Но он так думал, а женщина, прильнувшая к нему всем телом, решила иначе, запустив свои по-настоящему ледяные руки ему под плащ, и Стижиан сказал себе: "А почему нет?".
Старое дерево, так сильно любимое Стижианом, тихо заскрипело, и его огромная пышная крона медленно накренилась вниз, прикрывая увлеченных друг другом молодых.
Снова повеяло холодом, но не резким, не острым: он не пронзал воздух, а тихо прокрадывался мимо, покрывая инеем траву, землю, листья, рисуя узоры на стеклах окон монастыря.
В ту летнюю ночь в небе над Монтерой падал снег. Пусть он таял на высоте нескольких метров над землей, но это не помешало каждому жителю небольшого, но известного города выйти из дому и полюбоваться этим чудом. В это время виновница происходящего чуда ногтями разрывала кожу на спине монаха, обнимала его, целовала, стонала и хватала ртом воздух, думая, что ничего прекрасней еще не было в её жизни.
Глава вторая
Отец и сын, и все такое прочее.
Амит Лоури очень сильно не любил рутинную работу, возню с бумагами, каллиграфию и в общем-то чтение тоже. Не любил, но прекрасно понимал, что у него это получается как нельзя хорошо - гены есть гены. Когда твоя мама выпускница оранской академии и знаменитый археолог, один из лучших во всем мире знатоков истории Храма Сияния, а отец занимается оформлением важнейших торговых документов во всей республике, то детищу таких родителей автоматически передается красивый почерк и твердая рука.
Амфитеа Лоури всю жизнь мечтала, что её младший сын будет учиться в Монтере, станет великим мастером и познает тайны истории Храма Сияния, и Ронора Лоури хотел, чтобы его сын стал монахом, но для того, чтобы продолжить вести летопись истории, которая по легендам хранилась в одной из школ инквизиции. Став монахом, Амит узнал и понял великое множество интересных вещей, и в особенности то, что ему никогда не стать мастером, не говоря уж о том, что у монтерских монахов это понятие приписывалось лишь к преподавателям, а попасть в их ряды, как твердили слухи, было не просто.
Нельзя сказать, что Амит был слабым, или глупым - нет, он успевал по программе, кое-что даже выполнял раньше времени, хорошо знал историю, отлично выполнял любые поручения... Он был потрясающим, хорошим учеником, но абсолютно обычным, ничем не выделяющимся среди других. По крайней мере, таковым себя считал сам Амит, хотя прочие монахи смотрели на него, как и на Стижиана, с не меньшим благоговением и порой даже завистью, в то время как сам Амит сравнивал себя исключительно с сильнейшими обитателями монастыря, а в особенности - со своим соседом.
Одним осенним днем, когда Амиту было пятнадцать лет, его мать, прекрасная Амфитеа Лоури, приехала в монастырь как профессор, чтобы провести семинар по истории. Увидев её, каждый из монахов, в глубине души или же на её поверхности, в той или иной степени позавидовал Амиту: его мать очень красива и свежа для своего возраста (никто этого не знал, но ей было уже давно за пятьдесят). Она элегантно одевалась и позволяла себе носить высокий каблук и юбку с разрезом, что хоть и выглядело несколько вызывающе, но все же очень красиво. Она носила тонкие прямоугольные очки, любила пожирнее мазать глаза тёмными тенями и использовать максимум пудры, а в сочетании с её одеждой порой можно было её принять за очень дорогую куртизанку, а не как за известного историка или тем более археолога.
Сидя в единственном во всем монастыре лекционном зале, расположенном в третьем корпусе, Амит довольно улыбался, неспособный скрыть наслаждения от ощущения на себе чужих завистливых взглядов. Амфитеа взошла на кафедру, положила свой огромный рукописный том об истории монтерского монастыря на стол и начала говорить.
Разумеется, большую часть того о чем она говорила монахи и без того знали, даже те, кто не ходил на лекции. Но самая интересная часть всего выступления началась, когда Амфитеа стала сравнивала этот монастырь с другими инквизиторскими школами. Монахам было очень интересно послушать об этом, ведь они нередко наталкивались на инквизиторских послушников и все как один старались верить, что им попадаются лишь худшие из них. Не скрывая своего отношения к прочим семи школам, Амфитеа высказывалась категорично и резко, осуждала поведение не только послушников, но и самих Лучей, почему-то святых в глазах народа. Она рассказывала о неверных нормах морали, которые школы прививали своим учениками, и в особенности подчеркнула, что во все времена Лучи очень неэтично поступали с послушниками прошлых поколений, а так же в своем монологе она затронула тему выхода Монтеры из состава инквизиторских школ.
Разумеется, удивленным монахам стало интересно, что за несправедливость постигла прошлые поколения учеников, и, конечно же, что случилось тогда, в триста двенадцатом году, ведь о выходе монтерского монастыря из состава инквизиторских школ послушники слышали лишь одно: "из-за внутренних разногласий", но никто и никогда им не пытался рассказать, что за разногласия это были.
Амфитеа удивилась, и её губы расползлись в улыбке. Она глянула на всех присутствующих поверх своих очков и, громко захлопнув свою рукопись, принялась рассказывать:
- Господа... Да, господа, я более чем уверенна, что дам среди вас нет. - Сказала она и в ответ на это из зала послышалось несколько смешков. - Вы знаете, для чего существует инквизиторская школа? Точнее инквизиторские школы, их ведь теперь всего семь. Теоретически, инквизиция должна защищать беспомощных и слабых людей от нежити и нечисти, беречь их жизни и души, беречь людей друг от друга. Я знаю, что среди вас очень много монахов, которые смолоду путешествуют по миру, выполняют поручения и задания. Я уверенна, что во многих случаях магия и вовсе неповинна в бедах людей - в них виноваты сами люди. Инквизиция создавалась как орудие искоренения зла в человеческих душах, в их умах. Они должны были стать проповедниками, борцами с нежитью, с проклятиями, с порчами и магией, и не при каких условиях, инквизиция не должна была быть оружием против человека.
Она подошла к столу, где лежала её рукопись и стоял стакан с водой, сделал пару глотков и снова заговорила.
- В триста первом году со дня падения Северной звезды монах инквизитор Инкапаци впервые за многие годы существования церкви применил силу против человека. Когда его спросили, почему он это сделал, что им двигало, он ответил - "В наших рядах появился человек, слышащий голос Богини. Она зрит в будущее, и мы должны предотвратить Хаос, тревожащий её сон". Этими словами летописцы того времени описали появление некого Пророка, живущего вот уже более трехсот лет. Этот пророк видит будущее, видит судьбы некоторых людей, от которых зависит то, в какую сторону повернется история этого мира, и на основании его слов, подтвержденных лишь парой случаев, а большинство образованных людей назвали эти случаи простыми совпадениями, инквизиция стала убивать людей. Власть, которую народ Ораны вручил главам церквей, на всех людей действует одинаково, вам ли, монахи, этого не знать. Летом триста двенадцатого года в инквизиторских школах была введена новая дисциплина: теоретические и практические основы пыток, безболезненное лишение жизни и прочее... И мастер Мрис, вместе с пятью другими мастерами, преподававшими здесь в то время, отказались принимать новую программу и каким-то волшебным образом сумели убедить Оранский Совет о необходимости исключения монтерского монастыря из состава школ инквизиции.
Монахи молчали. Никого в монастыре нельзя было назвать глупым. Неопытным - может быть, но все ребята были начитанные, все любили своё дело, свой "Храм", свою историю, но никому из них никогда и в голову не приходило, что из них могли бы воспитывать будущих убийц, насильников и кровопийц населения всей республики.
- В современно мире, - Амфитеа посмотрела на своего сына, - инквизиция поставила для себя новую великую цель - сохранение равновесия, сохранения социального строя, и все это будет получено принципом "меньшего зла". Убей десятки, дабы спасти тысячи.
Но дальше уж мало кто слушал. Все до единого послушники углубились в собственные мысли, пытаясь поставить себя на место учеников других инквизиторских школ, где на тренировках их учили не как увернуться от иссушающего заклятия, излюбленного приёма древней нежити, а как вывернуть кисть предполагаемого виновного так, чтобы он тут же подписал все, что нужно его обвинителям, чтобы он сам захотел пойти на костер "во имя всемирного блага".
В тот день каждый из присутствовавших там монахов сказал себе: "Никогда".
Оставшаяся часть лекции пролетела очень быстро. В полуразговорной форме Амфитеа закончила рассказывать запланированное, и когда уже было собиралась откланяться, сквозь приоткрытую дверь в аудиторию с потрясающей акустикой проник голос:
- ...Ну, знаете ли, вы мне сказали разобраться с неладным в городе Тромита, я и разобрался. Не понимаю чем вы недовольны. - Сказал голос парнишки лет пятнадцати, а Амфитеа, заметив, как скукожился её сын, услышав это, тут же поняла, что это знакомый ему голос.
- Чем я недоволен? Да я от восторга сейчас пойду повешусь на ближайшей люстре!! - Это был другой голос: пониже, постарше, взволнованный и немного раздраженный, хотя на самом деле никому, из услышавших этот отрывок диалога, не было ясно - человек в гневе, или же человек в истерике.
- Мастер, у нас в монастыре нет люстр, которые бы выдержали ваш вес... Да и не думаю, что мы тут вообще найдем красивую люстру, достойную вашего мертвого тела.
- Ох, теперь-то найдем, её уже везут! О Богиня! - Воскликнул тот, что постарше. - Стижиан, объясни, мне, почему после твоего возвращения из города, где староста был мне другом, я получаю от него письмо с недвусмысленным намеком, что он больше никогда ко мне не обратится, и что про весеннюю охоту я могу забыть. И в чуть более культурном виде внизу письма попросил, чтобы мы вернули обратно люстру, которую его дочь подарила тебе и выслала сюда. Чем я тут могу быть недоволен?! - Мужчина проговорил все на одном дыхании, то переходя чуть ли не на визг, то снова опуская голос на бас.
- Ну-у-у... Я много раз говорил, что надо к нашей рабочей форме, состоящей по сути только из брюк и плаща, придумать какую-нибудь рубашку, потому что эта нелицеприятная девица все время работы не спускала глаз с моего живота! - Стал оправдываться Стижиан, пока его собеседник рылся по карманам, звенел ключами, монетами, клацал зубами, постукивал ногой по полу, и искал заветный ключик от кабинета, что напротив аудитории, где все присутствующие, кроме, разве что, не знавшей, между кем состоится этот диалог, Амфитеи, были готовы взорваться от смеха. - И в обще, пап, она страшная, правда! Фигура конечно у неё красивая, но ты бы видел лицо! У неё во-о-от такие щеки! Ну пап, ну...
На этом диалог оборвался, поскольку "папа", он же мастер Тео, позволявший своему приемному сыночку называть его отцом во внеурочное время, таки нашел нужный ключ и оба Ветру удалились в кабинет для продолжения разбора полетов.
- Кхм... - Кашлянула Млинес, сидевшая в конце аудитории, - вы не обращайте внимания, это Ветру...
- Тео Ветру?! - Подскочила Амфитеа, чуть не опрокинув стол, о который она облокачивалась. - Поговаривают, он...
- Нет, он не лучший выпускник в истории монастыря, - усмехнулась Млинес, встав с кресла, - уже не лучший. Его сынишка, Стижиан, станет сильнейшим монахом в истории... и не только нашего монастыря. Вы можете переговорить с обоими, если вам так интересно, они скорее всего будут до ночи обсуждать последнее задание Стижиана, так что можете зайти к ним в любое время. Вы, главное, подождите хотя бы полчаса, хорошо?
Выйдя из аудитории вслед за Млинес, Амфитеа решила, что даст отцу и сыну на выяснение отношений больше, чем полчаса, так что она взяла под руку Амита и попросила его прогуляться с ней в саду, в который вложились каждый из учеников монастыря.
Это сад был воистину потрясающим местом - здесь росли не только цветы, но и фрукты, в том числе клубника, несколько кустов малины, вишневые и сливовые деревья. Пусть их было всего несколько, но с них можно было собрать невероятный урожай, большая часть которого уходила на продажу.
Амит вел свою маму под руку и рассказывал ей о саде, о некоторых видах фруктов, которые выращивались исключительно в этом монастыре, и хвастливо заметил, что умеет варить из этих фруктов уникальные зелья: бодрости и восторга. Полезность первого была очевидна: в зависимости от физического и психического состояния того, кто его выпил, оно позволяло человеку отодвинуть момент впадения его мозга в мини-сны, что значительно повышало производительность и нередко спасало жизни монахам и тем, кого они защищали. Что до зелья восторга... Мастер Мидзука нередко сравнивал его с сывороткой правды, но с некой оговоркой:
- Сыворотка правды вынуждает человека отвечать правдой на все заданные ему вопросы, и в зависимости от того, заколдовали ли его на молчание, дал ли он обет скрыть информацию или что ещё - сыворотка действует или нет. - Мидзука подошел к своему рабочему столу, где стоял небольшой котелок, и из него клубами валил белый пар. - Я не стану учить вас варить сыворотку правды - она бесполезна в шести из десяти случаев, ведь если человек хочет скрыть тайну, для него сыворотка правды станет тромбом в мозге и человек просто умрет. А поскольку мы с вами ни коим образом не должны вредить людям, я вас научу варить зелье восхищения, оно же восторга. Не знаю, почему его так назвали... - Мидзука почесал затылок и облокотился о стол. - Зелье восторга состоит из двух зелий: зелья субъекта и зелья объекта, самое главное - не перепутать их. Чтобы зелье подействовало, достаточно одной капли варева. Её надо нанести на кожу или волосы объекта. Зелье субъекта яркого синего цвета, и если оно светится в темноте - то это наимощнейший вид. Зелье объекта - красное. В течение некоторого времени, человек, которого вы окропите таким зельем, будет видеть в вас самого бога, идола, объект восхищения, и он сам захочет все вам рассказать, даже если вы не будете задавать вопросов.
- И ты умеешь варить подобную вещь? - Улыбнулась сыну Амфитеа, когда он показал ей маленькое незаметное среди других растение, похожее по форме на ромашку, только не с белыми лепестками, а с ледовито-голубыми. - Это же агрия! Их ещё называют ядовитыми ромашками. В одном городе погибло великое множество девочек, которые из них плели себе венки...
- Верно, и именно они являются основным ингредиентом для зелья восхищения, и чем мельче сами цветки, тем сильнее получается зелье.
- Мне кажется, что сыворотка правды - куда более гуманный способ выведать информацию...
- На самом деле, зелье восхищения используется не только для этого... Это самый легкий способ в нужный момент подчинить себе человека, не причиняя ему вреда. Рецепт этого варева держится в строгой тайне, поскольку для него не существует нейтрализатора, и если подобного рода зелье попадет в оранскую академию, то в выпуске будут сплошные архимаги. - Говоря это, Амит смотрел противоположную сторону, и думал, показать ли матери розовый сад.
- Что ты имеешь в виду? - Амфитеа с любопытством рассматривала цветы агрия, видя, что все они выросли не больше ноготка на большом пальце.
- Ученики могут применить зелье к своим преподавателям, и те им хоть сразу печать верховного мага отдадут. Мама, ты когда-нибудь слышала про наш розовый сад?
- Ваш розовый сад? - С удивлением переспросила она, глянув в ту же сторону, куда засмотрелся её сын. - Честно признаться, нет. А что это?
- Я покажу тебе, если ты пообещаешь, что не напишешь об этом нигде и оставишь это лишь своим воспоминанием. Хорошо?
- Да, да, конечно, только что это?
- Ты увидишь и сразу все поймешь.
Он взял её под руку и повел через весь сад, мимо фонтана, мимо трех теплиц, расположившихся за вторым корпусом, и они вышли на опушку леса, к месту, что в паре сотен метров от любимого дерева Стижиана.
Амфитеа сначала не поняла, куда сын привел её, но стоило ей захотеть задать вопрос, как среди высокой травы она увидела некие красные пятна - это были розы. Высокие, стройные, с широкими острыми шипами, большими зелеными листками и огромными бутонами кроваво-красного цвета. И их было много - несколько сотен, может, тысяча, но среди них Амфитеа видела и черные розы: иссохшие, гниющие, умирающие цветы. Это сочетание черного, красного и зеленого цветов напомнили женщине кладбище:
- Что это? - спросила она, садясь на корточки.
- Каждая из этих роз символизирует ученика или выпускника монастыря. Черные - это те из нас, кто уже покинул этот мир, красные - это ныне живущие монахи. Бутоны раскрываются и цветут вместе с нами, показывая, как сильно развились мы, и достигли ли мы своего предела.
- Ах! - Воскликнула восторженная женщина, хлопнув в ладоши. - Покажи-ка мне свою розу, Амит! Я должна знать, вырос ли мой мальчик! Ну же!
Амит пожал плечами и сделал несколько шагов по траве, ступая аккуратно, чтобы не задеть чужие розы.
- Вот моя, - сказал он, указывая на невысокую, но очень красиво цветущую розу, уже полностью раскрывшую свой бутон и издающую сладкий, тонкий аромат.
- Какая красивая. - Улыбнулась она, обняв своего сына, - буду теперь всем рассказывать, что мой сыночек - благоухающая алая роза.
Амит поцеловал маму в щеку, но побоялся сказать ей, что если роза так цветет - это не значит, что её хозяин очень силён. Это лишь значит, что он достиг своего предела и дальше его сила уже никогда не возрастет.
В полуметре от розы Амита стремился к небу ещё один росток: маленький, сантиметром может быть двадцать, с полностью закрытым бутоном: "Если твоя роза сейчас такая, то какой же будет твоя сила, когда она зацветет, Стижиан?"
Через пару часов после лекции, Амфитеа вернулась в корпус, чтобы все-таки поговорить с Тео Ветру. Когда она подошла к кабинету, где он должен был быть, то увидела, что дверь открыта, и решила без стука войти. Она надеялась увидеть там Тео, но вместо этого обнаружила его сына, стоящего на стуле, приподнявшись на цыпочки, и ищущего на полке почти под потолком какую-то книгу.
- Мастера Тео сейчас нет, - сказал Стижиан, едва рука женщины прикоснулась к ручке двери, - и не знаю, во сколько он вернется.
Она открыла дверь, и увидела, как обнаженный по пояс монах спрыгнул со стула, держа в руках небольшую, размером с ладонь, толстую книжку, которой, на вскидку, можно было дать лет триста. - Ах, это вы мать Амита, Амфитеа Лоури? Рад с вами познакомиться, меня зовут Стижиан, я сосед вашего сына, в комнате одной живем.
- Очень приятно, - она протянула ему руку, и он осторожно, чуть ли не двумя пальцами, пожал её.
- Вы что-то хотели? - Стижиан подошел к стоящему у окна столу, заваленному книгами, бумагами, банками с чернилами и тонкими стержнями, и стал на нем что-то искать.
- Вообще, как историк, я хотела поговорить с Тео Ветру, ведь он - легенда среди монахов, видная фигура в истории. Для меня было бы большой честью познакомиться с ним лично. Но поскольку его нет, может вы мне о нем что-нибудь расскажите, Стижиан?
- Я?! - Удивленно спросил он с осчастливленным лицом, выхватив из стопки книг какую-то бумажку. - Как историку, я вам ничего не смогу рассказать о Тео. Он сильный монах, он замечательный учитель, у него есть чувство юмора, и иногда в нем просыпается режим "отца" и он пытается воспитывать нас "настоящими мужиками". Ну, так подшучивает Млинес. - Стижиан улыбнулся и открыл книжку где-то в середине.
- Режим отца... Я запомню эти слова. А разве вам он не приходится отцом? Кажется, вы назвали его папой. - Улыбалась Амфитеа, наблюдая за переходом белого цвета кожи в розоватый, которым покрылся монах.
- Ну да, он усыновил меня, чтобы дать мне хоть какую-то фамилию.
- А у вас её не было? Вы сирота?
- Я не сирота, просто не люблю свою семью и не люблю о ней говорить. - Он медленно проговаривал слова, одновременно читая что-то в книжке и выписывая из неё некоторые строчки.
- Да уж... Ну, не буду вам мешать, я смотрю, вы заняты... Позвольте только спросить - чем?
- Чем? Я пытаюсь составить рецепт пылеотталкивающего зелья. Мне ужас как надоело постоянно протирать пыль в этой коморке. Видите? Тут совсем нет места, а на самом деле эта комната размером с аудиторию, где вы проводили лекцию, только отец всю её завалил книгами по алхимии, которые нельзя хранить в библиотеке. Эта, - он потряс маленькой книжкой, с которой тут же посыпалась пыль, - вообще из оранской библиотеки древних рецептов алхимии. Понятия не имею где отец её взял, но зелья тут восхитительные.
- Не знала, что у сильнейших монахов вроде вас и вашего отца есть столько свободного времени. - Амфитеа так и не закрыла за собой дверь и стояла в проеме, догадываясь, что Амиту будет интересно услышать о чем они говорят.
- Сильнейших? Кто вам сказал это? Мастер Млинес? У неё навязчивая идея, что моим неизвестным отцом мог оказаться именно Тео, и что мы с ним очень сильно похожи. И вообще она любит без причин меня расхваливать.
- Ну может без причин, а может вы и правда станете великим мастером? - Амфитеа уже сделала шаг в сторону выхода.
- В монтерском монастыре нет такого понятия, как "великий мастер". Мы все здесь мастера, и все великие. У нас ценится не сила и мощь монаха, а его личные человеческие качества. Монахи друг другу братья, мы не признаем лжецов, лицемеров, завистников, ведь на них нельзя положиться! А! - Стижиан оторвал взгляд от книжки, - отец скорее всего на кухне! Поищите его там!
- Благодарю вас, Стижиан Ветру. - Она отвесила легкий поклон и закрыла за собой дверь, взглянув на сына, стоявшего у стены напротив. - Не понимаю, почему ты так его не любишь. Он же хороший мальчик...
Два года спустя, ночью, лежа на своей кровати, Амит вспоминал тот приезд матери, и жалел, что не ответил ей тогда:
- Не люблю? Нет... Это не то выражение. Я его ненавижу. - Хотел он тогда процедить сквозь зубы. Но Амит не смог бы объяснить матери, откуда это темное чувство появилось в нем, и тем более, не смог бы признаться самому себе, что это чувство вовсе не было ненавистью - это была простая старая зависть, выращенная в сыром, холодном одиночестве.
То была ночь, и за окном царила непроглядная тьма. Амит очень долго ворочался, ждал, когда все же придет его сосед, но Стижиана не пришел ни в час, ни в два, ни в три. Где-то в половине пятого утра, когда уже начало светать, сосед наконец появился.
Амит тут же проснулся, поскольку Стижиан никогда не умел приходить тихо: он задевал углы, что-нибудь ронял, чаще всего это были ботинки или тяжелая бляха ремня, спотыкался и тихо ругался. К этому Амит уже давно привык. Но той ночью он вошел тихо, как мышка, только вместо мышиного писка слышался скрип половиц, и, судя по всему, он вошел босиком, держа ботинки в руках. Никогда, за все те годы, что они жили в одной келье, Стижиан не проявлял такой заботы ко сну своего соседа.
"Он пьян" - решил Амит и уткнулся носом в подушку, проклиная соседа за то, что им обоим не было суждено выспаться этой ночью. Он был уверен, что Стижиан уже не уснет, ведь за окном лето, а горячо любимый сосед в теплую погоду вставал как раз около пяти утра, но Амит ошибся: Стижиан уронил плащ на пол и рухнул на кровать, уснув где-то в середине полета. Кровать под его весом громко затрещала, выбив из Амита последние надежды на сон. Ему пришлось громко порычать в подушку, встать с постели, минут десять тереть глаза, параллельно с этим чесать затылок и, сидя у окна, ждать восхода.
Солнечные лучи уже очень скоро осветили келью, и тогда Амит, желая кинуть на ненавистного соседа гневный взгляд, увидел кровь. Её было не много - несколько смазанных, тонких, красных линий, ползущих от позвоночника вдоль ребер вниз. Амит привстал с подоконника, и, не выпрямляясь, подошел поближе к постели соседа.
Стижиан беспробудно и нагло дрых точно в таком же положении, в каком свалился пару часов назад. Дышал ровно и улыбался во сне, как и повисший над ним Амит, который запустил руку в свою желтую гриву и покачал головой из стороны в сторону.
- Ну ты даешь... - Прошептал он, шагнув назад, медленно опускаясь на кровать.
Сумбурный поток мыслей, вихрем закружившийся в голове, выкопал давно увядшую идею опозорить надоедливого соседа, шедшего на десяток шагов впереди. И Амит не стал думать о том, что пять лет назад подделанное им письмо с заданием чуть не убило Стижиана, разве это имеет значение, когда выпадает "второй шанс"?
Амит накинул на плечи синюю рубашку и вылетел из комнаты, не волнуясь о том, что сосед может проснуться. Он пересек пустой коридор и выбежал в гостиную, где расположен погасший камин и пара кресел, вышел на лестницу и поспешил в первый корпус. Лишь подбежав к входу с кухни (остальные на ночь запирались), Амит вспомнил, что ещё даже нет шести утра, и Тео скорее всего спит, утомленный вчерашней гулянкой, но предположение оказалось неверным: Тео не спал и сидел в своем кабинете, что напротив аудитории, где мать Амита некогда читала лекцию.
Прошло целых два года и кабинет очень сильно изменился, с тех пор как Стижиану удалось сварить пылеотталкивающее зелье. Он, не мало не много, наварил целый бочонок этой полупрозрачной голубоватой жижицы, которая очень быстро испарялась, и когда мастер Тео уехал по делам на неделю, Стижиан запер бочонок в кабинете и на шестой день пришел наводить там порядок. Теперь, в кабинете стало много места, книги не были свалены в кучи, а вся пыль оседала на полу, и для поддержания чистоты достаточно было просто мыть его раз в неделю.
- Можно войти, - тихо постучал Амит в дверь, - мастер Тео?
- А? Да! - Не сразу ответил тот, убрав левую руку от лица и пытаясь привести взъершенные волосы в порядок при помощь взмокших от пота пальцев. - Ах, Амит, это ты... Не одному мне не спится этой ночью? - Усмехнулся Тео, выключив лампу, горевшую ярким голубым цветом. Выглядел он более чем неважно: сонный, взволнованный - Амит впервые увидел, как у мастера трясутся руки, когда тот взял некую свернутую бумагу, со вскрытой печатью на ней, где был нарисован символ, очень похожий на снежинку: каждый из углов к концу расходился двумя тонкими линиями, а в центре лежала звезда, являвшая собой символ Храма Сияния - звезда с четырнадцатью гранями. - Ты что-то хотел, Амит?
- Да, хотел бы... Но мне кажется, вы и без того чем-то обеспокоены, так что я наверное потом зайду...
"Когда потом, Амит? О скорости регенерации Стижиана уже легенды ходят, будешь тянуть - царапины на спине заживут, и не видать тебе его мучений!".
- Я не то чтобы обеспокоен, скорее просто взволнован. Мне пришло очень важное письмо, столь важное, что я уснуть не смог. Так что у тебя?
- Мастер, вы же знаете, что мы с вашим сыном живем в одной келье...
- Ну да, и?
- Сегодня он пришел, когда уже светало.
- Ха-ха, Амит, Стижиан уже большой мальчик! - Тео откинулся на спинку стула и попытался улыбнуться, но улыбка его была отнюдь не веселой: он догадывался, зачем к нему пришли.
- И у него на спине... - начал говорить Амит, опустив голову вниз, чтобы волосы прикрыли лицо и Тео не увидел на нем ухмылки, но собеседник его перебил.
- Амит... - Сказал мастер, прикрыв глаза рукой. - Ты же знаешь, что среди монахов не любят стукачей. Да их никто не любит. Что бы ты сейчас мне ни сказал, позже все равно станет известно, кто мне донес эти сведения, так что подумай сначала.
- У него на спине пять тонких царапин, сделанных явно женскими руками. - Тут же выпалил Амит, не задумываясь.
- Да, а утром в Монтере выпал снег. - Сказал Тео, встав с кресла. Сонливо зевнув, он потянулся, так, что спина захрустела, и обратил свой печальный взор на счастливого Амита. - Спасибо, что доложил. Можешь быть свободен.
Молодой монах кивнул, и вышел из кабинета. Через десять минут Тео уже стоял у двери Млинес и без остановки барабанил по ней до того момента, пока замок не щелкнул и перед ним не возникла мастер во всей красе (и тот факт, что на ней был один халат, лишь радовал Тео).
- О бесстыжий нарушитель спокойствия, - пробубнила она, распахнув дверь, намекая, что можно войти, и тут она увидела перед собой небольшой мешочек, который полетел к ней в руки. - Хм... Мастер Ветру, здесь триста ринельских золотых? Ох... Что за хмурый взгляд?!
- Ночью снег выпал, правда, уже растаял, но факт остается фактом. - Тео не стал входить в её комнату - так и остался стоять у двери. - А значит, я все-таки проспорил.
- Снег? Он все же нарушил правило? - Засмеялась Млинес так внезапно и громко, что Тео едва не перепугался. - Ура! - Стала ликовать она, правда, уже потише. - Проходи давай, если уж такое дело, то придется устраивать ему наказание, а значит мне нужно приодеться. Тео, не смей краснеть... и не отворачивайся, узри же мою красоту, не мальчик уже. Ну ладно, ладно, проходи давай, и дверь закрой. Вот, так лучше. Так что у нас там, на него Амит настучал?
- Да, он самый, - ответил Тео, рассматривая единственную во всем монастыре картину, которую Млинес нарисовала её младшая сестра, или мать, или приемная дочь, а может и сама мастер: никто точно не знает. Смотреть на нарисованный маслом первоначальный вид монтерского монастыря было любимым делом Тео, каждый раз, пока Млинес копалась в шкафу среди своих абсолютно одинаковых мантий.
- Эх, как ты с ним поступишь?
- Не знаю пока что. Ты долго?
- Нет, мне десяти минут хватит, потом я уже Милфа с Маретти позову. Что ты вздыхаешь?
- Млинес, а каков шанс того, что в годы своей юности я и впрямь мог стать отцом Стижиана? Ведь я был на фестивале в Кайлинне, я был там с женщинами...
- Ты был в стельку пьян и не помнишь этого. Да и это не важно, ведь после тех "гулянок" мы с прочими мастерами тебе всыпали так же, как сегодня всыплем твоему сыночку. - Млинес подошла к Тео, который с задранным вверх подбородком и по-прежнему отчужденным лицом продолжал разглядывать картину. - Он - твой сын, - пояснила мастер, - носит твою фамилию, занимается тем же, чем и ты, а течет ли в его жилах твоя кровь - вопрос десятый. Главное, что у вас отношения... семейные. Может он однажды в честь тебя назовет своего ребенка...
- Надеюсь, Богиня этого не допустит. - Ухмыльнулся Тео, а когда Млинес вопросительно подняла брови, добавил. - Теоллус. Не знаешь, что это такое?
- Видимо твое полное имя.
- Теоллус это фрукт такой - похож на груши, только мелкие и черные. Ты оделась?
- Да, о великий Фрукт!
- Прекрати. - Тео невесело покачал головой из стороны в сторону.
- Да ни за что!
Было где-то десять часов утра, когда чья-то грубая рука схватила Стижиана за плечо и стала трясти. Монах лежал на боку, лицом к проходу, и первым, что он увидел, были колени человека, посмевшего его разбудить.
- Доброе утро Стижиан. - Хором поздоровались с ним близнецы Милф и Маретти, один из которых дергал его за плечо, а другой стоял в дверях. Кто из них кто Стижиан не мог сказать никогда, да и не нужно было - эти двое всегда ходили вместе и работу свою делали тоже вместе.
- Я надеялся, что вы двое никогда не постучите в дверь моей комнаты. - Улыбнулся монах, приподнявшись на локти. - Ой, болит как...
- Спина то? Уже догадываешься, почему мы здесь? - Ухмыльнулся тот, что стоял у кровати.
- А-а-а... - Протянул Стижиан, кинув взгляд на кровать соседа - она была пустой и не заправленной. - Потрясающе...
- Он все утро бегает счастливый настолько, будто мелон получил в наследство... - (Мелон - древний легендарный артефакт, абсолютно бесполезный в руках монаха, но очень красивый и дорогой. Он был всем, что осталось от некого народа, который был стерт с лица земли очень много лет назад. О самом народе ничего не известно, как и об их культуре, лишь изредка в разных концах света из неоткуда всплывают их артефакты).
- Амит?! - Удивился Стижиан, приподняв брови. - Ему то зачем на меня стучать?
Тот, что стоял поближе, удивился не меньше чем Стижиан секунду назад. Он открыл было рот, чтобы ответить, но с пол минуты лишь хватал им воздух:
- Ты воистину воплощение доброты и наивности! - Наконец выдавил он из себя, хлопнув в ладоши прямо перед носом Стижиана. - Как бы там ни было, у колонн тебя уже ждут.
- У колонн? - Брови на его лице поднялись ещё выше. - В смысле, прямо сейчас? А-а-а... А как же долгая речь о том, какой я плохой? О том, что я провинился, раскаиваюсь и все такое?
- Стижиан, не ври нам, и тем более себе: по довольной твоей морде видно, как сильно ты раскаиваешься. К тому же Млинес, когда посылала нас за тобой, готова была упасть со смеху, и сказала что-то про спор с мастером Тео на целую гору ринельских. В общем отчитывать тебя будут сразу перед наказанием.
- А какое наказание? Смысле... Сколько и чем?
- Пятьдесят, трехметровой. - Ответил тот, что у двери, разглядывая царапинки на спине Стижиана. - Ветру, - он любил называть его по фамилии, а значит, это был Маретти, - у тебя ведь высокая скорость регенерации, почему кровь идет?
- Кстати да, - подхватил брата Милф, - если с тобой что-то не так, скажи, наказание просто перенесут.
- Нет-нет, - отмахнулся Стижиан, засунув руку под кровать в поисках плаща. Хоть царапины и были тонкими, боль они причиняли знатную. Потянувшись, монах уже успел пожалеть, что не признался о своей проблеме с регенерацией. - Кто из вас двоих должен будет обыскать комнату?
- Я! - Милф поднял руку, а Маретти вышел из кельи, вслед за ним поплелся Стижиан.
Эту парочку вот уже два года отправляли за провинившимися послушниками. Милф и Маретти только выглядели отбитыми от общества и страдающими от одиночества. Нет. Вовсе нет. Во-первых их все-таки было двое и скучать им не приходилось: они никогда не упускали шанса "забыть" кто из них кто и поиздеваться над окружающими, особенно над теми, кто ещё не умел читать ауру, или умел, но плохо, хотя над этими людьми пошутить удавалось получше. Во-вторых эти двое обладали уникальными телами, в которых магия и физическая сила неразделимы: они не умели плести простейшие заклинания, даже исцеления, даже не силовые, а бумажные (те, для которых применяют свечи, большинство монахов пользовалось именно ими), но они умели вкладывать чистую магию в свое тело, что делало их очень опасными противниками. В-третьих: они были близнецами не только в телах, но и в своих магических отражениях: их потоки силы неразличимы, следовательно ауры - одинаковы. У близнецов, наделенных силой, выявилась удивительная и ещё толком не изученная способность обмениваться событиями. Они не читали мысли друг друга, не могли видеть глазами друг друга, не менялись телами, просто каким-то образом вся полученная информация одним из них передавалась и другому. Им легко давались все устные экзамены.
Их двоих отправляли за теми, кого ожидало наказание, поскольку всегда находились трусы, пытавшиеся сбежать, и в случае необходимости, Милф или Маретти скручивали тому руки и за шкирку тащили на "раскаяние".
Маретти не был столь самонадеян, чтобы прикасаться к Стижиану, ему даже не понравилась идея будить его, но выбора не было. Для него Стижиан Ветру был чем-то неземным, запретным и неприкосновенным, словно бы герой детской сказки, который почему-то жил в паре комнат от него. И больше всего Маретти не нравилось смотреть Стижиану в глаза, да и никому не нравилось, многие и видеть их не могли. Мысли о том, что придется пролить кровь этого "неземного" человека, казались Маретти совсем уж дикими. Он поравнялся со Стижианом, шедшим широкими быстрыми шагами, и взглянул на его лицо: оно было вполне себе счастливым, а никак не удрученным фактом грядущего наказания. Сын Тео Ветру лишь чуть хмурил брови и поджимал губы, когда вспоминал о своей соседе, которого неформально считал другом и никогда бы не заподозрил в предательстве:
- Наверное это из-за оранских магов. Он обиделся, что это задание дали мне. - Пробубнил монах, войдя в центральный корпус.
Им нужно было идти к двум мраморным колоннам, стоящим у главной лестницы, высокой и широкой настолько, что в жаркие дни здесь проводили лекции. Она вела на второй этаж в преподавательскую и тренировочные залы. Стоило Стижиану войти в двери черного хода, как он услышал некий гул, тихий смех Млинес, и был готов поклясться, что слышал скрип зубов отца.
На лестнице сидело не меньше тридцати монахов, среди которых затесался и Амит, опустивший глаза, но не спрятавший свою улыбку.
Стижиан остановился на расстоянии пары метров от Млинес и Тео, сидевшего на нижних ступенях. Они увлеченно о чем-то болтали, точнее, она увлеченно ему что-то рассказывало, а "виновник" сего собрания две минуты стоял перед ними:
- Кхе-кхе, - кашлянул он в кулак, и только тогда учителя обратили на него внимание.
- Ах, доброе утро Стижиан! - Облегчено воскликнул Тео, освободив руку от цепких объятий увлекшийся рассказом Млинес. Она обиженно фыркнула и помахала Стижиану руками, в знак того чтобы тот сделал пару шагов назад - к колоннам.
- Итак, - начала говорить она, едва наступила тишина. - Стижиан Ветру, вы нарушили одно из основных правил, которые послушники нашего монастыря должны строго соблюдать. Вы вступили в связь с женщиной ещё будучи нашим учеником. За этот проступок полагается двадцать ударов плетью. - Проговорила она, и губы её чуть искривились. - Но, да будет вам известно, у каждого проступка есть своя степень тяжести, а вы почти достигли восемнадцатилетнего возраста и в скором времени должны будете завершить обучение. Ваше нетерпение говорит само за себя, из чего следует, что ваше наказание будет усугублено. - Млинес спиной чувствовала, как аура Амита теплеет - он сидел на ступенях, улыбался, и даже не подозревал, что его так легко прочитать. Даже человек обделенный силой почувствовал бы тепло удовлетворения, расползающееся по ярко освещенной почти белой комнате, в которой они сейчас находились. - Вашим наказанием станет пятьдесят ударов. Хотите что-то сказать?
- Да... - Протянул Стижиан, снимая с плеч мантию, - когда вы хмуритесь, я начинаю вспоминать детство и все те тренировки с вами, что мне пришлось пережить. Прошу вас, мастер, не пугайте меня так.
Млинес тут же улыбнулась и прищурила глаза: утреннее солнце было на редкость ярким, тем более здесь - в белокаменной мраморной комнате. Несколько широких лучей падали прямо на колонны, рядом с которыми уже стоял Стижиан, и его толком не было видно - все заливал свет.
Он бросил свою мантию на пол, получил от Маретти легкое похлопывание по плечу и встал между колоннами.
Этот ритуал наказания - пережиток сотрудничества с прочими школами инквизиции, которые наказывали своих провинившихся учеников, привязывая их руки к двум деревянным столбам, стоящим на расстоянии пары метров, и в зависимости от проступка наносили то или иное количество ударов плетью. Мастера монтерского храма с одной стороны оказались более милосердны: они не привязывали провинившихся - они им просто разрешали держаться руками на эти колонны, впиваться в них ногтями, но не более, ведь если ты не сможешь устоять на ногах, то будешь исключен из монастыря без права вернуться. Вся колонна была испещрена царапинами, вмятинами, и являла собой старинное мраморное напоминание всем учащимся о том, что будет с теми, кто нарушит основные правила монастыря. Поговаривают, что каждый из монтерских мастеров, ныне странствующих или преподающих, стоял у этих колонн, оставляя на них свои царапины.
Маретти без малейшего удовольствия выполнял такого рода поручения, как это. Но он, в отличие от большинства пострадавших от его руки послушников, знал, что таких "козлов отпущения" как они с братом мастера выбирают во благо провинившихся, ведь если наказания станут проводить учителя, то послушник лишится жизни после первого же удара.
Он открыл почти плоский светло-коричневый деревянный сундук и взял в руки "орудие". Плеть длинной в три метра, матово черная, с гладкой отполированной поверхностью, такая, что разрезая ею воздух, можно было оглохнуть.
Стижиан растянул руки между колоннами и у него в голове снова прозвучал голос Маретти, который пару минут назад сказал: "Я постараюсь быть по аккуратнее." Интересно, насколько это возможно?
- Стижиан, - услышал он голос Млинес, - я буду вести счет максимально громко. И... Богиня с тобой. Маретти, прошу вас. Раз!
Громкий свист прорезал воздух и Стижиану показалось, будто его прокусил живой дракон: боль поразила всю спину и её эхо разошлось по всему телу. "Какой же ты дурак", - говорил он себе, когда почувствовал, как по спине потекла кровь.
- Пять! - пронесся над ним голос Млинес.
Уже пять? а где же два, три и четыре? Проклятье! Должно быть уже наступил шок.
- Девять! - Горланила Млинес под нарастающий за её спиной гул: монахи ничем не отличаются от других людей, и так же, как и они, любили все обсуждать.
- Одиннадцать!
Первым неладное почувствовал Амит. Не смотря на всю свою нелюбовь к человеку, стоящему у колонн, он ни в каком виде не желал Стижиану смерти: только унижения и, может быть, боли, но не смерти. Он привстал со ступеней и сощурился, пытаясь разглядеть засвеченную лучами солнца спину соседа.
Тео тоже уловил эту странную, появлявшуюся до этого лишь однажды, волну, исходящую от его сына. Лишь когда на небе появилась мелкая тучка, и лучи белого света перестали скрывать происходящее впереди, а с губ Млинес сорвалось число двадцать три, он вскочил с места и хотел было рвануть вперед, но твердая рука Млинес остановила его.
- Нет, - рыкнула она, и произнесла следующее число.
"Стижиан, ты дурак", подумала она, когда поняла, почему он все ещё на ногах стоит - он использовал технику, которой не учат в монтерском монастыре, да и не учат нигде вообще.
Прием был чистой импровизацией Стижиана, он его придумал, когда попал под обстрел в одной деревушке. Причинять вред местным ему тогда казалось немыслимым, а скрыться попросту не удалось, и тогда он решил объединить технику полного расслабления тела с техникой подавления боли. Это было потрясающим решением в данной ситуации, ведь прервать наказание пока Стижиан стоит на ногах мастера не имели права, хоть и понимали, что жизнь монаха под угрозой, а используя этот прием он мог быть уверен, что смерть от болевого шока ему точно не грозит. Никто другой, быть может только сама Млинес, не смог бы выдержать подобного и остаться стоять.
- Тридцать четыре! - Прокричала она, увидев округлившиеся глаза Маретти, и пары других послушников, стоявших не за её спиной. Тепло ауры Амита вмиг исчезло - оно сменилось холодом. Произнося одну за другой цифры, Млинес очень хотелось устроить нежный поцелуй носу Амита и столу, и объяснить этому завистнику как он на самом деле дорожит своим соседом по келье. Но это потом. Все это потом. - Сорок один!
Амит сорвался с места и подлетел к Тео:
- Мастер! - Тихо сказал он, на что тот кинул на него усталый взгляд, переполненный тревогой.
- А разве ты не этого хотел, Амит?
- Пятьдесят!
- Нет, не этого!
Наступила тишина.
Стижиан, стоящий ногами в небольшой лужице собственной крови, поднял голову и все услышали, как захрустела его шея. Медленно, он опустил затекшие побелевшие руки, с застывшими и обескровленными пальцами, и только тогда все присутствующие смогли увидеть, что на самом деле скрывали лучи утреннего солнца: кровоточащие раны, не оставившие живого места на спине монаха. Пятьдесят ударов сделали свое дело: разошлась кожа, порвались несколько мышц. С виду нельзя было сказать, целы ли ребра и позвоночник. Стижиан не чувствовал ничего уже удара с десятого, и не помнил, как прохрустев шеей, нагнулся, чтобы подняться свою мантию и накинуть её на окровавленные плечи.
Один шаг. Второй. Третий.
Он рухнул на пол в трех шагах от колонн.
Амит сделал рывок вперед, но рука Млинес схватила его за шкирку и отшвырнула назад, к лестнице, на которой сидели неспособные пошевельнуться от удивления прочие монахи:
- Мастер! - Крикнул ей Амит, вскочив на ноги и нахмурив брови, его, в тот день голубые, а не серые, глаза были готовы выпрыгнуть из орбит и пуститься бежать в разные стороны. - Позвольте!..
- Ты уже достаточно сделал, Лоури. - Рыкнула она, в то время как Тео присел рядом с сыном на колени и приложил к его щеке свою руку. - Доживет до палаты целителей? Отлично. - Оба мастера подхватили Стижиана под руки, и с невиданной ранее скоростью поволокли его в третий корпус.
Последующие четыре дня для всех жителей монастыря тянулись дольше, чем обычно. Первой причиной переполоха были россказни о том, как проходило наказание. Даже очевидцы, хоть их было и не мало, уже начинали путаться в показаниях и нести откровенную чушь. Вторая причина - прием, который использовали мастера для скоростного передвижения, и каждый был готов поклясться в двух вещай: что перед этим сверкнуло нечто ярко-белое, круглое и вращающееся, и что этот прием не был телепортацией. Третьей - известия о том, что Стижиана из мраморного зала уносили.
Стижиан Ветру для прочих обитателей монастыря был тем учеником, который раздражал всех одним своим существованием ещё до того, как его стали отправлять на задания. С первых лет обучения в монастыре он получал хорошие оценки, лучше всех выполнял упражнения (разве что иногда не приходил на занятия и в такие дни подобно одинокой звезде в небесах светился Амит). О нем мастера говорили как о книжном персонаже, ставили его всем в пример, просили обращаться к нему с вопросами и все такое. После того как Стижиан со скрипом и руганью сдал экзамен, отлежался в лазарете и получил свое задокументированое право выполнять задания, появилась ещё одна причина для "негодования" тех, кому не так сильно "везло".
Монахи, обучающиеся в монастыре и проходящие практику, десятую часть денег за выполненные задания отдавали на нужды монастыря. С остальной частью разбирались кто как: Амит отсылал деньги матери в Орану, хотя она в них не нуждалась, Милф и Маретти все пропивали ещё по дороге в Монтеру, а Стижиан хранил их в Ормартском банке. Невероятная волна негодования пронеслась средь умов обитателей монастыря, когда однажды монастырский казначей (точнее несчастный мастер Даттос, который с удовольствием бы целыми днями преподавал среднему потоку (монахам в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет) свою любимую тему самообороны, но был вынужден заниматься бюджетом) болтая с кем-то за обеденным столом высказал короткую, но весьма четкую фразу о том, что ах какой у Тео сын - отдает монастырю больше половины своих денег. После этой случайно услышанной кем-то фразы на Стижиана свалилось ещё больше ещё более недовольных взглядов.
И вот, несколько лет спустя, в монастыре узнают, что "тот-самый-Стижиан-Ветру" не только нарушил одно из главных правил монастыря, настойчиво требовавшее от учеников целомудрия и терпения, но и чуть было не отбросил коньки во время исполнения приговора. Разумеется, никто, и не вспомнил, что за день до этого Стижиан лез на четвертый уровень легендарного склепа, чтобы спасти мага-бестолочь, что он был вымотан, что он, в конце концов, всю ночь провел с женщиной, что тоже утомляет под утро. И никто не обратил внимания на то, что с того часа как Стижиана положили в лазарет, Амит исчез.
Никто не знал куда он делся и тем более чем он занимается, да и дела до этого никому не было: наступили экзамены. Их было всего четыре: история Храма Сияния (для первого потока), основы контроля силой (для них же: приходилось материализовывать мизерные частицы энергии и рисовать из них всякие фигурки в воздухе). Второй поток сдавал всего один экзамен (состоящий из двух этапов) и им была акробатика: в течении некоторого времени экзаменующийся должен был добраться с одного конца города до другого не ступая на землю; и четвертый экзамен сдавал старший поток (самый малочисленный). Младшие считают, что этот экзамен - легкий, ведь нужно всего-то привезти десять благодарственных бумаг, подписанных десятью разными людьми из разных городов. Эти бумаги становились свидетельством того, что монах успешно выполнил десять заданий. В целом, младшие были правы - тем, кто доживал до этого экзамена (а это ребята в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет) и ежемесячно выполняли заданий по двадцать, собрать эти письма не составляло труда. А вот младшие ныли, особенно средний поток.
Мастер Тео радовался тому, что Млинес, ввиду недавних событий, сняла с него обязанность принимать экзамены у "средненьких" и позволила тому целыми днями бегать с выпученными глазами туда-сюда со склада до лазарета, хвататься за голову и нянчить уже большего сыночка.
Стижиана положили на самой мягкой из всех кроватей, что были в монастыре. Обработали раны пятью лучшими свежеприготовленными препаратами, приготовленным лично Тео. Кровотечение удалось остановить почти сразу, но сами раны не заживали. Млинес, с грустью взирая на своего коллегу, всё свободное время просиживающего у постели сына, утром, на следующий день после наказания, принесла в лазарет небольшую белую коробку:
- Вот. - Сказала она, поставив её на тумбочку у постели Стижиана, который так и не пришел в себя.
- Что это? - Спросил Тео, но увидел печати, по четыре на каждой из сторон коробки, и с невыразимой благодарностью в глазах улыбнулся. - Ох, Млинес. Это очень дорогое удовольствие...
- Не шурши. За прошедший год Стижиан принес монастырю денег на сотню таких коробочек. - Она положила руки по бокам коробки и прошептала ключевые слова. Печати, изображенные в форме тени от бабочки, задрожали, засияли и уже через мгновение исчезли. - Кристаллы Масмуне - чистая энергия. Помоги мне.
Тео встал с постели, на краю которой сидел, и Млинес вручила ему три небольших, длиной с указательный палец, плоских прозрачно-голубых кристалла, по сути - стержня.
- Их там пять. - Пояснила она, вынув ещё два и какой-то листочек. - Ха-ха, усмехнулась она, пробежавшись глазами по записке, - они просят после истощения кристаллов вернуть их изготовителю. У Масмуне есть чувство юмора, ведь никогда не знает где она живет. Итак. Будем их ставить сферой или просто по кругу?
- Сферой? - Улыбнулся Тео, хитро сощурив глаза.
- Ой-ой-ой, - Млинес хлопнула себя по лбу, - что я несу. Конечно кругом. Ты первый.
- Хорошо.
Тео посмотрел на сына, который вот уже сутки не открывал глаз и (хвала Богине) продолжал ровно дышать, и, переложив один из кристаллов-стержней в свободную руку, поднял его на высоту в полметра над постелью. Кристалл неярко блеснул, и Тео отпустил его. Голубой стержень остался висеть в воздухе, приметно на том уровне, где начиналась граница ауры Стижиана.
- Мне кажется, - подняла брови Млинес, - или раньше аура этого ребенка была куда меньше?
- А мне кажется, что она у него попросту размазалась. Но ничего. Я думаю эти кристаллы за пару дней ему силу восстановят. Главное, чтобы он к тому времени не помер. - Тео подвесил оставшиеся в руках два кристалла, и пока Млинес нащупывала ауру спящего монаха, положил руку сыну на лоб и только тогда увидел короткие, едва заметные серебряные корни волос, которые сливались с кожей головы. - Мда, не повезло ему. Такая аура: насыщенная, яркая, но стоит хоть немножко её повредить...
- Согласна с тобой. - Млинес вернулась к тумбочке и закрыла коробку: пять стержней, почувствовав друг друга, начали вращаться вокруг Стижиана, подмигивая ему синими бликами. - Иметь огромный запас энергии и низкую скорость её восстановления - это проклятье. Может стоило сказать об этом Амиту, чтобы он успокоился?
- А мне ты что скажешь, чтобы я успокоился? Вот скажи мне, как я мог проморгать тот факт, что Стижиан потерял часть силы когда дрался с той тварью в склепе?
- С тварью в склепе? - Ахнула Млинес, выпучив глаза и приоткрыв рот. - Ты хочешь сказать, что он дрался с Майхемом? С магом, отдавшим свою жизнь ради того, чтобы запечатать Склеп Трех Королей? С чего ты взял? Ведь Майхем был...
- Верно, он был очень сильным стихийным магом, носившим четырехгранный серебряный крест...
- Да, я помню каким был Майхем: спокойный не шибко привлекательный мужчина, и единственное на что он мог жаловаться - на то, что этот крест привязался к шее, и его никак не снимешь. - Приложила она руку к губам и устремила свой взгляд в потолок, вспоминая. - Это был сильный, очень сильный маг с редким даром. Ринельский уроженец, поэтому-то он и вызвался запечатывать четвертый уровень склепа.
- Ого... Это ж сколько тебе лет тогда было? Ладно-ладно, не буду допытываться. Но скажи мне, если ты так хорошо помнишь, как выглядел его крест, то почему?.. - Тео вытащил из-под одеяла левую руку Стижиана, на которой болтался тот самый крест. - Во время наказания ты не заметила его?
- Ой-ой, я его даже не почувствовала... Старею совсем. Но если крест теперь у него, то значит... О Богиня, он и правда столкнулся с Майхемом! Когда эта бестолочь очнется, накорми его и шли ко мне, нам придется поговорить. Но... Тео. - Улыбка убежала с лица Млинес. - Такая седина - явление обыкновенное. Это пяти-семи процентная потеря энергии, что вполне нормально для молодого парня, пусть даже столь одаренного. Если из-за такой мелочи у него исчезла способность быстро залечивать раны, то его рано выпускать из монастыря. Ты же знаешь - инквизиторы не жалуют свободных монахов, а не умея удерживать в себе энергию Стижиан загнется от любого негатора, даже мелкого.
- Ты же можешь обучить его сферической медитации?
- Могу, но ты же знаешь, что без разрешения наставницы не имею права.
- А если так? - Тео засунул руку в карман и вытащил оттуда то самое письмо, которое читал когда к нему пришел Амит. - Что ты на это скажешь?
- Хм... Печать Храма Северной Звезды? Занятно. Даже твой учитель не получил такого, Тео. Хотя. - сощурившись, Млинес улыбнулась ему, - твои техники не по зубам даже моей наставнице, пусть ты и безмерно талантлив. Приглашают Стижиана?
- Нет, здесь два имени.
- Два? - Очень громко переспросила она: её брови подскочили вверх, ноздри раздулись, а рот приоткрылся. - Не может быть!
- Да, - Тео развернул письмо и передал его ей, - и некая мастер Визы просит тебя удостовериться в том, что оба заслуживают обучения в Храме... Почему ты улыбаешься? Ты знакома с мастером Визы?
- Она меня обучила всему, что я знаю...
- Ох батюшки мои, это и есть твоя наставница, - Тео театрально закатил глаза, - сколько ж ей тогда лет?..
- Не важно, главное, что она возглавляет Храм Северной Звезды. И... Амит? Стижиан и Амит? Их имена в этом письме?
- Да... - Он ухмыльнулся и присел на край кровати Стижиана. - Фантастика, правда? Впервые за двадцать лет приходит письмо из Храма, а один из претендентов куда-то сбежал, в попытках скрыться от собственной совести, а другой при смерти...
- Амит вернется, куда он денется. Проветрится, и вернется. А он... - Млинес пошла к Тео со спины, устремив взгляд на его спящего сына. - Через пару дней будет как новенький!
- Млинес, ты ведь не пустишь Амита в Храм?
- Не пущу, и нечему тут удивляться.
- А если я устрою ему хорошо замаскированное испытание?
- Испытания здесь не нужны, Тео. Если до мастера Визы дошли слухи о существовании этих двоих и их силе - значит они уже достаточно потрудились. Амит ненадежен, а некоторые черты его характера могут поставить под удар весь Храм, а ты знаешь, что я не могу этого допустить. Тебе известно о его существовании исключительно потому, что я в свое время тебе это рассказала. О нем не должны знать никто, кроме учеников.
- Но Амит ещё молод, его можно перевоспитать, привить ему некоторые ценности. - Начал было протестовать Тео, но Млинес подняла руку, в знак того, что не желает больше ничего слышать.
- Поэтому то, Тео, ты и не получил этого письма - ты видишь только лучшее в людях, ученикам Храма... это ни к чему.
Тот ухмыльнулся, глянув на Стижиана, и подумал о том, что последние слова Млинес были ни к месту. Его сын отличался большей добротой, чем он, а невнимательность и рассеянность не единожды ставили его под удар. Но быть может, думал Тео, такому авторитету как наставнице Млинес видны черты характера, которые любящий отец просто не способен увидеть.
Внезапно, Стижиан глубоко и очень громко вздохнул, потер нос и перевернулся на бок:
- Результат на лицо. - Одновременно проговорили мастера, и на этом их разговор закончился.
На четвертый день Амит все же пришел к выводу, что он таки балбес. Но не простой какой-нибудь, а высокопробный и качественный. Но для того, чтобы прийти к этому несложному и весьма логичному умозаключению, ему нужно было отправиться на юг города, к реке с небольшим водопадом, прикрытым высокими массивными деревьями. Найти этот водопад можно было только по звуку и то не всегда: стоило появиться легкому ветру, как шуршание листвы приглушало звон, и водопад словно бы исчезал.
Он был не высокий - пять, может шесть метров, и перетекал в небольшое озерцо, бывшее взрослому монаху максимум по пояс. Неглубокое озеро можно легко не заметить и свалиться прямо в воду: во все времена года листва покрывала его гладь.
Амит сидел в полутора метрах от водопада в позе лотоса на не большем камне, выглядывающем из-под воды. Его тяжелый плащ уже давно свалился с колен и покоился на дне под прозрачной водой. Светлые волосы, обычно собранные в хвост, спадали с плеч и, мокрые, прилипали к спине. Яркие голубые глаза постигло нечто тусклое, отчужденное, далекое от реальности, и, не смотря на то, что они были открыты, монах не видел ничего.
Монотонный шум водопада, журчание воды, шелест листьев - все это сливалось в единую симфонию, успокаивающую, убаюкивающую, уносящую своего слушателя в далекие-далекие края, где не было ничего, кроме него и его разума.
Амит не знал сколько прошло времени, не знал, что прошло четверо суток, не знал, что вот уже два дня весь монастырь стоит на ушах и пытается его найти. Он не думал об этом.
Оставаясь наедине со своим разумом, растворенным в окружающей его воде, он сам не мог толком сказать, о чем думал: беспорядочный поток перебивающих друг друга мыслей, возникающие из неоткуда образы утонувших воспоминаний. Его первая любовь, веселая жизнерадостная девчонка, мечтавшая о поцелуе и потому переставшая с ним гулять. После мыслей о ней всегда почему-то всплывало лицо мамы. Амит объяснял это тем, что его мама тоже очень красивая и по-прежнему молодая, вот его подсознание и сравнивало её с той девчонкой. А иногда была и тишина.
И этот чертов Стижиан. Пяти лет Амиту было мало, чтобы понять - если бы не его козни, никто бы никогда и не узнал, что Стижиан - великий. Конечно, когда-нибудь это бы стало понятным, но не в монастыре. И Тео с Млинес... Она вечно хихикает, он ей вечно поддакивает, и, не смотря на многочисленные просьбы Амита расселить его и Стижиана по разным комнатам, их все равно оставляли жить в одной келье. Почему? Видимо, Млинес очень уж сильно старалась их сдружить, интересно, кстати, зачем? Они что, подвиги вершить будут вместе?
Стало тихо. Подозрительно тихо. Тишина была столь противоестественной, что даже Амит, хоть он, по сути, находился в состоянии толи сна, толи медитации, услышал эту тишину. Не было ветра, но не это пугало: не было слышно звона водопада. Вода исчезла, исчезли её капли, воздух, казалось, замер. И так несколько часов, бывшие для Амита считанными секундами:
- Знаешь, одна девчушка из Монтеры регулярно собирает здесь грибы. Сегодня она прибежала домой вся в слезах, в истерике, тянула папу за руку и сказала ему, что сказочный дух реки покинул озеро и вода улетела в небо. - Голос Млинес не просто разрезал сладкую тишину, он скомкал реальность словно тонкий лист бумаги и сжег его. Затем молодой монах услышал, как по поверхности воды пошли круги, как мастер приближалась к нему, к камню, на котором он сидел. - И мантию утопил... ну что за ребенок.
Амит открыл глаза и уставился на свои колени, на складки кожаных брюк, где застыли капли воды. Сам он был бледен, с опухшими веками и огромными мешками под глазами, приобретшими сине-розовый цвет.
- Судя по твоему нездоровому виду, ты здесь как раз с тех пор, как мы тебя ищем. Впредь, если захочешь остаться наедине с собой, ты предупреждай, хорошо? - Послушался громкий всплеск воды и на свет показался промокший, но ничуть не пострадавший от этого плащ. - Ну вот, - Млинес без труда тряхнула его, - зато теперь он точно чистый, - и кинула на плечи Амита. - Ты... - Сощурившись, она посмотрела наверх и улыбнулась. - Тебе следует почаще единиться с природой.
- Как вы узнали где я? - Спросил он, и, не узнав свой голос, прокашлялся.
- Амит Амфитеа Ронора Лоури, ты забыл, кто я?
- Нет, простите, Сен-Ин. - Он продолжал отупело смотреть на свои колени.
- Амит... Ты давно видел свою розу? Или у вас, у старшеньких, не приятно ходить в розовый сад?
- Давно. Несколько лет прошло. Там не на что смотреть - моя роза на пределе.
- Верно, алая часть твоей розы действительно на пределе. - Млинес села рядом, тоже в позу лотоса, и Амит сразу не обратил внимание на что, то он сам-то на камне, где он сидит, помещается с трудом, а мастер сидела на воде, абсолютно не подавая виду. - Но иногда в нашем саду растут синие розы. Видел такие?
- Видел. Розы целителей. Их мало, но попадались пару раз. И что?
- Амит, - Млинес, заулыбалась, но тут же скривилась мордочку - забыла о том, что если она может ходить по воде, это не значит, что её одежда не промокнет, - на твоей розе появился один синий лепесток. Даже не синий, а голубой. Наверное даже бирюзовый.
Монах молчал, продолжая смотреть куда-то вперед, сквозь чистую воду, где виднелось дно, усыпанное мелкими камушками. Он все ещё спал, или же находился в полумедитативном состоянии, и лишь часть его сознания пребывала в реальном мире. Млинес пристально смотрела на него, а потом подняла голову к небу. Сразу и не заметно, но солнце над этим местом было несколько более тусклым, чем вокруг. Несмотря на ясный солнечный день и утихший водопад, на находящихся рядом с ним двух монахов падала огромная и бесформенная, полная движения тень:
- Ты не целитель, Амит. Не бывает целителей, которые могли бы сражаться так хорошо, как ты. И не бывает монахов, которые смогли бы исцелять серьезные раны людей. Ты медиум, Амит. И хочу заметить, чертовски сильный.
- Чушь... Медиумов не существует. - Прыснул тот. - Да, простите, вас иногда называют медиумом, но как по мне, это больше из-за того что вы женщина. Медиумы должны обладать необыкновенной силой, больше магической, чем монашеской. Я хорошо знаю историю и прекрасно помню, что произошло, когда триста лет назад родился первый якобы "медиум". Сначала они хотели провозгласить его новым богом, а теперь убивают во имя его...
- Вообще-то, ты сейчас говоришь о двух разных людях. Не надо путать первого медиума и пророка...
- Природа силы медиума никому не известна, и среди живущих нет тех, кто мог бы рассказать о ней. Всё это - нет более чем сказка, миф.
- Да... - Улыбнулась Млинес, решив, что разъяснять ему разницу будет потом. - Сказка, старая как я. Но если ты не желаешь мне верить, то просто подними голову.
И он, к своему великому несчастью, поднял. Сон тут же как рукой сняло: сознание кинулось обнимать реальность, а Амит наконец узнал куда исчезло журчание. Несколько тонн воды, вместо того чтобы падать вниз, поднимались вверх, и тонкая струйка ещё продолжала переплывать по воздуху от водопада к бесформенному скоплению воды в паре метров над головами монахов. Благодаря недурной нововыявленной способности Амита, вся эта холодная журчащая масса, до того мгновения скапливавшаяся над ним, вдруг рухнула.
Камень, на котором он сидел, раскололся и провалился вниз, вместе с не успевшим ничего понять монахом. Млинес же, демонстрируя будущие способности Амита, поставила средней мощности барьер, так что её эти тонны воды даже не задели:
- Интересно, правда? - смеялась она, пока Амит откашливался и тер лицо. - Ты заставил реку течь вверх, и это уж точно не способность монаха.
- Вы сказали, - поговорил он, переводя дыхания, - что я медиум, это значит, я впал в транс и заговорил дух реки?
- Какой сообразительный. В точку!
- Постойте... - Амит делал глубокие вдохи и выдохи - сердце колотилось как сумасшедшее, - так вы и правда... правда медиум? Настоящий медиум?
- Да, а ты будешь вторым из ныне живущих. - Млинес глубоко вздохнула и посмотрела на Амита так, как не смотрела никогда прежде. - И ввиду этого, тебе придется ещё на пару лет задержаться в монастыре. Но это мы обсуди потом. Сейчас давай вылезай отсюда и иди ешь. Четыре дня в трансе тебя должно быть очень сильно вымотали.
- Четыре дня?!
- Четыре дня. - Подтвердила та, уже сойдя на берег. - Когда отдохнешь, иди к Тео. У него к тебе разговор.
Тео пребывал в своем кабинете, стоя у окна. Он не видел, но почувствовал как Млинес часов двенадцать назад использовала барьер, и почти во весь голос рассмеялся, представив выражение лица Амита в момент, когда на него рухнули слои воды.
Вечерело.
Тео стоял у приоткрытого окна.и пошарил рукой где-то внизу в поисках бутылки вина. Пьянство, конечно, на работе не приветствовалось, но с утешающими мыслями о том, что уже вечер и рабочий день как бы закончился, Тео вытащил зубами пробку из горлышка бутылки, но не успел сделать и глотка, как увидел Амита, шедшего из спального корпуса в этот. И должно быть, именно к Тео.
- Звали, мастер? - вошел в кабинет потрепанный, забывший расчесать свои уже не короткие волосы Амит. - Прошу прощения, я только проснулся.
- Да ничего. Глянь-ка на стол. Этот набор юного каллиграфа нашли у тебя в комнате, и он точно не принадлежит твоему соседу: у него, знаешь ли, неземной почерк - не читаемый вообще... - Тео поставил бутылку под окно и спрыгнул с подоконника - Амит же, убрав руки за спину, спокойно смотрел на отцовский набор карандашей и красок. - И ещё нашли оригинальное письмо с экзаменационным заданием пятилетней давности для Стижиана, и тоже среди твоих вещей.
Амит громко цокнул языком и улыбнулся, закатив к потолку глаза:
- Я балбес...
- Есть немного. - Кивнул мастер. - Видимо забыл об обыске, который проводится в комнате провинившегося. Амит... Ты не глупый ребенок, а умный, очень даже умный, талантливый, способный. Теперь вдруг выяснилось, что ты относишься к редчайшему, я бы даже сказал, легендарному типу монахов - не целитель, не эксперт по борьбе с нежитью, а медиум. И ты не представляешь на что будешь способен через два-три года. Я, конечно, буду с радостью учить тебя в будущем...
- Но?
- Но ты видимо забыл, что я обещал спустить три шкуры с человека, виновного в том, что мой сын чуть было не погиб. И будучи мягким и добрым наставником, каким меня считают коллеги, я поставлю перед тобой выбор: ты можешь покинуть монастырь прямо сейчас, или ты можешь попытаться повторить подвиг Стижиана: - Тео сделал небольшую паузу и посмотрел Амиту прямо в глаза, - пробраться в Склеп Трех Королей хотя бы на третий уровень, четвертый это уж чересчур, и принести мне оттуда мантию Второй Жертвы, знаешь, черный такой, с белыми рисунками. Справишься - я позволю тебе остаться в монастыре.
- Но мастер... - взмолился Амит, крепче сцепив руки за спиной, - вы же знаете, что я не смогу.
- Это не мои проблемы, Лоури. За свои поступки надо отвечать, а ты дважды, пусть один раз это было случайностью, пытался прикончить моего сына.
- Я не хотел, ни в первый раз, ни во второй. Тогда я понятия не имел, что он туда полезет, думал, струсит, и все!
- Мне не интересны твои оправдания.
В коридоре послышались громкие быстрые шаги, и через пару секунд в комнату ворвался четырнадцатилетний послушник Сидот:
- Мастер Тео, - поклонился он ему, потом повернулся к второму монаху в комнате, - приветствую вас, Сен"Ин-нами Лоури.
Сен"Ин было книжным обращением к медиумам. Никогда прежде на памяти Тео не звучало это слово, но знали о нём все, ведь как ни крути, медиумы - существа действительно мифические.
Сидот произнес эти слова легко, а Амит даже вздрогнул от такого обращения - он сам только сегодня узнал, что медиум, а тут к нему уже послушники там обращаются. Да и почему "-нами"? Он же ещё не закончил обучение.
- Меня просили передать, что Стижиан пришел в себя, - пробурчал послушник.
- Спасибо, Сидот. - Кивнул Тео, а послушник поклонился и вышел. - У тебя два дня, Амит. - Мастер переметнул свой взгляд на новоиспеченную знаменитость. - Два дня, или ты будешь исключен, и ничто не заставит меня передумать.
- Я понял вас, мастер.
- Как ты себя чувствуешь?
- Оу... Как человек, который проспал несколько суток. - Стижиан, никого не стесняясь, зевнул, широко открыв рот, и потянулся: серебряный крест, так и болтающийся на руке, ударил его по лбу. - Я бы ещё поспал. Пару деньков. - Он приподнялся, схватившись рукой за подоконник, и заглянул в окно. - Ох, сейчас утро или ночь?
- Вечер. Половина десятого. Спина не болит?
- Да какой там, вообще не чувствую. У меня же отличная регенерация. Только в толк не возьму, почему так быстро силы вернулись, не просветишь?
- Кристаллы Масмуне.
- У-о-у, как Млинес только согласилась их для меня купить, с учетом того, что я тут теперь формально не учусь?
- Что? Стижиан, что за глупости, ты что, не помнишь?
- Не помню чего?
- Ты после пятидесяти ударов, при немалой кровопотери умудрился с неимоверным пафосом надеть плащ и свалиться в трех шагах от колонны...
- Я просто великолепен! - Засмеялся Стижиан, теребя в руках крест. Он выглядел довольно счастливым, правда уставшим. - А где сами кристаллы?
- Млинес отправила их изготовителю. Да, я сначала тоже сделал такие же удивленные глаза, но видишь ли, после десяти лет общения на равных с этой чудесной женщиной, мои подсчеты подсказывают мне что ей лет триста, если не больше. И по её словам, она знавала Масмуне когда та ещё академию то не окончила... И кстати владельца твоего креста она тоже знала. Знаешь, что это? У Млинес сейчас нет свободного времени, так что просвещать тебя буду я...
- Это - крест создания, которое было на четвертом уровне. По шумам и ауре он был очень похож на демона, и честно говоря я не думал, что получится его уничтожить. Это все твой чудо-посох. Кстати можешь его забрать, мне по-прежнему не нравятся посохи. И ещё, я так и не понял - там на четвертом уровне стоят мощные негаторы или же это демон выкачивает из "гостей" силу? И ещё...
- Тихо-тихо, спокойно. Во-первых, существо, которое ты уничтожил, было сильнейшим оранским магом того столетия. Имя его теперь наверное известно одной лишь Млинес, а потому в истории осталось прозвище Майхем.
- Ну и имечко.
- Да. Суть в том, что он относился к редкому виду магов - к стихиийникам...
- Да все оранские маги - стихийники! - Стижиан поднял подушку, прилег на неё и с нечеловеческим аппетитом приступил к поглощению всего, что было на подносе, на тумбочке.
- Ты не понял, Стижиан. Это факультет называется так - факультет стихийной магии, где ученики изучают и подчиняют себе ту или иную стихию. Но есть ещё один класс магов, очень редкий, хотя далеко не такой редкий как среди нас медиумы - это стихийники. Маги, способные использовать все четыре стихии. И неформальным символом этих магов стал четырехгранный серебряный крест. Хотя вообще-то они не серебряные, а лроновые. Если ты забыл - напомню. Лороновая сталь - не редкий, но очень дорогой металл, который тяжело поддается обработке. Он лучше всех впитывает магию и на нем можно выследить любой след - годы, мощь и другая магия не стирают из него воспоминания о прежних хозяевах. Эти кресты стали мощными накопителями, так что их стали передавать от учителя к ученику, но, поскольку таких магов все же мало, некоторые из них так и не передали этот предмет.
- И поэтому он привязался к тому, кто лишил жизни его предыдущего хозяина?
- Не только... Тут, видишь ли, целый ряд сложностей. Во-первых: абы кого крест бы не принял. Не забывай, что оранский маг сумевший запечатать склеп - это тебе не заурядный троечник академии, которым лицензию то из жалости выдают. Нет. Майхем оставил на кресте свой отпечаток, и человека, слабее чем предыдущий хозяин, крест бы не принял. Во-вторых, если верить словам и опыту Млинес, крест ты не сможешь снять до самой своей смерти, ну только если ты не воскреснешь потом. И возможно, что теперь в применяемых тобой приемах, каких-либо заклинаниях, и даже в быту будет проскальзывать стихийная магия. - Тео - криво улыбнулся и стащил с подноса несколько сухариков, которые лежали рядом с черным хлебом.
- То есть мне теперь придется прикрывать рот и нос, когда буду чихать? А то так и пожар может случиться.
- Или наводнение...
- Кстати, - спустя пару минут громкого чавканья спросил Стижиан, - а какая настоящая фамилия мастера Млинес?
- Понятия не имею. Честно говоря, я сомневаюсь, что Млинес - её настоящее имя, что уж говорить о фамилии. И лучше не спрашивай у неё, даже не помышляй - если эта женщина скрывает своё настоящее имя, то на это есть причины.
Снова тишина и чавканье. Время перевалило за полночь, на улице было тепло и Тео рискнул открыть окно, не смотря на рычание дежурного послушника. Подул легкий ветерок и палата наполнилась свежим, теплым воздухом, несущим запах роз:
- Романтика... Помню в городе Кайлинн были такие же вечера: теплые, черные, а во время фестивалей воздух пропитывался сладким дурманящим запахом алкоголя.
- Ты бывал в Кайлинне?
- Да, был. Девятнадцать лет назад, ну или около того. Зря набираешь в грудь воздух, выговариваться сейчас буду я. Видишь ли... Я был молод. Был такой же, как ты - учился в этих стенах, был преуспевающим учеником, меня любили наставники и не любили сверстники. И однажды Млинес отправила меня в Кайлинн... Богиня видит, как она тогда смеялась, будто знала, что я там натворю. - Тео скрестил руки за спиной и закатил глаза, так что Стижиану вдруг показалось, что отцу плохо.
- Пап, ты в порядке?..
- Да. И насчет этого "пап". Ты хоть знаешь, как мне трудно это слышать? Ведь я поехал в Ринельский приют по просьбе Млинес, которой, видите ли, приснился сон, не дававший ей покоя. И отправила она именно меня, и там я нашел тебя.
- Это ты сейчас вообще к чему?
- Стижиан, я, как и ты, за несколько месяцев до своего восемнадцатилетия стоял у мраморных колонн и получал свои пятьдесят ударов плетью по спине.
- Ну, об этом можно было догадаться по выражению лица Млинес...
- Не перебивай меня! - Тео чуть повысил голос, но тут же понизил его обратно. - Стижиан. Там, в Кайлинне, девятнадцать лет назад у меня была связь с женщиной. Не спрашивай её имени, не спрашивай про её голос или какие-то черты лица - я был настолько пьян, что не помню ничего о ней, ничего, кроме того, что мы с ней были вместе. Молчи. Ничего не говори. Ты у меня мальчик сообразительный, и, несмотря на недавнюю кровопотерю, должен уж догадаться, что есть нешуточная вероятность того, что твоим кровным отцом являюсь именно я. Но это лишь маленький шанс. Предположение.
- Да какая разница? Кровь кровью... Вон Эйра мне кровная мать, и что?
- Млинес того же мнения.
- Хе-хе. - Стижиан расправил одеяло и попытался опустить затвердевавшие ноги на пол. Он оказался холодным, а ноги совершенно отказывались слушаться, и поэтому максимум, которого Стижиан смог добиться, был переход из положения лежа и положение сидя. - Пап, мне все равно, чья во мне кровь. Я и о матери то вспоминать не люблю, и честно говоря, единственное, что меня сейчас беспокоит, это никак не моя родословная, а мои ноги. Ай...
- Кровообращение сбилось? - Тео отошел от окна и присел рядом с сыном.
- Да... Завидую я оранским медикам - у них есть препараты разгоняющие кровь.
- Деточка, твое тело способно излечивать такие раны, на которые у оранских зубрил ушло бы не меньше месяца. К тому же, кристаллы восстановили твой сосуд, а не твое тело. Системе регенерации нужно время до перезапуска. Надо бы ещё с пол часика подождать, пока все в норму придет.
- Полчаса... Представить себе не могу, как солдаты живут - он любого пореза, любой мелкой раны могут умереть!
- То, что для тебя мелкая рана, для солдат и вообще для любых людей - смертельная потеря крови, болевой шок и ещё несколько десятков названий, с которыми я не знаком.
- Больно-то как... Мне кажется, наказание пережить было легче, чем переждать этот отек.
- Стижиан, я не понимаю.
- Чего?
- Она же не красивая.
- Кхм. - Он повернулся к отцу и грозно взглянул на него. - Не правда.
- Да нет, правда, она же плоская как эта кровать!
- У неё лицо красивое... И кожа нежная, волосы шелковые, от неё потрясающе пахнет...
- Ладно, ладно. После выпуска поедешь к ней? Она уже наверное в Оране.
- Да, придется ехать. Знаю, ты любишь рассказывать о легкости первой любви, но мне все равно будет нечего делать...
- Нечего делать? Дитя моё, на западе республики голод, а на юге сошедшие сума отряды инквизиторов огнем и камнем проповедуют мир и благочестие. Поверь, тебе будет чем заняться...
- Огнем и камнем? Ах да, их тоже не учат владению холодным оружием. И что же они сейчас учиняют?
- Пока что - ничего. Точнее как, они проповедуют, запугивают, кое-кого наказывают... Кое-где горят огни костров. Я сам не многое знаю, но этот их Пророк, эта новая политика... Не забивай голову. Инквизиция отвечает перед Оранским сенатом, а покуда Орана находится под контролем академии магии, инквизиторы ничего страшного не выкинут. Я надеюсь.
- Отец... Они правда убивают невинных людей? Все, как рассказывала мать Амита?
- Я не рискну судить, но даже последняя тварь, чтобы она не вытворила, даже если в ней от человека осталась лишь история, даже его жизнь, его душу, его Сияние стоит попытаться спасти. Я уж не говорю о людях, чья вина несущественная или, тем более, выдумана. Понимаешь?
- А что делать мне, если я с ними столкнусь? Ведь такое наверняка может случиться.
- Сообразишь! - Тео хлопнул Стижиана по спине, и тот тихо завыл. - Раны же вроде как зажили.
- Да, но кожа-то пока что тонкая! Как Амит?
- Задавать вопросы стоит более конкретно.
- Как поживает, где он и когда у меня появится возможность приложить его носом к столу?
- Думаю, не скоро. Видишь ли...
- О Богиня, - прошептал Стижиан, - что ты ему поручил?
- Успокой...
- ЧТО?!
- Слазить на третий уровень Склепа...
- Проклятье!
Стижиан вскочил с постели и вылетел из палаты раньше, чем Тео успел ему напомнить о больных ногах. Сначала, монах полетел в келью, но там было пусто. Амит заправил обе кровати и навел порядок, оставленный Милфом после обыска. Судя по всему, он кинул в сумку пару вещей и куда-то ушел. Оставался лишь один вопрос - куда? Найти кого-то, кто уже возможно в соседнем городе - задача не из легких, но здесь Стижиану сопутствовала удача, и когда он выбежал из дверей центрального корпуса, ему в глаза кинулась золотистая клякса гривы Амита, быстрыми шагами чесавшего в сторону железной дороги:
- Лоури! - Крикнул ему в спину Стижиан. - А ну стой!
Тот остановился и скорчил очень недовольное и одновременно удивленное лицо. Амит не обернулся, он остался стоять спиной.
- Ты куда это собрался?
Вопрос остался без ответа. Амит как смог сильно стиснул зубы, пока его мозг пытался сгенерировать варианты выхода из положения, и по-прежнему не произнеся ни слова, он продолжил идти вперед. Старательно придумывая варианты развития разговора и в целом завершения этой встречи, он как-то забыл то, что не давало ему последние несколько лет спокойно спать - что сосед его черезвычайно силен и быстр.
И у Стижиана начала кипеть в жилах кровь, едва Амит продолжил делать шаги вперед. Грозно хрустнув пальцами на ногах и парой позвонков на шее, он рванул с места и меньше чем через мгновение Амит уже лежал на земле, зарывшись в неё носом, с заломанными за спиной руками. Лежа на животе, ему немалых трудов стоило дышать, он кое-как повернул голову на бок, набрал воздуха, но так ничего и не произнес.
Молчание.
Давя коленом на позвоночник соседа, Стижиан несколько минут делал медленные вдохи и выдохи, пока в его руках ещё оставалось напряжение. Амит даже не сопротивлялся, довольствуясь тем, что ему сразу не свернули шею. Так прошло несколько минут, неспешно растворяющихся в тишине, и только когда не успевшее вырваться бешенство в душе Стижиана снова уснуло, он ослабил хватку:
- Богиня видит, как я хочу надрать тебе задницу. И лучше молчи, а то, набирая воздух, земли наешься.
- Замолкни! - Рыкнул Амит, поднявшись на колени и отбрасывая Стижиана назад.
- Ты это мне говоришь замолкнуть?! Амит! - Стижиан поднялся на ноги одновременно с ним. - Ты что, решил бросить монастырь вот так вот, за несколько месяцев до выпуска?
- Да. Решил, и что?
- Ты всю жизнь мечтал стать монахом, и вот так вот легко сейчас уходишь?
- Легко? Тео велел мне повторить твой подвиг, о великий!.. А-А! - Амит не успел договорить, как Стижиан снова приложил его носом к земле и сжал руки.
- Ты балбес, Амит! Ты же мог дождаться пока я приду в себя и попросить помощи!
- Помощи? Ты что, глупый? Ты дважды чуть было не помер по моей вине!
- Ну, да, ты настоящая заноза в заднице, но к моей великой радости припадки глупости у тебя случались лишь дважды в моей жизни. Да не дергайся ты, больнее будет! И не кричи, спят все. Так вот! Если бы ты тогда не отправил меня в Склеп Трех Королей, то я бы сейчас не был таким богатым, у меня не было столь хорошей репутации и колоссального опыта. Что? Что такое? Ты думаешь, меня сильно раздражает, что со мной никто не разговаривает? Ты мне сделал огромный подарок, когда распускал слухи и сплетни, натравливал на меня других послушников и они меня не трогали. Амит, это настоящее счастье. Можно подумать, ты никогда не мечтал входить в столовую с высоко задранной головой в тишине, которая нарушается только лишь завистливым шепотом детворы? Вот видишь, меня аж на поэзию потянуло. Единственное, чего я тебе никогда не прощу. Нет. Две вещи. Во-первых: что ты решил бросить обучение. А во-вторых, - Стижиан сильно сжал руку, и зажатый между его коленом и землей Амит невольно застонал, - ты кретин.
Стижиан слез с обессиленного соседа и с наслаждением пронаблюдал за тем, как тот разминал почти обескровленную руку:
- Сиди тут и не дергайся. Я вернусь минут через пятнадцать: только плащ возьму, и найду ботинки...
- И прихвати чего-нибудь пожевать! - Кинул ему вдогонку Амит, на лице которого сияла скромная усталая улыбка, подпорченная темной, сырой и очень невкусной землей.
- Он такой же балбес, как ты.
- Мы это уже обсуждали.
- "У Трёх Королей"... невероятно символичное название. Особенно если учитывать то, что тебя здесь в лицо знают. - Амит уже раз в тридцатый лез сумку чтобы удостовериться, что добытая ими мантия Второй Жертвы, спрятанная в одном из самых дальних углов лабиринта на третьем уровне склепа, действительно при нем, и что все это - этот поход, эта энергия, которую он ощущал находясь там, что все это действительно было. - Поверить не могу...
- Да успокойся ты уже... Со временем для тебя подобного рода вылазки станут чем-то обыденным и даже начнут раздражать. - Стижиан положил перед собой на стол толстенное старое меню в твердом переплете, и неторопливо переворачивал одну за другой жирные засаленные страницы.
- Однажды может и начнет, но пока - не смей лишать меня наслаждения!
- Чем лапать древность, которая тебе и так не достанется, ты бы лучше меню почитал да заказал себе что-нибудь. Я уже часа два слушаю прекрасные мелодии, что напевает твой желудок.
- Ты тут постоянно обедаешь, вот сам мне и закажи что-нибудь.
- Эх, если бы и правда постоянно. Амит, тут такое мясо! Ты свои пальцы обглодаешь когда есть его начнешь! И раз ты впервые побывал в более-менее мощном святилище...
Амит скорчил рожицу, высунув язык.
- .. То надо бы это отметить. Вино?
- А тебя не стошнит от такого количества винограда?
- Я себе возьму медовухи, пойдет?
- Пойдет.
- Хозя-я-я-и-и-ин! - Загорланил Стижиан, ударив кулаком по столу. Как и всегда, Стижиан спрятался за широкой распахнутой дверью на кухню, так что ни его, ни тем более его худого блондинистого спутника видно не было. Как и всегда, чуть пьяный Мэдди, приплясывая, взял заказ и через пятнадцать минут, все также приплясывая, принес два подноса с яствами:
- Наслаждайтесь, господа монахи, наслаждайтесь. - Подмигнул он Амиту, но потом внезапно изменился в лице и повернулся с Стижиану. - Господин, сегодня в моем скромном гнезде будет множество гостей, так что...
- Во имя Богини! Сегодня суббота? Амит! - Повернулся он к нему, когда Мэдди куда-то ускакал. - Надо сидеть тише воды, ниже травы и любой ценой держать эту дверь открытой! - Стижиан указал на распахнутую дверь кухни. - Нас не должны видеть!
- А фто такое? Фроте тихое уюфное мефто. - Амит был слишком увлечен жареным цыпленком, чтобы внять словам Стижиана.
- Да, но по субботам сюда хаживает компания работяг со станции, они любят выпить и подраться. Так что давай тихонько, не будем привлекать внимания...
Полтора часа спустя Амит допивал третью бутылку вина, Стижиан почти спал у него на плече, а прочие посетители заведения старательно молчали. Не то чтобы они думали будто монахи не живые люди: они знали, что те едят, пьют, женятся, но они не знали что жрецы, слуги пресвятой Богини, могут сидеть в дешевой забегаловке и рассказывать друг другу о том, кто сколько раз ошибся в своей практике:
- Эту клятую люстру, вместе с её владелицей, я никогда не забуду. - Пробурчал Стижиан, отлипнув от теплого костлявого плеча и потянувшись к последней кружке с медовухой. - Я сколько раз отцу говорил, нельзя меня отправлять на задания к аристократам: их дочери, служанки, и тем более мамаши меня с ума сводят!
- А у тебя на профессиональные темы были проколы? Мне твои байки про девчонок слушать надоело...
- Тебе просто завидно! - Засмеялся Стижиан, снова уронив голову на плече собеседника.
- Я серьезно. В твоей практике что-нибудь пострашнее некрасивых женщин случалось? Например, недоглядел пару скелетов, а тебя после этого ни в одну ночлежку не пускали?
- Было, - буркнул Стижиан засыпая, - но мне тогда было лет четырнадцать и местные жители и без того были удивлены моими недурными на тот момент способностями, так что громко аплодировали и вкусно меня кормили! Того носителя я через два дня нашел.
- Ненавижу тебя... - покачал Амит головой из стороны в сторону и сделал последний, завершающий бутылку глоток, который, как и положено был лишним. Амит, увлекшись историей Склепа и историями друг друга, как-то забыл сказать Стижиану две вещи: во-первых (Амит был уверен, что тот об этом не знал) что он - медиум, а во-вторых, что если он пересечет некую пока ещё невидимую черту, то его сила начинает непроизвольно активировать не самую приятную из новых способностей медиума - чтение мыслей.
- Стижиан, а может в честь нашего с тобой примирения ты ещё раз спасешь мне жизнь?
- Как это интересно? - С трудом шевеля губами спросил Стижиан, не подозревая, чем кончится этот замечательный день.
- Я сейчас начну..
- Господа монахи! Прогорланил один из присутствующих - бородатый невысокий мужик, хрупкого телосложения, с глазами на выкате и голосом пьяного петуха. - Выпьем за ваше здоровье господа! За стражей нашего спокойствия! За хранителей наших душ! - Он поднял бокал и приложил его к губам.
- Очень неплохой тост для человека, приворовывающего зарплату у троих подчиненных...
- Что?! - Ахнул как-то ещё мужик, стоявший чуть ближе к двери. Повисла пауза.
Стижиан резко проснулся и моргнул.
- Воруешь наши деньги, значит? - Зашипел ещё один, тот, что был у барной стойки - мужик, который любит драться: побитый, порезанный, с несколькими наколками на руках. - Воруешь, значит?
- Вам тоже не следует подавать голос, ведь вы каждую субботу хаживаете к жене во-он того господина, что за столиком у окна. - Улыбнулся Амит, но тот же прикрыл рот руками, понимая, что несет.
- Господин монах, этот недоросль с моей женой?.. Да вы шутите!
- Ты это у меня деньги уводишь?!
- Да что я то? Эвона старшой себе болече половины забирает, а ты на меня кричишь!
- А ты меня не приплетай!
- Сам меня научил палочки в журнале переставлять, а теперь и валишь все!
- Ты! С моей женой?!
- А я не единственный гость твоей супруги, вот эта пьяная морда тоже у неё там бывает.
- Да я тебе!..
Про монахов забыли уже очень скоро, даже Мэдди, который очень не любил провокаторов и не пускал их на порог чаще, чем самих драчунов, забыл о том, что в завязке этой драки лежала пара фраз монтерского монаха. В драке погибли три стола, шесть ножей, двенадцать ложек, четыре вилки, порвано три занавески (которые жена очень любила), выбито порядка ста зубов, сломано не меньше десяти костей, но самой тяжелой потерей для Мэдди оказался разбитый ящик лежалого монтерского вина.
Именно так, в гуще драки, полусонные, с лицами, наполовину прилипшими к грязным столам, два друга наконец нашли общий язык.
Глава третья.
Холод.
- Буду в столице, - пробурчал Амит, - куплю себе нормальные часы. Наши то, - он постучал ногой по люку крыши часовни, - показывают только минуты, и то не точно.
- Зачем тебе так точно знать время? - Без эмоций, сонным голосом поинтересовался Стижиан, разглядывая укутанные чернотой ночи звезды.
- Чтобы не опаздывать... И, - он поднялся на ноги, попутно отряхивая мантию, - чтобы с точностью до секунды поздравлять с днем рождения.
- М? - Стижиан приподнял бровь.
- С днем рождения, Стижиан!
- И что, вот так все просто? Ты остаешься здесь в качестве младшего наставника, Млинес будет тебя учить использовать свои способности медиума, ты тут остаешься в тепле, уюте, в родных домашних условиях, а мне надо бросить здесь все свои вещи, деньги, нельзя брать ни одной книжки, даже посох отцовский взять не могу, и одетым лишь в монашеские одеяния ехать неведомо куда?! - Выговорил Стижиан, к середине начав ускоряться, а в завершении и вовсе чуть не перешел на визг. Амит не нашелся что сказать, лишь пожал плечами.
На дворе царствовало прохладное сырое утро. Роса ещё не успела лечь на траву, как трое монахов окружили преподавательский стол в столовой и молча смотрели кто куда. Стижиан прислонился спиной к стене и разглядывал старые перекошенные канделябры, Тео без зазрения совести засматривался на разрез на бедре "старушки" Млинес:
- Может, вы мне более четко объясните куда я свято обязан поехать? Отец!..
- Стижиан, мы когда-нибудь подводили тебя? - Млинес не дала ответить Тео. - Нет. Доверься нам и сейчас. Ты... Удостоен великой чести.
- Это я уже слышал.
- Не перебивай меня! Стижиан, ты поедешь в далекий отсюда Храм, сведений о существовании которого ты не найдешь ни в одно книге. В нем живет мастер, который обучает уникальной технике владения энергией. Этот мастер... персона очень избирательная. Монтерский монастырь - единственный монастырь откуда ведется набор учеников, и до тебя это письмо приходило лишь двадцать два года назад.
- Пригласили вас, Млинес?
- Нет, что ты. Женщины в нашем монастыре не обучаются, лишь преподают. Способных в этой сфере женщин мало, очень мало, и если они все же находятся, то их сразу отправляют на обучение в Храм.
- Значит, вы тоже там учились?
- Да... Стижиан, я прошу тебя, наберись терпения и отправляйся в Храм Северной Звезды.
- Что за название? - Возмутился он, зевнув во весь рот. - Название подходящее для секты.
- В каком-то смысле ты прав. Только Стижиан, Храм Северной Звезды - место, где родилось учение силы Богини. В исходном виде оно столь сложно, что лишь могущественные, по-настоящему могущественные последователи Её могут освоить эту технику и применять ёё. Чтобы обучаться в Храме мало быть просто сильным или умным, нужно достигнуть некого баланса, или же иметь шансы на его достижение. Но самое важное, Стижиан, это уметь хранить тайны.
- Тайны?
- Да. Храм Северной Звезды - это самая страшная и самая сокровенная тайна среди всех, что хранит Храм Сияния, культ пресветлой Богини.
- Интересно знать, что же там?
- Не мне решать, узнаешь ли ты это.
- А... Сколько времени занимает обучение в этом Храме? Ещё полжизни?
- Ишь ты как загнул, прям как... - Она закатила глаза. - Не суть. Нет, что ты. Ты уже более-менее умеешь себя контролировать и уже даже перестаешь напоминать беспомощного щенка.
- Спасибо...
- Так что тебя там сразу начнут учить нужным вещам. Нужным тебе, с учетом твоих способностей и особенностей твоей силы. Вплоть до норм общения с твоим духом...
- Моим духом? Но...
- Тебе там все расскажут.
- И когда же я должен отъехать?
- Прямо сейчас.
Стижиан медленно моргнул и перевел взгляд на Тео, в надежде, что тот рассмеется и все это окажется лишь шуткой, но этого не происходило. Тео подошел вплотную к Стижиану и посмотрел на него сквозь едва приподнятые веки. Внезапный, неожиданный для них обоих рывок, и усталый мастер Тео обнял своего сына, не знавшего чем ответить на столь крепкие отцовские объятия.
- Время, Стижиан. Я буду внимательно следить за твоей розой. - Сказал он ему, похлопав по плечу, и больше не сказав ни слова, ушел из зала.
- Стижиан, - окликнула его Млинес, уже стоя у выхода на улицу, - жду тебя у критши.
Критши - то самое любимое дерево Стижиана, где он провел большую часть своей монастырской жизни, где он в свое время прятался от чужих неприятных взглядов и где он держал в своих объятиях прекрасную Амельеру. Почему Млинес велела ему идти именно сюда? Ведь там, за монастырем нет ничего - лишь густой непроходимый лес, где все тропинки уж давно забыты и заросли травой и мхом, лес, который упирался в заснеженные пустыни, где не было ни поселений, ничего - только снег да ветер.
Летом критши никогда не выглядел веселым. Куда лучше и зеленее оно было весной и осенью, но лето и жару оно переносило с легкостью. Критши выросло на своем месте, потому что только здесь, не смотря на многокилометровый лес, можно было почувствовать дыхание севера. Это были тонкие, едва уловимые порывы ветра, и лишь чувствительные листья дерева критши могли его уловить.
- Никогда, - Млинес положила руку на кору ствола критши, - никогда и никто не спрашивал о том, что же лежит за этим лесом. Ведь не бывает такого в мире нашем, чтобы земля, пусть мертвая и заснеженная, была пустой, правда?
Стижиан только подходил к месту встречи и видел затылок Млинес, которая прежде никогда не разговаривала с ним отвернувшись. Лишь в нескольких шагах от мастера, Стижиан обратил внимание на ещё одного человека, чьи серебристые одеяния выглядывали из-за дерева.
- Интересно, справится ли он? - Сказал незнакомый хриплый голос, похожий на женский, но женским не могущий быть в принципе - уж слишком отвратительно он звучал.
- Ну уж если Визы его выбрала, то справится. Главное будь с ним нежна.
- Значит это все-таки женщина. - Случайно вслух произнес монах, остановившись в паре шагов от них. Неизвестная личность высунулась из-за дерева с таким выражением лица, будто она готова к бою насмерть, но это безумие в её глазах длилось лишь мгновение, и вскоре в них застыло непоколебимое спокойствие.
- Стижиан Ветру - Ора Тоурен. Стижиан, - Млинес повернулась к нему, - она проведет тебя сквозь лес.
- Я уже даже спрашивать не хочу... - Он закатил глаза.
- Но учти, она сама сейчас очень уставшая и не много не в форме, голодная, с севшим голосом и готовая на убийство, так что пожалуйста, будь с ней потише.
- Потише?
- Лучше вообще помалкивай. С учетом того, что вы оба хорошо подготовлены, путь до горы вы преодолеете за пару часов. Я права, Ора?
- Да-да. - Она стояла в тени дерева, с взлохмаченными распущенными волосами золотисто-русого цвета, чуть завивающиеся кое-где, но определить было сложно из-за их хаотического расположения, в котором пряди спадали с головы. На ней было надето странное одеяние, отдаленно напоминающее женский вариант монтерской формы. Очень отдаленно: на ногах легкие серые ботиночки, короткие кожаные шорты, какого-то тоже тусклого серо-серебряного цвета, поверх которых была надета юбка длиной до самых пят, с разрезом от самых бедер. Сверху - короткая жилетка, не скрывающая даже пупка, под которой виднелась белая майка.
Разглядев внешний вид своей провожатой как следует, Стижиан тихо кашлянул и устремил свой взгляд снова на Млинес:
- Мы с тобой не скоро увидимся, Стижиан. Очень не скоро.
- Мастер... Я все еще не понимаю, что тут происходит, куда меня тащат, почему без каких-либо вещей и почему все со мной прощаются так, будто я сегодня умру?
- О, - покачала она из стороны в сторону, - Ора, милая, отдаю его тебе, - пока-пока! - Крикнула Млинес, уже на полпути к монастырю.
Ора сделала несколько шагов в сторону лесу и произнесла лишь одно:
- За мной! - После чего эта высокая женщина с в меру мускулистым, накачанным телом, ринулась вперед с такой скоростью, что поднялся ветер. Стижиану пришлось попотеть, чтобы нагнать уставшую "даму" которая была сегодня "не в форме", и ещё труднее было без перерывов держать её ритм. Безумная техника. Безумная барышня.
- Я удивлена тому, что ты ещё можешь идти. - Холодно произнесла Ора, когда Стижиан наконец смог выровнять дыхание. Целый час движения в столь безумном ритме, никаких остановок и передышек, да ещё и холодный воздух, пропитавший все вокруг. Безумие.
Стижиан сделал медленный вдох, затем медленный выдох - идти прогулочным шагом казалось неземным блаженством.
- Сколько у меня времени на отдых, прежде чем мы продолжим эту безумную скачку?
- Мы уже никуда не спешим. Сказав, что дорога займет два часа, ни я ни Млинес не предполагали, что ты сможешь так быстро двигаться.
- Тут безумно холодно. Я поверить не могу что в паре километров отсюда жаркое лето.
- Сорок один километр.
- Что??
- Место, куда я должна тебя отвести в сорока километрах от дерева критши. Нам осталось пройти один километр.
- Не поймите меня неправильно, но я не смог бы за один час преодолеть такое расстояние на своих двоих.
- Я тоже думала, что не сможешь, но ты меня удивил.
Несколько минут шли молча. Стижиану казалось, что разговаривать с этой женщиной так, между делом, просто невозможно. Она спокойно и плавно шла вперед, покачивая бедрами из стороны в сторону, опустив руки вдоль туловища, не обращая никакого внимания на устало волочащегося за ней юношу.
Монаху стало холодно по-настоящему. Каждый тонкий, даже слабый порыв ветра заставлял его скукожится и завернуться в плащ, а Ора даже не замечала этого. Она была монахом. Глядя на её тело Стижиану стало немного завидно. Не то чтобы он хотел иметь большую грудь и быть женщиной, но по состоянию её мышц можно было сказать - её тело совершенно. Она не была слишком сильно накачана, но Ора Тоурен имела стройную красивую фигуру, отличающуюся королевской грацией, красивую кожу, и при этом по состоянию её мышц можно было сказать, что ловкости в её теле куда больше, нежели силы в любом из мастеров Монтеры.
- Если ты идешь за мной, это не повод на меня засматриваться. - Снова холодно произнесла Ора.
- Простите, я не удержался.
- Сейчас будет красивый вид.
- М?
Сначала, Стижиан ошибочно решил, что это она так пытается с ним пофлиртовать, но к своему счастью ошибся, потому что уже через пару шагов черная чаща, по которой они вот уже полтора часа двигались, резко оборвалась, и весь горизонт засиял белым цветом.
Бескрайняя ледяная пустыня занимала все пространство, которое только могли охватить глаза монаха. Солнечные лучи отражались от заснеженных холмов, с неба пышными гроздями падали снежинки. Где-то в километре от того места, где кончался лес, стояло нечто, что должно было быть башней, но куда больше походило на огромную вмерзшую в землю сосульку, на вершине которой находилась небольшая площадка, сияющая на солнце золотом.
Холодно. Здесь, в этой пустыне, ветер дул из неоткуда и отовсюду одновременно. И даже у Стижиана, при всей развитости его тела, уже потихоньку немели пальцы:
- Ты должен забраться наверх. - Сказала Ора, достав из кармана яблочный леденец. - Вон туда, - она указала на самый верх "сосульки", - там уже сам сообразишь куда двигаться.
- Туда? - Монах поднял брови, стараясь сообразить насколько высоким является этот кусок кристаллизовавшейся воды. - Но Ора... - Он обернулся чтобы задать ей вопрос, но женщина с красивым руками уже исчезла, даже не оставив на снегу следов, что уходили бы обратно в лес: значит или она владеет телепортацией, или умеет летать. И то, и то Стижиан считал чем-то, что было за пределами человеческих возможностей. - Наверх?
Добраться до самой глыбы уже оказалось проблемой - полуметровые сугробы и нередкие сугробы поглубже забавляли только поначалу - потом это стало раздражать. Стижиан пообещал себе, что это последний раз, когда он вот так ужасно проводит свой день рождения.
Когда он добрался до казавшейся ему бескрайней глыбы льда, он уже не чувствовал ног и пальцев на руках, а ведь самое страшное ещё было впереди, о чем монах узнал едва коснулся поверхности льдины: она была не только обжигающе ледяной, но и чертовски острой. Мелкие наросты льда оставляли на руках и теле монаха царапины, руки синели, тело уставало. Тело, в котором Стижиан никогда не сомневался.
Он не знал сколько прошло времени, пока его окоченевшие конечности поднимали туловище вверх по сосульке. Стижиан думал о своем друге Амите, который остался в Монтерском монастыре и после восемнадцатилетия получит звание наставника и станет тренировать послушников, параллельно с этим Млинес станет развивать его способности медиума. Нельзя сказать, что Амит с таким уж энтузиазмом воспринял продление своего обучения, но его избитое самолюбие радовала его уникальность - второй медиум в истории. Кто знает, может впереди его ждут великие свершения.
Последний месяц, который Стижиан и Амит провели будучи друзьями, а не просто соседями, с трудом терпящими друг друга, прошел необычайно спокойно. Никаких внезапных заданий, никакого шума и шебуршания со стороны прочих послушников. Эта парочка, для которой экзамен старшего потока был чем-то вроде неудачной шутки мастеров (Амит и Стижиан смеха ради сдали по пятьдесят благодарственных грамот), почти весь последний месяц занимались только тремя вещами: возились на кухне с мясными блюдами (преимущественное выполняя роль дегустаторов), играли по ночам в карты, в перерывах между лазаньем по крышам домов жителей Монтеры. Было в это игре нечто чарующее: быстро пробежать по крыше дома так, чтобы те, кто в нем живут, не услышали ничего. К сожалению, ни Стижиан ни Амит не обладали кошачьей грацией, и не раз разгневанные хозяева домов выбегали на улицу, посыпая скрывающихся во тьме ночи монахов неприятными словами.
Стижиан закинул руку вверх и не почувствовал обжигающего льда: там была пустота. Он поднял голову и увидел, что мучениям его пришел конец - его левая ладонь нащупала гладкую ледяную поверхность платформы на вершине глыбы. Одна подтяжка, потом другая, и вот монах уже лежит голым пузом на ледяной, как и все вокруг, поверхности глыбы, и ему кажется, что он из кишащей демонами бездны выбрался на летнюю усыпанную ромашками полянку. Эта иллюзия жила в его голове до той минуты, пока он не услышал третий за сегодня женский голос, сказавший:
- Добро пожаловать в Храм Северной Звезды.
Стижиан поднял голову и громко, от души во весь голос ахнул. Может, ему понравилась ещё одна пара красивых ног, в той же одежде, что носила Ора, только это была не Ора, и она тут не причем... Монах увидел тонкий белый мостик, должно быть тоже изо льда, только вот монаху он казался хрустальным. Мост шел вперед к вратам белокаменного Храма. Храма Северной Звезды.
Увидев его, Стижиан понял, почему Млинес говорила об это месте с таким благоговением. Увидев его, Стижиан как никогда сильно почувствовал в своем сердце тепло, которым веяла его вера в Богиню, в Северную Звезду, упавшую больше шести сотен лет назад.
- Поднимайся, Стижиан. - Подошла к нему женщина и протянула руку. - Ты один? Очень жаль, я надеялась Млинес отпустит ко мне твоего друга, но видимо не судьба. Я не умею работать с медиумами, да и никто не умеет, а мне очень хотелось попробовать. У меня есть подозрение, что Амит второй, после Млинес, рожденным живым медиум. Но что это я. Как тебе вид?
Перед глазами Стижиана возникло лицо молодой светловолосой женщины, невероятно похожей на Ору... И на Млинес одновременно. Она мертвой хваткой схватила монаха за руку и одним легким для неё рывком поставила его на ноги:
- Меня зовут Визы, но для тебя я буду проcто мастер. Или мастер Визы, все зависит от того, что тебе больше нравится.
Стижиан попытался произнести что-то, как вдруг внезапно понял, что его непрошибаемый иммунитет и морозостойкость дали трещину, лишив его голоса. Визы, думал про себя Стижиан, ну никак не могла быть наставником Млинес, ведь это значило бы, что она как минимум на полвека старше её, а это уже близится к четырем сотням лет, а то может и переваливает, и это никак не укладывалось в голове.
- Ты думаешь я слишком молода чтобы быть мастером? Поверь мне, после первой же тренировки ты разубедишься в ошибочности твоих суждений, и не только в этом, хотя мне очень приятно, что ты считаешь меня такой молодой. Хм... Я правда так хорошо выгляжу? Чудненько. Вообще я хочу тебя поблагодарить: когда я узнала, что известный по всему миру Стижиан Ветру в этом году окончит монастырь, у меня, наконец, появился шанс вернуться сюда, в этот Храм, который для меня, честно говоря, как дом родной. Все молчишь? Ах да, у тебя голос сел, но ладно, у нас будет много времени поговорить и обменяться впечатлениями. Ну что ж, добро пожаловать!
Два с половиной года спустя Стижиан все же узнал, как на самом деле должен выглядеть Храм Северной Звезды со стороны: это совсем не храм - это крепость. Кто её здесь построил и зачем её здесь построили - ответ на этот вопрос не могла дать даже Визы, которая в последнее время стала совсем уж молчаливой.
Эта крепость, по размеру, ну если брать в квадратных метрах, могла бы задавить Монтеру. Врата и широкие стены, замок в два этажа, каждый из которых был ещё в два этажа среднестатистического здания, - это то, что было снаружи - истинный Храм скрывался внутри. Он уходил в самый низ горы, так глубоко, что когда Стижиан в первый раз заблудился в этих пещерах, то был уверен, что наткнется на дракона, ведь по преданиям, они живут именно в горах. К счастью, этого не случилось, но зато монах обнаружил интересное местно, куда, видимо, скидывали тела тех, кто пытался проникнуть в это святое место раньше: от самих налетчиков ничего не осталось, кроме их доспехов. Доспехи попадались самые разные, большинство из которых Стижиан не узнавал: ни эмблемы, ни цвета, ни резьбу, ни форму. Должно быть, этот Храм, эта крепость стояли здесь ещё до падения Северной Звезды, а значит, и народы в то время были иные.
Два с половиной года спустя после прибытия, Стижиан, спросонья, босиком и без плаща, в качестве утренней разминки спрыгивал с высоты ста метров вниз - к мягкому и ненавистному снегу, а потом медленно и не спеша, даже получая от этого удовольствие, поднимался вверх к площадке, и единственным, что ему во всем этом не нравилось, было то, что волосы, успевшие отрасти до пояса, прилипали к спине. Последние полгода, там, наверху, его встречала мастер Визы с чашкой горячего чая в руках и расческой в кармане.
Во всем монастыре кроме них двоих никого не было. Стижиан, в обмен на то, чтобы Визы научила его делать мощное снотворное, благодаря которому он спокойно мог пережить весну, согласился готовить им обоим еду, пообещав не спрашивать у молчаливой наставницы откуда появляются продукты.
Поначалу монаху казалось, что он сойдет сума в одиночестве от нехватки и без того минимального общения с людьми, которое было ему необходимо, но Визы правильно говорила, что он во многом разубедится, многое в нем изменится, и Стижиану стало не хватать двадцати четырех часов ежедневного "одиночества".
Тренировки, тренировки и тренировки.
Когда по утрам монах вскарабкивался на ледяную платформу и видел мастера Визы, одетую в шелковые платья, ему хотелось плакать, ведь расскажи он кому-нибудь о силе этой женщине - его примут за душевно больного. Мастер Визы - самое сильное существо... самая сильная... самый сильный человек, из всех, с кем Стижиану посчастливилось быть знакомым. Иногда ему казалось, что она одним ударом способна расколоть гору, в которую врос Храм, надвое.
Помимо мистического появления свежих продуктов на кухне, Стижиана беспокоила (да! именно беспокоила) ещё одна вещь касательно этого Храма - тот факт, что ему было не меньше двух тысяч лет. Стены, двери, рамы (не оконные, поскольку окон здесь и не было), пол, некоторая посуда, мебель - на них было вырезано великое множество досель неведомых Стижиану знаков, символов, рун. Когда Визы только научила его читать их, не разобравшись толком с произношением, монах пару раз сам себя поджег, призвал с десяток каких-то запыленных книжек, которые Визы с визгом восторга вырывала из его рук и снова куда-то прятала. В Храме Северной звезды скрывалось великое множество тайн простых, тайн магических, тайн до неприличия древних, Стижиан по-прежнему верил в то, что где-нибудь в пещерах все же посапывает дракон, зарывшись когтистыми лапками в сокровища.
В Храме было все, но Стижиан нигде не видел ни одной эмблемы церкви Сияния - четырнадцати конечной звезды. В библиотеке (Стижиан прочитал почти все книги) не было ни одного экземпляра Святого Божественного Писания, бывшего своеобразным сводом морально-этических правил, оставленных Богиней простым смертным, своим слугам, и которые Инквизиция тыкала в нос всем и каждому. Святое Писание - можно сказать библия Храма Сияния.
Однажды, два года спустя после знакомства, Стижиан все же спросил у своего мастера, почему в Храме, чье название связанно с рождением культа Северной Звезды, нет ни одного её символа, ни одной книги - ничего:
- Стижиан, ты большой мальчик и должен перестать верить в сказки. - Сказала она, держа в руках небольшую руну огня, сиявшую так ярко, что будучи крохотной, она освещала коридор на несколько метров вперёд. Они шли к очередному тренировочному полигону, который когда-то был торжественным залом. Таковым его считал Стижиан: все уже разрушенные ими залы обладали невероятной красотой. - Святое учение, святые писания, Звезда, упавшая с неба и даровавшая нашему миру святую магию... Ты действительно веришь в это?
Монах удивленно посмотрел на сверкающую перед его глазами длинную светлую косу Визы, и понял, что внутри него все холодеет:
- Вы... не верите в силу Богини? В силу Северной Звезды?
- Верить и знать - разные вещи. Если я скажу тебе, что своими глазами, будучи маленькой девочкой видела падение Северной Звезды? Видела, как белое сияние прорезало небо, и как звезда разлетались осколки.
- То вы повергнете меня в шок и ужас, ведь тогда вам уже минимум шестьсот тридцать лет... И как можно не верить в существование Богини, если вы своими глазами видели, как она падала? Если у вас на глазах зарождалось учение святой магии, святой силы... - Стижиан уже начал было уходить в размышлеия, но Визы прервала его, щелкнув пальцем.