Общественное порицание

Эндрю Нортон Наследие Сорновой Топи

Вдоль восточной стены Клавенпорта, стоящего на берегу Моря Осенних Туманов… — однако, добрые люди, зачем я буду начинать эту историю так, как это делают барды. В конце концов, у меня нет арфы, чтобы побренчать на ней в надлежащих местах. И опять же это не вполне та история, которые рассказываются знатным лордам, коротающим зимние вечера в каминных залах своих замков. Значит, начнем прямо с Клавенпорта.

А началось все с некоего Хигболда. Это было после войны с Вторженцами, то есть во времена, когда любой мелкий человечишко, при достаточной сообразительности, мог подняться очень высоко, и притом сделать это быстро, если удача ему сопутствовала. Как говорят барды, такие люди хорошо знают, где использовать лезвие ножа, где ложную клятву, а где заграбастать то, что плохо лежит.

Хигболд таким вот образом возвысился из грязи в князи и очень скоро люди оставили свои толки о том, как он начинал (а если уж и толковали, то вполголоса и бросая предупредительные взгляды через плечо). Он осел в Привратном Замке в Клавенпорте, завел дворню и личную гвардию и взял в жены девицу из благородных. В те времена много было таких благородных леди, чьи родные и близкие были убиты, владения разорены войной и которые рады были отдаться под покровительство любому, самому сомнительному авантюристу, лишь бы он мог предложить крышу над головой, ежедневную пищу на столе и кубок меда впридачу. Леди Хигболд была не хуже и не лучше других ее сестер по несчастью, прибегших к такому выходу из положения.

Она хорошо помнила испытания, перенесенные ею до замужества. И, возможно, эта память заставляла ее, невзирая на недовольство самого Хигболда, не отпускать без подаяния никого из тех многочисленных бедолаг, что ходят от двери к двери с протянутой рукой.

Одним из них был Калеб. У него не хватало одного глаза и хромал он так, что было удивительно, как он вообще ухитряется ходить и не падает на каждом шагу. Никто не мог определить его возраст — суровые испытания старят человека.

Возможно, леди Избел знавала его по старым временам, но если и так, то ни он, ни она об этом не упоминали. Его приняли в дворню, и он работал, главным образом, в небольшом, окруженном стенами саду. Говорили, что у него был дар к садоводству и под его руками сад преобразился и зацвёл. Казалось, он обладает властью над всем растущим, и травы у него росли высокие и ароматные, а цветы распускались прекрасные и благоуханные.

Хигболду до сада не было дела. Временами, правда, он использовал его для приватных встреч на открытом воздухе, когда следовало опасаться стен, имеющих, как известно, уши. А остерегаться ему было чего, ибо его притязания не ограничивались титулом владельца Клавенпортских Ворот. Э нет, притязания такого человека всегда бывают беспредельны. Но если нынешнего своего положения он добился крепкими кулаками и острым мечом, то дальше надлежало действовать более тонко, воздействуя не столько на тела людей, сколько на их души. Хигболд прилежно учился этому искусству.

Никто не знает, что говорилось в саду в одну из летних ночей, но Хигболд слишком поздно узнал, что у этого разговора был свидетель. Ничего достоверного, конечно, установить сейчас невозможно, кроме обычных сплетен слуг о хозяевах, но говорили, что Калеб приходил к леди Избел и разговаривал с ней наедине. После этого он собрал в узелок свои пожитки и отправился в путь по Большой дороге, ведущей за пределы Клавенпорта.

Вблизи порта кипели восстановительные работы, и следы, оставленные войной со Вторженцами, постепенно залечивались. Но Калеб не долго придерживался большой дороги. Он был человек благоразумный и знал, что эти штуки созданы не только для быстроты передвижения и удобства путешествий. Они также удобны и для преследователя быстро наводят последнего на след.

Путешествие по бездорожью, напрямик, было утомительным, особенно для его искалеченного тела. Его путь лежал у краев Сорновой Топи. О-о, я вижу, вы качаете головами и хмурите лбы. Вы совершенно правы, добрые люди, совершенно правы. Все мы знаем, что эти Топи являются частью Нагорного Холлака, который принадлежит Древним, и что любой из нас, обладающий хоть жалким проблеском здравомыслия, туда не пойдет.

Но именно здесь Калеб обнаружил, что сюда все-таки заходят и другие люди. А именно пастухи, которые отлавливали на холмах одичавший скот (за время войны развелось много таких небольших бесхозных стад), а затем отводили его на ярмарку. Что-то испугало животных и обратило их в бегство. И пастухи, ополоумевшие от мысли, что могут лишиться награды за столь тяжкую проделанную работу, гнались за ними и все больше приближались к Топи.

И так вот, гоняясь за мирной скотиной, они натолкнулись на нечто другое. Нет, я и пытаться не буду описывать вам то, ЧТО они вспугнули и заставили покинуть свое логово. Вы все знаете, что в таких местах водятся тайны, которых лучше не трогать. Скажу только, что Оно имело облик женщины достаточно привлекательной, чтобы разжечь похоть пастухов, уже давно лишенных возможности задрать кому-нибудь юбку. Теперь они решили взять реванш. Они сумели заловить это создание и принялись развлекаться на свой манер.

Калеб, собираясь покидать Клавенпорт, не забыл об оружии. Невзирая на свои увечья, он был мастером по стрельбе из лука. И сейчас он снова доказал свое мастерство. Он дважды выстрелил, и мужики завыли как звери — или даже похуже, если иметь в виду, чем они занимались, ибо звери не поступают так со своими самками.

Калеб стал выкрикивать приказания, как если бы он возглавил отряд вооруженных людей. Те из пастухов, кто смог бежать, бросились врассыпную. Тогда он подошел к тому, что осталось лежать на земле.

Никто не знает, что случилось после этого. А Калеб об этом никому не рассказывал. Но через некоторое время он продолжил свой путь, хотя лицо его было бледно, а натруженные руки тряслись.

Он не пошел сквозь Топи, а двигался по их границе, почти как человек, имеющий определенную цель. Две ночи он провел в этих местах. Что он там делал, с кем говорил, и кто к нему приходил — кто знает? Но на третий день, утром, он повернулся спиной к Сорновой Топи и направился к Большой дороге. Странно, но когда он шел, то его хромота становилась все менее и менее заметной, а его изувеченное тело все более и более распрямлялось. К ночи четвертого дня он шагал как любой, слегка уставший, нормальный человек, у которого, возможно, болят ноги. И затем он пришел к полусожженной харчевне «Под Вилками».

Некогда это был процветающий дом. Много серебра рассыпалось на его столах и скатывалось позднее в карманы владельца и его семьи. Харчевня стояла у встречи двух дорог, южной и северной, которые тут сливались и вели дальше на Клавенпорт. Но ее слава закатилась еще перед битвой в Соколиной Расселине. И в течение пяти зим, а может быть, и больше, ее обугленные балки напоминали угрюмый монумент, воздвигнутый в честь варварства войны, и не было здесь ни отдыха, ни тени для усталого путника.

Теперь Калеб стоял и смотрел на печальное пепелище и…

Хотите верьте, хотите — нет, добрые люди. Внезапно сгинули обгоревшие руины. И перед ним оказалась харчевня. Калеб, нисколько не удивленный, пересек дорогу и вошел внутрь. Вошел как хозяин, которого окликнули изнутри, по хозяйскому делу.

К тому времени все больше и больше путников проезжало Западной дорогой, ибо подходил сезон торговли с Клавенпортом. Так что прошло совсем немного времени, когда история с восстановленной харчевней достигла города. Находились такие, что не могли поверить в это. Они-то и не пожалели времени оседлать лошадей, приехать и убедиться во всем собственными глазами.

Они обнаружили таверну такой же, как и прежде. Хотя те, кто знал ее до войны, утверждали, что разница все же была. Однако, когда их просили ее указать, ответы оказались невнятными. Но все рассказывали, что теперь хозяин в таверне Калеб и что удача сильно изменила его и он определенно процветает.

Хигболд тоже услышал эти разговоры. Он не нахмурился, только побарабанил указательным пальцем по тонкой нижней губе. Это была его привычка, когда он погружался в глубокое раздумье касательно того или иного дела. Затем он вызвал к себе некое дерзкое и важничающее существо в юбке, которое давно уже пыталось привлечь его внимание при каждом удобном случае. Ни для кого не было секретом, что хотя в первые дни своей женитьбы Хигболд действительно делил ложе со своей супругой, дабы утвердиться в прочности связующих их уз, то теперь его невозможно было застать в ее покоях, и он предавался удовольствиям на стороне. Хотя никогда не делал этого с теми, кто обитал под крышей его дома.

Он приватно побеседовал с Эльфрой и вручил ей узкую полоску пергамента. Затем он громко обвинил ее во всех грехах, она была рассчитана и грубо вышвырнута на улицу, не имея при себе ничего, кроме одежды, которая была на ней. В слезах и с причитаниями она направилась по Западной дороге прочь из города.

Через некоторое время она достигла харчевни «Под Вилками» путешествие не было легким, и она добрела до таверны оборванная как нищенка. Она поговорила с Калебом и вручила ему пергамент с посланием, написанным, как казалось, рукою леди Избел. Калеб принял ее гостеприимно и дал ей место подавальщицы в комнате, где стояли бочки с вином. Она быстро освоилась с этой работой, которая была ей явно по душе.

Проходили дни. Лето перешло в осень. Ледяной Дракон уже посылал свое туманное дыхание на заиндевевшие земли. Именно в это время Эльфра сбежала с каким-то торговцем, направляющимся в Клавенпорт. Калеб, узнав об этом, пожал плечами и сказал, что если она думает, что ей так будет лучше, то что ж — она сама выбрала.

Но Эльфра оставалась с торговцем ровно столько времени, сколько требуется, чтобы добраться до городских ворот. Отсюда она направилась прямиком к покоям Хигболда.

С самого начала ее рассказа в лице Хигболда было нечто такое, с чем лучше не сталкиваться. Но она не вняла предостережению, полагая, что он смотрит так только по причине странности ее повествования. Чтобы показать правоту своих слов, она положила руки на стол.

На большом пальце ее правой руки красовалось кольцо из Зеленого Камня (оно было столь велико, что на других пальцах не держалось). Кольцо покрывал странный узор из слабых проступающих красных линий, как будто камень пронизывали кровеносные сосуды. Держа кольцо прямо перед глазами Хигболда, Эльфра загадала желание.

На столе появился браслет из драгоценных камней, такой, что во время войны за него могли отдать целый город. У Хигболда перехватило дыхание, его лицо побледнело, а глаза ушли глубоко в тень и сверкали из-под приспущенных век.

Затем он резко выбросил руку вперед, мертвой хваткой вцепился в кисть ее руки и сорвал кольцо. Она отшатнулась и, глядя в его лицо, захныкала, слишком поздно сообразив, что была лишь инструментом в его руках, орудием, которое сделало свою работу и в котором теперь не было уже нужды.

Она исчезла!

Хигболд бережно держал кольцо в ладонях, сложенных лодочкой, и зловеще смеялся.

Вскоре после этого в Таверне вспыхнул пожар. Загорелось все сразу с такой зловещей быстротой, что никто не мог ничего поделать с пламенем, пожиравшим то, что магия Древних вызвала к существованию. Снова Калеб оказался на улице, не обладая ничем. Ничем, кроме своей железной воли.

Он не терял времени в сожалениях и бессмысленных причитаниях по поводу собственного легкомыслия, из-за которого он потерял свое сокровище. Он повернулся спиной к пожарищу и двинулся в путь. Когда он дошел до определенного участка дороги, то свернул с обычного людского пути. Хотя снег слепил его и резкий, холодный ветер как нож бил ему в спину, он шел к Топи…

Снова прошло время. Никто не восстановил таверну ни с помощью магии, ни обычным образом. И в положении Хигболда произошли перемены. Самые его заклятые враги вдруг стали его сторонниками, тех же, что упорствовал, начали преследовать несчастья и беды. Леди Избел затворилась в своих покоях и жила затворницей. Ходили слухи, что она больна и что больше года ей не протянуть.

В Нагорном Холлаке никогда не было короля, поскольку знатные лорды считали, что все они равны друг другу. Никто бы не поддержал человека, пытающегося возвыситься над всеми. Но Хигболд был не из их компании, и вопрос стоял так: или всем объединиться против него, или признать его лидерство. Однако те, от кого ожидали самого упорного сопротивления, вели себя до странности неуверенно и не предпринимали ничего, чтобы предотвратить последнее.

Тем временем прошел слух о человеке, живущем на границе Сорновой Топи. Он приручал диких животных и некоторых из них продавал на ярмарках. Некий предприимчивый торговец необычным и уникальным был в достаточной степени заинтригован этими слухами, так что в своем путешествии сделал крюк, чтобы проверить все на месте. Оттуда он прибыл в Клавенпорт с тремя странными зверушками.

Они были маленькие, однако имели облик свирепой снежной рыси. Но в отличие от рыси они были ручными и настолько безобидными, что быстро покорили сердце жены купца, понравились и другим городским дамам. Скоро все повально загорелись желанием приобрести и себе таких зверьков. Еще два раза торговец возвращался к границам Топи и привозил оттуда других кошек. Он заключил сделки к своему удовольствию.

Потом ему понадобилось разрешение на экспортные сделки, и он вынужден был обратиться к Хигболду. Он появился у Хигболда, согласно обычаю, с «подношением», и «подношением» служил один из таких котят. Хигболд не был из тех людей, что души не чают во всяком зверье. Его лошади были для него всего лишь средством передвижения, и он не держал собак, кроме как для охраны. Но он принял подношение и велел отнести котенка леди Избел. Возможно, он решил, что давно не оказывал ей никаких знаков внимания, и подарком заглаживал вину.

Вскоре после этого его стали преследовать кошмары. К тому времени в его прошлом набралось много такого, что могло бы обеспечить плохими снами не то что одного человека, а целую армию. Однако его ночные ужасы относились не к прошлому, а скорее к настоящему, или даже, возможно, к темному будущему. Потому что в каждом из этих снов (а они были настолько реальны, что он просыпался с криками, в холодном поту и требовал, чтоб принесли свечи), он терял кольцо, которое принесла ему Эльфра — кольцо, с обладанием которого были связаны его планы.

Он носил его тайно от всех на прочной цепочке вокруг шеи, скрывая под одеждами. Однако во всех его кошмарах кольцо исчезало, как бы надежно он его не стерег. Теперь даже во сне он сжимал его в руке.

Но в одно утро он проснулся и обнаружил, что кольца действительно нет. Ужас объял его, и он дрожал всем телом, пока не обнаружил потерю в складках простыней. Под конец страх довел его до того, что, ложась спать, он прятал кольцо под язык. Его настроение было таким ужасным, что тот, кто близко общался с ним, трясся за свою жизнь.

Под конец настала ночь, когда снова появился кошмар, и на этот раз он оказался необычайно реальным. Нечто карабкалось по ножке его постели, а затем стало медленно, крадучись продвигаться вдоль его тела от ног к голове. Он не мог пошевелиться, только лежал, обливаясь потом.

Внезапно он чихнул и пробудился от своего кошмара. Кольцо при чихе вылетело из его рта и лежало на одеяле. Около него изгибала туловище странная кошка, чьи глаза сверкали так, что он мог присягнуть, что это совсем не кошка, а нечто иное, более разумное и враждебное, нечто, что смогло воплотить себя в маленькое кошачье тело. Тварь смотрела на него холодно, злобно, оценивающе, и под этим взглядом он закоченел и не мог шевельнуться, не мог даже протянуть руку, чтобы схватить кольцо. Затем кошка спокойно взяла зеленое с красным кольцо в зубы, спрыгнула с постели и помчалась прочь.

Хигболд закричал и бросился за ней. Но создание уже было у дверей комнаты и проскочило мимо стражников, сбежавшихся на крик своего господина. У дверей возникла толчея, и Хигболд со страшными проклятьями расшвыривал мешавших ему стражников.

— Кошка! — заорал он, переполошив весь замок. — Где кошка?!

Был как раз тот предрассветный час, когда приходит самый сладкий сон. Ошарашенная дворня только бессмысленно моргала и бестолково суетилась.

Хигболд понимал, что существуют сотни, да нет — тысячи мест, где может спрятаться маленький зверек. И миллионы мест, куда он может навеки упрятать драгоценную пропажу. Эта мысль довела его до бешенства, и он как безумный рвался в разные стороны, выкрикивая угрозы и приказывая искать кошку.

Тут появился стражник, стоявший у ворот, и доложил, что он видел кошку, перепрыгнувшую через стену и убежавшую в открытое поле, прочь от замка и от города. Хигболд ощутил в себе жуткий холод, как будто его коснулось леденящее дыхание смерти. Это сулило конец его планам. Если в замке столько возможностей спрятаться или спрятать кольцо, то что же говорить о чистом поле?

Он молча вернулся в свою спальню, сраженный величиной своей потери. Здесь он колотил голыми кулаками в каменную стену, пока боль не вернула его к действительности. Теперь он снова мог мыслить более или менее ясно.

Животное можно выследить. А в его псарнях есть охотничьи псы, хотя он не любил тратить время на псовую охоту: это любимое развлечение благородных лордов. Кошку ожидает охота, которой никто никогда не видывал в Нагорном Холлаке. Придя в чувство, он отдал распоряжения таким тоном, что все вокруг него, задрожав, опустили глаза и старались держаться от него так далеко, как могли осмелиться.

За час до рассвета охота была в разгаре, хотя за пределы замка выехала только небольшая группа. Хигболд взял с собой лишь псаря со связкой лучших гончих, умеющих хорошо держать след, и своего управляющего.

Поскольку след был свежим и ясным, гончие ровно неслись вперед. Через некоторое время они свернули с большой дороги и помчались по полю. Всадники отстали от псов, и свора вырвалась далеко вперед. Только временами слышен был ее лай и рычание, свидетельствующие о том, что она все еще держит след. Хигболд теперь контролировал свой страх, загнав его глубоко внутрь. Он подгонял коня, и по напряженности, с какой он держался, можно было заключить, что, вырасти у него крылья, он бы помчался вперед со скоростью пущенной стрелы.

Местность становилась все более дикой и труднопроходимой. Лошадь управляющего захромала и осталась сзади. Хигболд даже не оглянулся. Поднялось солнце и осветило расстилающуюся перед ними зеленеющую гладь болотной страны. Леденящий холод подступал к самому сердцу Хигболда. Если убегающая кошка углубится в Топи, никакая погоня ее уже не настигнет.

Когда они достигли внешних границ этого ужасного царства, след свернул под прямым углом и пошел вдоль края, как будто тварь добровольно решила облегчить задачу погоне.

Под конец след вывел их к маленькой хижине, сделанной из материала, хорошо вписывающегося в окружавший проклятый ландшафт. Стены были сложены из валунов и необработанных камней, крышей служили уложенные вповалку, необтесанные бревна. Как только они приблизились к хибаре, псы отпрянули назад, как бы наткнувшись на невидимую преграду. Они залились лаем, прыгали вновь и вновь вперед, но раз за разом их отбрасывало назад. Они рычали и брызгали слюной.

Псарь соскочил с тяжело дышащего коня и побежал к собакам. Но и он не смог перейти невидимую черту. Он споткнулся и почти упал, протягивая вперед руки и нащупывая в воздухе нечто невидимое. Он как будто ощупывал какую-то поверхность.

Хигболд спешился и шагнул вперед.

— Что это? — заговорил он впервые за последние часы, голос его скрежетал металлом.

— Там… там стена, хозяин… — дрожащим голосом отвечал бедный псарь и отпрянул подальше и от стены, и от Хигболда.

Хигболд продолжал идти вперед. Он миновал и псаря и скулящих, истекающих слюной гончих. Что мужик, что псы — все сошли с ума. Здесь нету никакой стены, здесь только хибара и то, что он видит в ней.

Он положил руку на корявую поверхность двери и, вложив весь свой гнев в движение руки, распахнул ее.

Перед ним были топорно сработанные стол, табуретка. На табуретке сидел Калеб. На столе потягивался котенок, мурлыча под поглаживающей его ладонью. Около котенка лежало кольцо.

Хигболд протянул руку, чтобы схватить свое пропавшее сокровище. С момента, как он его увидел, он уже ничего более не замечал. Ни зверек, ни человек его не интересовали. Но тут Калеб протянул ладонь и слегка прикрыл ею кольцо. Хигболд застыл и не мог пошевелиться.

— Хигболд, — сказал Калеб прямо, игнорируя вежливые формы обращения и титулы, — ты недобрый человек. Но тебе дана сила — большая сила. В последние годы ты распоряжался ею весьма мудро. Тебе осталась самая малость, чтобы добиться короны — не так ли? — Он говорил мягко и гладко, как человек, которому нечего бояться. У него не было оружия, и он сидел, комфортабельно развалясь.

Ярость Хигболда затмила его страх, и он мечтал лишь о том, как он своими кулаками превратит лицо противника в кровавое месиво. Однако он не мог пошевелить и пальцем.

— Я полагаю, — продолжал Калеб, — ты извлек много радости из обладания этой штучкой.

Он приподнял ладонь так, что стало видно кольцо.

— Мое…! — прорычал Хигболд, и это единственное слово прорвалось сквозь его закованное горло, причинив сильную боль.

— Нет, — Калеб покачал головой, все так же мягко, словно отказывая ребенку, желающему забрать чужую игрушку, которая никогда не была и не будет его.

— Я расскажу тебе историю, Хигболд. Это кольцо мне подарили. В свое время я помог избежать смерти существу, которое не было нашего рода-племени и с которым очень своеобразна развлекались люди, подобные тебе по духу. Если бы ее не захватили врасплох, она смогла бы защититься таким образом, какой ты сейчас испытываешь на себе. Но ее схватили внезапно и затем поступили с ней столь жестоко, что это должно жечь позором любого, который осмеливается называть себя человеком. Поскольку я попытался помочь, хотя и немного мог сделать, то был награжден этой игрушкой. Существа ее племени восстановили для меня таверну. Эта штука, однако, может быть использована ограниченное число раз. Я намеревался делать с помощью кольца добро. Тебе, Хигболд, это кажется смешным, не так ли?

А потом ты использовал имя леди Избел, чтобы заставить меня оказать помощь твоей, как я думаю, жертве. И благодаря своей слепоте, я согрел на груди змею. Я простой человек, но есть вещи, которые даже и простак может сделать. Чтобы Хигболд стал королем Нагорного Холлака — это уж слишком. Тут уж не имели значения ни мои страхи, ни мои желания…

Я снова встретился с теми, из топей, и говорил с ними. Они помогли подстроить эту ловушку — чтобы заманить в нее тебя. Это оказалось довольно просто. А теперь…

Он приподнял ладонь и открыл кольцо. Казалось, что вокруг него распространилось сияние, притягивающее взор Хигболда, так что ничего другого он видеть уже не мог. Откуда-то извне этого красно-зеленого сияния раздался голос:

— Бери кольцо, которого ты так жаждешь, Хигболд. Надень его снова на палец. А потом иди и требуй свое королевство.

Хигболд обнаружил, что теперь он может протянуть руку. Его пальцы сомкнулись вокруг кольца. Поспешно, опасаясь, как бы оно снова не ускользнуло от него, он надел его на палец.

Затем он повернулся и, не взглянув на Калеба, как будто такого и не существовало в природе, вышел из хижины. Псы лежали в грязи и, поскуливая, зализывали раны на лапах, полученные в долгой погоне. Псарь сидел па корточках, поджидая своего господина. Обе лошади стояли бок о бок, понурив головы, и клочья пены слетали с их морд.

Хигболд не пошел к лошадям и не сказал ни слова ждущему его слуге. Вместо этого он повернулся на запад и чуть-чуть на юг. Затем он двинулся по направлению к топям, как человек, имеющий перед собой ясную цель и не обращающий внимания ни на что другое. Бедный псарь не мог и шевельнуться, чтобы остановить его. С отвисшей челюстью он смотрел вслед Хигболду, пока тот не скрылся в тумане.

Из хижины вышел Калеб с котенком на плече и некоторое время стоял спокойно. Затем он нарушил молчание.

— Возвращайся к своей госпоже, друг мой, и скажи ей, что Хигболд ушел искать свое королевство. Он не вернется.

Затем и он пошел в том же направлении, и туман поглотил его. Он исчез из виду.

Когда псарь вернулся в Клавенпорт, он рассказал леди Избел все, что видел и слышал. Выслушав, она смогла собрать свои силы (как если бы она освободилась от неотвязного призрака или организм ее очистился от отравы) и вышла из своей спальни. Она распорядилась выполнить необходимые формальности, чтобы раздать все богатство, оставшееся после Хигболда, в пользу бедных.

Когда лето достигло разгара, она выехала перед закатом из дома в сопровождении одной лишь служанки, — она знала ее еще с отцовского дома. Та была привязана к своей госпоже крепко и преданно. Видели, как они едут по большой дороге. Стража в воротах наблюдала за ними, пока они не скрылись из виду. После этого их никто не встречал.

Отправилась ли леди Избел искать своего мужа или решила найти другого, кто знает? Сорнова Топь хранит много таких тайн, что не постичь нашим умам.