Несколькими часами позже, в посёлке, Лев прислоняется к запылённому пикапу Пивани, в полуха слушая, как Пивани рассказывает шерифу о происшествии. Лев смотрит, как дети рассаживаются по машинам, и родители увозят их домой. Только Кели оборачивается и машет Леву рукой на прощание.
Шериф возвращается к своему автомобилю, составляет протокол, затем отправляется в горы забрать труп Бобби — наверняка ему хочется, чтобы пирата убил кто-то из его ребят-полицейских, а не свой брат-бандит.
Как Лев ни отворачивается, он невольно замечает злые взгляды, которыми одаривают его полицейские перед тем, как уйти.
— Твоё прошение о присоединении к племени отвергнуто, — сообщает ему мама Уила. В её голосе звучит боль — частично по отношению к Леву, частично по отношению к её сыну, которого она больше никогда не увидит. — Мне очень жаль, Лев.
Лев принимает это известие со стоическим кивком. Другого решения он и не ожидал. Он догадывался о нём по тем взглядам, которыми его обжигал каждый встречный после их возвращения из похода. Те, кто был с ним знаком, смотрят на него как на ходячий надгробный камень, как будто имя Уила выбито на его сиеновом лице. Те же, кто с ним незнаком, смотрят на него как на представителя мира, забравшего у них Чоуилау. Музыка Уила — душа его — покинула резервацию, и этой потери ничем не возместить. Рана будет кровоточить ещё очень долгое время. И не на кого возложить за это вину. Кроме Лева. Даже если бы ему дали право на поселение, резервация недолго оставалась бы его убежищем.
Пивани отвозит Лева к северному входу в резервацию — колоссальным бронзовым воротам, обрамлённым башнями из зелёного стекла. Лев пригибается, чтобы разглядеть колокола на башнях и подвешенную над воротами бронзовую же скульптуру, изображающую вставшего на дыбы мустанга в натуральную величину. Уил рассказывал ему, что скульптуру поддерживают тонкие и прочные, почти невидимые нити, а также прозрачная стеклянная перекладина. Когда ветры с гор дуют через долину, детишки собираются у ворот в надежде увидеть, как конь освобождается от пут и улетает вдаль.
— Куда же мне идти? — растерянно спрашивает Лев.
— Это уж тебе решать.
Пивани наклоняется через мальчика, достаёт из бардачка свой кошелёк и вручает Леву солидную пачку купюр.
— Слишком много, — выдавливает из себя Лев, но Пивани качает головой.
— Ты окажешь мне честь, если примешь этот подарок. И окажешь честь ему, — говорит Пивани. — Ребята рассказали мне, как ты предложил себя пиратам ещё до Уила. Не твоя вина, что они выбрали его, а не тебя.
Лев послушно засовывает деньги в карман, пожимает Пивани руку и выходит из машины.
— Надеюсь, твой дух-хранитель приведёт тебя в безопасную гавань. В то место, которое ты сможешь назвать своим домом, — желает ему на прощание Пивани.
Лев закрывает дверь, и через мгновение пикап скрывается за поворотом, подняв облачко пыли. Только теперь Лев вспоминает, что духа-хранителя у него нет. Он так и не завершил своего духовного искания. Нет никого, кто мог бы ему помочь, указал бы дорогу в тумане будущего.
Привратник кивает ему. Мальчик выходит через калитку и направляется к автобусной остановке в сотне футов впереди. Перед глазами Лева простирается пустошь, покрытая зарослями полыни; она уходит к самому горизонту. В душе у мальчика такая же полынная горечь и такая же пустота.
Он пересчитывает деньги, которыми снабдил его Пивани. Их хватит на то, чтобы уехать очень далеко, и всё же недостаточно далеко — потому что никакие деньги в мире не уведут Лева прочь от всего пережитого с того самого дня, когда десятину отослали по назначению.
Уил исцелил его своей музыкой, познакомил с образом мышления своего народа и спас от пиратов, отдав им взамен свою жизнь.
А всё, что Лев был в состоянии дать Уилу — это аплодисменты.
Из расписания Лев узнаёт, что следующий автобус придёт через полчаса. Мальчик не заморачивается выбором пункта назначения. Он знает: куда бы он ни поехал, дорога будет пролегать во мраке. Ему больше нечего терять. Пустоту в душе сменяет пламя. Отныне он будет стремиться только к одному — к расплате.
Он смотрит на свои ладони, вспоминает, как аплодировал Уилу, и его цель вырисовывается перед ним во всей простоте, ясности и грозном величии. Она даст выход его гневу...
…и разорвёт мир в клочья.