– Позвольте мне еще на двенадцать пальцев виски, – тихо хихикая проговорил оборванный альбинос.
– Смешно, очень смешно, – проговорил мутант-бартендер.
– И смотри, не пролей так много на этот раз. Вы все такие неуклюжие этой ночью.
– Послушай, ты, выбеленный извращенец, я…
Как раз в этот момент Зак остановился у входа в Овальный Кабинет, разглядывая насквозь прокуренную яйцеобразной формы комнату. Он пришел не в урочный час для этого заведения. Большая часть ночных посетителей уже исчезла, а дневная смена еще не начала собираться. Около изогнутой отделанной черным деревом стойки бара, занимавшего всю правую часть комнаты, было всего лишь три посетителя. Альбинос, какой-то мутик, с добавочным глазом в самой середине лба, и толстая женщина-епископ. Большинство расшатанных кабин, сделанных из красного дерева, пустовало. В одной из них неуклюже сутулясь в одиночестве сидел несостоявшийся сенатор, которого совсем недавно осудили за превышение узаконенного предела взяток. Его покрытые пятнами руки сжимали пластиковую бутылку белого суррогатного виски.
Неожиданно желтого цвета пианино, стоявшее около боковой стены, будто само по себе заиграло мотив бодрого марша.
Поверженный сенатор подскочил на своем месте, мутик заморгал сразу всеми тремя глазами, а дама-епископ просто блаженствовала.
– Вижу, попал в очередную переделку, старина. Из самой дальней кабины выглянул маленький человек, поманив Зака пластиковой левой рукой. Запыленные светильники, покачивающиеся где-то под потолком, затянутым паутиной, давали все же вполне достаточно света, чтобы заставить засверкать в их слабых лучах его металлическую голову.
Зак, чуть спотыкаясь на покоробившемся дощатом полу, пошел вперед.
– Тэсси-Транц передает тебе привет, – сказал он, усаживаясь на стул против киборга-лилипута.
– Когда-то она доставила мне самое замечательное наслаждение, какое я когда-либо имел, – сказал Джоко. – И я должен заметить, приятель, что если бы я так не наслаждался жизнью, вряд ли бы я так преуспел в ней.
– И ты получаешь от этого удовольствие?
– Да, и хотя мне очень редко удается спать с наследницами предприятий дешевых продуктов, – ответил Джоко, – жизнь почти всегда доставляет мне радостные минуты. Например, сейчас, я изучаю игру на пианино.
– Так этот марш на пианино играешь ты?
– Да, я делал это посредством телекинетических приемов, с помощью нового оборудования, которое недавно было встроено в меня. Он был очень маленький, его рост едва ли превышал пять футов, а по остававшимся на нем кускам его собственной кожи, можно было понять, что ему могло быть около пятидесяти лет. Его щегольской лимонного цвета костюм не мог скрыть того факта, что значительная часть его тела была собрана из искусственных частей. Металлические шарниры и суставы, трубки и провода, загадочные выступающие детали можно было легко обнаружить под яркого цвета одеждой. – Сейчас я постоянно совершенствую, если можно так выразиться, свою невероятно развитую левую руку. Ты обязательно должен послушать мой настоящий живой бас, когда я изображаю звуки охотничьих рожков. Прошибает до слез, уверяю тебя, приятель.
Зак тяжело опустил локти на стол.
– Джоко, не мог бы ты устроить мне…
– Я уже договорился о твоей встрече с доктором Денфилдом. Джоко выбрал один из трех стоявших в ряд перед ним наполненных бокалов и выпил клубящуюся янтарную жидкость. – Мы можем отправиться для этого прямо к нему, туда где он постоянно работает, или, наоборот, он сам приедет к нам. Теперь Док Денфилд разъезжает по Нижней зоне в передвижном доме. Это один из тех немногих передвижных домов в викторианском стиле, которые ты мог видеть здесь. Мне всегда нравились остроконечные крыши, купола, флюгеры и тому подобное…
– А как ты узнал, что мне нужен врач?
– Да ведь должен же кто-то выключить этот идиотский зуммер в твоей голове, старина.
– Эй, Джоко, ты выводишь из равновесия бедного сенатора Веттерлайна, – закричал, напрягая свой маленький рот, бартендер.
– О, я вовсе не собираюсь и дальше мучить бедного парня.
Пианино перестало играть.
– А что еще ты знаешь? – спросил Зак.
– Я знаю очень много. Я даже знаю о твоих самых сокровенных страхах, про которые ты предпочитаешь не говорить, – сказал Джоко после очередного глотка. – Так же, как я знаю, что ты поймал дозу очень неприятного, хотя и интересного вируса. Это было очень неосмотрительно с твоей стороны. Мы еще обсудим этот вопрос более подробно после того, как побываем у хирургов.
От боли, которая возникала внутри его головы, Зак был готов скрипеть зубами.
– Ты первый, к кому я обратился, – сумел он выговорить наконец. – Потому что ты и твоя организация имеют очень много контактов и…
– Да, мы представляем нечто уникальное, особенно я, – заметил маленький киборг. Чуть наклонив бокал, который он удерживал искусственной рукой, Джоко использовал свои естественные пальцы, чтобы расстегнуть перед у своей желтой рубашки. – Взгляни-ка на это, если хочешь. Это взамен старой.
Под рубашкой виднелась металлическая пластина, размером с игральную карту, вмонтированная в кожный покров на его узкой груди. Вся она была покрыта многочисленными маленькими циферблатами, усеяна мелкими линзами из цветного стекла, и кроме этого, на ней размещался еще и экран дисплея.
– Японская?
– Вздор, приятель. Венгерская. Сейчас они делают самые лучшие микрокомпьютеры. Что, что, а это должен знать даже агент из АФП. Он погладил поверхность компьютерного терминала и вновь прикрыл его рубашкой.
– Джоко, я хочу, чтобы этот чертов зуммер был отключен, прежде, чем я займусь чем-нибудь еще, – сказал Зак. – И моя рука тоже должна быть приведена в рабочее состояние.
– Док Денфилд может вылечить лишь твою голову. А что касается руки, приятель, то ты должен будешь отправиться в Детройт.
– Уж не предполагаешь ли ты, что меня должен привести в порядок…
– Да, но я таки предполагаю, мой друг. Именно Безумец Эдди.
– Нет, он уж слишком диковатый и слишком обидчивый человек. Я…
– Но выбора почти нет, – сказал Джоко. – Неугомонный Фелкон О'Брайн бросил полдюжины своих лучших агентов, чтобы проверить всех подпольных специалистов по электро-оборудованию и электронике. К счастью, ни один из этой шестерки не имеет достаточного самообладания, чтобы близко подойти к Безумцу Эдди.
– Полагаю, что на это есть уважительные причины.
– Его репутация в значительной степени преувеличена, что является первым шагом для защиты от общества.
– Но я видел сам, как он однажды съел фургон продуктов.
– Человек, даже находящийся на диете, порой ничего не может поделать с собственными привычками. В молодости я был влюблен в одну молодую даму, которая знала лишь одну диету: зефир и коньяк. Однако она была…
– Джоко, а не могли бы мы отправиться и поискать этого доктора Денфилда?
– Разумеется. Ты только прости меня за пересказ этих автобиографических подробностей, старина. Так частенько бывает в такой поздний час, когда мир находится в переходном равновесии между тьмой и светом. Он быстро расправился с тем, что оставалось в тройке стоявших перед ним бокалов, и поднялся из-за стола. – Ты даже не обратил внимания на мою «шляпу».
– Новая? Зак с трудом поднялся на ноги. Они дрожали теперь еще больше.
– Та же самая, только я отполировал ее и отхромировал. Как блестит, правда?
– Да, я был ослеплен в тот же миг, как только увидел тебя.
Затем Джоко подхватил руку Зака и осторожно вывел его из будки.
– Я очень рад, что ты еще не потерял своего чувства юмора.
– Пока еще нет.
– Надеюсь, беспокоит не очень сильно?
Зак увидел размытый калейдоскоп из ярких цветных стекол. Отвернувшись от блеска операционной, он взглянул с высоты стола, на котором лежал, прямо в скуластое лицо доктора Денфилда.
– На самом деле, черт возьми, беспокоит, и все еще сильно.
– Ты не шутишь? Ну, ничего, скоро боль спадет. Разумеется чисто хирургический путь был бы, возможно, и лучше, но у тебя очень жесткое расписание, как я понял со слов Джоко. Денфилд повернулся к нему спиной и, отойдя от операционного стола, тяжело опустил костлявое тело в подвесное кресло. – Делать деактивацию снаружи с помощью телеустановки всегда и грубо и неосторожно.
Зак чувствовал, как вся левая часть его головы раскалывается от боли.
– По крайней мере, хоть удалось остановить зуммер.
– Да, уж он-то теперь не будет больше тебя беспокоить. Считай, что он мертв. Может быть позже, когда у тебя будет гораздо больше времени, ты можешь вернуться и попросить меня вообще убрать его. А пока АФП больше не сможет изводить тебя с помощью электроники или трансформировать боль внутрь твоего тела. Он поднял плечо, чтобы помочь самому себе снять салфетку, покрывавшую его голову. – Единственное, о чем я всегда беспокоюсь при такой работе, так это вероятность взрыва.
Зак сел, свесив ноги через край стола.
– О каком взрыве вы говорите?
– А разве ты не знаешь? Уверяю тебя, что АФП иногда вставляет туда заряд, поэтому при попытке вывести из строя зуммер, происходит взрыв, – пояснил врач. – Таким образом попадаются оба, и агент и врач. Возможно ты не такой важный агент, чтобы тебе было вделано такое дополнительное устройство. Ни один из моих датчиков не показал его наличия внутри твоей головы, но люди из АФП могут быть очень хитрыми. Они научились использовать взрыватели, не поддающиеся средствам детектирования.
– Но почему же вы продолжаете рисковать?
– Я врач, и моя обязанность устранять боль.
– Даже рискуя подорваться вот таким образом?
Доктор Денфилд развел широкими плечами.
– Я всегда рискую, – сказал он. – Кроме того, Акула не получила никаких отрицательных подозрений.
– Что это за Акула?
– Да, и верно, ты еще не встречался с ней. Она намеревается сопровождать тебя до Детройта. Очень приятная молодая дама, – сказал доктор. – Более или менее. Я уверен, что она понравится тебе.
– Мне еще не приходилось отдавать свои симпатии кому-либо с таким именем, как Акула, – ответил ему Зак.