Общественное порицание

Эндрю Нортон Бездарный маг

История любой профессии содержит в себе величайшие триумфы, от которых захватывает дух, и забытые поражения. Между этими двумя крайностями можно наблюдать личностей, не способных, по всей видимости, достичь высочайших вершин, но, однако же, и не барахтающихся беспомощно в безднах, которые разделяют эти самые вершины. В Нагорном Холлаке бывали маги, при публичном упоминании имени коих благородные лорды спешили рассыпаться в реверансах. Что они говорили приватным образом — оставалось, при некоторой удаче, их личным делом. При некоторой удаче — ибо никто не мог быть вполне уверен в происхождении вечерних теней, кружащих у очага, или даже в родословной паука, ткущего в углу свою паутину. (Такая неопределенность временами угнетающе действует на нервную систему).

Но попадались также маги и чародеи, стоящие весьма близко к противоположному краю социальной лестницы, едва сводившие концы с концами и обитающие в хибарах-развалюхах, окруженных непривлекательными болотами. Некоторые же опускались до проживания в пещерах, где беспрестанно капала вода и стены были испещрены пометом летучих мышей — украшение, без которого вполне можно обойтись. Клиентурой таких магов были окрестные крестьяне, приводившие на исцеление прихворнувшую корову или захромавшую лошадь. Корова… лошадь… — когда человек, посвятивший себя магии, должен был по праву вершить судьбы племен и народов, загребать сокровища из казны сюзеренов, жить в поместье, надежно охраняемом по ночам тварями, что сопят под дверями и удерживают незадачливых визитеров внутри их келий от заката до рассвета — или наоборот, в зависимости от привычек визитера. У колдунов, среди гостей, желательных или нежелательных, встречается весьма разномастная публика.

У колдунов нет возраста. А долгая жизнь в протекающей и битком набитой летучими мышами пещере делает человека мрачноватым. Впрочем, народ, идущий в чародеи, как правило, не бывает особо приятным в общении. Людям этой профессии свойственен несколько угрюмый взгляд на жизнь.

А Сайстрэп считал, что он слишком долго живет в пещере. Давно минуло время, по истечении которого он должен бы уже стать обладателем хотя бы небольшого поместья на вершине холма, если уж не замка его грез. В пещере Сайстрэпа определенно не было никаких сокровищ, но он упорно отгонял мысль, что их там может никогда и не оказаться.

Загвоздка заключалась в слабости сайстрэповских заклятий, слабости, которая роковым образом сводила на нет все его амбиции. Нельзя сказать, что все обстояло совсем уж плохо — в течение суток эти заклятия действовали прекрасно, при условии затраты максимальных усилий на их сотворение. Сайстрэп достигал настоящего мастерства в применении некоторых видов заклинаний, но когда их действие кончалось, гнетущая слава неудачника снова обрушивалась на него. Было от чего прийти в отчаянье.

В конце концов он смирился со своими ограниченными возможностями и принял их за исходную точку рассуждений в попытке разработать метод, позволивший бы ему извлечь пользу и из недолговечного заклятья. Для этого требовался помощник. Но в то время как прославленные колдуны могли подбирать себе учеников по своему усмотрению, полу неудачнику, вроде Сайстрэпа, приходилось довольствоваться весьма ограниченным рынком рабочей силы.

Недалеко от его пещеры обитал пейзанин, имеющий двух сыновей. Старший полностью оправдывал усилия, затраченные его папашей на воспитательный процесс, и был настолько образцовым юношей, что приводил в бешенство всех соседских погодков, которым его вечно ставили в пример. Он радостно трудился от зари до зари, никогда не тратил серебряной монетки там, где можно было обойтись медным грошем, — словом, был в своем роде монстром.

Однако братец его был оболтусом, от которого любой родитель стремится избавиться как можно скорее с хулой на устах и с радостью в душе. Любимым его занятием было валяться в стоге сена и пялиться на облака — понимаете ли — на облака! Попытки приучить его к полезному труду приводили в результате к сломанным инструментам и к полному разорению и разрушению того, что как раз и предполагалось сделать. К тому же, кроме всего прочего, он не умел отчетливо и ясно говорить, а бормотал что-то там таким тонким голоском, что ни один разумный человек понять его не мог, впрочем, никто и не хотел.

Именно это последнее обстоятельство и привлекло внимание Сайстрэпа. Власть колдуна зиждется на заклятиях, и большинство из них должно произноситься нараспев и громко, дабы произвести должный эффект — хотя бы и на короткое время. Почти немой ассистент, который не смог бы выучить и одной логической фразы, чтобы впоследствии начать свое собственное дело, был лучшей кандидатурой.

Таким образом, в одно прекрасное утро Сайстрэп возник из внушительного клуба дыма в самом центре ячменного поля, где крестьянин как раз вознаграждал свое чадо за сломанную мотыгу. Дым очень впечатляющим образом клубился в небе, когда из-под его покрова явился Сайстрэп. И крестьянин отпрянул назад на шаг или два, имея вид удивленный и пораженный, как то и приличествовало случаю. Удовлетворенный Сайстрэп нашел это благоприятным знамением и приготовился к сделке.

— Приветствую тебя, — сказал он проворно.

Он уже давно понял, что длительные окольные переговоры не для мага с недолговечными заклятиями. Лучше всего перешагнуть через первые невразумительные околичности и приступить сразу к делу.

Но, разумеется, он не забыл о создании надлежащей атмосферы в месте действия. Несколько небрежных пассов, и прямо из воздуха возникли две яблони, не очень, правда, большие, не выше самого мага (спешка, спешка — что поделаешь), но ветви их были усыпаны плодами. И, в качестве завершающего штриха, небольшой дракон выныривал из небытия в бытие и обратно, пока пейзанин не обрел голос.

— Прекрасное утро для полевых работ, — продолжил Сайстрэп.

— Да, было… — ответил крестьянин неуверенно. Магия в лесу или в пещере — это одно. Но магия прямо в центре колосящегося ячменного поля — это уже другое. Дракон исчез, и трудно было теперь присягнуть — а был ли он вообще, но проклятые деревья все еще торчали там, где — вот незадача — как раз был один из лучших участков пажити.

— Како… э-э… чем могу служить тебе, мастер… э-э, мастер?

— Сайстрэп, — изящно вымолвил колдун. — Я твой ближайший сосед, мастер Ледизвел. Хотя ты так занят возделыванием сей плодородной нивы, что, может быть, об этом и не подозревал до сих пор.

Мастер Ледизвел перевел взгляд с деревьев на колдуна. Он слегка нахмурился. Известно — чародеи да всякие там благородные лорды — народ прыткий и так и норовят взять побольше, а отдать поменьше. Мысль о том, что он живет по соседству с одним из этих проныр, не приводила его в восторг. И он определенно не набивался на нынешнюю встречу.

— Ну, конечно же нет, — ответил Сайстрэп на его мысль. Пора было немного осадить деревенского дурня и дать ему понять, с кем он имеет дело. — Я появился просить твоего содействия в небольшом дельце. Мне нужна пара молодых ног, пара сильных рук и крепкая спина — для помощи по хозяйству. А этот парень, — он впервые бросил взгляд на младшего сына крестьянина, — как он насчет пойти в услужение? Не думал об этом?

— Этот? — пейзанин хрюкнул. — Да какой же дурак его возь…

Он остановился на полуслове. Если колдун ничего не знает о профнепригодности его глупого сына, то с какой стати ему-то выдавать маленькие семейные тайны?

— А на какой срок в услужение? — быстро спросил он. А вдруг удастся спихнуть этого увальня на какое-то время? Это было бы выгодной сделкой.

— Срок обычный — один год и один день.

— А возмещение, мастер Сайстрэп?

— А во что ты сам его ценишь?

— Ну, в нынешнем сезоне пара умелых, работящих рук… — Ледизвел поспешно отфутболил подальше сломанную мотыгу, надеясь, что маг ее не заметил, равно как и не слышал его недавних слов, обращенных к сыну.

— Этого достаточно? — Сайстрэп сделал рукой широкий, царственный жест, и на поле возник прекрасный конь.

Ледизвел захлопал глазами.

— Вполне достаточно, — быстро согласился он. Он протянул ладонь, и Сайстрэп шлепнул по ней своей, завершая сделку.

Затем колдун сотворил еще несколько пассов, и облако дыма окутало его и его нового слугу. Когда дым рассеялся, оба исчезли, а Ледизвел поспешил накинуть на коня уздечку.

На рассвете следующего дня его настроение несколько омрачилось, когда, зайдя в конюшню проверить, как поживает его последнее приобретение, он не нашел там никакого коня. На полу валялась уздечка, рядом с ней сидел кролик и жевал солому.

«В конце концов, — подумал Ледизвел, — я не обязан целый год и один день кормить и одевать этого бездельника, так что я все равно в выигрыше».

Сайстрэп в своей пещере сразу стал приучать нового слугу к полезному труду. Для него этот Иоахим был лишь орудием, лишенным своей воли. И чем скорее из него можно будет извлечь пользу, тем лучше. Надо было только с самого начала выбить у него из головы всякий вздор насчет потайных комнат, набитых сокровищами и вещами, которые сами тебе служат. Все это, конечно, хорошо в минуты отдыха, как, скажем, выдержанное вино, но в работе только мешает.

Для Иоахима было сварено зелье, и он его выпил. Затем маг частично провел, частично протащил его по сложной системе черных и красных линий, нарисованных на шероховатом каменном полу. Когда наконец Сайстрэп был удовлетворен обрядом посвящения, он устало рухнул на свой гамак, предоставив съежившемуся Иоахиму отсыпаться на постилке из папоротника-орляка.

Колдун проснулся рано на рассвете и снова развил бурную деятельность. Иоахиму было позволено в спешке проглотить весьма непривлекательный завтрак, состоявший из ягод и сушеных корней, и все это под беспрестанные понукания, так что пару раз он чуть не задохнулся. Затем они воспользовались услугами транспортного облака и возникли из него недалеко от Рыночного Перекрестка, что близ Дэлоу Хилл. То есть, на сторонний взгляд, из облака шагнул мужчина, одетый в серую шерстяную тунику и ведший за собой прекрасного игривого жеребца-двухлетку. Жеребенок был по-настоящему хорош, заранее много обещая в будущем по всем своим статьям. Никто — ни лорд, ни простой смертный не могли отвести от него глаз. И был он продан по всем правилам, хотя покупателей не пришлось зазывать долго. За жеребенка дали кошель, набитый серебряными монетами достаточного веса, для того чтобы оттянуть пояс продавца самым согревающим душу образом.

Жеребенок был введен в дом покупателя и продемонстрирован домочадцам как пример завидной сделки. Но когда взошла луна, из сарая, оставив стойло и аккуратно прикрыв за собой дверную защелку, выбрался Иоахим. Он потащился на дальний конец пастбища, где его нетерпеливо поджидал Сайстрэп.

Эту игру они успешно повторяли еще несколько раз. Сайстрэп обращался с Иоахимом достаточно хорошо — хотя относился к нему более как к настоящей лошади, чем к человеку. И в этом он допустил ошибку. Хотя Иоахим выглядел глуповатым и страдал дефектом речи, ум его был достаточно развит. Он учил и запоминал все, что говорил и делал его хозяин. И в глубине его души зажглась честолюбивая искорка. Раньше, в пределах отцовских владений, у него просто не было материала для проявления амбиций. Как он ни старался, старший брат все равно обставлял его по всем пунктам, причем не прилагая никаких видимых усилий. Но здесь был иной мир. не имеющий ничего общего с фермой.

Затем случайно он выучил нечто, о чем даже Сайстрэп не знал. А именно — некоторые заклятья не обязательно было произносить вслух.

Хозяин послал его собирать травы для какого-то зелья. Место, где росли нужные злаки, было диким, там редко ступала нога человека. Зато были хорошо утоптанные тропы мохнатых четвероногих охотников.

Несмотря на дикость и запустение, окружавшие его, Иоахим был вполне счастлив оказаться в одиночестве на открытом воздухе. Ибо сейчас он по-другому ценил комфорт сельского жилища (невзирая даже на едкие усмешки отца и брата, отравлявшие ему жизнь) и находил пещеру слишком сырой и отвратительной. Кроме того, оказалось, что он тоскует по полям гораздо больше, чем он мог себе раньше представить. Казалось, прошло очень много времени, с тех пор как у него выпадала возможность просто валяться на спине, наблюдать за медленно плывущими по небу облаками и грезить о том, что было бы, если бы он обладал колдовским сокровищем или родился в семье знатного лорда.

Но сегодня он больше был занят осмысливанием сайстрэповских дел, а не созерцанием облаков, как в былые времена. Про себя он повторял слова, которые маг использовал для заклятий. К этому времени по крайней мере оборотное заклятие было ему не менее знакомо, чем собственное имя. Легкий шум заставил его обернуться. Желто-зеленые глаза снежной рыси глядели прямо на него. Кошка напружинила тело перед броском, и Иоахим понял, что видит свою собственную смерть, крадущуюся на четырех лапах. Он сконцентрировался без всякой уверенности, получится ли, и вообще, что и как.

Снежная рысь исчезла! На склоне извивалась амбарная крыса.

Иоахим задрожал. Он протянул руку, чтобы удостовериться в реальности происходящего, и крыса, завизжав, поспешила убраться. А может быть, это какая-нибудь ловушка, подстроенная Сайстрэпом, чтобы запугать его? Это можно проверить. Иоахим глянул на свое собственное тело. Попытаться? Он снова сконцентрировался.

Мягкий мех, лапы с когтями — он стал снежной рысью! Не вполне веря себе, он сделал несколько прыжков вперед, по направлению к гребню гряды. Затем резко остановился у скалы и промыслил обратное заклинание. Он снова стал человеком и был слегка напуган своей собственной дерзостью.

Потом страх превратился в гордость. Впервые в жизни у него была причина испытывать это чувство. Он стал чародеем! Но только частично. Одно усвоенное заклинание еще не делает человека настоящим магом. Он должен еще учиться и учиться, и в то же время скрывать от Сайстрэпа свою тайну, если удастся. Относительно этого последнего у него были серьезные сомнения, угнетавшие его душу на обратном пути к пещере.

Плохо было то, что Сайстрэп при нем никаких других заклинаний не произносил. А несколько отрывков, которые он извлек из рассеянного бормотания колдуна, ничему толковому служить не могли. Сайстрэп полностью сосредоточился только на том, что, как он полагал, было лучшим применением способности менять обличье.

— Ярмарка в честь сбора урожая в Гарт Нэйгисе, — сказал он Иоахиму, главным образом из желания продемонстрировать свою мудрость хоть одному живому существу. — Есть шанс неплохо подработать. Мы должны предоставить товар попривлекательнее. Жаль, нельзя тебя превратить в сундук с драгоценностями. Его содержимое можно было бы продать более, чем одному покупателю. Только вот когда заклинание перестанет действовать…

Он засмеялся несколько зловеще и игриво ткнул Иоахима под ребро символом своей профессии — магическим жезлом.

— …ты окажешься слишком уж рассеянным по всей стране, трудно будет тебя собрать.

Он глубоко задумался, ковыряя в зубах большим пальцем.

— Я полагаю, корова — хорошая приманка только для крестьянина. — Он оценивающе вглядывался в Иоахима. — А с лошадями мы уже достаточно поработали — вдруг там окажется кто-нибудь с хорошей памятью… Ага!

Он стукнул жезлом по скале.

— Обученный охотничий сокол, такой, что один его вид развяжет мошну самому скупому лорду!

Иоахиму все это было не по душе. Что правда, то правда, до сих пор все трюки Сайстрэпа проходили гладко. Он без особых затруднений выбирался из хлевов и конюшен, когда заклинание переставало действовать. Но поместья и замки охраняются гораздо сильнее, и ускользнуть оттуда будет нелегко. Затем он подумал о своей тайне. Конечно, в назначенное время он перестанет быть соколом, но это еще не значит, что он обязан превращаться в человека — фигуру слишком заметную.

Ярмарка в Гарт Нэйгисе была из важных. Иоахим в обличье сокола жадно глядел по сторонам со своего шестка, притороченного к Сайстрэпову седлу. Прекрасную птицу заметили, и торговцы подходили поторговаться. Но Сайстрэп заломил настолько высокую цену, что все только качали головами, хотя один или два зашли так далеко, что даже пересчитали серебряные монеты в своих кошельках.

Около полудня к Сайстрэпу подъехал всадник, на одежде которого красовался герб лорда Танхефора — Крестообразный Ключ.

— Прекрасная птица, пожалуй, в самый раз для нашего лорда. Хозяин, думаю, будет не прочь поглядеть на нее.

И Сайстрэп поехал вслед за слугой к той части поля, где стояли палатки, воздвигнутые для удобства, благородных посетителей ярмарки. Сюда они вызывали к себе торговцев с нужным им товаром.

Лорд Танхефор оказался человеком среднего возраста, и у него не было сына, которому можно было бы оставить после себя родовой щит. Но его дочь, леди Джулия, сидела по его правую руку. Поскольку она была наследницей огромного состояния, то в ее распоряжении находилась неплохая коллекция юных лордов, роившихся вокруг и претендующих на ее внимание. Она же была обходительной со всеми и никого не выделяла.

Она была маленького роста, хрупкая, и не будь она наследницей, возможно, никто и не усмотрел бы в ней красоты. Но ее улыбка могла согреть сердце мужчины (даже если он забывал про золото и земли, стоящие за ней), а ее глаза интересовались всем, что ее окружало. Как только Иоахим глянул на нее, он уже не мог глядеть ни на что другое.

Это же относилось и к Сайстрэпу. В его мозгу молнией полыхнула мысль, что, кроме утомительных заклинаний, есть и другие пути, с помощью которых можно заполучить поместье или замок. Одним из таких способов была женитьба. Он не сомневался в том, что, получив доступ к юной леди, он завоюет ее расположение. Разве он не был чародеем, знакомым с тонкостями, о которых и не подозревают вздыхающие вокруг нее болваны?

Запланированное им надувательство тоже можно будет пустить в ход. Ведь если он продаст Иоахима ее папаше, а птица, ясное дело, исчезнет и вернется к нему, то тогда у него будет предлог быть допущенным в собственные покои леди — в качестве благородного возвратителя потерянной птицы, ну а дальше последуют иные трюки. Под предлогом возвращения заблудшей птицы он сможет открыть все двери.

— Отец! Посмотри, какой сокол! Это царская птица! — воскликнула леди Джулия, как только увидела Иоахима.

Он ощутил в себе гордость, хотя она видела его в птичьем облике, но все равно такая оценка была приятна. Затем его настроение круто изменилось. Если только она увидит его в настоящем обличье, она быстро отвернется.

Лорду Танхефору птица понравилась не меньше, чем его дочери, и он быстро сговорился с Сайстрэпом о цене. Перед тем как пересадить сокола на кожаную перчатку сокольничего лорда Танхефора, колдун быстро прошептал птице на ушко:

— Этой же ночью быстро возвращайся!

Иоахим все еще глазел на леди Джулию и не обратил на этот приказ должного внимания. В тот миг он рассуждал о том, почему ему не хочется прибегать к новым трюкам с преображениями, чтобы иметь возможность приблизиться к леди Джулии. Он не долго любовался девушкой, ибо сокольничий отнес его в замок. Иоахим сидел на шесте в вольерах и ничего не видел, потому что на голову его надели колпак, как обычно делают, дабы птица в темноте привыкала к новому месту и ощутила его как свой дом. Он мог слышать беспокойную возню других ястребов и шум большого хозяйства. Он размышлял о том, как это Сайстрэп представлял себе — каким образом можно выбраться из такого места в человеческом облике. Может быть, у него был в запасе какой-нибудь план со всякими магическими штучками?

Иоахим попал в точку. Колдун знал, что его превратившийся в человека сокол не сможет так же легко вырваться из вольеров, как из крестьянского сарая. Он не верил, что у его ассистента хватит мозгов придумать какой-либо толковый план. И вообще, нужно быть предельно осторожным в деле освобождения Иоахима. Нельзя позволить, чтобы в то время, как он собрался очаровывать леди Джулию, поползли бы всякие слухи про колдовство. Сайстрэп укрылся в рощице близ замка и ожидал появления Луны.

Однако к закату на небе собрались облака и стало ясно, что Луны этой ночью не будет. Сайстрэп понял, что задуманное им колдовство срывается, но оставалась надежда использовать в своих целях надвигающуюся грозу. Если бы только точно знать, когда произойдет превращение. До сих пор время трансформации его не интересовало. Если бы это не затрагивало его планов покорения леди Джулии, то ему и вообще было бы плевать, что там станется с Иоахимом. Деревенских дурачков можно набрать сколько угодно. Но в данном случае речь шла о его собственной шкуре. Если у лорда Танхефора возникнут подозрения насчет колдовства, он тут же обратится к какому-нибудь могущественному чародею с просьбой о защите.

Сайстрэп, несмотря на все свое самоуважение и всю свою самовлюблённость, нисколько не заблуждался относительно того, насколько ужасен для него будет такой вариант.

Он не мог усидеть спокойно и нервно расхаживал туда-сюда, пытаясь угадать нужный момент. Слишком поспешить будет так же гибельно, как и опоздать. Заклятие для транспортного облака не может держаться долго, и если Иоахим сразу не попадет под его покров, то, значит, этой ночью Сайстрэпу его уже не вытащить. Он грыз ноготь на большом пальце, мысленно проклиная начавшийся дождь.

В службах замка этот же дождь вынудил слуг перенести клетки с соколами во внутренние помещения. Иоахим услышал шаги в вольерах, голоса сокольничьего и его помощника. Время превращения приближалось. Он беспокойно заерзал на шесте, и привязанные к его лапкам колокольчики зазвенели. Шаги приближались и приближались и… — превращение свершилось!…

Внезапно он обнаружил себя стоящим на своих двоих и мигающим от яркого света фонаря, который держал перед ним сокольничий. Последний широко раскрыл рот, явно намереваясь поднять тревогу. Иоахим сконцентрировался на своем обратном заклинании.

Перед сокольничим извивалась, рыча, снежная рысь, и он, не потеряв присутствия духа, запустил в страшного зверя фонарем. Затем оба бросились в разные стороны. Иоахим огромными прыжками пытался добраться до внешней стены замка. Она была слишком высока, чтобы ее перепрыгнуть, и он помчался вверх по лестнице, ведущей к узкому карнизу у вершины стены, предназначенному для защитников замка. Слышались крики, кто-то бросил в него факел и чуть не попал. Иоахим прыгнул на стражника, нацеливавшего в него копье, сбил его с ног и помчался дальше. Но впереди себя он увидел целую группу охранников с натянутыми до упора луками. Он сконцентрировался…

На стене больше не было рыси — вообще никого! Вооруженные стражники поспешили вперед, тыча копьями в каждую тень, все еще не веря, что зверь исчез.

— Колдовство! Быстро доложите господину! Здесь колдовство!

Стражники кинулись в замок, оставив несколько патрулей. Люди стояли кучками по два, по три — никто не испытывал желания прогуляться в одиночку в ночной темноте, когда рядом бродят спущенные с цепи темные силы. Гроза разразилась в полную мощь, через стену потоками лилась вода, которая смывала все на своем пути и смыла, в частности, никем не замеченное золотое колечко, увлекши его в водосточный желоб, по которому оно прокатилось, чтобы под конец упасть на мокрую землю внутреннего садика, где леди Джулия и ее девушки выращивали разные травы и цветы. Здесь оно и осталось лежать под мокрыми ветвями розового куста.

Когда лорд Танхефор услышал доклады сокольничего и стражников, он согласился, что, ясное дело, сокол был заколдован и что все это какие-то чародейские происки, направленные против замка. Он затем распорядился, чтобы один из его герольдов скакал день и ночь к ближайшему магу, пользующемуся заслуженной репутацией, «и которому он выплачивал гонорары, имея в виду как раз такие вот случаи. Тем временем он приказал принять все меры предосторожности внутри замка, запереть ворота и не открывать их до возвращения герольда.

До Сайстрэпа дошли утренние слухи и толки на ярмарке, где каждый теперь поглядывал на соседа с подозрением и спешил побыстрее упаковать свой товар и отправиться восвояси, хотя официально ярмарка еще не была закрыта. Если уж объявилось по соседству колдовство, то кто знает, где оно ударит в следующий раз. Лучше уж быть от него подальше, хотя бы и не успев набить кошелек должным образом. Лорд послал за чародеем, и если начнется свара — магия против магии — то все, что угодно может перепасть на долю ни в чем не повинного зеваки. Магия не разбирается, в кого ударить.

Однако Сайстрэп не оставил свои планы относительно леди Джулии — уж больно они были заманчивы. Здравый смысл даже теперь не смог поставить преграду его безумным помыслам. Он снова нырнул в свое укрытие и начал обдумывать новые планы, отбрасывая после некоторого размышления один за другим.

Леди Джулия, прогуливаясь по своему садику, наклонилась, чтобы сорвать освеженную дождем розу, и заметила блеск в грязи у основания ее стебля. Заинтересовавшись, она выкопала из грязи золотое кольцо, которое скользнуло ей на палец, казалось, по своей собственной воле.

— Откуда оно взялось? — Она подняла руку и в сиянии свежего, омытого дождем утра наслаждалась блеском кольца, радуясь удачной находке. Поскольку все ее девушки отрицали, что они что-то потеряли, она решила, что кольцо лежало в земле многие годы и только прошедший дождь вымыл его из почвы и, таким образом, она может оставить его себе.

Прошло два дня, три, а герольд не возвращался. Лорд Танхефор все еще не разрешал открывать ворота замка. Ярмарочная площадь опустела. Сайстрэп, загнанный в грязное логово в лесу, изгрыз ногти на руке до основания. Только фанатичное упрямство удержало его на месте.

В башне юной наследницы никто не подозревал о том, что ночами кольцо увеличивалось в размерах, превращалось в мышь и питалось крошками со стола молодой леди. Иоахим сознавал, что он ведет весьма опасную игру. Было бы гораздо лучше вновь обрести перья и крылья и, сделав несколько взмахов крыльями, убраться подальше от замка. Но он не мог заставить себя сделать это.

Всю жизнь леди Джулию обхаживали толпы льстецов, но она была умной девушкой и обладала достаточным чувством юмора, чтобы не дать вскружить себе голову. Она была одновременно добра и учтива. Снова и снова Иоахим испытывал искушение принять настоящий облик и рассказать ей свою историю. Но она редко бывала одна, а когда бывала, то он не мог осмелиться. Кто он такой — неуклюжая деревенщина. Он не способен и на простейшие полевые работы, не может даже нормально говорить. Он был уверен, что, как только он перед ней предстанет, она тут же позовет стражу. И он даже не сможет им ничего рассказать так, чтобы они поняли.

После первой ночи он не остался мышью, а вышел на балкон и, прячась в самой густой тени, превратился в человека. Он думал о своей речи и о том, как трудно ему придавать звукам такую форму, которую придают им другие люди. И он практиковался произносить шепотом те странные звуки, которые бормотал Сайстрэп, хотя временами ему казалось, что он неминуемо сломает язык от этих упражнений. Он произносил их не для того, чтобы послушать, как звучит его голос. К рассвету он с радостью убедился, что он таки научился говорить гораздо более четко, чем раньше.

Сайстрэп в своем лесном убежище придумал все же план, как ему попасть в замок. Если затем он сможет остаться хоть на пару минут наедине с леди, то дело в шляпе. Он сможет навязать ей свою волю, и все пройдет так, как ему хочется. Он видел отъезжающего за колдуном герольда и сознавал, что времени у него в обрез.

Ворота продолжали держать закрытыми, но для птиц стены не помеха. А голуби вьют свои гнезда в башнях и среди крыш. На четвертый день Сайстрэп обрел перья и присоединился к ним.

Они кружились вокруг башен, ворковали, заглядывали в окна и чистили перья клювами на балконах и подоконниках. В своем садике леди Джулия разбрасывала для них корм, и Сайстрэп, пользуясь случаем, приземлился у ее ног.

С магией дела обстоят так: если ты коснулся ее хотя бы кончиком пальца, то уже тем самым ты приобрел свойства и силы, обыкновенному человеку недоступные. Кольцо-Иоахим узнало голубя-Сайстрэпа. Сначала он подумал, что хозяин явился, чтобы отыскать его. Затем он заметил, что голубь-колдун ходит у ее ног туда-сюда, выписывая на земле некую сложную схему.

Иоахим не ведал, что станется, когда Сайстрэп завершит свое магическое действо, но он справедливо опасался худшего. Он ослабил свое объятье вокруг пальца юной леди и скатился вниз, приземлившись прямо на одну из линий, которые голубок выписывал с превеликим тщанием.

Сайстрэп глянул на кольцо и узнал его. Именно в этот миг Иоахим был ему на фиг не нужен, но он был, конечно, потрясен, узнав своего глупого ученика в такой маскировке. Однако за двумя зайцами не гонятся, а если ему не удастся завершить начатое заклинание, то второго такого случая не выпадет. Иоахимом можно будет заняться попозже, закончив главное дело. И резким ударом клюва он отшвырнул кольцо подальше.

Иоахим закатился за розовый куст. Затем он выпрыгнул из-за него уже в виде здоровенного кота, ступающего мягкими, бархатными лапами. Он прыгнул, и в его клыках дико забился голубь.

— Брось его, жестокая тварь! — леди Джулия ударила кота. Но, продолжая сжимать челюсти, Иоахим увернулся и помчался во внутренний двор.

Тут, обнаружив, что челюсти его впиваются уже не в голубя, а в рычащего пса, вдвое превышающего его размерами, он разжал клыки. Он отпрыгнул от Сайстрэпа, вскочил на огромную бочку и там, отрастив себе клюв, когти и крылья, закружился вокруг прыгающего, брызжущего слюной пса, яростно пытавшегося до пего добраться.

Пес исчез, и на его месте возникла тварь прямо из кошмара, наполовину покрытая чешуей, с кожаными, перепончатыми крыльями, несравненно более мощными, чем у Иоахима, и извивающимся как хлыст хвостом, заканчивающимся ядовитыми шипами. Тварь по спирали взмыла в небо вслед за соколом.

Возможно, Иоахим смог бы уйти от погони, если бы направился в открытые просторы. Но он чувствовал, что Сайстрэп домогался отнюдь не возвращения заблудшего ученика в свое услужение. Он нацеливался на леди Джулию и, следовательно, предстояло сражаться.

От монстра исходило излучение силы такой концентрации, что Иоахим ослабел. Его скудные познания в магии не шли ни в какое сравнение с возможностями Сайстрэпа. Он отчаянно захлопал крыльями и сел прямо на крышу башни леди Джулии, превратившись снова в человека, и почувствовал, что скользит вниз. Над ним кружил грифон, и, казалось, его вполне устраивал такой исход — смерть Иоахима при падении на камни вымощенного внутреннего двора.

Иоахим последний раз собрал свою силу.

Он упал на землю в виде серого камешка. Сайстрэп не смог заметить такую маленькую и темную штучку. Камешек подпрыгнул на булыжниках и закатился в трещину.

Сайстрэп тем временем решил обратить поражение в победу. Он устремился во внутренний двор с явным намерением похитить леди Джулию и унести ее прочь. Камешек выкатился из трещины и превратился в Иоахима. Он выпрямился во весь рост и с голыми руками бросился на чудовище. На этот раз он ясно и громко прокричал слова заклинания, которые возвратили Сайстрэпу его первоначальный облик. Сцепившись с колдуном, он изо всех сил придавливал его к земле, стараясь одной рукой заткнуть ему рот, чтобы тот не смог произнести заклятия.

В этот момент во двор ворвался герольд на своем коне в окружении слуг лорда, из тех, что не боялись оказаться между молотом и наковальней противоборствующих заклятий. (Но держались они, однако, на безопасном расстоянии).

Лорд Танхефор, стоя в дверях зала, куда он затащил свою дочь, выкрикивал приказания. Герольд высыпал на борцов содержимое шкатулки, с которой он возвратился от известного мага (цена — один рубин и два топаза средних размеров). Послышался удар грома, последовала ослепительная вспышка, и Иоахим выкатился из клуба дыма, вслепую нащупывая дорогу. В противоположную сторону выбежал жирный черный паук и был тут же проглочен петухом.

Обрадованные, что наконец-то им в руки попалось нечто, имеющее нормальное обличье, нечто осязаемое и реальное, что можно было обвинить во всех неурядицах, стражники тут же схватили Иоахима. Когда он попытался использовать заклинание, оно не сработало. Затем леди Джулия произнесла царственно:

— Оставьте его! Это он напал на чудище, чтобы защитить меня. Пусть он нам расскажет, кто он такой…

— «Пусть расскажет, — подумал Иоахим в отчаянье. — Но ведь я не могу!»

Он удрученно посмотрел на леди Джулию, но она глядела на него с таким жадным вниманием, что он решил, по крайней мере, попытаться. Пока он облизывал пересохшие губы, леди Джулия спросила подбадривающе:

— Скажи сначала, как тебя зовут?

— Иоахим, — прохрипел он жалко.

— Ты чародей?

Он покачал головой.

— Только чуть-чуть, моя госпожа.

Он так горел желанием, чтобы она узнала всю правду, что забыл про свой запинающийся язык и вообще про все на свете, кроме своей истории. И он излился потоком слов, которые каждый мог понять.

Когда он закончил, она захлопала в ладоши и воскликнула:

— Какая прекрасная история! Я полагаю тебя достойным таких деяний — неважно, чародей ты или наполовину, или только на треть, или даже на четверть, — но ты определенно человек, на которого можно положиться, Иоахим. Я хочу узнать тебя получше.

Он улыбнулся несколько робко. Про себя же поклялся, что, хотя, возможно, с магией и покончено, но все равно — любой, кого леди Джулия назвала таким человеком, может гордиться. На этот раз фортуна ему улыбнулась. Но если он еще раз залезет во всякие магические штучки, то результат может быть прямо противоположный.

И в этом сказалась его мудрость — и позже он не раз имел случай ее продемонстрировать при разных оказиях. Иоахим в этот час твердо ступил на путь, ведущий к успеху, и больше уже с него не сворачивал и назад не оборачивался.

Что касается петуха, то он, почувствовав сильнейшую боль в своем нутре, принужден был паука отрыгнуть.

Как велик был моральный и физический ущерб, нанесенный Сайстрэпу прихотью капризницы Фортуны, никто никогда не узнал, ибо маг с тех пор сгинул без следа. Больше его не встречали.