Это не так. Он сломал свой первый меч через несколько дней после Первой ночи. Том рассказывал мне об этом. Хорошая история. И… думаю, после этого у него был другой. Я был с ним, когда он забрал свою малышку у одного из всадников черепа, которые…
— Кого? — одновременно воскликнули Бенни и Никс.
Джо моргнул, глядя на них.
— Всадники черепа? Команда убийц из Рено? — он сделал паузу. — Том вам никогда о них не рассказывал?
— Нет, — сказали Бенни и Никс в один голос.
— Он не рассказывал вам о времени, когда он, я и парень по имени Соломон Джонс уничтожили группу работорговцев рядом с озером Тахо? Или, когда мы объединились с Гектором Мехико, Джонни Апачи и Парнями Битбокс и избавились от грабителей, нападавших на торговые пути между девятью городами?
— Нет, — тяжело сказал Бенни. — Вы придумываете все это? Том никогда не говорил о подобном. Он был охотником за головами, вот и все.
— Вот и все? Правда? — капитан Леджер рассмеялся. — Как, по-вашему, Том научился всем этим трюкам? Думаете, он стал так хорош, упокаивая зомов? Вытащи голову из задницы, парень. Пока все строили города и заборы, твой брат разъезжал с крутыми парнями по «Руинам» — он сделал паузу, задумался и вздохнул. — Но… в этом весь Том. Он никогда не хвастался. Удивлен, что ты никогда не расспрашивал о брате других охотников за головами.
— Единственные охотники за головами, к которым прислушивался Бенни, были Чарли Кровавый Глаз и Молот Автограда, — сказала Никс.
— А, — сказал Джо. — Эти двое. Том сделал бы одолжение всему миру, если бы пустил пулю им в голову, когда у него еще был шанс. Избавил бы мир от больших бед. — Джо внезапно напрягся и резко взглянул на Никс, а потом вздрогнул. — О-о-ох, боже, прости. Я забыл о твоей маме. Я идиот.
Никс хотелось плакать, но ее глаза оставались сухими.
— Бенни убил Чарли. Я убила Мэриона Молота.
На лице Джо появилась едва заметная улыбка.
— Серьезно?
— Ага, — сказал Бенни.
— Сопли святой лягушки. Тебе нужно мне все рассказать.
Так они и поведали ему об убийстве матери Никс и ужасах того дня.
— Я был знаком с ней, знаешь? — печально заметил Джо. — Джесси была настоящей леди. И красавицей. У тебя ее глаза, Никс. И ее сила. Я знаю, она гордилась бы тобой.
И слезы все же покатились по щекам Никс, но ее голос не сорвался, пока история продолжалась. Когда они добрались до конца, Джо громко хлопнул Бенни по плечу и поцеловал Никс в лоб.
— Это супер! Это круто. Вы убили Чарли трубой самого Молота, а потом снова убили его в зомби-ямах. О боже, вот это легендарно.
Никс вытерла слезы.
— В то время все это не казалось легендарным. Было страшно и странно.
— Конечно, но все настоящие приключения кажутся страшными и странными, — ответил Джо. — Поверьте мне… я знаю.
Они вернулись к тренировкам, но Бенни был явно зол. Никс могла понять почему. Джо явно смотрел по-другому на все то, чему научил их Том, и часто объяснял все по-своему. Несколько раз в тот день Бенни возмущался из-за того, что рейнджер пытался внести изменения в его технику боя.
— Том делал не так.
Ответом Джо на каждый комментарий было пожатие плечами.
— Делай то, что поможет тебе остаться в живых.
Совет Джо сильно задел Бенни.
— Эй, старик, перестань вести себя так, словно знаешь больше, чем Том.
Джо улыбнулся. Это была снисходительная улыбка, но его терпению явно приходил конец.
— Послушай меня, парень. Я даю тебе возможность приобрести дополнительные навыки и узнать о тактике ведения войны. Хочешь этому научиться — хорошо. Не хочешь — тоже хорошо. Но сначала пойми две вещи о Томе. Во-первых, он был очень-очень талантливым любителем, но все же любителем. Он только день назад вышел из полицейской академии, когда началась Первая ночь. Он никогда не служил в армии. Большую часть информации, которую он узнал о битве, Том выучил во время первых четырнадцати лет работы охотником за головами и специалистом по упокоению. И многому он научился у меня. Теперь… после того, что я видел, когда он бегал с моей стаей, и после того, что я слышал потом, Том был действительно хорош. Достаточно хорош для того, чтобы надрать зад Чарли Кровавому Глазу и его команде, и достаточно хорош для того, чтобы проповеднику Джеку пришлось застрелить его в спину, а не рисковать в бою один на один. Это о многом говорит. Том был тем парнем, которому бы я доверил свою жизнь в любой ситуации. Но есть и другая сторона. До Первой ночи, за много лет до Первой ночи, я был лучшим стрелком в группе, которая нанимала только лучших стрелков. Я боролся с монстрами, плохими парнями и террористами еще до рождения Тома. На минутку задумайся об этом, парень. Я говорю это не для хвастовства. Это временная панорама. Я сражался на этой войне так или иначе более сорока лет. Еще до Первой ночи я видел то, во что ты бы и не поверил. То, от чего бы ты кричал, уткнувшись в подушку каждую ночь. Я вел бойцовские команды в перестрелки на всех континентах и убил больше людей, чем ты встретил за всю свою жизнь. Руками, оружием, ножами и однажды книгой в мягкой обложке. Думаешь, я пытаюсь подорвать репутацию твоего брата, исправляя твои размахивания мечом? Парень, если бы я хотел унизить тебя или его, я забрал бы у тебя этот меч и сломал бы его. Но, как оказывается, я уважаю то, что вы с Никс делаете, и уважаю то, чему научил вас Том, и я уважаю Тома как павшего брата по оружию. Я так сильно все это уважаю, что хочу позаботиться о том, что все это не было напрасно просто потому, что ты чрезмерно горд, у тебя раздутое эго, и ты не можешь принимать конструктивную критику. Так что если ты перестанешь спорить со всем, что я говорю, то я научу тебя каждому известному мне грязному трюку, который поможет тебе остаться в живых.
Бенни сердито смотрел на него очень долгое время. Наконец, взяв голос под контроль, он сказал:
— Это одна точка зрения. Вы сказали, что есть две. Какая другая? Вы еще что-то хотели сказать о моем брате?
Джо одарил Бенни самой холодной улыбкой, которую когда-либо видела Никс на человеческом лице.
— Да, — сказал Джо. — Том мертв. Я жив. После всех этих лет я все еще жив. Это кое о чем говорит. Учись у выживших или возвращайся, черт возьми, домой.
Это был конец беседы. Бенни выскочил оттуда пулей и провел остаток дня, выкипая от злости.
На следующий день он вернулся, с мечом, сумкой и полной извинений гордостью.
Джо и слова не сказал о ссоре. Они начали с того, на чем остановились, и Джо тренировал их, не зная пощады. И делал это хорошо.
Бенни и Никс улучшили свои навыки. Они стали быстрее, хитрее, сильнее и намного изобретательнее.
Но теперь…
Никс ощущала себя неуклюжей и глупой. Лайла снова, и снова, и снова прорывалась через ее защиту.
— Мне… мне жаль… — сказала Никс тихо.
— Жаль? — Лайла взмахнула копьем, подняла его над головой и с ворчаньем опустила вниз. Острие воткнулось в песок в нескольких сантиметрах от лица Никс и отсекло несколько прядей ее вьющихся рыжих волос. — Жаль? Ты тренируешься, чтобы выжить или практикуешься в собственной смерти, глупая городская девчонка?
Никс закрыла лицо руками и покачала головой.
— Мне жаль, — только это она и могла ответить.
Лайла выпрямилась и некоторое время просто стояла над Никс. Потом с отвращением швырнула копье на землю и опустилась рядом с плачущей девушкой.
— Что такое? — голос Лайлы всегда казался призрачным шепотом.
Никс перекатилась и обхватила ее руками, цепляясь за Лайлу, как ребенок. Цепляясь, как утопающий.
Они так и не услышали, как подошли зомби, пока белые пальцы не сомкнулись на их руках, как железные тиски.
Когда Бунтарка больше не могла смотреть на свою мать, она отправилась на детскую площадку, чтобы найти Еву. Они сидели вместе на одеяле, а вокруг были разбросаны принадлежности для шитья: иголки, катушки ниток, клубки цветной пряжи, наперстки и отрезки ткани.
Пока Бунтарка наблюдала за девочкой, Ева взяла ножницы, чтобы вырезать из куска розового фетра выкройку для блузки. Почти выкройку для блузки. Сейчас это больше напоминало кляксу или трехногую розовую черепашку. Во время работы Ева от усердия высунула язык.
Над ними в листве носилась пара обезьян-капуцинов, которая выбралась из частного зоопарка в Лас-Вегасе. Монахини дали им имена: Чарити, что значит «милосердие», и Фоберенс — «терпимость». Дети звали обезьян Чатти и Фубеар.
— Вот! — сказала Ева, гордо показывая розовую тряпочку.
— Выглядит красиво, — сказала Бунтарка. У блузки было три рукава. — А это… — Бунтарка указала на один из них, — воротник?
Ева посмотрела на кофту, слегка хмурясь.
— Ой, — сказала она и убрала один из рукавов. — Лучше?
— Намного лучше, — согласилась Бунтарка. — Красивая, как радуга после весеннего дождя.
Ева захихикала.
Они нашли немного голубой ткани для юбки и кусочки коричневой для туфель. Бунтарка помогла Еве приклеить и пришить кусочки платья к кукле из грубой ткани, сделанной одной из монахинь. Пока они работали, Чатти и Фубеар спустились по дереву и сели на краю одеяла, наблюдая за Бунтаркой и Евой горящими темными глазами.
Когда кукла была почти готова, Ева наклонилась и стала искать что-то среди материалов, пока не нашла почти пустой клубок ярко-красной пряжи. Она прижала его к кукле, чтобы прикинуть цвет, а потом кивнула самой себе. Бунтарка наблюдала, как Ева отрезала несколько маленьких кусочков и начала связывать их вместе вокруг шеи куклы. Одно ужасное мгновение Бунтарка боялась, что Ева делает нечто похожее на красные полоски ткани, которые жнецы крепили к одежде. Полоски символизировали красные врата, что распахиваются в теле «еретиков», которых жнецы отправляют в вечную тьму. Их смачивали раствором, созданным сестрой Сан: эта жидкость имела сильный запах, который не давал мертвым нападать на живых.
Но Ева делала что-то другое.
Она обмотала красную пряжу вокруг шеи куклы.
— Что это? — спросила Бунтарка, ее улыбка стала натянутой.
— Ожерелье.
— А… мило. Какое ожерелье? Это рубиновое ожерелье, как у принцесс?
Ева посмотрела на красное кольцо пряжи вокруг тряпичного горла куклы. Потом она медленно повернулась к Бунтарке. Ее улыбка была яркой и счастливой.
— Нет, глупая, — сказал она, — это как у мамы. Помнишь? Ее ожерелье было таким ярким и сияющим.
— Ожерелье?.. — пробормотала Бунтарка. Сердце в ее груди мгновенно превратилось в лед.
У матери Евы действительно было ожерелье из сияющего красного. Оно было на ней в последний раз, когда Бунтарка и Ева видели женщину. Это ожерелье, конечно, не было рубиновым или даже гранатовым. Жнец по имени Эндрю перерезал косой горло матери Евы.
Бунтарка посмотрела на куклу, а затем на Еву. Малышка все еще улыбалась, сияя, как солнце, а в этих невинных голубых глазах двигались тени.
Очень темные и пугающие.
На крик не было времени.
Четыре холодные руки обхватили Никс сзади и оторвали ее от Лайлы.
Потерянная Девушка закричала, и существо с красным ртом побежало к ней.
Побежало.
Оно двигалось быстро, протягивало руки, его губы поднялись над потрескавшимися острыми зубами. Зом врезался в Лайлу и сбил ее с ног. Они свалились и покатились по склону, на мгновение зависнув на краю отвесного двухметрового обрыва, а потом упали в овраг и исчезли из виду.
Никс никак не могла оторвать от себя руки, схватившие ее со спины. Зубы щелкали в сантиметрах от ее шеи, плеч и ушей. В таком положении невозможно было нанести удар мечом, поэтому Никс сделала единственную полезную вещь: разжала пальцы и позволила «разящему монстра» упасть на землю. Потом откинулась назад настолько сильно, насколько могла, используя всю силу хватки зомби вместе с силой своих ног. Лишняя инерция нарушила шаткое равновесие существ, и оба зомби рухнули на землю, а Никс приземлилась недалеко от них. Будь они живыми, из их легких выбило бы весь воздух, но они оставались мертвецами. К счастью. Никс выдохнула перед тем, как удариться о землю, — так ее учили и Том, и Джо. Выдох подготовил ее тело к удару, но все же приземление было достаточно жестким, и в ее голове взорвались фейерверки.
Тела, на которые она упала, были какими-то странными, водянистыми. Они умерли недавно? Были ли они все еще наполнены кровью и другими телесными жидкостями? Ее кофта сзади и штаны и казались теплыми и влажными.
Пальцы все еще держали ее, поэтому Никс подняла руки прямо над головой, сцепила пальцы, а потом ударила локтями зомби настолько сильно, насколько могла. Левый локоть ткнул зома в нос и откинул его голову назад, на каменистую землю, а правый попал другому в ребра. В обоих случаях удары достигли цели и подарили Никс долю секунды на то, чтобы выбраться из плена и откатиться в сторону. Она поднялась на ноги и повернулась лицом к мертвым. Один из зомов лежал неподвижно, его затылок был размозжен. Второй пытался встать.
— Лайла! — закричала Никс, но ответа не последовало. Она услышала шум со стороны оврага, но было невозможно сказать, это Лайла борется за свою жизнь или другой зом забирается по склону, чтобы присоединиться к атаке.
У Никс не было оружия. Она выпустила свой меч из рук, а пояс с пистолетом висел на ветке дерева вверх по склону. Второй зом уже встал на ноги, и Никс увидела, что это был недавно умерший, скорее всего, один из группы беженцев, которую Бунтарка вывела из разрушенного города Тритопса в Убежище. Зом был латиноамериканцем, невысоким, но широкоплечим, и выглядел сильным. Вокруг его рта расползалось красное пятно, но это была не кровь. Было похоже на какой-то порошок. Такие следы были и на одежде. Никс гадала, могла ли это быть какая-то пыльца.
Зом двинулся к ней, качаясь на согнутых ногах. Его походка была еще более неуклюжей из-за отсутствия одного ботинка. Когда он потянулся к Никс, она увидела, что его ладони и предплечья были покрыты шрамами. Когда она поняла, что это за шрамы, ей стало плохо. Это были порезы, которые наносит противник, когда ты защищаешься. Такие, которые человек зарабатывает, когда, беспомощный, отходит от того, кто пытается его порезать. Был ли этот человек безоружен перед лицом одного из жнецов? Те же порезы покрывали и внутреннюю часть рук, и его грудь. Никс могла представить, как он отступал от убийцы, разводя руки в безнадежной попытке защитить кого-то. Жену или детей. Используя собственную плоть, как щит, и осознавая с каждым порезом все четче, что не сможет сделать ничего, даже пожертвовав своей плотью и кровью, чтобы помешать ножам этих фанатиков-убийц совершить их ужасную работу.
Никс чуть не стошнило от этой мысли. Этот человек так много страдал. На его горле выделялась последняя глубокая рана — смертельный удар, его одежда была покрыта кровью, а сердце остановилось навсегда. Он замерло в его груди, тихое и безмолвное, побежденное и сломленное злом.
Если бы Никс могла развернуться и побежать, она бы сделала это. Но за ней был отвесный обрыв. А путь к свободе был за зомом. Не было других вариантов кроме как битвы. Нужно нанести еще больше вреда этому мужчине.
Черная жидкость вытекала изо рта существа, вязкая и плотная, и Никс показалось, что она видит крошечных аскарид, копошащихся там.
Она быстро присела на колени, чтобы схватить камень размером с кулак, и, проделав это, Никс заметила еще одно несоответствие. Нога без ботинка разбухла и стала бесцветной — признак начавшегося разложения. Такими же обесцвеченными были руки, грудь и часть лица мужчины. Бесцветные вены просвечивались сквозь кожу, а несколько ногтей отпало. Ткани разбухали, когда во время процесса гниения из разлагающейся ткани выходил газ.
Но… это невозможно.
Одна из неразгаданных тайн Первой ночи состояла в том, что зомби разлагались до определенного момента, а потом процесс останавливался. Никто не знал почему. По какой причине живые мертвецы не разлагались до такой степени, когда их плоть начинала бы отслаиваться от костей. Но этот словно был готов взорваться. Его мягкие ткани начинали наполняться водой. А такого не происходило. Не с зомби. Только когда зома упокаивали, начинался нормальный процесс разложения. А о таком Никс никогда раньше не слышала. Такого не было даже в отчетах доктора Макреди. Это новая форма мутации? Если так… что это значит? Что это могло значить?
Зом продолжал идти к ней. Он не бежал, а скорее шел шаркающей походкой. Даже так сильно разложившись, он двигался быстрее, чем обычный зомби, и с лучшей координацией.
Никс кинула камень со всей силы. Он ударил монстра в грудь со звуком разбившегося арбуза. Зловонная черная кровь потекла из раны. Запах был таким сильным, что девушка отшатнулась назад. Единственное вещество с аналогичным запахом — кадаверин, но это странно, потому что тело выделяло кадаверин только на второй стадии гниения. В школе они с классом ходили на городскую экскурсию на завод по изготовлению кадаверина, и видели, как техники собирают его с разлагающейся плоти.
Никс подняла еще два камня так быстро, как только могла, и стала кидать их снизу, они попали существу в плечо и лицо. Оно отшатнулось к каменистой стене, потом отскочило от нее и снова направилось к ней. Никс схватила камень побольше. Он был слишком тяжелым для броска, поэтому она взяла его обеими руками, подняла над головой, побежала вниз по склону и со всей силы обрушила его на зома.
Голова существа взорвалась.
Черная масса брызнула на ее лицо, волосы и одежду. Никс закричала и начала истерично стряхивать с себя червивую жидкость.
Позади нее зом свалился на землю с глухим тошнотворным звуком.
— Сзади!
Это был голос Лайлы, хриплый, призрачный и отчаянный. Никс резко развернулась, когда третий зом побежал на нее. Теперь живой труп был в девяти метрах от нее. Никс кинулась к Додзигири и обхватила его руками. Времени не оставалось, и она с силой замахнулась.
Последние быстрые шаги зома были странными, и безголовое тело покатилось вниз по земле, разбрызгивая черную червивую кровь.
Его звали Чонг.
Это он знал, хотя его имя скорее было звуком, нежели чем-то знакомым, чем-то, на что он реагировал. Он не знал, что оно означает. И означает ли что-либо вообще.
Чонг сидел на корточках в темноте, руки безвольно лежали на коленях, голова была опущена. Он смотрел вперед из-под нитей грязных волос. Периодически его пальцы дергались, и этот спазм был похож на попытку схватить что-нибудь. Или сжать что-то кричащее.
Слюна блестела на его губах и бежала по подбородку.
Он думал о человеке, который приходил сюда раньше. Он тоже был звуком. Словом-звуком, вызывающим воспоминания. Не воспоминания о смехе, разговорах, рыбалке или обмене зомби-картами. Эти воспоминания иногда вспыхивали в его мозгу, но оставались бессмысленными фрагментами. Нет, он помнил его запах.
Запах мяса. Такой сильный. Так близко.
Когда он подумал о том человеке, его губы зашевелились. Он услышал, как из горла вырвался звук. Чонг прислушался к звуку, наполнившему воздух.
— Б-Бенни…
Звук имени усилил его голод.
Это мясо было так близко. Его зубы почти вонзились в него. Его желудок болел от этой мысли. Он свернулся здесь, в тени, и ждал, когда человек — мясо — вернется.
Святому Джону нравились крики. Для него они были подобны молитвам.
С каждым криком боли, мольбе о милосердии, которое не последует, он знал, что глаза, умы и души еретиков открывались для правды. Старые боги, старые религии не могли их защитить, потому что были фальшивыми. Когда лезвия жнецов отворяли красные врата, каждый говорил свою правду. Лишь забытье было спасением.
Он стоял посреди горящей улицы вместе с сестрой Сан. Она радовала его. Жница была абсолютным гением, холодным, как лунный свет. Она не давала болезни пройтись по рядам жнецов, хотя иссушающие ветры рака уничтожали ее день за днем. За последние шесть месяцев она потеряла восемнадцать килограммов и вскоре станет скелетом.
Если у нее и был какой-то недостаток, кроме нездоровья, так это упрямый отказ забыть о науке старого мира. Из-за этого у нее случались конфликты с фанатичными жнецами. Но в то же время это был ее уникальный дар, который иногда был полезен святому Джону. Тот факт, что матушка Роза ненавидела сестру Сан и боялась ее, тоже был полезным. Наблюдая за их отношениями, святой Джон часто узнавал важные вещи о каждой из них. Сейчас они были двумя самыми могущественными женщинами Церкви Тьмы.
Теперь он шел вместе с сестрой Сан по горящей улице к центру обреченного маленького городка.
— Что ты хотела показать мне? — спросил он.
— Брат Виктор получил ранение в битве, — хрипло сказала сестра Сан. — «Сосущая» рана грудной стенки. Его отнесли в павильон, который мы использовали как центр сортировки, но он истек кровью. Красные Братья собирались выпустить его за пределы города, чтобы он мог уйти, но…
Она замолчала, когда они подошли к павильону посреди деревенской площади. Здание было окружено членами Красного Братства — военной элитой жнецов. Все они были помечены красной ладонью, вытатуированной на их лицах. Они разошлись, позволяя святому Джону и сестре Сан получше все рассмотреть, но остальных держали подальше.
Приблизившись, святой Джон увидел брата Виктора с другой стороны перил. Лицо жнеца было мертвенно-бледным, а его рот наполнился темной кровью. Он повернулся, услышав движение новоприбывших, и сразу же сгруппировался, как кошка, готовая к прыжку. Он обнажил зубы и зарычал. Черная вязкая жижа, густая, как моторное масло, капала с его зубов на подбородок. Маленькие белые черви копошились в этой жиже.
Было ясно, что брат Виктор стал одним из серых людей.
Внезапно мертвое существо кинулось на святого Джона.
Четыре мускулистых Красных Брата бросились ему наперерез и отогнали Виктора назад деревянными шестами. Жнец отступил, но начал ходить взад и вперед, периодически кидаясь на перила.
Святой Джон нахмурился.
— Я не понимаю этого. Он мертв?
— Да, — сказала сестра Сан.
— Но он такой быстрый.
— Да. Быстрый и умный. Смотрите.
Мертвый жнец снова и снова кидался на перила, ударяясь с разных сторон, пытаясь протиснуться через них, все еще скалясь. Он был так быстр, что один раз практически перебрался через перила, прежде чем люди с шестами смогли ударами отогнать его обратно.
— Он пробует разрушить перила в разных местах, — заметила сестра Сан. — Пытается найти слабое место.
— Вы его осмотрели? У него нет пульса, нет…
— Он мертв, — сказала сестра Сан. Она наклонилась ближе. — Это мутация, о которой мы слышали. Теперь это произошло и с одним из нас. Почтенный… если это распространится…
Святой Джон ничего не сказал. Он почти чувствовал страх в голосе сестры Сан и видел его в глазах Красных Братьев.
Однако в своем собственном сердце, глубоко в той бархатной тьме, он ощущал совсем другое. И это вызывало у него улыбку.
Впереди Бенни увидел расплывчатую полоску зеленого цвета, парящую в мираже.
Лес.
Сам факт наличия леса здесь, на широких сухих землях Невады, казался странным. До Первой ночи несколько застройщиков забрели в самую жаркую часть пустыни и решили, что это место станет отличным гольф-клубом. Они построили ряд за рядом высокие ветрогенераторы для подачи электричества и воды, посадили деревья, траву и декоративные кусты в весьма недружелюбном месте. Они создали иллюзию густого леса, чередующегося с широкими зелеными лугами. Генераторы еще не были разрушены последствиями Первой ночи, однако жара и песок остановили большинство из них. Лишь несколько из них все еще работали, посылая ленивые струйки воды в почву. Теперь большинство экзотических растений погибли, жесткие сорняки и голая земля пришли на смену большей части густой травы. Милые кустики заменили уродливые, жесткие лиственные растения. Когда последний ветрогенератор перестанет работать, пустыня убьет незнакомые деревья и вернет себе землю. Бенни решил, что лет через десять не останется и следа от полей для гольфа, никаких свидетельств того, что человек пытался навязать свои капризы и волю дикой Мохаве.
Четыре толстые шины беспрепятственно катились по каменистой почве. Впереди Бенни видел вспышки белого цвета сквозь зеленую листву. Самолет. Бенни настолько глубоко погрузился в размышления, что не услышал, как второй квадроцикл с ревом направился к нему из-за рощицы деревьев. Единственным предупреждением стал оглушительный рев двигателя в тот момент, когда водитель уже врезался в Бенни.
Внезапно он оказался в воздухе, размахивая руками и ногами. Юноша приземлился с глухим ударом, встряхнувшим все мышцы и кости в его теле. Его катана вылетела из ножен на песчаную землю. Но Том научил его реагировать, а не замирать от удивления. Он пополз, встал на ноги и присел, сбитый с толку, испуганный и сердитый. Его квадроцикл лежал на боку рядом с транспортным самолетом, колеса вращались, а вторая машина прижималась к нему, синий этаноловый дым вырывался из обеих труб.
Он услышал звук шагов, быстро обернулся и увидел, как нож сверкнул в воздухе, быстро приближаясь к его горлу.
Бенни вскрикнул и отпрыгнул назад, почувствовав, как ветер полоснул его по кадыку, лезвие пролетело в миллиметре от шеи. Бенни ударился пятками о древесную корягу, торчащую из земли, и повалился назад с глухим ударом, щелкнув зубами громкое «клак»!
Жнец широко улыбнулся, явно предвкушая легкое убийство.
— Я несу тебе дар тьмы, брат мой.
— Пошел ты, — ахнул Бенни и, схватив горстку камешков, кинул их в убийцу. Жнец уклонился, и камни попали в его плечи и бедро, а должны были прямо в лицо.
Меч Бенни был в трех метрах от него, потенциально смертоносное стальное лезвие сверкало на солнце. Убийца стоял между Бенни и катаной, так что до нее было не достать. Большой самолет лежал в нескольких метрах позади Бенни.
Жнец присел, держа нож в руке, его мышцы напряглись, готовые к прыжку. Это был высокий мужчина лет двадцати, целиком состоящий из крепких мышц и сухожилий. Он был одет в черные джинсы и майку с вышитыми на груди ангельскими крыльями. Голова мужчины была обрита и покрыта татуировками лоз и саранчи. Полоски красной ткани были привязаны к его лодыжкам и запястьям, обернуты вокруг пояса. Ткань пахла гниющим мясом — свидетельство того, что ее недавно окунали в химикаты, которые защищали от мертвых. Бенни так же ужасно вонял кадаверином, которым смочил одежду.
Он отполз назад по земле, увеличивая расстояние между собой и жнецом, насколько это было возможно. Убийца притворился, что атакует, а потом ногой пнул песок прямо в лицо Бенни, но тот уже двигался, уже загребал песок, чтобы бросить его в жнеца. Обе горсти пролетели сквозь друг друга со свистом и попали в цель. Бенни быстро вскинул руку, чтобы защитить глаза, но оказался с полным песка ртом. Жнец пытался отвернуться и частично преуспел, поэтому песок попал ему в щеку и ухо.
С рычанием, которое было одновременно и злым и испуганным, Бенни ударил жнеца плечом в живот, и воздух взорвался от вскрика убийцы: «уф». Быстрая атака Бенни толкнула их в металлическую изогнутую стенку гигантского транспортного самолета. От удара жнец закричал и выронил нож. Бенни ударил его головой, сломав мужчине нос. Жнец вновь вскрикнул, но долю секунды спустя он дернул коленом вверх и треснул со всей силы Бенни прямо в промежность.
Бенни отшатнулся, прижимая руки к паху.
Жнец застонал и опустился на колени, кровь стекала по его лицу из разбитого носа.
— Я… открою… красные врата в твоем…
— Да, да, — выдохнул Бенни сиплым голосом, борясь с болью и тошнотой, — …красные врата в моей плоти… отправишь меня во тьму… понял… ааай!
Сотрясаясь от рвотных позывов и кашляя, жнец потянулся к ножу.
Бенни оттолкнул его ногой.
Они медленно, скривившись от боли, поднялись на ноги. Нос жнеца стал фиолетовой шишкой, а губы и зубы блестели от крови. Бенни был уверен, что его собственные гениталии где-то в грудной полости.
Жнец ухмыльнулся Бенни.
— Ты действительно так глуп, что думаешь, будто у тебя есть шанс?
— Да, — с вызовом сказал Бенни. А потом нахмурился. — Стой, нет, я хочу сказать, что не глуп, но, да, у меня есть шанс против тебя.
— Я не об этой драке, брат.
— Не называй меня братом, ты, чертов фрик, — пробормотал Бенни.
— Церковь Тьмы подавит все сопротивление воле бога.
— Ага, знаю, что вы непобедимы. Ой, подожди, разве вам, идиотам, не отстрелил задницы один парень с ракетной установкой? Как тебе такое «подавит все сопротивление»?
Жнец сплюнул кровь на песок.
— Жнецы, погибшие в Усыпальнице Падших, были еретиками и предателями Танатоса — слава его тьме. Они были отбросами, последовавшими за матушкой Розой. Ты понятия не имеешь, какая армия следует за святым Джоном. Брат Питер и сестра Сан подавят все сопротивление воле божьей.
— Конечно. Ладно. Как бы то ни было. Думаю, кого бы ты ни цитировал, он будет впечатлен. Но запомни — попытаетесь напасть на Убежище снова, и капитан Леджер познакомит вас с мистером Гранатой с ракетным двигателем.
— Думаешь, этот еретик сможет защитить от нас Убежище? — жнец рассмеялся.
— Вполне.
— Голос бога эхом отразится от гор и возвестит славу тьмы, и тучи крови накроют землю. Тогда быстрые мертвые пожрут тех, кто слишком медленно принимает тьму.
— Ладно, не пойми меня неправильно, — сказал Бенни. — Но ты словно пришел на день открытых дверей в сумасшедшем доме.
Нож лежал метрах в трех от правой ступни жнеца, меч Бенни — в шести метрах от его левой. Они оба одновременно посмотрели на оружие. На меч, нож, потом друг на друга. Парни бросились вперед одновременно. Жнец был быстрее, выше и сильнее. Он схватил нож, его пальцы сомкнулись на рукоятке из оленьей кости, которая идеально легла в его ладонь. Бенни был чуть медленнее и на несколько лет моложе, кувырком подлетел к катане и встал на ноги, держа ее двумя руками. Он крутанулся и занял боевую позицию.
— Не надо! — предупредил Бенни, отходя на шаг. — Мы оба знаем, что выиграю я. Зачем продолжать? Просто уйди.
Так драка и должна была бы закончиться. Нож против меча. Но мир давно был не в порядке, как и здравомыслие.
Жнец закричал и кинулся на Бенни.
— Нет! — крикнул Бенни, когда это мгновение окрасилось красным безумием.
Нож снова упал на песок. Жнец открыл рот и сказал то же, что и Бенни:
— Нет.
Его колени подогнулись, и он упал на землю.
— Нет, — снова сказал он, словно это слово могло изменить мир.
Мир, до конца упрямый, отказывался слушать. Жнец упал лицом вперед, не пытаясь выставить руки. Маленькие облачка пыли поднялись вокруг жнеца. Бенни стоял со все еще поднятым мечом.
Он закрыл глаза.
— Нет, — сказал он.
Когда мне было одиннадцать, я играла с куклами.
Когда мне было двенадцать, я начала читать книги о волшебстве и романтике.
Когда мне было тринадцать, я безнадежно влюбилась.
Когда мне исполнилось четырнадцать, я стала убийцей.
Никс стояла под душем нагретой солнцем воды и оттирала кожу, пока та не покраснела. Лайла осталась снаружи душевой и нажимала на рычаг, накачивая воду из большого бака. Вода была недостаточно чистой для употребления в пищу, но в миллион раз чище, чем кровавая жижа, прилипшая к волосам и коже Никс. В какой-то момент девушка услышала странный тихий звук, напоминавший вой маленького испуганного животного. Когда она поняла, что является его источником, то перестала скрести себя, закрыла глаза, и прижалась лбом к внутренней части деревянной душевой. Ее тело тряслось. За закрытыми глазами плясали блики. Она много времени потратила, концентрируясь на своем дыхании. Пытаясь вспомнить, как правильно это делать. Не давая ему перерасти в рыдание. Или крик.
Поток воды замедлился и остановился. Никс услышала тихий голос, когда Лайла облокотилась о дверь с другой стороны.
— Никс?..
— Д-да.
— Ты…
— Со мной все в порядке. В рот, глаза или куда-либо еще не попало.
— Нам нужно рассказать им, — сказала Лайла. — Их четверо… четверо быстрых. Нужно сказать Джо.
— Знаю.
Никс прижалась щекой к шероховатой поверхности деревянной двери и прислушалась к звуку голоса Лайлы. Редко можно было услышать такой страх в голосе Потерянной Девушки.
— Что это значит? — спросила Лайла своим призрачным шепотом.
— Не знаю.
Бенни отошел от мужчины, которого только что убил.
Над телом начинали кружиться стервятники. Бенни смотрел на мертвого жнеца, гадая, восстанет ли он из мертвых — как практически все, кто умер с начала мора в Первую ночь, — или так и останется мертвым. В последнее время все больше людей оставались мертвыми. Никто не знал почему.
«Оставайся мертвым», — тихо просил Бенни жнеца.
Секунды летели, словно осколки по горячему ветру. Пальцы жнеца дернулись. Потом его ступня. Внезапно его глаза распахнулись, а губы раскрылись, и он издал тот протяжный низкий ужасный голодный стон, причисляющий его к живым мертвецам. Это был вечный голод. Голод, не имевший смысла. Мертвым не нужно было питаться, им не нужна еда.
Так почему они были так голодны? Почему они убивали людей и пожирали человеческую плоть?
Почему?
— Почему? — требовательно спросил Бенни.
Зом повернул голову на звук его голоса. Существо медленно село, пустые глаза обратились к источнику звука: зомби начал принюхиваться. Благодаря кадаверину Бенни был в безопасности. Он мог позволить этому зому уйти.
Монахи в Убежище не разрешали убивать зомов.
Однако это не Убежище. Это «Гниль и руины».
Бенни высоко поднял меч и начал медленно отступать, пока зом неловко поднимался на ноги. Он постоял мгновение, раскачиваясь, словно привыкая к новому облику и состоянию. Это было неправильно, и Бенни это знал. Мертвые не думали, не чувствовали.
Они просто существовали.
Зом вновь застонал. Бенни прислушался к нему, отыскивая в звуке какой-то след человечности, пусть и крошечный. Но услышал лишь голод. Бездонный, пустой, вечный.
Зомби посмотрел на Бенни и неуверенно пошаркал к нему.
— Не надо, — сказал Бенни, и от этих слов зомби резко вскинул голову. Пустые глаза поднялись и посмотрели прямо на него. Зом сделал еще один шаг.
Бенни отступил на шаг назад, а зом сделал еще два вперед. Еще шаг, и он будет достаточно близко, чтобы постараться схватить Бенни. Руки мертвеца поднялись и потянулись к юноше.
— Не надо.
Бенни медленно онемело потянулся за плечо и убрал катану в ножны. Потом его руки безвольно опустились вдоль тела. Зомби сделал еще один шаг, и теперь схватил Бенни неуклюжими пальцами, которые словно пытались вспомнить потерянную ловкость. Бенни оттолкнул руки.
Зом потянулся снова.
Бенни знал, что должен прекратить это. Здесь и сейчас, быстро и чисто. Будет легко. После всего, через что он прошел, один зомби его больше не пугал. Он был уверен, что мог бы сломать его шею голыми руками или легко покалечить его ударом в колено.
Мог бы. Скорее всего, должен. Пока здесь был самолет, бродящий вокруг зом был потенциальной угрозой. Даже для таких, как Джо.
Но Бенни не атаковал. Он снова отошел, не желая причинять вреда этому существу, хотя мгновения назад перед ним был убийца, желающий лишить его жизни. Теперь все было по-другому, и он это знал. Теперь все в этом существе, этой штуке… бывшем человеке изменилось. Бенни чувствовал, как колотится в груди его сердце, и хотел что-то сделать. Закричать, заплакать, прочистить желудок. Или убежать.
Или умереть.
Зом тянулся снова и снова, и каждый раз Бенни отпихивал его ищущие руки.
— Давай, старик, — просил Бенни. — Не делай этого.
Оно продолжало наступать. Шагало, тянулось. Бенни отталкивал остывающие руки. Существо восстанавливало равновесие, снова возвращало руки на место, делало шаг, тянулось. Вся эта встреча становилась каким-то больным и печальным балетом, очень странным танцем. Момент перестал быть страшным и стал чем-то другим, чем-то неопределенным и сюрреалистичным. Он был ужасен не в физическом смысле. Бенни чувствовал, что раскачивается на краю какого-то действия, которое повредит его собственную душу больше, чем этот монстр смог бы навредить его телу. Его беспорядочные мысли пытались осознать происходящее, но, правда, прозрение, ускользало от него так же усердно, как он уходил от зомби.
Внезапно живой мертвец остановился, а его глаза обратились к лесу. Он сделал один неуклюжий шаг в том направлении, потом еще один, и еще. Зомби направлялся к деревьям, следуя за… кто знает, за чем. Каким-то звуком, запахом?
Бенни наблюдал за зомби, пока тот не исчез в тени деревьев. Потом наклонился и поднял свою катану, стер кровь с клинка и убрал оружие в ножны.
Эти действия были выполнены практически бессознательными. Мысли Бенни находились в другом месте. Они падали сквозь красное осознание совершенного.
Он убил человека.
Личность.
Маленькая странная часть его разума хотела злорадствовать — противник был старше, сильнее, быстрее и, скорее всего, опытнее. В дуэли один на один Бенни мог бы проиграть даже с лучшим оружием. Но эти размышления были очень незначительными, и Бенни надеялся, что они никогда не станут чем-то большим. Этой части разума было наплевать на убийства. Она хотела убивать. Ей нравилось возбуждение от битвы, обещание пролитой крови, взрыв адреналина.
Бенни боялся этой части себя. Он пытался поверить, что она совсем не принадлежит ему.
Однако такая ложь никогда не работает с собственным разумом.
Остальная его часть была напугана тем, что он только что сделал. Бенни и раньше убивал людей — в лагере Чарли Кровавого Глаза в горах Центральной Калифорнии, в Геймленде в Йосемити, и здесь, в пустыне Мохаве, когда жнецы пытались отправить Бенни и всех его друзей в бескрайнюю вечную тьму.
Среди деревьев пели птицы, а воздух гудел от насекомых. Маленькая темная змейка пробиралась среди кустов, а вдалеке пара обезьянок болтали, гоняясь друг за другом по ветвям кедра. Пустыня была спокойной и красивой.
Бенни Имура сел, прислонившись спиной к камню, отложил меч в сторону и закрыл лицо руками.
— Мне так жаль, — сказал он. Кому принадлежит это извинение: монстру, который был человеком, лесу или своей темной стороне, — Бенни не знал.
Капитан Леджер присел рядом с зомом, которого убила Лайла. Кажется, его похмелье закончилось. Он просто выглядел постаревшим и уставшим. И очень обеспокоенным.
Гримм стоял рядом, бросая взгляды на тела вверху и внизу холма. Этот большой и свирепый мастиф периодически испуганно скулил.
— Вы уверены, что все они были быстрыми?
— Трое точно, — сказала Никс. — Тот, чья голова разбита… Насчет другого не скажу.
— И все же, — заметил Джо. — Три из четырех.
Он развернулся, чтобы осмотреть окружающий их пейзаж.
— Этот склон ведет к развилке, — раздумывал он вслух. — Направляется прямо к ангарам… Поверни налево, и дорога выведет на оленью тропу, которая приведет в горы.
— Я нашла следы, — сказала ему Лайла. Она кивнула на горы. — Они пришли оттуда.
— В этом есть смысл? — спросила Никс. — Зачем зомам идти вверх, в горы? Я думала, они не ходят вверх по холмам, если только не преследуют добычу. Так нам сказал Том.
— Том был прав, — согласился Джо.
— Сирены могли привести их сюда? — спросила Лайла.
— Не думаю. Убежище находится как бы в миске плоской земли, окруженной горами. Когда вой достигает гор, он отражается и невозможно определить источник, если ты не стоишь здесь, на равнине. Не думаю, что мы можем считать это причиной. — Он сделал паузу, подумал, а потом добавил: — Нет, — снова сказал он очень тихо.
Когда они рассказали Джо об атаке, мужчина взял маленький кожаный чемоданчик, который теперь был открыт перед ним. Он потратил несколько минут на тщательный сбор материала зомов. Ткань и жидкости. Потом взял огромную лупу и посмотрел через нее, склонившись над головой и плечами одного из трупов. Он что-то проворчал.
— Что такое? — спросила Лайла.
С помощью маленькой кисточки Джо смел что-то с рубашки зома во флакон. Когда он поднял ткань для изучения над головой в свете солнца, Никс увидела, что это был красный порошок, который она заметила на другом зоме.
— Вы знаете, что это? — спросила Никс. — Что-то важное?
— Никак нет, — ответил он, но в подробности вдаваться не стал. Вместо этого Джо поднялся и осмотрел другие тела, сосредотачиваясь только на образцах красного порошка. Он остановился у одного из тел, взглянул на него, а потом посмотрел на Никс.
— Этот, по твоим словам, мог быть медленным?
— Да, — сказала она. — Я упала на него и ударила локтем в лицо и…
Джо словно перестал слушать. Он встал и его взгляд начал сканировать окрестности.
— Как, черт возьми, оно сюда попало? — пробормотал он. А потом Никс показалось, что он губами произнес одно слово: — «Архангел».
Потом Джо внезапно начал упаковывать материал в чемоданчик.
— Что такое? — спросила Никс. — Что не так?
— Не так? — Джо одарил ее улыбкой, которая могла бы быть обнадеживающей. Но она казалась ужасной. Фальшивой и хрупкой. — Ничего такого. Вы, девочки, возвращайтесь в столовую и возьмите что-нибудь на обед. Все хорошо.
Он поднялся, щелкнул языком собаке и поспешил прочь. Несколько минут спустя они услышали сирены, когда Джо приготовился пересечь мост. Никс и Лайла увидели, как рейнджер исчез в ангаре рядом с лабораторией. У него с собой был чемоданчик, и он перешел на бег.
Спустя какое-то время Бенни поднялся на ноги.
Зом не вернулся, но Бенни все равно вытащил бутылку с кадаверином из кармана и смочил свою одежду. Его поразило, что спустя столь долгое время он все еще ощущал запах вещества, и ему приходилось наносить мятный гель на верхнюю губу из баночки, которую он всегда носил с собой. У мяты был такой сильный аромат, что он полностью убивал обоняние. Когда твоя одежда пахнет, как разлагающаяся человеческая плоть, мята — настоящее благословение.
У Бенни возникла странная мысль. Если бы он умер сейчас и возродился, с мятным гелем кадаверин на него не подействовал? Скорее всего. Это была жуткая мысль.
День обещал быть очень жарким этой и так необычайно жаркой весной. Даже дома, в Маунтинсайде, это была странная весна, температура в апреле достигала тридцати градусов, а дождей почти не бывало. Бенни понятия не имел, это просто такой год — бывали жаркие годы, а бывали холодные — или это знак, что грядет нечто плохое. Его настрой склонялся ко второму варианту.
«Возможно, это конец света, — шептал внутренний голос. — Может, капитан Леджер прав. Возможно, шансов не осталось».
— Ой, заткнись, — прорычал Бенни.
Он подошел к разбившемуся самолету и долгое время стоял у подножия крепкой веревочной лестницы, которую Джо прикрепил к открытому люку.
Бенни жалел, что не позвал с собой Никс. Он на мгновение закрыл глаза и подумал о том, как она сосредоточенно тренируется с катаной, которую дал ей Джо. Бенни представил ее образ, и внезапно Никс оказалась рядом, такая настоящая, словно он мог действительно прикоснуться к ней. Ее непослушные рыжие волосы развевались на утреннем ветерке, пришедшем из пустыни, а ее умные зеленые глаза пробегали по пейзажу, пока она представляет, как к ней приближаются нападающие. Ее бесчисленные веснушки темнели, когда пульс становился чаще, а кожа краснела. И меч. Бенни был очень хорошим мечником, но Никс была лучше. Она была быстрее, точнее, увереннее и намного опаснее. В ее маленьких ручках это мощное оружие раскрывало свой настоящий потенциал. Лезвие становилось вымпелом жидкой ртути, а острие спокойно прорезало воздух, соломенные цели или шеи живых и мертвых.
Но сейчас Никс не пользовалась этим клинком против живых.
В отличие от Бенни. Сейчас и много раз до этого.
«Она убивала, — подумал Бенни. — Убивала с помощью ножей и оружия, и своим старым деревянным боккэном». В этом смысле она была такой же, как он. И такой же, как Лайла, Чонг и Бунтарка. Все они стали убийцами.
Детьми на войне.
Детьми войны.
Это было так нечестно.
— Никс, — сказал Бенни, просто чтобы отдать ветру ее имя. А потом он произнес ее полное имя: — Феникс.
Ее имя, любая вариация, даже теперь, когда он был зол на нее, звучало для Бенни как молитва.
Первая девушка, в которую он влюбился.
Первый человек, которого он полюбил. Кроме родителей. Но это было воспоминание любви маленького ребенка. Это другое.
Он любил Никс. Она была единственной девушкой, которую он собирался любить. Он бы убил за нее.
«Нет, — поправил внутренний голос, — ты убивал за нее. И вместе с ней».
— Заткнись, — снова сказал Бенни и отвернулся, словно, спрятавшись, он мог бы уйти от этого внутреннего голоса и своих меланхоличных мыслей.
Самолет лежал там. Мертвый. Отброшенный временем. И все же каким-то странным образом Бенни он казался живым.
Ожидающим его.
Бенни понял, что улыбается.
Джо четко приказал Бенни — и всем остальным — держаться подальше от самолета. Глава ученых доктор Моника Макреди и вся ее команда либо погибли при крушении, а потом ушли, превратившись в зомби, либо их убили жнецы Церкви Тьмы.
Теперь самая важная часть исследований доктора Макреди была утеряна.
В любом случае надежда мира на лекарство потеряна, возможно, навсегда.
Это было безумием, но три недели назад Бенни и Никс еще не знали о докторе Макреди, ее команде, возможности исцеления и людях, которые проводили исследования. Это было так удивительно, так меняло жизнь.
Как он должен был внезапно отбросить всю эту надежду и просто принять, что они лишены будущего, в котором нет вируса и смерти? Он не знал, как вместить это в свою голову.
Если надежда на исцеление исчезла, то что это значит для Чонга? Возможно, он уже мертв. Может, вся надежда умерла.
«Мы потеряли последнюю возможность победить эту заразу».
— Нет, — сказал Бенни, и теперь это слово приобрело совсем иное значение, чем пару минут назад. Теперь оно было наполнено гневом, непокорностью. А Том однажды сказал ему, что непокорность перед лицом катастрофы напоминает надежду. — Нет, абсолютно ни за что.
Над ним разверзлась черная пасть открытого люка самолета.
Бенни взялся пальцами за веревочную лестницу и потянул. Крепкая и сильная.
Но Джо, высокий, смертоносный, бывший стрелок, который теперь возглавлял команду рейнджеров в «Руинах», сказал держаться подальше от самолета. Никаких оправданий, никаких исключений.
— Ну, — сказал Бенни веревочной лестнице. — Что он может сделать? Отправить меня в мою комнату?
Он двинулся внутрь.
Там царил беспорядок. Джо явно перерыл это место в поисках материала и пропавших записей серии D. Без зомов, ящиков с оборудованием и коробок с записями было легче увидеть повреждения. Упав, самолет повредил корпус, а его металлическая кожа вздулась и треснула. Пол был усыпан мусором. Бумагой, сломанными контейнерами и сотней сотен гильз автоматов, из которых стрелял Джо, отражая атаку жнецов. Они тускло сияли в лучах света, проникающих сквозь разломы в потолке. Бумажный мусор валялся у стен. Бенни присел на пустой ящик, в котором когда-то находилась ракетная установка, и начал рыться в бумагах.
Он понятия не имел, что ищет. Не то чтобы он ожидал обнаружить отрывок бумаги с надписью «лекарство».
И даже так, здесь был ответ. Какой-то ответ, Бенни был в этом уверен.
Проходили часы, а юноша все просматривал каждый кусочек бумаги, каким бы маленьким он ни был.
Здесь не осталось ничего ценного.
Ни слова, ни отрывка.
Бенни взял бумаги и с силой бросил их в стену. Страницы, как целые, так и обрывки, ударились о неподвижный металл, а потом плавно опустились на пол в таком же беспорядке, такие же бесполезные, как и раньше.
Бенни опустился на пол, его лицо горело от гнева, а все тело сотрясалось от раздражения и отчаяния.
И тогда он вспомнил о квадроциклах.
Двигатели обоих наконец затихли.
— О… боже…
Он подбежал к машинам. Квадроцикл жнеца под углом прижался к машине Бенни, лежащей на боку. Юноша оттолкнул второй квадроцикл «Хонду» от своей «Ямахи». «Хонда» двигалась лениво, неуклюже сопротивляясь — правое переднее колесо сдулось, резина взорвалась при ударе. Бенни осмотрел «Ямаху». Правое заднее колесо болталось под странным углом, и Бенни, когда нагнулся осмотреть его, застонал. Ось лопнула, как хлебная палочка.
Бенни выпрямился, сделал долгий медленный вдох, вспомнил многочисленные уроки Тома о сохранении спокойствия во время кризиса — и следующие две минуты с криками пинал «Ямаху» со всех сторон.
Потом он застыл минуты на три, его грудь вздымалась, ноги чертовски болели, пока Бенни со злостью смотрел на машину.
Наконец он открыл багажник квадроцикла, вытащил гаечный ключ и домкрат, снял колесо с «Ямахи» и надел его на «Хонду». Колеса были одного размера, и только когда Бенни закончил, он ворчливо признал, что хоть в этом ему повезло. Не все квадроциклы были одного размера.
Потом Бенни постарался завести «Хонду». Ничего не вышло.
Он попытался снова.
Тишина.
Двигатель не заглох после столкновения. У машины просто кончилось топливо.
Бенни схватил камень и был почти готов опустить его на приборную панель.
«Прекрати!» — заорал его внутренний голос.
Бенни остановился с камнем в руке.
— О боже, — сказал он и уронил его на землю.
«Найди шланг, — сказал его более разумный внутренний голос. — Откачай топливо из другого…»
— Да, да, знаю, понял, — прорычал он.
Внутренний голос затих.
Бенни начал обыскивать багажник и седельные сумки собственного квадроцикла, но ничего не нашел. Затем он приступил к «Хонде».
Шланг нашелся сразу же. Однако то, что Бенни обнаружил дальше, заставило его забыть о шланге, топливе, квадроцикле, ноющей боли в паху и вообще обо всем прочем.
В «Хонде» была папка с бумагами, на корешке которой значилось: командная книга, а на обложке пестрел тисненый флаг. Это не были звезды и полосы США. Нет, это был символ нового, Американского Государства. Такой же знак виднелся на хвосте самолета и на нашивках мертвых членов экипажа.
Бенни пролистал командную книгу и увидел, что каждая двухсторонняя страница была посвящена члену команды доктора Макреди с «Надежды-1». На каждой странице выделялась цветная фотография человека либо в зелено-коричневой форме нового Американского Государства, либо в белом лабораторном халате. Под фотографиями были напечатаны основные данные: имя, ранг, идентификационный номер, пол, группа крови, рост, вес, цвет глаз, цвет волос и сокращенная версия послужного списка. Большая часть информации была бесполезной для Бенни, особенно те разделы, где значилось слишком много военных аббревиатур и акронимов. В «Надежде-1» работали доктор Макреди, шесть других ученых, десять лабораторных техников, восемнадцать солдат и пятеро человек из генштаба. Сорок человек. У C-130 было восемь дополнительных солдат и команда летчиков из четырех человек. Всего пятьдесят два человека.
Бенни рассматривал фотографию доктора Моники Макреди. Она была чернокожей женщиной, в очках для чтения, с короткими волосами. Согласно данным, ей было пятьдесят шесть лет.
— Где вы? — спросил он ее. — Где лекарство? Вы нужны моему другу. Его зовут Чонг, и он…
«Голоден».
— …он не заслуживает такого. Где вы?
Фотография ему не ответила. Однако книга — да. Кровь была на каждой фотографии в книге. Старая, засохшая кровь. Ей было уже несколько недель, а в некоторых случаях кровь была такой старой, что засохла и превратилась в порошок. Это были не случайные брызги, а отметки, нанесенные специально. Примерно половина фотографий были перечеркнуты кровавым крестом. Одиннадцать других были помечены кровавым отпечатком большого пальца, но в каждом таком случае отпечаток был оставлен на сердце человека. Такой же отпечаток был на всех подобных.
Так что это значит?
Бенни раздумывал над этим.
Кресты казались очевидными. Это члены команды, убитые или погибшие во время крушения. На двух помеченных фотографиях были люди в форме пилотов, и Бенни видел их раньше. В день, когда они нашли этот самолет, к поперечным перекладинам, возведенным на земле перед кабиной, были привязаны два зома.
Второй набор с уникальными отпечатками было понять сложнее, но когда он снова просмотрел все лица, то нашел одно, которое смог узнать. Лицо было тем же, но на фотографии у мужчины были черные волосы.
Бенни видел это лицо несколько минут назад. Он смотрел в эти глаза, когда человек на фотографии был жив, и он смотрел в те же глаза, когда все следы человеческой жизни покинули их.
Жнец.
Согласно командной книге, его звали Маркус Флад, возраст двадцать семь лет, родился в Канзасе. Он был младшим капралом в армии Американского Государства.
Человек, которого он только что убил, был членом команды доктора Макреди. Одним из солдат, которого отправили помочь в эвакуации «Надежды-1».
Но он стал жнецом.
Как?
Почему?
Бунтарка и Джо сказали, что армия жнецов состоит по большей части из людей, которым дали выбор: умереть со всеми остальными в городе или присоединиться к армии. Это была стратегия завоевателя, которая показывала свою эффективность всегда, начиная с Александра Македонского и заканчивая нацистами. И даже так… Бенни не мог заглянуть в голову человека, который бы добровольно присоединился к группе, чьей конечной целью являлось уничтожение людей. Конечно, этот выбор давал возможность прожить чуть дольше, но всех ждал один конец. Смерть.
Что заставляло кого-то делать подобный выбор? Они думали, что каким-то образом улизнут и их не отправят во тьму, когда святой Джон решит, что время пришло? Или они действительно купились на веру жнецов?
Мужчина на фотографии, видимо, да.
В этой группе была еще одна фотография, которая привлекла внимание Бенни. Еще один солдат. Большой, явно сильный и до странного знакомый. Его звали Луис Ортега, и он был координатором логистики команды.
Что бы это ни значило.
Бенни прикоснулся к фотографии.
— Откуда я тебя знаю? — вслух подумал он. Принадлежал ли этот человек жнецам, как Маркус Флад? Если так, бродил ли он сейчас поблизости? Был ли он одним из тех жнецов, что еще остались в живых? Погиб ли он вместе с матушкой Розой или исчез со святым Джоном и основной силой армии жнецов? Был ли он одним из тысячи больных людей, за которыми ухаживали монахи? Или одним из беженцев, которых Бунтарка привела в Убежище?
Эта встреча, о которой он плохо помнил, должна была произойти недавно, потому что мысль настойчиво жужжала в голове Бенни.
Монахи сказали ему, что из-за серьезной травмы головы возможна частичная амнезия. Не полная, совсем небольшая, но могут возникнуть провалы в памяти. Это был один из них, Бенни был в этом уверен. Он мог почти — почти — увидеть воспоминание об этом человеке, почти уловить его. Крупный мужчина в военной форме, подобной этой. Бенни видел сотни других видов военной формы, учитывая те, что были на зомах, убитых во время Первой ночи. Некоторые люди в городе носили камуфляжные жилеты из старого мира. Форма нового Американского Государства была другой. Камуфляжный рисунок изменился: крапинки пыльно-красного смешались с черным, рыжеватым, коричневым и серым.
А потом… что-то, какой-то фрагмент воспоминания проскочил в голове Бенни при взгляде на лицо и форму сержанта Ортеги. Он застыл, надеясь уловить его, понять, что же это было.
Но оно ушло так же быстро, как и пришло, спрятавшись в тени под камнем его поврежденной памяти.
Бенни пролистал книгу снова, в этот раз разглядывая маленькие обрывки бумаги, прикрепленные к некоторым страницам. Одна заметка была написана округлым курсивом и явно женской рукой.
Сообщают о мутациях в Калифорнии.
Нужно проверить.
Полевая команда 5?
Мутациях?
И… что такое «Полевая команда 5»?
Бенни начал осматривать остальные отделения и сумки на квадроцикле, но больше не нашел записок или бумаг. Нашлось еще высушенное мясо в пальмовых листьях, но Бенни не доверял тому, что жнецы считали здоровой пищей, поэтому выкинул его. Он отыскал предмет, который выбивался из ряда вещей жнеца — старую запечатанную упаковку цветных воздушных шариков. Их было пятьдесят. Такая вещь казалась странной и несовместимой с образом убийцы. Он гадал, использовали ли их для каких-то невербальных сигналов. Бенни почти выкинул их, но потом решил оставить. Еве они могут понравиться. Все, что заставляло улыбаться малышку, было бесценным. Он запихнул упаковку шариков в карман жилета.
Единственная найденная им вещь, имеющая какую-либо значимость, — маленький блокнот на спирали. Все страницы были заполнены мелким зигзагообразным почерком. Большая часть написанного было молитвами и ритуалами жнецов. Бенни хотел выкинуть и его, но решил сохранить. Если жнецы были врагами, совет Тома был как нельзя кстати. «Знай своего врага. Чем больше информации ты соберешь, тем сложнее ему удивить тебя. Изучая своих врагов, ты сможешь найти их слабость или уязвимое место».
А также Бенни помнил ту фразу, которой Лайлу научил Джордж, человек, вырастивший ее: «Знание — сила».
Он решил оставить блокнот и по другой причине — потому что жнец написал на последней странице что-то вроде кода.
КА/Ж 1: 4,522
Квадроцикл: 66
КА/Ж 2: 19,200
Квадроцикл: 452
НВ/Ж: 14,795
Квадроцикл: 318
ВА/Ж: 8,371
Квадроцикл: 19
ЮТ/Ж: 2,375
Все его инстинкты кричали ему, что командная книга и срочная записка, как Бенни подозревал, написанная доктором Макреди, были важны. Но почему?
«Сейчас уже жнеца не спросишь», — подумал Бенни и вздрогнул, вспомнив, что был вынужден сделать.
Он убрал блокнот и командную книгу в бардачок «Хонды». Потом с помощью резинового шланга перекачал этанол из собственного поврежденного квадроцикла в бак соседнего. Бенни вернул на место крышку топливного бака, забрался в кресло, завел двигатель и отправился в Убежище, погруженный в размышления.
Люди, с которыми я выросла, жители Маунтинсайда, называют начало мора Первой ночью. Это немного неправильно, потому что цивилизации понадобились недели, чтобы пасть.
Бунтарка и люди, с которыми она выживала, называют это Падением.
Я также слышала, как люди называют это Концом, Серым разрывом, Восстанием, Днем Z, Армагеддоном, Возмездием, Днем мора, Днем войны № 1 и разными другими именами.
Бунтарка дремала в соломенном кресле-корзинке, когда к ней подошла одна из монахинь. Девушка открыла глаза и увидела строгое лицо сестры Ханналили, главной монахини, присматривающей за детьми во время дневного сна.
— Ты должна немедленно пойти со мной, — сказала монахиня.
— Что такое? — спросила Бунтарка. — Что-то случилось с Евой?
Сестра Ханналили, словно не могла решить точно, как ответить на такой простой вопрос.
— Тебе нужно пойти со мной, — сказала она. — Прямо сейчас.
Бунтарка поднялась на ноги и последовала за монахиней. Сестра Ханналили не то чтобы бежала к палатке, где спали дети, но шла очень быстро: ее тело напряглось, как струна, руки сильно раскачивались.
— О боже, — выдохнула Бунтарка себе под нос. — Пусть все будет хорошо. Пусть малышка не пострадает…
Она добрались до палатки, где брат Майкл, монах, помогающий психологическими беседами, ждал их. До Первой ночи он был ведущим радиопрограммы.
Сестра Ханналили выглядела напуганной, но Бунтарка не могла понять почему. Из палатки послышался тихий звук удара. Словно кто-то взбивал подушку.
— Мы вывели других детей из палатки, — сказала сестра Ханналили. — Подумали, так будет лучше.
— Вывели? Почему? Где Ева?
Бунтарка потянулась ко входу в палатку.
Ева была единственным человеком внутри. Бунтарка почти сразу же поняла, что малышка спит, хотя она и стояла, и двигалась. Лунатизм в каком-то смысле. Ужасном смысле.
Девочка собрала всех тряпичных кукол, которых дети сделали во время уроков рукоделия. Они лежали рядом друг с другом на одной из кроватей. Ева держала ножницы с зубчатыми лезвиями, с помощью которых вырезали красивую бахрому на платьях кукол. Девочка обхватила их. Она держала ножницы обеими руками и медленными уверенными движениями протыкала ими кукол снова, и снова, и снова.
И улыбалась.
Бунтарка ахнула, и Ева на секунду остановилась, повернувшись лицом ко входу в палатку. Губы малышки растянулись в улыбке, но в глазах не было радости. Там вообще ничего не было. Ни эмоций, ни узнавания, ни гнева.
Абсолютная пустота.
Казалось, словно эти голубые глаза были окнами дома, лишенного света и жизни, местом, где двигались только мрачные и ужасные тени.
Потом Ева снова повернулась к куклам.
Ножницы поднимались и падали, поднимались и падали.
Святой Джон вышел из долгой глубокой медитации, когда услышал рядом тихие шаги.
— Добрый день, сестра Сан, — тихо сказал он с закрытыми глазами.
— Достопочтенный, — сказала она.
Святой Джон открыл глаза и коснулся ее головы, пробормотав короткое благословение. Она выпрямилась и присела на указанное место. Сестра Сан когда-то была красивой женщиной, и у нее все еще были умные глаза и лицо, напоминающее изображение Ма-гу, древней даосской богини долголетия. Конечно, это было горькой иронией, так как у нее осталось совсем мало времени. Месяцы, не годы. Он никогда не говорил о схожести, конечно же, потому что считал, что это может оскорбить ее в духовном смысле — напоминание о богине, одной из многих фальшивых религий человечества.
Вместо этого святой Джон сказал:
— Кажется, что-то вас беспокоит, сестра.
— Так и есть. Было множество докладов о мутациях. Все больше серых людей начинают двигаться быстрее, чем считается возможным.
— Сколько случаев?
— Семь, что поднимает общие итоги надежных отчетов до двадцати двух.
— И это продолжает беспокоить тебя?
— Да, достопочтенный. Мы скоро будем возвращать жнецов в Неваду, и я спросила матушку Розу, не настало ли время подумать об открытии Усыпальницы.
— Каких действий ты ожидаешь, сестра? — спросил святой Джон. — Чтобы мы воспользовались оружием еретиков?
Сестра Сан мгновение размышляла над этим.
— Достопочтенный… я люблю моих товарищей-жнецов, но я не настолько глупа, чтобы думать, будто все они с нами из вечной любви к Танатосу — слава его тьме. Некоторые из них — возможно, многие — предпочтут поцеловать нож, а не почувствовать его на своей коже.
Святой Джон никак это не прокомментировал.
— Но я спорила с матушкой Розой не из-за оружия на том самолете, — сказала она. — Мне лишь нужен доступ к записям доктора Макреди, образцам, клиническим исследованиям и…
Прежде чем она успела что-то добавить, ее тело сотряс приступ сильного влажного кашля. Ее хрупкое тело напряглось и запульсировало от боли, а тонкие, как у птицы, кости заскрипели. Она прижала красный платок ко рту. Святой Джон знал, что цвет ткани был выбран не случайно: красная ткань эффективнее прятала капли крови, вырывающиеся с каждым приступом кашля.
— Тьма зовет тебя, сестра моя, — сказал святой Джон.
Когда кашель отступил, сестра Сан ответила:
— Слава тьме. Но, пожалуйста, послушайте меня. У меня почти не осталось времени. Посмотрите на меня, достопочтенный. Для того чтобы прочитать и обдумать то исследование, нужен не только здоровый ум, а когда тело сдается, то и разум тоже. Церковь Тьмы потеряет ценную возможность понять, почему этот вирус меняется и что эти изменения означают для нашей миссии. Я не знаю, как долго еще смогу заниматься серьезной работой.
— Вирус есть вирус, — сказал святой Джон. — Он не угрожает планам нашего бога.
— Думаю, он стал весомой угрозой, — сказала сестра Сан. — Патогены, выпустившие этот вирус, в действительности были смесью нескольких супервирусов и ряда генетически созданных паразитов. Как вы знаете, это не то, что природа — или бог — создали. Вирус «Жнец» был оружием войны, однако…
Святой Джон прервал ее.
— Нет. Это голос бога нашептывал определенным людям. Им сказали создать вирус в качестве способа очистить землю от инфекции жизни. Вирус «Жнец» был мечом бога, и у этого меча я взял имя для слуг бога, чьи ножи открывают красные врата в последних грешниках.
Они поднялись на ноги и какое-то время шли в тишине. Наконец сестра Сан заговорила:
— Достопочтенный, это теологические рассуждения, и я уважаю вашу святую проницательность. Однако исследование доктора Макреди не просто… хм, обыденное дело. Это наука.
— Да, я это понимаю. Она хочет остановить вирус «Жнец», — заметил святой Джон. — Доктор Макреди — враг бога, а ее работа — богохульство.
— Несомненно, — быстро сказала сестра Сан. — Но я хочу сказать, достопочтенный, что патоген, возможно, стал нестабилен.
— Разве не все живое меняется?
— Не это, — продолжала она. — Вирус «Жнец», согласно всему, что я узнала о нем, прежде чем принести присягу Церкви Тьмы, был создан не для того, чтобы мутировать. Это биологическое оружие, инфекция, созданная людьми. Вирус был придуман так, чтобы оставаться подконтрольным, чтобы любое его изменение можно было предсказать. Это значит, что, мутация вируса неестественна. Кто-то вызывает мутацию. И, думаю, мы оба знаем кто.
Они вышли далеко за периметр лагеря жнецов, прежде чем святой Джон заговорил.
— Какую опасность от мутации ты предвидишь?
— Если серые люди мутируют в нечто, что будет охотиться на жнецов, разве это не станет ложным посланием нашим людям? Мы говорим им, что серые люди, как овцы, а мы пастухи, но это изменится. На нас станут охотиться. Послание исказится и может нам навредить. Оно ослабит наш контроль. Это может подорвать веру наших людей.
— Или, — сказал святой Джон. — Может проверить их веру.
— Исследование доктора Макреди слишком опасно, чтобы оставлять его в стороне. Мы должны действовать. Мы должны найти ее.
— Мы считаем, что доктор Макреди, скорее всего, в Калифорнии, — раздумывал святой Джон. — Или, возможно, в Орегоне. Если она все еще жива, то объясни мне, как эксперименты в сотнях километров отсюда могут вызывать мутации здесь.
— Достопочтенный… думаю, мы могли их вызвать.
— Каким образом?
— Когда матушка Роза нашла самолет, его борт был полон. Серые люди, которых она поймала, медицинские записи, биологические образцы и мешки с каким-то красным порошком. Мне так и не разрешили их изучить. Однако я знаю, что один из жнецов матушки Розы открыл мешок с порошком. Скорее всего, из праздного любопытства. Он не нашел ничего ценного и выкинул его из люка. Если я права, то, возможно, в нем содержался какой-то мутагенный агент. Это могло бы объяснить увиденные нами мутации, ведь все они появились после вскрытия того мешка.
Святой Джон нахмурился.
— Это беспокоит.
— Думаю, что доктор Макреди создала мутаген и везла его в Убежище для дальнейшей разработки и, возможно, массового производства.
— Ах… Убежище, — пробормотал святой Джон. — Может, придет время, когда станет необходимо стереть это чумное место с лица земли.
— У них там целое военное подразделение.
— Неужели?
— Так говорят наши шпионы.
Святой Джон что-то тихо проворчал.
— Если бы у меня был доступ к работам Макреди, — продолжила сестра Сан, — я могла бы что-нибудь сделать с мутацией. Возможно, остановить ее. Или изобрести другой тип. То, что скорее помогло бы Церкви Тьмы, а не стало для нее угрозой.
Святой Джон поджал губы, но ничего не ответил.
— Пожалуйста, — тихо умоляла сестра Сан, — позвольте мне получить доступ к исследованию Макреди.
Никс сидела на качелях, взявшись за цепи и зарывшись пальцами ног в песок, чтобы качели двигались лишь на несколько сантиметров вперед и назад. Уровень адреналина в ее крови стал понижаться и словно забирал с собой всю энергию, оставляя лишь усталость и печаль.
Ева не могла развеять эту печаль.
Малышка спала на руках у Бунтарки, но ее лоб был нахмурен. Никс могла представить, какие кошмары ждали ее во сне.
Когда девушка закрывала глаза, то видела, как Чарли Кровавый Глаз и Молот Автограда загоняют ее маму в угол и начинают избивать. Это было последнее воспоминание Никс о матери. Сразу после этого Чарли вырубил ее. Когда она пришла в сознание, то уже была в «Руинах» на пути к Геймленду. А ее мать умерла. Том Имура нашел ее слишком поздно и упокоил.
Уйдут ли когда-нибудь ее сны?
Никс в этом сомневалась.
Это ее и волновало. Грусть и гнев искажали ее. Многие месяцы Никс была груба с Бенни — единственным человеком, который беззаветно любил ее. Она иногда чувствовала себя сварливой и злобной.
Только недавно это стало меняться, и Никс не знала почему.
Ее все еще преследовали кошмары. И в своих неспокойных снах она, скорее всего, хмурилась так же, как сейчас Ева. Никс знала, что скрежещет зубами — ее челюсти всегда болели по утрам.
Как отойти от края? Что там говорил Ницше?
«Кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, что сам может стать чудовищем. Если долго вглядываться в бездну, то бездна начнет вглядываться в тебя».
Бунтарка заметила, что Никс смотрит на Еву, и долгое мгновение они обе глядели друг на друга, без слов говоря о стольких вещах. Бунтарка медленно кивнула, и Никс кивнула в ответ.
«Она тоже понимает».
«И Лайла».
«И Бенни, теперь, когда Тома больше нет».
«А Чонг?»
Он не хотел отправляться с ними в это путешествие. Самолет ничего для него не значил. Он оставил дом из любви, и прошел весь путь по дикой местности до самого края.
Был ли Чонг потерян? Стал ли он монстром?
Если ты сражался с монстрами, а потом сам стал таким… можно ли вернуться обратно? Или бездна навсегда завладела Чонгом… и Евой?
Всеми ними?
Святой Джон облокотился о дерево, очищая инжир маленьким ножом и наслаждаясь движением лезвия под кожицей фрукта. Не в первый раз он гадал, чувствует ли плод боль. Мог ли он кричать. Даже простой инжир был бы намного вкуснее в таком случае.
Шесть высоких, суровых бойцов Красного Братства стояли неподалеку. Двое наблюдали за ним, а четверо остальных — за происходящим вокруг. Самые неопытные среди них отправили сотни еретиков во тьму. Святой Джон любил Красных Братьев, словно они были его собственными детьми. Они по своему выбору носили на лицах татуировку его левой руки. Брат Питер был его правой рукой, и они — все вместе — были левой.
Внутри их круга на пеньке сидела сестра Сан. На земле между ней и святым Джоном стоял старый голубой пластиковый ящик для льда. Крышка была запечатана скотчем. Рядом с холодильником стояла горка коробок. Каждая была помечена большой буквой D.
— Сестра моя, — сказал святой Джон. — Ты знаешь, что это?
Глаза сестры Сан округлились, когда она посмотрела на материалы. Женщина кивнула, потеряв способность говорить.
— Ты все еще утверждаешь, что воле бога послужит открытие этих коробок? Чтение слов еретички Макреди?
Сестра Сан постаралась заговорить, но ее голос был переполнен эмоциями. Женщина откашлялась и попыталась снова:
— Да, достопочтенный.
— Даже если матушка Роза считает, что они запятнаны?
— Да.
— Даже если это разрушит доверие матушки Розы?
Теперь сестра Сан подняла глаза и посмотрела прямо на святого.
— Я верю в бога, — сказала она. — То есть… я люблю матушку Розу, но…
— Не извиняйся, — сказал святой. — Это неподобающе.
Она покраснела и кивнула.
Святой Джон отрезал кусочек инжира, положил в рот и глубокомысленно прожевал его, а потом кивнул на папки.
— Весь этот месяц матушка Роза будет в Юте. Когда она вернется, то, скорее всего, осмотрит печати Усыпальницы Падших.
Сестра Сан кивнула.
— Когда это произойдет, она найдет печати нетронутыми.
Святой Джон не сказал «или» и не озвучил другой угрозы. Он отрезал еще один кусочек инжира и предложил его сестре Сан, которая потянулась за ним дрожащей рукой. Женщина тихо жевала его, пока святой стоял и улыбался ей.
Бенни припарковал «Хонду» на месте поврежденной «Ямахи» и отправился на поиски капитана Леджера.
Когда он проходил мимо детской площадки, то заметил Бунтарку и Еву, сидящих на ржавых качелях. Бенни направился туда. Лицо девушки оживилось, когда она рассказала смешную историю про безумную маленькую собачку Розы и ее приключения в заброшенном магазине игрушек. Бенни показалось, что Бунтарка выглядит очень напряженной, несмотря на ее оживление. В ее глазах горел странный свет, а голос иногда начинал дрожать.
Сестра Ханналили стояла в дюжине метров от них, притворяясь, что поливает цветы. Но женщина явно наблюдала за Евой. Глубокие морщины беспокойства избороздили ее лицо.
Лицо Евы было вялым, глаза стали тусклыми и застывшими, словно весь ее внутренний свет выключили. Она часто бывала такой, плавая между относительно хорошим настроением и очень плохим. Бенни вытащил пачку воздушных шаров из кармана, открыл его, выбрал ярко-желтый и начал надувать его, стоя перед качелями. Бунтарка заметила, что он делает, и удивленно приподняла брови. Воздушные шары были редкостью — как и большинство вещей старого мира. Они не были долговечными, и многие шары так сильно высохли, что любая попытка надуть их заканчивалась провалом. Эти шары в пачке чудесным образом сохранились, и с каждым вдохом шарик рос и рос.
Лицо Евы оставалось вялым, но после пятого или шестого вдоха ее взгляд сфокусировался и переместился на Бенни. Чем сильнее раздувался шар, тем больше осознанности появлялось в глазах девочки. Бунтарка одарила Бенни благодарной улыбкой, в ее глазах стояли слезы.
«Должно быть, это действительно один из плохих дней Евы, — подумал Бенни. — Кажется, Бунтарка уже готова закричать».
Наконец Бенни остановился и завязал воздушный шар.
— Для миледи, — сказал он, протягивая шарик Еве с преувеличенной грацией и поклоном. — Полагаю, вы заказывали большую мягкую желтую штуку.
Было мгновение, когда Ева смотрела только на шар, а ее рот и тело казались дряблыми. Но после, словно солнце, скромно выглядывающее из-за темнейших грозовых туч, легкая улыбка появилась на ее губах. Девочка взглянула на Бенни и моргнула несколько раз, словно впервые в жизни увидела его. «Возможно, — подумал он с грустью, — так оно и есть». Он сам удерживал на лице улыбку, пока девочка пыталась выбраться из тени. Когда ее крошечная рука медленно поднялась и потянулась к шару, Ева взяла его так осторожно, словно боялась, что он внезапно исчезнет.
Бенни выпрямился и вытащил еще два шара из пачки, голубой и зеленый. Он чуть не взял красный, но Бунтарка быстро и отчаянно резко покачала головой. Бенни быстро убрал красный шар и отдал остальные шарики Бунтарке.
— Если улетишь в Страну Оз, — сказал Бенни, — не забудь послать мне сообщение через службу посылок Жевунов.[3]
Ева серьезно кивнула, словно это было разумное предложение.
Бенни ушел, и когда взглянул через плечо, то увидел, как Бунтарка учит Еву надувать зеленый воздушный шар. Малышка улыбалась, но Бенни все равно было больно. Он знал, что старшая монахиня, сестра Ханналили, наблюдала за ним. Он улыбнулся и кивнул ей, и женщина ответила. Кивок, но без улыбки.
Несколько минут спустя Бенни нашел Джо Леджера, работающего в небольшом загоне позади последнего ангара на этой стороне рва. Пес Джо, Гримм, открыл один сердитый глаз, решил, что Бенни не обед с доставкой, и снова пошел спать. И все равно Бенни держался подальше от мастифа, шагнув на территорию загона.
Джо Леджер был одет по пояс: на нем были только камуфляжные штаны и ботинки. Он двигался на пятках, работая с тяжелым мешком. Джо наносил быстрые удары, хуки, верхние удары, апперкоты, нижние удары, тяжелые удары, удары двумя костяшками, закрученные, локтем и иногда режущие ладонью. Потом он перешел на удары ногой — быстрые удары, удары ногой с разворота, боковые и рубленые удары. Груша тряслась и танцевала, словно находилась под непрекращающимся обстрелом, и с каждым ударом пыль вырывалась из толстого плетения мешковины.
Бенни не нравился тот факт, что, хотя Джо был лет на тридцать старше Тома, он был по крайней мере таким же быстрым. Может, быстрее. И намного сильнее. Это раздражало. Казалось неправильным, словно его лучшие навыки оскорбляли память Тома. И все же… зрелище было завораживающим.
Однако со временем Бенни стал терять терпение все быстрее, уже не так наслаждаясь демонстрацией боевых искусств. Парень приложил ладони ко рту и прокричал:
— Привет, Джо!
Гримм гавкнул один раз, словно огрызаясь.
— Я не с тобой разговаривал, — сказал ему Бенни.
Бенни мог поклясться, что собака подняла одну бровь, словно ее это позабавило.
Наконец Джо отошел от груши, его грудь тяжело вздымалась, а пот тонкими ручейками бежал вниз по телу и конечностям. Его красное лицо было темнее загорелого тела, а глаза сияли. Больше не казалось, что он страдает от похмелья.
— Привет, парень, что такое? — спросил Джо. Он взял флягу с груды пеноблоков, снял крышку и сделал долгий глоток. Запаха алкоголя не последовало, и Бенни был рад, что емкость наполнена водой, а не «опохмелом». Джо словно почувствовал это и широко улыбнулся. — Лучший способ очистить организм — много воды и такие упражнения, от которых кровь бежит быстрее.
— Или можно оставаться трезвым.
Джо взглянул на Бенни, делая еще один долгий глоток.
— Ты как заноза в заднице, тебе говорили?
— Бывало.
— Не сомневался. Ну, — сказал Джо, поднимая флягу для еще одного глотка, — чем я обязан?
Бенни ответил:
— Сегодня меня пытался убить жнец.
Джо выплюнул воду чуть ли не через весь загон.
— Что? Где?
— Там, у самолета.
— У самолета? — проорал Джо. — Что, черт возьми, ты делал там?
— Не умирал, спасибо, что спросили, — крикнул Бенни в ответ.
Джо наставил палец на Бенни.
— Мне казалось, я сказал вам, детишкам, не подходить к самолету.
— Сказали, — согласился Бенни. — А я проигнорировал ваши слова. По большей части потому, что не помню, чтобы вы были моим боссом. Когда это произошло?
— Когда ты встретил ответственного взрослого, — прогремел Джо.
— Правда? — спросил Бенни едко. — Ответственного взрослого? Это шутка. Почти все взрослые, которых мы встречали с тех пор, как ушли из дома, были одного или другого типа психопатов. Охотники за головами, которые пытались заставить нас драться в ямах с зомби в Геймленде. Отморозки-одиночки, которым нравится украшать ворота головами людей. Монахи на заправках, которые считают зомби смиренными, что унаследуют землю. Ученые, запирающиеся в лаборатории и даже не разговаривающие с нами. Жнецы, которые пытаются убить всех, и вы — кем бы вы ни были. Солдат Джо. Не нужно читать мне лекции насчет «ответственных взрослых». Мы с друзьями-детишками, о которых вы говорите, — ни с кем не начинали биться. Мы не пытаемся навязать кому-нибудь свои религиозные взгляды, не пытаемся забрать то, что есть у других. И лишь то, что мы подростки, не значит, что мы не можем принимать правильные решения и заботиться о себе. Мы больше не маленькие дети. Мы сильно выросли за последние несколько месяцев. Очень сильно. Мы пришли сюда, чтобы найти доказательства того, что люди вашего поколения еще пока не разрушили все стоящее. Почему? Потому что, может, ваша история и закончилась, но не наша. Я просто надеюсь, что, когда мы станем взрослыми, мы не будем такими же злобными и жестокими, как большинство так называемых взрослых, которых мы повстречали здесь, в «Руинах». И я здесь, чтобы сказать вам, Джо, что нам нужны лучшие образцы для подражания.
Джо втянул в себя воздух.
— Ты закончил?
— Нет. Жнец, пытавшийся убить меня, тоже был взрослым.
Гримм зарычал.
Джо бросил злой взгляд на пса.
— Кто тебя просил выбирать сторону? — он вытер рот тыльной стороной ладони и сказал: — Ладно, ладно, у тебя была сложная жизнь, парень, я понял. Позже можем сесть и немного поплакать. А прямо сейчас как насчет того, чтобы перестать вещать передо мной речи и рассказать, что произошло у самолета? Вообще-то нет. Сначала скажи мне, как ты сбежал? И где теперь жнец?
— Он мертв.
— Как?..
Бенни встретился с ним взглядом.
— Я убил его.
Джо спросил:
— Что?
— Я убил его. Он набросился на меня с ножом. У меня… у меня не было другого выбора.
— О, боже, парень, — Джо тяжело опустился на груду пенопласта. — Послушай, Бен, я рад, что с тобой все хорошо, и мне жаль, что тебе пришлось через это пройти.
Это был не тот ответ, которого ожидал Бенни. Он думал, что будет больше криков или какое-нибудь воодушевляющее дерьмо о победе в битве. Вместо этого Джо, казалось, по-настоящему загрустил. Это смутило Бенни.
— Мне тоже жаль, что пришлось пройти через это, — сказал он.
— Уверен, что не пострадал?
Бенни пожал плечами.
— Несколько синяков. Сильное потрясение… и, думаю, неприятное чувство в животе.
— Ага. Такое часто приходит с этой работой.
— Работой? Какой работой? Я не солдат.
— Может, и нет, но давай признаем, парень. Мы на войне. Святой Джон начал геноцид, священную войну, и лишь тот факт, что мы живы, делает нас его врагами.
— Я не хочу драться со святым Джоном.
— Эй, и я не хочу.
— К тому же армия жнецов исчезла. Вы прогнали их ракетными установками, и все такое.
Джо покачал головой.
— Было бы хорошо, будь это правдой, парень, но жнецы, с которым я сражался, являлись отдельной группой матушки Розы. Основная сила армии жнецов где-то в другом месте. Надеюсь, они далеко, очень далеко отсюда, но факт — что они где-то там.
— Основная сила? Сколько их?
— По скромным подсчетам, включая группу святого Джона и полдюжины маленьких отрядов, которые он бы мог собрать вместе при необходимости… можно сказать, что тридцать пять, сорок тысяч.
Бенни чуть не упал.
— Что?
— Может, и больше.
— Но… это больше, чем все население Маунтинсайда и других восьми городов, вместе взятых!
— Знаю. Вот почему святой Джон продолжает выигрывать. У него слишком большая армия. Даже если защитники хорошо вооружены, святой Джон продолжает бросать на них людей, пока у них не кончатся пули. Он не гений тактики, знаешь ли, просто готов сделать все необходимое, чтобы выиграть.
— И люди готовы умереть за него… это так…
— Ты смотришь на это не с той стороны, — сказал Джо. — Они умирают не за святого Джона, они умирают за идею. Он убедил их, что смерть — противоядие от боли и страданий, а с этим трудно поспорить. Большинство религий говорят о жизни после смерти или о рае, да? Ну, этот мир пятнадцать лет был дерьмовым и не был таким уж шикарным до этого. Жизнь трудна, люди страдают, заболевают, теряют любимых. Если бы ты правда верил, что как только войдешь во тьму, как называет это святой Джон, боль и страдания прекратятся, будет лишь счастье — если бы ты в это верил, ты бы сделал все, чтобы попасть туда. Даже пошел бы на стену пуль. Особенно если понимал бы, что если умрешь за правое дело, то позаботишься о спасении и счастье всех остальных. Это беспроигрышная ситуация. Возможно, сам святой Джон тоже верит в этот бред, скорее всего, так. В качестве стратегии он принял установку: на войне все средства хороши.
— Боже…
— Причина, по которой еще никто его не победил, — сказал Джо, — в том, что люди в наши дни боятся. Они сражаются, как побитые собаки. В них не осталось настоящей агрессии. Они дерутся, защищаясь, и поэтому проиграют все битвы.
— Мне казалось, что, согласно поговорке, лучшее нападение — это защита.
— Ты неправильно понимаешь. Лучшая защита — нападение. В китайском боевом искусстве вин-чун говорят, что блокирующая рука тоже бьет. Понимаешь значение этой фразы?
Бенни кивнул.
— Это теория, однако… нет никого к западу от Скалистых гор с такой проработанной техникой или безумной решительностью, чтобы правильно сражаться со святым Джоном.
— А как правильно?
Джо наклонил голову и внимательно посмотрел на Бенни.
— У меня куча своих психологических проблем, — сказал он. — Были времена, когда я попадал в ситуации, где должен был проиграть. Против большего числа людей, и я сражался с более крепкими. Но, знаешь, почему я все еще дышу, а они кормят червей? Потому что когда дело доходит до основного, нет ничего, что бы я ни сделал, чтобы выиграть. Ничего. Однажды, когда мы оказались в действительно сложной ситуации, парень, на которого я работал, посмотрел на меня и сказал: «Я бы сжег сами небеса, только бы остановить это». Это звучит круто лишь потому, что ты не знал того человека. Вот на что он был готов, а я был намного безумнее. Так что… думаю, тебе нужно спросить себя самого, юный самурай, как далеко ты готов зайти, чтобы остановить святого Джона, если он придет за тобой и твоими людьми. Насколько страшным ты готов стать, чтобы выбить дух из врага? Готов стать чудовищем? Готов стать монстром из их ночных кошмаров? Если внутри себя ты найдешь черту, которую не сможешь пересечь, слишком жесткую границу, то гарантирую — святой Джон победит. Без вариантов.
Пока мы не нашли разбившийся самолет, мы не знали, что происходит в «Руинах». Мы знали, что кто-то мог летать на самолете, но это было не очень информативно.
Теперь мы знаем об Американском государстве.
Старое правительство пало, и ходят слухи, что президент и некоторые члены Конгресса прячутся в бункере. Капитан Джо Леджер сказал нам, что большой группе выживших удалось занять Ашвилл в Северной Каролине. Там более сотни тысяч людей и, по крайней мере, еще пятьдесят тысяч живут в укрепленных городах поблизости. Джо и группа солдат провели зачистку от зомов, их команды следят за территорией вокруг города. Они заняли военную базу и базу военно-воздушных сил, вот почему у них столько оружия. И самолет. У них также есть ударные вертолеты «Черный ястреб» и «Апач». Большая часть всего этого находится в Северной Каролине. Я спросила Джо, есть ли вертолеты и оборудование в ангарах, но он не ответил.
Бенни сказал:
— Я нашел кое-что, что вам нужно увидеть.
— Это красный порошок? — быстро спросил Джо.
— Что? Нет. Почему вы спросили?
Джо отмахнулся.
— Что у тебя для меня есть?
Бенни вытащил командную книгу и передал ее Джо.
Рейнджер мгновение смотрел на нее, и глаза округлились.
— Где ты это нашел?
— Она была в квадроцикле жнеца. И нет, я не знаю, где он нашел ее. Мы… недолго разговаривали, знаете ли.
— Должно быть, она оставалась в самолете, но ее точно там не было, когда я обыскивал его. Значит, кто-то забрал ее до этого.
— Это хорошо? — спросил Бенни. — Значит ли это, что записи серии D где-то рядом?
— Возможно.
— Джо, что, если записей нет поблизости?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю… просто мне кажется странным, что из самолета пропал лишь один набор записей. Пока что мы не нашли их, а среди зомов не было доктора Макреди. Что, если ее не было и на борту самолета?
— Цель состояла в том, чтобы эвакуировать ее, парень.
— Знаю, но, может, произошло что-то еще. Они записали бы это?
Джо что-то проворчал.
— Возможно, но вряд ли. Как только самолет улетел, у Макреди не было бы шанса выбраться оттуда, а мои рейнджеры обследовали «Надежду-1». Ученой там не было.
— Может, ее могли высадить в другом месте? На другой базе, похожей на Убежище.
— Есть миллион мест, где она могла бы приземлиться. Нам не удастся ее отыскать, только если не были сделаны записи, а я проверил каждый сантиметр этого самолета… — его голос затих.
— Что такое? — спросил Бенни.
— Возможно, я опережаю события. Мы точно не знаем, приземлялся ли самолет в другом месте или нет. В кабине не было бортового журнала, по крайней мере мы его не нашли. Я знал всех тех парней. Только Луис мог обладать нужной информацией, а мы так и не нашли его тело.
— Кто?
— Луис Ортега, координатор логистики. Он вел записи. Луис любил детали. Чихнешь, и он запишет время, дату и скорость воздуха. Он никогда ничего не пропускал.
— Подождите… мне знакомо это имя.
Бенни перевернул на фотографию сержанта Луиса Ортеги и показал ее Джо.
— Об этом парне вы говорите?
— Это он. Старина Луис был большим, напоминал полузащитника, но у него было сердце бухгалтера. Это именно тот парень, который ничего не пропускает, которого вы бы отправили эвакуировать исследовательскую группу. Он бы привез обратно все до последней скрепки. — Джо поднял бровь, глядя на Бенни. — Как это ты так быстро вспомнил его?
Бенни объяснил, что ему показалось, будто он узнал этого человека, но не мог вспомнить откуда.
— Он здесь? — спросил он. — То есть может он быть среди зомов на аэродроме?
Джо подумал об этом.
— Нет, я так не думаю. Когда я видел его в последний раз, они загружали самолет, чтобы отправиться в «Надежду-1». Но… дай мне знать, если вспомнишь, где видел его. Если эти записи серии D не были на борту или если доктор Макреди планировала другие остановки, возможно с целью оставить часть исследовательского материала и груза где-то в другом месте, Ортега бы точно знал все подробности. Это его работа. — Джо снова что-то проворчал.
— Что?
— Мне бы хотелось, чтобы он был на аэродроме. Учитывая, что Луис занимался логистикой, у него с собой мог быть блокнот с подробностями передвижения каждого человека, каждой коробки, каждой ниточки. Ортега все держал в памяти. Он всегда делал записи и убирал их в карман. Добавлял их в свой журнал вахты в конце дня.
— Еще я нашел маленький блокнот, но не думаю, что это журнал вахты. — Бенни передал его Джо.
Джо пролистал блокнот и фыркнул.
— Молитвенная книга Жнецов. Ее можно использовать в качестве туалетной бумаги, вот и все.
— Нет, — сказал Бенни. — Посмотрите на последнюю страницу.
Джо пролистал блокнот и посмотрел на список: на его лице появилось неприятное выражение.
— Вот… дерьмо.
— Что это значит?
Джо показал блокнот и первые строки.
КА/Ж 1: 4,522
Квадроцикл: 66
КА/Ж 2: 19,200
Квадроцикл: 452
— «Ж» значит «Жнец». КА — «Калифорния».
— Откуда вы знаете? — спросил Бенни.
— Потому что здесь есть аббревиатуры Невады и Вайоминга. НВ и ВА, — Джо вздохнул. — Это подсчеты численности армии жнецов. Кажется, в Калифорнии их две, одна численностью 4522 человека, а вторая намного больше — 19 200 человек. В Неваде 14 795 человек, 2375 — в Юте и 8371 в Вайоминге. Ты спрашивал, сколько жнецов. Вот ответ.
Бенни подсчитал в голове.
— Это 49 263 человека. О боже.
— Ага, ну мы уже знали, что у нас большие неприятности.
— А что значат остальные цифры? Квадроциклы… это сколько у них машин?
— Ага, и хорошие новости в том, что их немного. Шестьдесят шесть на одну группу и лишь 452 на большую армию.
— Это хорошие новости?
Джо вздохнул.
— Вообще-то, если подумать об этом, то нет. Святой Джон, скорее всего, использует квадроциклы, чтобы тащить фургоны с оборудованием и едой, но если придется, он отцепит их и будет использовать в качестве легкой кавалерии.
Бенни надеялся, что эти заметки помогут Джо найти записи серии D, но вместо этого они раздавили его собственный оптимизм. Он с трудом отдал рейнджеру последний обрывок.
— Еще я нашел вот это, — неохотно сказал он. — Думаю, это принадлежало доктору Макреди.
Джо прочитал записку:
Сообщают о мутациях в Калифорнии.
Нужно проверить.
Полевая команда 5?
— Что это значит? — спросил Бенни.
Рейнджер бросил не него безрадостный взгляд.
— Это значит, что у нас больше вопросов, чем ответов, — Джо щелкнул языком Гримму, и тот поднялся. — Послушай, парень, я хочу пойти показать это полковнику Рейд. Возможно, она сможет что-то с этим сделать.
— Кому?
— Командиру базы. Она мой босс.
— Как это я никогда с ней не встречался? Вы никогда ничего не говорили о…
— Ты многого не знаешь, парень, и многое я не имею права тебе рассказать. Сейчас не время добывать информацию. Найди свою подружку и Лайлу. Послушай их историю.
— Почему? Что случилось? Никс в порядке?
— Она не ранена, — уклончиво сказал Джо. — Поговори с ней, с Лайлой, и, может, попозже мы все вместе обсудим. Я иду в лабораторию. Ты должен пообещать мне — поклянись мне, — что не покинешь Убежище снова. Не без меня.
— Конечно, — сказал Бенни, хотя был уверен, что это неправда.
— Головы вверх, глаза смотрят вперед, — крикнул страж на башне, — подъезжает торговый фургон.
Трое охранников посмотрели вверх на него и потом проследили за направлением его руки.
— Торговый фургон? — подумал Талли, старший из охранников. — В это время дня?
Его партнер по смене, Хупер, поднял бинокль, висящий на шее, и посмотрел через забор. Солнце почти село, и косые лучи окрасили большое поле и далекую линию деревьев в оттенки кроваво-красного, алого и хеллоуинского оранжевого.
— Торговый фургон, вижу, — сказал он. — На полдня опоздал и… подождите… Кажется, что-то не так.
Самый юный из троих, ученик охранников забора, поднял свой бинокль. Тот был старым, но дорогим, и раньше принадлежал его отцу, который теперь был мертв. Мужчина стал жертвой несчастного случая на стройке, пока помогал возводить зерновую силосную башню. Юноша настроил фокус.
— Возница ранен, — сказал он.
— Откуда ты знаешь? — спросил Хупер.
— Он истекает кровью, — сказал молодой человек.
Старшие уставились на него, а потом проворчали.
— У тебя хорошие глаза, Морги.
Морги Митчелл никак не отреагировал на комплимент. Его зрение сделало его хорошим стражем башни, но он хотел работать внизу. Через год они позволят ему присоединиться к охранникам башни в качестве кадета. А после этого… ну, когда Морги смотрел в будущее, он видел себя сидящим с ружьем на высокой лошади, с настоящей стальной катаной, перекинутой через плечо, чтобы быстро доставать ее, как делал Том. В будущем на Морги будет пояс Всадников Свободы, и он будет работать на дорогах от Нью-Эдена до Хейвена и всех городов между ними.
А сейчас он был учеником охраны забора. Работа, которая не слишком помогала выделиться и длилась долгие часы.
Морги не был против.
Он жил настоящим, а до будущего он еще доберется.
Чем длиннее будет смена, тем меньше времени ему нужно проводить одному. И он не считал, что заслужил какого-то особого отношения. Еще нет. Ему не нужна была слава, взятая взаймы из-за того, что он учился у Тома Имуры. Это была слава Тома.
А Том был мертв. Похоронен в «Руинах» рядом с обгоревшими костями ужасного места, разрушенного Томом. Геймленда.
Морги жалел, что его там не было. Он должен был быть там.
Даже если бы он там погиб. Даже ничем не отмеченная могила на том поле что-то значила бы.
В тот день Том изменил мир. Все это знали.
Пока Морги не достигнет нужного возраста, не получит силу и возможность изменить хоть часть мира, он будет работать где сможет.
Юноша продолжал изучать сцену, развернувшуюся перед забором.
Поле между Маунтинсайдом и лесом было больше полукилометра в ширину. Его густо покрывали сорняки, кроме нескольких отдельных троп, которые постоянно очищали работники в тяжелых защитных плащах и футбольных шлемах. Торговые дороги должны были оставаться в хорошем состоянии, иначе поток припасов в город иссякнет.
Поле, однако, не было пустым. По нему бродили зомы. Всегда. Иногда лишь несколько дюжин, бродивших вдоль этой части забора, иногда сотни две. Некоторые из них остались здесь с основания города. Это были те, чьи родственники жили за забором. Родственники, которые не могли заставить себя нанять охотника за головами, чтобы упокоить своих любимых. Остальные были бродячими зомами, которые пришли сюда, преследуя добычу. Часто они шагали медленным неровным строем за торговым фургоном или охотником за головами, вернувшимся из великих «Гнили и руин».
Сегодня был один из промежуточных дней. Морги насчитал около семидесяти зомов.
Дорога, ведущая из леса к воротам, была прямой как стрела, но фургон то и дело съезжал с нее. По крайней мере, дюжина зомов, вытянув руки, следовала за ним. Фургон держался впереди них только потому, что зомы не могли выбрать цель или придумать план перехвата. Они всегда шли прямо к цели, останавливаясь лишь, когда цель уходила прочь.
— Что делает возница? — выдохнул Хупер, когда фургон скатился с колеи в густые сорняки.
Все уставились на приближающийся фургон. Лошади были хорошо защищены легкими покрывалами, обтянутыми сеткой стальных шайб, соединенных металлической проволокой. Их ноги были обернуты подбитым ватой брезентом, а хвосты подвязаны. Если только лошадь не остановится, зом никогда не сможет укусить ее. Скакуны продолжали двигаться вперед по знакомой дороге, несмотря на невнятные команды извозчика.
Талли прижал ладони ко рту.
— У ворот! — проорал он, и команда повернулась к нему. — Подъезжает фургон. Возница ранен. Приготовьте карантинный загон и вызовите полевых медиков. Давайте, быстрее за дело!
Команда у ворот вытащила ружья, и полдюжины учеников сняли металлические горшки и ложки с забора. Они пробежали пятьдесят метров вдоль ограждения и начали стучать и бренчать. Большинство зомов повернулись к новому, более громкому звуку.
— Давайте приведем его, — сказал Талли.
Хупер опустил свой бинокль на грудь, и отстегнул помповое ружье и прицелился.
Фургон был теперь в четверти километра, и лошади набирали скорость, решительно настроившись попасть за безопасную линию забора.
Талли похлопал Хупера по руке:
— Пошли.
Втроем они подбежали к воротам, и, как только толпа зомов снаружи поредела, Талли кивнул, и большие ворота открылись. Они направились наружу, когда Талли внезапно поставил напряженную руку перед грудью Морги.
— Подожди! Не ты, сынок.
— Но я…
— Ты ученик, Морган Митчелл, — сказал Талли. — И у тебя только деревянный меч. Останься здесь и позволь профессионалам разобраться.
— Но…
— Будь внимательнее и учись, — сказал Хупер с улыбкой.
Они выбежали за ворота сначала легкой трусцой. Потом, когда путь стал безопасным, мужчины на полной скорости бросились к фургону.
Морги настроил фокус бинокля. Когда фургон подъехал ближе, он заметил кровавые брызги на груди и руках мужчины. Он видел бледное лицо и темные глаза. Поводья были обернуты вокруг запястьев, но эти руки дергались и мотались без видимой причины.
Хупер первым добрался до фургона. Он держал ружье в одной руке и махнул в сторону возницы, призывая его замедлиться, чтобы он смог забраться к нему.
Возница повернулся к нему, и поводья выскользнули из его рук.
Морги наблюдал за всем через свой бинокль, он увидел выражение на лице возницы. В одно мгновение оно было вялым от усталости и сильных ран, а когда Хупер потянулся к нему, его губы внезапно обнажили кровавые зубы.
— Подожди! — крикнул Морги. — Нет!
Но было слишком поздно.
Возница спрыгнул с фургона и врезался в Хупера, мощно повалив охранника на землю. Из-за удара Хупер дернул спусковой крючок и выстрелил, разбив переднюю часть фургона. Осколки ударили в бок одну из лошадей. Она заржала и поднялась на дыбы, а потом бросилась вперед, вспугнув и вторую лошадь. Талли постарался уйти с дороги, но у него не было шанса, когда подкованные сталью копыта втоптали мужчину в землю. Его вопли звучали пронзительно, как крики цапли, пока колеса не закончили эту пытку.
Лошади в панике неслись к воротам, а фургон подпрыгивал и дребезжал позади. Трое охранников ворот в ужасе смотрели на происходящее. Им не хватило двух секунд, чтобы закрыть ворота. Лошади врезались в мужчин, подкинув всех троих в воздух, как тряпичных кукол.
Морги кинулся в сторону. Он перекатился, как учил Том, поднялся на пятки, согнув колени, и схватил меч. Как учил Том.
Задняя часть вагона была забрызгана кровью, и дверь висела на одной изогнутой петле. Внутри двигались тени. Морги наблюдал, как они медленно выбираются на тусклый свет. Бледно-белые, ярко-красные и совершенно черные пустые глаза. Торговцы, четверо. Крупные мужчины, которые провели жизнь, работая в «Руинах», чтобы привозить товары и припасы от падальщиков Крысиной Стаи в девять городов. Они были искусаны и сильно избиты.
Возможно, одного из них укусили в «Руинах», а остальные забрали его в фургон, чтобы постараться вылечить. Или, возможно, они все шли рядом с фургоном, чтобы облегчить ношу лошадям, когда на них напали зомы. Может быть, одного укусили, но он не сказал товарищам, потому что укус был смертным приговором.
Теперь было не узнать.
Не было времени беспокоиться об этом.
Они выбрались из фургона и кинулись на Морги.