Обретённая память

Глава пятнадцатая

Чёрный «Форд Транзит» мчался по Тигровой бухте в тусклом голубом свете убывающей луны. Джек и Майкл сидели на заднем сиденье, зажатые между Татьяной и её людьми, а спереди и сзади их автомобиль сопровождал эскорт мотоциклистов, петляющий по кривым узким дорожкам между складами.

— Ты что-то знаешь, — со слабой улыбкой произнёс Майкл. — Я начинаю думать, что чудовища не так уж страшны.

Джек улыбнулся в ответ.

— Ты прав, — сказал он.

— Молчать, — сказала Татьяна. — Поговорите позже. Когда мы прикажем.

Фургон резко остановился, под колёсами захрустел гравий, и задние дверцы машины распахнулись.

— Выходите, — сказала Татьяна, постучав своим автоматом по плечу Джека.

Джека и Майкла вытолкнули из фургона на пустырь между двумя большими складами.

Когда их подвели ко входу в одно из обшарпанных серых зданий, Майкл посмотрел куда-то выше огромных дверей и судорожно выдохнул. Джек проследил за его взглядом и увидел табличку:

— Что это? — спросил Джек.

— Это название, — ответил Майкл. — Я уже слышал его раньше.

Двери склада распахнулись с металлическим лязгом, на землю перед ними упала полоска жёлтого света, и Татьяна с солдатами повели Джека и Майкла внутрь.

Джек много раз видел склад, но не был готов к тому, что находилось внутри. Когда-то, возможно, это помещение использовалось сахарной компанией, но теперь оно давно уже служило другим целям. Конечно, там были ящики и контейнеры, но остальное пространство оказалось занято столами, телефонами и — в одном дальнем углу — огромным компьютером «Стрела» [59] с потрескивающими катушками ленты и мигающими огнями.

— Кажется, этот год должен быть неудачным для торговли сахаром, — сказал Джек. — Похоже, что им пора расширяться.

— Молчать, — приказала Татьяна. — Сюда.

Они пересекли центральную часть того, что, как теперь Джек понял, было своего рода подстанцией КВИ, и были препровождены по лестнице в подземное переплетение коридоров. Разумеется, Джек слышал о КВИ. Это было его бизнесом — знать обо всех интересных явлениях и событиях, но даже при этом было сложно добывать факты. Он слышал, что эта организация была по существу произведённым в 1920-е годы советским преобразованием отдела, созданного при царе вскоре после взрыва при Тунгуске в 1908 году, но этим по большей части всё и ограничивалось. Что КВИ хотел от него?

Или от Майкла, если уж на то пошло?

Наконец они подошли к двум дверям. Один из людей Татьяны открыл первую из них и, ткнув Джека прикладом в поясницу, втолкнул его внутрь и захлопнул дверь. Вторая дверь была открыта, и, схватив Майкла за плечи, Татьяна провела его в комнату.

— Жди здесь, — ухмыльнулась она. — У нас есть друг, который хочет тебя увидеть.

В соседней комнате Джек вскочил на ноги и отряхнулся. Он уже бывал в подобных помещениях раньше, но почему они всегда были такими грязными? Почему они неизменно располагались под землёй? Почему там всегда пахло сыростью?

В центре комнаты стоял стол, с каждой стороны от которого было по одному стулу. Значит, комната для допросов, догадался Джек. Не считая мебели и голой лампочки, свисавшей с потолка, в комнате больше ничего не было, она была невыразительна и лишена всякого иного предназначения.

Джек пересёк комнату и прижался ухом к стене, связанной с соседней комнатой. Он надеялся что-то услышать, хоть что-нибудь, даже если бы это был просто плач Майкла. Майкл пришёл к нему за помощью, пришёл ниоткуда, и теперь они оказались здесь, глубоко под землёй, и никто, кроме КВИ, не знал, где они.

Конечно, он не боялся смерти, но это его ничуть не утешало. Джек обнаружил, что на свете есть вещи куда хуже смерти, и куда более ужасные вещи, которые можно было сделать с Джеком вместо того, чтобы убить его. Его всегда мучило то, что враги могли использовать его в своих целях, и иногда он ловил себя на праздных мыслях о том, как ужасно должно быть обнаружить себя на дне океана с залитыми в цемент ногами или в глыбе льда в пустошах Арктики. Разумеется, он бы умирал, снова и снова, но его наказание было бы сродни тому, которое получил Прометей, прикованный к скале и навеки обречённый на то, чтобы его потрошил орёл — чтобы каждое утро просыпаться и опять страдать. Он видел смерть вблизи и сомневался, что за ней было что-то ещё; любое наказание для Джека могло оказаться бесконечным. Конечно, он никогда никому об этом не говорил, но Джек боялся.

Комната Майкла была такой же пустой, и первые несколько мгновений в ней он провёл сидя на полу, обхватив голову руками. Он уже не чувствовал отчаяния; большую часть всего этого он израсходовал за последние несколько дней. Всё, что у него осталось — боль и грусть. Закрыв глаза, он видел только танцзал и его залитый кровью пол, на котором лежали изрешечённые пулями тела. Он не сталкивался со смертью так близко с тех пор, как умер его отец. Его воспоминания о взрыве в порту были туманными; он почти ничего не видел, кроме вспышки света; но на этот раз, в танцзале, была кровь. Очень много крови.

Дверь его камеры открылась, и вошла Татьяна с двумя охранниками.

— Встать, — сказала она, и её хриплый голос эхом разнёсся по комнате. — Я сказала встать и сесть за стол.

Майкл встал и подчинился приказу, боялась посмотреть на Татьяну. В ней была ужасающая комбинация красоты и злобы с налётом сардонического интереса; она была и обольстительной, и смертельно опасной.

— У нас есть друг, — сказала Татьяна, — который хотел бы поговорить с тобой.

Майкл выглянул через открытую дверь в коридор и увидел высокую, угловатую фигуру, выходящую из тени.

Это был Валентин.

— Что с тобой делать, а? — сказал один из русских, кружа вокруг Джека, словно стервятник, и его винтовка постоянно была направлена на голову пленника.

— Они говорят, что ты можешь жить вечно. Это правда, америкашка? Это правда, что ты не можешь умереть?

Джек ничего не ответил.

— Я бы хотел это проверить, — сказал русский. — Я могу выстрелить тебе в голову прямо сейчас и проверить. Конечно, Татьяна никогда мне этого не позволит. Ты нам нужен.

— Зачем? — спросил Джек.

— Они говорят, что ты особенный, — ответил русский. — Они говорят, что ты не такой, как все. Они говорят, что ты бывал во многих, многих местах и живёшь очень долго. Есть вещи, которые ты должен знать и которые могут быть очень полезны для нашей страны. Нет?

— Я не знаю, о чём вы говорите.

Русский засмеялся.

— О, но мы даже ещё не спросили, что ты знаешь. Ты что, говоришь, что не знаешь ничего? Ни о чём? Я в этом сильно сомневаюсь. Но кто знает? Может быть, мы зря тратим время здесь. Может быть, всё, что они о тебе говорят, — ложь? Может быть, я должен выстрелить в твою милую маленькую головку.

— Вы со мной заигрываете? — поинтересовался Джек. — Потому что, когда я об этом думаю, мне кажется, что я никогда раньше не спал с русскими. Можете назвать это досадным упущением…

Русский ударил его по голове прикладом своей винтовки.

— Молчать! — заорал он, схватил Джека за волосы и впечатал его лицо в столешницу. Сквозь пелену боли Джек задумался, почему его состояние не освободило его от физического дискомфорта наряду со смертностью. Он вытер нос тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь.

Дверь камеры открылась, и вошла Татьяна.

— А, — с улыбкой произнесла она. — Я вижу, что вы уже познакомились с Евгением.

— Я и не знал, что это должно стать групповухой, — сказал Джек, и Евгений снова ударил его головой о стол.

— Евгений хороший человек, — сказала Татьяна. — Хороший человек, но… Что это за слово? Yevgeny, kak pa-Angleeski "izmenchiviy"?[60]

— Изменчивый, — подсказал Евгений, косясь на Джека.

— Изменчивый, — повторила Татьяна. — Он хороший человек, но изменчивый.

— Майкл, — сказал Валентин, мягко улыбаясь и садясь за стол. — Для нас прошло четырнадцать лет, но для тебя, похоже, и вовсе ничего. Ты сменил одежду, но ты по-прежнему маленький мальчик, потерявшийся в большом враждебном мире.

— Что вы здесь делаете? — спросил Майкл. — И где тот, второй? Где Кромвель?

Валентин вздрогнул.

— Да, — сказал он. — Боюсь, что у нас появились кое-какие разногласия относительно дальнейшего направления нашей деятельности. Потом я получил предложение получше. Кто бы мог подумать? Перераспределение богатства и всего остального, и всё равно наши друзья из Москвы могут платить мне больше. Но это проблема, когда переходишь с одной стороны на другую, понимаешь? Вот ты хорошо знал что-то изнутри, но это устаревает, ничто не стоит на месте. Времена меняются, я уверен, ты об этом знаешь. Джек Харкнесс видел и делал то, что многие из нас едва ли могут себе вообразить, и это кое о чём говорит. Он полезен для нас. Его знания и опыт полезны для нас. Но представь себе моё удивление, когда мне сказали, что ты увязался за ним.

— Но я ничего не знаю, — возразил Майкл. — Я даже не знаю, что со мной происходит.

— Дело не в том, что ты знаешь, — сказал Валентин. — Дело в том, кем ты являешься.

Его снова ударили прикладом винтовки по голове, и на этот раз Джек почувствовал, как кровь течёт по его щеке и подбородку. Евгений привязал его к стулу и продолжал ходить вокруг.

— Торчвуд, — сказал Евгений. — Что ты знаешь о Торчвуде?

— Я же сказал вам, — ответил Джек. — Я ничего не знаю о Торчвуде. Что такое Торчвуд?

— On lozhnee[61], — сказала Татьяна: Он лжёт.

Евгений наклонился к Джеку так, что его рот оказался всего в нескольких дюймах от уха Джека, и тот мог чувствовать его дыхание.

— Расскажи нам, что ты знаешь о Торчвуде. Нам нужны имена. Местоположение.

— Сколько раз повторять? — сказал Джек. — Я не знаю, о чём вы говорите. И если вы таким образом пытаетесь меня домогаться, поверьте, приятель, вы выбрали неправильный путь.

Евгений засмеялся и обхватил рукой горло Джека.

— Тебе это нравится? — поинтересовался он. — Тебе нравится, когда я играю жёстко, а?

Его хватка усилилась, и Джек почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Он посмотрел в глаза Евгению.

— О да, — прохрипел он. — Мне нравится. Крепче, крошка, крепче…

Евгений бросил быстрый взгляд на Татьяну, которая стояла в тёмном углу комнаты, с холодной отстранённостью наблюдая за происходящим. Она кивнула, и Евгений сжал горло Джека ещё крепче. У Джека закружилась голова, перед глазами заплясали разноцветные огни.

— Тебе достаточно? — спросил Евгений. — Я не хочу сломать тебе шею, чтобы ты не смог говорить, а? Так что, хватит?

Джек покачал головой, насколько мог, и выдавил усмешку, превозмогая боль, которая стала почти невыносимой. Он чувствовал, что теряет сознание.

— Думаю, ты можешь продолжать, — сказал он. — Продолжай… Я знаю, что ты хочешь…

Глаза Евгения налились гневом, и он обхватил горло Джека обеими руками, сжимая крепче и крепче, пока кончики его больших пальцев не налились кровью.

Когда мир начал погружаться в темноту, Джек подумал о Майкле, о том, что с ним могут делать в соседней комнате, а затем он ощутил это снова — весь этот знакомый всплеск и холодные объятия пустоты.

Умирая, он продолжал улыбаться Евгению.

— Резня, — сказал Валентин, показывая на ряд разложенных на столе чёрно-белых фотографий картин и старинных гравюр. — Сан-Паулу, 1922 год. Канада, 1878-й. Япония, 1691-й. Сибирь, 1927-й. Сирия, второй век нашей эры. Египет, 1352 год до нашей эры. Во всех этих местах находили их… сферы. Их находили и забирали.

— О чём вы? — спросил Майкл. На фотографиях были изображены трупы, и в некоторых из них с трудом можно было узнать людей.

— В ящике, с которым ты нам помог в 1953-м, была металлическая сфера, которую обнаружили в Арктике примерно в ста милях к югу от полюса, захороненной подо льдом, но она была не единственной. Были и другие. Забавно, но они никогда не оставались надолго. Сферы обнаруживали, транспортировали, и в этот момент появлялись они.

— Кто?

Валентин улыбнулся — той самой кривой улыбкой, которую Майкл видел в больнице — ртом, полупарализованным шрамом, пересекающим левую сторону его лица.

— Думаю, ты знаешь, — сказал Валентин. — По крайней мере, мне кажется, что теперь ты знаешь. На кого они похожи для тебя, Майкл? В Японии говорят, что они подобны самураям. В Египте — что они «приходят как боги». А кем они кажутся тебе?

Евгений ещё раз проверил пульс на запястье Джека, подождал, а затем повернулся к Татьяне, качая головой.

— Ничего.

— Ха… — сказала Татьяна, пристально глядя в безжизненные глаза Джека. — Может быть, мы ошиблись. Он такой же, как и все мы. Или, скорее, он был таким же, как мы. Сладких снов, капитан Джек Харкнесс. Унесите его тело наверх и проследите, чтобы наши люди должным образом избавились от него. Я хочу, чтобы от него не осталось ничего, кроме пепла.

— Но что с информацией? — спросил Евгений. — Если он умер, он не сможет ничего нам рассказать.

— Не было никакой информации, — сказала Татьяна. — Он, как это они говорят, «надул» нас? Он был всего лишь мошенником, не более того. Кроме того, если верить товарищу Валентину, мы нашли кое-что получше.

Татьяна засмеялась и вышла из камеры, стук её каблучков разносился далеко по коридору.

Евгений посмотрел на тело Джека и покачал головой. Шёпотом ворча и ругаясь, он взвалил труп на плечо и вынес его из комнаты для допросов.

— И что вы собираетесь со мной сделать? — спросил Майкл.

— Для начала, — ответил Валентин, — Татьяна и её друзья посадят тебя на лодку. Она придёт примерно через час. Они отвезут тебя в Восточную Германию, прежде чем переправить в Москву. Путешествие будет долгим и не слишком комфортным, но, опять же, это уже не мои проблемы.

— И что будет в Москве?

Валентин холодно рассмеялся.

— Они соберут команду учёных, — сказал он. — Которые приложат все усилия для того, чтобы… извлечь то, что ищут те существа, какую бы энергию ты ни впитал во время того взрыва. Похоже, это бесценный материал. Мощнейший материал. Дело в том, что ты нужен им живым. Это уже случалось раньше — то, что происходит с тобой. В Сибири. В результате взрыва одной из сфер один человек остался в таком же затруднительном положении. Пациент умер, и вместе с ним энергия просто исчезла. Вот так.

Он щёлкнул пальцами.

— Джек не позволит вам, — сказал Майкл. — Он не даст вам увезти меня в Москву.

В это время дверь камеры открылась, и вошла Татьяна.

— Джек? — сказала она. — Ты думаешь, что твой друг Харкнесс спасёт тебя? О, мне жаль сообщать тебе об этом, но Джек Харкнесс мёртв.