Глава 6

У Вари подогнулись ноги. Она осела на пол и скорчилась, подтянув колени к подбородку.

– Ва!

Нож полетел в сторону, а за ним – вынутые наушники. Сара скользнула к Варе, тронула за плечо, а в следующую секунду уже заталкивала ей в рот конфеты.

– Жуй, а я принесу глюкозу!

– В рюкзаке, – выдавила Варя.

– У меня тоже есть. – Сара выбежала из комнаты.

В кухне загромыхала посуда и зашумела вода. Варя не сомневалась: сестра все сделает правильно. Она знала повадки твари и умела загонять ее обратно, в тот темный генетический разлом, из которого та вылезала.

Вскоре сестра принесла большую кастрюлю, поставила ее на паркет и зачерпнула кружкой мутноватую жидкость – движения быстрые, но не суетливые. Приподняв Варю, Сара помогла ей выпить раствор. Первые глотки показались безвкусными, но потом рецепторы очнулись, и тошнотворная сладость заволокла рот. Осушив кружку, Варя в очередной раз подумала, какая же тварь странная.

Она засыпала от углеводов, поэтому Варе приходилось есть много сладкого. Впадала в ярость из-за солнца, поэтому Варя предпочитала ночной образ жизни. И крепла от стресса, поэтому Варя боялась жить по-настоящему: все же знают, что за светлой полосой обязательно последует темная, а если хочешь сохранить покой, твоя зебра должна быть серой.

А еще тварь носила мрачно-романтическое название – порфирия, или «болезнь вампира», но мрачного в ней было куда больше, чем романтического. Все, что она дала Варе, – это боль, непринятие себя и страх. Никакого бессмертия или невероятной привлекательности. Скорее наоборот.

Читая о случаях, когда «болезнь вампира» приводила к параличу, удушью или сумасшествию, Варя невольно представляла, что внутри нее тикает часовая бомба. А что хуже всего, очень редкая бомба даже в ряду других. Штучный экземпляр. По стечению обстоятельств и генов Варе достался самый нераспространенный вид порфирии: всего два-три случая на сто тысяч человек. Если одни люди с тем же диагнозом страдали от солнечных ожогов, а другие – от резкой боли в животе, то Варе достались все симптомы разом. В странной игре, где победой являлась смерть, ей выпали чертовски хорошие карты.

– Развела пятьсот грамм на два литра. Надеюсь, хватит, – сказала Сара. – Сильный приступ?

Варя прислушалась к себе. Тварь отступала, но оставляла после себя выжженные земли. Атаки всегда заканчивалась одинаково – полным изнеможением. Варя снова свернулась на полу, чувствуя себя ежиком-мутантом, иголки которого растут не наружу, а внутрь.

– Да так. – Она решила поберечь Сарины нервы. – Немножко пощекотало.

– Не ври. – У сестры дрогнул подбородок. – Я видела твое лицо. Мне чуть самой больно не стало.

– Средний, – призналась Варя. – Это был средний приступ. Случались и посильнее. Просто я отвыкла.

– Почему тварь вернулась?

– Не знаю. Может, из-за стресса.

– А он откуда взялся? – Сара подняла бровь.

Варя с недоумением посмотрела на сестру, а затем прокашлялась. Во рту по-прежнему ощущался приторный вкус.

– У меня вообще-то бывший умер. Юра. Ты что, забыла?

– Помню. – Сара закатила глаза. – Просто это странно. Ну честно, Ва, Юра был… В смысле вы были не так уж близки.

– Ты права, – помолчав, призналась Варя. – Приступ случился не из-за него. Не только из-за него. Я испугалась, когда потеряла тебя в толпе. Накрутила себя. А еще…

Она приподнялась на локте и глубоко вдохнула, по-прежнему сомневаясь, открывать ли Саре правду: Юра – не единственный бывший, чья жизнь внезапно оборвалась.

Варин взгляд зацепился за бело-желтые предметы, аккуратно разложенные на полу. Пока она боролась с тварью, останки никуда не исчезли. Значит, все это ей не привиделось. Можно было подумать, что в квартире проводились археологические раскопки – для полноты картины не хватало лишь лопаты и кисточки. В голове вспыхнуло свежее воспоминание: сестра сидит в окружении костей, сжимает нож в кулаке и раскачивается влево-вправо, будто в трансе.

«Опять кости, – с каким-то неопределенным, щемящим чувством подумала Варя. – Костлявый костюм. Костик».

– Что это? – Она кивнула на останки. – Еще один сюрприз, как клоун-убийца из шкафа?

– Нет. – Сара медленно покачала головой. – Я нашла их в коробке Чжан.

Варя глянула в угол, где лежали вещи мачехи, и нахмурилась. Похоже, сестра не врала. Одна из коробок – тот самый запретный плод, тщательно замотанный скотчем, – развесила по сторонам четыре картонных уха. Рядом валялся ком клейкой ленты.

– Мои слова для тебя ничего не значат? – Варя ощутила прилив гнева. – Я запретила тебе копаться в вещах Чжан. А ты что сделала?

– Ва, ну не сердись! – Сара сложила ладони в молитвенном жесте. – Мне опять приснился этот дурацкий сон, ну ты знаешь, будто я иду в туалет, и все так реалистично, просто жесть. Я проснулась и еле успела добежать. Зря выпила столько чая на ночь. – Сестра тараторила, не давая Варе начать читать нотации. – В общем, потом я зашла в кухню, увидела нож и вспомнила о коробке. Мне ужасно захотелось ее вскрыть и заглянуть внутрь! Я даже оправдание придумала. Ты запретила копаться в вещах Чжан, но не уточнила, что запрет действует постоянно. Ты сказала: «Ни сейчас, ни когда я уеду». Но то «сейчас» прошло, а ты еще не уехала. Понимаешь? Это логическая лазейка.

Варя подняла руку, призывая Сару остановиться:

– У меня голова кругом от твоей болтовни. Я не буду ругаться, просто пообещай, что это не повторится. Никогда.

– Клянусь! – Сара прижала ладонь к сердцу.

– Ну и… – Варя обвела «раскопки» взглядом, – что это значит? Зачем Чжан кости? И чьи они?

– Самой интересно! – В сестре бушевал азарт. – Ладно бы наша китаеза была врачом или ученым, но ведь нет, простая училка музыки.

Варя поморщилась:

– Опять китаеза? Серьезно, Сара, когда ты перестанешь так ее называть?

Сестра невинно улыбнулась.

– Никогда. И вообще, может, я впитала нетолерантность с молоком матери? Помнишь, она вечно смотрела всякое совковое старье? Ну типа «Варвары-красы». А иностранное кино не любила, особенно азиатское. Говорила, что не понимает его, а всякие китайцы-корейцы для нее на одно лицо. Вот у меня – то же самое.

Варя помнила о «совковом старье», но только со слов отца, и не сомневалась: у Сары тоже не было собственных воспоминаний о маме. Много ли может сохранить мозг четырехлетки? Вот Варина память, пожалуй, могла зафиксировать что-то ценное, но не потрудилась. У сестер было лишь то, что дал им отец. Жалкие крупицы, которых не хватало, чтобы утолить голод.

Варя догадывалась, почему ничего не помнит: злую шутку сыграла гибкая детская психика. Все воспоминания о маме отправились в папку «травма», а она – в самый дальний ящик подсознания. Варя читала, что подавленные воспоминания – отнюдь не редкость. В каком-то мудреном нонфике говорилось, что со временем они часто «выстреливают из-за угла»: одни люди начинают бояться микробов, другие занимаются саморазрушением, третьи душат котят в подворотнях. А у Вари проснулась тварь. Хотя порфирия – генетическая болезнь, она могла спать вечно и никак не проявляться, но что-то запустило часовой механизм бомбы.

– В общем, определились: нетолерантность у меня от мамы. А от папочки – острый ум. – Сара сунула телефон Варе под нос. – Вот, смотри, я уже кое-что нарыла.

– Ты сфоткала кости?

– Не просто сфоткала, а загрузила в Гугл и запустила поиск по картинке. По-моему, похоже, да? Судя по всему, вот эта продолговатая косточка – кусок челюсти оленя. Видишь, тут даже немножко зубов осталось.

Варя посмотрела на экран смартфона. Потом на пол, где лежала предполагаемая челюсть. Сходство и правда прослеживалось.

– Значит, это скелет оленя?

– Не целый. Тут девять костей. У него их больше.

– Может, охотничий трофей? – предположила Варя. – Чжан переехала из Техаса, а там вроде любят пострелять.

– Ага, и не только в зверей. – Сара изобразила выстрел. – Хорошая версия, но мне больше нравится такая: наша мачеха – чокнутая баба, которая без всякой причины хранит у себя косточки бедного животного. Брр, надеюсь, она не притащила к нам домой ничего подобного.

Переглянувшись, сестры одновременно передернули плечами. Кости выглядели безобидно и напоминали древесину, выбеленную морем, но все-таки их вид вселял тревогу.

– Ну ты как, Ва, получше? – Сара нежно провела по Вариному лбу, смахивая влажные пряди. – С тобой точно ничего не случилось? Может, Андрей чего-то наговорил?

– Нет, это не из-за него.

– А из-за чего?

– Ну, тут произошло кое-что, – неуверенно пробормотала Варя, – странное.

Лицо сестры приобрело настороженное выражение. Она заправила волосы за уши и кивнула, показывая готовность слушать.

– Помнишь Костика? – сдалась Варя.

– Котова?

– Да. В общем, он тоже умер. И это еще не все…

Варя медленно, чтобы не сбиться и не упустить ни одной детали, рассказала сестре о встрече со скелетом. О музыке из «Тьмы». О нелепой погоне. О том, как решила проверить, не мог ли Костя оказаться в Бостоне. Сара не перебивала.

Когда Варя закончила, сестра заглянула ей в глаза:

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– В том-то и дело, что у меня нет ни одного логического предположения, – выдохнула Варя.

Сара прикусила губу и пробормотала:

– Это был он.

– Не поняла.

– Это был Костя. Приходил к тебе. Ну, чтобы попрощаться.

– Ты знаешь мое отношение к мистике. – Хотя у Вари мелькала мысль о призраке, она не спешила сознаваться в этом ни сестре, ни себе. – Оно, мягко говоря, скептическое.

– А у меня скептическое отношение к твоему скептическому отношению, – с серьезным видом заявила Сара. – Так тебя, значит, из-за скелета накрыло?

– Нет. Не знаю. Просто я почувствовала… – Варя замялась и развела руками, – свою вину.

– И почему я не удивлена? – сестра тяжело вздохнула.

– Понимаешь, у них же не было ничего общего. Их ничего не связывало. Костю и Юру. Ничего, кроме меня и смерти. Я все не могу перестать об этом думать. Как будто они умерли из-за того, что оба со мной встречались. Знаю, это звучит глупо, но…

– Еще как глупо! Слушай, Ва, я поняла, отчего у тебя стресс. Оттого, что в башке – помойка. Выкинь на фиг все эти мысли! Тебе не в чем себя винить. Вообще. Не ты же их убила.

Варя отвела взгляд. Дождь прекратился, и плотные жалюзи не могли скрыть, как посветлело за окнами.

– Не ты же их убила? – повторила Сара, и на этот раз интонация была вопросительной.

– Нет. Конечно нет! – Варя встрепенулась.

– Ва, тебе надо успокоиться. – Сестра сжала ее руки. – Два мертвых бойфренда – это всего лишь одно большое совпадение. Даже не так. Крошечное совпадение. – Сара показала пальцами, насколько оно мало́. – Вот если бы умерли все, вообще все, с кем ты встречалась, тогда я бы еще поняла твои заморочки. Но это не так. Вспомни Захара. Да, вам было всего по тринадцать, но вы же типа встречались. Уверена, с ним все норм.

Варя еле сдержалась, чтобы не ударить себя по лбу. Как она могла забыть о Захаре? Почему не подумала, что нужно проверить всех бывших?

Из глубин памяти всплыло суровое мальчишеское лицо, почти затертое, оставленное в детстве, вместе с лазаньем по деревьям, разноцветными пластырями на исцарапанных коленках и возможностью каждый день видеться с сестрой. Эра до переезда. Эпоха до твари. Мифическое время.

Варя привыкла считать Костика бойфрендом номер один, если смотреть в хронологическом порядке, но первый поцелуй у нее случился с другим. С соседским мальчишкой, вечно носившим футболку с Кинг-Конгом.

Облупившийся принт был не единственной причиной, почему к Захару прилепилась кличка Конг. Коренастое мускулистое тело, приплюснутый нос и взрывной характер придавали мальчишке сходство со знаменитым кайдзю. Прозвище не бесило Захара – наоборот, он носил его с гордостью.

Конг ставил Варе подножки и бросал в нее грязные снежки, но не успел оглянуться, как стал держать за руку и неловко тыкаться губами в губы. Перемена произошла внезапно, в один день, в один миг.

Тогда, украв Сарин велосипед, Захар рассекал на нем по двору. Кривилось и петляло переднее колесо, ржали конговские дружки. Оставив хнычущую Сару на ветке под покровом листвы, Варя спрыгнула на асфальт, подобрала длинный прут и подбежала к Захару.

Столкнув Конга с велика, она хлестнула его по спине. Второй раз, третий. Варя прыгала из стороны в сторону, нанося удары, и Захар – крепкий, но неповоротливый – никак не мог ее поймать. А когда изловчился, заломил Варе руку, наклонился и рявкнул в лицо: «Ты из шисят пятой? Зайду за тобой в семь!» Освободил, отстранился. А вечером, действительно, позвонил в дверь – минута в минуту.

С тех пор Захар называл Варю «моя» и, хвастая мальчишескими бицепсами, обещал навалять любому, кто к ней полезет. Варя гордилась первыми отношениями, Сара супилась, отец ничего не замечал. А бабушка, в очередной раз приехав в Тушино из своего Алексеевского, заявила: «Тюрьма по нему, поганцу, плачет». Она сделала такой вывод не только по внешности Конга, но и после разговора с соседками. Все старухи района знали, что Захар пару раз разбивал мячом окна и подворовывал в магазинах. Вспыхнув, Варя заступилась: «Он футболист, скоро будет в молодежном составе». Взяли его или нет, она так и не узнала.

Варя попыталась вспомнить фамилию Захара – со скрипом, но получилось. В девяностой квартире жила семья Ивненко.

– Возьму? – Рука потянулась к мобильнику Сары: собственный лежал в спальне, и у Вари не хватило бы сил, чтобы добраться до него.

Она сомневалась, может ли назвать Захара бывшим парнем, но хождение за ручки и неловкие поцелуи все-таки что-то значили. Варя помнила, как потели ладони и трепетало сердце. Почему бы не убедиться, что Захар жив и здоров? Варя надеялась: если с ним все в порядке, непонятное чувство вины отступит.

Запросы в соцсетях не принесли результата: ни в одной из них не было Захара Ивненко. Пальцы, порхая над смартфоном, дрожали все сильнее. Сара сбегала в спальню, принесла Варин мобильный и тоже присоединилась к поискам.

– О нет.

Сестра округлила глаза и резко наклонила телефон, пряча экран. Импульсивный, необдуманный жест. Варя молча протянула ладонь, и Сара, немного помявшись, отдала мобильный. Руки у обеих тряслись, как от холода.

– Только не нервничай! – просила сестра. – Тебе нельзя.

Первое, что бросилось в глаза: видео сделано очень, очень плохо. Выезжали из углов байки и вылетали футболисты, явно нарисованные нейросеткой, а следом появилось море – затопило экран, вместе с ракушками, акулами и морскими звездами. Из воды вырос огромный кулак с трезубцем. Сверкнули молнии. Варя хотела спросить, зачем ей смотреть на это визуальное недоразумение, но тут появились кроваво-красные буквы: «Я знаю, любимый, ты в лучшем мире и круто отрываешься с Нептуном. Посвящается Захару Ивненко». Дальше шли две даты: рождения и смерти.

– Ва. – Сара забрала телефон и вгляделась в Варино лицо. – Пожалуйста, не волнуйся. Это вообще ничего не значит. Там нет ни одной фотки. Может, клип о другом Захаре.

– Нет, о нем.

Внутри разрасталось горькое и острое чувство. Будто Варя могла помешать чему-то плохому, стать преградой на пути зла, но не сделала этого. Она топталась на месте, когда нужно было ускорить шаг и вмешаться в судьбы людей. Написать. Позвонить. Спросить, как дела. Почему-то Варе казалось: если бы она больше общалась с Захаром, Костей и Юрой – с ними ничего бы не произошло. Они остались бы живы.

– Просто какое-то общество мертвых бойфрендов. – Сара нервно хихикнула. – Прости. Я глупая. Это глупо. Не слушай меня. – Она замахала руками.

– Они все умерли, Сар. – Варя покачнулась. – На самом деле. Все, с кем я встречалась.

– Ну не все! Андрей-то жив. Ты с ним сегодня болтала.

– Вчера, – обронила Варя.

Сердце рухнуло, будто спелое яблоко с дерева. Варя знала – не в глубине души, а на самой ее поверхности, – почему не подумала об Андрее. Осознанно или нет, она не причисляла его к бывшим. К Захару, Косте и Юре Варя испытывала чувства раньше, а к Андрею – прямо сейчас. Она еще не научилась думать об их отношениях в прошедшем времени.

Варя сама не заметила, как схватила телефон и нажала на вызов. Гудки, гудки, гудки… Она лихорадочно набрала сообщение, не придумав ничего лучше, чем спросить: «Ты где?» Мессенджер показал: доставлено, не прочитано. Пальцы все крепче сжимали телефон, глаза все внимательнее вглядывались в экран. Ответа не было.

«Общество мертвых бойфрендов», – эхом прозвучало в голове.

Загрузка...