Глава 10

Московская область, г. Сергиев Посад.
Среда, 21 апреля 2010 г. 15:30.

Суворов всегда заранее предупреждал о своих визитах к митрополиту Тихону и всегда ждал, когда его позовут, не входя в лавру. Вот и сейчас он сидел на каменном парапете у памятника Сергию Радонежскому, свесив голову на руки и глядя себе под ноги. Струев неспешно прохаживался взад-вперед поодаль, время от времени поднимал голову и жмурился на яркое, но скупое на тепло апрельское солнце. Остановившись в двух шагах от Суворова, он долго смотрел на него с улыбкой, потом заговорил:

– Ты расстроен чем-то. Что случилось?

– Ничего.

– Не верю. Что тебе Аннушка вчера такого наговорила, что ты мрачнее тучи? Продолжает тебя строить? На меня-то она с самого начала рукой махнула, а вот тебя… О, на тебя нет. Среди тебя она проводит оргработу…

– Доцент, отстань!

Струев пожал плечами и продолжил свои расхаживания и принятие солнечных ванн. К ним тихо приблизился священник.

– Данила Аркадьевич? Иван Андреевич? Владыко Тихон ждет вас.

Священник сразу же развернулся и быстром шагом направился к центральным воротам лавры. Суворов и Струев последовали за ним. Тихон принял их в своем рабочем кабинете. Оба подошли под благословение, затем Тихон предложил им сесть и сам уселся за свой стол.

– Ну, с чем пожаловали, власть имущие? – спросил он.

– Владыко, я хочу исповедоваться, – сказал Суворов.

– Иди, Данила, на литургию в любой храм и исповедуйся, – отозвался Тихон, – ты ел-пил сегодня? Не курил? Нет? Что же утром в храм не пошел? И что за срочность? Когда причащался святых таинств в последний раз?

– Полторы недели назад, – ответил Суворов.

– Что же, можно было бы и почаще, но…

– Вы мой духовник. Я всегда исповедовался вам. И… я хочу посоветоваться.

– Я, сын мой, не могу более исповедовать тебя, – тихо проговорил Тихон, опустив глаза, – я познакомлю тебя с одним очень хорошим иереем, теперь он пусть несет сие бремя, не я.

– Но почему? – Суворов встал и сделал шаг к рабочему столу Тихона.

– Я, кажется, понимаю, – пробормотал Струев со своего места, – причины две, раб божий Данила. Во-первых, владыко устал в твоем лице исповедовать всю политическую систему страны…

– Доцент, хоть сегодня!..

– А во-вторых, – не обратив на окрик Суворова никакого внимания, продолжил Струев, – сдается мне, у нас скоро будет новый Патриарх.

– Не лезь не в свои дела, Иван! – повысил голос Тихон.

– И хороший Патриарх, – ввернул Струев, – однако не об этом речь… Владыко, почему прервана экуменическая миссия?

– Об этом спросить пришли?

– Не совсем, владыко, но… Так почему?

– Не вашего это ума дело, – ответил Тихон, – можете у Патриарха спросить. Он благословил приостановку переговоров с Ватиканом.

– Владыко, Патриарх болен и немощен, – сказал Суворов. Он старался себя сдерживать. Проглотив обиду, вызванную отказом духовника, он говорил почтительно, но Струев видел, как сжимаются и разжимаются его пальцы. Это был явный признак недовольства и раздражения, – Вы знаете об экуменической миссии больше Его Святейшества. Вы знаете все.

Тихон продолжал молчать.

– Владыко, я должен знать о причинах такого решения Церкви. Я обязан знать, что произошло. Я отвечаю за страну.

– Ох, велика гордыня твоя, Данила! – Тихон вскочил с места, обошел свой рабочий стол и встал прямо напротив Суворова. – Велика и страшна! Ты что о себе возомнил? Ты не помазанник божий и не Патриарх. Ты думаешь, что несешь ответственность за всю страну? Ну так и понесешь ее перед Богом!

Тихон ткнул Суворова пальцем в грудь, тот сделал шаг назад и плюхнулся обратно в свое кресло.

– Вы его еще смердом назовите, – усмехнулся Струев.

– Молчи, охальник! – закричал Тихон. – Чего только не услышишь от тебя… Следи за языком своим!

– И за питием, – проговорил себе под нос Струев.

– И за питием тоже следи, – Тихон вернулся на свое место за рабочим столом, – но более всего за языком. Ты с Анатолием и Германом неуместный шум поднял, пропаганду такую ведешь, что стыдно мне! «Третий Рим», «Православная Цивилизация», «духовная экспансия»… Каких еще чудных терминов понапридумали? Или эта ваша Православная Цивилизация – доброе оправдание для крови пролитой, крови, которой продолжаете стращать Европу?!

– Не мы, владыко, – возразил Струев, оглянувшись на Суворова, – мы Европу не кровью пугаем, а так, пустяками: голодом и холодом.

– Доцент, помолчи ради бога, – отмахнулся Суворов, – владыко, что произошло за эти три недели? Почему сейчас такая реакция на… Постойте, иерархи с муфтием не поссорились?

– Не говори глупостей, Данила, – ответил Тихон, – не было с муфтием ссоры никакой. Только церкви и сохраняют мир в стране и среди южных соседей…

– Признаю с почтением и благодарностью, – Суворов поднял руки, – хоть столкновения и бои, не прекращаясь, идут на юге все эти годы, да и террористы никуда не делись, но только у нас такое относительное спокойствие в отношениях с мусульманами, своими и чужими… Однако же, владыко, я что-то не понимаю… С муфтием вы, стало быть, в хороших отношениях, в постоянном, так сказать, контакте, а переговоры с католиками прервали. Почему?

– Переговоры зашли в тупик, – Тихон снова смотрел вниз.

– Но ведь никто не просил и не ждал немедленного результата, даже ничтожного, – настаивал Суворов, – идет себе процесс и идет… Но прерывание экуменической миссии… Что такого неприятного сказали вам в Ватикане?

– Не лезь, Данила! – Тихон поднял горящие то ли гневом, то ли страхом глаза и уставился на Суворова. – Мы и ранее характер проявляли. Ты и сам это любишь: прешь напролом, как бык… Что такого ужасного случилось? Ты все больше Германию, Голландию, Бельгию, Швецию обрабатываешь. А тамошним протестантам до наших церковных распрей с католиками дела нет.

– А Франция с Италией? – спросил Суворов.

– А были ли распри? – встрял Струев.

– Что неймется-то вам? – отозвался Тихон, уже спокойнее, почти ласково. – На свое доброе государственное служение вы всегда получали благословение Церкви. Вы многое сделали для нашей богохранимой страны. Два года минуло всего, а страна стала другой. Но не думайте, что ваши экономические уловки и пронырливые спецслужбы дают вам право замахиваться на духовное, – Тихон снова стал повышать голос: – Церковь молчит о цене, коей заплачено за изменения, но помнит! Все я помню! Не думай, Иван, что забыл я и о твоем богомерзком умении! Знаю я, о чем советоваться пришли. Ты, Данила, Европу к рукам прибрать хочешь, а ты, Иван, вокруг Руси крепостную стену воздвигнуть желаешь. Не думайте, что я рассужу вас. Про экуменическую миссию спрашиваете – отвечаю: я ее прервал. Временно. Ни о чем это не говорит. Ваше дело – налоги да армия, мое – люд православный. Не лезьте в духовные дела!

– Почему же? – Суворов побледнел, у него даже глаза полезли из орбит. – Что случилось, владыко?..

– Погоди-ка, Данила, – снова вступил в разговор Струев. – Владыко, это что же, шантаж? Сделка? Что на что меняем, а?

Тихон снова поднялся на ноги.

– У меня много дел, господа, – сказал он, – извините…

За спинами Суворова и Струева открылась дверь. Обернувшись, Суворов увидел в дверном проеме хорошо знакомого ему отца Алексея. И священник, и митрополит недвусмысленно ждали, когда гости уйдут. Тихон стоял за своим рабочим столом, опираясь кулаками на столешницу – вроде как и благословлять не собирался. Суворов встал, пожал плечами и вышел из кабинета Тихона. Струев задержался на несколько секунд дольше и смотрел на митрополита, но Тихон так и не поднял на него глаз. Попрощавшись, Струев присоединился к Суворову. Отец Алексей проводил их до дверей здания. Суворов целенаправленно пошел к источнику святой воды, долго пил ее с ладоней и умывался. Затем, не сказав ни слова, Суворов двинулся по дорожке к воротам лавры. Выйдя из ворот и остановившись только на секунду перекреститься, Суворов быстрым шагом прошел к лимузину и уселся на свое место, захлопнув дверь. Струев подошел к автомобилю следом, но садиться рядом не стал. Он остановился около двери Суворова и закурил. Суворов опустил стекло и раздраженно спросил:

– Что ты там делаешь еще?

– Курю, – по виду беззаботно ответил Струев, – у меня никотиновый голод.

– В машине нельзя покурить?

– А куда ты торопишься?

– У тебя дел, что ли, нет?!

– Две минуты не спасут отца русского тоталитаризма. Выйди лучше покури со мной. Все равно ведь нацеливались на долгий разговор…

Суворов, чуть не сбив Струева с ног, открыл дверцу и вышел наружу.

– Ты выглядишь как побитая собака, Данила.

– Я так себя и чувствую. Что с ним приключилось?!

– Что-то, значит, приключилось, – пожал плечами Струев, – он прав в одном: не рассудил бы он нас, не его это дело. А Патриархом станет – хорошо будет. Строгий будет, крепкий. Однако, погоди… Что-то не то… Миссия… разговор вышел как бы ни о чем, угрозы… Бог мой! Да он же боится чего-то!

– Чего боится?

– Не знаю, – прикрыв глаза, медленно проговорил Струев, – но чего-то боится… Он так вел разговор, чтобы мы только ругались, и все. Он прервал переговоры с Ватиканом, не объяснив причин. Кстати, откуда мы знаем о том, что прервалась эта миссия, а? Из официального сообщения РПЦ? Ну нет, милый, подожди…

Струев извлек из кармана коммуникатор, пристроил его на ухо и вдавил кнопку вызова.

– Здесь Советник Струев. Ранняя весна, а половодье запаздывает. Соедините меня с Советником Хабаровым. Колян, привет. Слушай… Мы из лавры только что… Что? Что мы знаем? – Струев долго слушал, морщась и потирая лоб. – Откуда данные, из администрации Ясногорова? Когда? Сегодня утром? Что? Да, Данила рядом. Ничего не делайте пока. Вечером поговорим. Отбой.

– Что там? – спросил Суворов.

– Я так и думал, – сказал Струев, убирая коммуникатор, – никакая миссия не прерывалась. Церковь тоже решила поиграть в конспирацию.

– Что?!

– В Администрацию Президента попадает странное сообщение о том, что в связи со скоропостижной кончиной отменяется частный визит кардинала Кларетти к митрополиту Тихону. Рейс должен был быть вчера, то есть через неделю после отлета Тихона из Италии. Ты понял?

– Я пока ничего не понял, – Суворов стал медленно наливаться краской, – но сейчас пойму. Говоришь, боится наш митрополит чего-то? Сейчас испугается еще больше!

Суворов махнул рукой двум «медведям», стоящим около лимузина и быстрым шагом направился обратно к воротам лавры в их сопровождении. Струев едва нагнал его.

– Стой, Данила, нам только ссоры с Церковью не хватало сейчас. Остановись. Давай разберемся сначала…

– Ни в чем мы не разберемся! – зло бросил тот на ходу. – Он сам нам все выложит.

У дверей патриарших палат их попытались остановить, но на охранников Суворову было достаточно зыркнуть взглядом, а двух священников он просто отодвинул одним движением руки. Перед входом в кабинет митрополита на их пути встал отец Алексей.

– Стойте, куда?! – подняв руки, сказал он. – Остановись, Данила!

Суворов остановился и, нависнув над священником, заговорил:

– Ты, отче, может быть, еще крестом мне путь попробуешь преградить? А? Мне, живодеру? Или ты думаешь, я не знаю, как ты называл меня когда-то?! Или тебе напомнить, кому и какие места ты вылизывал три года назад?!

– Опомнись, Данила!..

– Это ты опомнись, отче. Неужели ты думаешь что можешь остановить меня? Прочь с дороги!

Священник, как ошпаренный, шарахнулся в сторону. Суворов толкнул двери в кабинет Тихона и вошел вместе со Струевым и «медведями». Следом вошел отец Алексей. Митрополит стоял посреди комнаты, глядя прямо на вошедших.

– Что ты удумал?! – грозно спросил он.

– А ты не вращай глазами, владыко, – ответил Суворов, подходя к нему вплотную, – неубедительно получается. Тебе нравится независимость Церкви, да? Нравится? Тебе нравится, что гэбэшников среди священников да иерархов более нет? Тебе нравится, что я прошу о приеме и смиренно жду за воротами, пока ты примешь меня?! Так ведь я это разом все изменю, в двадцать четыре часа, и будете все здесь за Ясногорова агитировать перед телекамерами! А если я другого пригляжу, так за него будете агитировать. Так меньше нравится, владыко?

– Опомнись, Данила, – митрополит говорил уже растерянным голосом, – что же ты делаешь?! Ты не только Церковь предаешь, ты себя предаешь!..

– А вы меня не предали только что?! Не предали, отказав в совете и исповеди?! Вы не предали меня и себя, попытавшись скрыть от меня тайну, от которой у вас под рясой поджилки трясутся?!

– Следи за языком! – попытался прикрикнуть Тихон.

– За языком следить?! – Данила уже не кричал, а страшно шипел прямо в лицо митрополиту. – Иван, выведи всех!

Струев вытолкал из кабинета «медведей», отца Алексея и еще двух священников, прибежавших на шум, и закрыл за ними створки дверей. Суворов отошел от Тихона, поднял одной рукой кресло, как будто сделано оно было не из красного дерева, а из пенопласта, перенес на метр, впечатал его в пол со стуком, от которого Тихон вздрогнул, уселся и заложил ногу на ногу.

– В общем так, владыко, – произнес он ледяным голосом, – или вы выкладываете все про ватиканские тайны прямо сейчас, или вы окажетесь в специзоляторе КГБ уже через два часа. Я полагаю, этого срока хватит, чтобы Патриарх отлучил вас от Церкви.

– Данила, да ты… да как ты…

– Посмотрите мне в глаза, владыко, – сказал Суворов, – и скажите, сделаю я это или нет.

Тихон покачнулся, но устоял на ногах. Тяжелыми шагами пройдя за свой рабочий стол, он сел в кресло и, опершись на локти, закрыл лицо руками.

– Со мной в Ватикане был отец Арсений, – заговорил он после долгой паузы, не открывая лица, – он вместе с католиками сличал архивы. Однажды вечером он приходит ко мне перед вечерней молитвой в страшном волнении и говорит, что пропали многие архивные документы. Я допытываться: какие? Он говорит, что явно какие-то важные, причем не древние, по коим споры могут быть, а некоторые за последние четыреста лет. Отец Арсений – талантливый иерей, в архивном деле ему равных нет. Он понял, что все пропавшие документы явно относятся к чему-то одному и что уничтожены документы лет пять назад, не раньше. Копию одного документа он все же обнаружил. По нему и заключил, что все документы эти – бумаги Инквизиции и касаются они… Господи наш, Иисусе Христе, будь милостив!.. Документы эти касались неких «долгоживущих», которые якобы кругом проникли и всеми помыкают…

– Что дальше, владыко? – жестким голосом спросил Суворов.

– На следующее утро я уединился с Папой и первым же делом вопрошаю его о документах. Он испугался. Он сказал, что нельзя говорить об этом, что… Он обещал, что пришлет ко мне тайно кардинала, который расскажет все здесь, в России. Я сказал Папе, что вслепую дальше миссию вести не готов…

– И он отнесся с пониманием, не так ли? – вступил в разговор Струев. Тихон отнял руки от лица и кивнул. – И вы вместе с Папой разыграли спектакль с приостановкой экуменической миссии, да?

– Да, – глухо отозвался Тихон.

– А кардинал, посланный Папой, был убит перед самой поездкой, не так ли? – спросил Суворов.

– Не был он убит, Данила, – ответил Тихон, – он помутился разумом и шагнул под идущий автобус. Ватикан до сих пор не знает, считать ли это самоубийством или нет.

– Подскажите им, что нет, – сказал Суворов, – это было убийство, владыко. Мне одно интересно: вы решили все это от нас скрыть – это еще можно объяснить, но что сами вы собирались делать?

– Ничего, Данила, – ответил Тихон, – после смерти кардинала Кларетти я решил и правда прервать миссию.

– Я думаю, Данила, что… – начал было Струев, но Суворов прервал его:

– Потом, доцент! Помолчи. Где отец Арсений, владыко?

– В Иверском монастыре. Недужен он. Только-только поправляться стал.

– Психически недужен? – уточнил Суворов. Тихон кивнул. – Пришлите мне его завтра же. Не возражайте. Никто не будет ему выворачивать мозги наизнанку. И больше не нарушайте, владыко, нашу договоренность о сотрудничестве Церкви и Совета. Всё. Простите, что побеспокоили. Пошли, Иван.

Выйдя за ворота Лавры, Суворов закурил. У него сразу закружилась голова. Он даже остановился.

– Что, тоже никотиновый голод? – осведомился Струев.

– Да, тоже, – рассеянно ответил Суворов. – Ты скажи мне, доцент, как мне теперь исповедоваться за то, что Церковь за грудки тряс?

– У меня только не спрашивай! – раздраженно ответил Струев. – Захочешь причаститься – исповедуешься. Кстати, что тебя приперло сегодня владыке исповедоваться? Мы ведь ехали на, так сказать, мировоззренческий диспут… И как ты сказал: мне надо посоветоваться? Не нам, а мне! О чем? Впрочем, да, это некорректный вопрос даже между Советниками… Извини.

– Господи, Иван, мне иногда хочется вырвать твой язык!.. Прав владыко относительно твоего языка…

– И пития.

– И пития.

– За это надо выпить, – усмехнулся Струев, – тихо, тихо, не взорвись, испачкаешь святое место… Ты вот скажи мне лучше, ты что, думаешь, что наконец нашел это свое мировое правительство, пресловутый фактор М.П.?

– А что это может быть еще? – Суворов снова двинулся к лимузину.

– Да что угодно, – Струев, следуя за ним, тоже закурил, – завтра же займусь наконец расчетами по ситуации 28.

– Завтра ты отцом Арсением займешься, любитель летающих блюдец.

– Хорошо, – согласился Струев, – но вообще, Данила, это тебе повод лишний раз задуматься над тем, что я твержу тебе все время. Кто знает, сколько ещё в Европе чертовых тайн!

– Мы проведем разведку, – Данила снова переходил на деловой и бодрый тон, – мы захватим одного или нескольких долгоживущих, разработаем соответствующий ДНК-тест и разберемся с этим мировым правительством.

– Ты безумец, Данила!

– А ты нытик. Поехали!

* * *
Москва. Ленинградский проспект.
Жилой комплекс «Соколиное гнездо».
Четверг, 8 июня 2006 г. 01:40.

Все братки последние два года ждали, когда Глыба захочет быть первым, когда он устанет ждать естественной смерти Принца и замочит его. Но Глыба хранил верность, а Принц безоговорочно ему доверял. Глыба давно был вторым человеком в банде, его боялись и уважали. Даже ненавидящие его братки признавали его нечеловеческую силу и ловкость, но более всего он был ценен не своим могучим и быстрым телом, а умом и чутьем, «нюхом», как говорил Принц. Принц приблизил Глыбу к себе практически сразу, как только тот появился, потому что знал его отца, который был убит ментами десять лет назад. Авторитет Глыбы был непререкаем, он был вторым, и никто не сомневался, что вскоре он станет первым: Принц, или Батя, как его звали особо приближенные, был стар и болен, а тягаться с Глыбой за первенство было бессмысленно и крайне опасно. Никто не смог бы его подловить, он чуял человека за спиной, чуял опасность, умел угадать расклад. Именно поэтому группировка Принца была столь преуспевающей даже в окружении порой более могущественных конкурентов. Глыба знал, когда договариваться, когда отступить, а когда неожиданно и жестоко ударить. Глыбу много раз пытались убить люди из других банд. Свои попытались только однажды, когда его влияние только начинало расти. Зная его силу, собрались втроем. Глыба просто не объявился в том месте, где его ждали, а когда раздосадованные братки, устав его поджидать, направились в один из своих притонов «снять стресс», то вместо мамочки и девочек обнаружили там Глыбу. Он не дал им даже шанса достать волыны, просто перерезал, как овец.

Когда у Принца возникло беспокойство по поводу появления на горизонте странных людей, предложивших выкупить четверых их еще совсем свежих девочек, он, конечно, поручил разобраться в этом непонятном деле Глыбе. Зверенок, отвечавший в банде за притоны, к которому и обратились незнакомцы, заартачился, но Принц быстро урезонил его: «Скажи мне, что ты будешь делать, и я оставлю все это дело тебе. Отдашь девчонок? Начнешь войну? Других мыслишек нет? Так вот я скажу тебе: это очень странно, и надо разобраться, кто эти люди. Это сделает Глыба». Зверенок подчинился, но очень разозлился и обиделся. Это ему принадлежала идея прекратить, как он сам говорил, разброд с интимом в Москве, наложить лапу на «салоны» и индивидуалок. Он сам выдал идею и сам всё сделал: расправился с мелкими притонами, напугал и поставил под контроль всех индивидуалок в городе, а тех, что не подчинились, просто убил, причем так, чтобы остальные об этом узнали. Зверенку не зря дали такое прозвище: некоторых индивидуалок он ликвидировал «для профилактики», некоторых прикончил сам, причем делал это медленно и со вкусом. Опыту банды Принца последовали и другие группировки. Теперь интимные услуги были поделены в городе между пятью-шестью сильными бандами. Глыба немало удивился, зачем вообще кому-то понадобилось выкупать девочек. Бывали случаи, когда девочки уходили, оставляя отступные, бывали случаи, что клиент влюбится и выкупит девочку, бывало, что девочки бежали, не отработав положенный срок, или их похищали, но чтобы кто-то предложил выкупить сразу четверых… Кто? Конкуренты? Но им незачем кого-то выкупать: приток молодых девчонок в Москву был велик, всегда было из чего выбрать. Менты? Но это уж очень сложно для них. Легче попытаться проникнуть в притон под видом клиентов. Еще сильнее Глыба удивился, когда узнал, что Зверенку точно назвали конкретных четырех девочек, их имена, фамилии и года рождения. Глыба, проведя разведку, сказал Бате, что надо забивать стрелку с покупателями, везти им девочек и попытаться поговорить, выудить правду. «Это точно не менты?» – спросил Принц. «Точно», – ответил Глыба. Принц пожал плечами и согласился.

Принц сидел у себя в кабинете, попивал коньяк, курил и раскладывал пасьянс. Он ждал возвращения Зверенка, Глыбы и остальных со стрелки. Спать все равно не хотелось. Сегодня… «Ох, сколько уже времени!..» Нет, вчера вечером Глыба взял мини-автобус «Форд Транзит» в грузопассажирском варианте, загнал девочек в грузовой отсек, взял с собой Зверенка, отобрал еще четверых братков, посадил их в джип, и они поехали на стрелку. «Что-то не нравится мне это. Не нравится», – непроизвольно приговаривал Принц, выкладывая карты на стол. Он услышал звонок из прихожей, шаги охранника, затем голоса в прихожей, и, наконец, в дверь постучали. Глыба так делал всегда. Когда Принц спросил его, зачем он это делает, тот ответил: «Так вежливо». Образования у Глыбы не было, но он много читал и понабрался из книг совершенно невыносимых порой манер в разговоре и поведении.

– Можно? – спросил Глыба, приоткрывая дверь.

– Заходите, – ответил Принц и закашлялся. Он покачал головой, отпил коньяку и закурил новую сигарету.

Вошли Глыба и Зверенок. Принц поднял голову и помрачнел. Глыба был ранен, правда, легко: пули царапнули ему лицо с правой стороны и левую руку. Одежда Зверенка была тоже в крови, но, судя по всему, это была не его кровь.

– Красавцы… – проскрипел Принц. – Ну и что стряслось?

– Зверенку захотелось пострелять, – устало бросил Глыба, прошел вперед и сел на свой обычный стул по правую руку от Принца.

– Батя, они первые начали, – сказал Зверенок, тоже садясь.

– Стрелять первые начали? – уточнил Глыба.

– Не лезь! – взъерепенился Зверенок. – Они полный атас там устроили. Подготовились наверняка… Когда ихний браток на фургон спрыгнул, ясное дело, я волыну достал…

– Это не их браток, – спокойно отреагировал Глыба, – если помнишь, они в него тоже стреляли.

– Не помню! – зло ответил Зверенок. – Это я этого фраера завалил.

– Ага, щас! – Глыба покачал головой. – Ладно, рассказывай Бате, как дело было, я тебя поправлю, если что…

* * *

Они подъехали к условленному месту за пять минут до назначенного времени, но загадочные незнакомцы были уже там. Стояли три «десятки» с раскрытыми дверьми и включенными фарами. На встречу пришли только трое, два мужика и женщина, да и не женщина, пожалуй, а так, девчонка. «Мамочка, что ли, новая? Туфта какая-то!..» Глыба посмотрел на всю эту картину и немного успокоился. Приехали на трех машинах, чтобы забрать четырех девочек без тесноты, развезти, возможно, в разные стороны. Деньги наверняка принесли. Парни явно приехали на сделку, а не на подставу какую-нибудь, уж в лицах-то Глыба разбирался. Придержав за рукав рванувшего наружу Зверенка, Глыба открыл окно, высунулся в него и крикнул:

– Погасите фары, не видать же друг друга!

Они послушались. Действовали грамотно. Один парень и девчонка остались стоять, другой обошел все три машины и погасил фары, оставив габаритки. Глыба выключил свет фар мини-автобуса на мгновение позже фар последней «десятки» и успел в точности запомнить все три номера машин. Один из номеров вызвал у него в памяти какое-то ворошение… Они вышли из водительского отсека фургона. Из джипа вышли и остановились рядом братья Сапоговы, Клюв и Острый. Расклад сил трое против шести другую сторону не смутил.

– Добрый вечер, – поздоровался выступивший вперед парень, – я привез деньги, – он показал пакет, – здесь шестнадцать тысяч зеленью, как договаривались: по четыре за каждую. Вы привезли девчонок? Я бы хотел на них взглянуть.

Говорил незнакомец спокойно и уверенно, причем, безошибочно распознав в Глыбе старшего, обращался именно к нему.

– Девки здесь, – встрял в разговор Зверенок, – зачем тебе они?

– Мы не задаем вопросов, и вы не задаете вопросов, – отозвался парень, разведя руками.

– Завянь, Зверенок, – тихо сказал Глыба. Он внимательно смотрел на девчонку, приехавшую с незнакомцами. Та смотрела прямо, но мимо Глыбы, и тот вдруг сообразил, что она цепко уставилась на братков у джипа. В какой-то момент она мягко переступила с ноги на ногу, и тут Глыба первый раз по-настоящему изумился: не проста была девчонка, ох не проста!..

И все же Глыба пока не беспокоился: он встречался с братками из других группировок и знал, что те уже продавали своих девочек незнакомцам, очень даже может быть, что именно этим, и все проходило гладко. Одни продавать девок отказались, тогда девочки просто исчезли, и поиски ничего не дали. Что-то у всех девочек было общее… Глыба пытался систематизировать это «общее»: очень молодые, двое даже несовершеннолетние, довольно рослые, гибкие, спортивные, грудь небольшая, максимум второй номер, почти всегда очень свежие, лишь недавно поступившие на работу, все прибыли издалека, у всех неполные семьи или вообще нет семей, детей, естественно, нет. Полное впечатление, что незнакомцы либо собирали гарем какому-то падишаху с особыми вкусами, либо… девочек забирали не для проституции. Для чего?..

– Кое-какие вопросы я задать все же должен, – подражая тону собеседника, сказал Глыба, – пахан тревожится. Вы о нас знаете много, а мы о вас ничего.

– Мы не конкуренты, – пожал плечами парень, – нам просто нужны эти девчонки. Мы готовы заплатить. Вы нам сказали, сколько – мы не торговались.

– Нужны именно эти девчонки? – уточнил Глыба.

– Именно эти, – парень продолжал говорить спокойно, но было видно, что очень скоро он перестанет отвечать. Сделка не состоится, а дальше… Схватить их? Хватило бы силенок!

– Тут такая проблема, брателло, – сказал Глыба, – одна из них больна.

– Больна? – переспросил парень. – Подхватила что-то? Не СПИД, надеюсь?

– Нет, не СПИД, – ответил Глыба, – у нее сердце больное. Врожденный порок. Зверенку вон врач сам сказал, так что это не она выдумывает…

Парень впервые растерялся. «Сейчас мы его расколем, сейчас…»

– Которая?

– Маринка, белобрысая. Из Чебоксар которая. Так что, берешь ее? Или другую, может, подобрать?

«Сейчас, сейчас… Только бы Зверенок все не испортил». И в этот момент за спиной раздался громкий звук удара. Глыба видел, как чуть расширились глаза его собеседника. Девчонка только стрельнула глазами в сторону звука и снова стала смотреть на джип, теперь хищно прищурившись. Незнакомцы напряглись, но ничего не предприняли, они не хотели провоцировать перестрелку. «Только бы наши не начали стрелять!» «Тихо, без Глыбы не дергаться», – услышал он за спиной голос Острого и перевел дух. Теперь можно было и посмотреть, что там случилось сзади. Глыба медленно обернулся и остолбенел. На их микроавтобус, изрядно помяв крышу, спрыгнул кто-то в черном плаще и теперь он сидел на корточках и смотрел на приехавших на «десятках» незнакомцев.

* * *

– И в кого же первого ты выстрелил? – спросил Глыба.

– Во фраеров у машин, – ответил Зверенок.

– Вот именно, – сказал Глыба, – именно в них.

– А потом и в этого… Я сразу просек, что он из их шайки!

– Да, Зверенок, демонстрируем высокие аналитические способности!..

– Отлезь, Глыба, со своими фраерскими словечками! – рявкнул Зверенок.

– Так как же ты решил, что он их человек? – подал голос Принц.

– Он сказал, чтобы мы отдавали шлюх и не отсвечивали, – уверенно проговорил Зверенок, – или что-то в этом духе.

– Нет, Зверенок, – покачал головой Глыба, – все было не так.

* * *

Глыба медленно пятился, не спуская взгляд с мужчины на крыше автобуса. Тот коротко хохотнул и, хищно осклабившись, шумно втянул ноздрями воздух. «Как же он попал сюда? Откуда спрыгнул?» Глыба оглядел пятиэтажку, у которой они остановились. Все окна подъезда над микроавтобусом были закрыты. «С крыши, что ли? Человек-паук, бляха-муха… И тачку-то как помял сильно!»

– Что я наблюдаю? – каким-то странным голосом заговорил мужчина в плаще. Он словно пел сразу на несколько тонов. – Кто теперь вместо меня?! Легион блудниц! Не пройдет и пяти лет, как грешницы выйдут за ворота этих городов и придут за нами. Так кто сошел с ума?!! Кто сошел с ума?

Мужчина встал на крыше автобуса и сделал какое-то странное движение руками. И в это время Зверенок начал стрелять, паля в упор по незнакомцам, стоящим перед своими машинами. Глыба вжался в стенку автобуса, отступая назад. Как он и ожидал, на линии обстрела незнакомцев уже не было. Один из парней, укрывшись за «десяткой», безошибочно распознав в Глыбе самого опасного противника, прицельно стрелял по нему. Несмотря на то, что угол был очень невыгодным для стрелка, тот сразу задел Глыбе левую руку и оцарапал пулей правую скулу. Что-то странное было со звуками… Глыба понял: пистолеты незнакомцев снабжены глушителями. «Да что ж это такое, мама дорогая?!» С опозданием открыли огонь братки от джипа, но в этот момент из-за одной из «десяток» выкатилась по асфальту девчонка. Коротким резким движением она послала какой-то предмет в сторону джипа и укатилась обратно. «Граната!..» Глыба рванулся назад, юркнул за микроавтобус и рыбкой нырнул через кусты на газон. Джип взорвался, сжигая братьев Сапоговых, Острого и Клюва. Посмотрев наверх, Глыба увидел, что мужчины на микроавтобусе уже не было. Глыба вскочил и рывком укрылся за деревом. Пистолет Зверенка молчал. Когда шум взрыва утих, стали слышны негромкие посвисты выстрелов из пистолетов незнакомцев. Осторожно выглянув из-за дерева, Глыба увидел Зверенка. У того просто кончилась обойма, он вставил новую, но, видимо, перекосило патрон, и Зверенок дергал затвор, пытаясь привести пистолет в боевое состояние. В него никто и не думал стрелять. Все действие разворачивалось где-то между «десятками». Неожиданно из-за машин вылетел, словно тряпичная кукла, один из парней, врезался в Зверенка и припечатал его к передку микроавтобуса. Зверенок ударился затылком о машину и, увлекаемый весом свалившегося на него тела, сполз на асфальт. Парень, выброшенный из-за «десяток», был весь словно растерзан и представлял собой кровавое месиво. Тут Глыба увидел и второго парня. У него не было одной ноги. Он беспомощно приподнялся на локте и смотрел прямо перед собой бессмысленным и остекленевшим от боли взглядом. Нежданный гость в плаще появился из-за «десяток» и медленно пошел к микроавтобусу.

– Увози их, увози! – услышал Глыба пронзительный визг девчонки.

Человек в плаще развернулся и проговорил все тем же странным голосом:

– Я забираю твой легион, монголка!

Глыба одним прыжком перепрыгнул через кусты и сильным рывком выдрал Зверенка из-под трупа. Тот был жив и даже пришел в себя. Глыба потащил его к дверце микроавтобуса. И тут, совершенно не вовремя, Зверенок вспомнил про свой пистолет, ударил им о собственное бедро, и, как ни странно, затвор плотоядно лязгнул, наконец досылая патрон в патронник. Зверенок тут же поднял пистолет и сделал два выстрела в спину человека в плаще.

– Ты урод, – зашипел Глыба, сграбастал Зверенка и забросил наконец его в передний отсек микроавтобуса.

Хотя Зверенок точно попал в человека в плаще, тот как будто и не почувствовал ничего. Он обернулся к микроавтобусу и сделал шаг в его сторону. И тут появилась девчонка, снова понизу, снова как будто из ниоткуда, закатилась прямо под мужчину в плаще и открыла по нему огонь. Когда закончилась обойма, она быстро сменила ее и продолжала стрелять. «Хороша, сучка!..» Мужчина в плаще был, во всяком случае, ранен, полилась кровь, и даже полетели ошметки плоти, он дергался от каждого выстрела, как-то неестественно пищал, но продолжал стоять. Девчонка не уставала менять обоймы. Видимо, в правом рукаве кожаной куртки у нее их было немало. На четвертой обойме человек в плаще все-таки сломался, упал на колени, затем, покачавшись пару секунд, завалился навзничь. Девчонка, увернувшись от падающего тела, приподнялась на правом локте и вонзила в горло упавшего невесть откуда появившийся в ее левой руке здоровенный нож.

Глыба смотрел на произошедшее совершенно ошалело и словно прирос к месту. Девчонка подняла глаза на Глыбу. Тот по неестественности ее позы понял, что у нее перебиты ноги. Он медленно подошел и сел рядом с ней на корточки.

– Кто ты? – спросил он. Он разглядывал ее перекошенное болью лицо. В нем и правда проглядывали монголоидные черты, правда, не столь явно выраженные. «Поэтому он назвал ее монголкой?..»

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Слава, – честно ответил Глыба.

– Уезжай отсюда, Слава, – тихо проговорила она, – увози сестренок. Вам позвонят и снова предложат выкуп.

– А это кто? – кивнул Глыба на человека в плаще.

– Я не знаю, – ответила девчонка, – уже не важно. Уезжай, уезжай немедленно, сейчас здесь все взлетит на воздух. Уезжай… и увози…

В руках девчонки появился пульт дистанционного управления. Глыба решил больше не искушать судьбу. Он быстро поднялся, подбежал к микроавтобусу, запрыгнул за руль и резко тронулся с места задним ходом. Уже объехав догорающий джип и остановившись, чтобы вывернуть в переулок, он вдруг увидел, что человек в плаще убегает. «Бляха-муха, у него что, бронежилет? Но как же кровь? Он же был весь в лоскуты… Да и нож… Или мне померещилось с перепугу?» Тут, прерывая мысли Глыбы, грянул взрыв, за ним еще один, потом еще… Если бы Глыба не был уже за углом дома, микроавтобус наверняка бы перевернуло взрывной волной.

* * *

– Батя, я не вру, – Зверенок опустил голову, – я не вру…

– Может, и не врет, – подал голос Глыба, – просто он не в себе, Батя.

– Ладно, – произнес после паузы Принц, – так что это за людишки?

Глыба не спешил отвечать. Он тяжело вздохнул, потер переносицу, встал, прошелся по комнате, наконец пришел на еще одно свое излюбленное место – позади спинки кресла Принца. Вздохнув еще раз, он заговорил:

– Это не менты и не конкуренты. Но это очень серьезные люди. К нам на встречу приезжали шестерки. Если бы не этот хмырь непонятный, они бы нас в порошок стерли в случае чего, а сами ушли бы без единой царапины.

– Хмырь в плаще, значит, не их кореш? – спросил Принц.

– Не их, Батя, – ответил Глыба, – это вообще кто-то третий.

– Глыба, блудницы – это бляди? – вдруг спросил Зверенок.

– Да.

– А что такое легион?

– Гляди-ка, стал вспоминать реальные события! Контузило его, что ли?..

– Отвянь, Зверенок, – сказал Принц, – так что, Глыба? Что скажешь, сынок?

– Надо завершить сделку, – ответил Глыба. – Им зачем-то нужны эти девочки. Нужны – надо отдать, мы форс не потеряем. Сегодня что-то помешало сделке, они снова выйдут на нас. Надо позаботиться о том, чтобы ничто не помешало сделке во второй раз.

– Может быть, вообще отказаться от этого бизнеса, а? – глядя прямо перед собой, спросил Принц. – Марафет-то намного больше бабок приносит…

Зверенок вскинул было голову, но тут же снова потупился.

– Что делать с девками в фургоне? – спросил он.

– Отвозить поздно, – посмотрев на часы, сказал Глыба, – запри где-нибудь.

– Субботник им устрой, – буркнул Принц, – возьми их себе или вон с шестерками да вертухаями местными поделись. Иди, родной, мне с Глыбой пошептаться надо.

– Я этажом ниже буду, – сказал Зверенок, – девочки будут там же.

Зверенок вышел. «Девочку, интересно, возьмет себе или нет?»

– Ты что-то хотел мне сказать, сынок? – спросил Принц.

– Да, Батя, я думаю, что знаю, кто эти люди.

– Кто же? Не тяни резину…

– Они заговорщики, Батя.

– Кто?

– Заговорщики. Если им фишка выпадет, в стране через два года будет другая власть.

– Ты что это?.. А девки им на что?

– Они из них боевиков делают. Ты послушай, Батя, – предупреждая возражения Принца, Глыба опустил ему руку на плечо, – та девчонка, что была среди покупателей, стоит всех наших шестерок вместе взятых, да еще со мной в придачу. Я ведь пошептался с конкурентами. У них тоже девок выкупали. Все как на подбор молодые, здоровые, издалека, почти все сироты. Может быть, еще какие-то требования к ним имеются. Но это не важно. Ты знаешь, сколько они скупили и выкрали девочек за последний год? Шестьдесят семь, Батя. Плюс эти четыре. Плюс то, что мы не знаем. Ребята у них тоже молодые, крепкие и ловкие. Откуда берут, не знаю, но наверняка тоже способ нашли…

– Не торопись, сынок, – перебил Принц, – я не понимаю… Как это: из шлюх, из подстилок делать бойцов? Они же никто, ими пользуются…

– Это для нас и для клиентов они никто. Жизнь к этим девочкам повернулась самой гадкой стороной с самого начала. Но они-то себя людьми считают, это я тебе гарантирую, а заговорщики берут себе самых свежих девочек, которых только-только окунули. Предложи им дело, покажи идею, цель, пойдут, как миленькие, а злобы и жестокости в них достаточно. Так что все верно наши покупатели рассчитали. И цель у них, думаю, нешуточная.

– Считаешь, козырное что-то в Кремле намечается?

– Это с какой стороны смотреть, Батя…

Принц долго молчал. Он налил себе коньяку, выпил, не торопясь, закурил сигарету, выпустил струйку дыма.

– Ты ведь еще что-то сказать хотел, – произнес он наконец, – про фраера этого в плаще тоже идею имеешь?

– Нет, Батя, – ответил Глыба, – про него ничего не понимаю. А сказать я вот что хотел. Я к ним хочу.

– Куда ты хочешь?! – Принц даже попытался задрать голову, чтобы посмотреть на Глыбу, но приступ кашля согнул его над столом. Когда он прокашлялся, то снова налил себе коньяку и выпил, на этот раз залпом.

– Батя, я, как наказал отец, служил тебе верно, – ровно проговорил Глыба, – несколько часов назад я бы отдал за тебя жизнь. Но сейчас… Сейчас, Батя, во всем открывается другой смысл. Я хочу настоящего дела, настоящей жизни. Я хочу, чтобы страна была другой, и еще я хочу в этом участвовать.

Принц молчал. Тогда Глыба продолжил:

– Погано тебя оставлять, Батя, но все равно через два года места для наших дел останется немного, если останется вообще. Ты стар и болен. Тебе пора на пенсию. Давай я тебя спрячу…

– Зачем это?

– Я тебя так спрячу, что сам не смогу найти.

– Вот ты о чем, – задумчиво произнес Принц, – они ховаются, все концы рубят, чтоб никто ничего… Ты, значит, предлагаешь мне так от дел отойти, чтобы никто меня найти не мог, чтобы даже ты не знал, где я? Да, сынок, ты и правда наказ отца чтишь, уважаю… Но не буду я прятаться. Ты иди, даже отговаривать не буду, а меня оставь как есть. Не хочу я на покой и прятаться тоже не хочу.

– Ты не понимаешь, Батя, – голос у Глыбы изменился, у Принца даже дрогнуло под его ладонью плечо, – они все равно придут рубить концы, рано или поздно. Даже если я ничего про тебя не расскажу. Если они возьмут меня к себе, я уже им верен буду, не тебе…

– Что ж, я тебе говорю: иди. А я никуда не пойду. Я, может быть, раньше концы отдам, чем они придут за мной…

– Это точно…

Тонкий длинный стилет прошил спинку кресла и пронзил сердце Принца, тот даже всхлипнуть не успел.

– Прости, Батя, – тихо сказал Глыба, – ты не понял…

Он вынул стилет, вытер его о ткань кресла и спрятал обратно в рукав. Выйдя из комнаты Принца, он стал обходить его большую квартиру. В квартире были два охранника-шестерки. Он даже не стал марать о них свой стилет – просто свернул им шеи. Потом он зашел в кладовку, достал две бутылки с чистым спиртом, вылил содержимое одной из них на пол и поджег спирт. Вторую бутылку он сунул в карман своей куртки. Закрыв дверь в квартиру, он спустился по лестнице этажом ниже. Охранника на этаже не было. «Поделились…» Дверь в квартиру, где с девочками обустроился Зверенок с остальными, была не заперта. Он вошел, и первое, что увидел, были все четыре девочки сразу. Две только вышли из душа, и на них были лишь подвязанные под мышками полотенца, одна сидела на табуретке в прихожей и скучала, а четвертая, совершенно голая, несла из кухни поднос с фруктами. Все четверо вздрогнули, увидев в дверях Глыбу. Несущая поднос девочка остановилась.

– Эй, кто там?! – раздался окрик Зверенка.

– Это я, – громко ответил Глыба, – вечеринка отменяется. Базар есть.

Глыба прикрыл входную дверь и тихо сказал, обращаясь к девочкам:

– Одевайтесь и быстро. Где одежда? На кухне? Бегом все туда. Чтобы через минуту были здесь одетыми. Живей!

У девочек и мысли не возникло не послушаться. Глыба прошел в комнату, где распивали водку и ждали девочек Зверенок, охранник этажа и Толян, охранявший сегодня эту квартиру изнутри. Глыба криво усмехнулся и закрыл за собой дверь комнаты. Когда он вышел, девочки стояли почти перед дверью. Они жались друг к другу, но смотрели на Глыбу прямо. Они явно слышали звуки борьбы, доносившиеся из комнаты. Глыба ушел из дверного проема, открывая девочкам обзор. Все вздрогнули, словно от удара кнута, две взвизгнули, одна выругалась, но никаких истерик не было, они даже не отвели глаза от трупов братков. Одна из девочек прищурилась и сплюнула себе под ноги. «Да… Не знаю, каким макаром, но они верно девочек подбирают…» Глыба вылил на пол спирт и поджег его.

Вниз спустились на лифте. Охранник в будке на входе в подъезд кивнул Глыбе, и тот, задумавшись на секунду, остановился.

– Вот что, девочки, нам теперь придется друг другу доверять, – сказал он, – идите к серому «Лексусу», вот ключи. Ждите меня.

Не сказав ни слова, одна из девочек забрала ключи, и девочки вышли из подъезда. «Интересно, попробуют бежать сдуру или нет?..» Глыба двинулся к двери будки охранника.

Девочки не сбежали. Они сидели в машине и ждали. Водительская дверь была открыта, ключи от машины лежали на торпеде. Когда Глыба закрыл за собой дверь и завел двигатель, одна из девочек подала голос:

– Что случилось?

– Обстоятельства изменились, – ответил Глыба.

– У нас нет дома.

– Уже есть.

«Теперь только попробуй ошибиться, – думал Глыба, обращаясь к самому себе, выводя джип со стоянки в переулки у Ленинградского проспекта. – То, что место встречи было выбрано не случайно, ясно. Они должны были убедиться, что мы за ними не последуем, затем быстро вернуться к себе. То, что они обретаются на юго-востоке, ясно. Ясно, что вряд ли в Москве. Что там дальше? Люберцы… Жуковский… Жуковский! Тебе не мерещится, что именно там ты видел на стоянке у завода „десятку“ с тем самым номером? Ну-ка вспомни, что ты там делал? Точно. Ты там был с люберецкими. И было это совсем недавно. Ну что, не подводит тебя твой нюх?.. Если подводит, уже не страшно. Они сами тебя найдут».

На выезде со стоянки в будке не было охранника. Это избавило Глыбу от лишнего кровопролития.

Загрузка...