Однажды я встретила волка

Глава 34 Митьяна

Каждая Охота — это дань уважения Всевидящей Луноликой. Охота объединяет стаю и делает ее сильнее, а дружная семья и растущие дети — то, что радует любую мать.

Из торжественной речи вождя волколюдов, открывающей Охоту

Х514 год, 26 день месяца Зреяния

Митьяна все же поселилась в комнатке под самой крышей. Места было немного, спать приходилось на узкой кровати с подстилкой из мха и сухой травы, но зато было окно прямо на крыше. Лик помог ей обустроиться, предложил побыть одной некоторое время, предупредив, что вечером устроит ей обход поселения, а затем поведет на тренировку.

С Тайрой она почти не пересекалась — те два раза, когда они сталкивались на лестнице, волколюдка поджимала губы и спешила по своим делам, даже не здороваясь. Мита не настаивала на общении. Даже несмотря на их разговор по душам в деревне, ее отношение к травнице не сильно изменилось.

Луна понемногу росла, и Зверь стал подавать голос. Среди сородичей он осмелел, и Митьяна стала чаще замечать, что плохо контролирует эмоции. Вечером первого дня пребывания в поселении, на тренировке, она обернулась по собственному желанию, но на завтра же ее тело и душа заныли, требуя волчьего облика. Это так напугало ее, что девушка, не раздумывая, влетела в комнату Лика, разбудив хозяина от утреннего сна.

' Раз просит, значит, надо… ' — пробурчал Лик и посоветовал ей не препятствовать желаниям Зверя.

Чтобы не выставлять напоказ умения новоиспеченной волколюдки, Лик не тренировал ее рядом с поселением, а уходил на юго-запад, поближе к тракту, ведущему в Алсен. Мысль о том, что придется участвовать в общей охоте, не обрадовала травницу.

— Да я ж так никого ни разу и не поймала! — жаловалась она на одной из таких тренировок, уворачиваясь от прыжков Лика.

— А зайца? — напомнил волк.

— Не без твоей помощи. Ты загнал его для меня.

— А на охоте тебе поможет вся стая. Не отвлекайся.

Как учитель Лик был беспощаден. Если бы кроме тренировок их ничего не связывало, Митьяна наверняка возненавидела бы его. Он раздавал указания и не давал ни малейшего шанса выполнять упражнения вполсилы, и травница понимала, что все их встречи ранее он был весьма снисходителен. Теперь же за пару часов с двумя короткими перерывами она выматывалась так, будто целый день таскала полные ведра от родника до дома.

Одним из преимуществ Митьяны Лик считал скорость. По прямой или с небольшими препятствиями она разгонялась так, что даже ему приходилось напрягаться, чтобы догнать ее. Вместе с этим Всевидящая обделила свое новое дитя ловкостью: прыжки волчицы всегда были мимо цели, во время бега она собирала мордой все ветки, что вставали на пути, не успевая уклониться. Что уж говорить о том, чтобы поймать кого-то на лету.

На двадцать шестой день месяца Зреяния, ближе к вечеру, когда лучи солнца уже приобрели золотистый оттенок, к их тренировкам впервые присоединился Катар. Ранее Лик разделял их, давая Митьяне отдохнуть во время занятий с волчонком, но сегодня малыш выпросил у наставника разрешение потренироваться вечером. Мита не видела Катара с тех пор, как они с Зерой спрятали его от деревенских, и была невероятно рада встрече. Тот обрадовался не меньше.

— Ты и правда та самая! — воскликнул он вместо приветствия, стоило ему выскочить на поляну, где они тренировались с Лико.

Лик поднял бровь и едва заметно обнажил клыки.

— Ой, — перепугался Катар и наклонил морду к земле. — Прошу прощения, мой вождь…

— Сколько раз тебе говорил, зови по имени.

— Да… конечно… прости.

— Можешь пока отдохнуть, — обратился Лик к Мите, и та едва не заскулила от облегчения. — Катар, помнишь, чем мы занимались в прошлый раз?

— Конечно! — с гордостью отозвался волчонок.

Лик кивнул, приглашая продемонстрировать свои умения.

Мита лежала в тени и вяло поглядывала за тем, как Катар прыгал вокруг Лика, пытаясь дотянуться до загривка. Волчонок пользовался своим размером и нырял между лап наставника, уворачиваясь от его зубов; прятался между ветками кустарника, крался в высокой траве, чтобы застигнуть его врасплох. Несмотря на некоторую скованность движений, Лик ни на мгновение не уступал Катару и не переставал перемещаться по поляне. Устав нападать из тени, Катар пошел в открытую и попытался взять Лика хитростью.

Глаза волчонка горели решимостью вперемешку с восторгом; в них светилось неподдельное обожание. Миту это даже тронуло — малыш искренне любил своего наставника, а занятия с ним приносили ему удовольствие. В таком возрасте взрослые кажутся почти богами, и если так, то для Катара Лик был невероятно заботливым богом. Сын главы гонял его не меньше, чем Миту, но со стороны ей было отлично видно, каким вниманием был пропитан каждый укус или толчок лапой.

Внезапно Митьяна ощутила укол в груди и растерянно прижала уши. Она проследила, как после очередного неудачного прыжка Катар кубарем покатился по траве. Лик выпрямился и обнажил клыки в насмешливом оскале. Было в нем что-то снисходительное и нежное одновременно, и от этого в груди у Миты защемило еще сильнее. Она одернула себя и зарылась носом в растущий под елями мелкий хвощ. Боги, она что, ревнует?..

— Ты выбираешь верную тактику, — вырвал ее из мыслей голос Лика, — но исполнение все еще не дотягивает. Впрочем, справляешься гораздо лучше, чем несколько дней назад. Уже не похоже на неуклюжую перепелку, которая пытается взлететь.

— Я почти не падал! — похвалился Катар.

Мита про себя хихикнула: светлую шкуру волчонка облепили сухие иголки и травинки, как если бы он от души извалялся в них.

— Главное — всегда подниматься на ноги. Брюхом кверху — верная смерть перед врагом. — Янтарные глаза волколюда уставились на травницу — он обращался и к ней.

— Надеюсь, на ближайшей охоте мне простят подобную оплошность… — попыталась пошутить волчица.

— Я бы на это не надеялся.

— Почему? Это же охота, а не битва.

— Охота — это всегда битва. Любое животное попытается дать отпор в попытке сохранить себе жизнь.

— Под отпором ты подразумеваешь побег?

Лик криво улыбнулся.

— Звериная охота сильно отличается от человеческой. Вы предпочитаете бить с расстояния, что совершенно не играет на лапу добыче. Вот она и убегает, потому что это единственный способ защититься. А мы всегда вступаем в ближний бой. И побег — самое безобидное, что ты можешь встретить, хотя и это не всегда так.

— А что тогда страшно? — спросила Мита.

— Когда увидишь вблизи оленьи или лосиные рога, или же их копыта — поймешь, о чем я. Твоя очередь, ты отдохнула достаточно. А ты, Катар, отдохни.

— Я не устал! — выпятил грудь волчонок.

— Я велел отдохнуть. Или ты уже забыл, что обещал меня слушаться?

Катар опустил уши.

— Помню…

— Если не хочешь валяться в тени, сбегай домой и принеси нам всем чего-нибудь перекусить, — предложил Лик.

— Это я могу! — обрадовался Катар и стрелой сорвался с места.

Лик проводил волчонка взглядом и повернулся к Мите.

— Ты сам-то не выдохся? — поинтересовалась волчица. — У тебя же до сих пор тело болит.

— Мне уже легче, — отрезал он.

— Не загоняй себя из-за меня.

— Если я не смогу научить тебя хоть чему-то за эти пару дней, это будет пятном на моей чести. Не пытайся отлынивать. От этого зависит и твое будущее тоже.

— Я знаю. — Митьяна вздохнула. — Знаю, но… как-то странно для меня все это.

Лик подошел ближе и осторожно коснулся носом ее щеки.

— Давай для начала разберемся с охотой. А потом со всем остальным.

На закате в лесу раздалась перекличка: несколько голосов слились в стройный вой, который дополняли короткие подвывания. Катар, который до этого прыгал по поваленной ели, поскользнулся и шмякнулся на землю. Лик навострил уши и недовольно проворчал:

— Охотники…

Митьяна, выползавшая из кустов после неудачной попытки атаковать Лика, выплюнула попавшие в рот ветки и переспросила:

— Охотники?

— Филлат и Кама. Скорее всего, собирают молодняк, чтобы этой ночью устроить им последнюю тренировку перед большой охотой. Отец, видимо, дал добро, а значит, никто не должен мешать им сегодня — присутствовать дозволено только тем, кто ведет ночной обход. — Он поднялся на лапы и махнул хвостом. — Идем. Даже несмотря на то, что охота тренировочная, к вечернему костру должен собраться весь клан.

— А… — изрекла волчица, но послушно отряхнулась и потрусила за ним.

— Лик, а мне можно не присутствовать на охоте? — спросил волчонок. Он в два прыжка догнал старших и теперь бежал чуть позади Лика, слегка прижав уши.

— А почему ты думаешь, что должен?

— Ну… меня ведь обучали как охотника, до того, как я стал твоим учеником.

— Сейчас ты один из будущих воинов клана и отвечаешь на наш с Тайрой призыв.

— Получается, в клане такое значительное деление на охотников и воинов? — удивилась Митьяна.

Волколюд скосил глаза.

— До недавнего времени оно не было таким сильным… Впрочем, нет. Последние несколько лет напряжение между нами только растет. Сомневаюсь, что до нашего с Тайрой рождения было иначе.

Мита благоразумно промолчала: вызнавать детали было неудобно и даже страшно. Еще страшнее сейчас было показаться на глаза всему клану: до этого ее видел едва ли десяток волколюдов, но сейчас таких десятков будет несколько.

К костру Лик привел Митьяну в человеческом обличье. К моменту, как они ступили в круг, большая часть клана уже собралась. Под косыми взглядами травница ежилась и непроизвольно жалась к Лику: одни были любопытными, другие — откровенно неприязненными и, тем не менее, одинаково ее пугали. Даже Зверь внутри нее притих, правда, ненадолго. Стоило Мите пересечься взглядом с высокой статной женщиной с неровно остриженными взъерошенными волосами, стоящей по ту сторону костра, как в ответ на ее презрительную ухмылку по всему телу прокатилась волна раздражения. Волколюдка смотрела прямо на травницу, изредка косясь на замершего рядом Лика. Пламя костра плясало в ее глазах, отчего она действительно походила на порождение Аозара, каковыми считали волколюдов деревенские.

— Кто?.. — начала было Мита тихо, но Лик опередил ее вопрос:

— Кама Зрячая, первая охотница клана. — Его голос был низким, похожим на рычание. — Мнится мне, они с Филлатом нарочно решили вывести своих малолеток на пробную охоту.

— Зачем?

— Чтобы отнять у нас время для подготовки.

Что ж, злость, внезапно вскипевшая в Митьяне, теперь казалась объяснимой. У травницы было чувство, что Кама не даст ей покоя и на самой охоте.

Когда у костра появился Рууман, остальные притихли. Он заговорил, и голос его был зычным, раскатистым; он словно накрывал всю поляну, заставляя прислушаться всех и каждого. Мита почти не улавливала смысла его слов: что-то про важность предстоящей охоты, про роль молодых в будущем клана и про правильность решения первых охотников клана. От мощи его голоса Мита дрожала и ничего не могла с собой поделать. Про правила пробной охоты, она уже не слушала, только глядела себе под ноги и молилась всем богам и Всевидящей, чтобы это наконец закончилось.

За всю свою речь Рууман ни разу не взглянул на Митьяну. И та была ему за это благодарна.

— А ты уверен, что это хорошая идея? Нам не влетит?

— Правила гласят, что во время тренировок нельзя охотиться самим или как-то мешать охоте. Если хочешь провести последнюю ночь перед охотой в компании других воинов или Тайры, так и скажи.

Митьяна затрясла головой.

— Не хочу.

— Тогда я предлагаю тебе на время спрятаться в укромном месте. Думаю, ты знаешь, о чем я. — Лик оскалился. — Правда, нам стоит поторопиться. Если попадемся на глаза кому-то из охотников, те сразу нажалуются отцу, и вот тогда нам влетит.

— А ты любитель нарушать правила, — заметила травница.

— Просто я тоже устал от всех этих косых взглядов.

Лик уверенно повел Миту тропой, которую та уже знала: река, заросли папоротника, плотная стена из кустов и, наконец, скрытое за ними озеро. Лик скользнул к нему первый, поманив волчицу за собой. Митьяна с наслаждением вдохнула влажный воздух вместе с целым букетом различных запахов, а при виде знакомой серебристой глади довольно взвизгнула и прикрыла глаза.

— Еще с прошлого раза хотела здесь искупаться. Можно?

— А кто запрещает? — Янтарные глаза Лика блестели.

Наплевав на осторожность, Мита с громким тявканьем влетела в воду, обдав все вокруг брызгами. Уставшее после долгих тренировок тело от прохлады зашлось приятной дрожью. Мита нырнула глубже, коснулась лапами дна, а затем высунула морду на поверхность.

— А тут неглубоко, — отфыркиваясь, заметила она.

Лик улегся на берегу и теперь лениво поглядывал за весельем волчицы.

— Ты не пойдешь?

— Как-то нет настроения.

— Да брось! — Мита выскочила на берег, обдав Лика водой, на что тот заворчал. — Тебе не помешает немного расслабиться.

Волк сморщил нос.

— Зато ты расслабилась довольно быстро.

Она понурилась и села рядом.

— И вовсе это не так, — тихо ответила она. — Просто я подумала, что простая радость может хоть немного забрать мой страх.

— Я знаю, что ты боишься. — Лик мягко ткнулся носом в мокрую шерсть. — Потому и привел сюда. Подумал, что здесь ты станешь чуть спокойнее.

— Ты тоже сам не свой с тех пор, как я живу в поселении.

— Мне положено.

— Но сейчас-то можно?

Они встретились взглядами, и спустя несколько секунд молчания Лик сдался.

— Думаю, немного можно, — обнажил клыки он.

Его прыжок оказался настолько стремительным и неожиданным, что Мита не сумела удержаться на лапах и кубарем покатилась в воду.

— Реакция никакущая, — заметил Лик тоном наставника.

— Мы же не на тренировке! — обижено огрызнулась Мита.

Она вскочила и понеслась вдоль берега, и во все стороны от нее разлетались брызги. Лик зарычал и бросился следом. Миту охватило волнение, которого прежде она не испытывала: в их первую встречу она боялась его до дрожи в коленях, во вторую удирала со всех ног, подгоняемая страхом оказаться добычей в его зубах, но сейчас дрожь по телу была от предвкушения, когда он догонит ее и повалит на землю. Ей неожиданно понравилось дразнить волка, помахивая хвостом, прыгая то в озеро, то на мягкую траву; нравилось, что он не торопился догнать ее, играя с ней в эту незамысловатую игру. А по тому, как довольно он морщил нос и скалился, она понимала, что это нравится и ему.

Все закончилось, когда Митьяна устала бегать вокруг озера и позволила Лику схватить себя за загривок. Она улеглась на траве, вытянув лапы, а волк навис над ней и лизнул в макушку.

— Будем считать, что победа за мной, — довольно проурчал он.

— Я поддалась тебе, — не согласилась Мита.

— Как и я тебе. Какой приз полагается победителю?

Травница закатила глаза.

— О призе мы не договаривались.

— Значит, я могу выбрать любой? — хитро прищурился Лик.

— Почему-то мне кажется, я знаю, что ты выберешь.

Митьяна прислушалась к себе. Голос волчицы, которая наслаждалась погоней, затих, уступив ее собственным чувствам. Решив, что так будет правильно, она зажмурилась и представила, как ее тело вновь становится человеческим. Похоже, в своих желаниях они с Ликом совпали: стоило ей ощутить знакомую тяжесть намокших распущенных волос и щекотание травой обнаженной кожи, как горячие губы коснулись ее плеча.

— Именно это… — прошептал он ей на ухо.

Рука волколюда властно провела по девичьему бедру, и Мита вся покрылась мурашками. Кровь прилила к лицу, стало жарко, несмотря на ночную прохладу. Лик покрывал поцелуями шею, с каждым разом все ожесточеннее и иногда прикусывая кожу. Когда он развернул Миту к себе и нашел ее губы, девушка задохнулась от неожиданности. Возбуждения.

И от легкого страха.

Все предыдущие разы Лик был осторожен и нежен. Сейчас он больше походил на зверя, чье желание обладать брало верх. Он догнал ее здесь, на берегу озера, и заявил на нее свои права. Его ладони теперь исследовали тело травницы, оглаживая изгибы, сжимая грудь, бедра, ягодицы, словно подчеркивали: мое. Близость пьянила, от нее у Миты кружилась голова и перехватывало горло. Когда Лик оторвался от поцелуя и провел языком по ее ключицам, она коротко вздохнула. Когда коснулся ложбинки, обхватил губами сосок и слегка прикусил — застонала, прогнувшись в спине. Это раззадорило волколюда еще больше: он перехватил ее запястья, не давая возможности двинуться, и продолжил играться с грудью языком.

— Ли-ик… — всхлипнула Мита.

На мгновение происходящее показалось ей преступлением. Согласно людским законам, она не должна отдавать свое тело мужчине до замужества, и богиня-матерь Иина, вероятно, не подарит ей более своего благословения. В ответ Зверь внутри нее возмущенно зарычал. С чего бы ей теперь подчиняться этим нелепым правилам? И зачем ей теперь людские боги? Всевидящей все равно на подобные предрассудки.

Лик, наконец, отпустил ее руки, и Митьяна тут же обхватила шею Лика. Осмелев, она притянула его ближе, чувствуя, как обнаженный торс касается ее живота. Внутри все сжалось от сладостного предвкушения. Зарычав, Лик снова впился в ее губы поцелуем, а когда отстранился, его глаза были темными, как безлунная ночь.

— Не отпущу, — вкрадчиво пообещал он.

Лик приподнялся, дав Мите возможность осмотреть его подтянутую мускулистую фигуру, и девушка впервые пожалела, что от узкого месяца было так мало света. Она провела руками по груди, нащупала перекатывающиеся под кожей мышцы. Издав глухой рык, Лик обхватил ее ягодицы и резким рывком вошел в нее. Мита вскрикнула, почувствовав, как на ресницах набухли слезы.

Боги, никто не говорил, что это больно!

Однако боль вскоре сменилась острым наслаждением. Оно билось в груди, тянулось в низу живота и было так велико, что, казалось, пыталось вырваться наружу. Впившись ногтями в спину Лика, Митьяна кусала свои губы, стонала, сходя с ума от растекавшегося по всему телу жара. Она то чувствовала Лика внутри себя, то, наоборот, растворялась в этом ощущении, иногда пыталась отстраниться, чтобы найти взгляд волколюда, но его сильные руки не позволяли. Она не знала, сколько выдержит еще, но мысленно — а может и вслух — умоляла его не останавливаться.

В эти долгие сладостные мгновения они были одним целым, и теперь Митьяна не хотела терять частичку себя, что отныне навеки осталась в нем. Разве что в обмен на его собственную.

Перед тем, как завершить, Лик шепнул ей в губы ' моя ' и напоследок сжал бедра. А затем повалился на траву рядом. Мита тяжело дышала, прижав руки к груди. Все тело дрожало.

— Никогда не получал такого удовольствия, — проурчал волколюд ей на ухо. Его рука легла на живот, вторая проскользнула под ним, заключая девушку в объятия.

Митьяна прикрыла глаза, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Близость с мужчиной всегда казалась ей чем-то далеким: она не знала никакой любви, кроме отцовской, а матери, которая могла бы таким поделиться, лишилась рано. Впрочем, вряд ли мать смогла бы рассказать ей о том, каково это — любить волколюда. Занятно, но именно сейчас, будучи нагой и незащищенной, Митьяна чувствовала себя в тепле и безопасности — как будто кольцо рук Лика давало ей все. Грудь распирало от нахлынувших чувств, и она не знала, что с ними делать. Сохранить внутри? Закричать, выплеснуть их наружу? Ничто из этого теперь не казалось ей правильным.

Поэтому Мита продолжала тихонько лежать в объятиях Лика, слушая его дыхание и грохот собственного сердца. Он был сейчас с ней и ни с кем больше. Дарил любовь и заботу ей одной. Зверь внутри довольно урчал, и от этого урчания по всему телу шли мурашки.

Внезапно Мита подумала, что однажды Лику придется выбирать. Охота уже завтра, но она не была к ней готова. Едва ли у нее получится поймать какую-то добычу. Конечно, они с Ликом тренировались, но разве трех дней погони за зайцами и перепелками достаточно?

Волколюд заметил ее смятение и сильнее прижал к себе. Травница прикрыла глаза и вслушалась в ровное биение его сердца, надеясь, что сможет унять свое.

— Лик… — окликнула она тихо. — А что будет, если я провалюсь?

Она настолько не верила в свои силы, что чуть не ляпнула «когда» вместо «если». Руки волколюда напряглись.

— Что значит, если ты провалишься? — переспросил он недовольно. — Все у тебя получится.

Митьяна помотала головой, не открывая глаз. Одной щекой она чувствовала горячую кожу у него на груди, а другой — мягкую прохладную траву.

— Ты знаешь сам, как мало у меня шансов. Что ты будешь делать, если боги… если Всевидящая не будет ко мне благосклонна? Ты ведь не сможешь одновременно следовать интересам клана и своим собственным.

Лик не отвечал. Его сердце, казалось, забилось чаще, но виду, что его взволновал вопрос, он не подал.

— Я не хочу, чтобы из-за меня ты отказывался от семьи и сородичей.

— Я не брошу тебя, — уверенно отозвался Лик.

— Разве ты пойдешь против отца? Против клана?

Кольцо рук ослабло, и Мита съежилась.

— Почему ты вообще об этом заговорила? — пробормотал Лик. В его голосе слышалось разочарование… или тоска? А может, и вовсе отчаяние, хотя Мита подумала, что ей наверняка почудилось. — Не о том ты думаешь.

— Знаю… Но я боюсь. Мне страшно, как никогда не бывало. И больше всего я боюсь неизвестности, которая скрывается за провалом.

— Поэтому ты спрашиваешь меня о выборе?

— Мне очень хочется, — она стиснула кулаки, — чтобы ты остался со мной. Но я не могу просить тебя о таком. Я не могу просить тебя предать клан, ведь по моей вине уже и так развалилось слишком многое.

— Ты снова о своей вине… — поморщился Лик.

— Прости. Как бы я ни пыталась, не могу от нее отмахнуться.

— Я не хочу выбирать… — Он стиснул зубы. — И надеюсь, что мне не придется.

— Лик…

— И буду верить, что Всевидящая слышит мою просьбу.

Он прижал ее к себе так сильно, что на мгновение Мите стало нечем дышать. Она зажмурилась и уткнулась носом в его грудь. Спокойнее не стало, но решимость разгорелась с новой силой. Она должна сделать все возможное, чтобы не видеть больше Лика таким нерешительным. Никто не должен был это видеть. Пусть это останется их маленькой тайной.

— Я тоже буду верить… и сделаю все, что в моих силах.

Лик промычал что-то в ответ, а затем резко отстранился и сел. Испуганная Мита прижала руки к груди, прикрываясь.

— Я уж гадал, сколько придется тут проторчать в ожидании, когда меня заметят, — раздался откуда-то сверху насмешливый голос.

Митьяна взвизгнула и съежилась.

— Знаешь, что бывает с теми, кто слишком много подсматривает? — проворчал Лик.

— Ха-ха, — рассмеялся голос, и по тому, как он походил на карканье, травница моментально догадалась, кому он принадлежал. — Скажи еще, что клюв оторвешь.

— Ты подкинул мне заманчивую идею.

— Допрыгни сначала, мохнатый.

— Нарываешься.

— Напугал.

Черная тень упала с одного из деревьев, приняв очертания большого ворона. Его глаза-бусины блестели, отражая неяркий свет звезд и узкого полумесяца. Мита испугалась, что Лик бросится на него, но ворон знал друга лучше. Волколюд раздраженно выдохнул и поинтересовался:

— Есть новости?

— Еще какие! — Ворон встопорщил перья и довольно заурчал. — Теперь за тобой должок, мохнатый.