Одна сотая секунды

Глава 16

Пила я много и опустошенно, отрешенно наблюдая за тем, как по главной дороге неслось время, не замечая меня, сидящую на обочине. Здравствуй, мир, а вот и я! Здорово мы с тобой начали знакомство, правда? Сейчас еще по одной, и… Я пила, поднималась в снятую в таверне комнату, погружалась в какое-то забытье, очухивалась, встряхивалась от липких мутных сновидений и снова спускалась — за следующей порцией то тяжелого кислого вина, то горчащего пива или пряной водки. Да, мир, нам с тобой хорошо, согласись? Зачем куда-то рваться? Нет, надо куда-то рваться, но я уже не помню, зачем. А, не, еще помню. Ну ничего, еще посидим тут… Порой я что-то брала поесть, время от времени механически расплачивалась, и снова погружалась в грязно-серое перетекание дней. Или недель? А, может быть, всего лишь часов, только очень долгих, растянутых и лишенных границ.

Время… Время иногда спотыкалось, растягивалось, обдирая коленки и ладони об асфальт, и зло и пьяно цеплялось ко мне, садистки забрасывая в какие-то безумные петли. Или это память шалила? Или все тот же красивый, новый, сверкающий и пестрый, как узоры из стеклышек в калейдоскопе, мир глумился надо мной?

И снова выла зверем Эллис, пока я сама не вызверилась так, что та моментально заткнулась. Отступила, полная ужаса, кинулась прочь… Или все иначе было? Да, по-другому, разумеется… Это Эллис лишила меня дара речи, это она прокляла всевозможными проклятьями. Хотя нет, вот как, на самом деле, все произошло…

Выровнялась петля, оглушила звоном завибрировавшей струны, выбросила прочь — в королевские чертоги. Король — златокудрый ангел, молодой и ясный, дружески беседовал, а супруга его, беременная и нездоровая, поджимала змеиные губы, но тут же, спохватываясь, улыбалась. Первенца ждали, и дракон дал гарантию, что теперь их благополучию ничего не угрожают. Король то ли поздравил, то ли посочувствовал, вывел на балкончик — навстречу ликующей толпе. А я… а что же тогда я-то…

Выровнялся еще один изгиб, натянулся нитью, скрылся на дне глиняной кружки.

…а я погрузила пальцы в прохладу драгоценностей, загребла, не глядя, все то, что попало в горсть, подняла и… выпустила. Звон, звон… в бездну все обреченным взмахом руки, в пустоту… не надо мне теперь ничего, когда подло отобрано самое главное, самое ценное…

По потемневшей столешнице ползла муха, подбиралась к тарелке с объедками. На нее показывали пальцами, перешептывались за спиной, а я продолжала ползти промокшей мухой к очередной порции, отодвигающей на время похмелье, и мутными глазами озираясь вокруг в поисках просвета нового мира. Новый мир щерился рожами пьяниц и тенями нищих странников из тех, что вечные перекати-поле. Новый мир плавал желтыми бликами в паршивом пойле и обсыхал грязной пеной на стенках сосудов. Не был он цветным и ярким, не завораживал удивительными и неповторимыми узорами. Меня рвало долго и мучительно, а какая-то нищенка распевала о качании мира и о доверии к той, что с железом в белых волосах. И я все пыталась ответить, что плевать мне на этот мир, пусть хоть до соплей он укачается. Но, показалось ли, сквозь беспросветную пелену, или действительно подсела к столу поджарая блондинка с металлическими кольцами в выжженных прядях? Все вокруг, как та нищенка, что-то вещали, что-то твердили, но я отмахивалась, без сил падала в несвежую постель и отгораживалась черной пустотой до следующего спуска. Время путалось, картавило, заплеталось и заплетало меня в какие-то невероятные узлы, выдергивая и сваливая в кучу что прошлое, что настоящее. И в этой тошнотворной мешанине слишком настойчиво пронзали голубые глаза, слишком назойливо бил в мое плечо маленький кулачок, вызывая такие ненужные трещины в надежных стенах.

— Чего тебе? Ну чего приклее… илась? — Речь расползалась, рассыпалась волокнами ненужной ветоши. — Да тащи его в постель, давно пора. Я не против, плевать мне на… козла твоего.

Не унимался стук, раздражал, не отставал. И тонкий голос мерзко ввинчивался в уши, сверлил мозг, не давая вернуться в мутный и мелкий поток теплой вонючей реки. Время спешило, но оглядывалось на сидящую на обочине, на меня, то есть, ведь это я вроде сидела на обочине, так, да… дергало, тянуло за собой, что-то требовало и не отставало, как не отстает назойливый комар, что жужжит, раздражает и не дает уснуть. Нет, не время, эта бестолочь Эллис. И даже сейчас режет взглядом, выдергивает кружку из рук, трясет, что-то требует.

— Ну что тебе? — Мне пришлось приложить усилия, выплеснуть их в голос, заставив прозвучать почти твердо, почти спокойно.

— Карма…

Нервный всхлип, тут же подавленный.

— Ну?

Взгляд шарил в поисках вожделенного пойла. Пойло оказалось дальше, чем вытянутая рука, и это огорчало. Значит, надо встать, подойти, перегнуться. Нет, слишком сейчас сложно, не получится. Ничего, я немного отдохну, потом расправлю крылья, перелечу, заодно на хрен сожгу эту зануду… ой, я же не могу, я же не дракон…

— Карма, господин Рутхел пропал.

— И? Я-то пра… причем здесь?

— Карма…

Время остановилось, прислушалось. Медленно опрокинуло кружку, еще медленнее растеклась лужей желтая жидкость, кисло завоняв. Достигла края, закапала вниз, вызвав пошлую ассоциацию и нервический смех. Действительно, как будто кто-то прямо здесь стал справлять нужду.

— … пожалуйста…

— Катись отсюда.

Вали, греби, шевели ластами, не лезь!

— Карма.

— Ч-что?

Задрожали мелко полные, красивой формы, губы, сморщился точеный подбородок, пошел портящей всю прелесть рябью. Нельзя женщинам плакать. Нель-зя. Дурнеют они от этого, от слез своих беспредметных, только оторопь и раздражение вызывают.

— Помоги, прошу. Спаси его.

— Вали! — Сколько же можно втолковывать дурехе, что все давным-давно кончено?

— Только ты…

— Пошла вон.

— Он ведь погибнет.

— И поделом. Тот еще мераз… мерзавец! — Какое же слово сложное. Но правильное, да! Мерзавец, этот разноглазый, поддонок. Чтоб сдох он там.

Эллис зарыдала — тихо, только плечи вздрагивали. Покорно склонилась голова, скрыли черные волны мгновенно опухшие глаза и пошедшее красными пятнами лицо.

Начинается…

Не отвяжется ведь. А мне-то что? Мне со временем тянуться надо, пора, с миром разбираться, покорять, блин, его. Но ведь не даст эта паршивка, не отвянет, так и прилепится сорной колючкой, бездарно разливающей благородные напитки. А за них, между прочим, заплачено. И что тут делать? Еще бы закинуться для начала, подумать…

— Карма… — совсем уже тихо, но так твердо, что в пору горам разродиться обвалами и камнепадами.

— Ладно, — мотнула я головой. Ой, блин, неудачно-то как, по всему столу своими волосами прошлась, грязному… хотя башку все равно давно помыть надо, — вещай, чего стар… стряслось.

Вытянула из себя и ткнулась лбом в липкие доски: выполненный маневр в виде собственного отступления требовал перерыва в виде сна. Ничего, проиграно лишь одно сражение, а не целый бой. Сейчас, когда отступит эта темнота, я поднимусь, я все выскажу этой курице, как мне и положено высказываться, когда всякие соплячки пытаются втянуть меня в какую-то бессмысленную затею. И нечего трясти, тянуть, выбивать скамью из-под задницы. А не, показалось, скамья просто ниже. Шатается только, гомонит, ругается непристойно, так, что уши вянут…

Глава 17

Кружились, плыли улицы… О! О, как прикольно дом едет… а, не, показалось. Так, блин, а куда я иду-то? А, не, меня ведут. Да, этот разноглазый поддонок меня тянет, пыхтит. Ничего, тебе полезно напрячься лишний раз. Куда мы? Разводиться? О, это я одобряю, это правильно, давно пора. Я, понимаешь ли, своей дорогой, а ты своей, и все просто за-ме-ча-те-льно. Какое сложное слово. Но правильное, хор-рошее слово.

— Ар… ты это… дра… драконом быстрее будет! Слышишь?

Не, пыхтит, сопит, молчит. Ну, ты вообще любитель помолчать. Ступени… Ступени? Ты сдурел, что ли, на такую высоту пешком подниматься? Да я же не осилю. Не-е, я обратно… Ой, кончились. А зачем мы сюда пришли?

А чего это так мокро-то? Э, пустите! Я сейчас вам как когтями тут двину! Я сейчас как…

Темно. Темно и тихо. Темно, тихо и неприятно мокро. Я растерла руками лицо, очухиваясь от липкого и долгого сна. Где я вообще нахожусь? И когда я успела помыться и лечь с мокрой головой? И почему мне так скверно?

— Я умерла, — сообщила я в пустоту.

Никто не ответил, я была одна, в своей комнате, в замке Рутхела. Но как я сюда попала? Я так неплохо проводила время в недурственной таверне, праздновала начало новой жизни. Но теперь я здесь. Что-то опять произошло? Не помню. А, меня зачем-то сюда привел Арвелл. И Эллис, она тоже была… Да, она же мне сказала, что кто-то потерялся, что ли, или потеряли они что-то. Но я же ничего не взяла, при чем тут я?

Чувствую, придется подниматься, тащиться на кухню и все разузнавать. Мутит только так, что я даже не знаю — то ли пойти и обнять унитаз, то ли все-таки немного переждать. И в голове самый настоящий ад, еще немного, и череп треснет. А, может, я уже умудрилась попасть в какие-то неприятности? Нет, у меня-то, если не считать нелепого замужества, все просто замечательно. Ладно, подъем. Вставайте, граф, вас ждут великие дела!

Медленно, бережно неся себя, особенно на лестницах, я спустилась на кухню. О, почти все в сборе, разноглазого только не хватает.

Я прислонилась к стене. Шершавая, прохладная, такая приятная. Можно я так и останусь стоять?

— Проходи, госпожа, — Иннара заметила меня первой, указала на кресло.

Обернулись остальные — Эллис и Гарор. Выглядели они неважно, встревожено и нервно.

— Карма. Просто Карма, — поправила я служанку и доползла до кресла.

Передо мной возникла большая кружка традиционного ароматного обжишающего чая. А вот это очень правильно, это, пожалуй, чуть ли не лучшее, что случилось за сегодняшний день.

Я обхватила кружку двумя руками, стала медленно и с наслаждением пить, радостно отмечая, что даже головная боль стала сдаваться, отпускать, уползать. Боль-то уползала, но разбросанные мысли и полное непонимание оставалось. Все молчали, ожидали, видимо, того момента, когда я дам добро на беседу. Как меня служанка назвала — госпожа? Да, вот и еще одно подтверждение, помимо браслета, который мне так и не удалось содрать, что я теперь носительница фамилии Рутхел. Карма Рутхел. Нет, не звучит, не состыкуется.

Чая оставалось еще больше половины, но это нетерпение в глазах, это напряжение в лицах мне уже порядком надоело.

— Рассказывайте, что стряслось.

Ближе всех ко мне сидела Эллис. Она подняла осунувшееся лицо с сухими запавшими глазами и выдавила из себя:

— Господин Рутхел пропал.

Молча, подтверждая озвученное, кивнули подпиравшая пухлые разрумянившиеся щеки Иннара, и молчаливой тенью высившийся за нею Гарор.

Так, я чего-то не поняла, разве не ящерица меня сюда притащила?

— А как я сюда тогда попала? — Озадаченно протянула я, совсем уже потерявшаяся и в собственных воспоминаниях, и в новых фактах.

— Эллис привела, — промолвила служанка, — поверила в тебя деточка. Мы уж всех, кого надо оповестили, а она уперлась, решила, что ты только можешь помочь. Ну, Гарор и нашел тебя, с Эллис выдернули из той ямы поганой.

Гарор, значит, не Арвелл. Видно, совсем все серьезно, раз после моего ухода из этого дома с потрясающим скандалом все же вернули, умыли, чаем теперь отпаивают.

— Пропал, понимаешь? — Голубые глаза тщетно пытались вывернуть мне душу в надежде на отклик.

— По бабам с горя пошел, — парировала я.

— Не пошел, — возразила служанка.

— А зря. Когда пропал?

— Шесть дней точно прошло. Последний раз видели в его центре, вечером.

— Тогда точно по бабам. И по барам. Для разнообразия, так сказать.

— Да нет же! — Воскликнула, вскочив, Эллис. — Нет! Он… он не такой!

— Все мужики такие, — усмехнулась я. — Ладно, чего вскочила-то, как ужаленная? Лучше поведайте, в первый раз такой цирк ваше чудо устраивает?

— Нет, но… — уже не девчонка, Иннара снова вмешалась.

Начала и не договорила.

Тихо вернулась на место Эллис, пронзила напряженным взглядом, как иголкой ткнула. Да иголка — не рапира, насквозь не проткнет.

— Ну и чего тогда с ума сходите? — Протянула я. Головная боль окончательно ушла, настроение вернулось, и теперь мне было даже немного забавно наблюдать, как эти курицы переполошились на ровном месте. — Решил ваш ненаглядный отдохнуть, мир посмотреть, развеяться. Он же взрослый мужик, при деньгах и крыльях, в самом деле! Пройдет время, вернется сам, никуда не денется. И из-за этого, мать вашу, надо было мешать мне наслаждаться новой жизнью. Эх… ну что с вас взять?

— Ты пила как сапожник, — процедила девушка, не скрывая разочарования.

— О! — Хохотнула я: — Детка, не недооценивай меня, я пила так, что вашим сапожникам впору начать вести трезвый образ жизни, дабы не позориться.

— Нашла, чем гордиться, — проворчала Иннара.

— А что? — Повела я плечом, — как говорится, за неимением других поводов… Короче, дорогие мои, успокойтесь и ждите. Нагуляется ваш дракон, разберется со своими душевными терзаниями, и после — посвежевший и загоревший, вернется в отчий дом. Гуляет, гуляет он просто, как любой нормальный мужик, у которого в доме имеется ненормальная штука, определяющая ему жену.

Я говорила и сама чувствовала какую-то фальшь в собственных словах. Нет, уж если я хоть немного понимаю разноглазого, то он из породы тех ненормальных, что любой стресс забивают активной работой. Да и Иннара подтвердила, что в научном центре он был. Даже если и решил выпить, развеяться, то вряд ли бы шесть дней не просыхал. Скорее, расправил бы крылья, полетел бы…

— А шторма за это время были?

— Нет, — покачал головой Гарор, — я уже об этом думал. После твоего ухода, Карма, господин Рутхел напился, после улетел на несколько часов, вернулся и с тех пор все время проводил то в лаборатории, то в центре. Поэтому поверь, что в данном случае действительно что-то произошло плохое. Мы с Иннарой прожили рядом с ним всю жизнь, Арвелл нам как родной. Мы уже наняли сыщиков и оповестили короля. Но пока никаких результатов нет. Первые слухи поползли, письма даже пришли.

Ну, раз все так серьезно… Одного не понимаю, а при чем здесь я? Ах, да, я же теперь жена, мне положено, вроде как, сидеть и переживать. А, может, напротив, стоит порадоваться? Муженек пропал без вести, я же теперь вольная вдова. Продам замок, прихвачу драгоценности, открою какой-нибудь милый ювелирный магазинчик. Нет… не могу я так. Сама даже не знаю, но почему-то в тайне, самый далеким уголком своего сердца я понадеялась, что бестолковый дракон жив и невредим, и мне не придется распоряжаться его наследством, как материальным, так и не материальным.

— Письма, значит, — произнесла я, чтобы не создавать ненужных пауз, — ну, давайте я почитаю эти письма, посмотрю, каким тут стилем принято изъясняться.

— Придется подняться в лабораторию, — сказал Гарор, — часть пришла на электронную почту.

Нет, а все же меня этот мир радует. Никогда не думала, что словосочетание «электронная почта» вызовет во мне такой теплый и душевный отголосок.

Писем оказалось немного. Разные конверты — плотные или шелковистые, шероховатые или гладкие, они содержали в себе одно и то же: изящные или безвкусные, витиеватые или сдержанные строки, выражающие лицемерную или не очень надежду на благополучный исход.

Я отложила письма в сторону. Прочитала, даже не прочитала, а так, пробежалась глазами, и только просматривая третье, неожиданно поняла, что они адресованы мне. Это теперь ко мне обращаются «леди Рутхел», это меня пытаются в меру своих талантов подбодрить или же, прячась за изысканным слогом, облить грязью. Да, это я теперь вторая леди страны, на которую смотрят и решают, что вот она, женщина, позорит имя рода или, напротив, его возвеличивает. Впрочем, все это так — шелуха ни листе бытия, слетающая от одного дыхания. Разминутся года, раскланяются дни, проскользнет веселой разноцветной змейкой череда случайностей, и ничего не будет стоить некогда прилепившееся обозначение, чужое и чуждое, слетит осыпавшейся позолотой, и хорошо, если раньше, чем множество глаз запомнит новую фигуру на шахматной доске, а тысячи ртов произнесут ее название.

Осознание этого ни согрело, ни отозвалось хоть чем-то приятным в сердце. Просто очередная утомительная роль. С таким же равнодушием можно изобразить зайчика или лисичку на утреннике, когда позади остались тысячи зайчиков и лисичек, и столько же их будет впереди.

Еще пара сообщений пришла на электронный адрес. Вроде вся техника не сложной оказалась, но мне пришлось просить помощи у Гарора, приноравливаться, прежде чем пальцы смогли привыкнуть к манипулятору, а глаза вычленить логическую структуру в операционной системе.

Все то же, ничего особенного. Что электронная версия, что бумажные послания — все они содержали длинные имена и серьезные титулы, наверняка способные привести в трепет каждого второго простого смертного в этом мире. Но я-то из другой реальности, и весь пафос, все эти лживые любезности, все эти сложенные в величие буквы ничего для меня ровным счетом не значили. Вернее, я понимала, что невольно став спутницей Арвелла, я также невольно вляпалась во все эти политические паутины. Пусть я пока только с самого края задела невидимые нити, но дрожь уже прошла, пауки среагировали и замерли, оценивая, насколько серьезно завязла в клейкой ловушке новая жертва.

Эх, ну какого ляда я тогда стала трогать ту проклятую машину? Судьба? Да не судьба это, а моя собственная дурость, замешанная на любопытстве.

Рассыпаться в благодарностях и отвечать я не стала. Собрала тощую стопку, подумала и отшвырнула подальше. Не желала я ни этого замужества, ни последующих за ним проблем, которые все равно мне не под силу разрешить. Если бы выкуп требовали или как-то угрожали, то можно было подумать, обмозговать, прикинуть что к чему. А так? Остается сидеть на попе ровно и ждать вестей.

Я поднялась, потянулась, упоительно хрустнув каждым суставом. А ведь есть что-то тонко вибрирующее, не дающее покоя, не позволяющее послать всех по известным адресам. Не опровергающие слова даже, не печаль и тревога, так изменившие лица, успевшие надоесть до зубовного скрежета. Нет, сама интуиция задрала голову и промямлила невнятную чушь. Но интуиция, пусть и стервозная, да всегда была моей верной союзницей, знавшей, что не с руки ей давать сигнал ложной тревоги. И если уж кольнула чем, загудела тронутой струной, то остается только вцепиться сильнее в край стола, отринуть сумасбродные танцы расшатанных мыслей, и обратиться в слух, чтобы там, за последним сбившимся аккордом уловить особое предостережение. И что это за предостережение? Что я не заметила и не уловила? Что уже обработало мое подсознание и теперь пытается протолкнуть в сознание?

Я поднялась и все же, следуя чутью, потянулась к распотрошенным письмам, перебрала рассеянно, да и замерла, еще не понимая, но уже видя повторение. На одном конверте плотной вязью выписывалось «Вестренденский» и то же имя красовалось на другом.

Два дома Вестренденских? Вряд ли. Тексты схожи, один — сухой и безликий, принадлежал некому Стенхалу, другой же отличался большей эмоциональностью и заканчивался подписью Уэлла Вестренденского.

Просто слова. Просто бумага. Имена. Несоответствие.

Наверное, озарение даже и не пыталось направляться ко мне, просто двигалось мимо по своей траектории, но, случайно пошатнувшись, напоролось на меня и от неожиданности все и вывалило. Родившееся предположение смущало меня свой нелепостью, оно казалось совсем уж бессмысленным и ни на чем не основанном. И, наверное, попади я в подобную ситуацию в своем мире, то просто выбросила бы оба письма в мусорную корзину. Но это в моем мире, в оставшейся за какой-то неуловимой чертой шириной в несколько дней реальности, не здесь. Здешняя жизнь могла включать в себя все что угодно, и я пока не могла себе позволить поддаться сугубо логическим рассуждениям. Да и, если откровенно признаться, промелькнуло какое-то любопытство, какая-то детская жажда загадки, породившая надежду на то, что я смутно уловила и разгадку.

Разгадка? Ребяческая заинтересованность?

Конверты жгли руки. А если, напротив, я что-то сейчас узнаю, и это вынудит меня втянуться в некие события, участие в которых меня разочарует? Кто мне все эти люди, бывшие рядом около месяца? По большому счету — никто. Так уж много ли они сделали, чтобы я, очертя голову, бросилась искать неприятности?

«…прости… не смог с первого раза, не сумел…»

Чтоб тебя, ящерица разноглазая! Ладно, уговорил, рискну дернуть за эту веревочку. Но если что-то получится, если ты вернешься, то по гроб жизни должен мне будешь.

И я, схватив письма, громко позвала Гарора.

Старик отозвался практически сразу, подскочил, точно и не было за спиной многих десятилетий, взглянул на меня с такой надеждой, словно я уже готова была указать, где и с кем развлекается их ненаглядный господин. Нет, дорогой мой, ничего тебе такого я сказать не смогу, лишь поделюсь размышлениями, да спрошу совета.

Поделилась, спросила, после стала слоняться по замку, мучительно ожидая следующего акта действия. Дождалась, потащилась вслед за Гарором к кабине телепорта. Вспыхнули чуть ярче синие диоды, разъехались двери и явили нас под очи низкорослого обезьяноподобного типа, сонно почесывающего затылок.

— Леди Рутхел, очень рад, очень рад, — затряс он мою руку, — Эдвис Беренг, управляющий центром. Гарор мне сообщил, сейчас все проверим.

Мне едва удалось выдрать ладонь из цепких лап этого Беренга. Видно, Арвелл совсем был нетрезв, когда нанимал подобного типа — тщедушного, всклокоченного, ушастого, с большущим ртом, крупными выдающимися зубами и нервно бегающими глазками. Такому место, скорее, в зоопарке, чем в серьезном учреждении, да и еще на ответственном посту. Впрочем, когда Беренг развернул письма и отправил их на сканирование в какой-то прибор — сначала один лист, затем другой, моя неприязнь несколько угасла. Теперь в монитор смотрел не отталкивающий невротик, а профессионал с холодным и цепким взглядом, четко знающий, что и как нужно делать.

— Господин Беренг, — тихо шепнул на ухо Гарор, — доверенное лицо Арвелла, очень надежный человек.

— И много их таких, доверенных? — Хмыкнула я, наблюдая за тем, как на мониторе разрастаются цветные всполохи.

— Мне известны четверо…

Обернувшийся и радостно растянувший рот от уха до уха Беренг жестом поманил нас, ткнул узловатым пальцем в экран.

— Ты оказалась права, леди Рутхел, — радостно возвестил управляющий, — химический анализ показал, что в письме от Стенхала Вестренденского действительно есть скрытое послание. Вывести на экран?

— Выводи, — кивнула я.

Не поздно еще отступить? Есть у меня хотя бы несколько секунд, чтобы от всего отказаться? Нет, уже нет, потому что на экране проступил текст длиною всего в полстроки: «Полночь с десятого на одиннадцатое, Вергил-Де». Время? Осталось менее суток. Расстояние? Неизвестно…

Глава 18

Если верить расписанию, то поезд пребывал на мелкую станцию Вергил-Де примерно за полтора часа до полуночи. За полтора часа местных. Сколько это получится по моему времени? Так, здешний час — это два моих… значит, за три. Три часа, выходит, придется болтаться неизвестно где и пока еще неизвестно — зачем. Но других вариантов, к сожалению, больше не наблюдалось. Правда, и этот теперь ставился под сомнение, потому что увиденные мною очереди, вившиеся жирными гадюками от самых обыденных касс самого обыкновенного вокзала, нисколько не внушали оптимизма. Вроде и город совсем небольшой, хотя и столица Фортисы, ан нет же, вон какие толпы людей. Или не только людей?

Я понуро поплелась в хвост очереди, показавшейся мне наиболее быстро продвигающейся.

— Мама? А это леди Рутхел, да? Мама? Это она? — Донесся до меня детский голос.

Я почувствовала направленные на меня взоры. Блин, я же, наверное, теперь знаменитость, звезда таблоидов и прочей печатной продукции. Или нет?

— Да, да. Уймись уже.

Ага, теперь во всех газетах появится мерзкая статейка под заголовком «Вторая леди страны болтается в очередях, как простая горожанка». А потом пойдут по местному Интернету картинки на тему, как я кормлю котят и спасаю щук от браконьерского вылова и помогаю гусям ориентироваться по солнцу.

— А у меня тоже такой браслет будет? И я тогда…

Кто там говорил, что устами младенца глаголет истина? Правда, истину исторгала в данный момент девчушка лет шести, но я готова ее была расцеловать.

— Еще лучше будет, — подмигнула я нисколько не смутившемуся ребенку, и, задрав над головой руку с браслетом, громогласно возвестила: — Уважаемые пассажиры… э… я действительно леди Рутхел, жена того самого Арвелла Рутхела, и в данный момент опаздываю на поезд. Короче, не будете ли вы любезны меня пропустить без очереди, а?

Сработало. Толпа медленно, как неуклюжее животное, чуть отползла, разделилась, признавая мое право и пропуская меня к окошку кассы. Ну и правильно, ваш любимый или не очень хранитель во что-то вляпался, и если желаете его вернуть, то можете и пожертвовать парой лишних минут. Разумеется, при условии, что он еще не накрылся медным тазом.

На меня устремились десятки, если не сотни глаз, излучавшие самые разнообразные эмоции — от откровенных ненависти и зависти до едва ли не фанатичного обожания. Но мне то что, первый раз, что ли? Сколько я уже таких глаз видела, уже и не вспомню, чуть ли не каждый раз они возникали, когда я вышагивала под руку с очередным котиком на сумасшедшей высоты каблуках в вопиюще короткой юбчонке, совершенно ничего не скрывающей. Правда, некоторые папики желали видеть меня в куда более целомудренных нарядах…

— Один до Вергил-Ге. Любое место. На ближайший, — протянула я купюры в окошко.

Кассир — молодой парень с длинным лицом — пошел пятнами.

— Прости… леди… нет мест.

— Что значит «нет мест»? — Опешила я, грозно сверкнув глазами. Этот нахал еще не понял, кто перед ним?

— Кретин, — выругалась более смышленая соседка, — сопля зеленая. Совсем уже…

Голоса зазвучали тише, слов было уже не разобрать. По лицу парня было видно, что он мечтает переместиться куда подальше. Это потом будет перед друзьями хвастать, подробности высасывать, а сейчас выглядел жалко и беспомощно.

Через некоторое время он, уже мертвенно бледный, выдавил:

— Леди Рутхел… в пять шестьдесят две отбывает поезд твоей компании, прибывает на станцию Вергил-Де в двенадцать ноль одну. Тебе подходит? Как владелице, платить не нужно, места будут…

Позже назначенного срока на одну минуту? В часе сколько, сказал Гарор, минут? То ли семьдесят, то ли восемьдесят… можно рискнуть.

— Подходит, — благосклонно кивнула я и отошла от окошка.

Поезд моей компании? А вот это уже гораздо интереснее. Я покрутила головой и действительно увидела среди ярких и испещренных логотипами белых, серых и темно-синих вагонов кусок черного поезда с серебристой надписью «Вега Рутхел». Арвелл Вега Рутхел… а ты, ящерка моя, от скромности не умрешь. Но сейчас я даже тебе благодарна и за твое тщеславие, и за твое владение железнодорожной компанией.

У меня образовалось около часа свободного времени. Эх, Гарор, что же ты мне не сообщил о столь важной информации? Или нет, сообщал, но я не обратила внимания? Да, вскользь ты упоминал, еще и порадовал информацией о том, что для передвижения по стране мне не нужны будут документы, большую часть которых Арвелл так мне и не сделал. Это я все пропустила мимо ушей, понеслась, едва зарядился портал…

Мир разочаровывал, мир не желала расцветать чудесами и удивительными вещами. Напротив, он слишком часто обнажал столь знакомые грани, что становилось даже обидно. Тот же вокзал. Я снова покрутила головой. Есть хоть какие-то различия? Почти такие же люди с баулами, тележками, рюкзаками, саквояжами, чемоданами, сумочками, сумками и сумищами. Те же скамьи и извечные торговцы всякой мелочевкой, встречи и расставания, слезы, смех, хмарь или облегчение на лицах. Нежные или дежурные объятия, переплетения пальцев рук и дружеские хлопки. Шебутные подростки, неугомонные дети, замученные родители, собранные старики. Кучки и одиночки, пары и троицы — кто на платформах, кто спешил по лестницам и переходам, кто терпеливо ждал или отдыхал на скамьях. Даже поезда не слишком отличались от привычных — лаконичные или яркие, они вполне были узнаваемыми и отличались лишь какой-то массивной черной конструкцией на «морде». Проводов электропитания не было, вероятно, ток подавался по рельсам.

Мир разнился от прежнего лишь крохотными, не сразу замечаемыми деталями. Было электричество, но ни разу не попались на глаза мобильные телефоны, встречались самые разные материалы, но не удалось узреть ни малейшего типично городского чада. От пристани отходили катера, лодки, судна разных размеров, но ни один автомобиль не прокатил мимо. Люди пили или дрались, пользовались документами, разменивались деньгами и исписывали кипы бумаг, но здесь словно ничего не было известно о курении. В местном наречии не существовало обращения на «вы», а есть на улице считалось столь же неприличным, как помочиться на площади…

Есть, кстати, хотелось, несмотря на плотный завтрак. Такой поворот событий позволил выкроить время на то, чтобы где-нибудь перекусить и прикупить себе более удобной одежды, чем имевшаяся сейчас.

Заколоть и убрать под косынку волосы, на плечи плащ, рукава длинные, закрывающие браслет, хорошие и мягкие сапоги… я взглянула в зеркало и не узнала себя, улыбнулась чуть подурневшей женщине. Как не приятна мне слава и лесть, но сейчас желаниями придется поступиться. Кто знает, что кроется за обыденными словами «Арвелл пропал»? И если ранее я убежденно твердила, что он развлекается на каких-то островах, окруженный красотками, то теперь, после зашифрованного послания, вылезшего между строк, как вылезает масло, если сдавить две краюхи, я уже отчетливо чувствовала тленную вонь интриг.

Поколебалась и, воровато блеснув браслетом, как пропуском в любые двери, пробралась в плацкартный вагон. Роскошь — вещь замечательная, но что-то подсказывало, что не в этот раз следует идти на поводу тяги к комфорту. Да и вообще, уж что я без проблем переносила, так это подобные поездки. Плацкартный вагон — это такой замечательный инструмент, когда требуется сыграть роль наивной простушки или бедной девчушки. А сейчас же я сыграю роль обыкновенной горожанки, сумевшей выкроить пару дней, чтобы скататься к любимым родственникам. Что с обстановкой в самом вагоне? Все типично, даже расположение мест ничем не отличается от общепринятого в моей реальности, «купейные» койки и более приятные мне «боковушки», откидывающиеся столики, белые занавески с логотипом в виде, разумеется, черного дракона, достаточно пристойного вида ковровая дорожка, свернутые рулонами матрасы. Правда, порадовало наличие раздвижных ширм, позволяющих при желании отгородить отсек от остальных пассажиров. Хочешь быть одной — будешь, если только напротив за мгновение до отправления не рухнет спортивного вида девица в меховой безрукавке, объемной сумкой через плечо и собранным на затылке «конским» блондинистым хвостом.

Звякнули многочисленные металлические кольца, дрогнул, трогаясь, поезд. Вздохнул совсем по-человечьи и пополз, разгоняясь.

— Твоя нижняя, так?

Глаза — два осколка льда на замерзшей реке, кожа — снег за мгновение на рассвета, ухмылка — победительницы тысяч королевств.

— Да.

— Опять не повезло, да Аргул-Данхай с ним! Пиво будешь?

Вагон — не улица. Вагон как квартира хиппи, в которой наблюдается постоянно какое-то мельтешение. Кто-то уходит, кто-то приходит, отдельные лица запоминаются, другие, напротив, расплываются. Разместившиеся пассажиры принялись распихивать багаж, шуршать обертками и упаковками, разворачивать припасы и знакомиться. Потянуло сдобой, колбасами, мясом.

— Буду.

Извлеклись две бутылки темного стекла, зеленые этикетки сообщили название: «Свой парень». Длинные музыкальные пальцы с безупречным маникюром без усилий содрали крышки, одну бутылку продвинули через столик и отпустили. На запястье мелькнула тонкая цепочка из сероватого металла. Я присмотрелась — не просто звенья, хитрое переплетение слов. А каких — прочесть не успела.

— За знакомство, подруга. Радьявара Солейн, вампир, адаптированный. Некоторым местом имею несчастье принадлежать к клану Солейнов. Можно просто Рада.

Ладонь — сухая и как неживая, но уверенная, сильная. Захочет — легко раздробит хрупкие косточки человеческой кисти.

Рада не захотела, отпустила с насмешливым прищуром, ожидая ответного представления.

— Кара, — представилась я некогда используемым именем, стараясь не выдать удивление от неожиданного представления спутницы.

— Карма, — поправила вампирша, — здесь ты известна все же как Карма.

— Следила за мной? — Так, теперь я все-таки действительно удивлена.

— Да.

Вампир, слежка. Вздохнуть остается только, бежать-то уже некуда. Но — девица хотя бы честно ответила.

— Давно, — продолжила Рада. — Да ты не дергайся, я — из своих, из союзников. А если уж совсем по правде, то пока единственный твой союзник.

— Почему я должна тебе верить? — Если действительно союзник, то пусть помучается, пытаясь это доказать, а я пока пиво попью, понаблюдаю за ее стараниями. Хороший, кстати, вкус у этого пива с броским рекламным названием. Так и крутится в голове «А мы тут со „Своим парнем“ отжигаем…».

— Потому что мне верит Арвелл. Я надеялась застать тебя в замке, но ты сама решила куда-то рвануть. Теперь выкладывай, подруга, куда.

Я даже опешила от такого напора. Красотка, точно сошедшая с билборда, рекламирующего фитнесс-центр, вела себя бесцеремонно и так, будто привыкла, что с ней все должны считаться. Но я ведь — не все.

— Шла бы ты своей дорогой, дорогая, — не стала я утруждать себя деликатностью.

— Зря, — хмыкнула вампирша.

Она приложилась к бутылке с пивом, долго и со смаком пила. Вампир ли? Ах да, говорила же что-то про какую-то адаптацию. Хотя, может, здесь вампиры представляют собой совсем не тех типов, в коих влюбляются малолетки в моем мире.

За окном таяли жилые дома. На мгновение потемнело, и осталась позади городская стена, потянулись иного вида, сельского, домики — по большей части аккуратные и милые.

Я упорно молчала, чувствуя себя неуютно и беспокойно из-за присутствия такой соседки, и усиленно рассматривала расстилающиеся пейзажи. Край неба клубился серыми редкими тучами, тучи звали в высокий полет, обещая интересные ощущения и перехлестывающие через край эмоции.

Какие теперь уж полеты? Хотя, если разноглазый еще жив… или уже нет?

Тайное послание давало надежду. Ну вот, я уже и надеяться начала. Старею, что ли? Или все дело в тех привязанностях, которых я так обоснованно опасалась?

— Ты пиво-то пей. И послушай пока меня, — Рада поправила ширму, откинулась на стенку и, удобно расположившись, заговорила. — С Арвеллом я давно знакома, поверь. Если уж конкретнее, то он еще ребенком у меня на коленях сидел, когда иные времена были. Славным мальчуганом был, смышленым и нестандартным представителем своего клана. Драконы же знаешь, чем славятся? Наглостью, жадностью, безжалостностью и невероятной хитростью. Мать его порядочной тварью была, умудрилась столько кланов стравить меж собой, что среди народа так и прославилась как Рагнараза Стерва. Отец тот еще ублюдок. Думаешь, откуда у Арвелла шрамы такие? Драка? Ага, конечно. Собственный предок постарался, когда мальчонка посмел возразить. Хорошо, мой отец врач, смог хоть как-то лицо сохранить… В общем, Рутхелы допрыгались — нажили себе немало врагов и отошли поочередно в мир иной после кем-то удачно проведенной процедуры по добавлению яда. Только тогда твой супруг смог зажить нормальной жизнью…

Ну, нормальной жизнь Арвелла я бы не назвала, но это уже меня не касается. Ладно, предположим, я сделаю вид, что поведусь на состряпанный рассказ о семейных разборках.

— На встречу я еду, — буркнула я.

— С кем?

Облака натягивались на небосклон тяжелым отсыревшим одеялом, земля дыбилась, каменела, ползла выше горными склонами, накинувшими на себя сочные зеленые платки и пелерины с ярким цветочным принтом. Сияли, как драгоценные камни, то красные всполохи, то сиреневые, то медовые и золотистые ковры расстилались.

Я проигнорировала вопрос.

— Святой Райган-Гули! — Воскликнула Рада и тут же снизила голос. — Вот не надо только сидеть с таким видом, будто тебе плесени на уши накидали. Я знаю о том, что ты, подруга, не из нашей реальности. Я знаю, что ты не собиралась становиться спутницей Арвелла. О том, что первое время тебя не жаловала Иннара, я тоже в курсе. Только, прежде чем и дальше изображать из себя самостоятельную недотрогу, подумай о таких вещах. Арвелл исчез, а это значит, что в ближайшее время зашевелятся остальные кланы. Не сразу, конечно, выдержат какое-то время, чтобы себя не подставлять. Но вскоре кто-то не выдержит, подруга, и начнется свара, в которой сначала полягут глупцы, а затем уже в борьбу за власть вступят уже те, кто похитрее будет. Это муж твой весь такой покладистый, королю не перечит, своей наукой занимается. А если те же Скайнеры займут место под солнцем, то о благополучной жизни можно будет забыть на ближайшие пару сотен лет. Хорошо, если Лахорд с Лагордом сохранят жизнь венценосной особе. А, скорее всего, выкинут труп в канаву и даже скрывать преступление не станут. И ты, подруга, не уцелеешь. Никто не будет разбираться, что тебя интересует — уничтожат так, что даже твоего имени никто не вспомнит. Ясно тебе?

Я пристально посмотрела в глаза соседки. Прямой взгляд, ровный и ничего не скрывающий, с таким не придумывают очередную страшилку на ночь.

— Ясно, — в нашем отсеке прозвучал длинный скорбный выдох.

— Вот и чудненько. А теперь делись всем, что знаешь.

Поделиться всем тем, что знаю сама? Девица вызывает множество подозрений, но все они оказались какими-то слабыми, призрачными. С другой стороны, если она желает навредить, то зачем предупредила о последствиях? Тогда гораздо разумнее было бы, наоборот, убеждать меня никуда не лезть, всего бояться и с острова даже носа не высовывать, чтобы в дальнейшем переслать в мой бокал капсулу с затейливым веществом.

— Не много я знаю, — призналась я, омраченная грядущими перспективами. Да уж ввязывалась я в разные авантюры, но все они были масштабами куда мельче. — Разногла… дракона последний раз видели в научном центре его коллеги. Это было шесть… семь уже дней назад… Я получила несколько писем, фамилий не помню. Два от Вестренденских, одно содержало скрытое послание о месте и времени встречи. Написал его Стенхал, место — Вергил-Де. Вот, еду.

— Эльф, значит, — протянула вампирша, — эльфы те еще жуки. Интересно, с чего глава темных решил вмешаться. Не иначе, как тоже сообразил, чем все может обернуться.

Замолчала, лед в глазах припорошился раздумьями.

— Эльф? — Переспросила я.

— Тебя это удивляет? — Хмыкнула Рада.

— Да, — кивнула я, почувствовав неловкость, — ни эльфов, ни вампиров, ни драконов в моем мире нет. Вернее, существуют, но как плод воображения, фантазия. А так — есть только люди и животные. Кошки, собаки, слоны и прочие.

— О, ну тогда ты еще не раз удивишься, подруга. — Рада убрала опустевшую бутылку, извлекла новую. — Не исключено, что кто-то из нашей реальности просочился в вашу, раз фантазии… но мы отвлекаемся. С Вестренденским рекомендую быть осторожнее. Вообще, Стенхал, в отличие от своего родственничка из верхнего клана, мужчина приятный практически во всех отношениях. Благородный, галантный, в разборки лишний раз не лезет, мирно главенствует. Но — жуткий бабник и эльф. А как я уже говорила — эльфы те еще жуки.

— Почему?

— Встретишься — сама поймешь, — отмахнулась вампирша.

Поставлю в голове галочку. И все же я пребывала в некоторой растерянности: так ждала от мира обещанной новизны, удивления, каких-то тайн. И вот он, пожалуйста, выливал все нескончаемым потоком через уста этой женщины, представившейся вампиром. Обескровленная кожа, замороженный дух за стеклами зрачков, а жизни вдруг более, чем у иных людей. Говорит, смеется, держится свободно, не сбивается. Я исподволь надеялась, что реальность развернется веером чудес, и он развернулся, спустил со своих страниц воплотившиеся фантазии, так спокойно прижившиеся среди останков средних веков, вплетенных в стремящееся к будущему торжество технологий.

— Рада, ты уверена, что Арвелл жив? — Задала я, пожалуй, самый главный вопрос.

— Более чем, — кивнула спутница, — он, хотя и сторонился публичности и участия во всяких интригах, тем не менее, прекрасно понимал, что рано или поздно может стать неудобным. Поэтому в свое время, когда технологии снова стали нормально развиваться, вручил мне один приборчик, чтобы я могла видеть — жив ли он. Дорогущая штучка, признаюсь тебе, но она того стоит: беспроводная, датчик работает во всех его измерениях, и пока, по состоянию сигнала я могу сказать, что Арвелл или в состоянии комы, или под неким воздействием.

Я, допивая уже слегка согревшееся пиво, закашлялась, едва не пролила остатки на себя. Не ослышалась ли? Измерениях? Хотя чему тут удивляться, ведь сама их параллельного мира. Но ведь это значит, что реальностей может оказаться великое множество — десятки, сотни, тысячи планет, разделенных какими-то неведомыми, но время от времени истончающимися перегородками… Нет, как сказала девица? Во всех его измерениях. Его. Измерениях.

— Измерений? — Вздрогнула я, окончательно запутавшись в своих представлениях об устройстве вселенной. Или правильнее отныне — вселенных?

— Да… ты же не местная. Не удивляйся, подруга, ничего тут сложного нет. Люди существуют в двух-трех, не имеющих практически границ, реальностях. Нелюдям или магам, ведьмам, доступен больший спектр. Это мы, например, видим того же Арвелла как человека или дракона, а на деле — он одна сущность, просто перешагивающая из одной реальности в другую. Или я, вампир. Большинство моих измерений позволяют тебе меня увидеть, но если я уйду к тем крайним, что мне доступны, то ты посчитаешь, что я исчезла. Футурологи, особенно природные, они работают больше с временными реальностями. Относительно недавно сталкивалась, если так можно выразиться, с одним, с Трепачом, так тот видит будущее как деревья с ветвями и побегами. Пожалуй, самые интересные, это маги и тени. С первыми вообще ничего не понятно — они то ли искривляют время и пространство, то ли вхожи в какую-то особую параллель, которую нередко называют информационным полем. А вторые — до сих пор загадка даже для лучших умов. Человеческого облика не имеют, условно-материальны, вездесущи. К великому огорчению, нередко сотрудничают с разными изданиями, верещат о секретах на весь свет. Ой, да о многих сама еще услышишь со временем, не буду я сейчас тебе этим голову забивать. Так, где мы?

Поезд замедлял ход, плавно подкатывал к платформе.

— Семь минут стоять будем. Если хочешь, можно выйти, размяться.

— Давай.

Маги, тени… Детка, да ты мне уже голову забила так, что я чуть ли не до конца жизни теперь во всем этом разбираться буду. Одно дело вырасти и существовать исключительно среди людей, посмеиваясь над всякими шарлатанами, делающими пассы ручками перед выпучившими глаза простаками, и совсем другое — раздумывать над тем, что, может быть, экстрасенсы — это действительно люди с особыми способностями, вполне заслуженно сдирающими деньги с клиентов.

Погода портилась, так неспешно надвигавшиеся тучи теперь уже легче перекатывались на другой край небосклона, свободно распластывались, устраивались, как зверь в гнездовье на ночлег. Еще немного, и пойдет дождь.

На платформу почти никто не вышел, лишь с десяток людей лениво болтались и вяло интересовались товарами у вездесущих горластых торговцев. Я оглянулась: пустынное место и скучное, не взирая на вздыбившиеся зеленью холмы и скучившиеся в отдалении домишки. Деревенька? Поселок? Бог его знает.

— Мало людей, — бросила я.

— Мало, — согласилась Рада.

Мне припомнился внезапно подвернувшийся под руку учебник по мировой истории. Эллис притащила? Иннара подсунула? Не знаю, но я все же его немного полистала, даже не ради того, чтобы иметь общие представления об этой реальности, а, скорее, ради сравнения исторических вех наших миров. Когда-то давно, если верить книжке, планету топтали около шестнадцати миллиардов людей и нелюдей, тщетно пытавшихся отвоевать хотя бы клочок лишней земли. Не выдержали, сорвались, грянула жесточайшая война. За войной прокатились Первая и Вторая чума, предвестившие эпоху Регресса. Многие полегли, не выдержали. Целый ряд видов оказался на грани исчезновения, а какие-то и вовсе исчезли…

— Помню я Вторую чуму, помню… — словно прочитав мои мысли, сообщила спутница, — я была тем редким ребенком, который все-таки каким-то чудом умудрился родиться в Первую, отец еще не был вампиром, позже он… После Второй лет сорок дети не рождались, пока не изобрели все-таки лекарство. Да и то, не всем помогло. Сколько сейчас, если верить статистике? Только-только ко второму миллиарду подходим. Вон, драконы до сих пор не отошли, если больше полутысячи по миру наберется — уже хорошо…

Я отвернулась, уставилась на черный лоснящийся бок вагона с хорошо знакомой вязью «Вега Рутхел». Так вот оно что, вот почему разноглазый тогда не пожелал отвечать, когда с такой неохотой рассказывал о необходимости жениться. Почему, Арвелл, не тебе подобная? А ведь пойди теперь найди себе подобную среди столь малого числа. А учитывая, что надо отсеять особей мужского пола, а еще и по возрасту не подходящих, да с вашими клановыми расшаркиваниями… Даже сочувствую, почти искренне.

— Пойдем, Карма, пора, хочу дать тебе кое-что.

В вагоне снова отгородились ширмой, как и многие другие. Рада достала небольшую потертую книжицу, оказавшуюся дневником. Листы пожелтели, отдельные слова поплыли, но все равно записи, сделанные знакомым, уже раз увиденным, твердым уверенным почерком, хорошо читались. Заметки пестрели именами, напротив некоторых стояли какие-то значки, часть предложений выглядела бессмысленно.

— Арвелл велел его отдать тебе в случае непредвиденной ситуации. Если не вдаваться в подробности, то он отметил врагов и союзников. Какие-то противостояния уходят корнями в глубокую древность, какая-то вражда возникла относительно недавно. Что касается Арвелла, то он тоже внес свою лепту, после чего этот дневник и возник…

В этом мире, помимо всяких рас и видов, имелись в наличии также и тролли с прочими многочисленными родственниками — работящие, нелюдимые и отличающиеся скверностью нрава. Традиционно они контролировали разработки сырья, драгоценных минералов и металлов. С одной стороны, консервативные по своей натуре, они нередко страдали от перемен, происходящих в этом мире. Тот же почти полный отказ от нефти как топлива и переход на пространственные движки значительно пошатнули их положение. Тем не менее, недра земли — это недра земли, и угрюмый народ сумел оправиться от удара и несколько иначе взглянуть на происходящее. В частности, они постепенно расширяли контроль над железнодорожными путями. Монополистским планам, к великому неудовольствию троллей, помешал Арвелл Рутхел, выкупив сразу несколько еще не захваченных компаний и слив их в единую. Тролли, разумеется, озлились и попытались выдвинуть ультиматум. Но были посланы в рудники не в самых пристойных выражениях. Они пошли по указанному направлению и стали создавать план мести. Вервольфы Скайнеры, разнюхав обстановку, предложили помощь. Но независимые по духу шахтеры порекомендовали последним заняться оплодотворением своих женщин. Скайнеры ощетинились и зарычали. Тролли на время схоронились в шахтах и очень крепко задумались над правильностью всех своих действий. Но снова возник на горизонте Арвелл, погрозил оборотням пальцем и заключил с троллями договор поставок определенного сырья для своих поездов. Тролли для приличия поколебались, поторговались, но здраво рассудив о том, что пока ничего лучшего им не светит, приняли партнерские условия. С тех пор дракон завел дневник, припомнил разного рода конфликты и сделал соответствующие пометки.

Я листала страницы и невольно ужасалась. Если верить записям, то род Рутхелов ненавидели практически все. С друзьями ситуация складывалась совсем печальная. Пресвятая сила Кориолиса, да за кого я замуж-то вышла, в самом деле? Это уже называется не вляпаться, и даже не найти приключений на свою задницу, а именуются такими терминами, которые мой переводчик озвучит уже четырех, а то и пятиэтажной конструкцией. Абзац, если одним, адекватно переводимым, словом.

— И что же происходило такого, что образовался столь обширный черный список?

— Разное, — пожала плечами вампирша. — Например, члены клана Пельц злы на Рутхелов за некий инцидент, закончившийся тем, что отец Арвелла вышвырнул в окно ныне здравствующего Эрлига Пельца. Солейны до сих пор не могут забыть тяжкого оскорбления, нанесенного им же, Рутхелом старшим. Он выкрал дочь главы клана — весьма недурственную Тамиру. Это вампиры бы, кстати, вынесли — привлечь внимание доминирующего дракона считается почетным. Но кровопийцы не смогли стерпеть того, что дракон побрезговал ею и не разделил ложе. А такое уже не прощается. Поэтому врагов у твоего супруга — хоть отбавляй, а теперь уже и у тебя. Где имели место личные конфликты, где застарелая вражда из-за земель. По правде говоря, Арвелл не слишком стремился налаживать отношения, но и практически, если сравнивать с предками, и не усугублял их.

Договорила и как обрезала свою речь. Возле губ прорезались морщины и исчезли. На вид — едва ли до тридцати дотягивает, а на деле… Я не решилась уточнять, даже косвенным вопросом, даже произнесением о датах исторических вех, пошатнувших основы мироздания и перекроивших карты на новый лад. Век есть, наберется, наверное, и два. А я сижу, малолетка такая, по сравнению с ней, покачиваюсь в ритм вагона и морщинки замечаю. И пытаюсь все выглядеть солидно, достойно, как будто все услышанное и увиденное с момента отправления поезда представляет собой повседневную и рутинную обыденность. Подумаешь, вампиры? Или стоит ли переживать из-за того, что более полусотни человек… нечисти, не моргнув глазом, всадят нож в спину? Пустяки, дело житейское…

По стеклу забарабанил неожиданно сильный дождь, почти сразу же потек скошенными извилистыми струями, превращая проносящийся безлюдный вид в творение художника импрессиониста. В вагоне стало тише, накатывали первые волны сна.

— Ладно, я спать, — сообщила Рада, — и тебе рекомендую. Кто знает, чем обернется эта встреча.

Я последовала совету, следом за спутницей расстелила пахнущую стиральным порошком постель, легла. Надо бы будет мужу сообщить, что запах слишком…

…моря. Сыпались и сыпались сверху звезды шелестящим дождем, пытались догнать, да куда им. Я летела быстрее, и ничто не могло сдержать мой полет, только бездонная морская пучина, столь долго ждавшая, и все же рванувшая навстречу, истосковавшаяся по дарам, по жертвам. Не смотреть, не видеть, не помнить! Пусть звезды! Но нет, нет больше звезд, не воротить назад, к ним, только с ужасом следить за своим стремительным приближением к взволнованной поверхности, поседевшей от предвкушения. Только распростерлась неявная тень, отхватила себе кусок мира, угомонила одним своим видом бездонную и оголодавшую утробу стихии. Сверкнули лезвия когтей, вспороли бока, не удержав, сомкнулись снова, на этот раз схватив крепко и надежно, остановив падение…

Я вскинулась, пошатнулась и приложилась затылком к стенке. Глухо прозвучал удар.

— Ты чего, подруга? — Несколько сонно поинтересовалась вампирша. — Еще не приехали, спи.

Спи, как же! Я с трудом, выравнивая дыхание, угомонила будто сорвавшееся с цепи сердце, стерла со лба проступивший пот. Что же это за сны такие поганые мне последнее время сняться. До телепортации в этот мир я вообще уже не помню сколько не видела кошмаров. А тут же, что б их, чуть ли не каждую вторую ночь снятся. И ведь сюжет совсем не страшный, красиво даже, да только выдергивает меня такой животный страх, стискивающий горло и перемешивающий все внутренности, что я пару раз даже едва не обмочилась в постели. Нет уж, пусть лучше маньяки за мной в снах с ножами и крюками гоняются, чем эта звездная пыль обволакивает.

Сон больше не шел, мерный стук колес пробуждал отдельные проблески памяти, не стершиеся никакими воздействиями, а лишь на время провалившиеся в глухую яму и теперь упорно ползущие назад, прочь от ловушки. Наверное, также вспоминали мои жертвы — отдельными всполохами, рваными снами, мучительными размышлениями и попытками собрать фрагменты в нечто цельное, монолитное. Нет, здесь другое. Андрей говорил, что изменил формулу, что теперь никто не умрет. Но сейчас я не верила его словам, чувствовала, что он лжет. Тогда — нет, поверила, а сейчас уже не могла. Хотелось верить разноглазому о действии приращения, очень хотелось. Или он ничего не говорил? Тогда просто хотелось верить. Да и про шприц никто не знал, даже тот же Андрей. Или кто-то узнал? Одной дозы ведь не хватало…

К полуночи дождь успокоился, будто кто-то повернул ручку и переставил на минимальное значение. Моросил, щупал мягкой лапой податливую землю, проверял прикосновением холод бетонных плит платформы, наивно льнул к оставшимся, проводившим поезд молчанием.

— Ты опоздала.

Призрачные мерцающие завесы соткались в невысокую фигуру, укрытую плащом. Голос выдал молодость, быстрые движения ее подтвердили.

— Но я дождался.

Фигура приблизилась. Жидкий свет фонарей выхватил из мрака капюшона мерцание внимательных глаз.

— Мне было велено передать тебе это… — голос дрогнул, из-под плаща вынырнул небольшой пластиковый конверт.

— Что это? — Удивилась я. Мои пальцы скользнули по пластику, но, прежде чем успели схватить, он исчез.

— Сведения, которые могут оказаться полезными.

— А что взамен? — Насторожилась Рада.

Я быстро на нее оглянулась. Я и сама подозревала что-то неладное, не надеялась на бесплатные подарки, но не успела так быстро все это оформить лаконичной фразой.

Моросящая ночь влажно липла, глушила звуки. Шарообразные ореолы фонарей, напоминающие опушенные одуванчики, едва-едва разгоняли темноту, вытесняли за пределы платформы, да и только.

— Информация, та, что будет получена в ходе расследования. Нам также необходимо знать имя врага.

Вампирша цокнула языком.

— Пока никакого расследования не ведется, — покачала я головой.

— Ты уже его начала. И тебе придется его провести ради пресечения войны. Ты — хранительница.

Как говорила Рада? Эльфы — еще те жуки?

Мальчик, ты слегка попутал. Это Арвелл хранитель, я же — несчастная тетка, оказавшаяся не в том месте и не в то время. Но вслух я произнесла совсем другое:

— Почему сами не начнете?

Ответа не последовало, незнакомец сдержанно хранил молчание.

— Что еще? — Сдалась я, все более и более чувствуя себя героиней абсурдной постановки.

— Для этого я тебя буду сопровождать. Это и есть основное условие.

— Тогда назовись, — потребовала я.

Вдали мелькнули огни, вероятно, приближался еще один поезд.

— Уэлл Вестренденский, сын Стенхала Вестренденского, наследник клана Нижней Ступени, — прозвучало на самой грани слышимости. Показалось, что просто ветер очнулся, перекатился, шурша по плитам. — Следуя наказу отца, я подчинюсь твоей воле и послушаюсь во всем, если это не будет угрожать моей жизни, а также чести и здоровью.

Тихо присвистнула Рада, отстранилась, оставляя право выбора за мной. А я будто знаю, что делать в таких ситуациях? У меня все же несколько иная специфика деятельности, хотя порой и тесно связанная с дипломатическими играми.

Я не торопилась. Что крылось за этими словами? Видно, старший Вестренденский сильно испугался грядущего, раз рискнул оставить сына в заложниках. Или я что-то упускаю? Или наоборот, недооцениваю масштабы происходящего. В любом случае, у меня сейчас остается только два варианта: или отобрать конверт силой, или принять условия сделки. В первом случае я рискую отметиться в летописи Рутхелов как человек, наживший еще одного врага в виде эльфийского клана. Во втором же случае есть простор для маневров. Что мешает внушить юнцу, что вот она — угроза и для жизни, и для здоровья, и для совсем уж нелепого понятия «честь»? Да и так ли сложно будет утаить детали так называемого расследования?

Уэлл терпеливо ждал решения, сжимая конверт. Рада лениво осматривала пространство вокруг, словно ожидая появления незваных гостей. А, если вдуматься, таковые могли появиться даже здесь.

— Почему так? — Рискнула я.

Юноша понял. Колыхнулись полы плаща, он чуть подался вперед и, обдав горячим дыханием, торопливо прошептал:

— Потому что футурологи видели будущее. Это будущее ужасно.

Глава 19

Поезд, возвращавшийся в Роузветл, должен был придти только утром, и Рада предложила переждать ночь в харчевне, расположившейся в минутах сорока отсюда, возле главного тракта. Харчевня оказалась вполне пристойной, хотя Интернет, называемый местными Скрибером, не работал, что вызвало недовольство у вампирши.

— Мастеру уже сообщили, — сообщил сонный пузатый хозяин, — утром должен быть. Закажете что-то?

На полированной столешнице возникли тарелки с рисом, яичницей, печеными колбасками и маринованными сливами. Мелкие, почти черные сливы, напоминающие видом оливки, мне не понравились — слишком кислые и вяжущие рот. А вот дымящийся чай в глиняной кружке, с добавлением чего-то, подобного лимоннику, оказался недурственным и пришелся весьма кстати.

— Можно вопрос? Глупый, наверное… почему нет телефонов?

Понимаю, это странно, но помимо глобальных вопросов типа «как спасти мир» и «что делать дальше» меня интересовали, и, наверное, даже больше, чем серьезные вещи, вот такие мелочи — где телефоны, что такое «пространственные движки», освоило ли солнечную систему человечество и придумало ли пароварки и роликовые коньки.

Эльф нанизал на вилку колбаску, поднес ко рту и остановился. Жирная капля медленно стекла по металлическому изгибу и сорвалась в тарелку.

— Есть, — сообщил он, — только они очень дороги и доступны немногим.

— Но ведь Скрибер ваш…

— Скрибер — это одно дело, а телефонная связь — совсем другое. — Уэлл все же закинул сочный бордовый кружок в рот, прожевал и назидательно взмахнул вилкой. — Совсем. Да и позвонить через Скрибер легко можно. Просто постоянные переходы через пространство, а теперь еще и движки особенно, сигналы глушат. Можно, конечно, использовать кабели для Скрибера, но никому не нужна обыкновенная телефонная связь, понимаешь?

— Понимаю.

Наверное, я действительно понимала, но очень смутно, примерно, не лучше, чем функциональное назначение потрохов автомобильного двигателя. Я, в отличие от своих спутников, съела все быстро, почти не ощущая вкуса, и теперь медленно цедила не успевший остыть чай, окончательно согреваясь и наблюдая за новым членом команды.

Эльф оказался прелестным юношей, вполне соответствующий представлениям писателей-фантастов о расе. Большие и ясные глаза напоминали весеннюю синеву неба, слегка разрумянившиеся щеки вызывали желание прикоснуться, убедиться, что кожа действительно чистая, гладкая, по-девичьи нежная. Непокорные, правда, каштановые, а не светлые, вихри едва заметно подрагивали, выбивались из-за длинных ушек, когда Уэлл тщательно пережевывал пищу, усердно двигая челюстями и будто бы смакуя каждый кусочек. Так не просто насыщаются, так возносят почести и благодарят богов за сытный обед.

Эльф, почувствовал мой взгляд, поднял голову и улыбнулся краешком губ.

Рада тоже ела, но безлико, просто насыщая свое тело. Ее разум, казалось, обернулся в собачье чутье, пристально исследовавшее редких присутствующих — грузного одышливого старика, невесть по какой причине сорвавшегося с насиженных мест, и молодую смешливую парочку, поглощенную друг другом.

— Вервольф, похоже, — проинформировала вампирша, кивнув на старика, — а те — просто люди.

Старик ничем не походил на оборотня, и сколько я ни вглядывалась, но так и не сумела заметить признаков, выдающих в нем что-то нечеловеческое. Впрочем, в Рутхеле, не покажи он сам, я бы тоже никогда не узрела ящера…

Комнату все-таки сняли, чтобы иметь возможность спокойно разговаривать. Хозяин, взглянув на нашу троицу — двух молодых женщин и юнца, — для приличия поторговался, но махнул рукой и сбросил цену. В скудно меблированной комнате, в самом дальнем углу второго этажа, я с нескрываемой гадливостью обнаружила тараканов, но промолчала и проследовала за Радой к столу. Уэлл, утомленный долгой дорогой, с вожделением бросил взгляд на застеленную койку и стоически отвернулся, присоединился к нам.

— Спи, — милостиво разрешила Рада, — потребуешься — разбудим.

Тусклый свет трех тонких лампочек не разгонял тьму, клубившуюся по углам, но его хватало для того, чтобы рассмотреть содержимое конверта.

Вампирша вынула лист, поднесла к глазам, молча передала мне.

— Что это? — Данных на бумаге было немного, какие-то названия и цифры напротив.

— Магический поиск. Стэнхал нанял мага, чтобы тот прощупал остаточные эманации Арвелла. — Рада вынула из моих рук лист, снова поднесла к лицу, принюхалась. — Распечатке более суток, да и учитывая все остальное… похоже, что поиск был проведен дня через три после похищения.

Это она по запаху определила? Если да, то надеваю несуществующую шляпу и снимаю перед ней.

— То есть, ты думаешь… — Мои глаза настороженно скользнули взглядом по спящему эльфу. Тот, подложив руку под голову и приоткрыв рот, мерно посапывал. Я снизила голос: — что Стенхал…

— Нет, не думаю, — покачала головой вампирша. — Стенхал старается не вмешиваться в конфликты, он из тех, кто наблюдает со стороны и укрепляет по необходимости оборону. Склоняюсь, скорее, к тому, что он начал что-то подозревать и не щадил своего футуролога… Меня больше другое смущает — зачем нашего друга было тащить через всю Леоку?

— Через Большую Леоку? Прости, я не очень разбираюсь в географии.

— Да, через весь континент, — пояснила Рада, — последний пункт — восточное побережье. Конкретнее — острова Айли-Ивиж. Да и маршрут очень странный, если сопоставить значения. Впрочем… все же Скрибер нужен…

Она не договорила, отложила распечатку, прислушалась.

— Кто-то еще прибыл, проверю, пожалуй.

Действительно, из тьмы донеслось тихое ржание, спустя некоторое время зазвучали едва различимые голоса.

Работающая сеть и мне бы пригодилась. Было бы очень неплохо набросать пару строк Гарору, уточнить, известно ли ему что-то о персоне по имени Радьявара Солейн, поделиться первыми результатами. Может, и я в ответ получу что-нибудь ободряющее, позволяющее сложить с себя почетную миссию по спасению мира во всем мире. Я прошлась по комнате, чувствуя усталость в ногах не столько от дороги, а сколько от сапог. Скинуть бы их, опустить на пол ступни, почувствовать прохладу. Но серые разводы, видимые даже при таком свете, не внушали мне доверия. Ничего, потерплю, в следующий раз возьму в дорогу сланцы или тапочки.

Если будет этот раз, конечно.

Вернулась Рада, кивнула, что, мол, все в порядке.

— Задержимся пока, — сообщила она, — многое обдумать надо.

— Думаешь, придется ехать туда, на острова? — Озвучила я свои опасения. Я, конечно, на подъем достаточно легкая, но не настолько, чтобы внезапно сорваться с места и укатить за тридевять земель.

— Не знаю, посмотрим, что сообщит мой друг.

— Рада, — я присела на край свободной кровати, но та, скрипнув, прогнулась под моим весом, из-за чего я невольно откинулась назад, — а с чего все могло начаться? Было ли что-то, что послужило… толчком? Да, толчком. Как думаешь?

Судя по тому, как изменилось лицо женщины, я поняла, что действительно что-то было, и она сама уже задавала этот вопрос — где та щербинка, точка, камень, породивший лавину? Таяли льдины глаз, замелькали цветные лоскуты воспоминаний, на едва разомкнувшихся губах зародились первые слова.

— Тебе, как человеку не местному, придется кое что сначала объяснить, — основание ладони уперлось в ободранную столешницу, край врезался в обтянутое кожей бедро, — основные понятия, так сказать. В Роузветле есть Орден футурологических наук. Знаешь такой?

Я усиленно замотала головой.

— Так я и думала, — кивнула вампирша, — тогда слушай. Этот Орден обитает почти в самом центре Роузветла, в здании, прозванном в народе храмом. Да, так и говорят — «храм футурологических наук». Футурологи, как я уже тебе сообщала, это люди, способные видеть параллель будущего, короче, предсказывать его иногда с поразительной точностью. Арвеллу для становления полноправным хранителем нужно было выполнить…

— А кто до него был хранителем? — Бесцеремонно перебила я собеседницу, внезапно почувствовав мелкий, но острый испуг перед еще непроизнесенными словами.

Вампирша скривилась, ее брови взлетели, собрав лоб складками.

— Прости, — уже тише извинилась я за свой дерзкий выпад.

Он молчала, лишь левый уголок рта напряженно подрагивал, выдавая все ее мысли обо мне и моем поведении. Но вот он расслабился, опустился, снова зазвучал рассказ.

— Никто, Карма. Это вроде как и нарушение традиции, но своеобразное. По идее, должна идти непрерывная преемственность этой должности, драконы входят в право наследования со ста одного года, иные же — в зависимости от видовых особенностей взросления и иных личных качеств. Если нет состоявшегося хранителя среди драконов, то назначается так называемое Переменное Собрание, на котором собираются представители виднейших кланов и путем голосования выбирают другой дом, становящийся стражем благополучия в стране. По идее, так должно было случиться более шестидесяти лет назад — после смерти Кордарана Рутхела, отца Арвелла. Но тогда правил Эдвард X Косой, умнейший человек, несмотря на неблагозвучное прозвище. Он, грубо говоря, послал все эти собрания в бездну и, пользуясь своей властью, назначил молодого дракона хранителем. Не буду расписывать, что тогда началось, сколько прокатилось скандалов, главное, что свершилось то, что свершилось. Эдвард через десяток с небольшим лет отошел в мир иной, передав бразды правления в руки своему Сыну — Риману II Холодному. Тот, как и отец, также находился в дружеских отношениях с нашим драконом, и ничего менять не стал. Правда, ему уже было легче, чем предку — люди к дракону привыкли, многие даже полюбили, увидев, что он спокойный и мирный, в отличие от Кордарана, да и среди кланов уже меньше слышалось протестов, ибо многие неплохо соображали и понимали, что, если свергнуть Арвелла, то наверняка придется иметь дело с более агрессивными и несдержанными вервольфами. Молодой Рутхел оправдывал надежды королевской династии, там, где это было возможно, добросовестно исполнял свои обязанности. Чуть менее трех лет назад скончался Риман, теперь правит Равид XVI Мирный. Хороший мальчик, скажу тебе, хотя и не столь смышленый и твердый, как отец и дед. Сейчас правящие кланы настояли, чтобы был проведен весь ритуал уже официального вступления в должность хранителя, и Равид прислушался к голосу большинства, попросил Арвелла соблюсти традицию. На самом деле, это даже правильно: Равид не настолько жесткий правитель, чтобы держать всех на коротком поводке, а сам факт наличия уже не формального, а официального хранителя способен предупредить многие лишние шевеления и претензии.

Она замолчала, я же старательно переваривала услышанное. Зашевелился Уэлл, растревоженный нашими головами, но не проснулся, лишь перевернулся на другой бок.

— И ты, Рада, думаешь, что кто-то устранил разн… Арвелла, чтобы самому занять это место?

Вампирша кивнула, светлый бряцающий хвост слетел с плеча.

— По крайне мере, не исключаю. Самый лучший способ стать хранителем — это устранить действующего хранителя. Правда, мне не очень понятны сроки. Объяснимо, почему никто серьезно не пошел против Рутхела до правления Равида. И даже со скрипом, но объяснимо, почему первые три года царствования нынешнего короля все было спокойно — наверняка изучали самого Равида. Но почему устранен Арвелл, когда он, фактически, вступил в право? Вот этого я вообще понять не могу. Складывается такое ощущение, будто кто-то не верил, что будет совершен ритуал. Но ладно, об этом можно очень долго бесплодно рассуждать, сейчас пока никаких фактов нет, чтобы обоснованно кого-то подозревать. Разве что Скайнеров — главных противников рода Рутхелов, это в их манере совершать необдуманные поступки. Но все равно, без доказательств никто и ничего предъявить им не сможет. Поэтому вернемся к тому, что ты назвала началом.

Рада побарабанила ногтями по столу, переключаясь, кинула взгляд в окно, за которым болезненно всхлипывал ветер и порой доносился звук копыт и проезжающих мимо экипажей.

— Тогда я пришла в центр к Арвеллу, он дожидался результатов по своему очередному проекту, постоянно отвлекался, поэтому разговор получился несколько скомканным. Ему было дано два предсказания о той, кто станет его спутницей. Оба дали в храме футурологических наук. Первое сделал мальчишка, настройщик оборудования. Не к чести твоего супруга, но он напился, ввалился в обитель футурологов среди ночи и потребовал вынуть и положить, кто станет его спутницей. Мальчишка не смог отвертеться, рискнул сам. Выдал какую-то чушь, но Арвелла успокоил. С утра ему уже сделали нормальное, по всем правилам. Но, похоже, вышло так, что мальчишка оказался ближе к истине, чем весь сброд старичья, сообщив такие слова — «она будет преподнесена», тогда как маститые мастера указали совсем на другое. Мол, друг, сиди на месте и не дергайся, за пару дней до срока встретишься ты со своей ненаглядной.

— И ты считаешь это началом?

Рада прошлась по комнате, мягко и совершенно бесшумно. Так кошки ночью крадутся, заметив беспечную жертву. Подбираются на нужно расстояние, замирают, трясут задом и совершают свой убийственный прыжок.

— Это известная мне видимая часть. Футурологи — народ, по большей части, ни от кого не зависящий, живущий больше будущим, чем настоящим, и ловко обходящий ловушки судьбы. Но неподкупным его не назовешь.

— То есть, по идее, можем найти того, кто нарочно неверно все сообщил?

В прореху туч краем выползла надутая запятнанная луна, сплюнула молочным светом на подоконник и скрылась. Еще раз вздохнул, закашлялся и пронесся по верхушкам деревьев ветер, склонив их слугами перед собой, царем.

— Уже пробовала, подруга. Безуспешно.

— А мальчишка? — Не сдавалась я.

— А что мальчишка? — Удивилась вампирша. — После инцидента погнали его взашей из храма, чтобы не портил репутацию. Ладно бы какому простолюдину наплел, но не Рутхелу же.

— Но ведь верно же сообщил? Или нет? Арвелл поступил как полный придурок, он насильно меня потащил и…

— Отстань, — вдруг обрубила Рада.

И я поняла, просто и ясно, как понимают, что день — это день, а ночь является ночью, что я не нравлюсь блондинке с выдрессированным телом и душой старухи, привыкшей к тому, что смерть забыла о ее существовании. И эта антипатия не была ревностью или порождением чувственной сумятицы, она носила иной характер — точный, математически рассчитанный и холодно просчитанный. Рада давно все взвесила на чашах весов и теперь только аккуратно настраивала эти весы, справедливо и невозмутимо наблюдая за колебаниями необходимости и предпочтений, принимая как должное перекосы как в одну сторону, так и в другую.

— Ладно, — Я поерзала на кровати, уже осторожнее передвинулась к стене, хотя все равно вызвав скрипучие аккорды повидавших многое пружин, и прислонилась спиной к плохо зачищенным от заноз доскам. Опущенные веки явили взору коричневые тона. — Утра дождемся.

Дождались без сна. Погода снова испортилась, дождь то кокетливо поглаживал стекла, то набирал силу и начинал бесноваться, вспенивая грязью и пузырями дороги. Поезда ходили, но на лошадях добираться было уже гораздо сложнее, и к утру мастер так и не объявился.

Эльф слонялся по комнате, не зная, чем себя занять, но и не пытаясь лезть к старшим. Когда совсем надоедал, Рада отправляла его вниз поинтересоваться у хозяина, как обстоят дела со Скрибером. Ответ каждый раз оказывался одним и тем же.

— Пойдем, позавтракаем, — доброжелательно предложила мне Рада.

Впрочем, я не обманулась мягкостью интонаций, за внешним обволакивающим теплом по прежнему таилась твердость каменной неприязни.

Уэлл, обрадованный хоть каким-то переменам, дернулся к двери, но вспомнив о своем происхождении, замедлил шаг. Потом махнул рукой и бодро, пробуждая остальных постояльцев, загрохотал по ступеням, спеша занять столик. Впрочем, он мог не опасаться. Хотя народу было больше, чем ночью, но мест хватало с лихвой. Вчерашний вервольф мерз в углу, бесполезно пытался отогреть ноющие старческие кости, что теплым пледом, что горячим вином. Воркующей парочки, напротив, не наблюдалось — или спали, или плюнули на погоду и укатили дальше являть миру свою любовь. Их заменила семья с напряженными лицами и бегающими глазами. Мальчонка лет шести не походил ни на отца, ни на мать и несколько испуганно косился в сторону хмурого тролля. Тролль упоенно ковырял в носу и снимал с ногтя козявки о край стола.

Я, почувствовав, как дернулся желудок при виде этого нелицеприятного зрелища, спешно перевела взгляд на нашего юного товарища, бойко снующего возле стойки и стремящегося выбрать себе что-то повкуснее. И чем думал Вестренденский, отправляя к нам сына? Мальчонке ведь, судя по всему, даже восемнадцати нет, совсем еще ребенок, увлеченный чем угодно, но только не спасением мира. Или напротив, как раз всем сердцем жаждет стать героем, размахивающим мечом направо и налево, без устали разящим многочисленных врагов? А, может, его проникновенный шепот едва ли не о конце света — такая же часть неосознаваемой игры, значительно приукрашенная трагическими тонами?

Раскрылись входные двери, в зал, оставляя грязные отпечатки на полу, прошел сгорбленный мужчина. Дошел до стойки, откинул капюшон и спустил с плеча объемную сумку. Что-то шумно брякнулось, будто внутри находилась банка с гвоздями или десяток сваленных в кучу гаечных ключей.

— Дагра! Хазир! — Перевитые жилами вен руки уперлись в отполированное дерево.

Каравеллой выплыла стареющая женщина, еще сохранившая изящество в верхней части тела, но безнадежно располневшая в нижней.

— Что так долго? — Недовольно рявкнула хозяйка.

— Так это, дождь же, — отмахнулся парень, — ключи давай.

Легла на подставленную мозолистую ладонь куцая связка.

— Мастер, похоже, — сообщил Уэлл, успевший вернуться и теперь увлеченно потрошащий золотистый бок рыбины.

— Похоже, — согласно кивнула Рада, — и это хорошо, а то пришлось бы ехать так.

Мастер занимался поломкой недолго, едва ли дольше тридцати минут. Спустился, кивнул хозяйке, потребовал полотенце и оплату.

— Что там было? — Полюбопытствовала хозяйка. Отсчитываемые купюры в ее руках зажили отдельной жизнью, замелькали неяркими всполохами.

— Дерьмо крысиное. Вытравили бы этих тварей, пока все не погрызли. Каждый раз одно и тоже.

— Так их разве… — и осеклась. Полагаю, что в ее заведение и так все реже заглядывали нормальные посетители, не хватало еще оставшихся разогнать.

Снялась с места Рада, достигла стойки и спросила:

— Где терминалы?

— Там, — махнула рукой Дагра, — по коридору и налево, перед туалетами.

— Сиди здесь, — велела я эльфенку и направилась вслед за вампиршей.

Эльф что-то промычал, похоже, кроме еды его сейчас больше ничего не интересовало, по крайне мере, я могла так судить, увидев, как он без малейшего беспокойства взял себе еще одну порцию.

Мелкое помещение, залитое мертвенным светом, вызывало неприятные ассоциации то ли с больницей, то ли с моргом, и содержало в себе три компьютера, или терминала, как назвала их Рада. Спутница заняла крайний левый и теперь умело двигала пальцами, открывая нужные страницы. Я несколько стушевалась, нерешительно выбрала центральный. Неумело, боясь, что отвалятся, и поэтому тщательно прилаживая, нацепила на пальцы зажимы манипулятора, провела рукой по клавиатуре, и та отозвалась тускло зажегшимися символами.

Как здесь это делается?

Развернутая таблица терпеливо ждала команды. Я чуть согнула пальцы, со второго раза выделила «почтовые сети», стукнула по клавиатуре. Следующая таблица: ячейки для доменов. Выделила, ругаясь на собственное неумение управлять манипулятором, необходимый. Домены исчезли, на передний план выдвинулись две другие, предлагающие ввести имя и пароль.

Ввела.

Новых сообщений было немного, и все они оказались бесполезными. Пополнился список соболезнующих, разбавился деловыми предложениями и ответами тех, кто еще не был в курсе происходящего. Позволит ли аналог Интернета сделать то, что легко делалось в том, прежнем мире?

Пальцы, непривычные к чуждой клавиатуре, стали медленно набирать текст.

— С кем решила связаться? — И ведь головы даже не повернула вампирша, но все увидела.

— Своим, домашним, пишу.

Как оно вырвалось-то — домашним…

— А, понятно. Лишнего не сообщай, ни к чему.

— Ладно, — признала я справедливым замечание.

«Гарор, здравствуй. Встреча прошла успешно, передали кое-какие данные, которые, возможно, подскажут, где искать Арвелла. Я не одна, со мной Радьвара Солейн, утверждающая, что она старинный друг. Надеюсь, ты это сможешь подтвердить…»

Я задумалась — стоит ли писать про Уэлла — и решила повременить. Напечатала еще одну строку: «Есть ли у вас какие-то вести? Карма».

Отправила письмо на свой же адрес. Прошло, высветилось тут же пришедшим.

Осталось дождаться ответа, особенно насчет той, что так уверенно строчила, не отрываясь, какие-то послания.

— Мой друг обещал помочь, — проговорила, не отрываясь от экрана, Рада, почувствовав мой взгляд или же просто заметив завершение процесса, — сообщил, что в течение ближайшего часа, а то и меньше, постарается что-нибудь выдать.

Я закрыла почтовую сеть. Снова приглашающее развернулась таблица с иными видами сетей — научными, развлекательными, торговыми… Этим разработчикам руки в одно место бы засунуть — настолько, по сравнению с привычным, здесь был убогий браузер. Я отошла от терминала, потом как-нибудь внимательно с монстром под названием «Скрибер» ознакомлюсь.

Рада вернулась гораздо позже. В руках она небрежно держала несколько листов.

— Есть кое-что, — ответила она на немой вопрос присутствующих, — хотя и не дающего точного ответа. Мой друг, личность надежная, еще посмотрит, но пока есть это.

Резво потянулась изящная мальчишеская рука, но я перехватила быстрее эльфа листы, грозно предупредила взглядом, вынуждая отступить и подчиниться моему праву первой получать новую информацию.

Сел послушно на кровать и принялся терпеливо ждать.

— Да иди сюда, — смягчилась я и придвинулась ближе к столу.

— Спасибо, леди Рутхел, — не остался в долгу Уэлл, но присоединился осторожно, боясь ненароком спугнуть удачу.

Листы легли веером, Рада ловко подцепила ногтем один и вытянула из общей кучи.

— Это, — стукнул ноготь, оставляя продавленный след на уголке, — биография того парня, из храма. На досуге ознакомишься. В принципе, ничего особенного, разве только то, что он природный футуролог. А это, — пальцы пробежались по вееру, выдернули еще один лист, — список официально зарегистрированных порталов, таких же, как в научном центре. Ниже — считающиеся недействительными. Недействительные, бывает, на свой страх и риск тоже используют. Также — несколько незарегистрированных. Обычно — очень слабые, заряжающиеся по несколько суток и быстро выходящие из строя.

Я внимательнее глянула на список. Сверху шли серийные номера, напротив — имена и, наверное, города. Или наоборот, сначала города, а затем имена. А ниже, под жирной чертой, встречались пробелы — то имен не хватало, то серийных номеров.

— А это что? — Я прижала ладонью оставшиеся бумаги.

— Думаю, ты и сама поймешь. Если в общем, то — события, произошедшие за интересующий нас период во всяких местах. Разные. Аукционы, ярмарки, турниры, преступления разного рода, скандалы, выставки, открытия… предлагаю вам все внимательно изучить, может, что-то и найдется полезное.

— Хочешь сказать, что, если кто-то украл картину из музея, то это может подсказать имя убийцы?

Я признаю, что являюсь пришельцем из неведомой реальности, и периодически создаю впечатление наивного создания, вылупившегося на элементарные вещи, как на какое-то откровение. Но все же я не клиническая идиотка, и такой вещью, как поиск информации в сети, владею очень даже пристойно, прекрасно себе представляя, на что надо обращать внимание.

— Не смейся, — зевнула Рада, — однажды в моей практике подобное было. Некий товарищ крал коллекционное оружие и продавал на черном рынке. А другой, наоборот, скупал и применял по прямому назначению.

Прозвучало достаточно убедительно, хотя я все равно слабо себе представляла, как может быть связано выступление второсортной певички с интригами вокруг королевского трона.

— И что же искать здесь? — Выдала я вместо своих измышлений.

— Не знаю. Сравнивай. Сопоставляй. Отмечай то, на что отзывается интуиция. Прислушивайся ко всем своим сомнениям.

Так и до паранойи недалеко.

— Ладно, — вздохнула я, — приступим.

Уэлл согласно кивнул, потянулся к листам.

— Постой, — я бездумно пресекла его попытку, — подожди.

На меня с изумлением уставились ясные притягательные глаза, способные вывести из равновесия самого черствого циника. Стоит ли так рисковать? Хотя о каком риске может идти речь? Даже если эльф обладает феноменальной памятью, то вряд ли это в дальнейшем обернется чем-то страшным. Да и договор… нам же все-таки предоставлены данные, хотя и не подлежащие верификации.

— Задам тебе сейчас странный вопрос, Уэлл. Ты знаешь врагов дома Рутхелов?

— Так… более-менее. В основном, да.

— Это хорошо. Тогда давай поступим так, — я, поколебавшись, все-таки извлекла дневник Арвелла и, стараясь не замечать неодобрительный взгляд Рады, с некоторой задержкой передала эльфу. — Они указаны здесь, отметь их, пожалуйста, на распечатках везде, где хоть как-то встречаются… А еще — выдели те города, список которых дал твой отец. Города и страны, в которых есть эти города, если сами они вдруг не указаны. Сделаешь?

— Сделаю, — Уэлл забрал книжицу с благоговением, как редчайшую и очень хрупкую драгоценность.

Какой покладистый ребенок. Я в детстве, в отличие от него, когда еще была с матерью, имела совершенно иной и далеко не образцово-показательный характер. Впрочем, мать ведь тоже… Усилием воли я оборвала свои мысли, отогнала вглубь, туда, где им и надлежало храниться. Тот период, когда у меня было нечто, что иные называют семьей, остался далеко позади. Теперь ему следовало покоиться в сундуке с навесным замком в запертом подвале.

— Работайте, а я — спать, — сообщила Рада.

— Угу, — промычали мы с Уэллом, уже втянувшиеся в обработку информации.

Дождь и не думал утихомириваться, все неугомонно разбивался о стекла и даже не пытался сбавить силу. Будто сами небеса решили оплакать грядущее, которого ждали, боялись и надеялись, что произойдет чудо, что сможет взнуздать само время, подчинить его резвый бег и не позволить сорваться с обрыва, увернуть в безопасную сторону. Но ведь я, Карма Рутхел, не седок, объезжающий лошадей, не моими руками держать поводья, управляющие чудищем, существующим для того, чтобы снисходительно наблюдать за возникновением новых жизней и мстительно радующемуся стремительному старению и увяданию. К кому оно благожелательно? Драконов и вампиров терпит, людей презирает, с магами снисходит до контакта. Эльфы? Может быть, и им дает какую-то фору. Ведь все равно знает, что все, даже самые долговечные, сломаются под его напором, сникнут, придавленные годами, потерпят поражение и сдадутся на милость победителя, признавая его несокрушимое превосходство. А я? Что я? Еще лет пять, и уже в своем отражении обнаружу столь пугающие морщинки. Лет десять — и задумаюсь гораздо серьезнее об образе жизни. Двадцать — начну беспощадно, на износ, бороться с первыми, пока незначительными, симптомами. И ведь кобылой буду гнать прочь от старости, от смерти, пока сама не сорвусь с обрыва, как срывались до меня миллионы и как сорвутся миллиарды после.

Карандаш подрагивал над бумагой, но пока еще ни единого штриха не оставил. Прошел конкурс красоты в Калматане, победительница — юная Озиша Луца Ки — получила в награду диадему из белого золота, инкрустированную девятнадцатью белыми бриллиантами, солидную сумму и путевку в Осар-Бихти.

— Уэлл?

— Мм? — Оторвался от работы юноша, поправился: — Леди Рутхел?

— Скажи, пожалуйста, что это за место — Осар-Бихти? Только так, чтобы я поняла.

Эльф прикусил губу, почесал карандашом за ухом и перевернул лист. На оборотной стороне он нарисовал бесформенную кляксу.

— Это, — ткнул острием карандаша в кляксу, — Большая Леока, материк. Мы находимся здесь, — карандаш оставил след в юго-западной части. А Осар-Бихти — удивительно красивое и популярное место на побережье Южного океана, древний город, которому, если верить археологам, не менее двух с половиной тысяч лет.

Теперь карандаш указывал на нижнюю часть материка. Я по-птичьи склонила голову, прищурилась. Если отбросить всякие неточности и учесть то, что на рисунке контур явно сглажен, то все равно отчетливо угадываются очертания Евразии.

— Если сравнить с моим миром, то мы где-то в районе Украины. А это, — я уперлась пальцем во вторую точку, — вроде как Индия.

— Странные названия, — пожал плечами Эльф и вернулся к работе.

Я продолжила читать.

В Осборнорогский музей поступил найденный при раскопках практически полностью сохранившийся набор агатовых статуэток, получивший название «Танец богинь». Улицы Чрегарда омрачила смерть казначея, преступника ищут.

Я покачала головой. Кем бы ни был замечательный друг Рады, но он слил ей слишком много лишней информации, явно не имеющей отношения к делу. Почему бы не обратить внимание только на те населенные пункты, которые имелись в списке Стенхала? Хотя, мне ли возражать опыту той, что сейчас неподвижно лежала на койке, отвернувшись лицом к стене? Да в том то и дело, что мне, умеющей обращаться с информацией. С другой стороны, вампирша пока произвела на меня довольно положительное впечатление. Резковатая, знающая себе цену, и в некоторой мере даже наглая, но зато не глупая клохчущая курица. Она не совершит лишних движений там, где их можно будет не совершать, и не станет натягивать маску добросердечной и бесконфликтной тетки без нужды, поняв за свою невероятно долгую жизнь, что истинно ценных вещей даже в этом мире куда меньше, чем принято считать.

В Осборнороге прошел открытый аукцион, с молотка ушли доспехи времен Четвертой мировой войны, кубок князя Фитриша Любезного, бриллиант «Черный принц» весом ровно в триста тринадцать лапидов. Внутренний переводчик, увы, был лишен калькулятора, способного переводить земные меры в меры этого мира. Наверное, триста тринадцать — это, как минимум, величина с мандарин или даже кулак. Заметный камушек, иными словами. По крайне мере, указанная цена внушала трепет количеством цифр. Или все дело в валюте?

Я поняла, что отвлекаюсь, поддавшись своему влечению к минералам.

Между главами Калматана и Артины был заключен договор об упрощении правил пересечения границы, теперь в обе страны разрешался ввоз дополнительных товаров, в частности, имеющие фармацевтическое и химическое назначение.

Глаза слезились, в висках в такт дождю стучали молоточки, голова переполнялась кучей бесполезных сведений. Когда-то я ведь уже так сидела, по крупицам собирая информацию и ужасаясь открывающейся правде. Но тогда имелся кофе, который можно было хлестать без передышки. Шприц, ставший уже едва ли не талисманом, был с собой. Имел ли яд срок годности? Андрей никогда об этом не упоминал, но каждый раз, независимо от времени проведения операции, он срабатывал. Наверное, если на его свойствах не сказался прыжок из одной реальности в другую, он и сейчас эффективен.

— Уэлл? Не желаешь сделать передышку? Предлагаю выпить по чашечке кофе.

Переводчик знал это слово — «кофе», и это радовало.

Кофе действительно существовал в этом мире. Хозяйка несколько сварливо приняла заказ и скрылась в лабиринте за стойкой.

— Уэлл, можно личный вопрос? — Вкрадчиво спросила я, решившись все-таки поговорить о не дающем мне покоя обстоятельстве.

— Задавай, леди Рутхел.

— Тебя не смущает то, что твой отец вот так отправил именно тебя ко мне? Мы, конечно, не враги, но и дружеских отношений между нашими кланами тоже вроде как не наблюдается.

— Это было обоюдное решение, леди Рутхел. Наш футуролог, Асцар Шармиш, сказал, что мое присутствие рядом с тобой усилит благополучную ветвь.

— И ты ему веришь?

— Да. — Коротко и прямо, отметая все сомнения.

Принесли кофе. Я с упоением вдохнула аромат бархатной жидкости, с некоторой нерешительностью глотнула. Да, по вкусу — именно кофе, только с явным добавлением какой-то душистой травы. Впрочем, бодрил, снимал просачивающуюся дремоту.

— Ты хочешь причинить мне вред? — В свою очередь поинтересовался юноша.

— Я? Зачем? — Хотя вопрос прозвучал логично, но я все равно едва не подавилась. — Наверное, тебя это удивит, но если бы я не стала женой дракона, то у меня в ближайшее время и не было бы врагов.

— А потом?

— Что потом?

— Появились бы, да?

«А почему вы отвечаете вопросом на вопрос?» — припомнился мне кусок анекдота. А потом… возникли бы, конечно. Может, в этом мире и есть аналог изобретению Семенова, а, может, и нет. И тогда пришлось бы действовать по старинке, исчезая и оставляя после себя недобрую память.

— Да. У всех, так или иначе, они есть. Друзья — не всегда, а враги — обязательно. Они заставляют жить, бороться, становиться лучше. Выживать даже, — поделилась я своими мыслями на этот счет.

— Есть такое философское течение, — эльф задумчиво посмотрел в чашку, где плескались остатки напитка, — о единстве крайностей. Только оно немного иначе говорит, о том, что сколько есть соратников, столько есть и противников. И, даже если в один день будет больше противников, то другой день уравновесит числом соратников.

— Сомнительно это, — не согласилась я, — чаще получается так, что в жизни остается один-два друга, а враги только множатся.

— Это у тебя так, в твоем мире было, да? Ты говорила, что в твоем мире названия… я не сразу понял. Ты ведь из какой-то другой реальности?

Вот и проболталась, уже настолько привыкнув, что все в курсе моего прыжка, и даже не попыталась пошевелить мозгами, сообразить.

Прав ли эльф в своем не слишком тактичном вопросе? Смотрит, ждет с искренним интересом. Да, наверное, он прав. Так оно и было. Андрей не был другом, только начальником, даже просто партнером, пусть и близким. Да и образ жизни не позволял обзаводиться какими-то душевными связями. Зато тех, кто потом сыпал проклятьями в мой адрес, хватало с лихвой. Мимолетное приятельское общение, правда, все же было, да и находились те, кто время от времени высвечивался значком сообщения на странице моего профиля в сети. Но такого человека, с которым можно было провести ночь за душевными разговорами или пустой болтовней — нет, не имелось, даже в бесшабашном подростковом возрасте. А Лена, что была на четырнадцать лет старше, на вечность мудрее и стала учителем? Она вытянула все секреты, растоптала их, собрала осколки, сплавила в нечто новое и это новое вложила в меня. Но это не дружба, это уроки, пусть и откровенные до самой вопиющей глубины.

— Не совсем, — уклонилась я от ответа. — Допил? Пойдем тогда, там еще этих сведений вагон и тележка средних размеров.

И снова черные строки, буквы, сплетающиеся в слова, а слова — в предложения.

Обрушение перекрытий в одном из зданий запретной окраины в Рагтале стало причиной смертей двух детей в возрасте одиннадцати и тринадцати лет. Частная компания «Горуд-Лано» выпустила в продажу препарат нового поколения, способный теперь в течение двух-шести часов устранять негативные воздействия большинства распространенных магических зелий. На островах Айли-Ивиж, входящих в состав Каенаты, в городе Киран-Са был торжественно открыт памятник нерожденным жертвам Второй чумы.

Может, они не жертвы, а наоборот, счастливцы? Не видели всех тех ужасов, не страдали, не задыхались в безумстве бега от беспощадного времени?

…памятник вызвал противоречивые отзывы.

В Сарцити успешно проведена операция по задержанию банды, активно распространявшей наркотик второго класса «Синяя Дива». На складе обнаружено сто двадцать семь с половиной пондов сырья.

И снова незнакомая мера. Метры и километры, килограммы и граммы, вольты и амперы — все это осталось позади, придется как-то осваивать новые, приспосабливаться к ним. Хорошо, хоть время осталось почти прежним: дни — днями, минуты — минутами.

Маг Дасао Греккер, известный на островах Айли-Ивиж, как Дасао Скряга, выкупил платиновое ожерелье «Вдовьи слезы». Восемь черных бриллиантов представляют собой слабовыраженный артефакт, на место утерянного девятого был вставлен бриллиант весом в триста тринадцать лапидов «Черный принц». К сожалению, не смотря на великолепную огранку и явную красоту минерала, в нем обнаружился мелкий дефект в виде белого вкрапления неизвестной природы. Это и послужило причиной перепродажи камня…

Я почувствовала, как рот переполнился слюной. Что там Рада говорила о голосе интуиции? Сейчас интуиция истерично завизжала, как взбесившаяся баба при виде мужа-алкоголика, появившегося спустя три дня на пороге с бутылкой водки и разящего на всю квартиру перегаром и мочой. Мне даже не нужно было ничего выделять, я и так запомнила каждое слово, имеющее отношение к камням. Будь я магом — я однозначно повелевала бы минералами, кристаллами, породами, заставляя их вздыбливаться, менять форму, перетекать один в другой, врастать в человеческую кожу. Я их слышала, чувствовала, понимала. Уэлл спрашивал про друзей? Вот они, лучшие друзья, не бездушные и не безмолвные, как думает большинство людей, а чуткие, зовущие, поддерживающие.

Я с усилием, как огромный и шершавый ком, сглотнула слюну. Не время для спешки, надо сначала дочитать все до конца.

В Урбурге выступил знаменитый певец-чароплет Ихтинг Саввинг, во время исполнения столбы на площади покрылись зелеными побегами, на которых распустились удивительной красоты белые розы.

Глава дома Гульюд Светран Гульюд нанес оскорбление эльфийскому клану Марунгов. Общественность ждет ответной реакции от Гранвара Марунга. Ни город, ни страна не указаны.

В Сейшвиле прошел благотворительный аукцион в пользу пострадавших от крапчатки. Доходы от скупленных лотов поступили во все больницы, находящиеся на казенном содержании.

Научно-техническая ежегодная выставка «Прогрессивное будущее» в Ратгале собрала рекордное количество посетителей числом более девяти тысяч с разных частей света. Даже произошедшая трагедия не омрачила это событие. На выставке представлялись новинки и разработки, касающиеся пространственных, энергетических и коммуникационных технологий…

Статуя Райган-Гули в Храме Очищения заплакала жидким янтарем. Пока неизвестно, стоит ли это отнести к чуду или все же — к магическому воздействию, маги и специалисты изучают…

— Уэлл, оторвись на минутку, пожалуйста. Где распечатка с магическим следом?

Эльф поковырялся в бумагах, извлек нужную.

— Короче, я сейчас вниз спущусь, посмотрю в Скрибере кое-что. Если Рада проснется, то пусть ждет.

— Ты что-то нашла?

— Не уверена пока, — произнесла я, боясь спугнуть переменчивую и капризную фортуну, рассеяно озарившую мирозданье робкой улыбкой, — поэтому и хочу зайти в сеть. Жди.

И, взметнув рыжим хвостом, я едва не вылетела из комнаты.

Таблица предлагала выбрать тип сети по функции. Справочная сеть? Пальцы подрагивали, и не сразу удалось попасть по нужной ссылке. Выползла ячейки, предложившая выбрать тип организации или адрес.

Нет, не то. Возврат назад.

Скрибер был чертовски непродуманным, неудобным, так и вызывавшим желание высказаться покрепче.

Энциклопедическая сеть? Вряд ли… или все же глянуть?

«Нет» — Шепнула интуиция. Она сладко подрагивала внутри, как хищник, инстинктами уже все просчитавший и ждавший того самого момента, когда один-единственный прыжок удачей завершит охоту. Я же замедляла биение сердца и охлаждала кровь, не позволяя страстям совершить преждевременный рывок.

Осборнорога и Айли-Ивиж в списке. Осборнорога и Айли-Ивиж, отметившиеся присутствием бриллианта.

Терпение. Спокойствие. Сначала разум.

Хотя какой, в бездну, разум, когда весь мир полоумен? О какой логике может идти речь, когда телепортам присваивают серийные номера, проводятся благотворительные аукционы и продаются антимагические таблетки?

«А разве в твоем мире не так?» — Возразила интуиция.

— Так…

Торговая сеть?

Категория — аукцион. Место — Осборнорога. Время… четвертое число пятого месяца.

Событие не найдено.

Событие нашлось пятого числа.

Развернулась страница, посвященная аукциону, сразу бросились в глаза наиболее дорогие лоты, что произвели больше всего шума. Вот и он, заветный «Черный Принц». Неумелая попытка нажать по нему, выделяется все что угодно.

Попала.

Развернулись в ряд фотографии.

Бриллиантовая огранка, завораживающие грани, волшебный блеск.

Зверь прыгнул. Животная жажда забурлила в крови, заставив сладострастно задрожать. По позвоночнику пробежались электрические разряды, собрались на мгновение клубком в животе, стрельнули ниже, вызвав желание, выше, введя сердце в бешенный ритм.

Я облизала пересохшие губы.

Камень звал, призывал, как самец самку в брачный период. И я, забыв о своей человеческой сущности, отзывалась всем естеством, раскрылась навстречу, развернулась нутром, позволяя прорасти незримыми нитями в душевное месиво, заскрежетала зубами, едва сдерживая рвущийся наружу стон.

Нет ближе никого камней. Никто не способен так говорить, как они, никто не в силах найти тех слов, что находят они. Или не слов.

Они — совершенство. Совершенство еще реже снисходит до разговоров, чем боги.

Оно знает себе цену. Оно не заблуждается, когда выбирает раба.

Я, вся мокрая, мелко дрожащая, откинулась на спинку стула, долго и протяжно выдохнула, приходя в себя. Безумно? Да. Невозможно? Разумеется. Ошиблась? Нет.

Назад летела так, будто была драконом с могучими крыльями. Взвилась по лестнице, ввалилась в комнату, едва не споткнувшись о порожек, разбудив Раду и заставив подскочить от неожиданности Уэлла.

Спокойно, под обстрелом недоуменных взглядов, заперла дверь.

Молча пересекла помещение и положила бумаги на стол.

Обернулась, так, чтобы видеть всех присутствующих.

Произнесла:

— Я знаю, где Арвелл.

Глава 20

— Этого не может быть, — отчеканила Рада.

— «Черный Принц» это и есть Арвелл, — устало повторила я.

— Нет, — побледнела, хотя куда уж больше, вампирша. — Я проверяла. Никаких магических следов. Ни малейших. Ни одного магического флюида.

— Это он.

— Ты человек. Ты не можешь знать! Ты просто девчонка, прожившая около четверти века. Что ты можешь понимать?!

Многое, Радьявара Солейн, назвавшая себя адаптированной. Очень многое, если требуется. Да, я тебе уступлю практически во всем, лишь по отдельным направлениям смогу выше прыгнуть, да и то, еще перепроверю — действительно ли перебила тебя хотя бы на миллиметр. Но все же, невзирая на все упрямые факты, на свое происхождение, на свою ущербность в сравнении с тобой, драконом, Уэллом и остальными, я, простой и ничем не выдающийся человек, буду до последнего отстаивать заявленное. И это, дорогая, уже твои проблемы и трудности выбора — поверить той, что якобы недостойна обожаемой безмозглой ящерицы, или переломить гордыню и признать собственную неправоту.

— Это он. Тот бриллиант и есть Арвелл. Прочитай еще раз то, что я подчеркнула. Даже дефект соответствует. Или не согласишься?

Я не испытывала ни злости, ни раздражения. Просто спокойно наблюдала за сменой эмоций на лицах своих спутников и чувствовала себя легкой и удивительно сбалансированной. Меня настроили, устранили все самые мелкие изъяны, почистили и смазали, сделали рихтовку и отполировали до зеркального блеска. И теперь я, совершенная и отделенная как от логики, так и от страстей, спокойно настаивала на истине.

Камни не врут тем, кто умеет слушать.

Я умею.

— Что у тебя? — Взвинчено, но все же сдерживая себя, спросила Рада у Уэлла.

— Во всех поселениях из списка есть порталы. В четырех точках зарегистрированные, в одном — Новороге — недействительный, — отчитался юноша. — А что касается врагов дома Рутхелов, то я подчеркнул некоторые имена, но никакой связи не заметил.

— Хорошо…

И снова безжалостно высветило время свои старания на лике дерзнувшей ему воспрепятствовать. Метнулось от глаз по вееру морщин, сомкнулся тонкогубый рот в пораженческих скобках. Проступили то ли десятилетия, то ли столетия, и растворились под напором воли.

— Хорошо, — снова произнесла Рада. — Значит, Дасао Скряга. А это уже не хорошо. Пересекалась с ним как-то, неприятный тип, не зря так прозванный.

— Ну… — улыбнулась я, — хотя он и маг, да устоит ли перед женским обаянием?

— Устоит. И перед мужским тоже. Этого скупердяя интересует только вещи. Больше вещей он жаждет лишь одного — артефактов.

— То есть, выкупить не удастся? — Подал голос Уэлл.

— Нет. Разве что обмен.

— Утерянный алмаз из ожерелья его устроит? — Наудачу бросила я предложение.

Вампирша хмыкнула, уперлась подбородком в подставленные кулаки.

— Возможно. Но вряд ли мы найдем. Тут…

Она встала, пробежалась пальцами по бумагам, выдернула один лист. Взмахнула им как флагом и задорно, разом помолодев, подмигнула:

— Сначала мы найдем природного футуролога. Признаю, Карма, твой интерес к пацану оказался полезным. Так что, мои дорогие, сначала навестим Ридия Дазгина. Нам — в Щоветь.

Что связывало мальчишку и Дасао Скрягу, мне не было ясно. Догадки проскальзывали одна за другой, выстраивались в неуверенные логические цепочки, складывались на одну полочку и оставались там до лучших времен. Ноги скользили в хлюпавшей внизу жиже, перед глазами маячила прямая спина Рады, не испытывающей, казалось, никакого неудовольствия из-за скверной погоды, по капюшону барабанили капли дождя. И, хотя одежда верно укрывала от льющейся сверху воды и мутных потоков, все равно меня не покидало чувство того, что я превратилась в ноздреватую губку, отяжелевшую от сырости.

На поезд мы успевали.

Мир напоминал грязную половую тряпку, закинутую в угол нерадивой поломойкой. Он валялся серыми, коричневыми, черными скомканными кусками рванины и медленно протухал, он не желал вставать, встряхиваться, приходить в норму, сдавшись на милость судьбы, как сдается безнадежный больной. Даже ранее радовавшая глаз зелень потускнела, выцвела, потеряла насыщенность, став еще одними нестиранными лоскутами и заплатками.

Мир признал поражение и не видел смысла в дальнейшей борьбе.

Электронный адрес Ридия также был в распечатке, и Рада предупредила о приезде футуролога. Я перед выходом еще раз залезла в почту Рутхелов, наткнулась на скупое письмо от Гарора и с огромным облегчением прочитала слова старика, подтверждающие сказанное вампиршей.

Тянуло внизу живота, предвещая скорое наступление женских дней, по-стариковски ныли колени и ломило поясницу. Мир не слишком потчевал незваную гостью, он жаждал пусть своей странной, но цельности, которую не должны были нарушать всякого рода женщины, подобные занозе в пальце. Не то, чтобы мешает, можно иногда и не отвлекаться, но время от времени покалывает, обращает на себя внимание, вызывает досаду.

— Не отставайте, — не оборачиваясь, напомнила Рада.

После промозглой улицы, обесцвеченной неимоверным количеством воды, сухой и прогретый вагон показался особо уютным.

— В этом мире не хватает самолетов, — я сняла плащ, легонько встряхнула. Разлетелись сверкнувшие ртутью брызги. — Или они все же есть?

— Были, — произнес эльф, пытаясь руками пригладить встопорщившиеся вихры, — да смысла в них не стало. Те, кто победнее, не могут себе позволить, а те, кто побогаче, предпочитают порталы.

— А… ну да, — вынуждена я была признать логичность утверждения.

— Мы сейчас доберемся Лагпоста, а там уже пересядем на калматанское направление. Ну и платить уже придется, разумеется. Это ты королева железнодорожная только в Фортисе, — прервала вампирша нашу бесполезную, с ее точки зрения, беседу.

— Я вообще-то не планировала устраивать своей заднице мировое турне, — хмыкнула я на такое заявление, — и денег у меня — всего около двенадцати тысяч.

— Тебе Арвелл документы сделал? Для банка все же недостаточно только браслета даже в Фортисе.

— Один всего лишь.

Конечно, аналог паспорта — штука сильная, но я бы не отказалась еще и от медицинской страховки, загранпаспорта и иных документов, устраняющих излишние проволочки и трудности. На карточке, удостоверяющей мою личность, отчетливо читалось «Карма Рутхел». Вот поганец же, видно, еще до внезапной женитьбы все продумал. Тварь чешуйчатая.

— Один и нужен, — мягко пояснила Рада, — свяжешься с Аврозом Виждечем, он тебе переведет необходимую сумму.

Наверное, у меня было такое растерянная физиономия, что Рада сразу поняла — ни о каком Виждече я не имею ни малейшего понятия.

— Это управляющий компанией «Вега Рутхел», доверенное лицо твоего мужа, очень талантливый и преданный человек. Если так можно выразиться, то он тот цемент, что скрепляет финансовый фундамент вашего дома. Если бы ты не отправилась заливаться дешевым алкоголем в ближайший трактир, то уже знала бы многих полезных личностей.

— Замуж я не хотела, — буркнула я, оправдываясь, — так и знала, что ничего из этого хорошего не выйдет. Не успела стать женой, как уже вляпалась в кучу неприятностей, а все из-за безмозглой железяки.

— Ты о чем? — Опешила вампирша.

— Не в курсе? — Зло оскалилась я, неожиданно для себя порадовавшись, что не совсем все эта блондинка знает обо мне. — Расскажу. Каким-то образом в машину попал мой генетический код. Впрочем, я даже догадываюсь, когда. Имела несчастье напороться. Короче, дракон потащил под венец свою возлюбленную, а им вместо свадьбы — кукиш. Так этот дурак меня схватил и со словами, что уже ничего не исправить, насильно женил на себе.

Рада молча мигнула — раз, другой, и неожиданно взорвалась смехом. Она смеялась громко, заливисто, порой кашляя, но не в силах остановиться и лишь судорожно вдыхая и стуча себя кулаком по коленке.

Я переглянулась с эльфом, но мы оба не понимали, что происходит.

— Ой… Арвелл… молодец… — выдавливала из себя слова женщина, не в силах остановиться, — молодец… сумел-таки…

— Что смешного? — Прорычала я так, что вампирша мгновенно заткнулась.

— Да так, — спокойно произнесла Рада, — скажем, тебя слегка обхитрили.

— Что ты имеешь ввиду? — Проскользнувшая догадка обдала холодом. Вот ведь только подумала о документе, о фамилии, но понадеялась, что такой трюк был проделан совсем из других соображений.

— Ничего особенного, не переживай. Арвелл просто мальчик интеллигентный, к желаниям окружающих относится уважительно. Только все же не смог противостоять своей натуре.

— Козел он, пусть и крылатый, — прошипела я.

Лицо Рады оказалось очень близко, за льдинами глаз грозно распахнули клыкастые пасти древние чудовища.

— Это ты дура, — голос не в уши вплыл, а вонзился в мягкое беззащитное нутро, — если до сих пор ничего не поняла. Арвелл ради твоего желания оставаться независимой готов был обречь себя на столетия одиночества. Он — дракон, и природа в этом отношении не позволила рассчитывать на второй шанс. Вот почему я поверила тебе, когда ты так убеждала нас, что «Черный Принц» и есть Арвелл.

Она отстранилась.

— Он и так обрек, — отрезала я, выставив щитом неоспоримый факт. — Я человек, который проживет, может быть, еще лет семьдесят.

Повисло тягостное молчание. Бесполезно пытался укрыться Уэлл за бумагами, это молчание все равно давило, сплющивало мысли и опускало руки. Не удивлюсь, если в первое мгновение ему показалось, что мы — две кошки — передеремся, сцепимся и покатимся, забыв о своих статусах и положениях. Да у меня и самой пробежал холодок по спине, показалось, что так оно сейчас и будет. Отчетливо я увидела в зеркале зрачков, как сверкнули уже опасно зеленью изумрудов мои глаза, невольно выступили напротив, предупреждая, клыки из-под бледных губ, грозно звякнули кольца в волосах. В самую пору вскочить, рвануть к двери и закричать, позвать на помощь. Но нет, мы угомонились, расползлись по разным углам, уставились каждая в свою точку.

Не знаю, как у эльфа, но у меня отлегло от сердца.

Я воровато на него оглянулась. Ну да, похоже, что теперь сидит и размышляет, а будут ли потом за него так женщины драться? За внимание отца, если верить слухам, такие склоки и ссоры разгорались, что те, кто потрусливее, прятался от греха подальше.

— А Эллис тогда? Ты же знаешь Эллис? — Насколько смогла, доброжелательно я протянула.

— А что Эллис? — Негласно принимая перемирие, ответила Рада. — Успокоится со временем, сама все поймет.

— Рада, можно личный вопрос?

— Валяй.

— А почему не ты? Вы же вроде как…

Стучал колесами поезд, еще более зажался в угол эльф, чувствуя себя лишним и неуместным.

— Не подхожу, подруга. Чтобы тебе понятно было, скажу так: энергетика у нас несовместимая. Хотя было дело, договорились, что если Арвелл до окончания отпущенного срока не найдет свою единственную, то мы проведем ритуал. Но — нашел. Жаль, что ты этого не понимаешь.

— Я не люблю его.

— Совсем? — В глазах заплескалась добродушная усмешка. Вот и верь, что секунду назад там роились ужасные и безжалостные чудища, изголодавшиеся по горячей свежей крови.

Я хотела ответить, да не вышло сразу. Вот крыло рассекает мелкую волну, и опаленные брызги разлетаются в стороны. Выгибается черная шея, вскидывается морда к небесам, и мир оглушается беспросветной тоской и отчаянием. И не нужно знать языков, не нужно понимать непроизносимых слов, чтобы все прочувствовать каждой клеточкой тела. И непроизвольно, прижимаясь, движется ладонь по чешуе, с помертвевших губ слетает какая-то ерунда…

— Я отойду.

Раунд проигран, да все равно выигрыш не доставил бы удовлетворения и уж тем более радости.

— Дурак, ящерица разноглазая… — бессильно шептала я равнодушному стеклу в коридоре.

Двоящееся отражение расплывалось, разбивалось яркими осколками и подрагивало в блестящих бусинах дождя, не способное выбраться из хрустального плена.

Глава 21

Шоколад. Да, плитка ароматного, потрясающего, тающего во рту шоколада. Божественная плитка шоколада. Я никогда не думала, что именно она, стоящая копейки и принесенная проворным Уэллом, вернет меня к жизни.

Этот мир не был безнадежен, в нем существовал шоколад. И плевать я хотела с самой высокой башни на фигуру, на последствия, да на все, что угодно. Я сейчас просто упивалась уже почти забытым вкусом и не способна была оторваться от лакомства, даже если неожиданно вокруг начнись паника и загремели бы взрывы.

Ни паники, ни взрывов не было, лишь деловитое снование.

По меркам прежнего мира Лагпост являлся захудалым городишкой, почти деревней. По меркам нового — оживленным перевалочным пунктом, ядром, ганглием, раскинувшим в разные стороны пучки железнодорожных волокон. Глянуть на карту — на север и юг тянутся они на многие и многие километры, к западу и востоку пролегли более короткие, жадно припавшие к морям.

Нам предстояло обогнуть Земельное море и уйти резко восточнее, потом чуть выше — за изгиб великой реки Ужнецы, несущей свои воды к вечным льдам.

— Холодно может быть, — предупредила Рада, — лучше прикупи что-нибудь, а я пока за билетами. И да, сигну свою давай… документ. И ты, Уэлл, тоже.

Рада оказалась права. Хотя стаял снег, и нежным зеленым пухом окутывались озябшие ветви, еще покусывал котенком холодок, лез облизываться, шершавым языком оцарапывая кожу.

— Обычно немного теплее, — хмуро сообщила вампирша, оглядывая унылую местность.

Простирались однообразные, в зеленовато-бурых разводах, равнины, сумрачно взирали на чужаков, рискнувших нарушить устоявшийся покой. Высились исполинскими старцами могучие ели, оценивали приезжих, не обращая внимания на робкое нашептывание ветра, думали неспешно, прежде чем вынести окончательный вердикт.

Вздохнули протяжно, дали разрешение.

— Нам в другую сторону.

По другую сторону от железнодорожной артерии зеленели дома, немногочисленные, вросшие накрепко в землю, привыкшие к царящей тишине.

— Здесь живые-то есть? — Эльф произнес несильно, а разлетелось едва ли не криком. — Не город, а призрак какой-то.

— Это в Стандаре жизнь бурлит. А здесь если более людей числом семьсот наберется — уже хорошо будет. Да, не повезло парню в такой глуши родиться.

Я была полностью согласна со своей спутницей. Наверняка тут солнце все же проглядывало и преображало мир, наливало его соками, освежало плоть, раскрывало незаметной с первого взгляда красотой. Но сейчас такое уныние царило, что хоть волком взвой, а все равно ничего не изменится. И останется только налиться до самых бровей чем-нибудь дрянным и с ног сбивающим, чтобы выключиться до скончания времен. Иссякнут времена, пересохнет их русло, тогда и можно будет выйти на порог дома, потянуться, разминая затекшие конечности, да оглядеться — не появилось ли чего такого, особенного.

Дома неодобрительно пялились стеклами глазниц, внимательно изучая чужаков и запоминая их каждый шаг. Чужак — всегда чужак, и кто знает, что он несет с собой. Один беды волоком волочет, сам того не ведая, другой же просто взбудоражит покой фокусом с исчезающей косточкой, а третий тенью сгинет. Ни имени, ни следа не останется.

Улица одна, скупо от нее разбегаются узкие переулки, разбитые, в редкой пожухлой сорной траве.

— А с языком тут как? Свой?

— Свой. Но ты поймешь, он не сильно отличается от фортиского.

Брехнула вслед собака — негромко, с достоинством, всего лишь напоминая о то, кто здесь настоящие хозяева. Молчаливо метущая дворик старуха остановилась, оперлась на древко метлы, да так и не шевельнулась, пока я не потеряла ее из виду.

— Похоже, что нам сюда.

Такой же дворик, как и прочие. И дом подобен — зеленый, ноздреватый, с поползшими по стенам языками прошлогодней растительности. От дерева к дереву протянулись веревки со стылым бельем, к забору прислонилась уставшая стража — грабли, лопаты, тяпки, облысевшая швабра. Дорожку контуженным часовым перегородил тусклый таз с дырявым днищем, у самого порога терпеливо ожидало наполненное водой ведро.

Хотя и был разгар дня, но потемнело, погрузилось все в свинцовый мрак. Вот-вот разрядятся обвисшие тучи дождем. Но нет, терпели, скученным стадом ползли дальше.

Зажглись желтым светом ближние окна, выскользнула из приоткрытой форточки свара.

— Уродился олух! Ишь какой! Жеманка царевная, а не мужик!

— Мам, я занят! Дай закончить.

— Закончить ему! Все как не гляну, сидишь с этим ящиком, дури набираешься. Ишь, шибко умный, значит!

Рада постучала, сильно, уверенно, оглушая дом и разметеливая ссору.

— Кто еще? Опять девки твои? Куклы напомаженные, все без делов носами крутят.

Шаркающие шаги, протяжный скрип отворившейся двери. Из темноты показалось птичье лицо, изборожденное морщинами. Придирчиво глянули глаза-бусинки.

— Чего надобно? Опять сношалки надумали? Сейчас как погоню метлой поганой, запомните до самой свадьбы, если возьмет вас кто, дурех таких.

— Здесь проживает Ридий Дазгин? — Холодно спросила я.

— Ну, здесь. А тебе что надо?

— Поговорить, — поравнялась Рада.

— А вы кто будете, действительно? — Над старухой возник молодой улыбчивый парень.

В глазах прыгали черти, казалось, что ворчание матери его только забавляет.

— Мы из Роузветла, — Вампиршу несколько не трогал доброжелательный облик парня.

У меня же, напротив, сразу зародилась какая-то необоснованная симпатия.

— Ого! Ну, заходите тогда. Мам, посторонись, гости это.

— Гости, гости… — проворчала старуха, но пропустила. — Здесь, значит, все снимайте, а то наследите.

— Голодны? — С любопытством оглядел парень нашу троицу. — В столовую проходите, не стойте. Мать, супу поставь!

— Нет, спасибо, — поспешила я отказаться.

— Мам, не надо уже! Вы не обращайте внимания на нее, она хорошая, учиться любит. Вот, фортиский выучила, соседок теперь подбивает. А то, что ругается, так не со зла.

Я улыбнулась. Простоватое, но такое открытое лицо, спутанные рыжие, совсем как у меня, волосы, щедрая россыпь веснушек и крупные лошадиные зубы. Совсем не красавец, а лучится солнышком, одним видом согревает. На такого мальчишку взглянешь и сама растаешь, засветишься, позабыв обо всех печалях.

— Чай, может? Варенье есть, мама сама делала.

— На чай соглашусь, не жарко здесь, — уступила я его гостеприимству.

— А, это день просто такой выдался. Позавчера вообще жарища была, все удивлялись. Да не стойте, садитесь, будьте как дома, а я сейчас воды вскипячу.

Ридий исчез.

Вытканные ковры во все свободные стены, по центру — большой стол, застеленный аккуратной плетенной скатертью. К окну притулился громоздкий сервант с идеально отмытыми стеклами, внутри — сияющая чистотой посуда, деревянные фигурки, не скрываемые ни от чьих глаз украшения из цветного стекла и поделочного камня, расписная пузатая и четырехрукая статуэтка.

Рада взглянула на статуэтку, мельком провела двумя пальцами по переносице, что-то прошептав, и села следом за остальными.

Ридий быстро натаскал чашки, ложки, пиалки. Разлил чай из глянцевито поблескивающего чайника, разложил густое варенье, вскочил, что-то вспомнив, вернулся с блюдом, полным серых ломтей хлеба.

— Если хотите, могу и настоечки вытащить, есть еще.

От настойки отказались.

— Ну, давайте теперь нормально знакомиться. Меня вы уже знаете, Ридий я. Друзья называют Ридик. Письмо читал, но ничего не понял, если честно.

— Карма, — протянулась рука, встретилась с крепкой, приятной ладонью.

— Она же — леди Рутхел, — добавила вампирша, — рядом — наследник эльфийского клана Нижней Ступени Уэлл Вестренденский, я же — Радьявара Солейн, адаптированный вампир.

— Ого! — Присвистнул Ридик. — Мощно!

К моему приятному удивлению парень не растерялся, не поменялся в лице, спокойно воспринял громкие имена. Наверное, даже если бы сам король сюда явился, он также радушно и безмятежно потчевал гостя крепким сладким чаем и серым хлебом с вареньем.

Раде, похоже, это, наоборот, не пришлось по душе.

— Господина Арвелла Вега Рутхелла помнишь? — Сухо спросила она. К еде так и не притронулась.

— А как не помнить-то? Ты, Карма, прости, но господин Рутхелл меня тогда чуть по стенке не размазал.

— Не забывайся, мальчик. — Тихо предупредила Рада.

— Спокойнее, — осекла ее я и взглядом дала понять — не стоит.

Вампирша поджала губы, но кивнула.

— Радьявара, ты чай пей, невкусный же будет. В такой холод самое то.

— Я вампир.

— Прости, крови нет, а у меня дурная, — весело доложился Ридик.

Мы с Уэллом прыснули, вампирша грозно сдвинула брови, но махнула рукой, сдалась и тоже беззлобно усмехнулась.

— Расскажи подробнее, пожалуйста, — попросила я.

— А чего тут рассказывать-то? — Парень почесал затылок, качнулся на стуле. — И откуда?

— С самого начала, — блеснула серпом вампирская улыбка.

— Хех… я рано работать в храме начал, с четырнадцати, меня туда мой покойный учитель, Берсед Ясноглазый направил, сказав, что придет время, и сведу концы событий в один узел. Ну, не знаю, свел ли. Наверное, да. Сам не предсказывал, сначала на подхвате у старших был, потом меня определили за оборудованием следить и ремонтировать по случаю необходимости. У нас же как, многие по природе не слишком сильны, поэтому к помощи машин прибегают. Такое начало вам пойдет?

— Пойдет, — милостиво кивнула Рада. — А ты?

— А я-то что? Учитель говорил, что моих способностей и так хватит, если развивать стану. Короче, в тот день я домой не пошел, решил все проверить. Днем ведь люди разные приходят, работают все, не очень-то можно что-то делать. А ночью — самое то. К часу или даже позже, я тогда почти все закончил, кто-то ломиться настойчиво стал. Сначала подумал, что бродяга уличный какой, потом сообразил, что и клиент может быть. Ну, знаете, бывает иногда так, что невеста перед свадьбой или купец перед сделкой прибегают. На самом деле мы очень редко ночью оказываем услуги, чаще отказываем. Если есть кто, желает подработать, тогда бывает. А так… В общем, я спустился, а там господин Рутхел. Вижу — пьян и зол. Сказал, что нет никого, чтобы утром приходил. А он уперся, ни в какую не хотел уходить. Да и я, признаться, неловко себя чувствовал. И что делать? По привычке глянул в ближнее будущее, а там отчетливо, что я же ему пророчу. Удивился, конечно, а потом и сам сообразил, что какая разница, что я скажу: когда господин Рутхел протрезвеет, все равно все забудет. Открыл ему двери, спросил, чего хочет. Он потребовал, чтобы я ему рассказал про всякие дела личные, про любовь, короче. Есть ли что в ближайшее время. Ну, мне же машина не нужна, я взял его за руку, глаза закрыл. Я будущее как нити всякие вижу, сначала переплетением, а после уже в конкретные вглядываюсь — там что-то вроде образов возникает. Вижу — две нитки, одна пустая, а в другой что-то есть. Пригляделся, а там образ непонятный, путанный весь какой-то — то ли есть женщина, то ли нету, то ли она как подарок дается, то ли, наоборот, отнимается. Это же не так, как здесь — сижу и на вас смотрю. Не, будущее иначе открывается. Я и так глянул, и так, даже интересно стало. Господин Рутхел ждал терпеливо, зато я сам на взводе уже был, все понять не мог, думал, что весь свой дар растерял. А у нас, футурологов природных, есть прием такой, «хваткой» называем, — это когда ничего не понимаешь, то лезешь в свое же будущее. Залез тогда украдкой в свое, заглянул — а там достаточно ясно, что я говорю фразу одну. Снова в будущее господина Рутхела переключился, только в нем уже все поменялось, нить пустая рассыпалась, осталась та, что с женщиной — уже ясная, хотя образ в ней все равно переменчивый. Но главное-то уже есть! Я ему и сказал, что-то вроде такого: чуть ли не на блюдечке тебе будет преподнесена, только не разминуться, главное. Ну, или немного иначе, не помню, нервничал тогда дико. Господин Рутхел поблагодарил, расплатился, как положено, даже и не подумать, что пьян был. А как вышел, так его снова накрыло по полной. Он драконом обернулся, не рассчитал, двери вышиб и ступени все когтями покрошил, пока взлететь нормально пытался. А утром пришли старики, прибалдели от такого расклада. Я, как есть, все им и изложил. Переполошились уже тогда пуще прежнего, на меня наорали, прочь погнали. Ну, я тогда не подозревал ничего, учитель приучил меня не лезть в грядущее без нужды, домой пошел. Вечером вернулся Андис, который меня приютил, и расстроено сообщил, что меня уволили за самовольство. Жаль, конечно, было, да что поделать? Еще два дня в Роузветле побыл и поехал домой, все равно в этом городе не смог бы работу найти. Наверное, меня теперь во всем Фортисе не возьмут. Я надеялся в городах Карска или Калматана пристроится, да только мест совсем нет, своих футурологов хватает. А к кланам уж тем более соваться нечего. Теперь через Скрибер помаленьку зарабатываю. Конечно, меньше, чем в храме, но все же больше грузчика или метельщика улиц. Вот и вся история, ничего особенного в ней нет. Если еще что-то нужно, то спрашивайте, потому что времени осталось уже мало.

— Сын! Я к Фиске!

— Хорошо, ма!

— Мало времени? Почему? — Что-то мне не понравилось в этой фразе.

— Потому что через семнадцать минут вы должны будете уйти.

Нет, не с таким выражением лица избавляются от назойливых гостей. Нет ни раздражения, ни злости, ни усталости. Скорее, такой взгляд, почти незаметно, но частенько обращающийся к часам, говорит о другом, о том, что…

— Тогда к делу, — сказала Рада.

— Постой… — моя легла рука на грубые и толстые пальцы, тускло пробежался антрацитовый перелив по браслету. — Ридик! Признавайся, что случилось. Ты увидел что-то в будущем, да?

Ридик лучезарно улыбнулся.

Что могут означать отрешенные глаза, умиротворенно смотрящие вперед и видящие то, что не видят остальные? Этот парнишка что-то знал, но не пытался ничего изменить. А зачем что-то менять, если все дороги грядущего пометились одним событием, которое уже не обойти, не миновать, не обогнуть? Или не только будущее способно обманывать и обводить вокруг пальца, выставлять простаком на посмешище перед толпою, или можно обхитрить эту сущность, резвящуюся в особой параллели, перпендикулярной всем остальным параллелям? Что способно порой переломить ход едва ли не любого события и спутать все карты старухе-судьбе?

Ответ напрашивался сам собой: смерть.

— Через два с половиной года, — все с той же безмятежной и легковесной улыбкой заговорил Ридик, — разразится война, которая станет последней в истории этого мира. Останутся выжившие, но их будет слишком мало, чтобы сохранить то, что есть сейчас. Все технологии, все достижения канут в небытие. Но есть те, кто не дают исчезнуть другой нити, которая может привести ко множеству перемен и также породить неспокойные времена, но все же лучшие, чем война. Эти люди — вы. Ты, Карма, должна верить в свою силу. Ты, Уэлл, однажды окажешься единственным, кто не даст порваться этой нити. А ты, Радьявара, будешь хранить ее все оставшееся время. Вам пора. Идите. Я рад, что мы встретились.

Он же не просто прощается с нами, он прощается со всем миром. Отзвучали уже напутственные слова. Ты выбрал меньшее из двух зол, глупый лучезарный мальчишка? Но таких, как ты, веснушчатых и несуразных, слишком мало во всех мирах. Ты уйдешь, и станет еще меньше.

— Так не пойдет, — покачала я головой, — ты не умрешь.

— Не я, так кто-то из вас. Но вам нельзя, — он даже не удивился моим словам. — Идите, а то слишком поздно будет.

Опасно прищурились глаза Рады, будто уже узревшие врага, опасно напряглись плечи.

— Пойдем, Карма. Уэлл, вставай.

Казалось, ее совсем не трогала жертва парня. Ее, но не меня. Я и сама не могла объяснить, почему мне вдруг стала небезразлична судьба этого ребенка. Потому что он мог пригодиться? Потому что он напророчил дракону? Потому что благодаря его действиям у нас появилась пусть и совсем крохотная, но все же зацепка? Нет, это все играло роль, но не являлось определяющим. Что-то было другое, чему я не могла дать ни названия, ни, тем более, объяснения.

— Нет. Ридий, разве нет никакого другого варианта?

— Нет. Сегодня один из нас четверых умрет, существует лишь выбор, касающийся того, кто это будет. Если мы все сейчас уйдем, то погибнешь ты. Если мы останемся, это будешь снова ты. Если вы уйдете позже, чем через семь минут, то погибнет Уэлл. Во всех остальных случаях — Радьявара. За вами отправлен посланник.

— Проклятье! Аргул-Данхай! — Выругалась вампирша. — Быстро собирайтесь и выметывайтесь отсюда!

Этот возглас не терпел возражений.

— Я, леди Вега Рутхел, приказываю тебе, Ридий Дазгин, идти с нами. И ты знаешь, что не имеешь права не подчиниться. — Прибегнула я к практически неоспоримому аргументу.

И мой тон тоже не терпел возражений.

Сплюнула в сердцах Рада, отвесила оплеуху замешкавшемуся Уэллу, толкнула в спину, подгоняя, меня, намертво вцепившуюся в рубаху футуролога.

— И куда теперь?

— Вперед, прямо, быстро. На ходу думать будем.

— Что это за посланник? — Эльф, казалось, совсем не был испуган.

— Если это то, что я думаю, то тогда за нами следует магическое порождение. Скверная тварь, практически неуничтожимая и с трудом отслеживаемая. Преследует жертву до тех пор, пока не настигает и не убивает. Убивает, правда, безболезненно, после чего бесследно исчезает сама. В первые сутки после создания нередко путает жертву с теми, кто находится возле нее. Ридий, что в будущем?

— Смерть Кармы в лесу.

— Туда, к открытому пространству.

— Смерть Кармы в поле.

— Проклятье! Тогда разделяемся, это даст нам время.

Будущее, разве ты не столь велико и многогранно, чтобы не иметь совсем уж никакой лазейки? Вот она я, привлекла к себе взгляд твоих тигриных глаз. Но разве ты еще более опасный зверь, разве тебя нельзя задобрить ласковым движением руки? Я не хочу умирать, слышишь, будущее! Не хочу! Я, вместе с драконом покорившая небеса, не верю, что ты не дашь мне ни малейшего шанса. Не верю, что я, преодолевшая в себе столько, сколько чуть ли за всю жизнь не преодолевала, окажусь просто перемолотой твоими челюстями. Не верю, что нет не единой возможности, пусть самой крошечной. Слышишь, ты, будущее? Это говорю тебе я, ныне зовущаяся Кармой Рутхел. Я не верю!

— Бесполезно, — выдохнул Ридий, — смерть. Ее. Смерть на перроне, смерть во дворе, смерть у торговой лавки, смерть у моста, смерть у школы, смер… не… то есть…

— Что? — Рявкнула Рада.

— Смерть в воде… но и не смерть… нить совсем тонкая. Не знаю. Карма погибнет в воде, но вернется живой. Я не знаю! Она умрет и не умрет, понимаешь, Радьявара?

— Рада. Можно просто Рада. К реке. Ридий, продолжай смотреть.

Повернуть обратно. Бросается под ноги разбитая дорога, отбивается ритм шагов, разлетается нестройное дыхание — хрипящее, ровное, быстрое.

А вот и тень позади, такая тень, которую ни с чем не спутаешь. Ни клыков, ни шерсти, просто сгусток недооформившейся материи, на вид такой неопасный. Приближается, не знающий преград.

— Бегом! Быстро. Ридик?

— Вода. Карме нужно будет погрузиться в воду. В реку.

Как во сне, когда выдыхаешься, а все равно не успеваешь, не можешь достигнуть цели. И пусть так стремительно проносятся по обе стороны дома, пусть дорога подстилается портовой шлюхой, все равно так далека та свинцовая лента, до нее столько лиг, километров, метров. Или как здесь принято измерять расстояния? В бок вонзилось шило, рассыпалось иглами. Обжигало горло, слезились глаза, и так мучительно не хватало воздуха утомленным легким. Не останавливаться, бежать. Прижать руку к боку, сбросить сумку, забыть обо всем, просто нестись вперед, уже ни о чем не думая.

Я влетела в ледяную вводу, завизжала от пронзившей стылой боли и, зацепившись за что-то сапогом на дне, рухнула. Льдом ударило в лицо, захлестнуло в рот и нос. Дернуть вверх, отплеваться, заработать руками! Нет, нельзя назад, как бы не обжигало холодом! Хвататься руками, грести, плыть, рваться прочь, не обращая внимания на лезвия судорог в сведенных ногах. Не сдаваться! Не оглядываться! Не…

Перед глазами тьма. Не та, что все выключает, а что медленно гасит мир, что подобна мутному стеклу, только подвижному, насыщающемуся поблескивающими пузырьками воздуха. Воздух… Не хватает воздуха! Воздуха и света! Слишком темно и мутно, чтобы сообразить направление. Надо вынырнуть, увидеть небо. Рывок руками. Еще один. И еще. Совсем немного осталось, истончилось стекло, ярче блестят пузырьки. Надо…

Глава 22

Я выбралась, выкинула одеревеневшее и, превратившееся будто в чужое и непомерно огромное, тело на берег. Не встать, ни сесть даже. Нет, друзья, с меня хватит. Наплевать, пусть демон убивает, пусть происходит что угодно, у меня не осталось никаких сил, никакого дыхания — ни второго, ни тридцать второго. Все, честно поднимаю лапки кверху.

«Ты и так мертва».

Не время для философии. Может, с точки зрения отдельных личностей я и мертва внутри, но они свое мнение могут засунуть куда подальше, даже не буду уточнять место. В данный момент я дышу, мерзну, отбиваю чечетку зубами, трясусь на поганом берегу поганой реки и мечтаю оказаться на берегу какого-нибудь тропического моря.

«Ты мертва».

Внутренний голос звучал непривычно, раздражая детскими интонациями.

«Ну, какой голос есть, таким и озвучиваюсь. В общем, предлагаю познакомиться, пока ты не решила, что свихнулась. А то знаю, сейчас начнешь истерить, вспоминать симптомы шизофрении… Я практически легендарная сущность, которую как только не называют. И бродячий дух, и неуспокоенная, и паразит, и много еще всяких названий… Так что присядь, а еще лучше — встань, пока задницу себе не отморозила. Мне, знаешь ли, теперь твоя тушка очень дорога, такая удача раз в жизни улыбается».

Где-то я уже такое встречала.

— Ты кто? — С трудом я разлепила непослушные губы, но все же поднялась на ноги.

Вода ручьями стекала с одежды, руки и ноги почти не чувствовались, пальцы невозможно было разогнуть. И дрожь, крупная дрожь сотрясала все тело, не принося никакого облегчения, заставляя лязгать зубы.

«Так вот и слушай. Да, и общайся со мной мысленно, а то твои друзья сочтут тебя клиенткой дурдома. Кстати, они вот, идут. Короче, я — Юси. Имя такое. Была человеком, столкнулась с несчастной любовью, прыгнула с моста в Ужницу. Это семь лет назад было, если ничего не путаю. По какой-то причине я не перестала быть, а сохранилась в виде… ну, разума, призрака — так тебе понятнее будет».

«Охренеть и не встать!»

«Ага. Но случилось так. Ридик, похоже, не знает про меня, поэтому и не мог сказать конкретно, что произойдет. Ну ладно, давай по делу. Ты умерла. Посланник тебя коснулся и высосал из тебя все жизненные силы. Конечно, это все иначе называется, но я использую те слова, которые есть в твоем сознании. Я была рядом, так уж случилось. И это позволило мне заменить собой твои жизненные силы, понимаешь? То есть, если я покину твое тело, то ты тут же умрешь, мгновенно. Это как… ну как в больницах твоего мира, когда аппаратура вместо органа работает. Да не кивай, выглядишь странно. Вот…»

«И что, так просто? Или ты теперь можешь контролировать мое тело?»

«Контролировать не могу, не дергайся. Я знаю все, что знаешь ты. Даже то, что ты не помнишь, мне доступно. Каждый твой сон, каждое твое действие, каждое мгновение, которое фиксировал твой мозг, теперь передо мной как открытая книга. Я теперь вижу твоими глазами, слышу твоими ушами, чувствую все то, что чувствуешь ты. Например, у тебя сейчас критические дни, и все эти ощущения я испытываю в той же мере, что и ты. Я читаю все твои мысли».

«Блин! И это везение? А если я, пардон, в туалет захочу?»

«Да не переживай, договоримся. Я же не злой дух, я просто неудачница-суецидница, которая еще помнит, что такое быть человеком».

«И как долго ты будешь со мной? Или тебе нужно выполнить какое-то незавершенное дело?»

«Я понятия не имею, честно! Подобного себе я встретила, но он уже так изменился, что мы не смогли контактировать. Ладно, я тебя больше не трогаю, тебя блондинка зовет».

И действительно, Рада стояла рядом и озабоченно всматривалась в мое лицо.

— Карма? С тобой все в порядке?

— Если не считать того, что я замерзла как собака, то да.

— Точно?

— Точно.

Дорога домой оказалась невероятно долгой и противной, и мне казалось, что мы никогда не доберемся до нужного дома, что я сяду где-нибудь посреди дороги, сожмусь в комочек и просто выключусь, как выключается обесточенный механизм. Но я все же дотерпела.

В доме имелась ванна и горячая вода.

Если я мертва, то почему мне, погрузившей свое тело в теплые воды, так хорошо? Вернее, почему сначала я в полной мере ощутила ту характерную болезненность, когда из адского холода попадаешь в долгожданное тепло, а после поплыла на волнах наслаждения, готовая ради этих минут отдать многое, очень многое. Нет, все-таки весь тот диалог на берегу оказался просто временным помутнением рассудка.

Я уставилась в потолок. Змеилась трещинами краска, отгибалась лепестками и завитушками, готовая в любой момент отвалиться, параллельными провисшими линиями тянулись бельевые веревки, по углам разрасталась черная плесень.

В моей квартире, в той самой, в которой я хранила награбленное и которую сдавала, ремонт был лучше. Черный с серебром кафель, навесной потолок, качественная итальянская сантехника, широкая и удобная ванна со ступенями, а не чугунное шершавое корыто…

Но сейчас не было ничего лучше этого корыта.

Лежала замоченная в тазу пропахшая тиной одежда, терпеливо дожидался теплый цветастый халат, разлетелось по поверхности тумбочки всякое женское барахло, поникшими флагами висели полотенца.

Я жива. Чтобы ни говорил Ридик, он ошибся. Я жива, цела и невредима. Разве что после такого внепланового купания рискую теперь обзавестись насморком или ангиной.

«Я же объясняла тебе. Забыла?»

«Юси?»

«Да».

«Ты не существуешь. Этому нет объяснения».

«Ты упряма, как баран. Но я докажу».

Мигнул свет, и на мгновение все затопила кромешная тьма.

Свет вернулся, но рассеянно, тепло, размывая предметы.

Твою же…

Дышать… Дышать!

Я резко вынырнула, расплескав воду, судорожно глотнула воздух, часто и шумно, как страдающая от жары псина, задышала. Ладно, внезапная попутчица, убедила и очень доходчиво.

«Успокойся, я вернулась. Теперь веришь?»

— Да. Верю. А что мне остается еще делать?

«Мысленно, не забывай».

«Хорошо».

Отдышаться, успокоиться, снова лечь в поостывшую воду.

И все принять — разом, безоговорочно. Теперь нельзя сомневаться, нисколько, ибо малейшее сомнение способно будет разрушить целостность моей психики. Я долго не могла признать того, что оказалась не в своей реальности, и теперь не могу позволить себе повторить все эти метания. Умерла, значит, умерла. Хорошо, пусть будет так. Все, согласилась, ради сохранения своего разума. Он мне еще нужен, тем более — сейчас, когда наше, как выразился Уэлл, расследование стало вызывать довольно интересную реакцию со стороны неведомого противника.

А пока поговорить, что ли, с тем чудом, что засело в моем котелке? Что она там про память утверждала?

«Ты говорила, что знаешь все, даже то, что я не помню. Так?»

«Да».

«Расскажи мне, как я попала в этот мир».

«Не могу. Нельзя. Потому что если ты вспомнишь, то случится кое-что непоправимое. Но я могу тебе сказать другое. В твоей крови нет препарата Андрея, и ты не умрешь».

«Это радует. Ладно, это не просто радует. Это восхитительно!»

Это даже не восхитительно, это гораздо большее, это как разомкнувшиеся оковы и как необъятная гора с плеч, это как та упоительная свобода и независимость, чей неуловимый вкус заставляет выпрямлять спину, высоко поднимать голову и идти навстречу абсолютно любым трудностям, потому что есть самое главное — вера в себя.

«Я знала, что ты обрадуешься».

В дверь постучали. Негромко, но требовательно.

— Ты не утонула? Ты уже больше часа в ванной.

Рада.

— Все нормально, вылезаю.

— Давай, а то мальчишки уже нервничают. Белый дракон, чувствую, раньше взлетит, чем ты вылезешь.

— Иду, иду. Не ворчи. Тебе это не идет.

Мальчишки, натрескавшиеся сытной солянки, с подозрением уставились на меня, но, не приметив ничего особенного, вернулись к болтовне. Похоже, эти двое, внешне не слишком разнящиеся по возрасту, быстро нашли общий язык.

— И ты голодная, да? — Сердито осведомилась мать Ридия. — Свалились тут на мою голову, как снег. Иди, давай, к столу — сейчас разогрею снова.

— Мама, это леди Рутхел.

— Королевна что ли?

— Почти так. Считай, что да.

Сейчас начнется: изменится лицо, взгляд наполнится подобострастием…

— Нечего королевнам у простых людей делать. — Отрезала старуха. — Опять баб водишь бессовестно в дом, а матери своей врешь напропалую. Вот вернется отец, он тебе живо по ушам даст, разгонит всю эту кодлу.

Она, продолжая ворчать, удалилась.

«А она мне нравится. Прикольная. Классно тебя обломала».

«Юси, ты откуда слова такие знаешь?»

«От тебя».

«Матом только хотя бы не ругайся, ладно?»

«Как скажешь».

— Ну что, поговорили? — Вдруг осведомилась Рада. — И не пытайся отвертеться, подруга, и что-то скрывать. Признаю, я не сразу поняла, но когда сообразила, то все встало на свои места.

«Ага, Радьвара Солейн, та самая. Можно поболтать с ней?»

«Заткнись!»

«Карма, пожалуйста, я очень-очень хочу кое-что у нее спросить! Мой папа с ее отцом работал, это важно!»

«Потом».

«Блин. Ну ты и вредина!»

«Сама такая».

— Эй! Карма!

Юноши прекратили свои разговоры, теперь на меня взирали две пары любопытных глаз и одна пара недобро поблескивающих.

— Да, — вздохнула я, понимая, что в этот раз тайна недолго хранилась, — внутри меня сидит некая сущность, которая утверждает, что я мертва, а она заменяет собой мои жизненные силы.

«Не некая, а вполне определенная. И с именем».

— Ее зовут Юси. И она хочет зачем-то с тобой поговорить.

— Понятно, — кивнула Рада, — так я и думала. Случай крайне редкий, но не исключительный. Пусть говорит.

«Юси, и как ты собираешься общаться?»

«Очень просто. Ты просто повторишь мои слова, хорошо?»

«Ну, давай тогда, начинай».

— Радьвара Солейн, я очень рада с тобой познакомиться. Как ты уже слышала, меня зовут Юси. Позволь спросить, твоего отца зовут Габриель Солейн?

— Да.

— Радьявара… госпожа Солейн… — внезапное волнение Юси передалось и мне, — это для меня такая честь встретиться с тобой… мой отец, он на конференции… он с твоим лично встречался, он мне рассказывал… это такой великий человек, то есть, вампир…

— Довольно, — оборвала Рада, — сейчас не стоит об этом. Лучше ответь на мои вопросы. Если ты покинешь тело Рутхел, она умрет?

— Да.

— Если кто-то станет ее отслеживать, то какие результаты получит?

— Если магическим способом, то теперь вообще не сможет ее увидеть. Иные методы, конечно, покажут. Для мира Карма умерла. Даже именно ее будущее нельзя посмотреть. Но Ридик, может быть, сумеет, потому что он знает про меня.

— Ясно. Спасибо. Карма, поешь, мы скоро выдвигаемся. Поезд через полтора часа, даже меньше.

Мать Ридика внесла тарелку с солянкой, густо заправленной с молоком.

— И с хлебом чтобы ела! А то пошла молодежь, никакой совести.

— Мама!

— Что «мама»? Вон, как вымахал, а как был лоботрясом, так и остался, никакого проку.

— Мама, остановись. Я уезжаю. Сегодня. Мы через полчаса выходим. — Сообщил Ридик, уже без улыбки, всем своим видом выдавая серьезность намерений.

Старуха картинно подбоченилась, грозно выдвинула вперед нижнюю челюсть.

— Куда это ты собрался? Опять шляться и в неприятности влипать, да? Другие парни знай себе работают, а ты чего опять удумал?

— Ма… ну надо мне ехать, пойми.

Мне даже стало жалко парня, бесплодно пытавшегося хоть что-то донести до своей родительницы. Впрочем, он это делал без грусти, легко, уже давно убедившись в том, что все разговоры с матерью будут похожи на этот.

— Ехать! Ветер у тебя один в голове, совсем о старой матери не думаешь. Ну и катись себе колесом. Тьфу!

— Мама-мама… — вздохнул Ридик вслед удалившейся женщине.

Суп оказался удивительно вкусным и сытным. Задумчиво отправляя в рот ложку за ложкой, я вернулась к общению с внезапной гостьей.

«Юси, а чем знаменит отец Рады?»

«О! Ты сейчас прибалдеешь! О нем же пишут в каждом учебнике!»

«Расскажешь?»

«Легко! Я, правда, начну немного раньше. Слушай, в общем. Была Первая Чума, которая унесла очень много жизней. А спустя семьдесят лет по континентам прокатилась волна Второй Чумы. Она оказалась не столь смертоносной, как первая — погибших практически не было, но гораздо более коварной: вирус, непонятно как, где и каким образом вырвавшийся на волю, поражая жертву, делал ее бесплодной — что мужчин, что женщин. В мире стихли детские голоса. Каждый рожденный ребенок, независимо от вида, считался подарком небес. Каждая гибель ребенка освещалась всеми средствами массой информации. Численность живущих неуклонно падала, ученые в своих лабораториях сходили с ума в тщетной попытке хоть как-то противодействовать инфекции. Шли годы, умирали старики, безвозвратно терялись знания и достижения, эпоха Регресса набирала силу, борьба с вирусом, замешанным на магии и каких-то биологических особенностях одного из исчезнувших видов, казалась проигранной. Люди все чаще и чаще стали идти к вампирам в надежде сохранить не род свой, но хотя бы жизнь… Годы сменялись годами, и надежд оставалось все меньше. Нас спасла случайность. Вампиры, не слишком переживавшие по поводу потомства, большей частью занимались совсем иными вещами. В частности, они пытались устранить собственную уязвимость перед ультрафиолетовыми лучами и рядом веществ. Их исследования практически не имели успеха, первые результаты сложно было назвать положительными, а количество побочных эффектов вообще сводило всю затею к нулю. Тем не менее, именно один из побочных эффектов натолкнул на те мысли, что позволили создать противоядие. Надо отдать должное вампирам. Не смотря на сладкие грезы о единовластном пребывании в мире, лишенном соперников, и об обладании всеми богатствами, они все-таки проявили гуманные чувства по отношению к остальным. Вернее, один проявил — Габриель Солейн. Он просто опубликовал свое открытие в самом популярном в то время научном журнале, не отдавая предпочтения какому-либо из видов. За такой поступок, за эту публикацию его изгнали из клана, но сделать ничего уже не могли. Наверное, ни один журнал в мире не имел такого успеха, как тот номер „Биологических и медицинских наук“. Позже Солейны пытались вернуть Габриеля, начали давить на него, но мировая известность работала лучше любой защиты. Кстати, он был когда-то человеком, и Рада его биологическая, а не приемная дочь».

«Мощно!»

«А то! Теперь представляешь, почему я так среагировала? Кстати, ты скребешь ложкой по тарелке, и на тебя все пялятся».

И точно, солянка давно закончилась, и теперь присутствующие с недоумением взирали на меня, вернее, на то, как я механически засовывала пустую ложку в рот.

— Так, подруга, — усмехнулась Рада, — ты уж как-нибудь сумей договориться с Юси так, чтобы не выглядеть в чужих глазах помешанной. Извини, но иногда жутковато становится.

— Угу.

Ридик не выдержал и громко заржал, ему подхихикнул Уэлл.

«Нашли, блин, друг друга».

«Ага. Зато ушастый не мается».

«Тоже верно».

— Рада, — вернулась я из себя, — У меня к тебе два вопроса. Первый — по поводу отъезда, о котором ты говорила. Я, конечно, понимаю, что скоро полмира на ушах стоять будет, но нельзя ли передвинуть время нашего отбытия? А то, уж прошу прощения за подробность, но ехать мне совершенно не в чем. А второй вопрос такой: что это за неведомый посланник был отправлен? Кто его вообще мог сотворить?

Вампирша нахмурилась.

— Так, Карма, давай со второго начнем. Я думала, прикидывала, но пока ничего тебе конкретного сказать не могу. Я знаю пять, может даже шесть боевых магов, способных на создание такой сущности, из оседлых. К сожалению, вероятность того, что посланник был создан бродячим магом, гораздо выше, да они и чаще практикуют подобные вещи за определенную плату. Можно попробовать отследить, но обычно это пустая трата времени.

Вампирша обхватила пальцами подбородок, оглянулась на хозяина дома.

— А что касается отъезда, так следующий поезд только послезавтра будет, это тебе не Роузветл, где сел и поехал. Пока ты превращалась в русалку, Ридик тебе какие-то тряпки прикупил, да и я поделюсь.

То, что приобрел Ридик, непроизвольно вызвало у меня стон, полный отчаяния, потому что ни одна нормальная девушка не согласилась бы без нужды оказаться в длинном бесформенном тулупе, рейтузах и аляповатом платье в мелкий цветочек.

— Извини, — развел руками Ридий, нахально наслаждаясь моими стенаниями, — местные девчонки в Стандару за нормальными вещами гоняют, здесь сейчас ничего нормального не купить. Да ты не переживай, тебе же только до поезда, чтобы не мерзнуть.

— Ну не только. Еще в самой Стандаре пересадка, — глумливо усмехнулась Рада.

— Вы издеваетесь или только начинаете? — Придушить бы их всех — медленно и мучительно.

«Ага, и еще кишки по карнизам для большей убедительности развесить».

«Между прочим, ты во мне. А это значит, что в этом безобразии тебе тоже ходить».

«Я же дух, мне как-то пофигу».

«Опять выражаешься?»

«Ты решила бороться за чистоту родного языка?»

«Нет. Завидую просто. Переводчик не справляется с большинством нецензурных выражений. Ругаюсь как пятилетний ребенок».

— Поговорили? — Хихикнул, подражая вампирше, Уэлл.

— Чтоб вас… — поискала я переводимое словцо покрепче, но не найдя такого, махнула рукой и ушла переодеваться в ванную.

Глава 23

— И что это будет за человек? Хоть что-то о нем сказать можешь?

Выкупить одно купе оказалось не так просто, но все же удалось. Рада надеялась, что теперь двинутся к островам Айли-Ивиж, но Ридик спутал все планы.

Зубочистка, как живая порхавшая в его руках, замерла.

Эльф увлеченно что-то рисовал в блокноте. В какой-то момент, отвлекшись на разговор, он нечаянно повернул ко мне рисунок, и я с негодованием обнаружила себя, изображенной весьма художественно, но не в нормальной одежде, спешно приобретенной в Стандаре, а в том ужаснейшем бесформенном тряпье. Ну, паршивец, он у меня еще получит по своим длинным ушам! И Рада тоже хороша — вместо того, чтобы сделать горе-художнику замечание, она лишь одобрительно хмыкнула. Сговорились, значит, да? Ну смотрите у меня, еще познаете, что такое гнев драконовой жены.

Ридик молчал, пытаясь найти в себе исчерпывающий ответ на заданный вопрос, постукивал, попадая в ритм колес, по краю стола зубочисткой.

Я почувствовала на себе внимательный взгляд вампирши. Похоже, она понимала, что я не сплю. Возможно, меня выдавало дыхание, хотя не исключено, что ее природа позволяла улавливать куда более тонкие вещи. Слышала ли она биение моего сердца? Коснулся ли ее ушей звук тока крови по сосудам?

Мои ресницы слегка дрогнули, но нет, ничего не изменилось во взгляде серых глаз. О чем она вспоминала? Я могла лишь догадываться. Может быть, невольно своим сбивчивым восхищением Юси откинула эту женщину в те времена, когда первые брызги крови пьянили сильнее любого алкоголя. Спровоцировала, выдернула застарелые пласты, сохранившие непередаваемую смесь страха и восторга, когда после многих лет тьмы можно было снова встать в полный рост перед восходящим солнцем. Молилась ли она, как молиться сейчас своему Райган-Гули, когда думает, что никто ее не видит? Или знает, что я уже это замечала и делала вид, что ничего не происходит? Солейны, глупые и алчные вампиры столько всего потеряли, изгнав их своего клана того, кто когда-то был простым человеком, а после сумел сохранить свою человечность… Или это все мои догадки, бесплодные раздумья?

— Рада, извини, не знаю, — кончик зубочистки сбился, постучал по пластиковой столешнице в ином ритме, — будущее все-таки не книга, так просто не прочитаешь.

— Опиши еще раз, что видишь.

Парень послушно закрыл глаза, опершись подбородком на кулак и продолжая выбивать тихую дробь. Волосы надо лбом встопорщились, одна прядь завернулась неровным колечком. Щеки порозовело, веснушки проступили золотистыми крапинками.

— Ну, вот теперь пока самая вероятностная нить. Я стою рядом с тобой в каком-то экзотическом месте. Ну, то есть, если верить картинкам, мы в Осар-Бихти. Солнечный день. С нами странный человек, который на нитке грядущего как узел. На ладони у него камень. Черный. Как капля. Образ очень ясный, даже многие детали можно разглядеть.

Отломался кончик у зубочистки, отлетел в сторону, но Ридий этого не заметил, продолжил ритмичное движение.

— Человек этот странно выглядит. У него молодое здоровое тело, но очень старое лицо. Вот. Дальше пока не могу видеть, слишком много нитей, чтобы их без последствий трогать. Но, к счастью, я в своем будущем не вижу фиксированных событий. То есть, нет события, которое обязательно случится, несмотря на то, что произойдет ранее.

— Это хорошо? — Уточнил Уэлл, оторвавшись на мгновение от создания полотна высокой художественной ценности.

— Конечно, — улыбнулся Ридик, — потому что редко фиксированные события бывают положительными. И если они возникают, то их уже не смог бы обойти даже Берсед, мой учитель. А более сильного футуролога, чем он, я не встречал еще.

Рада принялась чистить и смазывать «игольник» — маленькую смертоносную машинку. Ловко разобрала, вытряхнула из отсека металлическую пыль, прошлась кисточкой. Как-то она обмолвилась, что ей еще довелось подержать в руках огнестрельное оружие, совсем давно.

Каково это, Радьявара Солейн, не стареть телом, но дряхлеть душой? А ведь я никогда не спрошу, а ты ни мне, ни кому бы то ни было еще никогда не ответишь.

— Берсед мне делал предсказание. Ему тогда едва за тридцать было, — тихий щелчок отошедшего элемента.

— И какое? — Полюбопытствовал юноша, но тут же смутился, виновато закончил: — Прости, наверное, это что-то личное?

— Да нет, — чистящая жидкость вылилась из тонкого отверстия дула. — Он уже тогда был сильным, хотя и не таким знаменитым. Сам меня остановил — просто вцепился за руку и отвел в сторону. Думала, что полоумный какой-то. Оказалось — Берсед. Сказал тогда, что придет время, и мне нужно будет встать на защиту великих. Я не то, чтобы посмеялась, но не придала этому значению. Забыла даже. Хотя, в общем-то, наемником я уже тогда была.

— Интересно.

— Эй! — Шепотом позвал Уэлл, его ушки возбужденно подрагивали. — Похоже?

Он развернул блокнот, демонстрируя рисунок. Листок, находящийся против света, просвечивал, и я не могла не отметить поразительное сходство. Точно придушу ушастого.

Ридик прыснул, спешно зажал рот кулаком.

— Если ты меня вот так нарисуешь, убью, — пообещала, улыбаясь, Рада.

— Нарисую, — поддел эльф.

— Я все слышу, — решила я подать голос, дабы некоторые Вестренденские-младшие совсем уж не зарывались.

— А ты, леди Рутхел, продолжай беседу, мы тут о своем, — изобразил из себя саму невинность футуролог.

— Ага, так и поверила, — я села на койке, потянулась. — Не знаю, как вы, а я скоро возненавижу все эти поезда. Уже и не помню, когда последний раз в нормальной кровати спала. Хотя нет, помню. Только поспать мне тогда не дали, потому что одна полоумная красавица изобразила истерику и попыталась расцарапать мне физиономию.

— Ну, я не удивлюсь, если таких красавиц было за сотню в твоей жизни, — Ридик продолжил отбивать ритм зубочисткой.

Я фыркнула:

— Если это комплимент, то идиотский.

— А еще леди! — Притворно возмутился парень.

— Да ну тебя!

Предстояло ехать более двух суток в то место, которое считалось раем в этом мире. Мир, мирок… взять в ладони шарик, как драгоценность, как что-то хрупкое и нежное, чувствительное к малейшему воздействию. Подуешь легонько, а ураганы уже сотрут с его лика целые города и селения, обветрят заснеженные вершины, взбурлят моря и океаны. Это не алмаз, что стоек и тверд.

Алмаз…

Потянуло под сердцем неизведанной жилкой, царапнуло когтем. Черный бриллиант ждал, терпеливо и стоически, той минуты, когда мог лечь в теплые ладони, что защитят от всех бурь и ураганов мира, что удержат бережнее, чем самый хрупкий мирок.

«Так ты его любишь!»

«Кого?»

«Арвелла этого. Ты его любишь, вот почему ты тогда уступила мольбам Эллис».

В этом мире есть хоть кто-то, кто не станет начинать бессмысленных разговоров о тех вещах и людях, к которым я не желаю иметь никакого отношения?

«Неправда. Я этой ящерице разноглазой крылья-то еще пообломаю. На всю свою жизнь запомнит, как против воли под венец тащить! Я, как только мы вернем этого придурка, пошлю его так, как никто еще не посылал. И вообще, чтобы я не слышала всех этих сопливых бредней от тебя. Уяснила».

«Логика у тебя потрясающая: сначала спасать, затем посылать… Ладно, не кипятись, все я поняла. Не хочешь признавать — дело твое».

Я лишь стиснула зубы.

Что же произошло тогда, еще в том мире? Что стало мостом между реальностями? Мерцали звезды над головой, то ли как пыль, то ли как штрихи. Так звезды не мерцают, когда просто лежишь и смотришь. Но если едешь или как-то движешься, то тоже не похоже. Нет, это напоминало что-то другое, совсем простое. Звезды. Запах моря. Когти, оставившие на боках рубцы, от которых вряд ли удастся избавиться. Это скверно, это несколько может все усложнить в дальнейшем…

«Ты не должна вспоминать. Даже не пытайся. Как только ты вспомнишь или догадаешься, случится кое что очень ужасное».

«Что? Что случится?»

«Я не могу тебе сказать. Если я как-то озвучу, это может спровоцировать твой мозг, твою память. И тогда уже невозможно будет ничего исправить. Просто забудь про этот кусок».

«Я не могу. Мне снятся сны. Я иногда боюсь даже заснуть из-за них».

«Теперь я с тобой. Их больше не будет. Я смогу сделать так, чтобы тебе больше ничего не снилось не из прошлой жизни, ни из того, о чем нельзя вспоминать».

«Из прошлой жизни?»

Я похолодела, судорожно сглотнула. Юси знает все то, что известно мне. Значит, все махинации, все преступления, все то, что было ранее?

«Да. Но срабатывает твоя собственная психологическая защита, поэтому ты не помнишь этих снов. И да, я действительно все знаю. Благодаря тебе умерли семнадцать человек. Еще шесть умрут, если Андрей соврал о препарате. Ты отвратительна и бессердечна. Ты эгоистична и равнодушна. Тебе плевать на людей. Они, их жизни стоят меньше, чем кучка побрякушек. Ты — убийца. Не просто воровка или мошенница, а самая настоящая убийца. И их лица ты видишь почти каждую ночь. Да, они не были ангелами, и их руки тоже нечисты. Например, тот, седой, Голубев который, отдал свою почку дочери и анонимно вносил пожертвования детскому дому. Но ты предпочла этого не заметить. Крестовский поддерживал университет и давал возможность студентам получать нормальное образование. Теперь университет обнищает и станет просто еще одной шарашкиной конторой. Дяченко был единственным достойным конкурентом насквозь коррумпированному Гришко. Ты все это знала, ты подмечала каждую деталь, когда выходила на охоту, но предпочитала не думать о таких вещах, заменяя факты образом вожделенных драгоценностей. Ты чудовище, Белотырь Каролина Игоревна».

Горькая усмешка искривила мои обветрившиеся губы.

«И что, Юси, жалеешь, что попала в тело такой твари? Почему не покинешь меня? Так хочется испытывать ощущения, что рада даже такой оболочке?»

«Нет, Карма, не жалею. Ты ценой собственной жизни готова была спасти Ридика. И ты спасла его. Ты пыталась оправдаться, не признаться самой себе, укрыться от правды логическими объяснениями и представлениями о выгоде. Но, на самом деле, ты стала превращаться из расчетливой сволочи в человека. Ты можешь сколько угодно считать это слабостью и бесхребетностью, но ты, Карма, просто становишься человеком».

— Что это с ней? — Донесся сквозь обвинения Юси напряженный шепот свесившегося с полки Уэлла. — Плачет?

— Не трогай ее. — Также тихо ответила Рада.

Я плачу? Да я никогда не плачу, я уже забыла, что это такое и не желаю даже вспоминать. Нечего тут врать! И я, проведя тыльной стороной ладони по щеке и виску, медленно опустила руку на простыню.

Она стала неожиданно мокрой.

Глава 24

Духота изнуряла, убивала малейшее желание что-либо делать. Даже мысль о том, что нужно набрать текст, казалась чем-то сродни подвигу. А ж просмотр почты, передвижение пальцев по клавиатуре, управление манипулятором, так все это вообще казалось чем-то сверхъестественным. И я не знаю, каким чудом мне удавалось все это проделывать.

— Я здесь умру. Прямо сейчас.

— Это еще сезон дождей не начался, так что радуйся и не ной, — Рада была равнодушна и к жаре, и к духоте.

На границе пришлось заплатить заметную сумму, чтобы таможенники позволили провезти некую полоумную и немую леди. Вервольфы долго по-собачьи принюхивались, цеплялись, но все же сдались при намеке на договор с помощью денег. На второй границе сгорела еще одна пачка инстедов. Зато я поняла, что во мне умерла блестящая актриса.

— Сигна новая готова к приезду будет. Нужно только найти материал подходящий и терминал, — проворчала вампирша, глядя в спину довольным таможенникам. Еще бы им не быть такими довольными, куш-то сорвали приличный.

Пластик, тот самый, разыскали далеко не сразу. Рада бойко сновала вдоль лавок, внимательно всматриваясь в лица и изредка контактируя с отдельными торговцами, Уэлл огромными глазами поглощал новую сторону мира, а любопытный Ридий самым натуральным образом страдал от незнания царящего как в самом Осар-Бихти, так и по всей Бадии, языка.

Я тоже страдала, но — от непривычной жары.

Осар-Бихти действительно поражал воображение. Яркий, красочный, будто сошедший с ярких туристических буклетов, он был многолик и непостоянен. Тянулись к небесам оплетенные зеленью полуразрушенные небоскребы, оставшиеся в наследие от древних, поражали роскошью и помпезностью головокружительные виллы, ужасали грязью и смрадной вонью трущобы, замирало сердце при взгляде на кружевные белоснежные дворцы и томительно что-то мелодично перебиралось в душе, когда волны нежно облизывали берег. Этот город был создан для ночных феерий и красавиц всего мира, он не мог существовать без многоголосия и столпотворения, он умер бы без льющейся со всех сторон музыки и карнавальных зрелищ, он угас бы без завораживающих уличных танцев и проворных рук, ловко обчищающих карманы незадачливых туристов. Каждый ручей, каждый лист пышных пальм, каждый искрящийся на свету камень шептал, утверждал, настаивал, что это и есть рай, где ангелы на время снимают нимбы, а черти отставляют в сторону вилы.

Подшитый переводчик довольно быстро подстроился под новую речь, звучащую то ли пересыпью мелкой гальки в прибойной волне, то ли шелестом соскользнувшего шелка с бархатного плеча томной дивы.

Разменянные не с первого раза инстеды стали звонкими шалишами, распечатанный терминалом документ на имя Даризы Лотунг на вид ничем не отличался от предыдущего, настоящего. Я почувствовала что-то сродни грусти, перестав быть Кармой Рутхел. А ведь не так уж и скверно звучало, на самом деле.

Теперь же Рада терзала Скрибер и надежных людей в поисках информации о недостающем камне из ожерелья «Вдовьи слезы», мужская половина команды украдкой лезла в игровые сети, а я мучительно перечитывала набранные Гарором строки. Молодой король выступил со скорбной речью, глубоко сожалея о несчастье, случившемся с четой Рутхелов. Равид Мирный со слезами на глазах был вынужден заявить о том, что он не может оставить страну без хранителя более, чем на десять дней. Поэтому, если в течение этого срока не будет никаких вестей о господине Рутхеле, то за час до полуночи ему придется начать проведение Переменного Собрания.

«Переменное Собрание» — любезно продолжал писать не терявший надежды Гарор, — «представляет собой закрытые переговоры в течение одной (или более) ночи, в которых участвуют как члены королевской фамилии, так и главы могущественнейших кланов Фортисы».

Клан же Рутхелов признают более не существующим, по нему объявят траур. И даже если Арвелл появится после исторического сборища, то это уже не сыграет никакой, по большому счету, роли. К сожалению, добрых вестей пока не имелось, футурологи бессильно разводят руками, а в Роузветле начинаются волнения. Люди искренне верят в возращение хранителя и питают слабую надежду, что новыми стражами покоя страны не станут Скайнеры, Срибрисы и им подобные.

Мне очень хотелось ответить, приободрить старика, прокричать, что я еще жива, что я делаю все возможное. Но разве можно так рисковать? Пока вездесущие тени растрезвонили по всему миру о моей гибели, есть еще эта фора, дарующая вероятность с меньшим количеством препятствий продвигаться к цели.

— Рада, нам осталось на все десять дней, каких-то десять дней. Я не знаю, что делать.

Замерли, оторвавшись от игр, Уэлл и Ридий, скептически подняла брови вампирша.

— Десять? Видать, сильно трясется над собственной шкурой Равид. Хотя оно понятно, первенец вот-вот родится. Но все равно, я надеялась, что до Переменного Собрания он оставит хотя бы месяц. Что ж, нам придется поторопиться.

— Но как? Рада? Как мы успеем?

— С помощью денег, обаяния и порталов. Как только мы найдем то, на что согласится обменять «Черного Принца» Скряга, то при удачном стечении обстоятельств сможем добраться до Айли-Ивижских островов в течение дня. Сколько денег тебе перевел Авроз Виждеч?

— Двести семьдесят тысяч инстедов. Но осталось уже двести сорок.

— Неплохо. У меня при себе пока тридцать две тысячи. При необходимости могу запросить перевод на сумму в шестьдесят тысяч. Если совсем все плохо будет, то достану еще примерно же столько. Что у тебя, ушастый друг?

— А ты клыкастая подруга, — фыркнул эльф.

— Уэлл, я серьезно, — осадила Рада, — время игр кончилось. Итак, сколько тебе в дорогу дал Стенхал?

— Восемьдесят пять тысяч.

Ридий густо покраснел. Услышав такие сумасшедшие суммы, он, похоже, почувствовал себя жалким оборванцем, нелепой и мешающейся нагрузкой.

— Эй, ты чего? — Шепнул эльф. — У меня еще двадцать есть, если что, скажешь, что твои.

— Я все слышала, Уэлл. Ридик, мы сейчас не соревнуемся, кто богаче, не переживай. Дело совсем в другом.

— В чем? — Грустно протянул парень.

— В том, что придется за проходы через порталы платить. И поверь мне, как выразился Уэлл, клыкастой, хорошо, если мы будем обходиться десятками тысяч.

— Ого… — только и смог выразить изумление Ридий.

— Вот-вот. Но теперь возвращаемся к работе. Ридик, проверяй грядущее. Уэлл, закрывай своих разбойников и проверяй все зарегистрированные порталы в Осар-Бихти, на островах и вообще на территории Каенаты. Наткнешься если на незарегистрированные или недействительные, то тоже отмечай. Карма, ты что-то хотела?

Теперь просить, наверное, было неуместно. Но, с другой стороны, а будет ли теперь время, когда станет уместно?

— Можешь написать Гарору? Так, чтобы он понял, что я жива?

— Подумаю, — склонила голову вампирша, — хорошо. А ты попробуй посмотреть, что там с нашим Дасао Греккером? Может, полезное что-то найдешь.

Послушно дрогнули пальцы, возвращаясь к исходной таблице Скрибера.

Но меня терзал еще один вопрос. Один простой и все же очень важный вопрос. А что мы сможем сделать, когда черный бриллиант попадет им в руки?

«Не торопи события. Сначала получите его».

Юси была права, и я, теперь подгоняемая столь малым сроком, отведенным королем, стала усердно выискивать в сети те крупицы информации, которые могли нас хоть на чуть-чуть, на йоту приблизить к заветной цели. Увы, это действительно были крохотные и бесполезные обрывки сведений. И сколько я не пыталась нарыть пару лишних предложений, все, что попадало мне в руки, имело ценности не больше, чем подобранный на мостовой камень.

После, когда мы обменялись результатами своих трудов, то совсем приуныли: сведений оказалось слишком мало, чтобы пробудилась хоть какая-то толика оптимизма. Если верить сети, то «Вдовьи слезы» стали порождением сумасшедшей ведьмы Дарьевы Хрустлинг-Гелай, жившей более полувека назад. Вернее, Дарьева была до поры до времени среднестатистической магичкой эмоционального профиля, пока на старости лет не потеряла голову от любви к некому Кришу. Бич всех ведьм такого профиля — постоянная потребность в поддержании своих магических сил за счет эмоций сторонних людей. Похороны или свадьба, рождение ребенка или сгоревший дом — все это манило стервятниц не хуже, чем вампира свежая кровь. Нередко такие особи селились возле погостов, питаясь чужим горем. Если ведьма пила эмоции один-два раза, то редко это сказывалось как-то на жертве. Но если присасывалась к кому-то намертво, то почти всегда сводила жертву в могилу. Ослепленная любовью, Дарьева истощила своего возлюбленного. А когда поняла, что натворила, то пролила девять черных слез и, дико хохоча, сама сгинула бесследно. Черные алмазы огранили и заключили в платиновое кружево. Само ожерелье не слишком ценилось, ибо, как артефакт, нередко уступало по силе иным магическим предметам, и поэтому постоянно переходило из рук в руки, от одного дома к другому. В процессе перемещений и был утерян один камень, ожерелье резко упало в цене и еще чаще стало использоваться в качестве разменной монеты. Потом оно лет на десять затерялось в чьих-то сундуках, пока внезапно не возникло на аукционе…

— А почему выкупить «Черного Принца»? Выкрасть? Отобрать силой? — Неистовствовал эльф.

— У мага? Силой? — Не прозвучавший смех искрами рассыпался в льдистых глазах.

— Но он же слабый, не маг даже, если на то уж пошло. И объяснить все, провести переговоры…

— Да. Слабый. И даже не боевой, а из тех, что бытовыми кличут. Посуда сама вымоется, окошки протрутся, ничего особенного. Только артефактов он собрал уже столько, что впору боевым начать нервно чесаться. Колечко наденет и вымоет тебя всего изнутри, каждый орган один за другим, пока не станешь ничем. Выкупить? Попросила я написать одного из друзей, чтобы тот поинтересовался гребнем Вирны, для несведущих — слегка оттенок волос меняет, и не более того. Так друг тот меня после предупредил, что еще одна такая просьба, и я могу забыть о его существовании. Еще вопросы?

— Неужели этот маг настолько неуязвим? — Поразилась я. — И все остальные… разве никому нет дела до происходящего?

Вампирша пожала плечами.

— Дасао — безумец, но неопасный. Ему нет дела до мирового господства или политических интриг. Он сидит в своей башне, чахнет над артефактами и укрепляет оборону. Рано или поздно, а скорее — рано, он сдохнет, не смотря на все его сокровища. Наследников и учеников нет, все отойдет в сокровищницу Каенаты. А через какое-то время артефакты снова вернутся в мир.

Понятно, эдакий круговорот артефактов в природе — приходят и уходят, и ни у кого навечно не остаются. Кто умирает, кто теряет, кто продает или меняет… придет время, и Скряга забудется миром, перестанет существовать и телом, и именем, а все эти магические игрушки разбредутся по свету, сыграют свои трагические, эпические и драматические роли.

Найти человека с молодым телом и старым лицом тоже не удавалось. Бесполезно рыскали по побережью мы с Уэллом и Ридиком, тщетно ссылку за ссылкой открывала в Скрибере Рада, надеясь найти хоть какое-то упоминание или совпадение с рисунком, сделанным эльфом по словам футуролога. Ни в сообществах, ни среди прибывших и убывших, ни в каких-либо записях ничего не упоминалось об этом типе.

Впору руки опустить.

— А ты не мог ошибиться?

— Может, нужно отыскать то место, встать там?

— Эй, а если объявление?

— Как такое вообще может быть?

Вопросы и предложения сыпались как из рога изобилия, но ответы получились смазанными и неубедительными, да и не ответы даже, а так, ничего не значащие слова, произносимые лишь для того, чтобы поддерживать тлеющие угли надежды. Не было у меня уже никаких насмешек над миром и его опасным балансированием на цирковой трапеции, он оказался слишком неподготовленным и самоуверенным, чтобы великолепно, без осечек, без этого ужасающего и всеми ожидаемого падения совершить свой смертельный номер. Он положился на слишком малое, но уже ничего не мог сделать, не мог отступить, откатиться в те времена, когда существовал иной, безопасный путь. Нет, теперь ему придется двигаться только вперед и тихо бормотать вместо молитвы одну единственную фразу: «Меня спасет лишь чудо». Прости, не мой новый и беспечный мирок, я не чудо. Все мы — не чудо, просто люди и не люди с человеческой сущностью. Юси говорила, что я становлюсь человеком, она думает, что я становлюсь сильнее. А вот в этом, увы, моя попутчица очень сильно ошибается, ибо чувства отнимают холодность разума, снижают его эффективность. Когда есть чувство «хочу», то оно становится топливом для внутренней расчетливой машины. Когда возникает чувство привязанности, то оно, напротив, сыпется песком на отлаженные шестеренки, запускающие работы мысли.

Я шла по влажному песку, оставляя цепочку следов. Теплые волны накатывали, приятно омывая ступни, и сползали, оставляя после себя матово поблескивающие и идеально выглаженные поверхности литорали. Огромный диск солнца устраивался в сизоватой дымке, примерял к лику то огненные тона, то обряжался в звенящий пурпур.

В той, прошлой жизни, всегда хотелось укатить куда-нибудь далеко-далеко, чтобы вот так бродить по берегу, следить за бегом волн, чувствовать себя экзотичной принцессой, обряженной в золотисто-зеленые шелка, вздымающиеся то крыльями чудесной бабочки, то поникающие полотнами флага в штилевой день. Мечта сбылась, разум холодно это запротоколировал и поместил на одну из полок памяти.

«Юси? Прием, как слышно?»

«Да здесь я. Задумалась. Просто таких закатов не видела. И вообще никогда в Осар-Бихти не была».

«Есть какие-то мысли по поводу нашего Неуловимого Джо?»

«Есть… но вряд ли чем-то помогут, да и Рада уже говорила про это. Такая внешность может говорить о каком-то проклятье. И, может быть, он еще не проклят».

«Наверное, пацаны правы… нужно просто выйти на то место, которое есть в видении».

«Но Ридик же ясно дал понять, что это не фиксированная точка. Вероятность осуществления — около сорока процентов. Для будущего, конечно, довольно высокая, но все же рискованная. А если не сработает? Найдем ли мы вообще того человека?»

«Да, ты, наверное, права. Ладно, давай возвращаться, в темноте вообще дорогу не отыщем».

«Может, еще немного побудем здесь? Тут так красиво».

«Хорошо».

Я отошла от полосы прибоя, опустилась на теплый песок. Багряный шар опускался ниже, тускнел, но продолжал приковывать к себе взгляд. Беспокойная водная поверхность окрасилась в матово-серый, нарушаемый возникающими и тут же исчезающими розовыми, рыжими и фиолетовыми штрихами. Порой волна посмелее поднималась повыше, мелькала прозеленью, и вновь возвращалась в родную стихию.

«Как же мало времени, как же его мало осталось… что можно сделать за десять дней?»

«Справимся как-нибудь».

«Как? Даже если телепорты обеспечат зеленый свет, даже если все будет работать…»

«Карма… мне очень хочется тебя приободрить… мне хочется верить в успех, но…»

«Но логика беспощадна ко всем нашим желаниям, так?»

«Да».

«Знаешь, Юси, я сижу вот здесь, беседую с тобой и думаю — а гори оно все синим пламенем. Катись оно к чертям! Была бы я магом, драконом, вампиром, то, наверное, смогла бы что-то сделать. Но посмотри даже на Раду. Вот она — сильная, быстрая, бессмертная. И что? По существу, ничего сделать не может. Или Ридик, да. Видит будущее. А иногда кажется, что это только мешает».

«Но если ты человек, из плоти и крови, то я просто бестелесный дух, неудачница и самоубийца, так ничего и не достигнувшая ни при жизни, ни после».

Сгущалась дымка, наливалась, вбирала в себя нижний край солнца, не пропуская света. Еще одна грань мира, зажигающего первые огни и выпускающего на волю молодых, сильных и здоровых, брызжущих энергией и жаждущих феерических ощущений. Пусть будут боль и смерть, пусть взбурлит взбудораженная кровь, пусть сольются губы в сладострастных поцелуях. Изовьются тела, нахлынут волшебные грезы, хрустнут капсулы в ладонях и скрипнет пыль на зубах. Отразятся сотни бликов в синих и красных винах, поманят унизанные кольцами девичьи руки, укроет океан ищущих уединения. Содрогнутся, польются ритмом сильные, не знающие устали, закружатся, откинутся возбужденно, разметав по плечам роскошные гривы. Наступит ночь, и придет время королей и королев, не считающих ни денег, ни времен, ни событий. Полуобнаженные, с трепещущими ноздрями, с отуманенными глазами, они исполнят в совершенстве ритуал, как исполняли уже бессчетное количество раз, выпьют свет звезд с небес, насытятся экстазом рваных мелодий, очистятся до совершенства в выжигающих души танцах, а к утру расползутся обессиленными животными, порой не досчитавшимися кого-то из своих, чтобы на следующую ночь снова править балом.

Вот она жизнь — просто череда мимолетных всполохов на гранях стекляшек, нашитых на среднего качества ленту. Идет время, катится колесом, оставляет следы на спинах и лицах, отрывает стекляшку за стекляшкой. И что в конце, где лезут и собираются в бахрому? Пустота. Свалка для отработанных душ и истлевших тел. Всех нас ждет в конце мусорный контейнер, хотя и некоторые верят в наклейку со знаком переработки. Но вера, опять же, чувственная область…

— Разве пристало такой красивой леди грустить в этом изумительном месте?

Я подняла глаза. Мужчина. Средних лет. Не красив, но интересен. Внешность неуловимо сочетает в себе черты и южан, и северян. Скорее всего, ищет необременительный секс.

— Пристало. Извини, я не желаю общаться.

Мужчина пропустил мои слова мимо ушей, сел на песок рядом.

— Говорят, что Осар-Бихти — это не просто город тысячи удовольствий, а место силы. И, если загадать желание, то оно обязательно исполнится, — чуть нараспев, с неуловимым акцентом, произнес он.

— Замечательно. Но мне пора идти. — Огрызнулась я.

— Позволишь проводить тебя?

Вот же настырный тип. И чего привязался, мало, что ли, свободных женщин на этом пляже, жаждущих приключений? Мне своих сполна хватает.

— Нет. — Тверже стали, холоднее полярной льдины.

— А хотя бы угостить бокалом вина? Я знаю одно замечательно место, где подают лучшие вина со всего мира, где нет дорвавшихся до денег подростков, где Осар-Бихти раскрывается своей особенной стороной.

Вина хотелось. Чтобы заглушить вину. Бокал вина сейчас подходил лучше всего. Пожалуй, только он и мог бы оказаться живительной влагой, способной хоть как-то воскресить павший дух. И мне представился затерянный уголок на самом краю вселенной вне всех пространств и параллелей, где галактики отражаются в стеклянных водопадах, бокалы наполняются пенящимся звездным светом. Да нет, невозможно. Или что ты скажешь? Интуиция? Интуиция была спокойна, она не чувствовала ни опасности, ни какой-либо угрозы, она безмятежно вплеталась мечтаниями о бескрайности, погнувшей линию, что разделяет аквамариновую высь и таящие множество секретов материи, она изгибалась бескостной кошкой и прорезала грядущее вертикальными лезвиями зрачков на игровом зеленом бархате, она терлась о ноги и топорщила усы, готовая слукавить и предать, если возникнет в этом необходимость.

Бархатные глаза напротив терпеливо ждали ответа, белозубая улыбка пленяла искренностью и открытостью.

А почему бы и нет? А почему бы действительно не покачнуться на краю полосы шириною в десять дней и не спрыгнуть в бесконечный стремительный полет?

— Хорошо. Но только один бокал.

Незнакомец повел легко и ненавязчиво, то увлекая в узенькие, дышащие древностью, переулки, то притягивая к вершинам, с высот которых город рассыпался несметными сокровищами легендарных султанов и падишахов. Ажурные мостики и невесомо парящие переходы, резные балкончики и загадочно светящиеся окна чередой проносились перед глазами и пропадали миражом. А на их месте уже мерцали иглы шпилей и магическими заклинаниям выстраивались зубцы тысячелетних стен. Но дальше, дальше, где висячие сады чествовали восхитительных цариц, а парки воспевали хвалу богиням переливом позолоченных струн, где жемчугами щедрились хрустальные ручьи и в искусно обрамленных прудах находило свой покой бездонное небо. Но прочь, в глубину, к дорогам, хранившим помять о великолепных шествиях и роскошных церемониях, где с ладоней рабынь слетали лепестки роз, а рубины перстней обливались жаркими поцелуями. Еще, еще! Туда, где каждая плитка под босой ногой хранила знак счастья, где каждый фонарь горел восьмым цветом радуги, где суровые боги ушедших времен расплывались испещренными улыбками и благословляли каменными длинными перстами. В их глазах таилась вечность, а молчании плыла история о тех истинах, что видны каждому, и потому никем не замечаемы.

— Нравится? — Сбивчивый шепот горячит новым солнцем в крови, наполняет желанной истомой.

— Да.

Белое вино — ключевая вода в бокале с лунным ароматом и вкусом наливного винограда редкого сорта. Южный ветер ненавязчиво обласкивает поющие трубочки из серебра и бамбука, резной столик отделяет от всего мира. Трепещут белые и желтые, оранжевые и охряные, красные и карминовые крылья миллионов бабочек, сплетясь в загадочный узор на потолке, ползут змеями лозы, обнимают в любовном приливе резные столбы. Вот он, край вселенной, отдельный угол, на котором сошлись все реальности. Мерцают в стекле рукава спиралей и волнуются бескрайние поля, тянутся зигзагом отуманенные поседевшие пики и слетают вязью слов со встряхивающихся косматых дорог пряные и опустошенные людские судьбы, звучанием втекают забытые песни несуществующих народов и оживают ненаписанные полотна слепых художников. Растекаются по ступеням обратных лестниц убаюкивающие фантазии и исправленное прошлое склоняется в танце, легко ведя под локоть будущее в зал справедливого суда. Много ли надо? Ничего, по сути, всего лишь — все, вьющееся бестелесным сизым дымком. Всего лишь все миры и все вселенные, рожденные смеющимся божком, всего лишь огонек жизни, всего лишь антрацитом блеснувшую грань. Много ли надо? Много — ту последнюю каплю сил, что позволит сделать еще один шаг. Много — полвдоха, чтобы рискнуть еще раз пробиться через предел.

— Осар-Бихти ничего никогда не забывает. Он помнит все, он хранит в себе каждый день минувшей жизни, начиная с зари времен.

Глаза напротив — обсидиан ли в обрамлении? Нет, скорее черный оникс, влекущий и волнующий. Задержишь взгляд на мгновение, и утонешь. И какое имеет значение, что мгновение теперь захватывает всю мою жизнь? И пусть тщетно молит Юси, пусть мечет бестелесным криком, затерявшимся в лабиринтах мечт и грез. Все равно слов не разобрать, все равно уже…

…сизой поступью подкрадывается утро, принюхивается, гасит мягкой лапой утомленные фонари. Поднять тяжелую голову, заморгать и вытаращить сонные глаза, уставиться на черный силуэт напротив. Как же четко обведен, как резко очерчен контур профиля. Но смягчаются тени, отодвигаются в углы, уходят вместе с волшебством ночи. Долгожданная прохлада успокаивает задержавшихся полуночников, ободряюще касается длинных, негодующе вспенивающихся серыми клочьями длинных волн, разгоняет последних сонных посетителей бренчанием музыки ветра. Плывет силуэт, растворяется, облетает, являя зарождающемуся дню уставшего человека.

Шелестит отголосками пляжная полоса, готовится к новому буйству бьющей через край жизни. Удивительно, столько кружили, плутали, перебегали из одной действительности в другую, а нет же, будто и не убегали никуда, вернулись едва ли не в исходную точку.

Лабиринт чудес, загадочное переплетение дорог, слои из сказок и преданий, манящая изнанка бытия — и все это теперь уходило, оставляло, укрывалось от безжалостного наступления новой эпохи солнечного света. Вернуться? Не вернуться, остается только сохранить пыльцу, как напоминание, в особом закутке души.

— Ну и кто ты такая? — Ночной незнакомец теперь был под стать рассвету — холоден и безучастен, слетела и с него теплота и таинственность минувшей южной ночи.

«Юси, я напилась до поросячьего визга?»

«Нет. Но это тебя не оправдывает».

«Что ты имеешь ввиду?»

«Ха… когда я пыталась достучаться до твоих куриных мозгов, ты размышляла исключительно о том, как соблазнить этого типа».

«И что тут такого?»

«Да ничего особенного, если не считать того, что на нас попытались оказать некое магическое воздействие».

Мужчина не дождался ответа, молчаливо наблюдал за тем, как отголоски невесомого призрачного рассвета претворялись в реальность, выхватывали из небытия первые цвета, примеряли и несколько неуверенно все же их утверждали. Наверное, там, где-то за углом пестрой крыши, за хаотичной мозаикой городских переплетений улиц уже во всю пылало небо, но здесь, на этой крошечной площадкой, вознесшейся над ворчливым океаном, еще плыли тени ушедшего.

— Закрываются… идти надо, — несколько неуклюже сообщила я, поняв, что самым лучшим будет просто сейчас расстаться.

Он пожал плечами:

— Я совладелец этого заведения.

— Однако… — не нашлась я.

На меня смотрели пытливые глаза — разочарованно и в то же время заинтересованно. Светлело все быстрее, все жестче выдергивало тот неизбежный хлам, что остается после любого бала и пиршества. Ползали по пляжу первые фигурки, собирающие мусор, ползал по лицу ночного друга мой взгляд, отмечая отпечаток усталости, так некрасиво отразившийся на его челе.

— Не ведьма ведь, человек… или не человек? — Спросил он очень тихо. — И не вампир, да и если бы даже вампир… нет.

— А тебе какое дело? — Скрывая настороженность, несколько грубовато ответила я.

— Я не чувствую твоего времени.

Ничего себе заявление. Я поискала взглядом на столе остатки вина, но не найдя таковых, плеснула в бокал сока.

— А при чем тут мое время?

Начавшийся разговор скатывался по какой-то абсурдной плоскости. Что значит — чувствовать мое время? Будущего моего, что ли, не видит? Ну, так это объяснимо, ничего удивительного нет, я же мертва. Этот тип, конечно, этого не знает, но это уже не мои трудности.

— Не бери в голову, — он чуть улыбнулся, снова отвернулся от меня, погрузившись в какие-то свои размышления.

Ну и пусть размышляет, а мне пора. И так, чувствую, Рада выскажет мне пару ласковых, а мальчишки для профилактики добавят. Слишком беспечный и эгоистичный поступок я себе позволила, тут уж бесполезно спорить. От праведного гнева меня теперь действительно только чудо спасет.

Я начала вставать, но снова плюхнулась на попу от окрика Юси.

«Стой!»

«Э-э…»

«Прежде, чем свалим, можешь у него кое-что спросить?»

«Зачем?»

«Проверить одну догадку хочу».

Повинуясь, я повторила вопрос духа:

— Послушай… — а ведь имени так и не знаю, не нужно оно было, — а ты случаем не маг?

Мужчина нехотя вернулся ко мне, уставшие веки сомкнулись и снова разошлись, явив обсидиановый блеск. И в этом блеске что-то медленно перетекало, обреталось новым, заставлявшим уже меня не торопиться с уходом.

— Возможно, — выпустили чувственные губы.

— Эмоционального… профиля? — Ткнула я наугад.

Он не рассмеялся, наверное, только благодаря своей воспитанности, но глаза все выдали лучше любых слов и действий. Но не это меня встревожило, и даже не вопрос Юси повлиял на мое чутье, и даже не отсутствие ответа. Мысль бродила где-то по самой обочине сознания, но соскальзывала в пропасть, едва я пыталась к ней обратиться. И снова возвращалась, но ровно настолько, что бы ни я, ни моя попутчица не могли ее распознать, понять, вычленить из потока прочих и с облегчением воскликнуть «Да это же ведь…». Она была слишком простой, чтобы сознание ее могло зацепить, очень привычной. Она походила на всем знакомый предмет, который поместили в необычное положение. Как, например, рисунок вилки не сверху или сбоку, а со стороны зубцов… Рисунок! Рисунок талантливого Уэлла, сделанный по словам футуролога.

«Юси!» — я завопила мысленно так, что сама чуть не оглохла, если в этом случае применимо такое сравнение.

«Что?»

«Юси, помнишь рисунок Уэлла? Тот, на котором изображен долбанный Неуловимый Джо?»

«Конечно!»

«Можешь попробовать его мысленно омолодить и сопоставить результат с этим мачо, что перед нами?»

«Ты думаешь, что…»

«Ничего еще не думаю. Просто сделай! Ну, или наоборот, накинь нашему магу лет так сорок. Пожалуйста».

«Уже. И ты знаешь… в общем-то, совпадает. Ну, мне так кажется».

«И мне. Спасибо».

— Все еще думаешь, кто я? — Я едва сдерживала радостное возбуждение, мне приходилось особо пристально следить за своими эмоциями, мимикой, жестами и интонациями, чтобы случайно не спугнуть севшую на расстоянии вытянутой руки птицу везения. — Я не вампир, не зомби, не ведьма и не кто-то там еще. Я человек, простой смертный такой человек. А вот ты, мой загадочный друг, действительно интересен.

— Чем это? — Усмехнулся он. — Нераспознанным тобой профилем?

Как правильно сказать? Как его увлечь и притащить к Раде? Увлечь собой, своим телом? Уже слишком поздно, раньше надо было соображать. Завести интеллектуальную беседу? Тоже уже не то. Что тогда? Чем?

— Многим. Ладно, рассказываю. То, что я скажу, тебе может показаться чушью и бредом сумасшедшей, но так уж сошлись звезды. Если в двух словах, то, по мнению нашего футуролога, ты станешь еще одним участником абсолютно ненормальной команды, спасающей мир. Можно начинать смеяться.

Мужчина лишь пожал плечами, казалось, его совершенно не интересовало озвученное мною. Наверное, я не первая, кто пытался урвать еще пару лишних минут.

«Он как пыльным мешком огретый».

«Карма, если это значит „он чем-то расстроен“, то я соглашусь».

— Тебя как зовут? — Главное, не прерывать диалога, не молчать, не дать ему шанса спокойно распрощаться и откланяться. Он не торопится, но уже не наслаждается моим обществом…

— Далим Ра.

— Тогда скажи мне, пожалуйста, Далим, что за магию ты попытался применить по отношению ко мне? Знаешь ли, такое не каждый день происходит, любопытно все же.

— Не переживай. Просто легкое эмоциональное воздействие, чтобы ты согласилась составить мне компанию.

— Но ты же маг не эмоционального профиля! — Запуталась я.

— Нет. Я настройщик.

Что-то я уже совсем ничего не понимаю. Кто такой настройщик? С этими их названиями сам черт ногу сломит.

Похоже, Далим счел меня забавной. Пусть, зато он снизошел до объяснения.

— Я маг, это правда. И мой профиль — время. Я занимаюсь временем.

«Карма! Не знаю, как ты это сделаешь, но этот мужик нам нужен! Время, блин! Время!»

«Знаю! Не мешай!»

Ночь окончательно уползала, подбирала и утягивала свои ошметки, забирала последние покорные тени, сдирала молодость с лица Далима Ра, смывала одолженный на время своего царствования цвет волос. Все четче проступали множащиеся морщины, все краснее становились глаза, усыхали и теряли чувственность полные губы, вваливались и обвисали щеки, складками собиралась кожа под подбородком. И вместе с тем все смелее расправлялись плечи, наливались силой руки, выравнивалась спина.

Все медленно менялось в молчащем человеке, неспешно текли метаморфозы, но они так поражали безотчетным ужасом, что дышать было невозможно, ибо как бы непроизвольно не обернулось дыхание резким вскрикиванием.

Не обернулось, сдерживая себя, через ком в горле, я спросила:

— Останавливать его можешь? Вспять обращать?

Не ответ, всего лишь взгляд насмешливый, красноречиво говорящий «Да что ты можешь понимать, глупенькая?».

— Позволь тебе, невозможная леди, рассказать кое-что. Ты смотришь на меня и видишь чудовище. Ты боишься и ничего не понимаешь, так? Знаю, что так, не оправдывайся. — Его тон изменился, как меняется у человека, долго хранящего неудобную колючую тайну, а потом попавшего в плацкартный вагон, где можно поделиться самым сокровенным со случайными людьми. — Забавно, я маг-настройщик, попал в ловушку времени. Часть меня существует в одном временном направлении, а другая часть — в противоположном. Не проклятие, долг… неважно. И вот, такой я пытаюсь выжить, чтобы наслаждаться вином, женщинами, великолепными закатами, интересными книгами, вкусной едой. Но как выжить магу-настройщику, когда его тянет в разные стороны? Приходится красть время у других, у красавиц, подобных тебе. Понемногу, украдкой, где час, где два, чтобы просто чуть сдвинуть две свои половины и дотянуть до следующей ночи. Поверь, я люблю женщин, я наслаждаюсь их обществом. Я нахожу обделенных, грустных, чуть-чуть влияю одной безделушкой и после веду их в удивительный мир. Я дарю цветы, я покупаю им драгоценности, я показываю самые интересные места, я исполняю любые капризы и никогда их не обижаю, не принуждаю. Я просто мелочно и подло ворую чуть-чуть времени. Они даже не понимают этого, они благодарят за чудесно проведенное время, награждают легким поцелуем, растворяются в лучах восходящего солнца и после долго, я думаю, вспоминают эту ночь, не подозревая, что их жизнь сократилась на час, на два… Я же просто живу еще одни сутки. Я хотел и твое время взять, стащить, оторвать себе кусочек. И не смог, потому что у тебя его нет.

Я, поколебавшись, опустила ладонь на его загорелый, стиснутый так, что посветлели костяшки, кулак. Улыбнулась — чуть виновато, но и ободряюще.

— А что это за безделушка? Черный камушек, да?

— Да, он. — Он стряхнул мою кисть, пальцами потянул за шнурок и извлек оплетенный кулон, один в один соответствующий восьми камням из «Вдовьих слез».

Я едва не задохнулась от увиденного. Уж не знаю, что сейчас происходило на небесах и что повлияло на творца мирозданья, но удача не просто ослепительно скалилась в тридцать два зуба, а нежно обнимала меня за плечи и напевала в ухо ободряющие оды. Нужно лишь было не сорваться, сконцентрировать все в необходимые слова, наделить их таким смыслом, который откроет передо мной, перед моими спутниками неподатливые двери.

У меня были такие слова.

— Далим… мне кажется, что мы можем помочь другу-другу. — Я поднялась, посмотрела сверху вниз и продолжила с непоколебимой уверенностью. — Мне нужен твой артефакт, но взамен я предложу тебе познакомиться с тем, кто сможет дать достаточное количество времени.

Глава 25

— Рада, нужно твое время, — говорю я торопливо, прежде чем ситуация выскользнет из моих рук.

Я уже вижу эту всеобъемлющую алчность, пусть и разбавленную другими чувствами, но слишком слабо, чтобы не замечать ее превосходства в глазах практически каждого. Да, сквозит в открытой и светлой улыбке гордость у точно сделавшего прогноз Ридика, довольно, не скрывая радости, сравнивает Уэлл рисунок с тем, кто сейчас находился под перекрестьем взглядов.

Вампирша не среагировала, будто не услышала мои слова. Первая реакция — отсутствует, вторая же почти непроизвольная:

— Что?

Притягивает к себе взоры черный камень, лежит на ладони, ждет своей цены. А цена эта ныне не в деньгах измеряется, во времени. Сколько минут, часов, дней стоит осколок артефакта? Сколько требуется, чтобы получить шанс спасти друга? Или все же не только друга, но уберечь мир от грядущих потрясений, которых так боятся футурологи, заставляющие и остальных содрогаться?

Мы все, позабыв о собственном значении и затаив дыхание, терпеливо ждем, боясь невольным жестом сломать что-то незримое и очень важное. А эти двое — неподвластная времени и управляющий временем — смотрят друг на друга и будто бы ведут бессловесный диалог. В старческих глазах мага плещется опасная жажда, наркоманская тяга, необуздываемое желание припасть, испить бесконечного времени, утолиться вдоволь. Но — сдерживается, лишь ладонь с камнем слабо подрагивает. Боец ли он? Или просто рохля, бесхребетник?

Рада не спешит. К бессмертию очень быстро, наверное, можно привыкнуть. Поначалу пьянит, вызывает невероятные фантазии, после же, напротив, страшит, когда приходит осознание, что с поезда сойдут друзья, близкие, любимые и даже сам мир. Накатывает необъяснимая усталость, за усталостью — смирение, за ним уже подтягивается равнодушие, требующее все больше сил для проявления чего-то живого и человеческого. Удивляться уже нечему, любой прогресс предсказуем, потуги футурологов смешны, расчетам подчиняются все большие сферы бытия, в числа облачаются спонтанные и случайные области, такие, как любовь или тоска, верность или предательство. Чему можно удивляться? Ничему. Но приходиться, не ради высоких целей, а ради попытки сохранить самое себя, не стать такими, как вечно спящие старшие по духу и сущности. Только все же несколько неожиданно рыжеволосая девчонка сбивчиво выпаливает:

— Дай свое время.

И иная цена назначается куску бессмертия, всему бессмертию. Отдать, зная, что не убудет? Продать?

Мы ждали, пока через какое-то время будет решен вопрос о времени, пока не считающая дней решит, желает ли она купить настройщика — то ли самого ценного, ценнее, чем остальные маги вместе взятые, то ли еще более бесполезного, чем песчинка на гребне дюны.

— Сколько времени и в какой срок можешь обработать? — Рада не отвечает мне, она видит перед собой исключительно обладателя частицы артефакта.

Потускневшие обсидианы смотрят уже иначе, в них сквозит уважение.

— В сутки, в среднем, две минуты и тридцать две секунды с половиной. Раньше доходило до шести минут и трех секунд.

В час, получается, по сути, едва ли более десятка секунд. В минуту — какие-то сотые доли. Это приблизительно, не вдаваясь в расчеты. И какова цена сотых долей секунд?

Кто-то скажет, что невелика. Тот, кто не знает, с какой скоростью отравленная игла пробивает человеческую кожу. Тот, кто не знает продолжительности произнесения последнего фрагмента заклинания боевого мага. Тот, кто не рвал ногтями землю, сгорая от бессилия и осознания того, что не хватило всего каких-то сотых долей секунд. Знает ли вампирша цену одной сотой доли секунды? Испытала ли когда-то на себе этой душащей нехватки какого-то паршивого мгновения?

Она сказала «обработать». Значит — не просто остановить или обернуть поток времени вспять? Что-то иное? Юси нерешительно сообщила, что, возможно, — это соотнести все временные потоки так, чтобы мир не треснул по швам, чтобы не замкнулся на самое себя, не переслоился, не перестал существовать. Но я не почувствовала силы в ее утверждении, как нет ее в неподтвержденной догадке.

Сколько времени стоит такой мастер, редчайший из мастеров? Ведь я вижу алчность, растапливающую даже серый лед глаз. Сколько стоит маг, даже не могущий обработать пяти минут в сутки?

Терпеливо ждем ее ответа, не в силах целиком владеть собой. У кого уголок рта дернулся, кто пальцы нервно сплел в замок, кто губу прикусил.

И Далим Ра, не скрывая безумной жажды и не позволяющий себе лишнего движения, тоже ждет. Видно, что знает и себе цену, и ей.

— Хорошо, — кивок головой, привычный звон колец в волосах, — за сутки, проведенные с нами, получишь сутки времени. Такова цена за артефакт и твою работу.

Жадность исчезает, но взамен не приходят ни радость, ни восторг, ни неверие.

— Договорились.

Спокойствие в глазах, за спокойствием — расчеты. Пока остальные размышляют над услышанным, они двое прекрасно понимают, что цена не столь высока, чтобы безоговорочно соглашаться. Но она и не столь низка, чтобы отказываться или торговаться. Сколько вытянет секунда обработанного времени? Хорошо, если всего пару часов. А если потребуется использовать все две минуты и тридцать две секунды с половиной разом? За этим ведь и смерть может последовать. Или нет?

Но я подозреваю, что маг-настройщик, скорее, все-таки боец.

Глава 26

Каенаты достигли за шесть часов и пятьдесят минут, уже к ночи. На островах Айли-Ивиж оказались еще через сорок семь минут. У башни Дасао Греккера, начиная с момента отсчета, — через восемь часов и две минуты.

Холодно и цинично раскрывались рты, называя суммы.

— Четыреста тысяч за человека.

— Двенадцать.

— Пятьдесят.

Перевести все в инстеды — две с лишним сотни и растаяли бесследно. Растаяло бы и больше, но у двух владельцев удалось сбить цену. Уэлл предложил сунуться в незарегистрированные, но Рада не рискнула. Где гарантия, что один разбитый диод не перешлет тебя отдельными частями?

Дасао Скряга ответил на письмо какого-то дурачка Ра, предложившего обменять на что-нибудь камень, некогда являвшийся частью ожерелья «Вдовьи слезы». На что обменять? На адрес Далима пришел список, явно не соответствующий ценности артефактов. Кубок Горгия Вельвеча, осколок зеркала Тумхиты, рубиновый диск, черный бриллиант.

Наверное, Дасао радостно потирал руки, избавляясь от дефектного камня.

Башня коротким отекшим перстом указывала ввысь, грозила, предупреждая, что не стоит даже в мыслях пытаться обмануть ее обитателя, а то хуже ведь будет, придется пинать исключительно на себя. Дасао Греккер немало пожил на этом свете, чтобы наивно попадаться в ловушки простачков.

Оцинкованная дверь не сразу раскрылась передо мною и Далимом. Заскребла по серому камню, разверзла тусклое нутро. Так и тянуло оглянуться, убедиться, что все хорошо, что нас ждут. Но нет, остальные слишком далеки, у той условной черты, которую настройщик велел не переступать ни под каким предлогом.

Шагнули в душный полумрак узкой захламленной прихожей.

Маг велел ничего не трогать и ни о чем особенном не думать, лишь о камне, как не о величайшей ценности, но как о еще одной бирюльке. Я ничего и не трогала теперь, усердно отгоняла лишние мысли, представляла, каким украшением может стать «Черный Принц» в обрамлении белого золота нового ожерелья.

Выплыл Дасао — мелкий, жирный, шевелящий пухлыми тестообразными пальчиками, унизанными яркими перстнями. Присмотрелась — на некоторых пальцах и по два, и даже по три. Из-под самой головы, из-под вздувшейся складки, что закрывала шею, поползли цепи и цепочки, шнурки и веревки, неизбежно заканчивающиеся когтями, зубами, камнями, клыками и, кажется, даже костями. Шевельнулись бесформенные кисти рук, и заиграли, заблестели цитрин и гранат, малахит и бирюза, яшма и лазурит, гематит и родонит, берилл и турмалин. Сделал шаг, всколыхнулся всем телом, подмел полами пестрой мантии полы, отозвались звоном ожерелья на необъятной груди с аметистами и рубинами, цирконами и лабрадорами, агатами и янтарями.

Тонкий писк возвестил:

— Принес ты, собрат по природе, то, что обещал?

— Принес, — незаметно придержав меня, выступил вперед Далим. — Сохранил ли ты, собрат по природе, почтенный Дасао Греккер Хранящий то, ради чего я пришел?

Скряга усмехнулся.

— Сохранил. Покажи мне камень, ради которого я должен отдавать тебе жемчужину своей коллекции.

Настройщик извлек мешочек, распустил тесьму и продемонстрировал минерал.

От меня не ускользнули, как вспыхнули глаза хозяина башни.

— Похож… — с сомнением протянул Дасао, теребя одно из ожерелий.

— Мне нет нужды тебя обманывать, — отрезал Далим.

— Нет, говоришь? — Покачнулся Скряга.

Будто колонна пошатнулась.

— Ближе, ближе, — потребовал Скряга.

Неизвестный источник света разгорелся ярче, разогнав сумрак. Черный камень в руке мага вспыхнул искрами и исчез из виду, сокрытый зажавшими его пальцами.

— Не заигрывайся, — предупреждающе сказал Далим, — желаешь совершить сделку, так совершай. Покажи бриллиант моей женщине. Если он ей понравится, то я отдам тебе последний фрагмент артефакта. А если нет, то тебе придется постараться меня убедить произвести обмен.

Рот Дасао выгнулся подковой, щеки, висящие бульдожьими брылями, опустились еще ниже.

— Ладно, собрат, твоя правда, — теперь и его руки держали камень, тот, ради которого мы пересекли почти весь континент, — вот он, прекрасный образец, чистейший и идеальный, прекрасно ограненный и несравненный. Смотри, леди, мало где еще такой найдешь экземпляр, остальные ведь как сделают — зачаруют, и подсунут булыжник вместо сокровища. А я, Дасао Хранящий, человек честный…

Я уже его не слушала, я неотрывно смотрела на перелив света на гранях, на черную бездонность, на глубинную бархатистую сущность.

— Ну… — добавил я некоторую напряженность.

— Нравится, дорогая? — Склонился ко мне Далим.

— Большой, смотри какой большой! — Подхватил Скряга и ткнул рукой с бриллиантом мне под нос.

И я, забыв обо всем на свете, медленно его сняла с потной ладошки…

…слишком тяжело, застывший воздух не пропускает, и мне бы ни за что не пройти, но уверенно тащит вперед маг, тянет на буксире, выдергивает из духоты башни, не дает остановиться, лишь раз оборачивается, и я содрогаюсь, напоровшись на одряхлевшее и обозленное лицо, и уже сама карабкаюсь вперед, к барьеру, за которым башня станет просто башней, а не нашпигованной артефактами охранной системой.

Все знают, что Дасао Скряга безумен настолько, что любая неверная мысль, любое резкое слово могут сорвать с цепи его стражей. И горе тому, кто отступился, ошибся, позволил себе позариться на чужое достояния. Нет спасения несчастному, если он облапошил жирного мага, если хоть намеком дал понять, что унесенное куда ценнее, чем оставленное: слетят со всех сторон заклятия, размозжат кости, спалят глупца так, что даже праха не останется. Горе несчастному, если он только не маг-настройщик, быстрее безумца собравшего в хитрый узел временные волокна и прогнавший через прореху себя и свою незадачливую спутницу.

Рухнул на колени Далим Ра, изнуренный, выпустил бессильно из рук потоки времени, слишком истощенный, чтобы что-то говорить.

Подлетела из тени Рада, схватила за плечи, встряхнула, вынудив обратить к себе разом постаревшее лицо.

— Все, все уже. Бери, пей, забирай.

Сама ведь когда-то умирала от неутолимой жажды.

Расслабились пальцы, выпустили бриллиант. Сверкнули грани, пробежал по плоскостям антрацитовый блеск и замер, когда бриллиант лег в мою подставленную ладонь.

Выше, прямо к самым глазам. Триста тринадцать лапидов размером с грецкий орех с мелкой белой примесью. Триста тринадцать, стоящие мира во всем мире.

Маг через силу поднял голову, и наши глаза встретились. И там, в зеркале его зрачков я вдруг увидела саму себя, невозможную, непонятную, не живую и не мертвую, но знающую, что больше никто не сможет взять этот бриллиант. Разве что только через мой труп.

Я держала на ладони мир.