— Эй! Эй, ты! Ну-ка, поди сюда! Да, ты, рыжая! Давай, давай! Смелее!
— Лин, это рабыня Антония, он ее уже себе забрал.
— Что-то не похоже, чтоб он ее брал. Перебьется. Я за нее заплачу!
— Лин…
— Да пошел он! Дэнтер, чего тебе неймется? Вон выбирай, какие тебе нравятся? Беленькие? Черненькие? Уже? Ну, так еще давай! Смотри какие!…так! нальет мне кто-нибудь! Что, не видите, у меня вино закончилось, плесните еще!
— Хватит, Лин.
— Заткнись! Я больше месяца тут одну воду пил, пока этот треклятый Самат по камешкам разбирали. Думал — сдохну! Имею права теперь повеселиться! А? Вот! Имею! Эй, нимфа моя, да брось ты арфу, чтоб ее… сдалась она тебе! Хватит бренчать, иди сюда. Попку дай пощупаю. Хорошая у тебя попка. Да иди ж, что встала? Чего? Не понимаешь, что я говорю? Так я и на вашем песьем лае трели разводить умею! Что ты думаешь, раз тварь такая, илойская нелюдь, так и не могу ни хрена? Ну-ка, иди сюда! Уже идешь? От! Так тебе понятно, лапонька моя? Можно подумать, ты раньше не понимала, чего мне от тебя надо! Иди-иди! Да нальет мне кто-нибудь вина, наконец! Сколько можно ждать! Вооот! Вот так, давай еще… Заткнись, Дэнтер!
Хорошее вино? Не разобрать… нет, дрянное, кажется. Не важно!
— Ты чего так на меня смотришь, а? вакханочка моя меднокудрая? Ну чего? Ножки у тебя красивые, стройные, гладенькие… ох да… ножки… А? Чего дергаешься так? Что? Глаза тебе мои не нравятся? Да вот, такие глаза! Янтарные, мать их, глаза! Не то что… так, подожди… так у тебя… Ну-ка, дай посмотреть… Да какого ж…
— Лин!
— Иди ты!
— В чем дело? Совсем сдурел?
Дэнтер выскочил следом.
Я иду, широким быстрым шагом к реке, а Дэнтер — за мной.
Сдурел, да! Ой, сдурел! Совсем сдурел! Как увидел — весь хмель разом из головы вылетел! Девчонка та… не надо было с ней так… напугал, ударил, стол перевернул… Глаза янтарные… да что там глаза! Подумаешь! Разве в них дело? Филистийка, небось, у них тоже ургашской крови случается. Бывает. Не видел я что ль янтарные ургашские глаза? Да у самого такие! Так нет… Что ж со мной происходит, в конце-то концов? Вино? Усталость? Сколько дней уже нормально не спал? Неделю? Две? Больше? Рана в плече ноет… да нет, не в этом дело. Ерунда это все. Вино… Если не пить — еще хуже, пробовал! И не в глазах дело! О боги! Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин, Беллона, Лары… Кого просить? Юэн Всемогущий! Боги…
Голова раскалывается на части.
— Лин!
Дэнтер упрямо бежит за мной.
— Эй! Да что с тобой?
— Ничего.
Огрызаюсь через плечо, сквозь зубы, неохотно — не к месту сейчас разговоры. Не нужно. Не хочу. Подхожу к самой воде, становлюсь на колени, зачерпываю горсть, пытаюсь пить.
— Мать твою! Тухлая! — отплевываюсь, утираю губы ладонью. — И здесь тухлая вода!
Дэнтер подходит, наклоняется, с сомнением нюхает воду.
— Да вроде нормальная… ила на дне много…
Мне не хочется спорить. Столько крови в эту реку смыло… теперь не разобрать…
— Лин, — Дэнтер садится рядом на корточки, — отдохнуть бы тебе, а?
— Надо б, — соглашаюсь тихо, пытаюсь прийти в себя. — Только не выходит никак.
Он вздыхает.
Дэнтер — мой квестор, я — консул. Да, так вышло. Он, благородный илойский патриций, потомок древнейшего рода, сражается под моими знаменами. За свою страну. А кто я? Дикий варвар? Хуже! Намного хуже! Понимали бы они, кто я на самом деле! Или понимают? Да какая теперь разница. Все одно — от такого небу полагается рухнуть на землю, а земле провалиться в Тартар! С грохотом и воплями. Да и мне туда заодно. Давно пора.
За что я сражаюсь столько лет?
Жаль, земля не проваливается никак.
— Первая когорта, приготовиться!
Они замерли, все как один, ожидая лишь слова, чтобы кинуться в бой. Моего слова.
Они готовы.
И они победят.
Да, так было.
Они всегда побеждают. Потому что я побеждаю всегда. Так было, и так будет, вовеки веков. Для моих людей я почти бог. Грозный бог в сияющем ореоле славы.
Чужой, наемный бог, пришедший издалека.
— Искупаться бы, — говорю я. — Тут до моря недалеко. Пойдем, сходим?
— На рассвете отплываем. Поспать бы.
— На корабле отоспимся. Что там еще делать? Пойдем?
Дэнтер долго думает, хмурится, трет пальцами лоб. Морщины у него на лбу резко отчерчены, от носа к губам — жесткие складки, губы тонкие, и лысина наметилась уже заметно… волосы редким седым ежиком топорщатся на макушке… всего-то на год старше меня…
— Пойдем, — говорит наконец.
Лениво встает, хрустя позвонками, потягивается… и вдруг, тряхнув головой, подпрыгнув легко, словно мальчишка, несется к морю.
Дэнтеру радостно, он недавно победил в великой войне!
— Мои люди готовы, командир.
Я обернулся, с усилием оттер ладонью лицо… что-то мокрое… кровь… моя? моргнул, пытаясь кое-как сфокусировать взгляд.
— Мои люди готовы! — Дэнтер вытянулся передо мной, ожидая приказа.
— Отдохнули?
— Да.
Он коротко кивнул.
— Хорошо, тогда вперед. И пусть третья когорта возвращается. Как только прорветесь внутрь, дай знать.
Дэнтер отдал честь собираясь бежать, но задержался.
— Лин, тебе бы тоже не мешало отдохнуть, а?
— Па-ашел! — рявкнул я.
Это длилось уже девятый день — непрерывные бои на трех узких улицах, ведущих к холму. Огромные шестиэтажные дома, каждый из которых превратился в непреступную крепость, каждый приходилось брать штурмом. Каждый из них. И этому не было конца. Сражаясь на улицах, на этажах, на крышах, перебегая по доскам с одной крыши на другую. Мои люди гибли сотнями.
Я приказал поджечь дома, и как только сгорит какая-то часть — расчищать дорогу, чтобы быстрее могли проходить сменяемые отряды, долго в этом аду не выдерживал никто.
Солдаты разбивали дома разом, и на середину улицы, вперемешку с камнями и обгорелыми балками валились люди, живые и мертвые — уже не разобрать, раненные, обожженные, большей частью старики, женщины, дети, те, что еще пытались укрыться. Более удачливые, падая с такой высоты разбивались насмерть, другие еще кричали в развалинах. Мои солдаты, расчищавшие улицы от камней, освобождая дорогу для подходящих войск, растаскивали тела в стороны, кто топорами и секирами, кто остриями крючьев, перебрасывали мертвых и еще живых в ямы, таща их как бревна. Человеческое тело стало мусором, наполняющим рвы. Одни из выбрасываемых падали вниз головой, и их ноги еще долго содрогались, другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землей так, что лошади, пробегая, в спешке разбивали им лица и черепа… не со зла, просто в спешке…
Грохот и стоны, крики глашатаев и рев труб, топот ног, едкий дым, смрад разлагающихся тел и вонь горелого мяса — все это давно смешалось в одно непрекращающиеся безумие, давно перестав быть реальностью. Но мне было все равно, нужно лишь победить. Любой ценой.
Воздух густой, душный, пыльный… горелый. Саднеет в горле, звенит в ушах…
Сунул голову в бочку с водой, фыркая отряхнулся — полегчало, но не слишком. Который день без сна… я умудрился даже где-то потерять коня в этой беготне, и не заметить как. Вместе с моими людьми я дрался на улицах и на крышах, много убивал, и, кажется, был ранен, но, кажется, не серьезно — раз до сих пор жив, и давно уже перестал что-либо чувствовать, кроме усталости.
— Атрокс, я готов.
Я обернулся. Мальчишка, Гай Эмилий Маэна, пошатываясь стоял рядом, судорожно сжимая меч. Бледный, осунувшийся, с расширенными зрачками, он изо всех сил старался держаться, но его все равно выворачивало наизнанку от вони и размазанных по мостовой мозгов. Это была его первая война.
— Иди, отдыхай, — кивнул я. Недолго осталось, от него сейчас все равно мало пользы.
— Я хочу сражаться!
— Это приказ.
— Да, господин, — он обижено поджал губы. Мальчишка…
Повернулся спиной.
— Гай, иди, — шепнул ему вслед.
Тяжело дыша, опустился на землю, привалившись спиной к полуразрушенному остову дома. Отдохнуть, чуть-чуть, совсем чуть-чуть. Главное не закрывать глаза, иначе, случись что, меня им не добудиться.
— Господин, тебе плохо?
Кто-то уже суетился рядом, пытаясь подсунуть то ли воды, то ли чего-то еще…
— Все нормально, — отмахнулся я.
Ничего, скоро конец, мои люди уже проломили стены крепости, ворвавшись внутрь. Осталось немного. Только жалкая кучка укрылась за стенами храма, но и они были обречены. Дэнтер с первой когортой добьет и их.
Осталось немного…
Ничего теперь не осталось. Самат разрушен, сровнен с землей, распахан и посыпан солью, а земля проклята, именем подземных богов. Из более семиста тысяч защитников города уцелело едва ли больше пятидесяти тысяч, попавших в плен.
Я победил. Я помню…
Так было. Так будет. Еще сотню раз. Самат еще сотню раз будет разрушен в моей памяти, и его защитники еще сотню раз — убиты. Каждый из них.