Оборона дурацкого замка. Том 6

Глава 8

— Вот что, ты пока приведи в порядок всю эту кодлу. Чисто, чтоб не померли от твоей отравы. А я пока пошурую у них в загашнике. Цзяо — та еще крыса, но очень предусмотрительная. Он наверняка имеет кучу всякой всячины на черный день, — С этими словами Акургаль бросился по галерее влево, в сторону казарменного крыла.

Саргон хмуро кивнул.

Он повернулся обратно к устроенному им бедствию. С темным, но таким приятным удовлетворением воззрился на обстановку вокруг. Все возвышение Зала Собраний выгорело примерно наполовину: обугленный, испорченный стол, угольные пеньки стульев, жирные хлопья пепла из соломенных циновок устилали стандартную плитку.

На горелых пятнах, рядом с остатками мебели, в ореоле из вонючего дыма вповалку лежали избитые, а потом отравленные туманом Юншэна десятники со своими присными.

Элита всех четырех отрядов новобранцев едва-едва подавала признаки жизни: кто-то стонал, кого-то тошнило, другие свернулись калачиком и вздрагивали на каждый звук. Еще хуже дела обстояли у основной массы людей. Впереди, на галерее, у закрытого входа, на любом свободном пятачке между вратами Центральной Казармы и ее залом собраний стонали, ползали, скреблись по полу мертвенно бледные, умирающие тела.

Ему было все равно. Саргон с отстраненным любопытством смотрел на бывших победителей, хозяев жизни, революционеров, которые решили воплотить в жизнь принцип: «грабь награбленное». А ярлык «награбленного» можно повесить на любую вещь, если она тебе понравилась. Или просто не хочется, чтобы она была у соседа.

Люди не хотят жить хорошо. Они хотят жить лучше, чем другие.

Поэтому основная масса новобранцев так легко повелась на сладкие речи Цзяо. Они и не думали, что им достанутся какие-то блага. Разве что урвать по удаче. Больше всего они радовались падению Первого Отряда, своему мнимому превосходству над этими выскочками. Пусть даже ценой некоторых лишений и смутной угрозы наказания.

«И посмотрите, куда их привело это скотское потакание собственному эго», — Равнодушно подумал он. Попаданца не особо волновали их жизни. Если бы не последующее наказание, он бы не стал им помогать еще минут десять-пятнадцать, пока отравленные бойцы гарантированно не сожгут себе все каналы. Не закроют путь для будущей культивации. Но за такое ему оторвет голову даже Ба Мяо, про Ксина и говорить не приходится.

У рабочих лошадок всегда должна быть надежда стать свободной боевой лошадью. Кушать овес, слушать только одного хозяина, свысока смотреть на остальных. Лишение перспектив, даже если не скажется в моменте, однозначно убьет весь боевой дух, вызовет брожения и недовольство. А то и самоубийства, предательства, другие глупости. Никогда не стоит недооценивать отчаяние и тупость загнанных в угол людей.

В общем, оставить все как есть не выйдет. И это без еще пары небольших фактов. Например, чем дольше отрава остается в их телах, тем больше времени потребуется на реабилитацию. А затем возникнет неиллюзорная угроза для жизни. Промедли Саргон еще хотя бы кэ — и следующую волну не переживет ни один из них. В чем юного практика незамедлительно обвинит каждый, кто потрудится расследовать это дело.

«А убивать их нельзя тем более. Кто станет охранять остальные участки стены вокруг Лагеря Новобранцев? Там одна протяженность не меньше нашей зоны ответственности, а этих зон — четыре. Нас на все участки не хватит, даже для первой, почти безопасной волны. Дерьмо. Придется их спасать. Как же мне это не нравится…»

— Дай… Дай мне противоядие, у-уб-умоляю! — Чья-то рука вдруг схватила его за полу халата. Саргон скосил глаза вниз. Цзяо, двужильный ублюдок, все же нашел способ неизвестным науке образом справиться с симптомами. Ничего удивительного, если вдуматься. Сумел же он манипулировать энергией достаточно умело, чтобы выделить ее во вне. Навык, не всегда осуществимый даже на стадии Сборщика Ци. Очевидно, его культивация достаточно сильная, чтобы не двинуть кони от яда для обычных людей, пусть и сложносоставного.

Попаданец поморщился от очередного дерганья, схватил Старшего за толстое узловатое запястье. Мужик тяжело дышал, лоб покрыт испариной, тело знобило, а глаза туманились и закатывались. Легко ему этот демарш не дался. Но он все еще упрямо ждал ответа.

Саргон поколебался, затем подал минимальное количество Ци в его тело, чисто чтобы проверить развитие. Благо, никакой пленки Ци или мощных энергоканалов у Цзяо не имелось, поэтому ничто не мешало чужой диагностике. Главное — не подавать раньше времени очищающую Ци и не ввести внутрь порочную энергию Нингаль. А ведь так хотелось…

"Гм, я ожидал большего. Каналы укреплены примерно на уровне Акургаля, но слабее, чем у Юлвея. Дополнительных сосудов не развито, все меридианы спят, однако даньтянь… Гм, даньтянь заполнен неплохо. Очень даже неплохо. Странный перекос. Либо жрал много препаратов, либо специально тренировал только его. Вполне себе метод, где в жертву быстроты прорыва приносится дальнейшая культивация, ее сила, продуманность и повышается сложность новых прорывов.

Гм, не могу понять точно, сколько он там успел насобирать. Вывести в цифру тем более нереально, но, если навскидку, три пятых точно имеется. Может даже четыре. Такими темпами эта тварь однозначно прорвется в ранг культиватора уже на второй-третьей волне. Если вообще не на первой. Он ведь сидит на ресурсах всех четырех отрядов и жрет в три горла.

Плохо. А убивать или калечить его нельзя. Но если оставить все как есть — снова наберет авторитет, сядет на кормушку ресурсов. Вот нужен мне такой баламут среди новобранцев? Определенно нет. Придется думать над его нейтрализацией. Ладно, сегодня я все равно ограничен в действиях. Решу вопрос после".

— Противоядие… — Требовательно повторил десятник, — Ты не можешь… Меня… Убить… Нет… Нет! Только. Не. Меня! — Он не то чихнул, не то закашлялся. Брызги крови окропили облачение Саргона. Но хватка Цзяо на полах одежды только окрепла.

«Вот мерзавец, даже здесь подгадил! Обкашлял кровью мой любимый халат. Любимый, потому что единственный. Он не знает, как тяжело стирать настолько плотную и дорогую ткань? В прошлый раз Айра полночи вымачивала халат в бочке. Жаль, на замену воды ей времени не хватило, и большую часть выдули мои отрядные придурки. Ладно, им не привыкать. Просто надавали Каню подзатыльников и дело закрыто».

— У меня его нет. Про-ти-во-я-ди-я, — По слогам ответил Саргон. Вытянувшаяся морда Цзяо грела его мятежную душу теплее лучей весеннего солнца.

— Что значит нет⁈ — Возмущение придало ему сил, — Да-а-ай! — Взвыл десятник. Ему вторили стоны остальных пострадавших.

— Ты не спрашивал, есть ли у меня антидот, когда пытался уничтожить нашу культивацию, — Безразлично пожал плечами Саргон. Однако внутри он наслаждался страданиями своего врага. Нарцисс и садист в одном флаконе получал и унижение, и боль. Что может быть прекраснее?

— Зато-о-о, — Сладко протянул он, — Зато я могу выжечь эту заразу из твоего тела, — Он с затаенным ожиданием видел, как расцветает на губах Старшего слабая улыбка надежды. Подождал, пока жертва поверит в свое спасение, а затем припечатал с поющим, злым восторгом внутри:

— Могу. Но не буду. Ты — падаль. Показал себя тупым ублюдком. Даже демоны умнее этого никчемного зассанца, — Взгляд Саргона демонстративно остановился на темном пятне штанов десятника.

Лицо Старшего перекосило в непередаваемо уродливой гримасе. На удивление, тот очень быстро справился с эмоциями. А затем на его роже нарисовалась приторная в своей угодливости улыбка. Десятник пробормотал несколько слов извинений, после чего внезапно бухнулся лбом о плитку:

— Этот… Этот недостойный страж умоляет великого Саргона о снисхождении, — Прохрипел Цзяо. Он не отпустил одежду юного отравителя. Наоборот, вцепился второй рукой, однако его голова и тело распростерлись внизу в максимально унизительной, покорной позе.

— Он, Цзяо, был не прав. Трусливый ублюдок молит благородного господина одарить его лучами милости…

«Для тебя у меня только лучи поноса. Хоть у тебя и своего достаточно…»

— Вот теперь ты ведешь себя как подобает. Грязная, никчемная шваль должна знать свое место, подавать голос только по приказу. А сейчас заткнись! Господин решает твою участь!

Цзяо захлопнул пасть так поспешно, что его зубы лязгнули друг об друга.

"Теперь понимаю, почему Нингаль так нравится раболепие. Действительно, как же приятно чувствовать полную, всеобъемлющую власть над другим человеком. Особенно над тем, кто попортил мне столько крови. Нет, нельзя поддаваться этому чувству. Превращаться в такую же самодовольную дрянь, как мерзкая дворняга передо мной.

Нужно быть выше этого. Помучили и хватит. Мне еще других спасать нужно. Не дай Чанъэ, кто-нибудь все же улетит на облако, вслед за Ланем. Меня потом Ксин самого туда отправит. Может быть даже через технику Тысячелетия Боли".

Саргон схватил распластанного врага за запястье, без труда оторвал руку от халата, затем подал свою Ци. Немного, совсем немного. Втиснуть ее внутрь тела оказалось очень просто, гораздо сложнее оказалось заставить организм десятника не трогать поврежденный миазмами даньтянь. Общее очищение тела снимет угрозу жизни и предотвратит серьезные повреждения.

А ядро культивации Цзяо само по себе способно переварить заразу. Вот только без помощи извне у него уйдет на это дело куда больше времени. При этом сама культивация ощутимо замедлится. Не на месяцы, конечно. Даже не на недели. Но семь-восемь дней у практика однозначно уйдет на одно только восстановление. Слабая месть все же лучше, чем совсем ничего.

С остальными попаданец решил не халтурить. Подавал внутрь минимум, подстегивал резерв организма, затем шел к следующему. К сожалению, большая часть новобранцев получила слишком серьезные повреждения, поэтому тормошить каждого и унижать, вызывать страх для предотвращения новых провокаций он не мог. Впрочем, людям вполне могло хватить и пережитых ужасов, чтобы десять раз подумать перед тем, как посягать на личности и имущество Первого Отряда.

Он успел обойти всех, кроме Чжао и доходяги, когда вернулся Акургаль. Десятник оказался нагружен буквально под завязку: просторный мешок из чьего-то одеяла за плечами, в двух руках мелко дребезжат глиняные сосуды с неизвестными эликсирами, мазями, пилюлями и эссенциями. Очевидно, жадный Акургаль выгреб самое ценное из закромов второго отряда, вотчины Цзяо. Наверняка, из личных запасов Старшего.

Десятник осторожно сгрузил свои трофеи на обугленный стол, который Саргон поставил на место, затем вернулся к телу Каня, взял его на руки, подошел ближе. Мальчишка свешивался с рук Акургаля бесформенной, ничуть не напоминающей живого человека грудой. Куча тряпья, безвольные руки-палочки да восковая голова выкинутой на помойку куклы.

— Ты понимаешь, какие именно лекарства внутри? — Напряженно спросил его Саргон. Взял наугад пару глиняных сосудов: грубые поделки миллилитров на сто, никаких поясняющих надписей. Только цветные оттиски и их формы: красный, зеленый, желтый или синий цвет в трех видах: пятна, треугольника или окружности.

— Немного, только парочку знакомых. Вот! Укрепляющее, — Он показал на три пузырька с меткой зеленого пятна, — А это — сдобренная Ци булка. Редкость, — Палец ткнул на завернутое в листья нечто.

— А нет какой-нибудь регенерации?

— Реге… чего? — Удивленно уставился на него десятник. Саргон нахмурился. Судя по всему, такое слово в синском языке все же имелось. Он не говорил на языке прошлого мира. Однако десятник не знал о таких снадобьях.

«Слишком дорогие», — Решил Саргон и не стал забивать себе голову. На повестке дня стояли куда более важные дела.

Кань выглядел очень плохо. Бледный, с наливающимся на груди огромным синяком, багровыми пятнами по всему телу, белым налетом на губах и языке. Несмотря на жар, он не метался в лихорадке, даже не стонал. Лишь трепетали ресницы, да вращались белки глаз под закрытыми веками. Единственное доказательство, что в щуплом теле еще теплится жизнь.

— Что делает укрепляющее?

— Так это… Укрепляет. Не знаю подробностей. Просто воины лечатся быстрее, если пьют это снадобье. А булка, ну, Ци дает. Вроде как…

«Понятно, что ничего не понятно», — Скрипнул зубами Саргон.

— Посмотри пока остальной хлам. Может найдется что-нибудь подходящее. Если не уверен — не бери. Не хватало только ухудшить его положение.

Акургаль кивнул, но Саргон этого уже не видел. Он направил часть своей Ци в печень, добился идеальной, дистиллированной нейтральности. В первый раз он лишь выжег небольшую часть зловредного снадобья фармацевта, которое все-таки успел вдохнуть Кань. Теперь же надо было особым образом подстегнуть работу организма.

Очистительная Ци Богини Чанъэ здесь не подходила: в отсутствие вредных примесей организма, она могла начать очищение самих каналов. Чем перетянула бы на себя остатки ресурсов тела при нулевой помощи с текущей проблемой. Кань и так дышал на ладан — не нужно усугублять его положение принудительной культивацией.

"Дерьмо! Поврежден даньтянь. Ядро приняло на себя весь импульс удара, предназначенного сердцу. Я могу лишь влить Ци ему в печень и каналы вокруг даньтяня, чтобы организм не имел недостатка в строительном материале. Ничего другого сделать нельзя: лишь полагаться на естественную регенерацию.

Хорошо, что Кань не пренебрегал тренировками: его тело развито гармонично, по общему укреплению не уступает тому же Цзяо. Только даньтянь слабее".

Саргон вздохнул, отнял руки от лба своего приятеля. Больше он сделать все равно не сможет. Парня нужно как можно быстрее нести в больницу. Но и оставить сейчас Центральную Казарму Саргон не имеет права.

«Вдруг произойдет рецидив и кто-нибудь все же сдохнет? Вполне себе вероятный исход. Да и ситуация сложилась неоднозначная. Надо ковать железо пока горячо, не ждать восстановления всех четырех отрядов. Кто знает, какие еще мысли могут прийти в их объятые злобой и гневом бестолковки? Придется закреплять успех, иначе ситуация повторится. Вот только как…»

Решение предложил десятник. Саргон не мог мыслить внятно, метался между тяжело раненым Канем и долгом. Поэтому Акургаль сам вызвался отнести парня к И Шенгу. Его и большую часть найденных эликсиров с пилюлями: врач мог отказаться лечить парня, раз тот пострадал не от демонического прорыва. Зато он мог подсказать, что давать и как ухаживать. Не бесплатно, но достаточно дешево — хватит и одного оставленного лично ему флакона.

— Я пришлю бойцов. Милосердной Гуань Инь молю, дождись их, не делай глупостей и перестань уже гнуть бамбук, — Проникновенно шептал ему Акургаль. Глаза десятника блестели как у припадочного, взгляд метался от тощей фигурки мальчишки до стонущих на полу противников.

Он и сам боялся оставлять Саргона одного. Однако у его подопечного в сложившейся ситуации имелись все карты на руках, а оставаться самому в Центральной Казарме неизвестно насколько и обрекать этим Каня на смерть… Такое развитие событий выглядело максимально плохой идеей. Тем более, снаружи есть возможность связаться с остальными членами Первого Отряда. Благо, они сами должны были ждать неподалеку.

— Когда это я делал глупости? — Нервно хихикнул Саргон, — И вообще, если я не буду гнуть бамбук, то бамбук будет гнать меня. Жаль, с самогоном так не работает…

Десятник не ответил. Оставил ему мешок матценностей, подхватил Каня на руки, эликсиры за плечи и был таков. Он нетерпеливо хлопнул ладонью по воротам, выдал всплеск Ци, дождался их медленного, непременно скрипучего открытия. Он не стал тратить время на их полное раскрытие — просочился через щель. Его фигура быстро исчезла снаружи, растворилась в сумерках с драгоценной ношей за плечом и Канем на руках.

Саргон захлопнул дверь обратно, лично заблокировал единственный выход. Не Ци, как сделали новобранцы до этого, просто встал у прохода. Не слишком надежно, однако сил для побега у разбросанных по всему зданию бойцов откровенно не хватало. Большинство не могло даже стоять. Впрочем, некоторые успели достаточно прийти в себя, что качать права.

Цзяо довольно быстро поднялся на ноги. Меньше, чем за пять минут. Он, его топящий за справедливость здоровяк из четвертого, а также три или четыре защитника из тех, кто попрочнее. Ровно такое количество людей оправилось настолько, что смогло контролировать свои мышцы. Пусть они все еще оставались слабыми, как бабка перед корвалолом, пара часов отдыха вернут их в относительную норму.

К досаде Саргона, эта небольшая группка начала привлекать взгляды, становилась неким символом несгибаемости в глазах остальных новобранцев, которые успели пострадать гораздо сильнее: дольше находились под влиянием яда, имели более истощенные от недоедания тела. Однако их все устраивало, поддержка толпы сейчас всецело принадлежала Цзяо. Поэтому именно к его группе стали тянуться остальные новобранцы. Если не телами, то хотя бы взглядами.

И тот снова начал наглеть.

— Куда отправился твой десятник? Отвечай! — Нервным, хорохорящимся тоном начал Старший. Его трясло в равной степени от страха и от пережитого унижения. Однако, чем больше людей поднималось на ноги и вставало за его спиной, чем больше поддержки он ощущал, тем быстрее терял берега. Вернее, пытался нащупать границу терпения парня. А затем давить, давить, давить, пока мальчишка не прогнется.

— Мы требуем справедливости! — Выкрикнул чей-то слабый голос из толпы. Милосердие Саргона тут же оказалось забыто. Ведь он «должен» был их вылечить. А если учесть, что проникновение его Ци оказалось довольно болезненным (юный практик не считал нужным тратить энергию на анестезию), то становилось понятно: ни на какую благодарность здесь рассчитывать не стоит.

"Опять попытки меня прогнуть. Сколько ни прописывай им лещей, сколько ни раздавай пинков и зуботычин, все равно уродцы будут видеть перед собой везучего пацана. Нингаль бы побрала это клятое, насквозь иерархичное общество. Будь я угрюмым, волосатым мужиком с ядреной вонью из пасти, никаких вопросов ко мне бы и не возникло. По крайней мере, психологически всем этим ничтожествам стало бы куда проще смириться с собственным положением.

А пресмыкаться перед пацаном подобным деятелям, видите ли, претит. Ну ничего, есть у меня парочка соображений в запасе. Палка делает из обезьяны человека, если этой палкой хорошенько ее отоварить. И повторять процедуру из раза в раз, пока не поумнеет. Или не возьмет палку больше, чем у самого дарителя".

— Господин, они ограбили наше место! Ваш личный ларь полностью обнесен! — Раздался взволнованный голос одного из «охраны». Тот выбежал из казармы, как наскипидаренный. Лицо Цзяо пошло пятнами. Вероятно, именно так чувствовал себя Смауг, когда его дважды ограбил какой-то мохноногий поц. Или Ксин, когда пришел на место сгоревшей чайной.

Взгляды всех новобранцев скрестились на мешке у ног попаданца.

— Это наши вещи! Наши сокровища культивации! Как ты посмел забрать их просто так, без спроса? Это воровство! Правило Денежной Жабы… — Здоровяк не успел договорить: получил по лицу от флегматичного, исполненного достоинства юного воина. Мужик как стоял — твердо, непоколебимо, так и рухнул вниз подбитым дубом. Завозился у ног попаданца, замычал от боли, схватился за челюсть. И замер, когда увидел перед глазами занесенную ногу.

— Заткнись, червь. За все ваши козни, за все попытки убить или искалечить меня или мой отряд я приговариваю каждого из вас к смерти! — Пафосно объявил Саргон. Цзяо рядом силился рассмеяться, но его бледное, без единой кровинки лицо показывало, насколько глубоко он оценил степень угрозы. И точно также, глядя на своего патрона, восприняли слова странного, пугающего подростка остальные присутствующие.

— Ты не посмеешь, ты…

— Я только что убрал яд. Не до конца, — С открытой жестокостью улыбнулся Саргон, — Любое касание моей Ци снова запустит порчу. Одно движение пальцев, два вдоха для касания потоком каждого в этом зале. Кто хочет опять выблевывать свой желудок, плакать на полу и ссать себе в штаны? — Задал риторический вопрос попаданец. Люди молчали.

— Молчание — знак согласия. Хорошо, специально для ссыкунов из второго, третьего и четвертого отрядов…

«Сперва надо вовлечь их в диалог. Заставить переживать за свою жизнь, заставить проявить инициативу».

— Я не хочу, господин!

— И я!

— И я!

— Умоляю!

Люди вокруг жалостливо запричитали, принялись ходить вокруг фигуры Саргона кругами: никто не мог понять, что им надлежит делать, подходить к парню ближе или бежать от него со всех ног. Попаданцу пришлось вбросить в толпу еще несколько таких фраз, но уже смягчая акценты. Теперь он как бы показывал, что людям за его спиной опасаться ничего не стоит.

И новобранцы начали тихо, понемногу стекаться к нему. Продемонстрированная сила пугала. Продемонстрированная жестокость и насмешка над чужими жизнями — пугала еще больше. А закрытое пространство герметизировало их страхи, заставляло принимать такие решения, на которые мало кто согласился бы в здравом уме. Например, поддержать мутного пацана из закрытого отряда против Старшего. Настоящее безумие!

Однако люди все еще хотели спастись. Каждый из них успел пережить страдания и боль, упасть с вершин триумфа в бездну безысходности. А потом выйти из нее с помощью хмурого и стального цвета, который хирургическим скальпелем выдрал угрозу из тела.

Ужас и благоговение крепли в них с каждой минутой. Саргон из простого пацана в богатой одежде превращался в некое божество. Даоса-небожителя, культиватора, вроде коменданта крепости, командира Лагеря Новичков или куратора Первого Отряда. Исчез образ избалованного мальчишки. Осталось — серебряное пламя, ощущение плавленной стали под кожей и облегчение от выжженной порчи.

Саргон ошибся. На этот раз в худшую сторону. Он не верил и не доверял людской благодарности. Презрительно смотрел на ведомых, не имеющих собственного мнения людей. Вот только большинство новобранцев поддакивало Цзяо лишь по инерции или из страха. Чем больше тот выражал неуверенности, чем сильнее падал его авторитет, тем больше народу со скрытой радостью переходили на сторону чужака.

Тот был слишком силен, слишком отстранен и непонятен. А потому — социально приемлем. Всегда проще пойти на поклон к сильному чужаку, чем признать власть соседа, с которым всегда соперничали. Теперь людское эго играло на стороне Саргона: он дал достаточно поводов для самоуспокоения. Поэтому люди переходили на его сторону и со скрытым злорадством наблюдали за унижением вчерашнего хозяина жизни.

Не меньшую роль играл страх. Нового повторения мучительной агонии спустя такой короткий срок не хотел никто. Все еще стояла в памяти пронзительная, вытравляющая нутро боль. Слишком сладким еще казалось ощущение здорового организма. Поэтому к новому центру силы перешли все, кто только мог себе это позволить. Ползли даже те, кто не мог ходить.

Колебались лишь только личные стражи десятников. Тем более, что их непосредственные начальники как назло оказались недоступны: Чжао и доходяга все еще мучились от яда, так как нахватали не слишком много и Саргон не стал их лечить. Здоровяк из четвертого слег от удара. Остался лишь сам Цзяо, да семь, нет, уже шесть бойцов.

Седьмой, пращник из числа телохранителей подошел к нему самым последним.

— Куда ты идешь, падаль⁈ — Взревел Старший. Боец вздрогнул, комично втянул голову в плечи, начал было разворачиваться… Пока Саргон одним небрежным броском камня не залепил десятнику прямо в лоб. Ослабленный и усталый, тот не мог никак увернуться даже от настолько примитивной атаки. Сознания Цзяо не потерял, зато приобрел внушительную шишку на лбу, да опустился на одно колено.

Разумеется, боец тут же перебежал на сторону Саргона. А шестеро оставшихся стражей окончательно приуныли.

— Ты жалок, гнусный выродок… Как там тебя? Сяо бяо цзы (маленькая шлюха)? Вставай на колени, если не хочешь протянуть ноги! Отбивай лбом поклоны, если не хочешь отбивать телом выступы в Провале.

— Ты-ы-ы! — Прорычал Цзяо, после чего закашлялся.

«И почему нарциссы, садисты, в общем все, кто любит безнаказанно унижать или причинять боль настолько беспомощны и уязвимы, когда оказываются в зеркальной ситуации? Тот же Акургаль или Камей в таком же положении уже обматерили бы меня по матери, плюнули в лицо, да еще и кучу здесь наложили. Чисто, чтобы враг от вони кривился».

Саргон, тем временем, вытащил кнут, лениво и демонстративно приблизился к своему противнику. Однако его целью оказался вовсе не сам Старший, который собирал всю сажу с пола собственным халатом. Нет, целью попаданца являлись все еще верные ему люди.

Бить едва отошедших от яда людей оказалось даже легче, чем попасть камнем в лоб их патрону. Причем оба этих действия вышли весьма недурными для спускания пара. По шкале приятных вещей, Саргон твердо поставил бы их рядом с: «поймать шалость Каня и обратить против него самого».

— Либо вы сейчас исполняете любой мой приказ, либо я забиваю вас до смерти, — Скучным голосом сказал им Саргон. Один из бойцов открыл рот, чтобы вякнуть очередную глупость, но попаданец добродушно перетянул ему кнутом поперек хребтины, после чего возражающие люди отозвали свои претензии.

— Сам Чжэнь лао сянь-шен обучает меня. Если я не буду убивать весь Лагерь Новобранцев, то на пару-тройку бесполезных ничтожеств гунцзы закроет глаза. А теперь, мусор, можете раскрывать свои шумные, бесполезные пасти и возражать мне по существу.

Возражений не нашлось. Ему удалось окончательно сломать веру людей в собственную защищенность. Да, своей фразой он подложил Форту неплохую такую свинью: и так низкое доверие упало куда-то в Бездну. К Ницше, героям Селина и средней зарплате в его старой стране. Зато теперь Саргону удалось-таки заставить людей воспринимать его серьезно.

«Добрым словом и пистолетом…», — Хмыкнул попаданец, — «Хотя кнут получился ничуть не менее эффективным. Понятно, как древние евреи смогли уйти от египтян. Просто Моисея не пороли в детстве этим чудесным изобретением. Иначе одна страна на побережье Красного Моря считалась бы еще более семитской, чем было на момент моей смерти».

— А теперь ты, ты и ты, — Палец тыкает в трех самых непокорных на вид, — Поставить его на колени, заломать руки, опустить голову.

Несчастные, болезненно зеленые бойцы бросились исполнять приказ. А возмущенные вопли Цзяо и его шокированный вид на грани обморока малиновым звоном отзывались в душе Саргона.