Общественное порицание

Мак Рейнольдс Наросло по процентам

Чужак сказал на скверном итальянском:

— Я бы хотел видеть сьора Марино Гольдини. По делу…

Привратник рассматривал его с сомнением. Сквозь дверное окошечко он окинул взглядом одежду пришельца.

— По делу, сьор? — Он колебался. — Возможно, сьор, вы изложите мне суть вашего дела, чтобы я мог доложить Вико Летта, секретарю эчеленца…

Он вопросительно глядел на незнакомца.

Тот немного поразмыслил.

— Это, — ответил он, — имеет отношение к золоту.

Он извлек руку из кармана и открыл ладонь, на которой лежало с полдюжины желтых монет.

— Один момент, люстриссимо, — быстро проговорил слуга. — Прошу извинить меня. Ваш костюм, люстриссимо…

Он не окончил фразу и исчез.

Через несколько мгновений он появился снова, широко распахнув дверь.

— Добро пожаловать, люстриссимо, эчеленца ожидает вас.

Он провел чужака сквозь сводчатый зал во внутренний двор. Миновав фонтан, они направились к тяжелой внешней лестнице, которая поддерживалась готическими арками и была ограждена резным парапетом. Поднялись наверх, свернули к темному дверному проему и вошли в слабо освещенный коридор. Здесь слуга остановился и осторожно постучал в толстую деревянную дверь. Изнутри послышался голос, слуга открыл дверь и придержал ее, пропуская визитера. Потом, закрыв за собою дверь, удалился.

За грубо сработанным дубовым столом сидели два человека. Старший был крепыш, с лицом холодным и непроницаемым, второй — худ, высок и держался непринужденно. Он учтиво поклонился, сделал жест ладонью и сказал:

— Эчеленца сьор Марино Гольдини.

Пришелец неуклюже поклонился в ответ и пробормотал с явным затруднением:

— Меня зовут… мистер Смит.

Наступило молчание. В конце концов Гольдини прервал его:

— А это мой секретарь Вико Летта. Слуга сказал нам, что речь идет о золоте и о каком-то деле, сьор.

Странник извлек из кармана десяток монет и положил их на стол. Вико Летта взял одну и с любопытством осмотрел.

— Мне незнакома эта чеканка, — сказал он.

Его хозяин без тени усмешки искривил лицо.

— Я поражен этим, мой добрый Вико.

Он повернулся к гостю.

— И каковы будут ваши пожелания относительно этих монет, сьор Мистер Смит? Я, признаться, в замешательстве.

— Я хочу, — сказал Мистер Смит, — чтобы вы поместили эту сумму в своем банке.

Вико Летта неторопливо взвесил монетки, пользуясь самыми маленькими гирьками. На короткое мгновение он задрал глаза к небу, подсчитывая результат.

— Все десять стоят примерно сорок девять цеххини, эчеленца, — пробормотал он.

Марино Гольдини сказал нетерпеливо:

— Сьор, вряд ли стоит такому заведению, как мое, беспокоиться из-за такой ничтожной суммы. Одно только ведение книг…

Чужестранец прервал его:

— Вы не поняли. Я понимаю, что сумма мала. Однако я хотел было запросить с вас 10% в год, обязуясь не изымать свой вклад в течение… ста лет.

Оба венецианца в удивлении задрали брови.

— Сто лет, сьор? Возможно, вы недостаточно знакомы с нашим языком… — предложил вежливо Гольдини.

— Сто лет, — настойчиво повторил незнакомец.

— Но ведь, — запротестовал Гольдини, — через сто лет никого из нас троих не будет в живых. Все в руце божией — возможно, и от дома Гольдини останутся одни воспоминания.

Вико Летта, явно заинтригованный, произвел быстрые подсчеты.

— Через сто лет, учитывая обещанный вами десятипроцентный прирост, на вашем счету будет значиться около семисот тысяч цеххини.

— Даже чуть больше, — уверенно подтвердил чужак.

— Приличная сумма, — кивнул Гольдини, который начал заражаться от секретаря его взволнованной заинтересованностью. — И весь этот период все решения, касающиеся вложения этой суммы, будут приниматься моим домом?

— Совершенно верно. — Странник достал из кармана листок бумаги, разорвал его на две части и вручил одну половинку венецианцу. — Когда вашим наследникам будет предъявлена моя половинка этого листа, то ее предъявитель окажется владельцем всей этой суммы.

— Идет, сьор Мистер Смит! — сказал Гольдини. — Странная сделка, но я ее заключаю. 10% в наши дни это немного.

— Этого достаточно. А теперь, могу я дать вам несколько советов? Вы знакомы с семейством Поло?

Гольдини нахмурился.

— Я знаю сьора Маффео Поло.

— А его племянника Марко?

Гольдини ответил осторожно:

— Речь идет о юном Марко, который попал в плен к генуэзцам? А почему вы, собственно, спрашиваете?

— Он сейчас пишет книгу о своих приключениях на Востоке. Для торгового дома, интересующегося восточными рынками, это станет кладезем ценнейшей информации. Но это не все… Через несколько лет в Венеции будет произведена попытка государственного переворота и вскоре после этого сформирован совет десяти, который постепенно возьмет в свои руки всю полноту власти в республике. Поддержите его с самого начала и сделайте все, чтобы ваш дом был представлен в совете.

Оба изумленно глядели на него. Марино Гольдини незаметно перекрестился.

Чужак сказал:

— Если вы решили прибыльно вложить деньги за пределами Венеции, советую вам присмотреться к торговцам ганзейских городов и их Лиге, которая скоро будет создана.

Они все так же молча и завороженно глядели на него, пока наконец незнакомец, испытывая явную неловкость, сказал:

— Я пойду. Ваше время дорого.

Он подошел к двери, сам открыл ее и вышел.

Марино Гольдини фыркнул.

— Этот брехун Марко Поло!

Вико кисло отозвался:

— Откуда он знает, что мы рассматривали возможность распространения нашей деятельности на Восток? Мы об этом говорили только друг с другом?

— Государственный переворот, — сказал Марино Гольдини и снова перекрестился. — Может, он намекнул, что наш заговор раскрыт? Вико, не следует ли нам выйти из заговора? Еще не поздно…

— Возможно, вы правы, эчеленца, — пробормотал Вико. Он снова взял в руки одну из монет и дотошно осмотрел реверс, и аверс.

Нет ведь такой нации, — проворчал он, — хотя монета великолепно отчеканена.

Он взял в руки оторванную половинку листа и посмотрел на свет.

— И бумаги такой, эчеленца, я тоже никогда не видел. И такой странный язык не слышал, хотя сразу он мне показался немного похожим на английский.

Дом Летта-Гольдини размещался теперь в районе Сан-Тома, это было внушительное сооружение, в которое стекались прибыли от рискованных сделок, заключаемых в сотнях стран.

Рикардо Летта оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на своего ассистента.

— Так он действительно появился? Будьте добры, Лио, принесите мне бумаги, касающиеся этой, гм, сделки. Мне надо минут десять, чтобы освежить в памяти все детали, а затем можете впустить сьора ко мне…

Праправнук Вико Летта, глава дома Летта-Гольдини, элегантно поднялся, поклонился, описав полукруг рукой, как было принято в те дни, и сказал:

— Ваш слуга, сьор…

Пришелец, отделываясь от ритуала приветствия, дернул головой и сказал:

Мистер Смит.

— Кресло, люстриссимо? А теперь прошу прощения за свою невежливость. Но когда речь идет об ответственности за такое предприятие, как дом Летта-Гольдини, то долг…

Мистер Смит извлек из кармана клочок бумаги. Его итальянский был ужасен.

— Соглашение, заключенное с Марино Гольдини ровно сто лет назад.

Рикардо Летта взял бумагу. Она была новая, чистая и свежая, что заставило его недоуменно нахмурить высокий лоб. Он достал пожелтевшую от времени свою половину и, положив на стол, совместил оба фрагмента. Совпадение было полным.

— Удивительно, сьор, но как это получилось, что мой фрагмент пожелтел от старости, а ваш выглядит таким свежим?

Мистер Смит прокашлялся.

— Скорее всего были использованы разные методы для их хранения.

— Несомненно, — Летта расслабился в своем кресле и рассеянно скрестил кончики пальцев рук. — И, конечно, вы желаете теперь изъять свой капитал и наросшие проценты? Что ж — сумма накопилась приличная, сьор, нам придется снять ее с различных счетов.

Мистер Смит покачал головой.

— Я хотел бы продолжить договор на тех же условиях.

Летта выпрямил спину. Он не мог скрыть своего изумления.

— Вы хотите сказать — еще на сто лет?

— Совершенно верно. Я доверяю вашей опеке, сьор Летта.

— Понимаю.

Рикардо Летта завоевал себе прочное положение в джунглях делового и коммерческого мира Венеции не чем иным, как своими способностями. Чтобы собраться с мыслями, ему хватило секунды.

— Появление вашего предшественника, сьор, вызвало к жизни множество легенд. Вы… знакомы с деталями?

Его собеседник настороженно кивнул.

— Он подал нам несколько советов и среди них тот, что мы должны поддержать Совет десяти. У нас теперь есть представитель в Совете, сьор. Мне не надо рассказывать вам, какие выгоды мы из этого извлекаем. Он также настаивал, чтобы мы финансировали путешествие Марко Поло — мы этого не сделали, в чем и раскаялись позднее. Но самая странная рекомендация, которую он нам дал, это та, что мы должны вкладывать капиталы в торговлю с ганзейскими городами.

— Ну и что, разве это было неразумным предложением?

— Разумным, сьор, просто великолепным, но трудно объяснимым. Ваш предшественник появился в 1300 году, а Ганзейская Лига была основана в 1358.

Маленький человек, одетый в том же стиле, что и первый Мистер Смит, скривил лицо.

— Боюсь, что я не смогу дать вам разъяснения по этому поводу, сьор. А теперь, поскольку мое время ограниченно, а также ввиду того, что величина моего вклада несколько отличается от первоначального, я хотел бы попросить вас, чтобы между нами был заключен хорошо разработанный, составленный по всем правилам контракт. Устного соглашения, подобного тому, которое было заключено с основателями вашего Дома, теперь явно недостаточно.

Рикардо Летта позвонил в колокольчик, лежавший на его столе, и весь следующий час они прилежно трудились вместе с секретарями и ассистентами. Под конец Мистер Смит, сжимая в руке пачку документов, сказал:

— Могу ли я теперь дать вам несколько добрых советов?

Рикардо Летта подался вперед, глаза его стали внимательными.

— Вне всякого сомнения.

— Ваш Дом будет продолжать расти, и следует подумать о распространении вашей деятельности на другие страны. Продолжайте укреплять связи с ганзейскими городами. В недалеком будущем во Франции появится выдающийся человек Жак Койор. Возьмите его в свою фирму, наделив полномочиями ваших интересов во Франции. Но в 1450 году прекратите всякие контакты с ним, откажитесь от всех его услуг.

Мистер Смит встал, готовясь уйти.

— Еще одно предупреждение, сьор Летта. Когда богатство растет, вокруг собираются шакалы. Я предлагаю вам скрыть основную часть капитала и рассеять ее по всем странам. Конечно, тут возможны неизбежные потери в связи, скажем, с деятельностью того или иного принца… Могут сказаться и последствия какой-нибудь революции, но основной капитал будет сохранен.

Рикардо Летта не был чересчур религиозен, но когда его гость удалился, он осенил себя крестным знамением, в точности так же, как и его далекие предшественники.

В 1500 году его прибытия ожидали двадцать человек. Они сидели за круглым столом для переговоров, представители полдюжины наций, с высокомерными минами, а у некоторых выражения лиц были просто жестокими. Председательствовал Вальдемар Готланд.

— Ваше превосходительство, — сказал он на сносном английском, — можем ли мы предположить, что это ваш родной язык?

Мистер Смит был смущен и захвачен врасплох таким количеством людей, но…

— Можете, — ответил он.

— И что вы желаете, чтобы к вам обращались на английский манер, называя вас мистер Смит?

Смит кивнул.

— Тогда, сэр, пожалуйста, вручите нам ваши бумаги. Мы избрали комитет, руководимый Эмилем де Ганзе, который займется проверкой их аутентичности.

Смит подал им пачку документов.

— А ведь я высказывал пожелание, — выразил он свое недовольство, — чтобы мой вклад и вся эта сделка хранились в секрете.

— Оно и держалось в секрете, в тех рамках, в каких это возможно, Ваше Превосходительство. Размеры вашего состояния теперь фантастичны. Хотя имя Летта-Гольдини все еще сохраняется как название Дома, ни один из членов этих фамилий не дожил до наших дней. В минувшем столетии, Ваше Превосходительство, были предприняты многочисленные покушения на ваш капитал.

— Ну, это можно было предвидеть, — сказал мистер Смит заинтересованно. И что ж сделало эти попытки неудачными?

— Именно число людей, вовлеченных в опеку над вашим состоянием, Ваше Превосходительство. Не в моих интересах как представителя Скандинавии позволять, скажем, германцам или венецианцам нарушать условия Контракта.

Антонио Риццини огрызнулся:

— И не в наших интересах позволять Вальдемару Готланду делать это. За прошедшее столетие, Ваше Превосходительство, не раз проливалась кровь.

Бумаги были признаны подлинными.

Готланд откашлялся.

— Мы достигли точки, Ваше Превосходительство, когда все состояние снова принадлежит вам, а мы оказываемся всего лишь скромными наемными служащими. Как было уже сказано, на ваше богатство были совершены многочисленные покушения. Мы предлагаем вам, если, конечно, вы, и дальше желаете продолжать…

В этом месте мистер Смит кивнул.

— …чтобы вы рассмотрели возможность заключить с нами еще более сильный и всесторонний контракт, который мы осмелились заранее подготовить.

— Отлично. Я просмотрю его. Но сначала разрешите мне дать вам дальнейшие инструкции.

Все двадцать задержали дыхание и выпрямились в своих креслах.

Мистер Смит сказал:

— После захвата Константинополя турками мощь Венеции будет подорвана. Дом должен найти себе какое-нибудь иное место для штаб-квартиры.

По кругу пробежали приглушенные восклицания.

Мистер Смит продолжал:

— Капитал сейчас стал довольно приличным, так что можно строить долгосрочные планы. Мы должны повернуться лицом к Западу. Засылайте представителей в Испанию. Вскоре на Западе будут сделаны открытия и появятся новые возможности для капиталовложений. Поддержите людей, которых зовут Фернандо Кортец и Франциско Писарро. В середине столетия выведите капиталы из Испании и вкладывайте их в Англии, в особенности в коммерцию и мануфактуры. В Новом Свете появится возможность даром заполучить обширные земельные владения; посылайте и туда своих представителей. После смерти Генри VIII наступит смута — поддержите его дочь Елизавету.

— Когда в северных странах разовьется промышленное производство, вы обнаружите, что промышленникам невыгодно работать в странах, где существует бесчисленное множество церковных праздников и всевозможных фестивалей. Поддерживайте тех религиозных лидеров, которые ратуют за более, э-э, пуританский образ жизни.

Он заключил свое выступление:

— Еще одно. Вас слишком много. Я настаиваю, чтобы с тайной Контракта был знаком только один представитель от каждой нации.

— Господа, — сказал мистер Смит в 1600 году, — больше вкладывайте в торговлю и мануфактуры в Европе; в сельское хозяйство, добычу полезных ископаемых и накопление больших земельных участков в Новом Свете. В этом столетии большие состояния будут нажиты на Востоке; сделайте все, чтобы в этом среди первых приняли участие и ваши Дома.

Они ждали за конференц-столом в Лондоне. Часы, на которые они время от времени нервно поглядывали, показывали, что до ожидаемого появления мистера Смита осталось несколько минут.

Сэр Роберт взял щепотку табака, изображая беспечность, которой он вовсе не испытывал.

— Джентльмены, — сказал он, — честно говоря, я не могу поверить в истинность этой легенды. Объясните мне: что значит все, что «закручено» вокруг нее?

Пьер Дефляж мягко проговорил:

— Это чудесная история, мсье. В 1300 году некий сомнительно одетый незнакомец поместил в венецианском банкирском доме десять золотых монет с условием, что вклад будет храниться сто лет. Он дал несколько пророческих советов, уверенный в том, что его предсказания сбудутся с точностью, могущей посрамить самого Нострадамуса. Так и случилось. С тех пор его наследники появляются раз в столетие, в этот самый день и час и возобновляют действие Контракта на следующий век. Они никогда не снимают со вклада ни одного су, но всегда предлагают рецепты будущего. Сейчас, мсье, мы достигли черты, когда под нашим контролем находится самое крупное состояние в мире. Меня, например, считают богатейшим человеком во Франции.

Он красноречиво пожал плечами.

— В то же время мы все знаем, что я всего лишь служащий Контракта.

— Я полагаю, — сказал сэр Роберт, — что вся эта история чистейший вздор. Прошло сто лет со времени последнего, скорее всего мифического визита нашего мистера Смита. За этот период на службе Контракта были как честолюбивые, так и беспринципные люди. Они состряпали эту фантастическую сказку для своей выгоды. Джентльмены, не существует никакого мистера Смита и никогда не существовало. Вопрос стоит таким образом — следует ли нам продолжать этот фарс или же принять меры для того, чтобы разделить капитал и дальше следовать каждому своим путем?

Негромкий голос от дверей произнес:

— Если вы думаете, сэр, что такое возможно, нам следует еще много работать, чтобы Контракт стал воистину неуязвимым. Могу ли я представиться? Вы можете называть меня мистер Смит.

В 1800 он сказал:

— В течение двенадцати лет можете поддерживать авантюриста Наполеона. В 1812 оставьте его. Вкладывайте средства в развитие молодой нации — в Соединенные Штаты. Немедленно посылайте представителей в Нью-Йорк. Это будет столетие революций и перемен. Не оказывайте никакой поддержки монархиям…

Над столом пронесся вздох изумления.

— …поддерживайте представителей торговых классов. В Индии финансируйте некоего Роберта Клива. Изымите все капиталы из Испании и Латинской Америки. Во время гражданской войны в Северной Америке примите сторону Севера.

— В основном, джентльмены, это столетие будет столетием Англии. Помните об этом. — На секунду он замолчал, вглядываясь в неведомые дали. — Следующий век будет отличаться от этого, но даже я не знаю, что будет происходить во второй его половине, не берусь судить и далее…

После того, как он удалился, Амшел Мейир, представитель Вены, пробормотал:

— Коллеги, не кажется ли вам, что по крайней мере одна из реликвий Контракта имеет смысл?

Лорд Уиндермер нахмурился, не особенно пытаясь скрыть свой антисемитизм.

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

Международный банкир открыл тяжелый ящик, содержащий документы, касающиеся Контракта начиная со времен Гольдини. Он извлек из ящика средней величины золотую монету.

— Одна из первоначально вложенных монет сохранилась и дошла до нас через все столетия, мой лорд.

Уиндермер взял монету и прочел: «Соединенные Штаты Америки».

— Ио, согласитесь, это же нелепо. Кто-то просто пошутил. Эта монета не могла существовать во времена Гольдини; колонии провозгласили свою независимость менее 25 лет тому назад.

Амшел Мейир пробормотал:

— А число под гербом? Интересно — кто-нибудь рассматривал его как дату выпуска?

Уиндермер снова пристально посмотрел на монету.

— Как дату? Не будьте ослом! Кто же выпускает монеты более чем на сто лет вперед!

Мейир задумчиво огладил рукой свое безбородое лицо.

— Более чем на шесть столетий вперед, мой лорд!

За сигарами и бренди они снова начали обсуждать вопрос в деталях. Юный Уоррен Пидмонт сказал:

— Вы, джентльмены, имеете передо мной преимущество. Еще два года назад я лишь туманно знал о Контракте, несмотря на мое высокое положение в американской ветви иерархии. И, к несчастью, не присутствовал, как вы, при появлении мистера Смита в 1900 году.

— Вы ничего особого не пропустили, — проворчал фон Борман. — Наш мистер Смит, который всех нас столь крепко привязал к Контракту, что все, чем мы владеем, включая и эту вот сигару, является на самом деле его собственностью, — так вот, наш мистер Смит представляет собой личность совершенно незначительную — абсолютная посредственность.

— Так, значит, такой человек действительно существует? — сказал Пидмонт.

Альберт Марат, представитель Франции, выразительно фыркнул:

— Что поражает, мсье, так это то, что его описание, включая одежду, остается неизменным со времени Гольдини.

Он хихикнул.

— Но на этот раз у нас есть одно преимущество.

Пидмонт нахмурился.

— Преимущество?

— Тайком от мистера Смита мы его сфотографировали, когда он появился в 1900. Будет интересно сравнить изображение с оригиналом при следующем появлении.

Уоррен Пидмонт продолжал хмуриться, выказывая непонимание. Хидека Митсуки разъяснил:

— Вы разве не читали романы прославленного мистера Г. Уэллса?

— Никогда не слышал о таком.

Смит-Уинстон, представитель британской ветви, сказал:

— Вкратце, Пидмонт, мы обсуждали возможность того, что наш мистер Смит является Путешественником во Времени.

— Путешественник во времени! Ради Бога, что вы хотите этим сказать?

— Сейчас 1910 год. За прошедшее столетие наука ушла так далеко вперед, что это не смог бы вообразить даже самый выдающийся ученый, живший столетие назад. О том, чего она достигнет за последующие пятьдесят лет, мы можем только догадываться. Согласен, то, что они смогут открыть возможность путешествия во времени, выглядит головоломным, но не невозможным.

— Почему пятьдесят лет? Еще целое столетие до тех пор, пока…

— Нет, на этот раз мистер Смит информировал нас, что он не будет дожидаться 2000 года для своего визита. Он назначил 16 июля 1960. И мне кажется, что на этот раз мы узнаем, что мистер Смит намерен делать с самым огромным капиталом, который когда-либо существовал в этом мире.

Фон Борман огляделся и проворчал:

— Не приходило ли вам в голову, что мы — восемь человек — единственные люди во всем мире, кто знает о существовании Контракта?

Он коснулся своей груди.

— В Германии даже кайзер не знает, что я владею — от имени Контракта, разумеется, — чуть ли не двумя третями всего богатства рейха. Ну, если не владею, то контролирую…

Марат сказал:

— А вам приходило в голову, что достаточно нашему мсье Смиту потребовать свои денежки, и мы останемся без единого су в кармане.

Смит-Уинстон издал горький смешок.

— Если вы намереваетесь что-нибудь предпринять против этого, то лучше оставьте свои попытки. Почти полсотни лет лучшие умы человечества занимались юридическим укреплением Контракта. Чтобы противостоять попыткам нарушить его, начинались войны. Разумеется, не в открытую. Те, кто в них погибал, умирали за религию, за национальную судьбу, честь нации… Но ни одна из попыток не удалась. Контракт выстоял.

Пидмонт сказал:

— Обсудим его предстоящее появление в 1960. Почему вы думаете, что он раскроет свои намерения, если, конечно, справедливо это ваше фантастическое допущение, что он путешествует во времени?

— Тут все сходится, старина, — ответил ему Смит-Уинстон. — Со времени Гольдини он объявляется в одежде, не слишком отличающейся от нашей. Он разговаривает по-английски с американским акцентом. Монеты, которые он вручил Гольдини, — американские, с двойным орлом, отчеканенные в нашем веке. Примите все это к сведению. Наш мистер Смит пожелал сколотить огромный капитал. Он это сделал, и я верю, что в 1960-м мы узнаем, на что же он хочет его употребить.

Он вздохнул и затянулся сигарой.

— Боюсь, я этого не увижу. Пятьдесят лет — долгий срок.

Они оставили эту тему и перешли к другой, не менее для них интересной. Фон Борман проворчал:

— Я утверждаю, что если мы хотим, чтобы Контракт развивался и дальше, то Германии нужно больше места под солнцем. Я намерен построить железную дорогу Берлин — Багдад и немного подоить Восток со всеми его сокровищами.

Марат и Смит-Уинстон восприняли его слова без энтузиазма.

— Я заверяю вас, мсье, — сказал Марат, — что мы со своей стороны сделаем все, чтобы не дать вам осуществить эти планы. Для Контракта лучше всего поддерживать статус кво; германская экспансия им не предусмотрена. Если вы будете настаивать на своем, то это развяжет войну, и припомните пророчества мистера Смита. В случае войны мы должны отказаться от поддержки Германии и по некоторым причинам, России, и финансировать союзников. Мы предупредили вас, Борман.

— На этот раз мистер Смит ошибся, — пробурчал Борман, — как он говорил, в первую очередь следует вкладывать капиталы в нефть. А как Германия может получать нефть без доступа к Востоку? Мои планы должны осуществляться, и это будет соответствовать духу Контракта.

Молчаливый до сих пор Хидека Митсуки пробормотал:

— Интересно, предполагал ли мистер Смит, вкладывая свои монеты, что настанет день, когда различные ветви Контракта будут планировать и вести интернациональные конфликты во имя самого Контракта?

Их было шестеро, сидящих вокруг круглого стола в комнате Эмпайр Стейт билдинга, к моменту его появления. Никто из них не был при его последнем визите, и один только Уоррен Пидмонт встречался и беседовал с теми, кто в действительности видел мистера Смита. Теперь восьмидесятилетний Пидмонт держал в руке выцветшую фотографию и сравнивал изображение с оригиналом.

— Да, — пробормотал он, — они были правы.

Мистер Смит протянул им тяжелый сверток с документами.

— Не желаете ли проверить эти бумаги?

Пидмонт оглянулся на своих компаньонов. Рядом с ним сидели: Джон Смит-Уинстон второй, из Англии, Рами Марду из Индии, Вернер Фосс-Рихтер из ФРГ, Мито Фисуки из Японии, Хуан Сантос, представляющий Испанию, Францию и Италию.

Пидмонт сказал:

— У нас есть фотография, сделанная в 1900 году, сэр. Я думаю, дальнейшие проверки излишни. Я могу, однако, добавить, что последние десять лет мы неоднократно обращались к разным знаменитым ученым с вопросом — возможны ли путешествия во времени?

Мистер Смит сказал:

— Ясно. Иными словами, вы транжирили мои денежки, исследуя меня самого.

В голосе Пидмонта не чувствовалось раскаянья:

— Мы преданно защищали Контракт, и многие потратили на это всю свою сознательную жизнь. Я не отрицаю, что мы получаем самую высокую зарплату в мире; тем не менее для нас это всего лишь работа. Часть этой работы заключается в защите Контракта и ваших интересов от тех, кто пытается жульническим образом завладеть капиталом. Каждый год мы тратим миллионы на исследования.

— Конечно, конечно, вы правы. И что же вы выяснили насчет возможности путешествия во времени?

— Ответ неизбежно был одним и тем же — это нереально. Только один физик предположил, что он усматривает некую слабую вероятность этого.

— A-а, и кто же он такой?

— Профессор Алан Шири, работающий в одном из калифорнийских университетов. Мы, естественно, проявили максимальную осторожность и не вели дело прямо в лоб. Сначала он ответил, что никогда не задумывался над этой проблемой, но был явно ею заинтересован. Под конец, однако, он выразил мнение, что если это и возможно, то единственно реальное решение потребует таких затрат энергии, что их необходимое количество и вообразить трудно.

— Понятно, — сказал мистер Смит сухо. — И что же, после того как вы получили у него консультацию, он прекратил размышлять над проблемой путешествий во времени?

Пидмонт сделал неопределенный жест.

Откуда нам знать?

Тут вмешался Джон Смит-Уинстон.

— Сэр, мы подвели итог и подсчитали всю сумму вашего капитала. Сказать, что она огромна, значит ничего не сказать, но в английском языке нет другого подходящего слова. Мы бы хотели получить инструкции, как нам вести дело дальше.

Мистер Смит посмотрел на него.

— Я хочу, чтобы вы немедленно начали его ликвидацию.

— Ликвидацию! — шесть голосов слились в один.

— Мне нужны наличные, джентльмены, — пояснил Смит твердым голосом. — Я хочу, чтобы вся моя собственность с максимально возможной скоростью была обращена в наличные.

Вернер Фосс-Рихтер сказал резко:

— Мистер Смит, во всем мире не найдется столько денег, чтобы выкупить вашу собственность.

— Это и не нужно. Я буду тратить их так быстро, как вы сможете превращать мое состояние в золото или его эквивалент. Деньги будут возвращаться в обращение снова и снова.

Пидмонт был ошеломлен.

— Но зачем? — он в отчаянии заломил руки. — Неужели вы не понимаете последствий этого шага? Мистер Смит, вы обязаны разъяснить нам цель и смысл вашего решения…

Мистер Смит ответил:

— Цель очевидна. И псевдоним мистер Смит тоже больше не нужен. Вы можете называть меня Шири — профессор Алан Шири. Видите ли, джентльмены, вопрос, который вы мне задали относительно путешествий во времени, оказался чрезвычайно интересным. И, в конце концов, я смог, как полагаю, решить эту проблему. Единственное, чего мне недоставало, это огромных количеств энергии, чтобы предпринять экспериментальную проверку своей теории. Если бы мне дали такое количество энергии — это чуть больше того, что сейчас производит вся энергетика земного шара, — то я смог бы совершить путешествие во времени.

— Но… но зачем? Все это, все это… Тресты, картели, правительства, перевороты, войны… — голос Уоррена Пидмонта прерывался от избытка чувств и от волнения.

Мистер Смит — он же профессор Алан Шири — как-то странно посмотрел на него.

— Затем, чтобы я мог съездить в древнюю Венецию, чтобы там предпринять некоторые предварительные шаги к тому, чтобы накопить достаточную сумму, чтобы на эти деньги добыть необходимое количество энергии, с помощью которой я смог бы съездить в древнюю Венецию….

— А шесть столетий человеческой истории? — прошептал Рами Марду, представитель Азии, так тихо, что его было едва слышно. — Неужели все это только для того, чтобы…

Профессор Шири бросил на него нетерпеливый взгляд.

— Не будете же вы, сэр, утверждать, что во все остальные столетия история человечества была более осмысленной?