Одна сотая секунды

Глава 27

Уже не снимали комнаты, не смотрели расписания. Время неслось обезумевшим скакуном, и никто не в силах был предотвратить его бег.

Восемь дней отделяло все слои реальностей от разделения их на «до» и «после». Так что зачем снимать какие-то комнаты? Забрели в ближайший приют для странников, заказали щупальца осьминогов в лимонном соусе и рыбные прослойки с маринованными виноградными листьями, махнули по стопке красной водки и замолчали, терпеливо ожидая, когда произнесет хотя бы слово та, что не замечала ни еды, ни действительности.

А я действительно не замечала, лишь немного плыла от алкоголя и не выпускала из ладоней «Черного Принца».

«Что ты чувствуешь?»

Вопрос Юси остался без ответа. Да и был ли он услышан? Был. Услышала каким-то лишним краем самой себя, тем же самым, что фиксировала происходящее, тем самым, что позволял взирать на все со стороны и отмечать каждую деталь, облаченную в звенящую четкость.

— Карма так и будет с ним сидеть? — Не выдержал Уэлл.

Буду, юный наследник эльфийского дома Вестренденских, так самоотверженно поверивший чужим словам и бросившийся на защиту мира. Видишь, юный друг, нет никаких сражений, и даже смерть небрежна к нам, она с ленцой лишь изредка поглядывает в нашу сторону краем глаза, хмыкает и убирается по своим делам. Видишь, мой славный друг, нет никаких боев и нет нужды обнажать кленки и скрещивать их, ибо в вашем мире теперь принять сечь врагов информацией, упорством и все той самой пресловутой верой. В вашем мире молчит оружие, бесполезное против стука колес поездов и синих всполохов телепортов, против яркого света экранов и таблиц Скриббера.

— Не мешай, — одернула Рада, — если Арвелл в ней не ошибся, то теперь и она не ошибется.

Не мешает, подруга, отщепенка от дома Солейнов, его позор и великолепие. И ты не мешаешь и не помешаешь, самоотверженная до последнего волоса в хвосте, до последней секунды в своей жизни, мертвая, но живая, просеявшая бытие сквозь пальцы и сохранившая лишь то, что воистину имеет значение.

Королева камней. Я. Непризнанная и самовозведенная на известняковый трон. Была бы магом… Хорошо, что не маг, не ведьма, а то бы пронзались кальцитовыми жилами сердца неугодные, спекалась бы в гематит кровь предателей, застывали бы кремнием легкие подлецов.

Сама бы обернулась камнем, дабы не пихать палки в колеса бесполезных жизней, в которых за шелестом купюр и блеском роскоши ворочаются честь и низость, гордость и трусость.

Нет, и не королева. Просто слышу их, чую, чувствую нутром. Грани характеров, грани минералов, плоскости интересов, плоскости камней, сингонию души, сингонию кристаллов — искать ли различия? Люди лживы, камни честны. Я лжива, а камни все равно честны. Как и этот, покоящийся на ладонях. Белесая примесь смотрит то ли в будущее, то ли в прошлое, черная глубина зовет в еще один последний полет. И разве можно отказать? Нет, не противиться, идти следом, ступать и бережно нести под открытое небо. Кто-то рванулся позади, кто-то остановил рванувшегося.

— Сегодня лунная ночь, видишь?

Бриллиант вобрал в себя лунный свет, ответил таинственным мерцанием, холодный и вечный, находящийся дальше самой далекой звезды, дальше последнего предела, дальше всех логических и нелогических доводов. Вне слов и вне разума, вне реальностей и вне нереальностей.

Он.

Она. Она — это я.

Вера в свою силу. Вернее, вера в веру в свою силу.

И начхать на ее мифичность и несостоятельность.

Время летело в бездну, бездна рушилась под натиском времени. С небес сыпались мерцающие звезды, а под ногами распахивалась морская глубина. Да, нельзя вспоминать, нельзя… о чем можно? О крыле, что взрезает волны? О молниях, вспарывающих небо? О свободе, распирающей грудь криком? О вопле ненависти, брошенном в спину? Почему ты тогда не обернулся, Арвелл Вега Рутхел, глупый и нерешительный мальчишка, разменявший век?

Он слишком далеко, чтобы говорить.

— Ты слишком далеко. Ты там, где нет миров, где не сформировались коридоры. Где нет даже теней. И я не знаю, где это…

Не знаю, не представляю, не могу создать тот верный образ. Стою, являясь вроде бы человеком, но слишком беспредельная, чтобы в этом «здесь» и «сейчас» им быть, слишком многое замечаю, слишком многими глазами все вижу, слишком многими ушами слышу, как будто я уже и не я, а мироздания спонтанный всплеск, не имеющий ни формы, ни границ.

Рада и не заметила, что возносит молитву, еле слышно шепча слова, идущие из сердца. Осознала только тогда, когда теплая ладонь накрыла ее кисть, чуть сжала и отпустила.

— Она справится, эта невозможная леди. — Голос Далима прозвучал мягко, успокаивающе.

— Она просто человек. Она уже могла…

— Ты же знаешь, что нет.

— Знаю…

И я смотрю глазами мага на ту, что не позволит себе лишнего, даже если прямо сказать о том, как она желанна. Что я для нее? Мимолетный росчерк, очередной инструмент, оскверненный смертностью. Но ведь подняла голову, посмотрела так, что становится понятным: если спрошу позволения коснуться ее губ, то позволит, ответит…

…отвечу, потому что и этому знаю цену. Ибо чем дольше жизнь, тем бесценнее минуты, напоенные не просто продажей собственного времени, но тем забытым чувством, исключительным и редчайшим, чтобы и его подвергнуть математическому расчленению. И я уже представляю тебя не павшим от неизведанного мне проклятья, но повелителем необузданной сущности, перед которой склоняют голову самые великие, ибо нет никого, кого бы не победило время. Лишь ты способен движением руки рвануть поводья, сбить, прервав полет, заставить замереть. Перед тобой само время падает ниц, покорно простирается, пока ты несмело ищешь во мне тот проблеск разрешения, который позволит сделать следующий…

…в будущем. Вот, выжил же благодаря рыжей драконовой жене, расплетаю нити будущего. Что ты имел ввиду, мой однорукий учитель Берсед Ясноглазый, говоря, что я сведу все концы воедино? Ты многому, старина, меня научил, жаль, не доучил. Погнал в этот Роузветл, где я так бездарно провалился, усмехнулся, явно заметив и этот день. Ты ведь говорил, что нужно порой выбирать меньшее из зол, как выбрал однажды ты, и я постарался тогда не ошибиться. Правильно ли я поступал, учитель? Вон, сейчас сижу, тереблю цветные нити, подсматриваю едва ли не за каждым. Разлетимся мы концами, учитель, все мы, а потом снова сплетемся в одну тесьму. Вернется водной гладью Уэлл, пройдет полем травы Карма, поплетусь я, проваливаясь то по колено, а то чуть ли не по шею в снег. Это в одном будущем. А в другом моего друга пронзают копьем, а он не верит, он еще продолжает отстаивать что-то очень для всех важное, хотя уже и умершее. Но я рядом, и Рада, и маг… а Кармы нет. Но мы не сдаемся, хотя знаем, что уже ничего не изменить. Но, учитель, я не ты, я не понимаю всего этого, я путаю сроки, я иногда даже думаю, что все виденное впереди уже случилось. Или нет? Не случилось? Мне хочется верить, что этот отличный парень действительно восстанет против всех нас и удержит нить, когда мы просто ступим и все неправильно поймем. Мне хочется верить, что все получится, что наши жизни наполнят другие эпизоды. Смотри, учитель, вот те же Рада и Далим. Они сейчас сидят как чужие, а в их нитях я вижу совсем иной перехлест. Ну да, любовь там всякая, все эти слюни. Но отчетливо же, в деталях, как он, маг, выходит из поезда совсем другим, вынуждая с почтением расступаться пассажиров и встречающих. Пусть его одеяние уступает одеяниям иных собратьев по искусству, пусть серая мантия без роскошного шитья, подпоясанная простой веревкой, и не единого магического атрибута, кроме подвешенных песочных часов, но люди все равно интуитивно чувствуют силу, отодвигаются, шепчутся, глядя на него. Одна смотрит лишь иначе — чуть удивленно, чуть насмешливо, и очень тепло, так, что лед тает в светлых глазах. Опирается на ограждение и не знает, то ли на шею броситься, то ли дождаться, ибо к такому невозмутимому типу просто так девчонкой не рванешь… А дальше не хочу смотреть, учитель, я уже говорил — сплошные слюни. Но почему я вижу, хватаю такие мелочи, столь бесполезные сейчас, когда мне бы приоткрыть иное, вглядеться в…

…когда же скажет. Ее бы нарисовать такой — зелень тканей кажется прозрачной, голову окружает искаженный нимб из холодной меди, подчеркнуть черным карандашом каждую деталь и каждую складку… Она уже четверть часа там стоит, все медлит, а клыкастая велит ждать, не дергаться. А я-то вижу, что сама вся на нервах. Вот как промахнулись мы, так все, точно придется возвращаться домой и говорить отцу, что ничего не получилось. И тогда… Нет, леди Рутхел, не оборачивайся лучше. Не говори. Не…

Я обернулась, вернулась, села. Не бойся, Уэлл, я не ошиблась, и тебе не нужно будет виновато отчитываться перед Стенхалом.

— Он. Это Арвелл.

— Дай, — протянул руку маг, — пожалуйста.

Волчица, защищающая детенышей, и то с меньшей злобой посмотрела бы. Но ведь Ра не враг. Знаешь ли ты, маг-настройщик, что в моем мире именем Ра величается у египтян бог солнца? Скажу тебе как-нибудь, позже.

— Я брать не буду, посмотрю только, — поправился Далим.

Я неуверенно разжала кулак, явила черное сокровище.

Даже если ты настройщик, то все равно маг, так, Далим? Я ничего не понимаю в магии, но чую сейчас, словно снова видя твоими глазами, что тебе в стократ сложнее будет заприметить чужие следы воздействия, чем тому же стихийному собрату. Тебе нужно разгрести гору секунд, снять пласты минут, разрыть слои часов, расколоть породы дней, чтобы прикоснуться к перемене и попробовать сообразить, действительно ли теплее стало или показалось, действительно ли ударил по ноздрям запах воды или все же воображение разыгралось. Тебе нужно отслоится от родственных потоков, выпасть в ничто и никогда и оглянуться в нигде, чтобы увидеть кожей ничего и услышать вкусом никого. А потом вернуться, выдохнуть, упиться потоком времени, и только тогда уверенно произнести:

— Нет, магии здесь нет. Не чувствую. Просто красивый бриллиант.

— Не Рутхел? — Не сдержалась, высказала опасения Рада.

— Случаются порой и невозможные вещи, — деликатно уклонился маг.

— А почему не технологии? Не наука?

На меня посмотрели как на внезапно ожившую статую. О да, я, казавшаяся вам завороженной с той самой минуты, как заполучила «Черного Принца», теперь взираю на всех с удивительной ясностью и с огромным аппетитом уплетаю поданную пищу.

Еще и комментирую:

— Осьминоги отменные, даже в моем мире таких не пробовала.

— Технологии? — Фыркнул эльф.

— А почему нет? — Поддержал Далим.

— Рада, ты ведь особенная, ты одна из первых, кто испробовал… — продолжала я, но осеклась. Перевалила через неловкую паузу: — с момента моего появления в этом мире почти все, что я считала волшебством или чем-то сверхъестественным, нашло свое научное объяснение. Просто кто-то нашел возможность превращать человека в камень, оставляя его при этом живым.

— Допустим, ты права. Я, конечно, не ученый, но все же стараюсь держаться в курсе последних новостей. И, подруга, пока ни о чем подобном не слышала.

— А если такая разработка у военных? — Не отступала я. — Если они владеют этой технологией, и просто не афишируют ее существование?

— Военные? — Рассмеялась вампирша. — Гвардия короля, что ли? Подруга, у них давным-давно отобрали все игрушки. Да, они элитарны, владеют множеством видов оружия и способны дать достойный отпор в случае угрозы. Тем не менее, все разработки в последнее время исходят от различных кланов. С другой стороны, если ты права, то найдя такую машину, мы автоматически обнаруживаем и того, кто был причастен к похищению.

— А не могла ли это быть случайность?

— Ушастый, случайность?

— А ты клыкастая. — Передразнил Уэлл.

— И как ты себе это представляешь?

— Ну… — замялся эльф, — неудачный эксперимент, например.

Глупо, маловероятно, но и исключить тоже полностью нельзя. Вот и думай, что хочешь. Кажется, что магия непостижима, а вот гляди же, в науке оказалось сложнее разобраться. И к какой области повернуться? Геологические теперь это чудеса? Вряд ли. К биологии обратиться? Медицине? Физике?

— Это пространственная технология, — постучала я по столу костяшками пальцев, привлекая внимание. — Ну, та, которая с реальностями связана. Рада, помнишь, ты мне примеры приводила? Те, где сущность одна, а людям видна по-разному? А я все еще не могла понять, как дракон оборачивается человеком, человек — драконом… смущало то, что масса тела совсем разная, размеры… Здесь же тоже самое — совершенно разные обличья, разные массы одной сущности — Арвелла.

«А ты молодец! Даже я, зная все услышанные тобой слова, не сразу въехала».

«Спасибо».

— А это уже что-то… по крайне мере, это можно проверить.

— Как? — Поинтересовался Ридик.

Бедный парень стоически боролся со сном и едва уже не вырубался прямо за столом. Ход правильный, участие в обсуждении на некоторое время вернет условную бодрость.

— Если в двух словах, то, теоретически, можно отметить следы перехода через реальности. Примерно как спил дерева, показывающий годовые кольца.

— И нам теперь нужно будет разыскать некий научный центр? Или возвращаться в Роузветл? — Вздохнул эльф.

— Нет, — приободрила Рада, — не придется. В Каенате есть соответствующий институт, правда, на большой земле. Так что утром тогда отправимся в дорогу. «Черный Принц» у нас в руках, поэтому сейчас найдем ночлег с доступом в Скрибер, а утром пересечем пролив.

Покачнулись мелкие огоньки над нашими головами.

Глава 28

Рада посмотрела на нас со смесью сочувствия и разочарования. Как бы там не было, но мы нуждались в банальном и столь сейчас неуместном отдыхе. Даже она, способная сутками обходиться без сна, была отмечена печатью усталости. А что говорить тогда об остальных? Мы держались, старались не показывать вида, но никакая сила воли была не способна утаить залегшие под глазами темные круги, и заторможенность, и вялость в движениях. И так уже двое суток без сна, если и дальше, то повалимся один за другим.

Пришлось снять на два часа четыре койки. Какие там комнаты? Когда теперь каждый инстед на счету? Благо, маг оказался платежеспособным, внес пусть и не роскошную, но заметную долю.

Я думала, что мгновенно отключусь, едва окажусь в постели, с зажатым в кулаке бриллиантом. Хотя настройщик и отдал свой шнурок от кулона, а все равно из рук почему-то выпустить не могла, все боялась, что стоит только чуть расслабиться, как пропадет, исчезнет, растворится, как растворяется предмет, схваченный во сне, но не существующий уже после пробуждения. Юси надо мною посмеивалась, ей вторили остальные, кидая красноречивые взгляды. Пусть думают, что хотят. Все мое поведение не имеет никакого отношения к чувствам, если именно это вертится в утомленных мозгах моих спутников, что телесных, что нематериальных. Все гораздо проще: если что-то случится с этим камнем, то я больше не выдержу никаких поездок и метаний чуть ли по всему миру. Куда нас в противном случае закинет? На другие континенты? В Южную Америку, которая здесь как-то иначе обозвана? В жаркую Африку под названием Катра? Нет уж, спасибо, никакого усложнения этой безумной миссии. Так что смейтесь, подшучивайте, переглядывайтесь и многозначительно хмыкайте. С тех пор, как я однажды написала в своем дневнике фразу «Вокруг меня сплошная любовь, а я с какого-то перепугу сижу без коньяка», ничего не изменилось. И вообще, я и так многим пожертвовала.

«Чем же это?»

Начинается. Чем, блин? Временем, силами, планами. Разве мало?

Рвался помочь Раде Уэлл, героически сражавшийся с усталостью, да ушел в мир грез раньше, чем голова коснулась подушки. Не стал бороться и сразу завалился Ридик, сонно пробормотав что-то невнятное. Может, и видение из грядущего описал, да только больно уж неразборчиво. Пристально посмотрел в глаза вампирше Далим, коснулся ободряюще плеча и все же отступился.

Рада осталась один на один со всеми своими связями, контактами и сетевыми технологиями. Впрочем, не одна. Я поворочалась, приняла в кровати все возможные и невозможные позы, посчитала прекрасные сверкающие камни вместо овец и убедилась, что вопреки всему уснуть сейчас не смогу. Разочарованно махнув рукой на проигнорировавшего меня Морфея, я поплелась вслед за Радой.

В этой ночлежке за пользование терминалом полагалось вносить особую сумму. Раде явно хотелось внести особую новизну, приставив «игольник» к виску чрезмерно вежливого узкоглазого владельца, но она лишь отсчитала купюры. Правда, терминалы оказались шустрыми, Скрибер летал, клавиатуры порадовали многоязычностью.

— Не против, если я с тобой посижу? — Придвинула я к ее столу мягкий раскладной стульчик с выдвижной спинкой.

— Сиди уж, — буркнула, впрочем, беззлобно, вампирша.

Она не торопилась запускать необходимую сеть, над чем-то раздумывала, опустив голову на сцепленные руки. Не хотела при мне работать? Вряд ли, Рада из тех, кто привык прямо говорить, без излишней деликатности.

— Эх, если бы обычная магия…

— Что? — Настолько неожиданно прозвучали ее слова.

— С магией иногда проще справляться, чем с научными хитросплетениями. — Четко, отняв лицо от рук, произнесла женщина. — Это Арвеллу нет дела до магической грани мира, это он привык все исследовать при помощи своих расчетов… А сейчас меня, Карма, грызут сомнения. Встает столько всяких «если» и «но». Какова вероятность того, что некто изобрел возможность перемещения через огромное число пространств и никак не отметился? Как такая технология в таком случае попала в некий клан? Сами изобрели? Но вряд ли в этом вопросе в Фортисе может кто-то соперничать с Рутхелом, понимаешь, подруга. Значит ли это, что предателем оказался кто-то из своих? Но каковы тогда мотивы? Деньги? Или кто-то пообещал расколоть череп единственному сыну, вынудив продаться?

Вопросов было много. Ответов не имелось вообще, по крайне мере, я их не видела.

— Любой ученый… — и запнулась, испытав прилив чего-то темного и зловещего. Обычная фраза, случайно запомненная, а вот же, даже выговорить не могу.

— Тщеславен, да? — Закончила за меня Рада. — Не знаю, подруга, есть исключения… хотя ты права. Но их тщеславие тоже разным бывает. Кто-то на весь мир о себе заявляет, а кто-то и четыре стены не покидает.

И я поняла, что сейчас она, возможно, вспомнила своего отца. Хотя могу ли я судить? Так, догадки, не более того…

А, может, за всем происходящим действительно кроется насмешливая случайность? Нахимичил что-то мой ненаглядный, не туда глянул, не к тому графику обратился, да и обернулся камнем? Вот он, на моей шее, блестит, переливается. Ирония судьбы, однако: ты меня нес к облакам, теперь я повезу по странам… Нет, полный бред. Как бы то там не было, это уже смогли бы это выявить. Даже если кто-то стал причиной этой случайности, то все равно бы смогли все обнаружить. Рада же говорила, что в первую очередь всех сотрудников проверили. И футурологов тоже проверили, черт бы их побрал! Или как вампирша выразилась? Аргул-Данхай. Так вот, Аргул-Данхай бы их побрал! Все чисты, все, бездна их раздери! И при этом такое странное несовпадение в предсказаниях. Мальчишка оказался прав, этот деревенский Ридик. Или ошиблись те, все в титулах и почете, просто ошиблись? Или не прав лучезарный парень? Почему все так уверены, что я, приблудная, вывалившаяся из иной реальности, и есть та единственная и неповторимая для всеми обожаемого дракона?

Рада приступила к работе, выпрямилась, зашевелила руками, позволяя мне видеть все происходящее на мониторе.

«Здравствуй, Палач. Можешь общаться?»

Пальцы уверенно пробежались по клавиатуре. Ни сегодня-завтра преимущество, связанное с моей смертью, исчезнет. Кланы встрепенутся, возобновят охоту. Когда обман раскроется, нужно будет обнадежить короля и попросить отсрочить Переменное собрание. Уж он-то явно, как никто другой, обрадуется добрым вестям об обнаружении хранителя. Всего четверо, кому доверяет Арвелл Рутхел: Рада, Равид Мирный, двое управляющих — научным центром и железнодорожной компанией. И… мне. Нет, мне не может, хотя и хочет этого.

«Здравствуй, Игла. Могу. Что нужно?»

Сколько еще будет держать язык за зубами Дасао Скряга? Никто не скажет — может, уже растрепал всем, а, может, и до смерти молчать будет. А если не он, так где гарантия, что не несутся по своим коридорам тени с охапкой убийственных новостей?

«Вопрос есть. Можешь покопаться в своих источниках и найти что-нибудь об устройстве, способном пробивать коридор в пространствах. О перемещениях людей или предметов через слои реальностей. Что-нибудь в этом духе».

А ведь хитры они оказались. Или он. И откуда? Наверняка кто-то из клана Скайнеров или Срибрисов, эти давно к власти рвались. А, с другой стороны, врагов-то у рода Рутхелов столько, что хоть стелу возводи и имена на ней выбивай на всех четырех плоскостях. Но именно эти стервятники имеют больше всего шансов стать хранителями. Или кто-то решил вести особую игру?

«У тебя, однако, запросы, Игла. Ладно, жди».

Подождем, поразмышляем. Слишком тонко все было проделано, не дошли бы вервольфы до такого, если свести воедино все услышанные мною мнения о них. Жадные, агрессивные, прямолинейные. Такие убивают, а не хитроумные комбинации проворачивают. А так, чтобы ни среди живых, ни среди мертвых не было возможности обнаружить, да пустить разменной монетой по рукам? Нет, за такой идеей стоит кто-то гораздо более умный, тот, кто не смог лишь одной помехи предусмотреть в своем идеальном плане — рыжеволосой девчонки, человеческой особи, каким-то чудом сумевшей распознать в камне Арвелла. Маги не смогли, а я — за считанные минуты, даже не держа в руках. Неужели настолько сильна связь между драконами. Но я же не дракон, человек. Может, спящая магичка? Да, наверное, так — стихийная ведьма, работающая с камнями. Могу я такой быть? В этом мире все возможно.

— Палач не просто талантливейший мальчишка, способный змеей скользнуть в самый потаенный уголок Скрибера, — поделилась Рада, ожидая первых результатов, — но и маг-самоучка информационного профиля. Как проглядели такое сокровище, ума не приложу. Ну а я не проглядела, вцепилась мертвой хваткой и уже не отпускаю. Многое прощаю, капризы, все его проблемы разгребаю, иногда просто сумасшедшие деньги трачу из-за него. Но он того стоит.

Мигнуло новое сообщение.

«В публикациях и выставочных архивах я ничего такого пока не нашел. Пока проверяю журналы институтов, но тоже пусто. То есть, встречаются упоминания о природных явлениях, о счетчиках, но ничего такого, чтобы отвечало на твой вопрос».

А если гений-одиночка, жаждущий хаоса или затаивший смертельную обиду? Королевские сыщики вроде и таких перетряхивали. Да и пойди, еще, справься с Арвеллом в одиночку. Хотя, если подмешать зелье, засунуть тело в машину, отправить в неведомое измерение, забрать камень… Остаточные следы гасли очень быстро, в распечатке Стенхала это отчетливо видно. Большой удачей оказалось, что именно Скряга приобрел камень. Выкупи кто другой, перевези через Белый океан, так вероятность найти «Черного Принца» упала бы в десятки раз.

«Игла, пусто. Может, иначе запрос сделать?»

А как иначе?

«Подожди немного, подумаю».

Набрала, отправила, посмотрела на меня с немым вопросом в глазах — мол, есть идеи?

Идей не было.

Рутхела перевезли камнем. Значит, сам процесс происходил в Роузветле. То есть, в научном центре есть такая машина, возможно, просто еще не прошедшая тестирование.

И Рада тоже об этом подумала.

«Ты можешь войти в сеть научно-исследовательского центра пространственных технологий Роузветла? Попробуй там посмотреть».

«Уже смотрел. Мало того, у меня там есть надежный источник, который уже успел отписаться, цитирую „да за такое у нас бы тут все, включая поломоек, душу бы самому Аргул-Данхаю продали“. Так что прости, все глухо».

Рада шумно выдохнула, вкладывая в этот выдох все разочарование. Снова повернулась ко мне.

— Иначе надо посмотреть, с иного ракурса. Ты уж прости, подруга, но вот ты — порой ничего не соображаешь, хлопаешь глазами, как наивный ребенок, тычешь пальцем в небо, и, зараза такая, попадаешь. Вот как мне взглянуть, чтобы заприметить что-то необычное?

Я с некоторой обидой пожала плечами, хотя прозвучавшее было вполне справедливым.

— Как можно обнаружить новую технологию, если о ней вообще никто не сообщал? — Продолжила рассуждать моя спутница. — Значит, нужны внешние признаки. А какие существуют внешние признаки, когда происходит перемещение через слои пространств?

— Постоянные переходы живых существ из одной параллели в другую не позволили развиться беспроводной связи из-за неустранимых помех, — припомнила я ответ Уэлла.

— Нет, — покачала головой вампирша, — не думаю… хотя интересная мысль. Но… смотри, порталы, в зависимости от мощности, заряжаются от нескольких минут до нескольких дней, высасывая из пространственных движков колоссальное количество энергии. Сами пространственные движки уже тянут из перепадов самих пространств…

Она споткнулась и тут же вскинулась:

— Пространства. Энергия. Ее поглощение или, наоборот, выброс! Карма, подруга, это и есть тот самый симптом, позволивший кому-то заинтересоваться и обнаружить невероятное устройство.

Ее руки запорхали над волнистым изгибом прозрачной клавиатуры, безошибочно отмечая нажатием необходимые буквы.

«Палач, придумала. Посмотри все события, связанные с мощными перепадами энергии, начиная, пожалуй, с начала этого месяца и включительно до сегодняшнего дня. Я подозреваю, что скачки… скорее всего, даже один… должен заметно отличаться от производимых порталами. Чем — не знаю, вероятно — силой выброса или поглощения».

«Логично».

А не слишком малый срок? Аппаратуру ведь всяко сначала тестировали. И те места, где проводилась серия опытов, наверняка помогут с раскрытием личности неведомого врага. С другой стороны, если Рада догадалась таким методом обнаружить машину, маловероятно, что сглупил пожелавший избавиться от Арвелла, и протестировал в своем родовом гнезде. Но если враг — не изобретатель, то сам автор технологии вряд ли чего-то опасался. Да и устройство, способное вместить человека, не монетка в кошеле, туда-сюда просто так возить не будешь.

«Палач, и еще. Если что-то подобное обнаружится, то поищи и по более ранним срокам, хорошо?»

«Без проблем».

— Знаешь, Карма, — весело обратилась ко мне Рада, — был у меня один знакомый, тоже из ученых, Рейгер. Ивран Рейгер. Его фамилия нарицательной стала, ею теперь обозначается сила перепада энергии. Своеобразный товарищ, любил пафосные речи, крепкий ром, цитировать дедушку и спорить до хрипоты по любому поводу. А когда напивался, так и вовсе становился невыносимым. Так он как-то сказал, что любое, даже самое безобидное открытие неизбежно послужит как силам зла, так и силам добра. Говорю же, без напыщенных выражений жить не мог.

Рада улыбнулась, на мгновение ее глаза подернулись дымкой воспоминаний. Вот отражаются от стен неопровержимые аргументы, мимо первых подвернувшихся под руку чашек хлещет ром, бездарные дельцы от науки подвергаются словесному остракизму…

Она очнулась, быстро набрала очередное послание.

«Есть что?»

«Терпение. Есть. Ты права. Есть перепад в семь с лишним тысяч рейгеров, в Роузветле. Как раз в ночь с третьего на четвертое. Но потерпи, поиск продолжается. Кстати, если интересно, есть и еще кое-что необычное, совершенно случайно обнаружил. Короче, Игла, есть ряд мощных порталов. И вот, что интересно, некоторые из них один раз сработали, но весьма странно. Перепад энергии составил всего первые сотни рейгеров. Муху, что ли, пересылали? Короче, скидывать?»

«Да».

«Хорошо. Я, когда закончу поиск, тебе все разом скину. Идет?»

«Конечно».

Всплеск энергии всего в несколько сотен рейгеров? Это как?

— Это нормально? Такие цифры? — Интересуюсь я, несколько смутно понимая происходящее, но улавливая какой-то перелом.

— Для совсем слабых порталов, — откликается Рада, — но Палач ясно написал, что такое случилось с мощными. Принцип порталов достаточно прост, — пустилась она в разъяснения, — работают парами. Один принимает, другой — выпускает. Принимающий, исходный который, стягивает на себя всю энергию. Вернее, движок… но не суть. Ты перемещаешься, выходишь из второго, порталы обнуляются, и им требуется время для накопления заряда на обоих движках. Чем быстрее заряжаются движки, тем более мощным и, соответственно, дорогим, является портал. У Арвелла в замке один из наиболее современных, хотя есть и еще более мощные, которые всего около часа восстанавливаются. При перемещении происходит выброс излишков энергии — что-то вроде компенсаторного механизма. Хотя, в редких случаях, может и наоборот происходить, поглощение, но это симптом того, что случился сбой в работе движка. Вот по количеству выброса и по скорости восстановления и оценивают работу и эффективность порталов. Это так, поверхностное объяснение, в любом учебнике физики найдешь, если глубже…

Она внезапно осеклась, тонкие губы шевельнулись, но не выпустили ни единого звука. Что, еще одно озарение? Еще одна гениальная идея? Но нет, метнулась к экрану, пробежалась глазами по тексту переписки, замерли на строке со зловещим указанием в семь тысяч рейгеров.

Не подозрение, но что-то сродни пониманию пробежало холодком по хребту от лопаток до крестца. Мне ни о чем не говорило это число, кроме того, что оно необычно. Или не в нем дело? Напротив, не больших, но маленьких стоит опасаться, тех чисел, что укладываются в первые сотни этих рейгеров?

«Юси! Ты врубаешься в то, что здесь происходит?»

«Не кричи, врубаюсь. Революция здесь происходит, вот что. Перелом в научно-техническом прогрессе, сравнимый с изобретением парового двигателя в твоем мире. Представь себе теперь такую картину будущего, простую, как две копейки: дорогущие и невероятно энергоемкие телепорты стремительно дешевеют, распространяются по миру, вытесняют весь остальной транспорт. В каждом доме, в руках каждой домохозяйки появляется ключ к любому уголку мира. Поезда, лошади, экипажи, судна, троллейбусы? Они больше не нужны. Ну, почти не нужны. Стираются границы, начинается передел мира по новым меркам и по новым законам, к власти приходят те, кто производит эту технологию, а бывшие короли скрипят зубами и тщетно пытаются спасти свои сбережения. Вот что значат эти первые сотни, Карма».

И начинается война.

— Нет, не начнется, — прошептала Рада.

Я что, вслух произнесла?

— Мир изменится радикально, со временем изменятся его культура, этика, принципы, но не это послужит причиной для возникновения войны. Не первый раз новые технологии меняют лик планеты, и чаще всего все обходилось вполне благополучно, — дополнила она. — Хотя, знаешь, мой папа, когда разработал адаптацию для вампиров, включающую не только устойчивость к солнечному свету, но и способность воспринимать многое другое, что не позволяла природа, не стал делиться открытием. Я тогда не поняла, а он ответил очень просто — «Зачем же делать бессмертных еще и всемогущими?». Мне нечего было возразить.

— К чему ты…

Но я не договорила, услышав шаги за спиной, выдававшие человека, не намеренного скрываться. Они нарушили тишину естественно и просто, как шум моря травы в поле или ливень в сезон дождей.

Руки мага опустились на напряженные плечи собеседницы.

— Не спится? — Закинула она голову, встретилась взглядом с мужчиной.

— Не спится.

— Не верю.

— Не верь. Могу помочь чем-то?

Между ними промелькнуло что-то такое, что я почувствовала себя неуместной.

— Нет, не думаю. Тебе нужно отдыхать, беречь силы. Ты же…

— Не переживай, — отступил Далим. — Как успехи?

— Да интересные у нас результаты, смотри, — она прокрутила переписку, — жду уже сводки. Чувствую, сейчас такие списки любопытные получим, что пару стран за них купить сумеем, а на оставшуюся сдачу еще и несколько островов. О, готово.

Зашуршал терминал, начал плеваться листами, исторгая столбцы данных.

Палач постарался на славу, испещренные данными листы исторгались нескончаемым потоком.

Одно меня смущало. Казалось, что приход настройщика невольно спугнул какие-то очень простые, но важные мысли — как раз из тех, что подобны нарисованной с необычного ракурса вилки. Увы, в этот раз ассоциация не помогла.

Глава 29

Каким образом Палач углядел странный перебой двухлетней давности в работе отдельных порталов, я была не в силах объяснить. Да и никто не смог бы, чего уж там. Но углядел же! Не иначе, как какое-то провидение вело его особый ум и магическое чутье. Всего два парных портала, но нанеси на карту — выстроятся почти в прямую линию, нацеленную на Мертвый Город. А в самом Мертвом Городе — перепад энергии мощностью в шесть тысяч девяносто семь рейгеров.

— Два года назад? — Не поверил Уэлл.

— Да, — кивнула Рада, — два года назад. Правда, путаница возникла какая-то, там еще… Снова «мигнула» пара четвертого числа. А до этого — всплеск в самом Роузветле, в ночь… и снова, сначала шестого, затем тринадцатого. Причем, дважды в одном месте.

— Если честно, то ничего не понимаю, — признался эльф.

Судя по растерянным взглядам, остальные тоже слабо себе представляли, что за устройство творило такое.

— Но это еще не все. Мой источник глянул все порталы за этот период. Было обнаружен сбой в работе еще одной пары, самый первый. Эта пара связывает замок Рутхела и научный центр.

— То есть? — Нахмурилась я, уже понимая, что прозвучит дальше, осознавая, что эта была одна из тех мыслей, которые ускользнули от меня.

— То есть, можем достаточно серьезно полагать, что изобретателем оказался сам Арвелл Рутхел. И у меня складывается вот какая картина, возможно, не слишком соответствующая реальности, но все же. Арвелл разрабатывает прототип, обладающий колоссальной мощью. Возможно, неустойчивый. Опасаясь непредсказуемых последствий, он выбирает заброшенную территорию, где и проводит испытание, после чего возвращается обратно, иным путем. Что-то работает не должным образом, и Рутхел то ли не обращается к устройству, то ли отвлекается на другой проект, то ли что-то еще. Тем не менее, некто узнает о свойствах прототипа и в дальнейшем эффективно использует против самого создателя, после чего продает обращенного в камень Арвелла на аукционе. Я бы продолжила, что сам похититель с устройством движется дальше, но есть одна неувязка. Устройство проявляет себя в родовом гнезде достаточного глупого и падкого на лесть вервольфа Кеана Кременда Реслуфа, любителя потолкаться на различного рода мероприятиях и выставлять свою персону великим знатоком научных направлений. Исходя из всего вышесказанного, я могу сделать два вывода. Во-первых, прототип представляет собой довольно компактное устройство, а, во-вторых, враг нам до сих пор неизвестен.

Сказать, что мы были на грани шока — ничего не сказать. Но чем больше я узнавала, тем меньше вообще что-либо понимала, особенно о человеке, ставшим моим супругом. Гений? Чудик? Сумасшедший? Кто ты, разноглазый? Который раз я сама себе задаю этот вопрос, но ни на миллиметр не приближаюсь к ответу, лишь беспомощно развожу руками, осознавая, что мы с тобой из столь разных параллелей, что никакими единицами расстояний не измерить эту пропасть.

Остались позади загадочные острова Айли-Ивиж, уснувшие в ночи и так и не раскрывшие своих тайн. Пройтись бы днем, зачаровано рассматривая белые монолиты непоколебимых зданий и теснящиеся вдоль берега рыбацкие хижины, подняться бы по мощеным дорожкам, провести рукой по невесомому кружеву перил мостиков, замереть бы и познать что-то особенное, глядя на крошечный садик, в котором на камнях распускаются коралловые, светло-сиреневые и желтые цветы. Но нет, ночь накрыла все непроницаемым крылом, огородила от любопытных взглядов чужаков. И сколько не силилась луна заменить собою солнце, все равно ее сияния хватило только на то, чтобы выявить лишь зыбкие силуэты, лишь призрачные намеки. И были ли все эти садики и мостики, пели ли бамбуковые рощи и наполнялся воздух солью? Скрипели ли под ногами деревянные половицы, трепетали ли расписные завесы и горели ли тускло покачивающиеся фонарики?

Все осталось там, в ночи. А с утра помчался, едва ли не взлетая, великолепный лайнер, заставив расступиться редкие узконосые лодчонки. Он, быстрый, снабженный мощными движками, легко рассекал спокойные воды пролива. Белоснежный, оставляющий пенный шлейф, он напоминал чудную птицу, свободно пронзающую небесные потоки. Два с небольшим часа пути. Хочешь, лови на палубе ветер, хочешь — добирай еще крупицы прерванного сна. Мерное, ненавязчивое гудение и легкое покачивание как раз способствовали его приходу.

Но мне не спалось. Усталость не прошла, бодрости не было, но сон, словно обиженный за какой-то проступок, решил меня и в этот раз не удостаивать своим посещением. Ну что ж делать, нет, так нет. И я, раздасованная, поднялась на палубу. Высокое и чистое небо аж вибрирует от хрустальной игры солнечных лучей. Вдохни глубже, раскинь руки, устремись ввысь. Что мешает? Тебя, дракон, не хватает, крыльев твоих, сумасшествия, безбашенности мальчишеской, безалаберности, выраженной в наивной вере, что все злые молнии промахнутся.

Мои ладони покоились на леере, как и десятки других ладоней.

«Что скажешь, леди Рутхел?»

«Теперь и ты решила меня так называть?»

«Тебе идет. Ладно, я же о другом сейчас спрашиваю».

«Не знаю, Юси. Запутанно все слишком. Рада разбирается, понимает, старается до нас донести. А я… я смотрю на все происходящее, пытаюсь собрать в единую картинку, и даже собираю. Только не картинка получается, а мазня какая-то. Вот, ты поняла, что теперь главное? Мы ведь сначала думали, что все дело во власти, что кто-то стремится занять место разноглазого. А теперь? А теперь выясняется, что этот кретин-изобретатель создал штуковину, такую, за которую его могли отправить куда подальше, да так, чтобы никто не нашел. И отправили ведь. Или все-таки власть?»

«Ну, та же Рада дала понять, что наш противник является личностью интересной».

«Это и пугает. Сбивает…»

«С основной цели?»

Со всего, Юси, со всего. Даже если сесть с листом бумаги, набросать вероятные и невероятные схемы, то все равно что-то встает поперек логических линий, вылезает неудобством, мешает соринкой в глазу и костью в горле. То ничего не было, то вдруг всего стало слишком много. И вот за что зацепиться, какой нити придерживаться? В будущее Ридик поглядывает, так там такая сумятица, что лишь усложняется все. От прошлого отталкиваться? Так слишком шаткое оно, неустойчивое, чтобы на его фундаменте выстраивать свои рассуждения. Вот так и плывем, цепляемся то за один порог, то в другую струю срываемся, то в стрежень вносимся, то за выступающие коряги хватаемся. Много ли у нас сейчас есть? Без лукавства, так — много. Проверим бриллиант, поймем, что я не промахнулась, а там и навестим вервольфа. Дальше что? А, в зависимости от того, что собой представляет то интересное устройство.

То ли свежий воздух, то ли царившее вокруг умиротворение все же позволили уловить, как мои веки все чаще пытались сомкнуться. Морфей меня простил, довел до каюты и пустил в свои владения. Отпустил же неохотно, когда прибыли к большой земле, когда судно вошло в порт и покорно приткнулось к широкой пристани. И я, сонная, плохо соображающая, дорогу до института почти не запомнила, лишь отметила, что та вроде бы оказалась довольно недолгой. Рада, оставив меня на попечение мужской части команды, сама пошла во всем разбираться, встряхнув лишь раз, требуя отдать бриллиант.

Отдала я не сразу.

— Ждите. Результаты будут через двадцать минут, — прозвучало с суховатой вежливостью.

Ждали.

На территории Большой Леоки было всего четыре нормальные структуры, занимающихся исследованием пространственных технологий, и повезло, что одна находилась так близко, на территории самой Каенаты. Обратились, заплатили за проверку, доплатили еще столько же за время.

Время, как и было нам обещано, действительно свелось до двадцати минут. Они истекли, и вышел, бережно неся упакованный камень и запечатанный конверт, сотрудник института. Взгляд спокойный, спина ровная, в движениях скрывается привычное уважение к гостям.

— Проверка прошла успешно, — легкий поклон, — все полученные значения в этом конверте.

Я тут же, на месте, уже окончательно проснувшаяся, распечатала конверт, впилась глазами в термины, увенчанные числами, и, устыдившись собственной поспешности, отдала распечатку Раде, хотя и сама поняла, что такое множество строк вряд ли могло принадлежать обычному предмету.

— Как минимум, «Черный Принц» пересекал около двадцати реальностей. Как минимум, — подчеркнула она. — Здесь насчитали шестнадцать достоверных параллелей, семь вероятностных и не исключили наличия еще некоторого количества.

Да уж, Арвелл Вега Рутхелл, знатное ты путешествие совершил, то ли по неосторожности, то ли принудительно. А пока все указывает на то, что кто-то послал тебя в такие дали. И ведь как просчитал все, а? Исправно работает датчик у Рады, показывая, что ты жив. Забавно, не находишь — сигнал-то пробивается сквозь все эти измерения, да по сигналу не удается проследить, увы, нет еще таких разработок. А маги, эти маги, стаями вьющиеся на аукционах, даже не заметили за великолепным блеском человеческой жизни. А ведь и не искали они, как и Далим, проверяли наличие чар и магических воздействий, а не технических каких-то метаморфоз.

И еще семьдесят тысяч инстедов перекочевали в чужой карман, позволив разом сократить путь вдвое. А дальше никуда не деться, только поездом, что лишь к вечеру прикатит к владениям Кеана Кременда Реслуфа.

Да хоть бы и утром!

Витала опасная уверенность, что вот он, конец пути близится. Доехать, добраться, завалиться и уговорами или силой запустить машину, чтобы извлечь дракона, свалить уже на него разборки со всеми врагами, а самим отдохнуть, вернуться к мирной жизни, к обыденным занятиям.

Немного осталось, ведь правда? Пусть будет так, пусть это станет окончанием нашего утомительного маршрута, ибо, разноглазый, я не та, кто способен тягаться с тем, кто затеял всю эту чудовищную игру. Я не та, мы — не те. Вернись, Арвелл, пожалуйста. Просто вернись и разберись со всем сам. Ты же хранитель.

Глава 30

Все, даже самый бессовестный мальчишка, таскающий с прилавков яблоки и орехи, знали, что войти в чужой дом без приглашения — это значит объявить войну. Я это тоже узнала, пока мы добирались к обители Кеана Реслуфа, как и то, что Рутхелы были большими любителями ударом ноги или хвоста — в зависимости от принятого облика — распахивать чужие двери.

Сейчас мы — пятеро странников с шестым бестелесным в комплекте — вошли под расписные своды особняка нагло, не таясь, не намереваясь даже подумать о шаге назад. Завизжала проснувшаяся служанка, опрокинулась под ударом белокожей ледяной руки, отползла в сторону, боясь пикнуть, но не в силах сдержать рвущиеся всхлипы. Девчонка, конечно, ничем не виновата, но и Рада ударила ее не сильно, так, обрывая действующий на нервы истошный звук.

Хотя мне от этого эпизода вдруг стало не по себе.

Еще пару часов назад мы, расслабленные, распивали пиво в вагоне, умеренно, не забывая о том, что дело не завершено, но все же позволяя себе перекинуться шутками, оптимистично взглянуть на будущее, полюбоваться мелькнувшим светом в конце туннеля. Ридик прошелся по поезду, то ли одолжил, то ли арендовал у кого-то инструмент, очень похожий на гитару, сыграл и спел пару скабрезных песенок, вызвав неудовольствие у пассажиров из соседнего купе и соответствующий стук в перегородку, а после и хождения. Даже типичный вид мага не испугал агрессивную соседку, и нам пришлось смириться, вести себя потише.

— Реслуф! — Не крик, а рев прокатился по малахитовым ступеням, покачнул искрящиеся люстры, сотряс мраморные стены. — Выходи!

— Рада… — простое лицо, усыпанное веснушками, встревожено, приоткрытые побледневшие губы приготовились пропустить слова, которые не хотелось выпускать, — мы опоздали… наверное. Ты будешь смотреть на… в подвал спустишься, а там…

— И что же раньше молчал? — Рявкнула вампирша.

Футуролог потупился, признавая свою ошибку. Усталость, наверное. Или действительно, слишком расслабился, отпустил многочисленные нити будущего, не углядел ту, единственную, затерявшуюся среди прочих, сам настолько уверился в успешном исходе, что мельком лишь бросил взгляд, небрежно, не придав значению множеству перепутанных нитей. А ведь всего лишь нужно было притормозить, перебрать тщательнее и увидеть скверную вероятность, предупредить. Если бы раньше сообразил, еще перед поездом… И вот она, цена ошибки — распростершееся в бледном свете бездыханное тело. Полы халата задрались, обнажили кривые, но мускулистые мохнатые ноги. С одной ноги слетел тапок, отъехал до самой стены, будто отброшенный небрежным пинком. Раскрытые глаза Реслуфа, выпученные, остекленевшие, продолжали до сих пор удивляться внезапной смерти. Как это так? Он же просто шел к своим многочисленным приборам, чтобы проверить их сохранность. А тут какие-то иглы просто впились в висок и разорвали мозг изнутри. Разве так бывает? Упал как-то внезапно, споткнулся, что ли. С чего? Подняться, встряхнуться, двинуть дальше. Ой, не удается…

Рада ткнула носком сапога в бок трупа, брезгливо поморщилась, когда тот колыхнулся.

— Не больше часа прошло, не остыл, — сообщил присевший на корточки Далим, — но слишком много, чтобы я мог что-то сделать.

Показалось или в глазах вампирши действительно мелькнуло разочарование?

Я поморщилась от тошнотворной вони: Реслуф во время смерти обмочился, и теперь стойкий запах мочевины пропитал все помещение. Как будто десяток псов пометили все углы.

— Прототип забрали?

— Полагаю, что да, — кивнул Эльф на распахнутые створки шкафа, — по крайне мере, явно его искали. Но нашли ли?

— А если не прототип? — Понадеялась я.

— Сама-то в это веришь? — Недетская усмешка, совсем не идущая миловидному облику эльфа.

Глупое предположение. И все же бьется обезумевшей птицей мелкое чаяние, что все еще можно исправить, зацепить за рукав удачу, вернуть ее, уговорить, подкупить. Ну же, Далим, ну сделай же что-нибудь! Ну, пожалуйста! Я прошу тебя, сделай, верни время, откати, отринь его назад, вытащи все произошедшее, Далим Ра…

Не вытащит, не сможет, не выдернет.

Настройщик хмурится, не отнимая пальцев от спины мертвеца, будто получает какую-то неведомую нам информацию.

— Можно к некроманту обратиться. — Поднял он голову. — Труп есть, ехать никуда не придется.

— Собираешься здесь, сейчас вызвать? — Эльф отошел к дальней стене, как будто расстояние могло защитить его от вида покойника.

— Связаться могу, — спокойно ответил Далим, пропустив мимо ушей сомнение, — я все же маг. Есть у меня один должник, тип весьма консервативный, правда. Весь мир перешел на Скрибер, а ему, старой упрямой развалине, мертвецов подавай, связь магически настраивай. Через ритуал, так что…

— Свяжись… — дала добро Рада, — посмотрим…

Далим-Ра писал долго и много на листе мелким убористым почерком, потом свернул бумагу рулоном, перевязал шелковой нитью, выдернутой из расписного халата Реслуфа, и отложил в сторону.

Пришлось искать свечи, мел. Пышная дева, так пока еще и знавшая о смерти хозяина, долго не могла понять, что от нее требуют чужаки. И все же нашла две декоративные свечки, мелкий кусок мела, отдала с такой боязнью в глазах, будто ждала, что незнакомец в сером прямо сейчас ей то ли руки оттяпает, то ли шею свернет.

Далим хмыкнул, но принял. Был бы Реслуф магом, все нашлось бы — и черный мел, и куда более подходящие белые свечи, и корка нормального хлеба. Впрочем, на хлеб можно было не жаловаться.

Настройщик откусил от корки, пожевал, то ли прикидывая, что и как рисовать надо, то ли припоминая схему заклинания.

— Давно уже ни с кем не связывался, тем более со стервятником, все из головы выветрилось на моем роскошном южном берегу. — Пожаловался он. — В изголовье положен символ «нгэ», точно он, в ногах — «у-удж». Ладно, руки сами вспомнят…

Опомнился, отложил краюху в сторону, вернее, то, что от нее осталось.

Покойника пришлось переворачивать на спину, свечи резать на три части, получая совсем уж крохотные огарки. Далим начертил круг, подправил, выровнял, чтобы действительно был круглым. Теперь второй, чуть больше, рыкнул на путающуюся под ногами, точнее, руками, молодежь. Кто это такой тупоголовый? А, Ридик, стоит, отвесив челюсть.

— Отойди, не мешай.

Парень послушно убрался. Отодвинулись дальше и остальные, я так и вовсе в стенку рядом с Уэллом вжалась, испытывая какой-то безотчетный ужас перед происходящим. А только ведь недавно радовалась тому, что все так бескровно происходит, что я единственная, кто условно пострадал.

Мел не желал оставлять нормальных следов на полу. Не мел, а кусок известки какой-то, царапает больше, чем пишет. Хитро заплетенный знак двоящейся восьмерки с перекладинами приходится повторять дважды, обводить по контуру. Руки трупа раскладывается, ладони прижимаются к полу. Теперь расставить свечи, зажечь, от одной занять пламя для свитка. Разгорелся, стал разваливаться крупными коричневыми хлопьями. Главное, чтобы мимо не просыпались, все аккуратно в рот покойнику попали.

Надругательство? Так в своей сути некромантия представляет собой надругательство над мертвыми. Или нет? Если вспомнить все прочитанное некогда, так нормальный человек не пойдет в ученики к такому чародею, выберет что-нибудь стихийное. Хотя и тут своя неправда. Какой может быть выбор, если тьма оттеснила свой отпечаток в душе и наполнила ее страстями? Или опять я все неверно понимаю? Так, поверхностно если судить, то есть своя мрачная романтика в этом особом слове «некромант». Только сейчас упираюсь лопатками в холодную стену и едва сдерживаю дурноту, мечтаю оказаться подальше от всего происходящего. Логически расчленить — ничего ужасного не происходит, ни боли, ни надрывного ора, почти полная тишина царит, прерываемая лишь действиями мага. А все равно жуть какая-то берет, дергает за сердце и все кишки в тугой узел связывает.

Пламя облизнуло крепкие пальцы, вызвав всплеск резкого шипения. Надо же, какие у мага ногти чистые и ровные, мои-то давно превратились не пойми во что. Боже, о чем я думаю? О ногтях! Или это реакция психики такая, защитная?

Последняя часть послания скользнула между ровными рядами зубов.

Далим устало вытер со лба выступивший пот, опустился в ногах покойника.

Покойник отозвался почти сразу.

— И что это за будуар? — Голос лязгал, как звенья цепи, соединяющей кандалы невольника.

— И я тебя приветствую, брат Манхул. — Качнулся на носках, чуть вытянув вперед руки, настройщик.

— Нет, ты совсем меня не уважаешь, брат Далим Ра. — Рот покойника оставался открытым, глаза — дешевыми стекляшками. — А еще ты символы «берз» и «ксит» перепутал. Я мог вообще не приходить.

— Извини, в ближайшей лавке необходимым не торгуют. И ты знаешь, что пришел бы в любом случае. Ты мне должен.

— Знаю, — согласился Манхул. — Что тебе нужно?

— Поговорить с бывшим обитателем этого тела.

— И как я организую тебе желаемую аудиенцию?

— Не знаю. Приди сам. Напряги ученика. Подумай головой.

Далим произнес все это таким тоном, что я сама готова была сорваться с места и помчаться искать… что-то.

— Ты забываешься, настройщик Далим Ра Тишайший, — некромант оказался более стойким.

— Сделай, Манхул Бере-Беши Серый, — потребовал маг.

Зависла напряженная тишина. А чего невидимому собеседнику бояться-то? Прервать аудиенцию, послать куда подальше зарвавшегося брата по природе, и дальше жить себе спокойно. Да, видимо, серьезно некромант оказался должен, особое что-то и когда-то произошло, раз сдался, покорно отозвался:

— Ладно, через это же тело и скину. Только он сейчас полоумный, мало чего добьешься.

Далим хмыкнул:

— Нужда заставляет.

— Будь по-твоему, жди.

Настройщик с опасением взглянул на свечи: погаснет хоть одна, диалог оборвется. А они ведь вот-вот начнут меркнуть одна за другой. Хоть и вправду отсылай молодых лбов рыскать по чужому селению и выискивать проклятые свечки.

Что-то незримо в покойнике переменилось. То ли смерть продолжала вершить свои биохимические деяния, то ли тело наполнилось новым сознанием.

— Кеан Кременд Реслуф?

— Где я?

— Кто тебя убил? Отвечай!

— Я ничего не вижу! Не вижу! Не вижу! Отпустите! Верните!

Визг, падающий до рева и взмывающий едва ли не ультразвука, резал уши, раздражал, вызывал желание пнуть под ребра.

— Заткнись! — Пододвинулась к кругу вампирша. — И отвечай. Кто тебя убил?

— Хозяин.

— Кто твой хозяин?

— Не знаю.

— А как понял, что хозяин?

— Он пахнет ужасом. Больше никто так не пахнет.

— Зачем он тебя убил?

— Не знаю.

— Он забирал прототип Рутхела?

— Не знаю.

— Он забирал устройство, способное перемещать через реальности?

Небольшая запинка перед ответом.

— Не знаю. Может быть.

— Где устройство было?

— В сейфе, в спальне, за картиной.

— Как выглядит устройство?

— Серый бло…

Умерли, испустили дух сизым дымком сразу две свечи. Расплавленные лужицы в бело-синих разводах стали застывать. Мигнула третья свеча.

Пробился тихий смех, все более походящий на лязганье металлических цепей.

— Я выплатил долг, брат Далим Ра Тишайший?

— Нет, брат Манхул Бере-Беши Серый.

— Я это запомню, брат.

Разом погасли оставшиеся огарки, хотя могли бы пару минут протянуть.

Настройщик махнул рукой, произнес, прежде чем кто-либо что успел сделать.

— Идите, проверяйте. А я тут пока… уберусь.

Вышли, оставили одного. Лишь я на мгновение задержалась, поддавшись любопытству.

— Уберешь? — Спросила и похолодела, хотя и так, по-моему, уже изо льда состояла. Как он это сделает?

Маг, прочитав все в моих глазах, покачал головой:

— Ну, тут пока ничего сложного, не бойся. Слегка защипну полотно времени, переслою одну десятую секунды, укрывая труп и следы ритуала, прижму немного и отпущу поток. Маги, конечно, быстро залом обнаружат, остальным же куда дольше придется искать. Поняла?

А через мгновение — пустая комната, и Далим уже возле меня, подталкивает к выходу. Почти даже не изменился, лишь тускло блеснуло серебро на висках.

Мы тихо затворили дверь и поспешили в спальню, на второй этаж.

Сейф, как невольно ожидалось, был открыт и даже не пуст, содержал в своей утробе ларец с драгоценностями, пачки денег, какие-то бумаги.

Рада подумала, и сгребла деньги, к остальному не притронулась.

— Пригодятся нам, — быстро бросила она, ни на кого не смотря.

Никто и не думал осуждать.

— И кто же нас опередил? — Спросила я излишне громко, пытаясь сгладить возникшую неловкость.

— Да есть у меня подозрение, только не понимаю, за…

Вампирша бесшумно пересекла спальню, припала к двери, нахмурилась. Так же тенью скользнула к окну, едва заметно отодвинула бархатную портьеру.

— На первый этаж, быстро, — велела она. — Ридик, будущее.

На ходу, видимо, заглядывать в грядущее не так уж просто, все равно сосредоточение нужно, пусть и непродолжительное, поэтому я схватила его под руку, хоть мелко, но как-то помогая. А он все равно притормаживал, повисал на мне, но тут же спохватывался, двигался дальше. Как это происходит? Клубок бросает, ловит разлетевшиеся во все стороны цветные нити? Опасно промелькнет, скажем, белая, но уйдет в глубокие пласты. Вырвется ближе, например, багровая? Я так и сяк вертела собственное представление, в котором перевивались ржавые и сине-зеленые линии, спутывались охристые и петлями лезли шафрановые, но наверняка даже примерно не могла приблизиться к тому, что разворачивалось перед внутренним взором Ридика. Рада как-то рассказала про одного выдающегося, хотя и неприятного в общении футуролога, что Ордаром Трепачом прозвали. Так у него будущее — не ленты-нити, а лес самый натуральный, со стволами, ветвями и побегами. Обломится ветка, так и жизнь чья-то сгинет в ничто. Стрельнет упруго сочной зеленью молодой стебель, так это и есть надежда на иную ветку грядущего…

— У Реслуфа должен быть портал, — кинул Ридий в спину товарищам.

Исчезла, словно растворившись, Рада, и возникла рядом с нами через несколько секунд. В какие глубокие слои уходила? Представить даже страшно.

— На первый этаж, в конце коридора.

Соскользнуть по лестнице, приложить к губам палец и тихо покачать головой, повстречавшись взглядом с побледневшей служанкой. И что она тут делает? Почему не спит вместе с остальной прислугой?

Беспечный глупый Кеан Реслуф. Меньше бы за игрушками гонялся, больше бы внимания уделял своей безопасности. Ну что твои два охранных амулета? Погасить их вампирше оказалось не сложнее, чем сплюнуть под ноги. А два охранника на посту? Ведь и пикнуть даже не успели, уж не говоря о том, чтобы как-то противостоять поджарой блондинке. Глупый-глупый оборотень, не жалевший денег на блестящую обертку, на мелочную ерунду, но поскупившийся на более дорогой портал. Впрочем, хорошо, что поскупился, приобрел самую дешевую, самую простую модель, с трехзначным паролем. Кнопки стерты, угадать комбинацию проще простого. Но вот заряд… Индикатору оставалось совсем немного до того момента, когда он мог полностью заполнить шкалу и поменять свой цвет на синий.

Порталы работают парами. Куда выведет вторая кабина?

Рада оглядела присутствующих — встревоженных, но контролирующих свою тревогу. Хмурился Далим, разом постаревший лет на десять, прислушивался к доносившимся звукам, вертикальная черта все глубже прорезала переносицу. Грубые удары сменились топотом. Голоса, вероятно, расспрашивающие. Замерший топот возобновился, усилился, свидетельствуя о приближении.

Шкала налилась синим, пальцы запорхали над панелью. Четвертая комбинация заставила разъехаться двери, впустить в тесноту кабины беглецов.

Мелькнули тени, обрели человеческие лица.

— Стоять! Выйти из портала!

Но уже кто-то утопил кнопку, пришли в движение сервомеханизмы дверей, ярче вспыхнули загадочные штрихи диодов, испещривших стены от пола до потолка.

Выстрел был тих, как робкий поцелуй в висок, и точен, как открывшаяся истина. Человек бы не среагировал, но не человек, вампир, успел. Дернулась Рада, расталкивая остальных, прикрыла руками, как смогла, настройщика, неосознанно желая защитить, уберечь.

Расплылся мелкими лепестками цветок на бледном запястье, показавшимся совсем белым на фоне темного «ежика» волос. Кто-то запоздало охнул, кто-то ойкнул, зажимая ушибленный бок.

Опасно хрустнуло под моим локтем лопнувшее стекло.

Сомкнулись створки.

Глава 31

…рассеялся туман, явив скудную картину голого песчаного берега, не имевшего границы с водой, что не имела черты разделения с небом. Просто сизо-серое сверху перетекало в белесо-розовый, а этот цвет, в свою очередь, перетекал в выцветший охристый.

Я поднялась, упершись в обломок металлической стенки. Кожу царапали осколки диодов, неприятно покусывали, но я не сразу этого заметила. А когда обратила внимание, то было уже поздно: вся ладонь покрылась короткими неглубокими порезами, не опасными, но постоянно отвлекающими.

Но сейчас даже это меня не взволновало, прошлось отметкой по периферии сознания и кануло в кучу таких же бесполезных мыслей.

Я откашлялась, смочила горло скудной слюной, но все равно выдала хрипло и прерывисто:

— Где я?

«Не знаю».

Неуверенный шаг вперед. Песок теплый, кажется влажным. Почему-то на ногах нет обуви. Зато сумка с бумагами, дневником, шприцем, деньгами и документами при себе. Или чего-то не хватает? Нет, вот две разноименные карточки, пачки купюр…

«Что произошло?»

«Похоже, кто-то повредил диод в портале Реслуфа. Из-за этого нас с тобой закинуло сюда».

Не кто-то, а я. Случайно, просто не удержав равновесие из-за возни у выхода. Этот звук оказался таким громким и таким знакомым, что я от неожиданности даже ничего не успела сказать. Да и если бы сказала, хотя бы пискнула, все равно ничего сделать было уже невозможно.

«А остальных? Остальные куда попали?»

«Не знаю. Повезло, если так же, как и мы, разлетелись по древним телепортам. Повезло, если целиком, а не по частям или не сплавились друг в друга…»

Не пользуйте, детишки, телепорт недействительный, иначе разлетитесь вы по белу свету очень удивительно: ручка в Азии, голова в Евразии… нет, поэт из меня никудышный, даже пробовать не стоит.

Из горла вырвался нервный смешок, выполз скрипучим хохотком.

Я двинулась вперед, остановилась, огляделась. Позади, еще дальше за перекореженными останками металла, напоминающих творение сумасшедшего скульптора, буйно разрастались насыщенные, бодрящие всевозможными оттенками зеленого, леса, ползущие все выше и выше, к каменным твердыням, к вековечным пластам, к расщелинам, зовущим двинуться в путь, к яйлам, обещающим отдых, к сурово вздыбленным горбам и женственным прогибам.

«Это Мертвый Город».

Юси произнесла это слишком твердо, чтобы возникло хоть малейшее желание усомниться…

Время текло сквозь пальцы, как ручей сквозь ощерившиеся камни — звонко, весело, ни на миг не останавливаясь. Побежать бы вслед за ним, не щадя себя, да куда бежать-то? Я побрела вдоль берега, надеясь рано или поздно выйти к чему-то более привычному, чем дикая природа, но была остановлена словами Юси, прозвучавшими у меня в голове.

«Увы, подруга, не все так просто. Поработаю энциклопедией для тебя, так и быть».

«Мы вляпались в очередной полный и бесповоротный абзац?»

«Если кратко, то — да. Но ты послушай сначала, чтобы осознать, так сказать, масштабы бедствия».

Чувствую, очередной вводный курс будет долгим и не слишком приятным. Наверное, я все-таки недооценила этот мир, посчитав его не слишком качественной копией с моего, но только с излишком примесей в виде материализовавшихся осколков чужих фантазий. Что ни день, так очередное ведро информации выливается на мою бедную распухшую голову, заставляя иначе смотреть на те вещи, к которым я успела более-менее привыкнуть. Ага, как же! Забудь, Карма, о таком понятии, как привычка. Проживи тут сначала года два, а потом уже и рассуждай, что привычно, а что — нет.

Я, не найдя никакого камня или деревяшки, отправила свой зад на песок.

«Валяй, Юси».

«Мертвый Город — это нарицательное имя для некоторых областей. Так прозвали отдельные участки со сбитым пространством. Ну… знаешь, что-то вроде аномалий. Их мало, и они блуждающие…»

Так, всем стоять, и тебе, Юси, тоже.

«Подожди, ничего не понимаю. Рада же на карте отмечала, Арвелл в нем…»

«А ты не перебивай, блин. Тут не все так просто. В общем, участки со сбитым пространством перемещаются по всей планете. Иногда они долго находятся на одном месте, годами даже. Вот тогда их и можно их нанести на карту. Потом они снова сдвигаются — тогда на карте удаляют прежние. Это своего рода пузыри, в которых частота пространства отличается от частоты прочих пространств. Мы сейчас можем находиться в одном из таких, хотя, не исключено, что сам „пузырь“ накрыл какой-нибудь город или же болтается посреди океана. Попасть в этот „пузырь“ сложно, но можно. Иногда просто своими силами, каким-то образом синхронизировавшись. Ну, это так некоторые говорят, я не знаю точно. Короче, как писали в книжках и статьях, которые я читала, путь в Мертвый город лежит через двойной переход — надо переходить из реальности в реальность и при этом в этот момент переступить границу самого участка. Тогда можно попасть. Или же проще — через телепорт. Только вот никто этого делать не желает. В смысле, попадать сюда».

«Почему?»

«По кочану! Ладно, извини, нервничаю просто. В Мертвом Городе не работает все так, как в остальном мире. Вернее, не все, но многое. И никто не может понять, почему. То есть, иными словами, некоторые маги теряют свои способности, пребывая здесь. Некоторые футурологи не видят будущего. Кто-то не может переходить в пределах привычных реальностей. Но все же есть те, кто в Мертвом Городе, наоборот, отмечает рост своих возможностей. Человек, например, неожиданно начинает управлять растениями. Или дракон вдруг прозревает грядущее. А когда попавший в „пузырь“ выбирается из него, то возвращается к своему обычному состоянию. Многие считают, что Мертвые Города возникли из-за обилия пространственных движков, питающихся за счет перепадов реальностей, находятся и те, кто их причисляет к наследию древних. Даже нашлись люди, утверждающие, что порталы возникли благодаря Мертвым Городам».

«Их разве не изобрели?»

Юси — не телевизор, кнопку на пульте не отключишь, если с экрана начинают литься какие-то помои. А сейчас все прозвучало так, будто в мою голову ссыпались страницы желтых газетенок.

«Мутная история. Наверное, все-таки изобрели. Сложно сказать. Четвертая Война и Вторая Чума унесли слишком много жизней, чтобы мы могли знать правду. Одни говорят, что первый телепорт обнаружили именно в Мертвом Городе, и уже на его основе стали сооружать прочие. Другие настаивают, что были просто найдены записи, позволившие создать прототипы, которые остовами разбросаны по всему миру. Третьи относят возникновение порталов к тем временам, когда корабли летали в космос, мол, оттуда пришла эта технология. Четвертые называют разные имена изобретателей. Короче говоря, мы сейчас преодолеваем за секунды огромные расстояния, строим новые кабины, неплохо разбираемся в их устройстве, но при этом все равно не понимаем до конца это изобретение. Я, конечно, не специалист, я просто читала всякое разное, но, за время своей жизни, ни разу не столкнулась с объяснением, почему, если разбить один диод, то тебя швырнет в произвольный портал, а если другой — то расщепит на атомы».

«И сколько таких Мертвых Городов?»

«Было три крупных, по твоим меркам — около семидесяти-восьмидесяти километров в диаметре, и примерно шесть-семь меньших размеров».

«И можно понять, в каком мы именно?»

«Нет, не думаю».

Я, неудобно вывернувшись, оглянулась, нашла глазами останки телепорта. Он меня выплюнул, как подростки выплевывают под ноги жевательную резинку. Способен ли принять обратно? Вряд ли, все диоды перебиты, никаких панелей управления я не обнаружила ни снаружи, ни внутри.

Что использовал Арвелл для тестирования своего прототипа? И что проверял?

Пальцы коснулись камня, висящего на шее.

— Почему ты не можешь мне сказать? Ну почему?

Я не маг, я человек. Как говорила Рада? Две-три реальности?

«А есть люди, которые сюда без телепорта попадали?»

«Ну… говорят, что так проходили только вампиры и драконы. Пойми, я не могу тебе все объяснить. Я сама не знаю, как выбирались те, кто терял способности. Может, они и не выбирались вовсе. Но тогда откуда эти рассказы? Может, приходили, переступая границу, а уходили через портал. Я не знаю, просто не знаю… я не могу сказать, выпустит ли тебя Мертвый Город, если ты достигнешь границы. Может, ты просто начнешь ходить кругами, даже сама этого не понимая».

Мне представилась аквариумная рыбка, красная, пучеглазая, заключенная в сферу. Вот она зависает, вот делает круг, второй, не осознавая крошечным мозгом, что заточена в стеклянную банку для эстетического удовлетворения некого субъекта из династии венцов природы.

Тоже буду рыбкой?

Что проверял разноглазый, нагло нарушив покой Мертвого Города? И почему именно выбрал в качестве полигона Мертвый Город, а не какую-то другую территорию? Два миллиарда даже не человек, всего разумных существ. Неосвоенных, заброшенных территорий теперь — на каждом шагу. Но нет же, надо было переться именно в «пузырь».

— Как же вы все меня достали со всеми своими изобретениями… все вы, ненормальные гении…

Телепорт. Портал. Способ перемещения из точки А в точку Б, либо из точки А в точку А, но находящуюся за десятком слоев. Способен вместить в себя и человека, и прототип. А дальше? Прототип подключается каким-то образом снаружи? Или внутри? Вживляется ли вообще?

Но не махину же какую-то протаскивал Арвелл, штуковина явно поместилась в стандартную кабину.

Мысли разбегались во все стороны, не желая оформиться должным образом в целостную логичную картину. Портал. Арвелл. Прототип. Эксперименты. Обрывки, клочья, по которым просто стараешься угадать простой, но жизненно необходимый факт.

«Да, можно поискать в „пузыре“ работающий портал» — прекратила мучения Юси.

«И куда вынесет?»

«Не знаю. Может, здесь и не работает парный принцип. Некоторые из тех, кто считает Мертвые Города источником телепортационной технологии, писали не о паре порталов, об одном. Да и выбор у тебя, признаться, невелик».

Обрадовала. Впрочем, если немного пораскинуть мозгами, то мой выбор действительно ограничивался двумя вариантами: или искать границу, или искать портал. Ну или, на худой конец, продолжить сидеть на попе ровно, жалея себя и живописно представляя варианты своей смерти. Понадеяться на выход через границу? Даже если невероятным чудом я смогу проскользнуть, обернувшись болотной кикиморой, то не исключено, что с облегчением выйду, например, на край утеса, красиво взмахну руками и пролечу три десятка метра, пока не размажусь по острым камням. Или обнаружу себя в беснующихся волнах где-нибудь за триста километров от ближайшего берега. Да даже за тридцать — все равно не доплыву же. Телепорт? А есть ли здесь еще один телепорт? Так в таком случае даже вероятность не просчитать, ибо ее цифры начинаются от нуля и теряются на неопределенном числе. Может, я сейчас заберусь туда, в горы, и самым натуральным образом выпаду в осадок от тучи кабин, усеявших участок Мертвого Города.

Сложно принять окончательное решение. Но надо, иначе только и остается, что сесть на задницу и зареветь. Хотя уже сижу.

Наверное, последняя мысль и подтолкнула меня. Я нехотя, по-старчески кряхтя, поднялась и направила свои стопы к буйно разросшейся растительности, обещавшей дать приятные ощущения ненавязчивой прохлады под своим пологом. И первые пару десятков подъема действительно придали мне бодрости и уверенности в своих действиях. Но чем выше я поднималась, тем тяжелее казался путь. Мягкий и шелковистый на вид ковер коварно таил в себе то мелкие сучки, то острые камни, то мелкие колючки, легко впивавшиеся в стопы. Я попыталась сделать из широких листьев хоть какое-то подобие обуви, но ничего из этого путного не вышло. Кору содрать? Распечатками пожертвовать? Самой сумкой? В сумке только и было — бумаги, блокнот дракона, деньги с поддельным документом, шприц и совсем уж никчемные мелочи. Ножа — и того нет. А сейчас бы пригодился… Вот куда делись мои милые сандалии? Между прочим, в полторы тысячи мне обошлись… с другой стороны, хорошо, что я только без обуви осталась, а не без ног.

А остальные? Если выжили, то где они? Тоже по Мертвым Городам разлетелись, вытолкнутые энергетической вспышкой? По какому принципу сработал сломавшийся портал? Подчинился сдетонировавшей в последний миг защитной программе, разнес всех по ближайшим свободным телепортам? Или мог ведь иначе, в заброшенные кабины закинуть… или нет никакой такой программы, и лишь я счастливицей оказалась. А ведь из-за меня все это произошло. Вернее, из-за нелепой случайности. Точнее, из-за блондинки, попытавшейся спасти так внезапно полюбившегося ей мага. Прикрыла бы я руками, защищая, того… а кого, Карма Рутхел? Или правильнее будет, Карма Вега Рутхел? Я поняла, что не дам ответа на этот вопрос. Сейчас не дам, да и потом, в будущем — тоже вряд ли.

Я остановилась возле поросшего мхом камня, привалилась к нему, упираясь пятками в податливую землю, схватилась за край подола и, приложив усилия, оторвала широкую неровную полосу, оставив юбчонку едва ли до середины бедра.

«Введем, если что, новую моду».

Юси в ответ усмехнулась.

Ткань была разорвана еще на несколько полос, которыми я обмотала истерзанные ступни на манер бинтов. Идти стало гораздо легче.

«Побегали, блин, теряя тапки. Сейчас хотя бы сланцы, а еще лучше — туристические кроссовки».

«Ой, да хватит ныть. И так нормально вышло. Жаль, что мы раньше не сообразили».

«Жаль. Ладно, погнали дальше».

Пологий подъем, практически не вызывавший усталости, плавно набирал крутизну, вынуждая все чаще и чаще хвататься руками за ветки и стволы. Жара вызывала жажду, а излишне влажный воздух обещал, что даже залпом выпитый литр ледяной воды не принесет никакого облегчения, только наполнит ненужной тяжестью, да усилит потоотделение. Хуже всего приходилось, когда на пути вставали целые заросли цепких кустарников. Сколько бы я не старалась отгибать ветки, они все равно царапали ноги, вонзались колючками, задерживали, хватаясь за одежду и волосы. Нет, не нож — мачете нужен. Хотя справлюсь ли я с мачете? В руках-то никогда ведь не держала…

Преодолев кустарник и добравшись до ближайшего валуна, я без сил опустилась, часто дыша. Хоть назад поворачивай, пока не навернулась. Нет, назад уже жаль идти, не так проста оказалась дорога, как представлялось. Обидно теперь просто сдаться, да и смысла в этом никакого нет.

Перепад энергии в семь тысяч каких-то единиц был где-то в центре Мертвого Города. По крайне мере, мне так показалось, когда я с умным видом пялилась в распечатанную карту. Рада быстро тыкала ногтем то в одну точку, то в другую, не давая мне возможности уследить за всеми ее действиями. Нередко мне казалось, что вампирша вообще воспринимала меня кем-то вроде несмышленого ребенка, которого было бы проще отправить к бабушке в деревню, а не таскать за собой. Да она так и сказала, почти прямым текстом. Но важно ли это сейчас? Нет, теперь значение имеет другое — центр этого ли «пузыря» отметил на карте смышленый Палач? Не знаю. И Юси молчит, не знает. Но если в том Мертвом Городе портал находится примерно в центре, то, наверное, и в этом также. Или ложное рассуждение?

Я нехотя продолжила путь. Подвернулась под руку хорошая толстая палка, немного облегчившая передвижение. Пришла на ум из детства мелкая хитрость, позволяющая на время обмануть жажду. Камушек бы найти. Нашла — мелкий, округлый, там, где деревья поредели, сменились по видовому составу, стали ниже и раскидистее. Обтерла краем подола, закинула в рот, стала обсасывать. Вскоре рот наполнился слюной, утихомирил саднившее горло.

Выше, к тому провалу между двумя пологими вершинами. Одна точь-в-точь как нежная девичья грудь с соблазнительным изгибом, упершимся в напряженный сосок, а другая представилась сгорбленной спиной, вырванной куском из тела великана. Там, где должны были быть плечи, спина круто обрывалась до массивного уступа, продолжением переходящего в отлогую горную цепь.

«Погнали?».

— Погнали…

Оборачиваться назад и приятно и страшно одновременно. Глянешь, а позади, оказывается, столько осталось, что дух захватывает. Берега совсем не видно, лишь как туманом что-то белое плывет. И не сразу догадаешься — упокоенная поверхность воды дремлет. А вперед развернешься — так отчаяние с головой захватывает. Сколько еще ползти порой даже на карачках, оскальзываясь и едва не падая? И все же пробуждалась совсем уж неуместная, странная гордость — вон, какой путь самостоятельно я проделала!

Терраса, послужившая отличным местом для кратковременного отдыха, была небольшой, всего метров шесть шириной. Но все равно стало легче двигаться, когда крутые участки чередовались почти с горизонтальными. Еще одно усилие, еще один подъем, затем отдых. И с каждым таким отдыхом все сложнее стать на ноги, заставить себя продолжить путь, не сидеть еще одну дополнительную минутку, даже секундочку.

А я ведь всегда думала, что если доведется мне попасть в горы, то явно не ударю в грязь лицом — буду изящно покорять вершины и вершинки тех пиков, что не слишком высоки, чтобы покрываться слоем вечных снегов, эффектно и красиво, подобно дикой кошке. Но вот я и попала, даже не в такие уж крутые горы. И что? Ползла, виляя задом и неуклюже хватаясь за все предметы, грязная, мокрая и неповоротливая, неуклюжая, как корова на льду, и едва сдерживающаяся, чтобы порой не захныкать. И все же доползла, упала, хрипя и тщетно стараясь унять зашедшееся сердце. Все, хватит, с меня. Приехали.

«Вставай!»

«Отвали!»

«Поднимайся, Карма».

«Пошла к черту!»

«Карма, дальше уже гораздо легче. Ну же, посмотри. Видишь?»

Подчинилась, подняла голову. Даже на это действие сил не хватало, голова тряслась как у маразматической старухи. Но девчонка оказалась права: расстилалось дорогой межгорное понижение, хоть сейчас поднимайся и беги по нему, по зеленым, бурым и желтым травянистым разводам.

Будьте вы все прокляты со своим миром и телепортами.

Я поднялась, навалилась всем весом на палку, но все же встала на подергивающиеся от усталости ноги.

Сделала шаг вперед, рыкнула точь-в-точь, как зверь, но перенесла вес на другую ногу. Еще шаг, ровнее спину, вот так, войти в ритм, настроить дыхание, поверить, что все гораздо проще, чем кажется.

Идти действительно стало легче. Встречались порой колючки, впивались в ноги, но разве это помеха по сравнению с тем, что осталось позади? Так, ерунда, что-то незначительное, что и внимания-то не стоит. А здесь еще был хоть какой-то, но ветер. Не сильный, не сбивающий полностью жару и духоту, а все же позволявший дышать свободнее.

«Сколько мы прошли?»

«В целом — километров десять-двенадцать».

Это и чувствовалось, мышцы ног налились свинцом, отзывались нытьем на каждое движение, просили пощады. Начинало ломить спину, сумка и палка в руке тянули вниз, будто под тяжестью десятка кирпичей. Ткань на ногах, заменявшая обувь, совсем истерлась, но пока еще держалась, худо-бедно защищая стопы. Но я чувствовала, что если позволю себе хотя бы одну передышку, то вряд ли уже сумею продолжить путь. По крайне мере точно не в том ритме, в котором двигаюсь сейчас. А ведь время, это проклятое время, что даже и не думало притормозить, задержаться, дать дополнительный шанс, летит очумевшей птицей, спасается от гигантских челюстей минувшего. Нет никаких дополнительных шансов, бывают лишь милостиво подаренные судьбой случайности, редкие и часто незаметные. Вот что-что, а это я давно, еще в той жизни хорошенько усвоила: не стоит полагаться на дары и щедрости, все возможности надо у подлого рока вырывать самой, ни на что более не надеясь. Есть те, кому везет, а есть те, кто везут.

«Покопайся, Юси, пожалуйста, в моей памяти».

«Зачем?»

«Хочу послушать твои рассуждения. Как думаешь, кто за всем стоит? Ведь Рада кого-то заподозрила».

«Я не могу тебе ничего нового сказать, прости. А она слишком многих знает, чтобы делать какие-то выводы».

«Хорошо, а если иначе посмотреть? Реслуф, его дух сказал, что хозяин пах ужасом. Кого может бояться оборотень?»

«Ну… много кого. Другого оборотня, мага, вампира, какое-то магическое порождение, дракона. Много кого».

«Да не, Юси… тут что-то не так, понимаешь? Он не так бы тогда сказал. Он бы наверняка назвал именно… расу, вид».

«Тогда получается, что маг. Пожалуй, если именно так рассуждать, то только маг и получается. Но я не помню, чтобы в списке Арвелла упоминались маги. Маги и драконы, если честно, редко конфликтуют: так уж случилось, что стараются без нужды не пересекаться».

«Все чудесатее и чудесатее… но ведь с магом же столкнулись, вернее, с посланником».

«Алиса из страны чудес?»

«Что? А, да».

«Хорошая книга, хотя и странная. Но мне понравилась».

«Ты прочитала ее в моей голове?»

«Ага. И многие другие, которые ты читала. Жаль, что некоторые бросила, они оказались тоже очень интересными. Ты их могла бы потом Арвеллу пересказать, своему любимому дракону».

«Ты опять за свое? Я не желаю разговаривать об этом человеке. Это, по сути, из-за него я оказалась втянута во все эти передряги, хотя могла бы просто наслаждаться жизнью».

«Да, разумеется, потихоньку спиваться в кабаке. Карма, ну уж себе-то врать не нужно. Сама прекрасно понимаешь, что не ты, так Эллис оказалась бы на твоем месте. И, скажи мне на милость, она бы справилась?»

«Рада, с ней…»

«Ты лицемеришь, и ты сама это знаешь».

Вот зараза мелкая, подселилась в голову, жужжит, и ведь не отгонишь, как назойливую муху, не отмахнешься подушкой, не заткнешь уши.

Далеко впереди, где гордые возвышения полого сходили на нет, дорога слегка поднималась, обещая открыть новую картину за перевалом.

Эллис… хорошая девочка. Если закрыть глаза на ее проделки, то действительно неплохая девчонка. Может, и не блещет умом, но явно усердная и трудолюбивая. Из таких получаются отличные жены — верные, покладистые, преданные, наполняющие дом покоем и уютом. И чем она дураку крылатому не угодила? Кто знает, выбери он ее, так наслаждался бы сейчас, сидя в любимом кресле и попивая чай с домашними пирогами. А она млела бы возле его ног. Вышивала бы, например. Взмах иголкой, другой, и распустился на ткани дивной красоты цветок. И детишек с радостью нарожает по первому желанию этого пустоголового камина. Подумаешь, полетов боится. Привыкла бы со временем. А теперь что? Ну, даже если каким-то образом я, Рада или кто-то иной найдут прототип, вернут разноглазого из другого измерения, сотрут в порошок всех мыслимых и немыслимых врагов, то дальше-то что? Шить-вышивать, ворковать и носки стирать я не собираюсь. И сказки на ночь рассказывать — тоже. Уйду же снова, все равно уйду, верная себе и своим принципам, чтобы ни втолковывали мне другие, жадные до сплетен и вороха белья в чужих жизнях. Ну, может быть, иногда забегать буду, если деньги потребуются. Или просто так, в случае скуки.

Перевал был все ближе, он уже манил к себе, тянул.

А! Черт с ним!

Я побежала, подгоняемая нетерпением, взлетела на пригорок и остановилась, еще не понимая, что за чувства нахлынули — то ли облегчение, то ли разочарование.

«Сколько осталось до Переменного Собрания, Юси?»

«Если не считать сегодняшнего дня, то — шесть».

Полого уходил спуск вниз. Перед глазами, почти до самого горизонта, расстилалась роскошным ковровым покрытием густая и пышная зеленая долина. Лишь там, где бледно желтел край неба, размыто виднелись силуэты гор.

«Может, переночуем здесь? Судя по всему, здесь наступает уже вечер. Все-таки опасно двигаться в темноте».

«Хорошо, Юси».

— Хорошо…

Глава 32

Я подняла голову, уперлась руками в землю и встряхнулась совсем по-собачьи, сбрасывая с себя остаточную скованность, скидывая останки растворяющегося сна, потянулась, разминая члены, и охнула от неприятной ноющей боли во всем теле. Из моих окончательно спутавшихся волос посыпалась какая-то труха, мелкие листья, травинки. Нет, я, наверное, проклята или просто не вписываюсь в этот мир, исторгаюсь, как инородное тело. Был ли хоть один день, когда у меня ничего не болело, не саднило и не зудело? Когда я действительно выспалась, не тревожилась, не разрывалась от противоречивых мыслей и не плутала в петлях дилемм? Если вдуматься…

Под ладонями и коленями было влажно, и липли песчинки. Сначала мне показалось, что ничего нет. Затем мгла расступилась, явив унылый берег. Ровное стекло воды спаяно одним краем с песчаной полосой, другим вросло в тусклое бесцветное небо.

— Но как? Как же…

Вот теперь действительно впору сесть на задницу и зареветь. Впрочем, и так на заднице ровно сидела, а слезы уже начали подступать, давя комком в горле и собираясь слизью в носу. Дыши. Ну же! Ровно и спокойно дыши. Как там во всяких романтических комедиях? Девицы хватаются за пакетик, начинают в него трубно, ухая, выпускать всю нервозность. Нет у меня пакетика с собой, да и никогда я не понимала смысла в этом действии.

Безучастно взирали вершины гор, хребты и сколы, линии и выступы, тонувшие в толпе склонившихся в раболепном поклоне зеленых вздыбленных… чудовищ? Монстров? Одно чудище склонялось перед другим, один бог признавал силу другого. Жизнь и камень. Камень вознесся выше, растительность поверженной женой стремилась к повелителю, молила о прощении, тосковала о нежном объятии.

Я снова легла, уставилась в безликое, бесцветное небо, то ли жемчужное, то ли затуманенное, не пропускавшее ни одного луча солнца, просто рассеивающего их в себе самом.

— Почему? — Шевельнулись запекшиеся губы.

Вода молчала. Молчало небо. Не нашлись с ответом камень и зелень.

— Это сон, — хрип раздался громче, — глупый кошмарный сон.

«Нет, не сон. Я блокирую плохие сны».

«А этот ты не смогла».

«Это не сон. Это Мертвый Город. Сбитая с нормального ритма реальность. Знаешь, это как широкий скотч. Ты пытаешься его наклеить ровно-ровно, а все равно, зараза, пузырь возникнет, который все портит. И вреда от него, вроде бы, никакого и нет, но и всю работу насмарку отправляет».

«Дурацкое сравнение».

«Зато ты суть понимаешь. Поднимайся, попробуй обойти тогда. Или просто — по берегу».

«Не хочу».

«Сдалась?»

Сдалась? Всего лишь из-за одного бесплодного дня? Из-за какой-то ерунды с пространством?

Я стиснула зубы, села. Привычным движением нащупала бриллиант, осторожно зажала. Человек. Камень. Дракон. Какова истинная сущность? Содрать бы с шеи тебя, зашвырнуть так, чтобы никто никогда не нашел. Вот хотя бы в эту воду. Кто обнаружит? Да никто и никогда, и пойдет жизнь своим чередом, пусть и через какую-то там очередную мировую войну.

Вспомнилась злая Рада.«…ради твоего желания оставаться независимой готов был обречь себя…». Надо будет сказать этому балбесу, что нормальные мужчины должны добиваться женщин, ухаживать за ними, хотя бы говорить о своих желаниях, а не изображать томных и несчастных мальчиков из сопливых сериалов для четырнадцатилетних подростков. Вот вернусь в нормальную реальность, дам пару уроков на будущее.

На будущее?

На будущее.

Я встала, шипя и извергая ругательства, справляясь с переутомленными мышцами, неловко подобралась к воде, зачерпнула горсть. Рот наполнился противным холодком, из-за которого заныли все зубы разом. Вот гадость! Сплюнула горчащую соленую жидкость. От такой еще раньше, чем от обезвоживания, помрешь. Ладно, день еще как-нибудь протяну, а там уже…

«Постой!»

От истошного вопля в голове я припадочно дернулась, едва не упала, споткнувшись.

«Повернись опять! Ну же. Еще. Да. Что видишь?»

Зелень, горы, полоса пляжа.

«Ну?»

— Это же…

«Ну?»

— Это ведь…

«Вот-вот! И я о том же!»

Забыв обо всем на свете, я вскочила на ноги, подхватила сумку и помчалась, не чувствуя ни усталости, ни боли, ни страха. Одна надежда распирала грудь, истошно колотилась о прутья ребер обезумевшей птицей, грозя разнести все кости. Нет. Не может быть! Но есть же! Из-под ног вылетает песок, стопы пробуксовывают, бежать чертовски неудобно, все время подпрыгивает земля, готовая впечататься в мою физиономию и клонит к себе, желая объятий. Ну уж нет, не в этот раз!

Матово поблескивала стена портала.

Целая.

Я добежала, долетела, припала, стукнувшись лбом, к прохладному металлу портала. Как же неуместно смотрелась эта кабина на фоне дикой природы! И как она была желанна! Господи, если ты существуешь, то огромное-огромное тебе спасибо. Слышишь? Спа-си-бо! Это и есть тот дар небес, который падает в руки лишь раз в жизни. И, видишь, господи, я его ловлю, я искренне радуюсь и благодарю, ибо ничего сейчас не может быть ценнее шанса на спасение.

Милый мой, хороший, такой невзрачный, их дешевых моделей… наверное. Панель совсем простенькая, предлагающая ввести трехзначный код.

Код… Ну елки-палки! Да вы смеетесь? Десять цифр, миллионы комбинаций. И пойди тут, угадай! Вечность можно потратить, не то что человеческую жизнь. А у меня и жизни нет, всего несколько часов, до наступления ночи. Верно рассуждаю?

Ночью маленький мирок, эдакая болячка большого мира, внушающая ужас и вызывающая неподдельный интерес, может снова измениться. И неизвестно, совпадает ли ночь Мертвого Города с ночью реального мира. Реальный мир… настолько реальный, ощутимый, естественный, что уже прежний, страшно в этом признаться, но все же… кажется всего лишь сном, случайным из череды прочих снов. Когда успело все так поменяться, когда ощущение временного пребывания на чужбине перетекло в такие слова — «реальный», «мой»?

Мой? Этот мир я назвала своим? Нет, Карма, хватит, успокойся. Осталось меньше недели. Есть ли в мире понятие «неделя»? Ни разу, вроде бы, не встречала.

«Есть. Только длится десять дней. Один выходной дается на четвертый день, и два — на девятый и десятый. Ну, в некоторых учреждениях».

Вот оно, значит, как. Неделя. Не деля. А здесь, в этом… моем мире разделили, поделили.

Я наклонилась, взглянула на панель сбоку, снизу, стараясь заметить потертости, следы использования. Не знаешь кода, так поищи его. Но нет, кнопки были девственно чисты, ни отпечатков, ни соринки, будто только что их установили и протерли дезинфицирующим раствором.

Что здесь искал Арвелл? Нет, иначе. Что проверял Арвелл в Мертвом Городе?

Тоже неверно, не в цель.

— Почему именно в Мертвом Городе? Почему именно портал Мертвого Города?

Глупый дракон, но ты же как-то попадал сюда и как-то выбирался, так? Почему я не такая умная, как ты? Почему я терпеть не могу физику и не имею никакой технической жилки? Я же не смогу сообразить. Или мне стоит, проглотив все обиды, мысленно произнести слова Радьявары Солейн, сказавшей, что я могу иногда на привычные вещи смотреть нестандартно? Ага, как все с той же пресловутой вилкой…

Итак, разноглазый, пришла моя очередь задавать те вопросы, которые умеете задавать вы — ты, Рада, остальные.

Почему именно Мертвый Город? Потому, что именно в Мертвом Городе даже разрушенная технология восстановится? Потому что что-то произойдет со временем и пространством, и мирок обновится? Портал восстановился, так? А что может, если отбросить здравые рассуждения, вернуться в исходное состояние? Правильно, совершенный и идеальный объект, продуманный до каждой мелочи, до малейшего винтика. Но некоторые верят: первый телепорт обнаружили именно в Мертвом Городе. Значит ли, что эта закрытая кабина стала не венцом человеческого гения, а, напротив, изначальным образцом? Ведь там, в большом мире, они ломаются и не восстанавливаются, помечаются ярлыком «недействительный».

И еще раз: почему, мать вашу, Мертвый Город?

Потому что в Мертвых Городах находятся прототипы. И то ли сумасшедший, то ли гениальный дракон Рутхел решил испытать свой прототип при помощи другого прототипа, зная, что последний, в отличие от многих последующих образцов, не разрушится, а рано или поздно обновится.

Перепад в семь тысяч рейгеров, если рвануть в другие пространства.

— И перепад в ноль рейгеров, если просто перейти через портал с устройством. Так, Юси?

«Я не знаю. Карма, я не знаю… но если ты права, если ты…»

Мертвый Город.

Место с особенной вибрацией пространства. Кто-то поглощает энергию. Кто-то выбрасывает. Кто-то усиливает или открывает свои способности. Кто-то — возвращается к нулевому уровню.

Портал. Телепорт. Технология, имя создателя которой никому не известно.

И если эта технология действительно пришла из Мертвого Города, если я действительно сейчас едва ли не обнимаю именно прототип, то…

У прототипов обычно базовые заводские настройки.

А чему-то первому нередко дают нулевой номер.

Если я ошиблась, то ничего не произойдет. Если я права, то я даже боюсь позволить себе представлять все вероятные дальнейшие события. Кроме одного.

Мой палец уверенно три раза утопил кнопку с черным символом, который встроенный переводчик признал нулем.

Бесшумно разъехались створки.

Глава 33

Лаборатория. Знакомая. Пусть и не своя, но сейчас показавшаяся невероятно родной, близкой, безопасной. Не моя, но Арвелла, человека, которого могли убить из-за знаний.

Но убрали дракона — из-за власти.

Или нет?

Теперь я не имела ни малейшего понятия. Раньше не было толком ни одного мотива, теперь же образовалось слишком много причин. И за какую ухватиться сейчас?

Нет, не надо хвататься, не мое это дело. Мое дело выдернуть разноглазого из неведомой недостижимой параллели. Только прототип, вероятно, способный мне помочь, глупо выскользнул из рук. Какими были последние слова умершего Реслуфа? «Серый бло…». Серый блок, больше ничего в голову не приходит. Серый блок унесли, утащили едва ли не перед нашим приходом, даже портал не успел зарядиться. Или неведомый противник всего лишь резво, перед тем как сомкнулись створки телепорта, вмазал по кнопке активации, а сам выбрался обычным путем? А что, неплохой маневр. Но, скорее всего, он не уходил, напротив, приходил через портал. В любом случае, все сводится лишь к тому, что изобретения дракона у нас нет. Я не удивлюсь, если его нет и в непосредственной близости и у врага. Я же не таскала при себе все свои драгоценности, вот и наш мистер Икс сначала хранил технологию у глупого вервольфа, затем уже наверняка скинул кому-то другому. Прошелся ли он телепортами? Думаю, если я пришла к этой мысли, то Рада с Палачом наверняка проверили. Если вампирша жива.

Странно все. А ведь враг испугался, раз совершил такой маневр. Причем, убил именно Кеана, а не отправил его в неведомые реальности. Психанул? Не успел все рассчитать? Это может значить лишь одно — мы оказались ближе к цели, чем он рассчитывал.

Греет. Несильно, но греет. Жаль, что мы проиграли, по крайне мере, пока.

Надо проверить, поделиться, списаться… Но так хочется плюнуть на все. Сбежать вниз, обнять стариков, махнуть приветственно Эллис… нет, тоже обнять, крепко, искренне радуясь встрече. Потом доползти до ванной, с наслаждением погрузиться в теплую воду, смыть с себя кровь, пот, усталость, время. Отмокать до тех пор, пока все не сойдет, не исчезнет, как страшный сон, пока не сотрется целиком и полностью.

Но я не побежала, лишь опустилась на корточки, обхватила рукам голые коленки. Или вот так, остаться на месте, замереть, никуда не идти, ни о чем не думать, просто ждать, когда все кончится само собой. Пусть они сами все решают — большие, умные, обладающие способностями. Не хочу я больше ничего — ни Мертвых Городов, ни поездов, ни трактиров, ни загадок, ни ответов, ни погонь. Тишины только. Я не для этого, не для подвигов предназначена. Ни для шрамов, ни для синяков, ни для свершения невозможного. Мое дело — блистать среди обеспеченных ублюдков и вызывать зависть шлюх. Мое дело — очаровывать, возбуждать, вызывать неутолимое желание, ради которого можно расстаться с чем угодно, хоть с драгоценностями, хоть с честью. А сейчас? Была светской львицей, роскошной женщиной, роковой красоткой, а превратилась в драную кошку, в беспризорницу, в ходячего мертвеца.

— Как же мне все надоело.

Произнесла и вздрогнула. А если эта глупая ящерица все слышит, все чувствует сквозь уйму измерений? Терзается там, слепо надеется на чудо, немо кричит «А как же наши полеты, Карма? А как же все?».

Представилось, что не мягкие кожаные петли, оплетшие бриллиант, а стальные оковы, ржавые цепи беспощадно впились в плоть.

Нет…

Не может так кричать, даже если слышит. Скорее выдаст холодно и рассудочно что-нибудь о долге, о необходимости.

Но…

Ведь не Раде дракон оставил дневник, велел мне передать.

Зачем?

Верил, что именно я спасу? Надеялся, что именно я догадаюсь, запримечу что-то?

Или просто пытался меня же и защитить, меня, а не себя?

В мире, где не человек топчется на пьедестале пищевой пирамиды, любой вид представляет опасность. Всех надо бояться — вампиров, драконов, оборотней, ведьмаков. Любой может высушить, выжать, растоптать, испепелить мелкое и слабое недоразумение под названием «человек». Но ведь не испугался Ридий Дазгин, готовый отдать жизнь ради того, чтобы мелкая кучка героев постаралась предотвратить непредотвратимое. Или признание смерти — это тоже страх?

Мало кто задумывается о том, что гораздо чаще проще и легче умереть, чем идти дальше, бороться с неизвестным, сражаться с самим собой.

Стучалась без устали в голове Юси, что-то твердила, пыталась заставить совершить какие-то действия. Но, оказывается, можно научиться не воспринимать, не слышать голос в собственной голове, обращать на него внимания не более, чем на городской шум за окном. Пусть хоть до хрипоты визжит. Хватит. Я имею право на отдых, на то, чтобы стать снова человеком, а не бродягой в лохмотьях.

Увы, нет. Теперь, точно нет, потому что…

— …ты, неведомая мне тварюга, покусилась на святое — на мою семью, на моих друзей и на мой мир.

Да, я произнесла эти слова, не как человек, но как хранитель, как дракон, пусть и не являясь таковым. А драконы ненавидят, когда у них пытаются что-то отобрать.

Я поднялась, скрипнув зубами. Механически, будто у себя дома, включила компьютер, провела пальцами по белой столешнице. Надо же, ни следа пыли, девственно чисто. Заботятся, значит, дряхлеющие супруги, верят искренне и честно в возращение любимого господина. Черный дракон окружил себя белым, белизной. Инь и ян, крайности, противоположности, классика. В драконе в крапления белого, в лаборатории — черного. Когда они вместе, то наступает гармония.

Я остановилась, нерешительно сняла с шеи бриллиант, положила на белую поверхность.

— Чувствуешь, Арвелл? Ты дома. Ты в своей обители. Надо сообщить королю, правда? Он отложит Переменное Собрание, Рада найдет твой прототип, и все будет хорошо. Разберутся, сильные и умные разберутся, те, кто знает, как правильно двигать гранитные плиты информации. Вот, сейчас прямо и напишу, найду адрес в твоей почте, слышишь, Арвелл?

Голос звучал жалко, фальшиво, нахлынувшая уверенность уже отступила, подобно отливу. Требовалось одобрение, слова, что я делает все правильно. Но ничего не было, только молчание, даже внутри головы.

Я провела пальцем по блестящим граням.

Знаешь, Арвелл, а ведь до сих пор меня преследует ощущение, что я что-то упускаю. И я, и Рада, и мальчишки. Что-то мы недопоняли, во всем этом лабиринте не заметили прямой дорожки только потому, что не поверили, что таковая может быть. Или я накручиваю себя, придумываю того, чего нет?

Запустилась операционная система, даже не потребовав пароля. Беспечно? Очень, когда имеешь в руках вещи, способные изменить мир. Или я не найду ни в твоем компьютере, ни в твоих дневниках, разноглазый, этих записей? Ведь я собранный материал, способный уничтожить нас с Андреем, запрятала так далеко, что ни одна живая душа найти не сможет. С другой стороны, кто-то не просто записи стащил, сам образец нагло упер.

Я с тоской оглянулась на выход, но все же переселила себя, все свои стонущие желания, села за стол, нацепила манипулятор на пальцы и уже более уверенно, чем когда-то ранее, запустила Скрибер, выбрала почтовую сеть и зашла на свой «ящик». Среди некоторого числа пришедших за последнее время писем, почти одним из самых последних было отправленное Радой. Я жадно впилась глазами в текст.

«Здравствуй, подруга! Если ты жива, то, подозреваю, что догадаешься сделать такую глупость, как выйти в почтовый ящик Арвелла. Увы, несмотря на все защиты, существует риск утечки информации, так что будь осторожна в словах, особенно выходя в Скрибер в общественных местах. Теперь же позволю немного тебя утешить: есть надежда, что все выжили. По крайне мере, я уже скоро встречусь с Далимом, также отписался Ридик. Ридика выбросило сильно севернее, сообщил, что его спас какой-то шаман, показавший путь к недействительному порталу. Сейчас он, хотя и далеко, в конкретной глуши, но в сеть выходить может. Правда, пожаловался на нестабильную работу Скрибера. Короче, денег я ему переслала, скоро к нам должен будет присоединиться. От ушастого нет никаких вестей, ничего сказать не могу. Но, подозреваю, что также оказался в не самом населенном месте. Я вылетела в пустыне, в северной части Катры, почти сутки к цивилизации добиралась. Примерно так. Теперь о делах. Времени на размышления у меня было достаточно, чтобы сопоставить некоторые факты. Наверное, ты и сама догадалась, что наш противник допустил ошибку, убив Вервольфа. Я, в общем-то, сообразила, кто за всем стоит, но пока не могу понять мотивов. Я написала королю Равиду, надеюсь, он хотя бы задумается и повременит со своим собранием. Тебе тоже пишу: кто-то из Старших — либо вампиров, либо драконов. Я знаю только троих. Кто именно из них — пока указать не могу, все они очень хитры и умны, а также, как выразился Кеан, „пахнут ужасом“. Конкретно же разгадку могут дать именно мотивы. Сообразим, в чем выгода, тогда поймем, кто это может быть. Так что, подруга, листай дневник и излагай свои мысли, вдруг снова не промажешь. О прототипе. В записях Арвелла можешь ничего не искать, они у меня. Не при себе, в тайнике. Если прототип действительно у одного из Старших, то, извини, но мы эту войну не выиграем, ни я, ни даже сам Арвелл не способны победить их в прямом противостоянии. Поэтому я, допишу тебе письмо, встречу Далима и рвану за данными, которые мне придется отправить Беренгу. Может, разберется, сможет со своими подчиненными что-то придумать. Короче, надежда на них только. А, еще. Мы проверили портал Реслуфа. Увы, ничего интересного. Тот, кто унес прототип, не стал пользоваться порталами. Пока все, Карма. По возможности, буду выходить в Скрибер, но ненадолго».

От сердца отлегло, и даже будто бы вся тяжесть стала менее ощутимой. Только неизвестность о судьбе Уэлла тревожила, теребила внутри. Выжил ли этот славный отважный мальчонка? Или просто застрял где-то? Что видел Ридик? А что видела я его глазами, тогда, на Айли-Ивижских островах? Немногое, водный путь…

Мои пальцы рухнули на клавиатуру, дернулись и все же стали набирать ответ.

«Здравствуй, Рада. Я была в одном из Мертвых Городов, но сумела выбраться. Сейчас я дома и очень рада, что вы выжили. К твоим рассуждениям мне добавить, увы нечего. Про Уэлла — он, скорее всего, на каком-то корабле. То ли сейчас, то ли будет. Мне сложно объяснить, откуда я это знаю, но об этом лучше спроси Ридика. А еще…»

Я задумалась над тем, как оформить какофонию мыслей в голове в понятные предложения. Могу ли я без опаски писать обо всем том, что узнала? Или действительно, на противной стороне есть свой гениальный Палач, который всего в пару минут расшифрует мое послание? Но ведь же Рада написала мне. А здесь, в компьютере Рутхела, неужели нет достойной защиты? И что теперь имеет большее значение — риск или шанс получить новую подсказку?

«…я знаю, почему дракон был именно в Мертвом Городе. Вернее, подозреваю, что причиной была не безопасность, а именно особенность находящегося там портала. А что касается мотивов, то меня тут вообще бесполезно спрашивать. Вот мои идеи, тем не менее. Первая причина, разумеется, сама власть. Вторая — месть. Третья — его разработки. Ну и четвертую, совсем уже безумную, лови — кому-то выгодно, чтобы война случилась. Например, чтобы продавать оружие или же, как у вампиров было, когда к ним шли люди, как твой отец. Вот и все, что могу предложить. Жду от тебя сообщения, напиши, что мне делать дальше. Карма».

Написала, отправила, отвалилась на спинку кресла. Только что теперь? Даже несокрушимая Рада признала, что мы на грани поражения. Почему же я должна верить? И во что теперь я могу верить? В то, что суетливый и дерганный Беренг за несколько дней соберет хитрое устройство и вместе со своей командой вернет дракона?

Но у меня же больше нет выбора.

Я медленно взяла со стола бриллиант, побрела к выходу.

Передо мной раскрылась металлическая дверь, и несколько мгновений мы просто удивленно пялились друг на друга. А потом я не выдержала, бросилась навстречу, повисла на шее и завыла, зарыдала в голос, как маленький брошенный ребенок.

Старческая иссушенная, но сильная рука провела успокаивающе по моим волосам. Так отец успокаивает свою испуганную дочку, без слов обещая разобраться со всеми обидчиками.

— Ну чего ты, Карма, девочка? Успокойся, милая…

— Га… рор… не вышло… украли… он слишком… — выталкивала в напряженную шею, пахнущую мылом и чем-то сладковатым, вязкие и неподъемные слова, — а Арвелл… он… теперь не можем… не… не успели чуть… прототип… и там еще…

Душили всхлипы, топили собственные слезы, и так болезненно сжималось горло, когда я пыталась бессвязными обрывками охватить все случившееся — и собственную смерть, и множество догадок, и бесплодные потуги, и страх перед Мертвыми Городами, и тревогу за друзей, и пережитые мгновения таинственного единения с миром, и сомнения в своих силах, и злобу на врага, и гордость от собственных поступков, и горячий стыд от ошибок, и желание, чтобы все закончилось. Но лишь отдельные звуки вырывались, терялись в новой волне рева, и ничего мне так и не удавалось сказать.

— Тише, тише, — уверенно, не отпуская, говорил Гарор, — ты же умная девочка, ты же хранитель. Тише.

— Я… мы… еще горы, так трудно… три нуля… поэтому разногла… прототип.

Он все же отнял меня от груди, легонько встряхнул. Чуть выцветшие серо-голубые глаза смотрели внимательно и очень по-доброму.

— Давай не все сразу, милая. Что за прототип?

Я судорожно вдохнула, вперилась глазами в сверкающий потолок, стараясь погасить слезы, шумно зашмыгала носом, удерживая соленую влагу.

И все же выдавила:

— Арвелл… устройство сделал… чтобы энергию порталов… блок серый, которым… им же в другие измерения, но украли… не вернуть теперь… в Мертвом Городе он протестировал прототип, но его…

Чуть крепче сдавили ладони мои плечи и тут же немного разжались. Гарор смотрел весело и искренне, будто все проблемы, все угрозы мира оказались за бортом и потеряли свое значение.

— Прототип, девочка?

— Угу, — промычала я, готовая снова расплакаться. — Его через портал, а он… первые сотни этих… рейганов, рейгеров, точнее… он нужен, чтобы Арвелла вытащить… его же в другое пространство, совсем далеко…

И снова бережное потряхивание, и я невольно поднимаю голову, смотрю на искрящуюся изморозью седину, перемежающую облачно-серые пряди.

— У господина, у нашего Арвелла, девочка, два устройства было. Одно он оставил в Мертвом Городе, а другое в своем центре вроде бы держал.

— Два? — Протянула я, не веря услышанному.

— Да, — мягко улыбнулся старик, но тут же погрустнел. — Наверное, из центра и выкрали. А вот как второе достать, я, к сожалению, не знаю.

Но теперь я уже улыбнулась сквозь слезы, лучезарно и смело, хотя мелькнувшая догадка была ничем не обоснована.

— Зато я, Гарор, кажется, знаю.

— Вот видишь! Хранитель же! — Всплеснул радостно Гарор. — Тогда давай-ка, милая, иди и приведи себя в порядок, а я пока Иннаре скажу, чтобы обед разогрела. Пошли, пошли, пока она тебя в таком виде не увидела.

Я последовала совету.

Наполненная парящей водой и распространяющая душистые ароматы пена нежно нашептывала обо всех минутах, которых она способна доставить. Надо только лечь, расслабиться, отдаться этому кусочку стихии, поплыть по течениям, выкинув все лишнее из головы. Нет, нельзя. Как бы там не было, но теперь особенно нельзя расслабляться, война не окончилась, я не отступила, проникла в дом. И пусть в этой войне пока всего один убиенный, это не делает ее менее опасной. Это только внешне кажется, что чем больше крови, тем страшнее. Иногда самые ужасные события проходят совершенно бескровно. Взять ту же Вторую Чуму. Умирал ли кто? От простых болячек, потасовок, несчастных случаев — да. А так — просто не рождались дети. Ведь заметили даже наверняка не сразу. Ну, отметили врачи некоторое увеличение числа бесплодных женщин и мужчин, после уже напряглись, понимая, что дело не только в последствиях чего-нибудь, вскоре забили тревогу. Как это так, вдруг на тридцать процентов рожденных детей стало меньше, чем в прошлом году. Или не на тридцать? На пятьдесят? На семьдесят?

Я, невзирая на все царапины и ссадины, энергично терла себя жесткой мочалкой, сдирая и подсохшие корки, и грязевые полосы, и ошметки растений. Откуда столько всего? Будто бы не день, месяц бродила по чащам и зарослям, медленно превращаясь в дикого зверя.

Облилась холодной водой, смывая с волос и с кожи клочья потемневшей пены, намылилась еще раз, вся, целиком.

Надо же, сидела, ныла, а как услышала чудотворные слова, так вскинулась породистой сукой, собралась, принюхалась, готовая опять рвануть в бой.

Снова холодная вода на распаренные плечи, грудь, спину. В самой ванной вода мутная, с пленками грязи. Увидь кто из прошлого мира, наверняка палец к виску приставил бы и провернул — мол, совсем чокнулась эта холеная Карма. Нет, не в том направлении, не так. Верное направление — кто может быть некой фигурой «Икс». Кто? Дневник пролистать… Нет, сначала прототип.

Не, и даже не он сейчас. Война войной, а обед по расписанию.

Глава 34

Иннара, разумеется, обитала на кухне. И хотя старушка уже знала о моем прибытии, все равно, услышав мою поступь, обернулась, мгновение смотрела пустыми глазами, а затем изменилась в лице, всплеснула руками, выронив гору чистых тарелок.

Грохот оглушил, во все стороны брызнули веселые светлые черепки, снежными комками расцветили темный пол.

Традиция уже, не иначе.

— Ой… — вымолвила она.

— Да, незадача вышла… иди сюда.

Старушка робко придвинулась, а я, плюнув на все, едва не задушила ее в своих объятиях. Вот и кто бы мог подумать, что каких-то недели три по моему времени назад я ее терпеть не могла? А сейчас так рада была чувствовать ее домашнее тепло, что снова едва чуть не расклеилась. Отпустила, быстро проморгалась, плюхнулась в любимое кресло.

— Исхудала-то как! Карма, что же было? Нет, ты посмотри на себя. Живого места не осталось. Что случилось? Что с господином? Нашла, да? А Рада? Она? Ой, ты же голодна, а я все тебя тут терзаю.

На плечи мне лег теплый плед.

Поесть мне все-таки нормально не удалось. Сколько не одергивал супругу Гарор, но та умолкала лишь на минуту, и снова начинала засыпать вопросами.

Пришлось рассказывать — подробно, обстоятельно, лишь опуская некоторые детали, которыми не следовало бы шокировать стариков.

— …так что, — медленно подобралась я к окончанию истории, — Арвелл пока со мной в виде бриллианта, но живой и невредимый. Как зарядится портал, мне придется снова отправиться в дорогу, буду разыскивать прототип, времени у нас все-таки мало. Да оно и понятно, я бы тоже на месте короля как можно скорее провела бы это проклятое собрание, наследник же.

— Бедный господин, — вздохнула Иннара, — бедный наш Арвелл…

Я с наслаждением держала в руках большую кружку душистого горячего чая, позволив немного себе отстраниться от всех переживаний и предаться представлениям, что все уже хорошо. Да, опасно, преждевременно, но так желанно и приятно. Прикрыть глаза, прислушаться — не раздадутся ли практически бесшумные шаги, или, напротив, босое шлепанье дракона. Иннара разворчится, как всегда, выскажет в своей манере все, что думает, а Арвелл лишь добродушно рыкнет. А следом невесомо скользнет моя подопечная, растеряется…

— А где Эллис? — Открыла я глаза. — Почему не с нами?

Поджала губы Иннара, увернулась от моего пристального взгляда, не желая делиться. Так, опять какие-то тайны мадридского двора.

— Ушла, — коротко сообщил Гарор.

— Как это, ушла? — Хлопнула я ресницами.

— Да вот так, Карма, — тяжело встала с табуретки старушка, потянулась к полкам, — собралась, попрощалась с нами, все объяснила… Гарор ее проводил. А тебе письмо оставила.

Передо мной возник неподписанный конверт из белой плотной бумаги. Я приняла его, вскрыла и развернула сложенный лист.

Не сразу приноровилась к мелкому изящному и убористому почерку.

«Дорогая Карма. Наверное, когда ты вернешься, меня уже не будет в замке. Знаешь, я просто с того момента, когда мы повздорили, многое поняла, я видела Арвелла, потом я видела тебя — пьяную и совсем не такую, какой привыкла считать. Я действительно оказалась глупой девчонкой, способной часами зубрить темы из учебников, но не видящей того, что твориться у меня под носом. Арвелл никогда не любил меня, он просто пожалел и приютил, а я это приняла за чувства. На самом деле, наверное, с самой первой минуты, он отдал свое сердце целиком и полностью тебе. Просто мне не хотелось этого признавать, я глупо ревновала и что-то пыталась всем доказать. Но я никогда не смогу пойти за ним в небо. А ему как раз нужна та, что не боится летать, что способна также ринуться под самые облака, невзирая ни на что. И есть только один такой человек. Это ты, Карма, и тебя никто не сможет заменить. Так что прости меня, пожалуйста, прости мою бестолковость. И сердечное тебе спасибо, что ты постаралась сделать меня счастливой, пусть даже и не ради меня, а ради собственных планов. Я была счастлива, правда. Я с огромным удовольствием вспоминаю дни, проведенные с тобой. Но все же я не готова отказываться от своей работы, от своей настоящей страсти. Поэтому очень-очень прошу тебя, чтобы ни случилось, не сдавайся, спаси Арвелла, эту ящерицу, как ты его называешь. А когда спасешь — не отталкивай, будь с ним рядом, потому что пусть он и великий, но, как ты сама же говорила, несносный мальчишка без царя в голове. Я в тебя верю. Искренне твоя, Эллис».

— Напыщенная чушь, — отшвырнула я от себя лист и передернула плечами, подчеркивая сказанное. — Бред сивой кобылы.

— Опять поругались? — Робко спросила Иннара.

— Если бы, — уронила я голову на подставленные ладони, — если бы мы поругались… эта мелкая решила влиться в стихийно организованный хор под названием «Давайте сведем…», а ладно, не обращайте внимания.

Почему-то мне стало очень неловко при стариках признаваться, что я не собираюсь всю оставшуюся жизнь торчать в каменных стенах, оберегая всеми обожаемого Рутхела. Что-то пикнула в голове Юси, но тут же замолчала, почувствовав мое нежелание развивать тему. Вообще, я не могла не признать, что Юси оказалась очень деликатным духом, лишний раз не тревожащим меня и нередко позволяющей мне ощутить себя одной.

— Ладно, — я допила чай, — сидеть можно долго, но миссия еще не завершена. Так что я сейчас отправлю еще одно письмо Раде и отправлюсь в путь. Портал, по идее, должен уже зарядиться.

Сказав это, я с огромным нежеланием покинула теплое кресло, еще раз обняла Иннару и Гарора, и бросилась в свою комнату, где меня ожидала нормальная одежда и подготовленная сумка. Безумная, конечно, мысль, но вдруг сработает? А если не сработает? Значит, разноглазый долго будет ловить собственную челюсть, стремящуюся к полу, а после закопает меня, сообразив, в какую копеечку ему влетит замена телепорта.

А вот не фиг было женить меня на себе.

Я подлетела к компьютеру, краем попы придавила кресло и быстро залезла в почту. Нет, Рада еще не читала мое письмо. Ну ничего, потом два письма прочитает. И я стала спешно набирать текст, периодически опечатываясь и нетерпеливо исправляя ошибки.

— Карма.

Ну что еще? Я мельком взглянула на Гарора и тут же удивленно уставилась на старика, одетого уже совсем не по-домашнему.

— А ты куда собрался?

— С тобой, девочка. Ты хоть представляешь себе этот прототип?

— Не-а, — покачала я головой, злясь на придурь старика.

Ну вот куда ему-то рваться в Мертвый Город? Заняться, что ли, больше нечем?

— А я видел, — назидательно поднял палец Гарор, — и поверь, ты, хрупкая женщина, недалеко его унесешь.

Вот же черт, а об этом я совсем не подумала. Пришлось переписывать последнюю строчку, сообщать теперь, что я не одна рвану в свое удивительное путешествие.

— Ладно, — уступила я, признавая логичность сказанного, — погнали тогда. Только я еще не знаю, получится ли то, что я задумала.

Я закрыла Скрибер, запустила выключение компьютера.

Что делает человека человеком? Нелепая и странная мысль, но именно она мне пришла в голову, когда я оказалась возле матово поблескивающих дверей и уперлась взглядом в тонкую гравировку, выделившую цифры на серебристом полотне. Вот она, синяя шкала, подтверждающая готовность. Идеи? Размышления? Смех? Что-то духовное? Но вот, к примеру, вампир, способный думать, размышлять, наверное, даже сочувствовать. А вот Радьявара Солейн, способная наслаждаться обычной едой, алкоголем, сном и прикосновением живой руки. Была бы как другие, бездушным порождением ночи, но прошла процедуру адаптации. Так, значит, просто житейские мелочи делают человеком? Но вот маг Далим Ра, которому я так и не сказала, что его фамилия означает «Солнечный Бог», хотя он, сам того не зная, стал солнцем для Рады. Привык все измерять сутками, воровать, обделять, отбирать, может быть, самые драгоценные секунды. Какая из его жертв не протянет лишнего часа, чтобы увидеться с сыном? А какая не допишет последнюю строку, выронит преждевременно из ослабевшей руки карандаш? Так, значит, все дело во времени? Или в будущем, как у Ридика? Или все же в несгибаемом духовном стержне, как к Уэлла?

Позади стоит и понимающе молчит Гарор, не торопит, каким-то чутьем улавливая, что мне нужно не просто решиться, а что-то окончательно уяснить, навсегда оставить определенный этап перед тем, как рискнуть собой, им, Арвеллом и, наверное, все-таки всем миром.

Так что же человека и не человека делает человеком? Что меня изменило? Обстоятельства? Да, они. Но не только. Все мы? И вот это то, что, наконец, отозвалось правильным отголоском в душе. Все мы влияем друг на друга, делаем и формируем, лепим и ломаем тех, кто стоит рядом. Это мы сами убиваем друг в друге веру и возрождаем надежду. Старо как мир, как миры. Банальная истина, ничего нового и даже и близости нет к сакральному откровению. Так почему же я так долго не могла понять, что не только я себя делаю, но и других. А другие мастерят меня. И так — в непрерывной взаимосвязи.

Почему?

— Или я не права, Арвелл? — Шепот отражается от серебристой плоскости.

Камень молчит, таинственно преломляя в своих глубинах свет.

— Ты все просто знал наперед? О тебе так много говорят, что ты подозревал…

Или я сама это придумываю?

Я держу хрупкий мирок в своих руках, из последних сил стараясь его защитить. Из последних ли? И защитить ли?

Я прикасаюсь к панели, прохладной и гладкой. Хорошая модель, новая, уже не с трехзначным кодом, а более солидным семизначным. Но ведь даже в самых сложных, самых современных устройствах остается лазейка для мастеров, не так ли? Иногда — особая комбинация, иногда — сброс на заводские настройки. Иногда — просто заводской код.

Насколько разобрались люди в этих удивительных телепортах? Сколько тех, кто догадался о заводском коде? Десятки? Сотни?

— Что ты понял, ящерица разноглазая?

Ведь ты не мог не понять. Кто угодно, но не ты, спокойно вошедший в Мертвый Город и оставивший там запасной вариант, как копию на случай краха, как предчувствуя, что она еще понадобится, что она позволит переписать поврежденные файлы операционной системы под названием действительность.

Теперь — в путь. Пора.

Ноль. Ноль. Ноль.

Пошел сигнал по сложным переплетениям, с одного звена на другое, с одной клеммы на другую, потек по проводам, расползся по плате, перепрыгнул, влился в электронный мозг, обработался в ответный импульс, перекинулся на другие пути, разбудил датчики, расшевелил зубчики и струны.

Вздрогнули створки, вспомнив о чем-то древнем, разъехались, подчинившись команде.

Около десятка вариантов. Одна кнопка. Если ошиблась, то попадем в затихшее здание научного центра. Если не ошиблась, то попадем просто в один из Мертвых Городов. В тот ли, который так нужен? Если фатально промахнулась, то расщепимся на атомы, ибо до сих пор никто не знает, что за базовая программа установлена в эти устройства, покорившие пространства. Никто не знает, почему иногда десятки разбитых диодов сохранят жизнь, а один поврежденный — уничтожит. Никто не знает, почему иногда отзываются и пропускают мертвые порталы.

И я не знаю. Я лишь думаю о том, что если даже прототип будет найден, то куда мы выберемся потом? На каком континенте окажемся, и в какой стране? В каком городе разойдутся металлические створки и выпустят путешественников?

Этого никто не мог сказать.

Диоды ждали. Всего один шаг. Всего одно нажатие кнопки.

Готова, Карма Вега Рутхел?

Я отвела назад руку, поймала теплую ладонь и крепко сжала. Нет, не готова.

Но мы пересекли порог кабины портала, я мягко вдавила кнопку.

В смыкающейся тьме ярко брызнули синим диоды.

Глава 35

Не лаборатория. И не Мертвый Город, по крайне мере, совсем не тот, в который я попадала. За безопасной теснотой кабины — мрачная разруха опустевшего здания. Навалившиеся доски — как клетка.

Я уперлась ладонями, вогнав разом десятки заноз, толкнула. Деревяшки сдвинулись, посыпалась едкая колкая труха. Гарор мягко меня потянул за плечо.

— Пусти, Карма.

Под его резким толчком доски сломались, рухнули, взметнув клубы серой плотной пыли, щекотно засвербившей в носу и вызвавшей зуд на веках.

«Как думаешь, куда мы попали?»

«Мертвый Город».

«И как ты определяешь, Юси?»

«Не знаю. Просто понимаю, и все».

Просто понимает… перед глазами небольшая заваленная комната. Стены подернуты трещинами, в полу зияют дыры, с потолка свисают клочья паутины. Обломки мебели застыли гротескными чудовищами, до последнего защищающими покой своей обители.

Не то что ступить, дышать — и то страшно. Первый шаг вызвал протяжный атональный стон, второй продолжил безнадежную симфонию.

«Лучше по краю».

— Нет, Карма, не пройдем, — вторит словам Юси мой спутник.

Сорванная с петель дверь, упершаяся в косяк, кажется недоступной и далекой. Да нее три года можно ползти, и все равно не доползешь. Окно, хищно приоткрывшее оскольчатую пасть, и то ближе. Клыки посерели, покрылись грязным налетом, но все равно предупреждают — не лезь, мало не покажется.

Но я полезла. Дотянулась рукой до стены и брезгливо отдернула. Стена оказалась влажной и мягкой на ощупь, видимо, поросшая плесенью. И действительно, протянулись коричневые полосы, не сразу отличимые от цвета стен. Где прогнившее дерево зияет, где еще остатки краски безуспешно пытаются перебороть общее уныние. Так нерадивая хозяйка наполняет вазу живыми цветами, когда надо вынести хлам и отдраить полы.

Подоконник с вздыбившимися ошметками краски и осколками стекла в раме кажется совсем близким. Иду по перекрещенным доскам, осторожно ступая то на одну, то на другую, каждое мгновение ожидая рокового треска, балансирую и словно возвращаюсь в детство, когда нельзя было касаться пола или земли, потому что безграничное воображение рисовало кипящую огненную лаву. Но ровно дыхание за спиной убеждает, что не пропаду, не свалюсь в нее, доберусь до спасительной твердыни. А вот и она, совсем уже близко. Главное, не поддаться стремлению резко броситься вперед, не совершить этого беспечного поступка, оборачивающегося провалом и фатальными переломами.

Вот оно, окно. Осторожно остановиться, чуть наклониться вперед и выглянуть.

Второй этаж, при желании, наверное, даже спрыгнуть можно. Была бы веревка или простыни, так я без раздумий бы полезла.

Впрочем, все равно полезу. Или нет?

— Только так, — виновато смотрю я на Гарора.

— Невысоко, справимся, — приободрил он меня.

Возникший в его руках кусок деревяшки точными методичными ударами выбил из рамы последние стеклянные зубы. Скалилось, чудовище, насмехалось, а теперь вот, получай, разевай беспомощно пасть. Хотя мелкие обломки остались, способные еще цапнуть, но серьезного тебе уже ничего нам не сделать.

Я аккуратно залезла на подоконник. Прогибается или показалось? Нет, держит пока. Захрустело под ногами раздавливаемое стеклянное крошево. Выглянула уже смелее, оценивая внешнюю стену, оказавшуюся, к счастью, не гладкой, и изъязвленной выбоинами, трещинами и провалами. Не лестница, конечно, и даже не горная тропинка, на которой далеко не всегда, но периодически можно за что-то зацепиться, да все же преодолимая.

Первым вылез Гарор, нахмурился, выискивая ногой надежный упор, спустился ниже.

— Давай, Карма, не бойся.

Теперь и я перелезла через окно, нащупала ногой выступ, встала, найдя устойчивую позицию. Руки держатся за оконный проем. Если нога соскользнет, то вряд ли я сумею удержаться.

— Это издевательство какое-то.

— Спокойнее, девочка, сейчас спустимся.

Переместиться ниже сложнее, второй выступ никак не удается найти. Я беспомощно задергала ногой в воздухе, не в силах наткнуться на что-то надежное. Но за лодыжку взяли пальцы, уверенно повели и указали на углубление — совсем не глубокое, но позволяющее упереться. Рукой влезть в трещину. Мелкая крошка неприятно впивается в пальцы, но не причиняет никакого вреда. Лишь бы никаких насекомых не было… нет, об этом лучше не думать.

Теперь самое страшное — отпустить вторую руку, найти другой шрам на теле дома, за который можно ухватиться. Есть. Скользкий, ненадежный, но все же удерживающий.

Еще ниже, медленно, шаг за шагом. Если бы знала, что попаду в такое место… так нет же, ограничилась минимальным набором, поместившимся в сумку, в очередной раз не подумав своим пустым котелком.

Ниже, неторопливо, тщательно проверяя каждый изгиб, каждое углубление, каждый выбившийся из стены кирпич. До земли осталось метра полтора, можно и прыгать. Удивительно, но даже столь малое расстояние пугает. Кажется, что стоит только расслабить скрюченные и побелевшие от напряжения пальцы, так обязательно свалюсь, рухну тяжелым мешком и обязательно все себе переломаю, каждую кость. И наступит такая боль, которую представить невозможно. Я закусила губу, не решаясь на последнее действие. Вроде и не так жарко, как в прошлый раз, а вся взмокла, хоть скручивай и выжимай досуха.

— Прыгай, девочка, — уверенно доносится снизу.

Резко, задержав дыхание, я разжала пальцы и оттолкнулась от стены.

Приземление вышло пружинистым, легким, подстрахованным крепкой хваткой рук.

— Фух… а ведь еще забираться придется, — поделилась я.

«А что делать? Думала, мир спасать — это что-то вроде шопинга?»

«Придумала, тоже мне!»

— Ничего, заберемся, — не сдался Гарор, невольно встряв в начавшийся спонтанно диалог.

А ведь я так и не решилась ни ему, ни Иннаре признаться в том, что существую за счет Юси.

«Иди уже. Пять дней — это не так уж много. Ты еще не знаешь, как дракона возвращать».

«Умеешь обнадежить».

«Иди».

— Пойдем, Гарор.

Заросли, окружавшие дом, пропустили неохотно. Им вообще не понравилось, что кто-то посмел нарушить застывший покой, но эти кто-то оказались настойчивыми. Ладно, пусть идут.

Мы выбрались на разбитую дорогу, медленно отходящую во владения природы, я огляделась кругом. Жизнь, наполнившая побеги, листья, ветви, стволы, цветы, дала команду своей армии идти в бой. И флора подчинилась приказу, начала наступление, штурмом захватывая здание за зданием неприятеля — белое, голубое, желтое, с остроконечной или покатой крышей, с резными окнами и расписными дверями, с глянцем стекол и шкафами, полными скелетами. И лишь один боец продолжал держаться прямо, гордо, уже зная о грядущем поражении и не веря ни в какое чудо. Он высился темным исполином, каменным стражем, не склонившимся ни перед бурями, ни перед войнами, ни даже сейчас — перед медленной и ласковой угрозой. Вопьются тонкие зеленые иглы в каменную кладку, дадут всходы первые семена, пробьют свежие корни новые пути, обрекая великана на медленную и мучительную смерть.

— Неужели башня мага?

Прямая, хоть линейкой замеряй. Величественная, хоть сейчас колени преклоняй. Неприступная, хоть тут же поворачивай на месте и отправляйся домой.

«Если Арвелл был здесь…»

«Если он был здесь, то наверняка оставил свой прототип в башне, Юси. Идем».

Дорога не сопротивлялась, напротив, легко легла под ноги.

И снова подтвердил Гарор:

— К башне, да. Так Арвелл и говорил.

— А что он тебе вообще говорил?

Старик покосился на меня то ли с легкой укоризной, то ли прощая невольное неверие. Ну да, он всего лишь слуга, с младых лет и до седин прислуживавший господину.

Только ведь именно он, Гарор, и Иннара вернее всех прочих были рядом. Именно они, как никто другой, видели и взлеты и падения, и горечь и победы, и непотребный вид и сияющее великолепие, преданно и верно принимая истинную сущность Арвелла. Они заменили ему родных, они сами стали самыми близкими, настоящей семьей. Так кому же, как не им можно было без опасений раскрыться, ни секунды не страшась удара в спину или даже мелкого подвоха. И каким бы не был дракон — надменным, нетрезвым, злым, разочарованным, беспокойным, именно эти смертные и безродные люди принимали и любили его таким, какой он был.

— Да много, Карма. Модель себя оправдала, идея оказалась состоятельной. По этому поводу Арвелл и позвал меня посидеть, выпить вина. Иннаре это, как всегда, не понравилось, но она поругалась, да и спать пошла. А мы тогда полночи просидели, едва ли не утра. Уж не буду в детали вдаваться, девочка, прости, скажу только то, что к делу относится. Господин два прототипа сделал. Вернее, собрал сначала один, но был неуверен, в том, что все правильно сделал, поэтому уже более тщательно со вторым работал. Только и второй оказался нестабильным, что-то все-таки не получилось. Арвелл же как хотел? Чтобы четкая зависимость вышла между мощностью портала и компенсаторным действием прибора. А не выходило, все равно погрешность большая вылезала. Пусть и не слишком больше сотни рейгеров, да все же не устраивал его результат, опасался, что может обратный эффект дать, такой, что в один миг портал просто уничтожит. Поэтому взял один из прототипов, я тут не скажу даже какой — первый или второй, — и отправился в Мертвый Город. Больше недели отсутствовал. А потом вернулся. Мы когда сидели, он все вина подливал, молчал, вспоминая, я уже думал, что и не скажет. Но поделился все же, растерянный такой весь был. Первый раз ничего не вышло, канул в небытие портал. Да только на утро снова возник, снова с прибором. А второй раз наоборот все получилось, сказал, что менее десяти рейгеров выброс произошел. Вот как сейчас помню, цифру четыре назвал. Господин то ли испугался таких результатов, то ли еще, но уже прямо из горла отхлебнул и признался, мол, Гарор, не понять пока, надо дальше работать. Тот прибор в башне оставил, ибо башня, как и портал, не исчезает, обновляется только, а второй в научный центр утащил. После два года прошло, никаких опытов не проводил, модели только переделывал. Вот так-то, Карма. А видишь, прознал же кто-то, решил на свой страх и риск небезопасную технологию утащить, которая и бомбой может стать, если уж на то пошло.

Бомбой. Как интересно Гарор назвал прототип. А ведь действительно, подключи неправильно, и рванет почище взрывчатки, присоедини неверно, и переслоит все реальности так, что ни драконов, ни магов не станет, будущее схлопнется, настоящее прошлым заменится. Да нет, вряд ли, опять я драматизирую, рассуждаю о том, о чем представление лишь поверхностное имею. Если прототип и бомба, то совсем иного рода, что не породит войну, а мир удержит от падения в пропасть, что науку взорвет и кинет на десятилетие вперед. Стабилизатор это, а не бомба, что заглушит шумы и даст свободу новым направлениям. Протянутся во все стороны беспроводные технологии, заговорят люди во всех частях света, начнут без умолку трещать в мобильники и слушать модные хиты по радио. А ведь потом и самолеты в воздух поднимутся, и даже ракеты в космос полетят, более не сдерживаемые невозможностью нормальной связи с командным центром. Прочертят орбиты спутники, смело раскроет неисчерпаемый потенциал дистанционное оборудование.

Этого ты хотел, свободолюбивый дракон? Свободы общения? Свободы передвижения? Свободы во всем? А телепорты ведь даже не цель, просто удобный инструмент, оказавшийся под рукой.

Я смотрела под ноги, не отрывая глаз от пестрой дороги, не зная, как объять словами… Да что там словами? Мыслями! Чувствами! Как охватить, пропустить через себя перехлестнувшее через край восхищение. Мальчишка, блин! Какой там царь в голове? Там беспредельные мечты, безудержные, страстные, рожденные от взмаха уверенных крыльев и трепета преклоняющегося неба. Ну, ящерица разноглазая… слов нет, букв даже…

Да ради твоего безумства, ради этой беспредельности я умру, но клянусь, все сделаю, чтобы вернуть тебя в наш мир.

И я, воодушевленная, смело посмотрела вперед.

Башня, казавшаяся такой близкой, даже и не думала сделать хотя бы шаг навстречу. Казалось, она столь же мерно удалялась, сколь мы пытались ее достичь. Дорога, местами совсем разрушенная вырвавшимися вздыбленными корнями, все же не терялась, вела между заброшенными строениями, то слегка уклоняясь влево или вправо, то снова выравниваясь в прямую. Дома, чаще в один-два этажа, погруженные в отравленную дрему, теперь с глухой ненавистью провожали дерзнувших нарушить их покой, слепо пялились чернеющими провалами окон-глазниц. Иногда боковым зрением будто бы даже улавливалось какое-то движение, но нет, всего лишь неподвижная ветка колыхнулась или осыпалась прогнившая штукатурка со стен.

Небо, как и в прошлый раз, было бесформенным, серым, с отдельными жемчужными проблесками — то ли воздушная кисея, то ли немного свалявшаяся вата. Так и не разберешь. И если за небом и было солнце, то в Мертвом Городе оно растекалось равномерно, захватывая каждый участок и размазывая от горизонта до горизонта — ни времени суток, ни положения не определить.

Впрочем, я не беспокоилась по поводу направления, башня была видна даже тогда, когда дорога совсем уж круто поворачивала. Больше я беспокоилась по поводу времени. Пространство, живущее по своим законам, легко могло откинуть нас от цели и вынудить снова проделывать пусть и не сложный, но долгий путь. Да и кто скажет, что завтра мир «пузыря» останется таким, каким обернулся сегодня?

Первый Мертвый Город. Еще — с десяток. Повернется ли удача лицом, оскалится ли в улыбке, как ранее? Пока, невзирая на все, чертовски везло. Пока мир открывал пути, предоставлял возможности, подталкивал к нужным мыслям, будто и сам был живым, переживающим, стремящимся всеми силами сохраниться, уберечься от грядущих бед. Мир устал от потасовок и драк, от выяснения отношений и дележа ресурсов на своем теле, утомился от суеты, захватившей всех — что древних, что тех, чья жизнь подобна танцу пылинки в солнечном луче. Все проходит, все остается в прошлом. Но даже то, что мимолетно и незаметно, способно нанести раны и причинить боль. Боль, впрочем, тоже проходит, но память о ней остается надолго.

Здания изменились, теперь нас сопровождали не те, слабые, не устоявшие перед гнетом наступающей армады лиан и корней, а более суровые, выносливые, еще не покоренные. И по ним вились зеленые черви, и их стены задыхались в шелестящих коврах, и их лики растрескивались морщинистыми сетками. Но они держались, стойко перенося невзгоды и мужественно глядя на деликатно подбирающегося противника. Они напоминали людей, принявших неизбежное, и потому уже ничего не страшившихся. Они были под стать своему предводителю, чья корона аспидно-черным силуэтом плыла под небесами.

Я невольно ускорила шаг, догоняя Гарора.

Мертвый Город. Совпало нарицательное имя аномалии с ее содержимым. Вот он, тлен, уже лишенный мрачности и теней призраков, ставший просто декорациями, где нет больше ни страха, ни клубящихся теней, ни запаха разложения. Умиротворение, покой. Просто не стоит нарушать эту сонную тишину торопливым дыханием, покашливанием, редкой переброской фразами. Пусть призраки былого покинули обветшавшие стены, не стоит гулкой дробью тревожить вещный сон. Пусть прошли те годы, когда жили люди, правили короли и колдовали маги, не стоит историю будоражить биением заходящегося сердца.

Не стоит.

Но приходится едва ли не бежать, страшась внезапных сумерек более всего остального не из-за чудищ, порожденных потаенными мыслями, а из-за того, что сам Мертвый Город есть дремлющее чудовище.

Впрочем, и чудовища бывают добры, добрее прочих живых и мертвых.

Башня плыла, не теряясь и не приближаясь, как мираж, как коварная фата-моргана, приласкивающая потерявшихся спутников, а затем коварно высасывающая последние жизненные соки. Но она, черный каменный вызов всем законам, ждала, звала, изнывала от одиночества, не позволяла отступить, развернуться, броситься прочь. Слишком поздно, даже если совершена фатальная ошибка, даже если убеждения внутреннего голоса, даже если уверенность седовласого спутника твердят о верном направлении.

Упрямо вперед, чтобы догнать, схватить, познать.

Или разочароваться, стиснуть зубы и возобновить поиски в другом пространстве. Пять дней. Что за цифра? Пять дней до победы — много? Мало? Но заползает в образы сладость, изысканно терзает предвкушение, непроизвольно возгорается желание приблизить миг торжества. Много? И страх поражения ледяными путами парализует сердце, и одна за другой восстают картины, полные страданий и боли. Полыхают пожары, искажаются безумием лица, алчные вопли сотрясают небеса и заглушаются иными, преисполненными ужаса. И пять дней, как пять песчинок, сорванных ветром с ладони — не удержать, и не поймать.

За пять дней не обойдешь все места, вибрирующие в ином ритме, чуждом для мира, и половину даже вряд ли облетишь. Нажмешь заветные кнопочки, а куда попадешь — никому не ведомо. Далеко же ты, черный дракон, запрятал свое изобретение. Устрашился, не доверил обычному миру защитить прототип. Жаль, что один, не два. Или ты подумал, что все предусмотрел, просчитал, что все у тебя под контролем? Но нет, щелкнула судьба по носу, сбив самоуверенность и спесь. Нашелся некто, посягнул на тебя, глупый дракон, оказавшийся более сильным и умным, лишенным пыли никчемных чувств и руководствующийся лишь опытом и логикой.

Очередной поворот дороги, случайный, быстро выпрямившийся, проведший мимо молчаливых каменных стражей и направивший туда, где сама дорога разбухла, разметалась блином площади. Центр аномалии? Точка, равноудаленная от границ «пузыря»?

Реяла башня, дальше, за мертвыми лицами, когда-то взиравшими на базарные дни, когда-то слышавшими вопли глашатаев, когда-то наблюдавшими за казнями и помилованиями, потасовками и чудесными спасениями, похоронными процессиями и ликованием, за безнадегой и позором, за поражениями и победами. Выгодные сделки и мелкие склоки, встречи влюбленных и стремительные погони, тени искусных воров и огни, срывающиеся с холеных пальцев, ничего не решающая борьба за кровных отпрысков и цирковые представления. Сколько помните вы, немые церберы ушедшего? Все ушло, и вам пора на покой. Вы слишком стары, чтобы охранять, чтобы возвращать, чтобы не путаться в собственных воспоминаниях.

Молчат, погружены в сны, не замечают, прячась в рассеянных тенях собственных крыш.

Ближе ли стала башня? Склонилась ли перед упрямством эта горделивая красавица, все еще думающая о том, что время не властно над нею?

Нет. Но и отступать перестала, достигла своего предела, согласилась немного подождать.

Мы пересекли площадь, двинулись по тесной улочке через молчаливый строй. Я чувствовала, что старику не так уж и легко дается этот бодрый вид, и пройденное расстояние, без передышки, без лишней остановки, проскальзывало то в лишнем жесте, то в разнящихся отрезках между касающимися брусчатки носов и каблуков сапог. И все же я молчала, преследовала его тихой тенью, даже в мыслях не смея предложить сделать паузу в пути. Меня саму гнало вперед подспудное предчувствие, неощутимый кнут хлестал в спину — не задерживайся, не отставай, поторапливайся, иначе уже не будет все хорошо.

Все будет хорошо.

Простые, даже затасканные слова. Еще более пошлые, чем «я тебя люблю» и «ты мне нужен». Но приходит время, наступает момент, когда не остается иных слов, кроме этих, почти лишенных смысла. И тогда они звучат. Звучат иначе, наполняясь чем-то новым, жизненным, магическим, способным воскресить самый падший дух и унять любые колики.

Почему-то показалось, что их произнесла Рада.

Что она напишет мне? О чем думает сейчас? О том, что если придется, то встанут на пороге Безымянной Башни, той самой, где родится историческая веха, и будут до последнего сражаться против всех, против волков и вампиров, людей и королевской гвардии, против троллей и магов, против всех тех, кто будет требовать начала Переменного Собрания. И плевать, если придется выпустить все иглы в напирающую толпу, в женщин, детей и стариков. Или нет, дрогнет рука, опустится без сил со сжатым в кулаке «игольником», когда полоснет взглядом мальчуган, так похожий на старшего или младшего сына. Как неожиданно, тогда, в последней поездке, это прозвучало, легким светлым откровением. Как там ее балбесы, уже привыкшие к постоянному отсутствию пусть и приемной, но матери? Наверняка достали уже деда, готового послать всевозможные проклятья на голову своей беспутной дочери, мечущейся по миру, но не способной элементарно поиграть в солдатиков с сыновьями. Хотя какие солдатики? Выросли уже из этого возраста, особенно старший…

Поторопись, Карма.

«Поторопись» — шепчет в голове Юси, Рада, Ридик, Уэлл, Далим, Иннара, Эллис, — «Не опоздай».

«Не опоздай» — твердит разноголосица — «Не опоздай, ради Райган-Гули, успей, вернись, пока не стало слишком поздно. Уже на все плюнули, на всю безопасность, на всю осторожность. Это уже не играет никакой роли. Истекает время, Карма. Воздай этому миру должное, спаси его, невзирая на все прегрешения. Мы совершили слишком много ошибок, чтобы заслужить мирные времена, чтобы жить в мире друг с другом и самим миром. Но мы стараемся, мы пытаемся, неумело и постоянно оглядываясь на свою кровавую историю, труся и трясясь, совершая глупости и зачастую не понимая последствий своих деяний. Мы по-прежнему, как и тысячи лет назад, алчны и строптивы, агрессивны и бездумны, злы и сварливы, эгоистичны и жалки. Но мы стараемся, мы пытаемся примирить все наши различия, мы учимся сходиться и протягивать друг другу руки, мы пробуем любить, даже если знаем, что наша любовь кратковременна и обречена на разлуку только потому, что один вечен, а другой привык не заглядывать дальше, чем на сутки. Пусть будет так, пусть несовершенно и нелепо. Но, ради всего святого, не отступись, не усомнись в себе, в своем чутье. И пусть ты чужая, случайная, слабая и порой глупая, не поверни назад, не остановись там, где не нужно останавливаться».

Дойди.

Донеси.

Сохрани.

Глава 36

Скрылась площадь, заслонилась стенами древних домов. Повыше, пониже, а все же ползли они в гору, медленно, неохотно, совсем по-стариковски, сберегая силы и часто останавливаясь, Тянулись обгрызенные временем карнизы, бельмами провожали ослепшие окна, разевали беззубые рты дверные проемы, кряхтели иногда, не сдержавшись, истлевшими половицами. Красавцы и красавицы, щеголи и роскошные барышни в прошлом, безуспешно они пытались удержать на себе рассыпающиеся в прах каменные кружева и сохранить невозмутимую строгость скупых линий. Поздно, слишком поздно. Что-то есть в тебе, безымянный город, схожее с Роузветлом, можно еще уловить общие признаки. Но ты умер, ты перестал существовать, тогда как вьющийся, карабкающийся по холмам, играющий с перепадами высот Роузветл дышит, наслаждается морской свежестью, бурлит событиями, крутит жизнями, влюбляет в себя, торгуется, привередничает. И он ждет — молча, снисходительно, но ждет, как верная жена своего капитана. Пусть он не скажет, пусть даже ни малейшим движением не покажет, но все равно стеснительно, оглядываясь по сторонам, урвет момент, чтобы легонько намекнуть вскриком серой птицы, кружением зеленого листа, всплеском волны у пристани — возвращайся, я жду.

А ты, мертвый город, ты уже никого не ждешь. Ты, наоборот, избегаешь встреч, не понимаешь взглядов, укрываешься от речей. Ты слишком устал, чтобы принимать в себя бытие, ты больше не веришь в мирную жизнь. Ты остался в прошлом, тогда как Роузветл есть сейчас, в настоящем.

Мы оставляла позади улицу за улицей, переулок за переулком, не подпуская к себе усталость, почти не сбиваясь с шага. Время — лучший хищник из хищников, страшнейший монстр из монстров, оно искуснее всех чудовищ способно гнать вперед.

Впрочем, иногда с чудовищем можно договориться.

Со временем? Нет. Оно не бывает добрым, даже к тем, кто знает его лучше остальных, кто способен жестко схватить за загривок и прижать головой к земле, давая дополнительное преимущество бегущим.

Но им, если таковое есть, надо пользоваться.

И я не шла, почти летела, уже обгоняя Гарора и настигая заносчивую башню.

«…на нашем пути. Область унынья и слез — скалы с обеих сторон и оголенный утес, где распростерся дракон…»

«Почему именно это, Юси? Почему опять это стихотворение?»

«Ну… Хороша эта женщина в майском закате, шелковистые пряди волос в ветерке, и горенье желанья в цветах, в аромате, и далекая песня гребца на реке. Хороша эта дикая вольная воля; протянулась рука, прикоснулась рука, и сковала двоих — на мгновенье, не боле, — та минута любви, что продлится века».

«Лучше не читай стихи, не надо».

«Как скажешь. Могу частушки петь».

«Давай и без них обойдемся».

— Гарор, а ты стихи знаешь? — Вдруг спросила и устыдилась нелепости своего вопроса.

— Знаю, — отозвался тот. — Захочешь — расскажу. Но не сейчас.

Тоже верно, и так сил не осталось, из топлива лишь энтузиазм остался, двигателем гонит обороты воля.

Отступили за спину те, что были выносливее, потянулись другие строения — захиревшие, совсем почти слившиеся с невозмутимой и не торопливой природой. Но и они недолго сопровождали странников, так спешащих к окраине. Что там делать, на этой окраине, где над морем травы вознеслась, несломленная в своей гордыне, башня, облицованная черным базальтом? Но нет, торопятся, спешат, упрямо преодолевают, сокращают расстояние, незаметно для себя то хмурясь, то выдвигая нижнюю челюсть, то жуя губами. Одна стирает небрежно пот со лба, сжимает сумку, что-то иногда скупо произносит вслух, словно забыв, что даже краткие слова сейчас непозволительная роскошь. Другой, будто отстранившись, тянется к опустевшей фляге, на полпути одергивает руку, собирает складками крутой загорелый лоб.

Расступилась рухлядь, отстранилась подальше от живой, но лишенной жизненных сил. Кто его знает, что за сущности такие, что за беды принесут. А ну их, в бездну, к башне. И какая разница, что последний маг сгинул без вести, не оставив ни завещания, ни праха. Пусть идут, пусть…

Раскинулось перед глазами поле травы, побежало волнами. Пусти сюда корабль, и корабль бы прошел гордой дивой, ни разу не усомнившись, что под килем надежные, верные воды. Пусти стаю рыб, и они, не почувствовав разницы, вплывут в душистые травы, как в родную стихию. Догоняли одна другую волны — зеленые, отдающие бирюзой и шафрановые, окаймленные золотом, вечные и неумолимые.

Я вошла, ступила в море, разбила надвое движение, оставляя позади себя мелкий штрих пути.

— Вот оно, начало финала…

«Что?»

— Что?

— Песня… из старого мира. Там строки: «Кто мог знать, что началом финала станет вечный одиннадцатый…». Посмотри в моей… — Я спешно замолчала, осознав, что чуть не брякнула лишнего, потом едва не рассмеялась сбою переводчика, не сумевшего дать достойное название ноябрю.

— Здесь и не такое встретишь, — хмыкнул спутник.

«Ты так поверила, что достигаешь конца пути… почему ты всегда так веришь — неистово, будто не веришь, а знаешь?»

«Потому что я оказываюсь правой. Потому что я слишком привыкла к тому, что даже если я не права, то мир исправляется, не я, сам мир и делает так, что я оказываюсь права».

«Рискованно».

«Да».

Хлестали по груди волны, но расступались, пропускали ту, что привыкла к истинности собственных разумений. Кого иначе пропускать, как не тех безумных, что сомневаются в каждом деянии, и все же прочь отстраняют колебания и прут напролом, уже не оглядываясь назад, не ища там, в прошедшем, более ничего? Кого, как не ту, чьи глаза горят расплавленными изумрудами, видящие лишь одну цель?

Должны пропустить меня, обязаны.

Расступались, пропускались, не смыкались над нитью проложенной тропы, прямой и смелой.

Башня ждала. Время — нет. Оно заалело скудной полосой, облизавшей горизонт, растеклось тусклым налетом по бездвижному небу.

Стой. Стой, зараза!

Под ладонь бросился черный гладкий камень, в глаза — невероятная высота. Взлететь попытаешься, все равно до вершины не долетишь. А дойти?

— Пусти… пусти, дрянь такая! — Ногти бессильно ломаются о базальтовые плитки, безнадежно соскребают ржавчину с двери. — Пусти меня, Карму Вега Рутхел.

Хоть стучи, хоть кричи, хоть бей ногами, хоть дергай изо всех сил — все бесполезно. Вплавленное в камень железо не слышит, не чувствует ни боли, ни отчаяния.

«Поворачивай» — молчат стены.

«Поворачивай» — молчит дверь.

«Возвращайся» — смеется время и гаснет.

Глава 37

Косо вбок падали звезды, а после — кружились, мерцали, рвались с черных небес, чтобы быть ближе. Взамен их к небу рвется черная башня, самая высокая в мире, в мирах, но не удовлетворенная этим, стремящаяся на всех взирать с еще больших высот. И кто-то отчаянно просит проснутся, кто-то кричит, но волны, эти беспокойные волны не отпускают, тянут к себе, зовут познать глубину, бьют по ноздрям запахом терпкой соли, обещают… нет, но кто так истошно верещит? Кому там неймется?

Размылись звезды, перетекла чернота небес в коричневое, в красное.

«Проснулась?»

— Карма, девочка, проснись.

«Да».

— Проснись, — бережно коснулась рука, поскребла пальцами по локтю.

«Тогда вставай. Времени в обрез».

— Встаю, — ответила я сразу обоим.

Не морские волны, травяные пели свою бессмертную песнь о круге жизни, о бессмертии шелестели, простершиеся от края до края, насколько глаз хватало, поглотившие целиком так стойко сопротивлявшийся город. Ничего не осталось — ни ветхих крыш, ни усталых стен. Лишь бег волн, не способных замереть, остановиться, задержаться хотя бы ради кого-то и ради чего-то.

Одна башня никуда не делась. Посветлела, переплелась белесыми прожилками по розовому мрамору, надела хрупкую белоснежную корону, принарядилась, как перед встречей с любовником.

Мир изменился, обновился. Башня сохранилась, но тоже обновилась. И теперь не грубое железо не пускало, а изящные створки, инкрустированные перламутровыми узорами, вставали нерушимой преградой.

— Проклятье!

Хоть все листики отколупай — ничего не изменится. Сто лет так можно биться о дверь, а все без толку, и вливается в мысли простое понимание того, что это дракону, не человеку, такая башня будет по зубам. Но неужели невероятно предусмотрительный, если верить остальным, Арвелл не учел, что и он однажды не сможет взлететь? Или он тут совсем не причем? Мир может меняться или не меняться, перенаправлять ориентацию и, наверное, даже выворачиваться наизнанку. Но ведь остаются порталы, которые пусть и не познанная до конца, но все же технология. А что тогда башня? Тоже технология? Или живое существо? Ведь и люди не меняются, так?

Или просто предмет? Ведь не исчезла ни тогда, ни сейчас сумка со всем содержимым. Или только потому, что принадлежала внешнему миру, не этому?

— Уймись, Карма, — Гарор отринул переживания, меня, все лишнее.

Внимательно стал рассматривать каждый кусочек кокетливых врат, цепко выискивая взглядом серо-голубых глаз тот мелкий излом, что пробудит потайной механизм.

Тогда пусть башня будет технологией с неведомым назначением. Стержнем, закрутившим вокруг себя Мертвый Город детской юлой. И что из того, что не по центру? Это мы так видим, сам мир иначе может воспринимать такие понятия, как центр и окраина. Пусть технология, ибо не зря тогда подслеповато щурятся слезящиеся глаза, облизывая взглядом каждый изгиб, не просто так мои ладони внимательно изучают каждый сантиметр двери, ощупывают пальцами каждую выпуклость и улавливают, почти случайно, то, что разжигает костер надежды с новой силой.

Панель управления. Очень незаметную, едва отличимую, но все же имеющую заветных девять цифр. Даже думать не надо.

Ноль. Ноль. Ноль.

Внутри что-то тихо щелкнуло, створка чуть отъехала.

Я просунула пальцы в образовавшуюся щель, потянула на себя. Створка легко поддалась, бесшумно отворилась, пропуская настырных чужаков в темный проем.

Голые стены и лестница, изгибом уходящая вверх. Насколько вверх? Я закинула голову. А пойди разбери — насколько, первая же площадка все скрывала. Остается только подняться и преодолеть упорным скитальцам всю спираль, пока либо ноги не откажут, либо руки не вцепятся в серый блок, либо сердце не запнется от всепоглощающего разочарования.

Я ступила на первую ступень, усмехнулась:

— Если Арвелл закинул его на самый верх, то я сначала спасу эту бестолочь, затем собственноручно придушу.

— Не слишком разумное решение, — не оценил юмора Гарор.

Поднимется ли он, сможет все преодолеть? Я в своих-то силах сомневаюсь, а что говорить про того, кому время оставило какой-то огрызок отрезка до небытия? Только не мне следует так рассуждать, не мне позволительно выискивать в твердом блеске прямой души мелкие изъяны.

— Тогда пойдем, — киваю я и делаю второй шаг.

А там и третий, и четвертый, и пятый, и все остальные. Вешками проплывают мимо пустые — глазу не за что зацепиться — площадки, переваливают через первый десяток, выжимают из легких хриплый воздух, тихий скрип из коленного сустава. Но уж нет, идите к черту все вы! Идут, медленно и не плавно подкатываются под гудящие ноги еще пяток. Сравнить с этажами — так двенадцатый? Пятнадцатый? Мелкие редкие окошки, как огрехи нерадивых строителей, вроде и давали картинку волнующегося моря, да все равно сбивался внутренний счетчик, лишь приблизительно маятником колебался в районе неспешно разменивающихся чисел.

А лестница, проклятая, и не думала заканчиваться. Равнодушная, тянулась выше, помеченная, как в насмешку, деревянными узлами плоскостей. Что за безумец здесь жил? И жил ли когда-то? Город шелестел, что да, а захолонувшее сердце хрипело, что нет. Сердце, пожалуйста, тише, еще не дошли.

— Точно придушу, — прорычала я, рванула еще через десяток ступеней, до следующей площадки.

Двадцать шестая?

«Двадцать четвертая». Юси беспристрастна и точна. Что ей, духу, до моих физических сучений, до градом катящегося пота по спине и колотье в боку? Нет же, говорила, что все то же, что и я, чувствует. Но, поди же, терпит, молчит, не ноет. И Гарор, чуть прихрамывающий, плотно сомкнувший губы, не отстает и не сдается. Лишь бисер блестящих капель, срывающихся и стекающих по вискам, красноречивее любых стенаний говорят о чрезмерном напряжении.

Зря ты пошел, верный слуга, не ты должен преодолевать себя, другие, молодые и сильные. Но где найти такого сильного, как ты? Троих знаю, но трое разлетелись щепками по белу свету. Сюда бы рослого Ридика, сюда бы мужественного Далима. А сейчас ты, привычно ремонтирующий всякие мелочи, да приносящий из внешнего мира снедь для готовки, придерживаешь мирок, не даешь ему сорваться в бездну.

Тридцать вторая?

«Тридцать первая».

Ну почему не наоборот? Почему всегда такая мелкая и оттого особо кусачая несправедливость? Да я уже бы сто раз привалилась к стене. Не могу, не дает фанатичное упорство старика, легко поверившего всем моим порывам, поверившего мне сразу, едва увидев мои нелепые па в пустом и спящем зале.

Тридцать третья. Нет, как хотите, до сороковой дойду через все «не могу» и «не хочу», а там просто рухну трупом. Хоть стреляйте, хоть пинайте, хоть по лестнице спускайте.

Тридцать четвертая, до тридцать пятой — бесконечность с парой километров в хвосте, до тридцать шестой — вечность, на тридцать шестой — прототип размером со здоровый строительный кирпич. Надо бы ринуться, припасть, засюсюкать, но я лишь опускаюсь на колени, подползаю на четвереньках и шумно выдыхаю, заменяя этим звуком все ругательства и измышления. Разноглазый, труба тебе. Однозначно. Поверь, я запомню эту минуту, когда, прости уж, но раком стою, нависая над твоим изобретением, таращусь на темно-серый сплав, отъезжающую панель и мертвые диоды с сокращенными подписями, сделанными твердой рукой.

— Да уж… — Гарор привалился спиной к стене, его грудь ходила ходуном.

Не говори только ничего, умоляю, не сейчас.

Как слышит, не произносит более ни звука, лишь успокаивает дыхание, выравнивает спину, чуть сгибает в коленях ноги, едва заметно поморщившись. Как же ты назад дотащись прототип, Гарор. И назад ли теперь, когда больной мирок обновился и все перетасовал в своих владениях? Я попробовала поднять и тут же отпустила, поняв, что в одиночку вряд ли бы смогла донести прототип, весящий под треть сотни килограммов. Хотя, придется если, смогу. Куда денусь?

— Вот он, значит, какой, кирпичик, что должен спасти наш мир, — присвистнула я, постаравшись вывести хоть какую-то нотку радости.

Радость осталась где-то там, на двадцатых этажах.

— Не переживай, девочка, найдем, донесем. — Гарор тяжело встал, взглянул наверх. — Поднимусь на пару этажей повыше, вроде как почти до последних добрались. А там, сверху, гляну, может, блеснет чего.

Недолго отсутствовал верный слуга, друг и товарищ. Стихли шаги, а через пару минут снова стали нарастать, сообщая о возвращении. Вот и показался. Морщинистое лицо озарила задорная улыбка, помолодевшие глаза — лукавый блеск.

— Станцевать бы с тобой, Карма, да в другой раз как-нибудь. Посторонись.

Гарор рывком поднял прототип, взвалил на плечо и, чуть пошатнувшись, все же твердо стал подниматься наверх.

Да что же там такое? Неужели удача настолько расщедрилась? Неужели карточка с рисунком телепорта, наугад прогнанная через колоду, легла наверху — прямо над нашими головами?

И вот теперь я поняла, что такое позабыть об усталости, легко подорвалась, бросилась вслед за стариком, перескакивая то через одну, а то и через две ступеньки.

Еще один пролет, тридцать седьмой, а за ним лестница уже выводила на самый верх, на обзорную каменную площадку, с высоты который весь мир тонул в белесом мареве. Приглядеться, так можно различить разводы на бескрайнем поле, но уже нельзя смело утверждать, что именно там, внизу — бескрайнее поле травы или же морской простор.

А по центру, поблескивая металлическими боками, ждал портал.

Я уверенно набрала пароль. Уже привычно для меня сработали двери, услужливо предоставили дорогу в родной мир, озаренную синим светом.

«Исторический момент, не находишь?»

«Думаешь, Юси?»

Я смело шагнула в кабину, посторонилась, пропуская Гарора.

Ладонь легла на кнопку.

Куда мы теперь попадем?

— Погнали.

— Погнали, — усмехнулся, произнося нехарактерное для себя слово, старик.

Двери сомкнулись.

Глава 37

Интуиция не обманула меня, хитрозадая старуха-судьба действительно не смогла преподнести безвозмездный подарок. Разошлись двери телепорта, и кабины выплюнула нас в здание банка, находящегося едва ли не на краю обжитого мира. И то, не сразу выяснили, сначала пришлось обомлевшим людям долго доказывать, что о грабеже никакой речи не идет, затем еще дольше допытываться, что это за город и есть ли в нем Скрибер. Выяснилось, что в Рхене Скрибер был, а сам Рхен находился в самой юго-восточной части Калматана, почти на границе с Ньолой.

Но самый жестокий удар судьба преподнесла в виде нового знания, что до Переменного Собрания осталось не многим более суток, всего четырнадцать с лишним часов. Издевательски красовался календарь, жестоко высвечивались цифры на часах, глумливо проползла стрелка на еще одно деление. Проклятье! Даже самые быстрые поезда не успеют довезти до рокового часа. Только порталы, вся надежда оставалась только на порталы.

— Куда ведет этот портал?

— А тебе какое дело? — Рявкнула женщина нечеловеческого облика.

Гоблин? Орк? Тролль? Не важно, главное, что на одно языке говорим, не жестами общаемся.

— Милая, — я сжала волю в кулак, понизила голос, заставила себя улыбнуться, — поверь, сейчас это очень важно. Если надо, я заплачу за использование портала.

Упоминание о деньгах привнесло свой эффект.

— В Ка-Тан, в центральный филиал. Но он теперь зарядится через три часа и двадцать минут.

О, эта реальность, эти окаянные технологии, это безжалостное время! Когда-то я посмеялась, не понимая ничего о порталах, теперь же готова была лезть на стену из-за их несовершенства. Три часа и двадцать минут… до ночи ждать, и тогда останется времени уже меньше суток.

Это были самые долгие три часа в моей жизни. Вот он, прототип, осталось лишь привезти, как-то подключить, вызволить Арвелла и наконец-то отстраниться от спасения мира. И ведь времени было так много, целых пять дней! А теперь? А теперь стремительно убегали последние часы до той минуты, что в очередной раз отметится эпохальной вехой в школьных учебниках. Или не отметится, если верны предсказания.

От Рады пришло два письма. Я открыла более раннее и едва сдержала стон. Не поторопись я так, прочти этот вопль, прорвавшийся сквозь короткие строки, задержись хотя бы на пятнадцать минут, и сейчас у меня остались бы не часы, а даже, может быть, дни.

Я еще раз пробежалась по написанному.

«Нет, не идите вдвоем! Мертвые Города — это временные аномалии. Чем больше человек попадают, тем медленнее там идет время».

Под ногами прототип, рядом дремлет Гарор. Так и хочется заскрипеть зубами, выплеснуться гневом, разораться базарной бабой. Но я лишь нажимаю на второе письмо, раскрываю и впиваюсь глазами в текст.

«Здравствуй, Карма. Судя по тому, что ты не отвечаешь, я полагаю, что ты убежала раньше, чем я успела отправить тебе предупреждение. Что ж, теперь нам остается только молиться Райган-Гули, чтобы ты не опоздала. Я тебе скинула все возможные маршруты через порталы, постарайся в них разобраться, также там расписание практически всего транспорта. Но лучше, как получишь это письмо, открой второй документ, там предоставлены необходимые данные, чтобы быстро связаться с Палачом, а через него даже со мной».

Да, были документы, оба. Но я все же продолжила чтение, нынче две лишних минуты ничего не решат.

«А теперь обо всем обстоятельнее, подруга. Далим был в Мертвом Городе, его учитель пытался в свое время исследовать особенности этой заразы. История в итоге скверная вышла, учитель погиб, Далим пострадал, но смог выжить. И тогда-то он и узнал об этой особенности: чем больше человек или иных живых существ попадают в Мертвый Город, тем сильнее получается разница во временных потоках. Вот почему я пыталась тебя предупредить. Жаль, что не смогла. Уэлл нашелся, ты оказалась права, он выпал около одного из мелких островов южнее Каенаты, местные рыбаки спасли. Пришлось ему на торговом судне почти двое суток добираться, посмеялся, что вдоволь хватил приключений. Беренгу документы я отправила, пытаются разобраться, вроде как какие-то проблески имеются. Так, все стягиваются в Роузветл, я тоже, когда допишу тебе, туда ринусь. Король, кстати, Карма, не ответил. И, знаешь, я наконец-то сообразила, что мы все упустили и, в первую очередь, я сама. Признаю, моя оплошность, и очень грубая. Меня смущает, почему Равид не сделал магический поиск сразу же, как отдал приказ на розыск Арвелла. Ведь многих поднял, действительно все перетряхнул, а такое простое и эффективное средство почему-то не использовал. Так что, дорогая, нам очень повезло, что Стенхал проявил инициативу. Ну и самое скверное напоследок. Ты снова попала в цель своим предположением. Да, я действительно не рассматривала войну, как итоговую цель, мы все считали это последствием. Но когда ты, пусть и не совсем верно, предложила этот вариант, головоломка наконец-то собралась. Увы, не спеши радоваться, против Арвелла решил выступить ни кто иной, как сам глава клана Солейнов, Старший вампир, называющий себя Басертаном, невероятно сильный, способный уходить в те параллели, которые мне и не снились. Басертан очень стар, и я даже сама не знаю, сколько ему столетий. Мне доводилось видеть его лишь единожды, в детстве, и тогда меня действительно обуял ужас. Но одно я знаю — Басертан Солейн ровесник тех времен, когда идеологией многих вампиров было простое утверждение: вампиры — высшая раса, а люди — скот, пища. Такой подход характерен для всех вампиров, но именно Солейны жестче всего придерживаются этой философии. Вот и получается, что за место хранителя сначала перебьют друг друга самые нетерпеливые, затем более могущественные, а в итоге выиграют вампирские кланы и осуществят свою мечту, в которой планета — одна огромная ферма. Короче, я постараюсь подготовиться, на случай прямого столкновения, но скажу откровенно — я не знаю никого, способного противостоять Басертану. Вот и все, подруга. Надеюсь, ты успеешь. В любом случае, мы постараемся оттянуть начало собрания».

Вот оно, значит, как…

Проиграл ты, ящерица разноглазая, дурак крылатый.

Проиграл, потому что слишком слабыми оказались козыри в твоем рукаве, мелкими картами, против тузов и джокеров. Маг, вампир, футуролог, эльф и человек с пришлым духом в теле против древнейшего вампира, помнящего мир таким, каким его не помнит никто из ныне живущих. Вот и вся твоя сила, дракон. Лишь одна стоящая карта обнаружилась совершенно случайно — второй прототип. Но столь ли она важна? Может, твое изобретение и спасет мир, вернув тебя самого. Вопрос в другом — насколько. Противник умеет ждать, он дождется другого подходящего момента, он сплетет иные силки, куда ни ты, так твой потомок попадет. Даже если ты узнаешь имя врага, как мы узнали его, что ты сделаешь, молодой и беспечный дракон? Ты решил возглавить неудержимый технический прогресс, ты решил вознестись на гребне технологий, но ты слишком оторвался от чуждых тебе и, наверное, даже ненавистных корней. Ты не стал похожим на отца, ты не впитал его науки, которые так нужны сейчас. Ты отрекся от коварства и интриг, от жестокости и беспощадности, склонившись в сторону добра.

А добро, как известно, без кулаков.

Нет, Арвелл Вега Рутхел, нельзя хранить покой без клыков и границы без меча, нельзя уповать лишь на грозное имя рода. Пройдут годы, и остальные начнут поднимать головы, один за другим, и понимать, что нет тех свирепых тварей, что выжигали, испепеляли непокорного, посмевшего косо посмотреть. Осознают, что беззащитен и робок потомок, последний листик на мощном древе. Сорвет тебя ветер и унесет прочь, оставив трон незанятым. А удержишься даже, так только хуже будет, не верящие в мирные времена умело перегрызут тебе глотку, искусно подольют яд в излюбленное вино.

Ведь это даже могла сделать та, которую ты звал вместе покорять небеса. И одному Всевышнему ведомо, что дрогнуло во мне, что отвело руку.

Я открыла прикрепленные файлы, с маршрутами сразу отправила на печать. Второй же привел меня к исходной таблице Скрибера. Коммуникационная сеть предложила выбрать профиль клиента: видеосвязь, голосовая связь и текстовой набор. Ну, и какой именно? Я, как и было набрано в файле, указала текстовой. Развернулась огромная таблица с видами клиентов, логотипами и основными характеристиками.

«Ну, блин, это нечто! Этот мир достоин гибели хотя бы из-за такого убогого Интернета».

«Радуйся, что не почтовыми голубями здесь пользуются».

«Не, расплодить столько всяких „асек“ и „скайпов“ разве нормально?»

«По мне — вполне нормальная компенсация неразвитой телефонной сети».

Разноглазый, если выживешь, то обязательно заверши свое изобретение и пусти в массы. Я чертовски соскучилась по обычному мобильнику.

Нужный клиент занимал семьдесят третью позицию. Нажатие по нему вызвало открытие окна. Окно поприветствовало необходимостью введения имени и пароля. Вставила. Отправила обычное приветствие. Через мгновение пришел ответ.

«Леди Рутхел? Здорово! Я сейчас Иглу попробую прицепить».

Минуты три, наверное, протекло, за время которых я со скорбью убедилась, что в этой дыре, в которую нас вышвырнуло, действительно только один телепорт. Ему еще заряжаться и заряжаться. Были бы у меня мозги Арвелла, я без колебаний применила бы устройство. Но у меня свои, увы, мозги, да юсины.

«Здравствуй!»

«Нашла?»

«Да! Мы нашли! Мы с Гарором!»

«Слава Райган-Гули! Видела скинутые мной материалы?»

«Да, спасибо! Нас выбросило в Рхену, портал разряжен».

«Через сколько зарядится?»

«Через три часа».

«Много… а поездом?»

«Ближайший тоже почти через три часа. Портал выкинет нас в Ка-Тане, в центральном банке».

«О… тогда вот что, подруга. Я сейчас попробую вам проложить быстрейший маршрут. Напишу владельцам порталов, попрошу не пользовать. В общем, буду делать. Если повезет, то вы часов за семь-девять доберетесь до Роузветла».

Иными словами, примерно за восемь. Три часа, четверть суток, останется на то, чтобы вытащить дракона. И опять сакраментальный вопрос — много это или мало?

«Спасибо! Как вы там?»

«Воюем с сотрудниками научного центра. Хорошо, хоть Беренг понятливым оказался, загрузил своих оболтусов — сидят, головы ломают над поставленной задачей. Да, кстати, вам придется на последнем участке пройти через недействительный портал и выйти достаточно далеко».

«Почему?»

«Разряжать портал нельзя, не успеет уже зарядиться. Ученые центра сошлись на том, что все-таки сам портал использовался в качестве устройства. Так что его сейчас обесточат».

«Понятно».

«Ладно, жди тогда от меня маршрута».

Долгие часы ожидания, бесплодные попытки отвлечься. Но как? Вот они, на финишной прямой, не могущие даже разговаривать, тяготящиеся напрасной тратой времени.

Сколько сейчас летело писем? Чем брала Рада, какими угрозами или уговорами заставляла владельцев телепортов послушно прокладывать путь?

Мир брался за руки. Маленький капризный мир опоясывался цепью контактов, он замирал, он прислушивался к грядущему и делал настоящее. Он рассыпался сотней слов, и сколько из этих слов достигали цели? Он вспоминал ушедшее и непроизвольно, боясь оступиться, разворачивал лицом друг к другу противников, пытаясь сообщить, донести, что настал день перемирия. И пусть это всего один день, пусть он не отметится потом ни в одной книге, пусть о нем тысячи даже сейчас не знают, но этот день начинался. И летели, летели письма в страны, в города, с мольбами обеспечить зеленый свет рыжеволосой девчонке со стариком, что понесут в своих руках бомбу, предотвращающую войну, удерживающую от катастрофы.

И столько было веры, столько надежды от неизвестной Радьявары Солейн, что махнул рукой владелец железнодорожной компании и велел скорректировать расписание. Столько искренности и убеждений звучало в каждой строке, что досадливо проворчал седовласый вервольф и написал своей любовнице, чтобы сегодня в его доме не появлялась под страхом смерти. Столько живого огня в каждой букве, что мужчина, так страстно желавший успеть на день рождения дочери, подошел к порталу, с тоской взглянул на синюю шкалу и отступил.

Девочка с бомбой мира, девочка с самим миром в ладонях, лови маршрут, беги, не оглядываясь, не сомневаясь уже ни в чем. Давай! Пора!

И я побежала, понеслась, заскользила из банка в банк, из банка в экипаж, из экипажа в дом, из дома в дом, из дома в троллейбус, из троллейбуса в логово, из логова в вагон поезда, из поезда в башню, из башни в особняк, из особняка опять в экипаж, из экипажа во дворец, из дворца снова в экипаж, а из него в другой поезд, из поезда в другой дом…

— Прости, милая, — остановился Гарор, рухнул, как подкошенный, на одно колено, не способный более стоять, — стар я слишком уже, подвел тебя. Придется самой добежать.

Но как же? Но как?

— Но ты как?

— Не переживай, — вина плещется в глазах, а мне даже сказать нечего, — оклемаюсь немного и тихонько поездом. Думал, что дольше протяну, но вот же…

Обвалился в руки всей тяжестью прототип, но тут же его перехватили другие, донесли до терпеливо раскрытых дверей. Оглянулась за миг до схождения дверей — помогали уже старику подняться, вели бережно.

…из дома в клинику, ломаясь под весом груза, из клиники в третий поезд, где подхватили, забросили в вагон, из поезда — на платформу, с нее бегом по узкой дороге, спотыкаясь, едва не падая и не роняя такой громоздкий и впивающийся углами мир, туда, к последнему порталу, к той паре, что могла разнести на атомы, прервав бешенную гонку.

Истаяли последние деньги, хотя не везде брали плату, и едва ли хватит на следующий билет, на телепорт, на кусок пространства, на его отрезок.

«Как ты это сделала?» — удивилась я, получив маршрут.

«Пообещала кое-что отрезать и кое-куда засунуть» — пришел ответ.

И я поняла, что белокожая вампирша врет, боясь признаться в слабости, в том, что не требовала, а едва ли не умоляла ставших в единый миг владельцев порталов всесильными мира сего. Но всесильные мира всего желали мира.

Сам мир желал мира.

И именно поэтому ко мне тянулись десятки рук и предлагали помощь, именно поэтому сбились расписания и рейсы, встали и пропустили люди и нелюди, именно поэтому подхватывали и не давали упасть, пропасть.

Вот она, кабина, что обеспечит скачок.

Старые кнопки поддались с трудом, продавились со скрипом. Со скрежетом разъехались створки, явили нутро кабины с десятком битых диодов.

Да здесь прахом стать — как пальцем об асфальт.

«Она не ошиблась?»

Я и сама с удовольствием задала бы такой вопрос. Но пришла пора поверить уже не себе, другу.

— Нет. Не ошиблась. Пойдем.

По кнопке запуска пришлось бить основанием ладони, затем кулаком, обдирая костяшки, прежде чем она утопилась и запустила механизм управления створками.

Плюнули синим диоды, и будто бы даже вздох пронесся по кабине.

Разошлись наполовину и остановились двери — уже другие, уже выкинувшие из полыхающего вечера в уступающий бразды правления день, еще удерживающийся над Роузветлом. Сколько осталось? Часа два, может, чуть-чуть больше.

Створки пришлось раздвигать вручную, протискиваться.

Где я? В какой части Роузветла?

Вон, внизу вокзал, правее виднеется бухта. Минут сорок буду добираться, это если сразу транспорт поймаю. А если нет? Своими ногами уже не дойду, не смогу, не осилю. А если придется?

Не придется.

Не терять времени, бежать к ближайшей дороге, выскакивать на нее, махать рукой, пытаясь остановить экипаж, демонстрировать браслет и сбивчиво объяснять, что надо гнать во весь опор к научно-исследовательскому центру пространственных технологий.

Понеслись, не столь быстро, как мечталось, но быстрее, чем можно было ожидать от не слишком упитанных лошадок.

Вот они, ступени, двери.

И я, едва не бросив себе на ноги прототип, замолотила кулаками по глянцевым плоскостям, истошно завопив:

— Откройте! Пустите! Это я! Ну пустите же!

Наверное, примерно как-то так когда-то рвался Арвелл Рутхел в футурологический храм.

Открыли. Пустили.

Глава 38

— Вот, леди Рутхел, что-то нашли, записи были, мы похожее… — Беренг семенил рядом, суетился, пихал под нос бумаги, эти бумаги едва не рассыпались, — расчеты уже делаются, мы пытаемся выяснить.

Я притормозила, резко, так, что сопящий молодой ученый, на время сделавшийся грузчиком, едва не врезался мне в спину. Ткнулся тихонько и тут же смущенно отступил.

— Что-то не так, леди Рутхел? — Больной подвижный рот с мясистыми губами совершал множество движений, даже не требующихся для произнесения прозвучавших слов.

— Не надо мне ничего говорить из вашей науки. Просто скажи — есть результаты?

— Есть, леди Рутхел, есть, — радостно закивал головой управляющий, уподобляясь китайскому болванчику. — Леди Солейн все объяснила, сейчас лучшие умы работают над этой проблемой.

Да мне плевать, кто работает, лишь бы все получилось, лишь бы успели, прежде чем этот венценосный идиот начнет официальный распил власти. Но я сдержалась, с некоторым промедлением сняла с шеи шнурок с камнем. Зажала в кулаке, так, что грани вонзились в ладонь и тут же, опомнившись, ослабила хватку.

Позади нетерпеливо переступил с ноги на ногу юноша, явно уставший держать блок. Ничего, я его через полконтинента проволокла, потерпишь.

— Ну чего столбом стоишь??? — Вызверился вдруг Беренг на несчастного. — В двести четырнадцатую неси! Все всегда говорить надо, самому не додуматься. Кейнеру отдашь, понял?

— Понял, — кивнул парень, и, протолкнувшись, поспешил прочь с глаз начальства.

— Прости, леди Рутхел, молодые, они еще такие… а… — махнул управляющий рукой. — Что ты еще хотела сказать мне?

Я разжала кулак, подняла выше, так, чтобы бриллиант оказался на уровне глаз мужчины. Красиво играет свет на гранях, манит бархатная глубина и лишь особо пристально нужно всмотреться, чтобы заприметить белый, все портящий, дефект.

— Этот камень и есть Арвелл. Я отдаю тебе. И запомни, головой отвечаешь.

— Конечно, конечно, — быстро затряс головой Беренг, — не беспокойся.

Не беспокойся… как же. Цепкие пальцы сняли «Черного Принца» с ладони, прищуренные глаза пристально изучили, впиваясь взглядом в каждую плоскость, в каждый луч преломившегося где-то в глубине света.

— Мы идем? — Подтолкнула я.

— Разумеется, леди Рутхел. Твои коллеги в двести двенадцатой, присоединяйся к ним.

И все же я прошла мимо указанной двери, засунула свой нос в двести четырнадцатую комнату. Во всю кипела работа, толпящиеся и спорящие у компьютеров люди теперь облепили прототип, внимательно изучали, кто скептически, кто, напротив, не скрывая восхищения. Зазмеились по полу кабели, вспыхнули новыми колонками цифр мониторы, поползли цветные кривые линии.

— Работаем, господа, работаем. Время! Кейнер, где Шоракаджи? Пусть заберет образец, обработает со своими. Давайте, потом наиграетесь! Галиша, ты мне нужна…

Управляющий хаотично метался по кабинету, раздавая указания и отгоняя любопытных, не позволяя тратить бесцельно ни одной секунды. Ушла одна группа, стало свободнее, но не тише, продолжались споры и обсуждения, в которые я даже не пыталась вникать, осознавая, что понимаю едва ли треть произнесенного.

Я отошла от прохода, вернулась к двести двенадцатой, тихо провернула ручку и открыла дверь, прислонилась к косяку. Вот они, команда героев, намеренная идти до самого конца.

Поднялся и кивнул Далим, выглядевшей теперь совсем не так, как в райском Осар-Бихти. Прямой, как струна, уверенно смотрящий вперед, он напоминал бойца, проделавшего стратегические расчеты и теперь готового сломить неприятеля. Улыбнулась Рада — немного устало, нервно. Я коснулась взглядом сцепленных рук, и вампирша качнула головой — да, мол, так оно получилось. Спал, развалившись на диване, смешно приоткрыв рот, всклокоченный Ридик. Выглядел он так, будто только-только проделал огромный путь, рыжие вихры напоминали буйные то ли фонтаны, то ли цветки фейерверков. Помахал приветственно Уэлл. Чем-то неуловимо он тоже изменился. То ли плечи чуть разошлись, то ли во всей позе проскользнула какая-то новая сила. Он двинул рукой, призывая присоединиться, не стоять в дверях.

Я пересекла кабинет, присела на край стола, проигнорировав свободный стул.

— Волнуешься? — Льдистые глаза смотрели тепло, ободряюще. Удивительное сочетание, но вот же, и лед способен согревать.

— Есть немного, — призналась я.

— Ты молодец, — шепнула Рада, протянула руку.

Сошлись — холодные сильные и влажные от напряжения — пальцы, сжались в замок.

— Ты молодец, — повторила вампирша, — вы все.

— Мы старались, — усмехнулась я, с грустью вспомнив виноватый взгляд старика.

А ведь действительно старались. Пусть наши старания не окрасились чем-то героическим, пусть не было ни особого риска, ни каких-то ситуаций, вынуждающих перебарывать сой страх, переламывать свою натуру, пусть просто упорно шли вперед, к цели, полагаясь лишь на зыбкие доводы рассудка и голос интуиции.

— А Гарор…

— Чуть-чуть не дошел, колено отказало, — вздохнула я, — обещал поездом подтянуться, не сегодня, правда.

А что мне было делать? И бросить не могла, и остаться тоже. Выбрала меньшее из двух зол, логично поступила, а будто гадость сделала — так тошно.

— Пойду, гляну, как там, — произнесла я, не в силах томиться от нервозного ожидания.

А в двести четырнадцатом воздух разве что не искрил, не озарялся всполохами зарниц — столько энергии чувствовалось в каждом слове, в каждом жесте, термине, взгляде, человеке и том, кто находился в облике человека. Вот тот мужчина неопределенного возраста с напряженной спиной — человек ли? А движения, повадки хищные, переступает волком. Или пожилая дама, гордо вскидывающая голову? В золотистых глазах что-то особенное, возвышенное. Впрочем, зачем смотреть в глаза ей, когда уши выдают эльфийку.

Время летело, как сумасшедшее. Едва затихшие ученые загомонили с новой силой, замершее движение вновь набрало обороты, всколыхнуло воздух. Вернулись с результатами те, что были отосланы Беренгом, ушли другие, переместились третьи, забегали пальцами по клавиатуре четвертые, заспорили пятые, пришли к компромиссу шестые…

— Леди Рутхел, леди Рутхел, очнись! — Кто-то энергично похлопал меня по плечу.

Я повернула голову, уставилась с недоумением на Беренга.

— Наконец-то! Все. Все готово. Только… Кейнер! Кейнер, сюда подойди!

Подошел. Мощный, суровый, с посверкивающей пролысиной в коротко стриженных волосах, о скулы порезаться страшно. Взгляд колючий, выпирающий кадык ходит ходуном. Встреть такого на улице, так воображение само пририсует пушку и типичный лексикон бандита.

— Система собрана… — слова Кейнеру давались с трудом, как человеку, внезапно понявшему, что придется обойтись без привычных терминов, ограничиться неуклюжими синонимами, дабы собеседник все правильно понял, — но есть некоторые особенности. Образец… господин Рутхел будет отправлен в… пространство, которое для него сейчас характерно. Это — двадцать седьмой блок измерений. Будет протянуто что-то вроде коридора. Проблема в том, что за ним нужно будет кому-то отправиться. То есть, мы не можем пока пойти на такой риск, чтобы отправить два объекта в столь дальнее пространство. Поэтому, нужно будет добраться, а затем вывести… вынести в наше.

— Хорошо, — спокойно отреагировала я.

— Ты не понимаешь, — покачал крупной головой физик, — мы не можем предсказать, что будет в этом «коридоре». Где-то до пятнадцатого-семнадцатого блока модель показывает, что все должно быть стабильно. А вот утверждать о более дальних я ничего точно не могу, элементарно не хватает данных. Поэтому думай, стоит ли кого-то посылать.

— Я пойду, — тихо сообщила Рада и с удивлением оглянулась на Далима.

Маг еще сильнее сжал ее руку и покачал головой.

И как так незаметно успели оказаться за моей спиной? Вон, даже Ридик сонно растирал лицо и зевал, все еще не могущий окончательно проснуться.

— Нет, Рада, не пойдешь, — слова родились сами собой, — это моя дорога, моя финишная прямая.

И, после спонтанной заминки:

— Ты понимаешь, Рада… должна понимать.

Понимала. Отступила, оказалась еще чуть ближе к магу-настройщику.

Я вернулась к физику:

— Кейнер, что надо сделать?

— За мной тогда, — проворчал мужчина.

В коридоре, упиравшемся в оживший портал, стало тесно из-за обилия людей, оборудования, кабелей.

— Мы перевели на внешнее управление, — обернувшись, сообщил совсем молодой парень, выглядевший королем за пультом управления, — в случае какого-то сбоя до восемнадцатого блока включительно все будет обесточено. Это позволит сохранить жизнь тому, кто отправится на Рутхелом. Расчетное время — от двадцати секунд до двух минут на один блок. Начинаем?

Расступились, пропустили меня. Нехотя пропустили и остальных моих спутников в первые ряды, но оттерли к стене, чтобы не мешали.

— Начинаем. — Звонко, задорно, не скрывая искреннего любопытства.

Разъехались створки портала. Кейнер протиснулся вперед, опустил на пол кабины черный бриллиант, вышел и коротко повел рукой — мол, запускай. Сошлись створки, вспыхнула синим шкала и устремилась вниз. Я прижала руки ко рту, подавляя невольный вопль — с такой скоростью исчезал, казавшийся жидким, свет. Но нет, синее сияние упало лишь до середины столбца, и нехотя поползло вверх.

— Формируется коридор, — доложил оператор, бросил быстрый взгляд на прототип.

Изобретения дракона играло огнями, индикаторы уверенно сообщали об исправном выполнении поставленных задач. Не подведи, устройство, только, блин, не подведи, не выдай свои чертовы погрешности. Или сейчас, в данной ситуации, их и не стоит опасаться?

— Готово.

Снова обнажила нутро кабина, пустая, без камня.

На плечо опустилась тяжелая рука.

— Удачи, девочка.

И Кейнер слегка подтолкнул в спину.

«Погнали, Юси».

«Погнали, Карма».

И медленно, на несгибающихся ногах, деревянной куклой с тугими шарнирами и предательской слабостью во всем теле, я прошла в кабину портала.

Обернулась. На меня смотрели десятки глаз. Проснулся, наконец-то, Ридик, несколько нервно пригладил огненный беспорядок на голове. Чуть ободряюще улыбнулась Рада, уютно примостившая голову на уверенном плече Далима. Маг едва заметно кивнул. Сжал руки в кулаки Уэлл, готовый и здесь бороться, если это потребуется.

— Приступаем к следующей стадии, — четко сообщил оператор.

Двери сомкнулись, прежде чем я успела хоть что-то сказать.

И через минуту разъехались, явив взору пустой отсек. Ни людей, ни оборудования, ни одного лишнего предмета, просто ящик с металлическими стенами, заканчивающийся стальной дверью.

«Ну, видимо, нам туда».

«Ага».

Я пересекла отсек, легко отворила дверь.

Точно такое же помещение, ничем не отличающееся от первого.

Пересекла, отворила дверь.

Третье. Пересекла.

Четвертое. Чуть темнее, что ли? Нет, показалось. Следующая дверь впустила в пятый отсек, за ним последовал шестой, седьмой, восьмой…

«Боишься?»

«Я? С чего ты взяла?»

Нет, девятый все же казался действительно более темным и размытым, словно кто-то медленно приглушал свет, бережливо экономя электричество.

«Воздух. Чувствуешь? Воздух стал другим».

Или тоже показалось, наверное, что стало немного тяжелее идти.

Десятый. Да, труднее. До следующей двери уже не получается добраться за считанные секунды. Но ничего, я все равно быстро перемахиваю их, эти блоки.

Одиннадцатый. Если прямо смотреть, то все нормально, а боковое зрение улавливает, как все ползет, медленно течет, будто отделенное от меня нагретым воздухом, поднимающимся от раскаленного асфальта.

«Карма… тут…»

«Что, Юси?»

«Нет, показалось, наверное…»

Двенадцатое измерение. Тянутся стены, несильно, тоже только боковым зрением уловить можно. Но уже и перед глазами встает марево. Какими были бы все эти измерения, если бы не прототип? Я не сомневалась, что коридор, привычные формы, четкие линии — все это результат работы изобретения. Впрочем, я так далека от всего этого, могу и ошибаться.

Отсеки действительно удлинялись, незаметно, постепенно. Но расстояния выдавали себя в сравнении.

Тринадцатый. Да, еще чуть длиннее, еще чуть более расплывчатый. Но идти стало немного легче.

«Юси, с тобой все в порядке?»

«Да… да, мне хорошо, идем».

Остался позади четырнадцатый, был преодолен пятнадцатый, поплыл, но все же сформировался шестнадцатый. Где-то тут он, обещанный переломный момент. А, может, уже позади остался, либо, наоборот, впереди поджидает, ехидствует себе потихоньку.

«Черт! Нет…»

«Что случилось, Юси?»

«Прости меня…»

И так это произнесено, что я невольно останавливаюсь, захожусь внезапным то ли страхом, то ли предчувствием того, что вот-вот когтистой лапой переворошит все мои внутренности жуть.

«Юси?! Юси, что произошло?»

Ответь же, глупая девчонка, не молчи. Я прикрываю глаза, а то если стоять и смотреть хоть прямо перед собой, хоть в сторону, то все рано кажется, что отсек медленно оплывает восковой свечой, не забывая слегка пошатываться, двоиться. Ну, точь-в-точь, если до вертолетов в башке напиться.

«Юси, что случилось?»

«Прости меня, Карма… блин, прости, я просто не поняла сразу, не въехала, понимаешь?»

«Да ты объясни по-человечески! Во что не въехала?»

Я начинала злиться. Там меня дракон ждет, мир уже в обрыв шагает, а эта девчонка…

«Я умираю».

Начинается! Вот самое, твою ж дивизию, время!

«Что? Ты совсем рехнулась?»

«Нет. Я действительно умираю. Я не поняла этого, мне просто было хорошо. Но, оказывается, это и есть смерть».

Так, Карма, думай. И очень-очень быстро. Какие варианты?

«Надо повернуть обратно?»

«Нет… бесполезно… меня убивают не сами измерения, а переходы. Меня, а, значит, и тебя».

«Значит, мы останемся здесь и будем ждать помощи».

«А смысл? Переходы никуда не денутся. Меня хватит еще где-то до двадцатого блока. Или до двенадцатого в обратную сторону. А потом — все».

А потом — все… вот и финишная прямая, вот и последние шаги. Сколько мы не дойдем, прежде чем бездыханное, лишенное жизненных сил и их замены, тело рухнет на зыбкий пол одного из отсеков? Семь измерений. Подумать — так совсем ничего. Или, наоборот, это очень и очень много. Что-то в последнее время мне часто приходится задаваться подобным вопросом. Да и вообще, за минувшие дни я столько вопросов задала, что немного не по себе становиться.

Глаза обожгли злые слезы. Да, реву я тоже часто, как невротичная барышня. Я грубо махнула рукой по лицу, стирая неуместную влагу. Ну уж нет, так просто не сдамся. Сейчас я возьму и… придумаю что-то, пойму в очередной раз. Нет, так не может быть, должен быть какой-то выход. Всегда существует запасной вариант, план Б, возможность выкрутиться. Всегда в голове есть схема эвакуации, а под браслетом шприц, всегда есть быстрый вызов на мобильнике и заветное слово. Не бывает так, чтобы не было больше никаких путей.

…встречным посигнальте, укажите им дорогу в никуда…

Или другие слова в той песне были? Да какая разница?! Не бывает! Не бывает так, чтобы захлопнулся капкан, и не нашлось в рукаве отмычки, шпильки в волосах, мысли в моих переклиненных мозгах.

Но вот оно, есть… вот, сижу, ругаюсь трехэтажными конструкциями, бью кулаком в пол, все делаю, чтобы унять этот мерзкий липкий страх перед неизбежным. Я не хочу умирать.

Я просто не хочу умирать, потому что я люблю жить, даже если сама жизнь превосходит самый отборный бред.

«Карма… наверное, тебе пора знать правду…»

«Какую? Наш король — трансвестит? Что он козел, мы уже с нашей леди-блонд выяснили».

Юси невесело усмехнулась.

«Да… это была бы та еще бомба. Но нет, другую, ту, которую теперь ты можешь знать».

«Это мне напоминает концовку мыльной оперы».

«Ты зря смеешься… я чувствую, ты боишься… и я тоже».

«Ладно, выкладывай».

«Вот так просто?»

Ага. Вот так просто. Ты расскажешь, а я неожиданно соображу, как можно взломать этот беспредел, и выкарабкаться к жизни.

«Этого мира не существует. Вернее, не так. Он просто придуман тобой».

Так, начинается. Это даже хуже постоянных размусоливаний про наши с Арвеллом отношения. Бред, чушь и ересь, порожденная процессом умирания. Говорят, что такое бывает. Видимо, духов тоже накрывает.

«Нет, так оно и есть, это правда».

Я, конечно, понимаю, что история кружит по спирали, мода постоянно возвращается, а античная культура начинает внезапно влечь к себе толпы людей, но уже смешно, ей богу. С этого началось мое пребывание в этом мире и эти же должно закончиться? Вопросом — где я и что со мной? Я в коме? Галлюцинирую? Или вернуться к идее военного полигона?

«Нет, Карма…»

Юси замолчала, и от этого молчания мне стало не по себе.

«Продолжай, ладно… Юси?»

«Я здесь… Как бы это начать… Начну издалека, как сумею…»

И начала, беспощадно и безжалостно, как ребенок, отрывающий насекомым лапки, отхватывать от моей души что-то особенно важное, выпестованное, пробившееся особо хрупкой и уязвимой жилкой. Просто, монотонно рассказывая своим детским голоском, уже решая за меня, за всех, за мир, ибо лучше…

«…срез, пластина с нанесенным эскизом. Нет никакой логической оценки, никаких сценариев, лишь все тобой увиденное, продуманное, прочувствованное, представленное, воображенное, осознанное, а также неосознанное, зарожденное и только начавшее зарождаться спонтанно выплеснулось в здесь и сейчас, создав прообраз мира, зыбкий, но раскинувшийся в пространстве, рванувший в прошлое и будущее, затвердевший ровно настолько, чтобы можно было существовать, чтобы ты могла обернуться назад и несмело взглянуть вперед, чтобы свелись в отлаженную систему природные законы, чтобы запустились все круговороты — вещества, энергии, информации, чтобы люди стали людьми, а нелюди — нелюдьми, чтобы происходила выбраковка и сортировка, чтобы возникла автономность и цельность. Но… Карма, Карма, Карма… ты так привыкла к запасным вариантам, к существованию альтернативных дорог, что, даже породив этот мир, ты не смогла, вернее, твоя сущность, не сумела обойтись без черного входа. Точнее, уместнее сказать, запасного выхода. И именно он оказался, увы, недостающей каплей, не нанесенным штрихом, не позволившим завершить и воплотить картину мира в реальность — стертое воспоминание о переходе в этот мир. И тебе немногое нужно, Карма, просто вспомнить, чтобы чуть затвердевшая иллюзия снова расплылась призрачным маревом и растаяла без следа. Но почему ты, да? Как такое вообще возможно, так? Ну, опять все упирается в твою привычку прятаться в собственных фантазиях, если нет иного спасения. Помнишь, как это было в детстве?»

Помню. Было. Вечно надравшаяся до потери человеческого облика мать и ее похотливые мужики. Это я потом научилась убегать из дома, а не в книжные воспоминания о прекрасных принцессах и рассекающих космические просторы звездолетах. В один из весенних дней я убежала окончательно, тихонько притворив входную дверь. А менее чем через полгода, я стала воспитанницей Лены…

«…покажу тебе. Ты поехала к клиенту из Питера, Петьке Веселовскому, бывшему однокласснику. Вы поднялись к нему в офис…»

Мне хотелось все остановить, заставить замолчать звучащий в голове голос, выключить его, как выключают радио. Но он продолжал с какой-то садисткой увлекательностью описывать едва ли не каждую минуту события, запуская неведомые доселе тяжелые шестеренки заржавевшего механизма воспоминаний.

— Нет. Нет, не надо…

Но поздно, слишком уже поздно.

«Да, Карма, да. Вот почему я так боялась, что ты вспомнишь. Потому что, когда ты перестанешь существовать, миг этого мира исчезнет…»

— Нет!

…второй удар оказался даже не ударом, я и боли-то не почувствовала. Но треснуло под затылком стекло, окрасилось первыми каплями крови. Побежали, стремительно набирая скорость, во все стороны прямые и зигзагообразные трещины, расползлись, расширились и выпустили на свободу. Мерцание, блеск, звон — осколки стекла срезали один волос, другой — где ближе к корням, а где уже и у кончиков, скользнули по лицу и взметнулись в черное неживое небо, где на мгновение замерли, и устремились вслед за мной. Красивые, завораживающие, как удивительные волшебные звезды, они притягивали к себе взгляд, и так трудно было заметить что-то еще. Но ворвались стремительно убегающие ввысь ослепленные этажи, слились в единую исполосованную росчерками стену. Я падала. Я стремительно падала с вершины небоскреба и неслась навстречу равнодушному асфальтовому полотну, перекореженному трещинами и ямами, заделанному неумелыми заплатками и заляпанному вечной грязью. Лишь сегодня робкий поздний снег попытался прикрыть его уродливую наготу.

«…и исчезнем все мы. Карма, ты падаешь. Ты продолжаешь падать, вылетев из окна офиса, и от момента, когда твой череп разлетится вдребезги, тебя отделяет всего одна сотая секунды…»

— Нее…

Звезды… мерцают, искрятся, отстают… не звезды, простые осколки стекла…

Тьма.