Очарованная призраками

14

Первые дни при дворе проносятся подобно видению, и каждый вечер я падаю на свою детскую кровать и проваливаюсь в чересчур короткий сон без снов, не прикасаясь к ткацкому станку.

Моргана нанимает новых слуг для готовки и уборки, и они неплохо справляются со своей работой, но я полагаю, их выбрали в основном за то, что они нас не боятся. Слуги кланяются и приседают в реверансах, они называют нас «леди», а еще они не отводят взгляда, отвечают нам и не спешат в тень каждый раз, когда кто-то из нас входит в комнату. Быть может, они приходят домой и рассказывают своим семьям о ведьмах, на которых работают, но если в них и живет страх, они хорошо его прячут. А большего мне и не нужно.

Когда я жила в башне с матерью, ко мне никогда не приходили гости – до Морганы, конечно. Мать тоже людей не принимала, и дом наш стоял пустой – мы превращались в призраков.

Но теперь башня не пустует: с самого утра в ней те, кто жаждет со мной поговорить. А когда я покидаю ее, то возвращаюсь к очереди, растянувшейся на множество ступеней. Я говорю об Артуре за завтраком, и у швеи, и когда прогуливаюсь по саду. Я рассказываю о его жизни, рисую его таким настоящим и приземленным, чтобы в нем перестали видеть самонадеянного мальчишку, появившегося словно бы из воздуха. Я стараюсь превратить Артура хотя бы в подобие живой легенды – потерянного принца, вернувшегося занять принадлежащий ему по праву трон. Я тку историю, в которую хочется верить – и, главное, которую хочется повторять, снова и снова, пока великий миф об Артуре не затмит собой все.

Я не лгу – да и не выходит, в самом деле, – но хорошенько обдумываю, о чем стоит говорить, а о чем лучше молчать. Я знаю, истории начнут меняться, как только покинут пределы моей башни, и потому стараюсь менять их в нашу пользу.

Я рассказываю нортамскому герцогу о храбрости Артура и добавляю, что он сражался с драконом из северных пещер Авалона. Это была яростная битва, в которую Артур вложил все силы. Я упоминаю о памятном шраме на локте Артура – можете сами у него спросить. Герцог зачарованно внемлет каждому моему слову: каким дракон был высоким и гневным, что клыки его были острее кинжалов, а изо рта вырывалось пламя.

И все это – чистая правда. Но вот о чем герцогу знать не стоит: дракон и Артур просто упражнялись. Мирла – так ее звали – не причинила бы Артуру вреда. Как и он ей.

К концу дня история распространилась подобно пожару. Едва сдерживающая восторг дочка графа шепнула мне за ужином о том, что слышала, будто Артур победил целый легион драконов. В одиночку. И из его меча вырывались молнии, а сила его равна силе пятидесяти – нет, сотни — мужчин.

На следующее утро я продолжаю свою работу и рассказываю о мудрости Артура. Это утомительно, но вот что удивляет: на встречи с Артуром лорды или графы не приходят одни. Они всегда приводят с собой дочерей – или, в отсутствие оных, племянниц, сестер и внучек. Они молчат, но глаза их прикованы к Артуру, а взгляды их полны голода, уверенности и обещаний.

– Лучше бы они их не приводили, – жалуется Артур в перерыве между встречами. – Мне от этого почти жутко… словно они все ждут от меня того, чего я не могу им дать.

Я отрываю взгляд от куска пергамента с записями, которые вряд ли смогу разобрать потом. Мы сидим в выделенном для Артура кабинете с огромным деревянным столом и полками с книгами – я позаимствовала их из королевской библиотеки. По дальней стене раскинулась карта Альбиона с золочеными надписями – не ради стратегических нужд, а, скорее, для украшения. Авалона на карте, конечно же, нет.

Артур восседает за столом на высоком кожаном стуле, похожем на трон, а я расположилась в кресле рядом, с книгой на коленях – чтобы удобнее было вести записи. По другую сторону от стоит стул, слишком маленький и для меня, и для Артура: кто бы туда ни опустился, рядом с ним он будет выглядеть крошечным. Да и рядом со мной тоже.

– Артур, ты что, в самом деле не понимаешь? – Я не сдерживаю смешка. – Ты ведь знаешь, чего они хотят – тебя. То есть твоей руки. Даже если ты не справишься с заданиями Мерлина, ты все еще сын короля. А Мордред уже женат… так что теперь ты – самый желанный холостяк.

Артур как будто съеживается на своем стуле и склоняет голову, словно в самом деле надеется скрыть, как пылают его щеки.

– Но я не свободен. Я вернусь из Лионесса с Гвен.

– Я это знаю. – Я качаю головой. – Но они-то нет. И так даже лучше. У Мордреда было время их умаслить, у тебя такого преимущества нет. Так что пользуйся этим. Когда ты привезешь в Камелот Гвен, никто не станет возражать, все хотят присоединения Лионесса к Альбиону. Но если у дворцовых семей появится хоть один шанс, пусть и призрачный, с тобой породниться, они охотнее тебя поддержат.

Артур не перестает хмуриться.

– То есть я должен лгать?

– Тебе и не придется, – вздыхаю я. – Ничего не делай. Они верят в то, что ты подыскиваешь себе жену – королеву. Так пусть и дальше верят. Вот и все.

– А, то есть так же, как сделала ты, когда все вдруг начали говорить о том, что я победил целую орду драконов в одиночку? Или о том, что Великая Леди Мудрости спрашивала у меня советов на Авалоне? Она всего-то разок спросила, как пройти в уборную. И я ей подсказал.

– Это ли не совет? – отвечаю я, не поднимая взгляда от своих записей.

Артур не реагирует: смотрит в окно, которое выходит на леса к востоку от замка.

– Я не думал, что все будет… так, – признается он. – То есть я вообще не представлял, как все будет. Я и не думал о возвращении, но если бы и думал, то… представил бы все иначе.

– Как именно?

Он пожимает плечами, и на мгновение мне кажется, что у него нет ответа на этот вопрос. Но Артур продолжает:

– Как в историях. Знаешь, когда принца встречают с распростертыми объятиями, коронуют, и он становится щедрым и великодушным королем, который использует свою власть, чтобы помогать людям.

– В историях всегда все слишком просто, – отвечаю я. – В них власть короля безгранична и его все любят. Истории молчат о том, как король приходит к этой власти и что ему тоже хочется любви. Не рассказывают о том, что всегда найдутся недовольные и что всегда есть охочие до власти люди, которые только и ждут, чтобы отобрать ее. И каждый верит в то, что он – герой собственной истории.

Артур кивает, но взгляд его тяжел.

– Вот бы Гвен была здесь, – произносит он наконец, а потом смотрит на меня и улыбается. – Без обид, без тебя я бы совсем заплутал, и ты одна из моих ближайших друзей. Но…

– Ну да, целовать тебя так, как она, я не могу, – усмехаюсь я.

Он снова краснеет, а потом смеется.

– Разница есть, – бормочет он, и приходит мой черед краснеть.

Наш единственный поцелуй был неловким, рожденным из юношеского любопытства и того факта, что остальные вечно обращались с нами как с неопытными детьми. Он длился всего пару секунд, а потом мы оторвались друг от друга и смеялись, пока не надорвали животы.

Да, первый раз мне даже понравился, но Артур прав: сравниться с поцелуем любимого человека не может ничто. А мы с Артуром никогда не смотрели друг на друга так… иначе все было бы куда проще.