Обитель Солнца

Глава 6. Пощады не будет

Было уже далеко за полночь, но гратский дворец не спал. По крайней мере, некоторые его обитатели. Бэстифар не находил себе места, ожидая хоть каких-то вестей от кхагалари, посланных на помощь жителям ближайших к столице городов. Веры в смертоносное мастерство малагорских воинов у него заметно поубавилось. Аркал буквально искрился нервозностью и никого к себе не подпускал: ни видавший виды Фатдир, ни рассудительная Кара, ни проницательная Аэлин, ни даже Мальстен не могли хоть немного его успокоить.

В конце концов, царь попросил оставить его в одиночестве. Его близкие разошлись с крайней неохотой и предпочли не уходить далеко от тронной залы, которую Бэстифар нервно мерил шагами.

Аэлин заметила немое беспокойство Кары и шепнула Мальстену, что лучше ей побыть с подругой. Мальстен возражать не стал. Его удивляло то, как быстро двум столь непохожим женщинам удалось крепко подружиться, однако, вспоминая собственную историю знакомства с Бэстифаром, он понимал, что их дружба не менее необычна.

Видимо, у богов странное чувство юмора, — думал он, оставляя Аэлин и Кару в одной из дворцовых комнат.

Стоило ему остаться в одиночестве, как тревога, атаковавшая до этого Бэстифара, передалась и ему. В душе нарастало недоброе предчувствие. В нынешних условиях оно было вполне объяснимо, поэтому Мальстен не стал делать на нем слишком уж сильного акцента. В ближайшее время о спокойствии мечтать не придется.

В одном Мальстен был уверен: тревога, что накатила на него этой ночью, никак не позволит ему уснуть. А значит, нужно найти себе занятие. Бесцельное скитание по дворцу грозило обернуться настоящей пыткой. Мальстен подумал отыскать Дезмонда и устроить ему новую тренировку. Если все же удастся научить его прорываться сквозь красное, это станет хорошим подспорьем в грядущей войне, хоть Дезмонд и не горит желанием сражаться…

— Мальстен! — вдруг окликнул кто-то.

Голос был женским. Знакомым.

Мальстен замер, как вкопанный, и настороженно обернулся.

— Ийсара?

Циркачка была явно взволнована: даже в кратком оклике проскальзывала дрожь, и Мальстену показалось, что дрожит ее голос не от ненависти, хотя он был уверен, что после того, что он сказал ей в лагере цирковых, она будет горячо ненавидеть его.

Ийсара осторожно приблизилась. Она ежилась, словно от холода, и куталась в красную накидку, из-за которой данталли пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть ее.

Мальстен нахмурился, пытаясь понять, собственное ли беспокойство взвилось в нем при виде циркачки, или всему виной неуют, явно испытываемый ей самой.

— В чем дело? — качнул головой он.

Вопрос «что ты здесь делаешь?» так и не сорвался с его губ, хотя он прекрасно знал, что артистам цирка не дозволено было вот так запросто расхаживать по дворцу.

Недоброе предчувствие данталли усилилось.

— Прошу, не говори Его Величеству, что я сюда пробралась! — Ийсара шептала, но энергии в ее словах было не меньше, чем в крике. Она приблизилась вплотную к Мальстену и прижалась к нему в надежде на объятие. Ее тело била мелкая дрожь.

Недавняя ссора с Аэлин из-за Йисары тут же вспыхнула в памяти, и Мальстен отстранил бы от себя циркачку, не будь она так беззащитна и перепугана. Видят боги, это было совсем не похоже на ту Ийсару, которую он знал. Всегда смелая и своевольная, она никогда не показывала ему своих опасений, даже если они одолевали ее. Теперь же она жаждала защиты, как может жаждать воды жертва пустынной жары. Мальстен осторожно приобнял ее и погладил по спине, успокаивая. От прикосновения к красной ткани накидки он ощутил жгучую неприязнь, но постарался не показать этого.

— Тише, — неловко произнес он. — Все… все хорошо.

— Прошу, только не говори!.. — всхлипнула Ийсара и осеклась. Казалось, она вот-вот расплачется.

Мальстен прерывисто вздохнул.

— Не волнуйся. Я ничего не скажу Бэстифару о тебе, обещаю. — Пару мгновений он простоял, не выпуская дрожащую женщину из заботливых объятий, затем осторожно, точно боясь обидеть, медленно отстранил ее от себя, задержав руки на ее плечах. — Ийсара, что стряслось? Ты будто напугана.

Она поджала губы и неопределенно покачала головой, ни соглашаясь, ни отрицая.

— Я шла сюда, чтобы… я хотела… — Ей явно с трудом удавалось собраться с мыслями. При каждом слове она начинала дрожать сильнее. Мальстен уже подумывал, не применить ли к ней нити, но в этот самый момент Ийсаре удалось взять себя в руки. Она посмотрела на него с решимостью, яростно переплетавшейся со страхом. — Неважно, зачем я здесь. Теперь уже неважно. Мальстен, мне показалось, что я слышала что-то в подземелье дворца.

— Что именно?

Она покачала головой и отошла на шаг, сложив руки на груди.

— Я не знаю, — тихо произнесла она. — Но мне показалось, что там кто-то есть! Кто-то посторонний, Мальстен. Ты понимаешь?

Он понимал. Этой ночью он и сам не удивился бы, если б ему начали мерещиться странные шумы в разных уголках дворца. Часть его души даже жаждала встретить реальную опасность вместо того, чтобы бороться с наваждениями.

— Ийсара, тебе не могло показаться? — осторожно спросил Мальстен.

Циркачка резко подняла на него взгляд, и в глазах ее вспыхнули искорки злости. Она не терпела, когда ее не принимали всерьез, в чем бы это ни выражалось.

— Могло! — воинственно заявила она. — Но могло и нет! Я слышала, о чем говорят люди, Мальстен! Я знаю, что нас ждет, и… — Она осеклась, понимая, что говорит слишком громко. Голос ее вновь опустился до шепота. — Что, если эти люди… которые идут сюда… что, если они уже во дворце? Что, если прямо сейчас они полезут отовсюду? Что, если…

Йисара вновь замолчала, прижала кулак к губам и зажмурилась, чтобы не расплакаться. Мальстен впервые видел ее такой. Он сделал к ней шаг, чтобы успокоить, но она шагнула прочь.

— Не надо, — решительно заявила она. — Не подходи, если не веришь мне. Мне не сдалась твоя жалость! Я думала, что ты поверишь, ты не так… не так самоуверен, как Его Величество. — Она покачала головой, губы ее скривились. — Зря я пришла.

Мальстен ощутил укол стыда. Он знал, чего Ийсаре стоило переступить через свою гордость и обратиться к нему после всего, что он сказал ей. И вот теперь он ставит ее страхи под сомнения.

— Постой, не руби с плеча, — примирительно сказал он. — Я не говорил, что не верю тебе.

Ийсара испытующе взглянула на него, будто искала в его словах подвох.

— Ты права, — вздохнул Мальстен. — Если тебе показалось, что во дворце посторонние, это нужно проверить. Нельзя терять бдительность. Я скажу Аэлин и Грэгу…

Он осекся, поймав гримасу муки на лице циркачки.

— Ну, конечно, — язвительно протянула она. — Конечно, зови свою Аэлин. Она с радостью пойдет проверять подземелье в моей компании. А особенно она будет рада, если мне и впрямь показалось. Почему бы не найти лишний повод поднять меня на смех?

Мальстен нервно вздохнул. Ему отчаянно хотелось попросить Ийсару не усложнять и без того непростую ситуацию, однако что-то заставило его промолчать. Отчего-то он сочувствовал Ийсаре. То, как мучительно кривилось ее лицо при одном упоминании Аэлин Дэвери, заставляло данталли съеживаться от стыда.

А ведь это моя вина, — понимал он. — Если бы я сразу повел себя правильно…

А теперь Ийсаре приходилось постоянно чувствовать себя униженной. Она избегала представлений с участием Мальстена, пряталась по углам, чтобы не пересечься с Аэлин. Для нее возвращение анкордского кукловода в Малагорию стало настоящей пыткой.

— Видимо, я пойду и встречусь со своими миражами сама, — криво ухмыльнулась Ийсара.

Мальстен взволнованно посмотрел на нее. А если она права, и во дворце действительно кто-то есть?

В этом случае уж точно не стоит идти проверять только вдвоем, — напомнил голос разума.

Но… звать Аэлин? А если Ийсара ошиблась?

Звать Грэга тоже было опрометчиво. Если Аэлин узнает, что Мальстен в компании Ийсары проверял подземелье, и позвал кого угодно, кроме нее, она справедливо на него взъестся. И это может только усугубить и без того тревожный дух во дворце, что сейчас совсем некстати.

А если там действительно кто-то есть? — спросил себя Мальстен… и решительно кивнул, соглашаясь с собой. Если там кто-то есть, — в красном они или нет, — он сумеет взять их под контроль и обезвредить. Плевать на расплату, какой бы мучительной она ни была! Так, по крайней мере, удастся оградить от опасности всех остальных.

— Нет, — сказал, наконец, Мальстен. — Одна ты никуда не пойдешь.

Ийсара изогнула бровь.

— Как благородно, — фыркнула она.

— Брось язвить, — нахмурился Мальстен. — Это может быть опасно.

— Даже если мне показалось? — обиженно бросила она. Мальстен остался невозмутим.

— Даже если так.

— Что ж, — вздохнула Ийсара, — тогда не будем терять времени?

Не дожидаясь его, она повернулась и направилась к лестнице.

Путь до подземелья показался долгим, его пронизывало изнуряющее молчание. Мальстен чувствовал исходящее от Ийсары напряжение, ему казалось, что ей так и хочется что-то сказать ему, но она сдерживалась. И от этого становилось только горше на душе. Мальстен и сам хотел объясниться с Ийсарой, но счел это лишним после всего, и уже наговорил в лагере цирковых.

Воистину, им не о чем говорить.

Но отчего так тяжко молчать?

Мальстен неистово торопил время и ускорял шаг, стараясь как можно быстрее добраться до лестницы в подземелье. Ийсара же, напротив, будто специально шла медленнее, растягивая эту пытку и получая от нее одной ей ведомое удовольствие. Или так только казалось?

У самой лестницы Йисара вдруг остановилась, будто в нерешительности. Она посмотрела на Мальстена пронизывающим взглядом, заставившим легкий холодок пробежать по его спине.

— Я… — начала она, но замолчала, поджав губы.

Похоже, она сомневалась. Быть может, надеялась решиться на какой-то разговор по пути, да так и не смогла? Мальстен сочувственно сдвинул брови.

— Ийсара, даже если тебе показалось, насмешек не будет, — пришел он на помощь. — Ты поступаешь правильно. Сейчас лучше перестраховаться.

Похоже, слова подействовали, хотя блеск, мелькнувший в глазах циркачки, был скорее злым. Все-таки малагорские женщины были теми еще гордячками! И, похоже, не любили, когда кто-либо замечал их смятение.

— Да, — елейно улыбнулась она. — Ты прав.

Голос ее показался Мальстену снисходительным. Но то, как решительно она прошла мимо него к лестнице, лишь утвердило его в мысли, что он не ошибся насчет обуревавших ее чувств.

По лестнице они спускались молча. Напряжение Ийсары уступило место какой-то странной расхлябанности, которую можно было назвать ленивой или скучающей, если б не ее бодрая походка.

К камерам кирпичного коридора подземелья девушка приблизилась безо всякой опаски. Мальстен едва поспел, чтобы обогнать ее и спуститься первым. Он замер и прислушался, но слышал лишь походку Ийсары, которая, как назло, сделалась удивительно громкой. Мальстен успел пожалеть, что не использовал нити, чтобы сделать ее шаги тише, но теперь поздно было жалеть. Он приподнял руку, призывая Ийсару остановиться, и приложил палец к губам, прося хранить тишину.

Никаких посторонних звуков слышно не было. Кирпичный коридор был угрожающе тих, но это еще ни о чем не говорило. Кто знает, что могло ожидать за первым же поворотом?

Если уж пришел, проверяй, — скомандовал Мальстен сам себе.

Он жестом махнул в сторону поворота в более темный участок коридора и тихо направился туда. Ийсара осторожно шагнула вслед за ним, но он покачал головой, призывая ее оставаться на месте. Однако циркачка, в первые мгновения повиновавшаяся, все же последовала за ним, предпочтя держаться ближе.

Мальстен шел осторожно, стараясь не производить никакого шума, но в тишине подземелья даже его походка казалась слишком громкой. В ушах у него нервно забил перестук двух сердец, недоброе предчувствие усилилось, он был готов выпустить нити в любой момент — главное среагировать достаточно быстро.

Все случилось в мгновение ока.

Из-за поворота вдруг выступил человек, одетый в дорожный доспех Красного Культа. Глаза Мальстена что-то обожгло, как если б в них попал горячий песок. Он вздрогнул от неожиданности и отшатнулся к Ийсаре, уловив краем уха легкий шелест ткани. В следующий миг зрение вдруг померкло, погрузив все вокруг в темноту. На плечи что-то опустилось.

Мальстен почувствовал, как его — дезориентированного и ослепшего — толкнули в спину и удалили под колени, чтобы подкосились ноги. Шею что-то обвязало и туго завязалось сзади. В тот момент, когда Мальстен сообразил, что произошло, ему в горло уткнулось острие клинка.

— Дернешься, и ты труп, — произнес знакомый голос.

Сквозь ужас слепоты прорвался огонь ненависти. Этот голос Мальстен узнал бы всюду. Перед ним стоял Бенедикт Колер.

— Знаешь, Мальстен, — елейно заговорила Ийсара, опустившись к самому его уху, — не стоило меня бросать.

Бенедикт Колер старался запомнить представшее перед ним зрелище во всех подробностях. Мальстен Ормонт, живая легенда Арреды, стоял перед ним — беспомощный и слепой. Бенедикт видел, как напрягается лицо данталли, пытающегося связаться с нитями, но неспособного это сделать, пока Иммар связывал ему руки за спиной.

Малагорская девка сработала отлично, отвлекла данталли на себя в самый подходящий момент. Все-таки артисты — коварные создания! А эта финальная реплика! Достойно настоящего выступления. Бенедикт бы поклонился циркачке, если б не был так занят созерцанием своего врага.

Интересно, он понял, как легко его обвели вокруг пальца? — самодовольно думал Бенедикт. — Понял, кто это сделал?

Страх в ослепших глазах анкордского кукловода промелькнул лишь на пару мгновений, прежде чем Мальстен Ормонт понял, что попал в ловушку. Однако и этой пары мгновений Бенедикту хватило, чтобы запечатлеть в памяти образ поверженного врага, который он так долго лелеял в самых смелых мечтах.

Красная накидка тоже не подвела. Все-таки на данталли есть управа, даже на такого сильного, как анкордский кукловод.

Лицо Мальстена Ормонта теперь казалось непроницаемым, как фарфоровая маска. Ни один мускул не двигался, его растерянность выдавали только глаза.

— Ты, должно быть, удивлен, — не сдержался Бенедикт. — Не ожидал, что мы снова встретимся, да еще и так?

Мальстен молчал. Лицо его сделалось злым. Разумеется, он узнал своего пленителя, но не дал себе труда сказать ему об этом. Ожидаемо.

Бенедикт повернулся к Ийсаре и улыбнулся.

— Мое почтение, — проворковал он. — Вы истинная артистка, моя дорогая. И коварная, как все женщины Арреды. Поверьте, свою часть уговора я сдержу.

Ийсара вздернула подбородок и приблизилась.

— Позволите? — мягко спросила она, потянувшись рукой к щеке Мальстена.

Иммар, стоявший подле данталли, напряженный, как струна, грозно на нее посмотрел, но Бенедикт успокаивающе кивнул ему.

— Разумеется, моя дорогая, — расплылся в улыбке он и обратился к Иммару: — Угрозы он теперь не представляет, опасаться нечего.

Ийсара провела рукой по щеке данталли.

— Я тебя никогда не прощу, — сладким, сожалеющим тоном произнесла она. — Но я надеюсь, мне станет чуть легче от того, что я все-таки отомстила тебе.

Бенедикт хмыкнул. Он ожидал, что хотя бы эти слова проймут Ормонта и заставят его заговорить, но ошибся. Мальстен только сильнее нахмурился, но не проронил ни звука. У Бенедикта чесались кулаки преподать этому наглому существу урок, но он сдерживал себя, понимая, что сейчас в этом нет никакой нужды.

— Потрясающе, — с искренним восхищением произнес он, обращаясь к Ийсаре. — О страсти малагорских женщин ходят легенды, и вы — их живое воплощение.

— Я сделала это не для вас, так и знайте! — резко бросила Ийсара.

— Я знаю, — примирительно произнес Бенедикт.

В этот момент данталли все же заговорил. Но это были не мольбы о пощаде, не страхи и не жалобы.

— Позволь ей уйти, — тихо произнес он, цедя каждое слово сквозь стиснутые зубы. Бенедикт удивленно приподнял брови, не спеша отвечать. — Она сделала то, что ты хочешь. Теперь дай ей уйти, — повторил Мальстен. — Она тебе не нужна.

Бенедикт любезно улыбнулся Ийсаре.

— А он благороден, не так ли?

— Всегда таким был, — холодно согласилась Ийсара. Но голос ее зазвенел от напряжения: то, что Мальстен тревожился за ее жизнь, явно насторожило ее. Бенедикт примирительно покачал головой.

— Вам нет нужды переживать, — заверил он. — У нас был уговор, и моей целью и впрямь были не вы, моя дорогая, а этот монстр.

— Я могу уйти прямо сейчас? — все еще напряженно спросила она.

— Если хотите, — смиренно кивнул Бенедикт. Заметив, что Ийсара расслабилась, он добавил: — Вы сослужили большую службу всей Арреде, если вас это волнует.

— Мне на это наплевать, — безразлично бросила Ийсара. Все ее внимание было вновь поглощено Мальстеном. Она будто старалась запомнить его до мельчайших деталей, таким образом немо прощаясь с ним.

Бенедикт осклабился. В руку ему тихо скользнул кинжал.

— Ну, разумеется, — полушепотом произнес он.

Мальстен набрал в грудь воздуха, чтобы посоветовать циркачке бежать, но не успел. До него донеслось лишь, как она резко ахнула. Этот звук сопроводил другой, больше напоминавший глухой удар.

— Ийсара! — воскликнул данталли и рванулся вперед. Иммар нанес ему тяжелый удар в живот, выбив воздух у него из легких. Мальстен покачнулся, но удержал равновесие, только слегка наклонился вперед, попытавшись восстановить дыхание.

— Мальстен… — хрипло выдавила женщина и застонала.

— Не дергайся! — скомандовал Иммар, обратившись к данталли. Судя по удару, Мальстен понял, что этот человек заметно крупнее его, и без нитей с ним вряд ли удастся совладать. А нити… они будто исчезли: как данталли ни пытался нащупать с ними связь, они не откликались.

Бенедикт тем временем поддержал оседающее тело циркачки, цокнув языком.

— Зачем?! — отчаянно прохрипел Мальстен, немного продышавшись. — Ты получил то, что тебе нужно, зачем ты это сделал?!

Бенедикт пожал плечами, хотя и знал, что данталли не способен сейчас этого разглядеть.

— Не люблю предателей.

До Мальстена донеслись шаги затаившихся в подземелье людей. Проклятье, их было много! Не только команда Колера — здесь был не один десяток человек! Их шагам аккомпанировали судорожные булькающие хрипы умирающей Ийсары.

— Что будем делать с ним теперь? — прозвучал рядом жуткий шелестящий голос. По телу Мальстена пробежала волна дрожи, он понял, что перед ним слепой воин Колера. Самый устрашающий из всех жрецов Культа, каких он встречал.

— Тело девки бросьте к мертвым стражникам, — скомандовал Бенедикт. Затем повернулся к Мальстену. — А его, — он снова расплылся в улыбке, — мы возьмем с собой. — Аркал — любитель представлений, так пусть станет его полноценным участником.

Ренард Цирон громко втянул воздух.

— Опрометчиво, — тихо прошелестел он.

— В таком виде этот данталли опасности не представляет, — отмахнулся Бенедикт. — Он в любом случае для нас безвреден.

Это таинственное замечание заставило Мальстена задуматься. Перед тем, как зрение покинуло его, глаза что-то обожгло. Он уже чувствовал такое прежде. Во Фрэнлине, когда имел дело с хаффрубами. Но… ведь Колер — не хаффруб. Он человек. Он не может вызывать такого эффекта, если только он не пошел на какие-то крайние меры и не сотворил с собой что-то. Мальстен не представлял себе, как человек может обладать силой хаффруба, но догадывался, что есть всего одно существо на Арреде, которое могло этому поспособствовать, не побоявшись взяться за подобный эксперимент.

Ланкарт.

Неужто Культ спелся с ним, чтобы заручиться козырем в Малагории? С Колера бы сталось.

Проклятье!

— Ведите его наверх, — победно произнес Бенедикт. — Любого, кого увидите на пути, можете убивать без разбора. Самого главного пленника мы уже заполучили.

Мальстен ощутил толчок в спину. Он попытался сопротивляться, но его продолжили увлекать к лестнице, и ему пришлось повиноваться.

Сердца беспорядочно бились в висках, он старался придумать, как избавиться от красной накидки. Сколько он ни пытался найти контакт с нитями, попытки были тщетны. Против этого средства не было оружия даже у него.

Думай! Думай, бесы тебя забери! — отчаянно стучало у него в голове.

А мгновения продолжали беспощадно утекать сквозь пальцы.

Кара долго сидела неподвижно, глядя на ночной Грат, и Аэлин чувствовала, что сердце у подруги не на месте. Состояние в стране… то, как на это реагировал Бэстифар — все это выбивало ее из колеи.

— Ему бы сейчас не оставаться одному, — произнесла Кара после довольно долгого молчания.

Аэлин, успевшая погрузиться в собственные тревожные размышления, вздрогнула от ее слов. Нетрудно было догадаться, о ком шла речь. Саму Аэлин тянуло собрать всех в одном помещении и занять круговую оборону. Тревога Бэстифара, похоже, была заразна и передавалась всем на расстоянии.

— Понимаю тебя, — тихо ответила Аэлин. — Мне тоже неспокойно… думаю, это для тебя не секрет.

Кара пожала плечами.

— После вестей о беспорядках у всех сердце не на месте, — тоскливо произнесла она. — Знаю, глупо было думать, что войны может и не случиться. Я… не то чтобы думала так. Просто пока она была далеко…

— Я знаю, каково это, — кивнула Аэлин. — В дэ’Вере было так же, пока туда не пришла Война Королевств. Некоторое время почти все чувствовали, как над нашими землями сгущаются тучи, а потом… — Она вздохнула, нахмурившись. — Известно, что было потом.

Кара отрешенно кивнула.

Аэлин понимала, что Война Королевств — далекая и не затронувшая Малагорию — не отзовется в душе подруги так же, как в ее собственной, поэтому не злилась на нее за эту рассеянность. Впрочем, и саму ее болезненные воспоминания о годах войны сейчас захватывали лишь отчасти. Гораздо тревожнее ей было за Мальстена, отца и остальных, к кому подбирался новый опасный враг.

— Жаль, Мальстен не остался сейчас с ним, — сдавленно произнесла Кара, вновь вырывая Аэлин из раздумий. В ответ на вопрошающий взгляд подруги она передернула плечами. — Знаю, обыкновенно я такого не говорю, — лицо ее исказила кривая усмешка, — но сейчас мне кажется, что ему стоило остаться. Мальстен всегда такой: появляется не тогда, когда ждешь, и уходит тогда, когда не надо.

Аэлин нервно хохотнула.

— Ты сгущаешь краски, — примирительно произнесла она.

— Может и так, — хмыкнула Кара. — Но, согласись, иногда он действует невпопад.

— Не он один, — уклончиво ответила Аэлин. — У всех так бывает. Несправедливо будет приписывать это только ему.

Они разговаривали спокойно, но в комнате с каждым ударом сердца нарастала напряженность. Обе женщины понимали: либо в ближайшую минуту кто-то из них сорвется с места и отправится делать хоть что-то, либо на пустом месте развернется ссора, проку от которой не будет никому.

— Вот, что! — Аэлин хлопнула в ладоши. — Нам обеим неспокойно и, не знаю, как ты, а я вообще горю желанием собрать всех в одном месте и ждать… быть готовыми ко всему. Да хоть бы и выдвигаться на помощь кхалагари! Я предлагаю пойти к Бэстифару. Созвать остальных. Нечего всем по отдельности разгуливать по дворцу. И плевать, что он по-царски приказал всем разбрестись по углам. Переживет, если мы ослушаемся.

Кара встрепенулась. Предложение подруги вдохновило ее и развеяло тягучую тревогу в душе.

— Идем, — поддержала она.

Женщины вышли из комнаты и направились в тронную залу.

Нервный и всклокоченный Бэстифар буквально вылетел им навстречу. Рука его была приподнята, готовая применить силу.

— О… это вы… — неловко произнес он, тут же нахмурившись. — Я ведь просил вас разойтись по комнатам.

— Мы решили, что это не лучший выход, — качнула головой Аэлин. — Не знаю, оправданны наши тревоги или нет, но этой ночью нам всем не по себе. Лучше не разбредаться.

Бэстифар поджал губы, обдумывая ее слова.

— Пусть так, — неохотно произнес он.

— Мы хотели найти остальных, — тихо сказала Кара. — Если и ждать вестей от кхалагари, лучше ждать вместе. Так спокойнее.

Бэстифар и сам был не против совместного ожидания: одиночное сводило его с ума. Общество раздражало, но куда меньше.

— Будь по-вашему, — согласился он. — Идем играть в прятки перед войной? — На лице его появилась нервная улыбка. Аэлин и Кара невольно улыбнулись в ответ, уловив в манере Бэстифара нечто привычное, за что они готовы были ухватиться, как за соломинку.

— Слова мудрого государя, — хмыкнула Аэлин.

— Не дерзи, — с картинной угрозой отозвался Бэстифар, вызвав у охотницы очередной смешок.

Они подались к выходу из залы, когда с улицы вдруг донесся чей-то громкий крик… и сразу стих.

Грэг Дэвери остановился у одной из дверей и прислушался. Ему показалось, или он действительно слышал приглушенные всхлипы? Он подождал еще несколько мгновений, затем убедился, что в комнате действительно кто-то плачет, и постучал.

— Эй? — позвал он. — Все в порядке?

Странный вопрос, учитывая, что в этой комнате кто-то рыдает, — хмыкнул про себя Грэг.

Тем временем всхлипы резко прекратилось. Грэг нахмурился и без стука вошел в комнату. Чьи это покои, он не знал, поэтому подготовился к чему угодно, кроме того, что увидел.

Дезмонд Нодден поднимался с кровати, когда дверь открылась. Он даже не постарался отереть лицо — оно все еще было мокрым от слез и заметно опухшим.

— Дезмонд? — удивленно спросил Грэг, постаравшись не выдать собственной растерянности. Рыдающий на постели данталли был для него зрелищем непривычным. — Что случилось?

Дезмонд покривился и покачал головой.

— Что-то мне слабо верится, что тебя это интересует, — бросил он. Грэг не понял, что именно уловил в его голосе, но оставлять его в одиночестве не спешил.

— Ну… — он развел руками и сделал пару шагов к данталли, вновь замерев в нерешительности, — я ведь спросил.

Дезмонд невесело усмехнулся и, наконец, отер лицо.

— Случилось всё это! — многозначительно крикнул он. — Когда я пришел сюда, здесь было безопасно. Бэстифар обещал мне это. А теперь все катится к бесам: скоро придет война, и я понятия не имею, что со мной будет. — Он громко шмыгнул носом. — Да, можешь кривиться и презирать меня! Я не герой! Я думаю о том, что ждет меня. А меня ждет конец вместе со всей Малагорией! Я все это время терпел насмешки Бэстифара, чувствовал его ожидания, что я должен заменить ему Мальстена, и постоянно ощущал упрек. И вот теперь грядет война, труппе цирка я безразличен, как кукловод не гожусь Мальстену в подметки… я окажусь на улице — если меня не убьют — с жутко возросшей расплатой, без крыши над головой и совершенно один. Но кому до этого есть дело? Я же «Дезмонд, который думает только о себе»! А как еще я должен жить, если кроме меня обо мне никто никогда не подумает?

Грэг сочувственно поморщился. Дезмонд, конечно, не казался ему образцом мужественности, но он понимал его.

— Мда… непросто, — выдавил Грэг.

— Вот только не надо! — покривился Дезмонд. — Не надо притворяться, что тебе не плевать!

— Я не один год был в этом дворце пленником. В том числе был твоей марионеткой. На меня тебе срываться незачем, — сдержанно сказал охотник.

— Ну да, ну да, пошел я к бесам. «Заткнись и не высовывайся, Дезмонд, всем гораздо хуже, чем тебе, твои жалобы — пустой звук», — дразнящим тоном проворчал он. — Я же говорю: всем плевать. Поэтому какого беса ты сюда явился? Не нравится — не смотри! И избавь меня от нравоучений.

Грэг глубоко вздохнул и вместо того, чтобы уйти, приблизился и присел рядом с данталли.

— Извини, — примирительно произнес он.

Дезмонд округлил глаза и недоуменно посмотрел на охотника.

— Ч-что?

— Извини, — повторил Грэг без всяких издевательств. — Я не хотел тебя задеть. Выговорись, если тебе от этого полегчает. Обещаю, ни слова нравоучений не скажу. — Он дружественно улыбнулся.

— С чего такая щедрость? — недоверчиво нахмурился Дезмонд.

— С того, что я понимаю, что тебе тяжело. Можешь себе представить?

Данталли нервно усмехнулся.

— С трудом.

Грэг собирался ответить, как вдруг до него донесся чей-то крик с улицы. Недалеко от дворца кто-то кричал. Грэг вскочил и бросился на балкон. Крику вторил еще один, затем еще. Послышался какой-то шум.

Дезмонд испуганно встал, но на балкон выйти не решился.

— О, нет! — воскликнул он. — Что там… что происходит?

Решительная походка Грэга не предвещала ничего хорошего.

— Похоже, в город проникли захватчики, — скороговоркой произнес Грэг. От прежнего умиротворения и сочувствия не осталось и следа. Он серьезно посмотрел на данталли. — Нужно предупредить Бэстифара. Отправлял он кхалагари или нет — им явно не удалось перебить всех. Итак… Бэстифар или стража?

— Что? — растерянно переспросил Дезмонд.

— Кого побежишь предупреждать? — нетерпеливо спросил Грэг. — Соображай, Дезмонд! Надо разделиться и подготовиться к атаке как можно быстрее. Слишком уж смело орудуют эти люди. Здесь что-то не так.

Дезмонд задрожал. Ему не понравилось, как это прозвучало. А еще он понял, что держаться подле аркала сейчас куда безопаснее.

— Я… я к Бэстифару.

— Бегом! — скомандовал Грэг и стрелой вылетел из покоев Дезмонда.

Оба сердца бились неровно и сбивчиво. Приложив руку к груди, Дезмонд стоял, не осмеливаясь покинуть комнату, хотя с момента ухода Грэга прошло уже несколько минут. Медлить было нельзя, нужно было как можно скорее предупредить Бэстифара о проникновении неприятеля во дворец, но Дезмонд не мог заставить себя выйти в коридор, где могли поджидать убийцы. Нити сейчас совершенно не прибавляли ему уверенности: это Малагория. Друзья, враги — здесь почти все носят красное. Чем больше Дезмонд задумывался об этом, тем лучше понимал, насколько его «нерушимая безопасность», которую он пытался обрести под покровительством аркала, была на деле призрачной и невесомой.

Им ведь нужен не я, — в страхе думал он. — Им нужны Мальстен и Бэстифар. Может, если я затаюсь здесь… если хорошенько спрячусь, меня просто не заметят?

Дезмонд дрожал, пока тянул руку к ручке двери. Он не понимал, как могут остальные реагировать на грядущую опасность так легкомысленно. Откуда в них эта глупая горячность, которую они зовут храбростью и самоотверженностью? Они же, бесы их забери, не бессмертные! Как они могут не бояться?

Дезмонд стиснул зубы и тихо застонал от бессилия.

Оставаться в комнате с каждой минутой тоже становилось все страшнее. Безопасности не было нигде. Но Мальстену и Бэстифару красные одежды захватчиков будут нипочем. А ему — Дезмонду — через этот барьер не прорваться. Значит, безопаснее все-таки рядом с этими горячими головами.

Ладно, — решился данталли и заставил себя открыть дверь.

В коридоре было пусто. Пугающе пусто. Звенящая тишина предвещала нечто недоброе. Успел ли Грэг предупредить стражу? Успеет ли Дезмонд известить Бэстифара?.. Он догадывался, что, если будет медлить, точно не успеет.

На негнущихся ногах, чувствуя, как внутренности от ужаса завязываются в тугой узел, он крался по коридору, стараясь не издать ни звука. Поэтому, когда тишина нарушилась чьими-то шагами, Дезмонд услышал это тотчас же и скользнул за длинную портьеру, взобравшись на подоконник, чтобы спрятать ноги. Укрытия надежнее он придумать не мог. Зубы застучали от страха.

Шаги приближались. Шло довольно много людей. Пара десятков? Дезмонд не мог расслышать точнее. Они не переговаривались, но их походка казалась решительной и воинственной — Дезмонд давно научился различать это на слух, вынужденный существовать во дворце, где буйствовал враждебный красный цвет.

Недалеко от портьеры среди идущих случилась какая-то заминка. Будто кто-то споткнулся или попытался саботировать это решительное шествие. Послышались звуки ударов, а затем решительное:

— Хватит!

Дезмонд задержал дыхание. Он узнал этот голос.

Бенедикт Колер.

— Подними его, Иммар, — снисходительно произнес знаменитый палач. Видимо, дождавшись, пока некоего пленника поднимут на ноги, он заговорил снова, и Дезмонд остолбенел от того, что услышал: — Жалкая попытка, данталли. На этот раз тебе через красное не прорваться. И дергаться бесполезно. Ты только увеличишь количество собственных травм, не более.

Дезмонд побоялся, что вот-вот лишится чувств.

Данталли? Он сказал «данталли»? Если так, то его пленником может быть только Мальстен Ормонт, других кукольников во дворце нет.

Дезмонд попытался вслушаться, чтобы узнать голос Мальстена, но тот не дал себе труда ответить Колеру. Может, ему заткнули рот? Трудно было сказать наверняка.

— Говорят, данталли испытывают ужас от слепоты, — вдруг замогильным голосом произнес кто-то. Этого голоса Дезмонду слышать не доводилось. — Каково тебе быть слепым?

Мальстен снова промолчал. Ни просьб о пощаде, ни проклятий… очень в его духе. Теперь Дезмонд не сомневался, что Культу каким-то образом удалось захватить Мальстена. Удивительно, что они пока оставляли его в живых. Выходит, они нашли на него управу.

Ослепили, — понял Дезмонд по словам Ренарда. Но он не верил, что, если бы Культ лишил Мальстена глаз, анкордскому кукловоду удалось бы держаться молча. Даже ему такое вряд ли под силу. Значит, способ какой-то другой…

Воинственная процессия возобновилась. Дезмонд понял, что Бенедикт ведет своих людей в сторону тронной залы.

Выходит, я опоздал, — сокрушенно подумал Дезмонд, не понимая, что его расстраивает: то, что он не предупредил Бэстифара вовремя, или то, что просто не успел спрятаться у него за спиной. Ему бы теперь попытаться сбежать, но отчего-то он понимал, что не сможет этого сделать. Не хватит духу? Или же он все-таки не готов вот так просто бежать из дворца, защищавшего его несколько лет?

Решив не мучиться сомнениями, Дезмонд дождался, пока группа Бенедикта минует портьеру, за которой он скрывался. Когда шаги немного отдалились, он осторожно выглянул, держась максимально близко к стене и стараясь себя не выдать.

Группа размывалась для его глаз в одно неразборчивое красное пятно. Вся группа. В том числе и пленник.

Они надели на него что-то красное! — понял Дезмонд. — Вот, почему Мальстен ослеп.

Чувствовал Дезмонд и нечто другое: стоило посмотреть на этих людей, как глаза начало щипать, будто в них насыпали жгучего песка. Данталли отпрянул за портьеру и почесал глаза, стараясь прийти в себя. Эффект тут же прошел.

Странно. Что это за бесовщина? — недоумевал он. Но это пугающее жжение в глазах навело его на еще одну догадку: вероятно, именно из-за этого ощущения Мальстен и попался в ловушку. Промедлил пару мгновений, которые стали для него роковыми. Дезмонд не представлял себе, что эти воины сделали с собой, но понимал, что эта уловка была изобретена специально, чтобы отвлекать данталли. Дезмонд понимал, что за таких людей уцепиться ни за что бы не смог. Возможно, не смог и Мальстен.

А сможет ли Бэстифар?

Если нет… вероятнее всего, его просто убьют. Его… Кару… Аэлин… Грэга… Мальстена… циркачей…

От этой мысли сделалось дурно. Прислушиваясь к себе, Дезмонд понимал, что ни за кого из них не отдал бы жизнь — он вообще не представлял, можно ли кем-то настолько дорожить, — но и смерти он никому из них не желал. Стоило вообразить их всех жестоко убитыми здесь, во дворце, и у Дезмонда начинали бешено колотиться от ужаса оба сердца.

Так нельзя! — отчаянно вскричал его внутренний голос. Его мать сказала бы так, в этом он не сомневался. И он был с этим согласен — это чудовищно!

Попытаться сбежать?.. Спасти свою жизнь?

Но сможет ли Дезмонд Нодден жить, не мучаясь, что даже не попытался спасти от смерти стольких людей? Он проклинал свою совесть, но догадывался, что не сможет.

С другой стороны… как помочь? Что в его силах? Если эти воины неуязвимы для силы данталли и, возможно, силы аркала, как их одолеть? Что он, Дезмонд, может предпринять?

Мальстен что-то смог бы, будь он не в красном. Возможно, ему понадобилось бы несколько мгновений на концентрацию, но у него получилось бы уцепиться, и тогда всех можно будет спасти, — думал он. После всего, что демонстрировал Мальстен, трудно было не делать ставку на его чудодейственные способности. Аэлин Дэвери ведь говорила, что у него даже есть возможность самостоятельно избавляться от расплаты, хотя он почему-то боялся этим пользоваться.

Дезмонд воинственно сжал кулаки и прислушался. Группа Бенедикта удалилась достаточно, чтобы можно было выйти из укрытия. Осторожно, боясь произвести хоть какой-то шум, Дезмонд спрыгнул с подоконника и почти опрометью бросился в покои Бэстифара. Там, в царской спальне, должна была остаться красная накидка, которая послужит маскировкой.

Да, она, по идее, ослепит Дезмонда. Но, на его удачу, он много раз передвигался по дворцу с закрытыми глазами, чтобы уберечь их от враждебного влияния красного цвета и дать им отдохнуть. Первое время он часто натыкался на стены, но теперь сможет пройти достаточно уверенно. Если он будет в красном, чужаки точно не признают в нем данталли. А в тронной зале от накидки можно будет быстро избавиться и, если повезет…

Нужно взять кинжал, чтобы освободить Мальстена от накидки или от пут… или от того и от другого, — напомнил себе Дезмонд, продолжая бежать. Он не знал, где именно в тронной зале будут держать Мальстена, но вряд ли в самой гуще сражения. Если Колер до сих пор его не убил, значит, анкордский кукловод нужен ему живым. А следовательно, его будут беречь… насколько это понятие применимо к Культу.

Дезмонд бежал, считая мгновения, и надеялся успеть. Только бы боги помогли ему! Воистину, это был самый смелый поступок за всю его жизнь.

— Проклятье! — сквозь зубы процедил Бэстифар. Аэлин и Кара одновременно с двух сторон рванулись к нему и потянули назад: в попытке уцепиться своей силой за налетчиков он перегнулся через ограждение балкона так сильно, что едва не рухнул вниз.

— Ты свалишься, идиот! — в сердцах воскликнула Аэлин.

Бэстифар обернулся к ней и ожег ее гневным взглядом.

— Я их почти достал! — возмущенно воскликнул он.

Улицы Грата теперь заполнял вовсе не успокаивающий пульс ночной жизни. По городу, совсем близко от дворца слышались боевые кличи и перепуганные крики. То тут, то там раздавались вопли раненых и умирающих. Город захлестнула резня, но налетчики отчего-то не попадали в поле действия сил аркала.

— Что-то не так, — тихо заметила Кара, напряженно глядя на ночные улицы. — Ты рассказывал, что было в дэ’Вере. Твоя сила должна была дотянуться до этих людей.

— Она бы дотянулась, если б вы не лезли под руку! — выкрикнул Бэстифар, теряя самообладание от гнева. Однако миг спустя рассудительность и хладнокровие Кары начали действовать на него, и из глаз постепенно стало уходить разъяренное безумие. — Я должен выйти туда. С близкого расстояния не подействовать не может, — уже спокойно произнес он.

— Надо найти Мальстена, — покачала головой Аэлин. — Кара права: с этими людьми что-то не так. Что может ограничить твою силу?

Бэстифар хмыкнул.

— В отношении людей? Ничего, — воинственно заявил он.

— Людей… — задумчиво повторила Аэлин. — А если это не люди? Если это иные?

— То, что налетчики не похожи на больших темных ящериц, я разглядеть успел, если ты об этом, — скептически покривился аркал и решительно направился к выходу из тронной залы. — На всех остальных моя сила действует.

— Хаффрубы принимают человеческий облик, — мрачно заметила Аэлин.

— И когда Совет Восемнадцати успел заключить пакт с такой кучей хаффрубов, скажи на милость? — фыркнул Бэстифар. — Эти существа никогда бы не стали пешками в войне. Это люди.

Аркал упрямо покачал головой, не желая признавать опасность и намереваясь выйти к неприятелю.

— Без Мальстена идти опасно! — воскликнула Аэлин, стремясь его удержать.

— Она права, — поддержала Кара.

Бэстифар набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но не успел сказать ни слова: дверь тронной залы распахнулась, и внутрь вошла группа людей в красных накидках.

Аэлин попятилась, потянув Бэстифара и Кару за собой. Прожигающий взгляд Бенедикта Колера она узнала сразу.

— Доброй ночи, Ваше Величество! — нараспев произнес старший жрец Кардении, вальяжно входя в тронную залу. Он держался по-хозяйски, с лица не сходила самодовольная улыбка. — Я так долго ждал нашей встречи.

— Твоя наглость знает хоть какие-нибудь пределы, Колер? — фыркнул Бэстифар. — Помнится, несколько лет назад я тебя выставил. Что, с возрастом память стала подводить?

Бенедикт лишь оскалился, но отвечать на издевку аркала не счел нужным.

Аэлин окинула взглядом группу из двух десятков захватчиков и в ужасе ахнула. Сперва она узнала Ренарда Цирона, принюхивавшегося к воздуху. Аэлин отчего-то не сомневалась, что слепой воин тоже сразу ее узнал. А затем она увидела, что два человека удерживают пленника со связанными за спиной руками. Вокруг его шеи были плотно обмотаны завязки красной накидки…

— Мальстен! — воскликнула Аэлин, тут же обратив на себя взгляд Бенедикта.

Все пропало… — обреченно подумала она.

— Кажется, ваша помощь в охоте на данталли мне не понадобилась, леди Адланна, — хмыкнул Колер. Кара непонимающе посмотрела на подругу. Несколько человек из группы Бенедикта нахмурились, Ренард повел головой в сторону своего старшего. Многие слышали имя преступницы, пособницы Мальстена Ормонта, и заметили, что Колер оговорился. Похоже, этого не заметил только он сам. Вместо того он самодовольно посмотрел на Бэстифара: — Я позаботился о том, чтобы ваш… гм… гость прибыл на нашу встречу в подобающем наряде, Ваше Величество. Что скажете?

Бэстифар покривился: от елейного голоса Бенедикта его начинало подташнивать. Аркал прерывисто выдохнул и хмуро посмотрел на Мальстена. На вид с ним не случилось ничего серьезного: пара кровоподтеков и сочащаяся синей кровью подбитая губа — не более. Лишь растерянный слепой взгляд давал понять, что применить нити данталли не может, потому что никого вокруг не видит.

— Красный ему не к лицу, — нарочито холодно сказал Бэстифар. — Пожалуй, это стоит исправить. Развяжи его, Колер.

Бенедикт осклабился.

— Вы больше не отдаете приказы, Ваше Величество, — расплылся в улыбке он. Затем обратился к своим людям и небрежно махнул рукой: — Привяжите его вон к той колонне. Подальше от центра зала.

Три человека отделились от группы и потащили данталли к колонне. В одном из них Аэлин узнала Иммара Алистера. Мальстен пытался сопротивляться, но толку от этого не было: избитый и ослепший, он сделался совершенно беспомощным. Вдобавок за эти попытки грузный Иммар нанес ему сильный удар по спине, заставив запнуться.

— Шагай! — прорычал он.

Мальстен не издал ни звука, но вынужден был повиноваться.

— Это и не было приказом, — вторил его тону Бэстифар, наблюдая за тщетным сопротивлением друга. — Это была вежливая просьба. Но раз ты настаиваешь, будет тебе приказ.

Голос аркала угрожающе усилился. Он поднял руку, вокруг которой образовалось ярко-красное свечение. Аэлин и Кара напряженно посмотрели на налетчиков. Вот сейчас они должны застонать от боли и скривиться… вот сейчас…

Колер склонил голову набок и расплылся в миролюбивой улыбке.

— Какой милый огонек, Ваше Величество, — дружелюбно заметил он. — Но неубедительно. Может, попробуете еще разок?

На этот раз побледнел даже Бэстифар. Видят боги, он мог ожидать любой реакции, кроме этой. Никто из недругов даже не покривился. Те люди, что связывали Мальстена, и бровью не повели, продолжая выполнять приказ. Иммар прижал данталли к колонне, двое других туго затянули веревки вокруг его тела, полностью его обездвижив.

Аэлин сжала руки в кулаки, чувствуя легкое головокружение. Кара сделалась белой, как полотно, и отступила на шаг. Губы Бэстифара сжались в тонкую линию.

— Колер, — вдруг прозвучал приглушенный голос Мальстена. — Хватит. Тебе нужен был я, ты получил, что хотел. Делай со мной все, что хочешь, но не трогай их. Они же тебе не нужны…

— Ты упустил те времена, когда это было так, данталли, — холодно бросил Бенедикт, не поворачиваясь к нему. — Теперь я здесь представляю Совет Восемнадцати. И правители не готовы размениваться на мелочи. Им нужен иной, узурпировавший малагорский трон и послуживший причиной множества бед на материке.

Бэстифар попытался ухмыльнуться в ответ, но уголки его губ упрямо поползли вниз.

— Узурпировавший? — нервно хмыкнул он. — Я имел все права на трон, бесы тебя забери. Может, тебе и прочим материковым сидням стоило сначала разобраться в малагорском престолонаследовании?

Бенедикт пожал плечами.

— Будьте уверены, Совет тщательно все изучил. И пришел к тем же выводам, что и я, — брови его воинственно сошлись к переносице, — иному не место на троне человеческого государства.

Лицо аркала побагровело от злости.

— Проклятая ты шельма, Колер… — прошипел он.

— Именем Совета Восемнадцати, Бэстифар шим Мала, вы должны сдаться. Хотя что-то подсказывает мне, что вы откажетесь, — со снисходительной ухмылкой отозвался Бенедикт.

Послышался топот ног нескольких человек. С десяток стражников подоспели к тронной зале с оружием наизготовку, но замерли, увидев, что захватчики находятся в опасной близости от царя. Рука его сияла красным, но ожидаемого эффекта не наступало — враги все еще были на ногах и не выказывали ни малейших признаков боли.

Аэлин поискала среди стражников своего отца, но не увидела его. Как не увидела и Дезмонда.

Проклятье, что он с ними сделал? — спрашивала она себя, но задавать этот вопрос Колеру не решалась, одновременно боясь услышать ответ и не желая давать ему повод проявить еще большее самодовольство.

Бэстифар извлек из-за пояса меч, поблагодарив собственную мнительность хотя бы за то, что не ходил по дворцу безоружным с момента сообщения о беспорядках в городах. Не расстававшаяся с парангом Аэлин тоже вооружилась. Каре она протянула стилет, который всегда прятала в рукаве. Не боги весть какое оружие, но лучше, чем ничего.

— Вынужден предупредить: неподчинение приведет к вашей смерти, Ваше Величество, — с миролюбивой улыбкой сообщил Бенедикт. — Благоразумнее было бы сдаться.

— Хочешь убить — убей в бою. Своего согласия на казнь я тебе не дам, — хищно ухмыльнувшись, отозвался Бэстифар.

Бенедикт и его люди приготовились. Лязгнули мечи, извлекаемые из ножен. Им вторили мечи стражников малагорского дворца. Время замерло в ожидании решающего гонга богов.

— Воля ваша, — сказал Бенедикт.

И тогда время взорвалось.

Стражники ринулись в атаку. Люди Колера рассредоточились по тронной зале, смело встречая натиск малагорцев. Аэлин и Кару оттеснили друг от друга. Кара оказалась напротив вооруженного светловолосого мужчины среднего телосложения, тут же бросившегося в атаку. Аэлин же замерла с парангом лицом к лицу с Ренардом Цироном.

— За мной должок, леди Аэлин, — прошелестел слепой.

Охотница напряженно замерла, понимая, что на этот раз вряд ли ей удастся провести Цирона тем же способом, что в Олсаде.

Бэстифар знал, кто станет его противником в этом бою, и будто остальные тоже это знали. Никто из людей Колера не пытался подобраться к аркалу. Его сила не действовала на них, но, казалось, страх перед иным слишком глубоко сидел в их душах.

— Посмотрим, каков ты в бою без своих способностей, — оскалился Бенедикт.

— Я тебя удивлю, — хмыкнул Бэстифар и ринулся в атаку.

Мальстен отчаянно рвался из своих пут, пытаясь понять, что происходит в тронной зале. На то, что отряженные Бенедиктом конвоиры прекрасно видят его попытки, ему было плевать: оставлять их он не собирался.

Зал наполнился звуками боя: где-то вскрикивали раненые, звенела сталь. Тронную залу пронизывал жар и запахи пота и крови.

— Не дергайся, данталли! — надменно крикнул кто-то рядом с ним. Похоже, это был Иммар Алистер. Мальстен не обратил внимания на этот выкрик. За непослушание кто-то ударил его в челюсть, и в ушах противно зазвенело.

Стараясь прийти в себя и возобновить попытки вырваться, Мальстен проклинал свою беспомощность. Самый могущественный данталли на Арреде, для которого нипочем ни красные одежды врагов, ни даже хаффрубы… оказался так просто повержен. Колер нашел его слабое место и ударил именно туда. И если сейчас не случится чудо, он уничтожит и остальные его слабости — людей, которыми он дорожил.

Мальстен взмолился всем богам Арреды.

Умоляю! — вскричал он про себя, невольно приподнимая звенящую голову к потолку. Слепые глаза видели перед собой необъятное ничто. — Умоляю! Все, что угодно! Я вытерплю все, что угодно, только позвольте мне спасти их! Спрашивайте с меня все, что хотите, заберите мою жизнь, если нужно, я ничего не пожалею, но помогите мне выпутаться и помочь моим друзьям!

В ушах по-прежнему звенело. Завязки красной накидки сидели плотно. Вокруг продолжал раздаваться лязг стали, высекая невидимые глазу ослепшего данталли искры.

Чуда не произошло.

Бешено колотящиеся сердца барабанили по грудной клетке изнутри. Дезмонд добрался до комнаты Бэстифара, закрыл за собой дверь и устало привалился к ней спиной, пытаясь отдышаться.

Получилось? Никто не засек?.. Неужели?

Он и сам не верил своей удаче. Всю жизнь он считал, что ему чудовищно не везло, и вот теперь, в самый роковой момент над ним смилостивились.

— Так… так… ладно… — резко выдыхая, шептал Дезмонд, стараясь собраться с силами. Хватит ли у него духу осуществить задуманное? Не слишком ли много он на себя взял?

Он осмотрелся и увидел небрежно брошенную в углу красную мантию Бэстифара, расшитую золотом и мехом. Дезмонд шагнул к ней, но в нерешительности остановился, прижав кулак к губам.

Нет, это нельзя… слишком вычурно. Меня в этой мантии враз заметят. Нужно что-то более неприметное, что-то…

Он резко зашагал к шкафу Бэстифара и бесцеремонно распахнул его. Все вещи мгновенно слились для него в единую неясную массу: почти все рубахи в гардеробе царя были красными, но рубаха для плана Дезмонда не подходила. Ему требовалось что-то, что можно мгновенно снять. Накинуть красную рубаху на плечи тоже не годилось: он должен был не просто пройти ко коридорам слепым, как Мальстен, а должен был двигаться, не привлекая ничьего внимания. С рубахой на плечах у него это не выйдет. Нужна накидка, не иначе. Не может же у Бэстифара ее не быть!

Дезмонд продолжал рыться в шкафу аркала, выбрасывая вещи на кровать одну за другой в попытке ощупью понять, что именно перед собой держит. Наконец ему попалось что-то нужное. Расстелив красное полотно на кровати, он, как мог, напряг зрение и убедился, что действительно нашел накидку. Она тоже была расшита золотыми нитями, но на царскую одежду с первого взгляда не походила (по крайней мере, Дезмонду хотелось в это верить).

Оставалось позаботиться о кинжале. Порывшись во всех ящиках комнаты, Дезмонд, наконец, нашел то, что искал. Кинжал, который попался ему на глаза, был с золотой ручкой и больше напоминал декоративный подарок, но, потрогав достаточно острое лезвие, он решил, что такое оружие лучше, чем ничего.

Наконец, все было готово.

Данталли нашел завязки и взял накидку в одну руку, а кинжал закрепил на поясе. Лицо его невольно брезгливо покривилось, стоило коснуться накидки, будто он держал не дорогую ткань, а нечто мерзкое.

Я смогу, — подбадривал себя Дезмонд, хотя уверенности в собственных силах у него поубавилось. — Я… я решил.

Осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, он вышел за дверь царских покоев. Комната манила назад иллюзией безопасности, но Дезмонд понимал, что идти на поводу у страхов нельзя: рано или поздно реальная опасность настигнет его, если он не вызволит Мальстена, и тогда прятаться будет бесполезно.

Ладно, — выдохнув, подумал Дезмонд. Он поморщился и резким движением взмахнул накидкой, набрасывая ее себе на плечи. Ночной дворец перед ним растаял, превратившись в ничто. Порыв немедленно избавиться от накидки был таким сильным, что Дезмонд заскрипел зубами, чтобы ему не поддаться, продолжая придерживать завязки накидки рукой.

Он сделал шаг и снова замер, прислушиваясь.

Как будто просто иду с закрытыми глазами, — попытался успокоить он себя. Он ведь столько раз это делал, чтобы дать зрению отдохнуть от вездесущего красного! Он справится. Должен справиться…

Собравшись с духом, Дезмонд сделал еще шаг вперед, затем еще и еще. Постепенно его походка стала чуть увереннее, подкрепленная наработанной привычкой. Слух обострялся, ловя каждый шорох. Вскоре до него донесся смешанный шум и, похоже, шел он из тронной залы.

Надежды привести подмогу рухнули окончательно после того, как Грэг вернулся из подземелья. У камер темницы он рассчитывал найти стражу, которая когда-то охраняла и его самого, но на зов никто не откликнулся. С тяжелым сердцем он осторожно пробрался в темный коридор подземелья и убедился в самой мрачной своей догадке: налетчики оставили там лишь мертвые тела малагорцев. В который раз выругавшись на отсутствие кхалагари, Грэг Дэвери, страдальчески сморщившись, подсчитал убитых. К своему удивлению, среди оставленных захватчиками трупов он обнаружил темноволосую женщину. Он знал ее. Ийсара. Циркачка, которая несколько лет назад была влюблена в Мальстена.

Бедняжка, — горько пожалел Грэг. Памятуя, что цирковым не разрешалось свободно входить во дворец, он предположил, что Ийсара решила нарушить запрет ради Мальстена. А ради кого же еще ей сюда приходить? Или, быть может, она хотела предупредить о налете, но не успела? Попалась?

Грэг покачал головой, глядя в застывшие черные глаза малагорки.

— Мне очень жаль, дитя, — вздохнул он. Ийсара была примерно одного возраста с Аэлин, может, даже моложе. Ее остекленевшие глаза до глубины души поразили Грэга и заставили вернуться в реальность.

Налет продолжался прямо сейчас. И, если те стражники, которых он нашел на первом этаже и отправил наверх, — единственная подмога, на которую можно рассчитывать, то дело плохо. Грэг понимал, что должен поспешить наверх, к остальным. Он лишь надеялся, что Дезмонд успел предупредить Бэстифара. Силы аркала должны были остановить налетчиков, которые, судя по всему, пробрались во дворец. Грэг удивлялся, как мог разминуться с ними. И где, бесы его забери, носит Мальстена? Оставалось лишь уповать на то, что он сейчас где-то поблизости от Аэлин и сумеет защитить ее.

Грэг молнией пронесся по лестницам и коридорам дворца, попутно призывая всех встретившихся ему по пути слуг найти укрытие. Оказавшись в коридоре, ведущем в тронную залу, Грэг ощутил почти животный ужас: до него донесся звон стали и звуки борьбы.

Не может быть! — подумал он. Почему эта схватка вообще происходит? Разве у Бэстифара не было возможности одолеть захватчиков одним движением руки? Разве его сил не должно было на это хватить? Не мог же он, в конце концов, просто решить не применять их из принципа! Грэг не понаслышке знал, что аркал своими силами не пренебрегает. Тогда в чем же дело?

Не помня себя, Грэг бросился в сторону тронной залы и ворвался в открытую дверь с мечом наизготовку. Перед ним предстало поле боя. Кару атаковал какой-то неизвестный боец в красном и, к удивлению Грэга, она не позволяла так просто себя победить, реагируя быстро и орудуя стилетом, как дикая кошка когтями. Боец уже получил несколько несерьезных царапин, тогда как Кара оставалась целой и невредимой.

Взгляд Грэга выхватил Аэлин. Она вела ожесточенную схватку с бойцом в форме Красного Культа с длинными светлыми волосами. И как эти волосы только не мешали ему? Как он оставался при этом столь быстр? Видят боги, Аэлин Дэвери была искусным бойцом, но этот человек явно был серьезным противником. Они кружили вокруг друг друга, нанося и отражая удары. Аэлин то и дело замирала, будто пыталась слиться с окружающим пространством, что было на нее совсем непохоже.

Тут же взгляд Грэга нашел аркала, и вопросов стало только больше. Почему он, бесы его забери, сражается с Колером на мечах? Что мешает ему просто сокрушить его своей силой? Ведь было видно, что в бою ему нелегко дается отражать атаки старшего жреца Кардении, который бился не на жизнь, а на смерть.

Дезмонда нигде не было. Во всяком случае здесь, на поле боя.

Чертов трус, — успел подумать Грэг, позволяя себе потратить пару мгновений на изучение обстановки. Малагорские стражники схлестнулись в бою с налетчиками Колера, и силы были неравны. Захватчики превышали числом и запросто могли взять верх. Где же носит Мальстена?

Ответ на свой вопрос Грэг нашел почти мгновенно… и ужаснулся. Мальстен Ормонт, явно выдержавший не один удар, судя по кровоподтекам на лице, был привязан к колонне, путы стягивали его по корпусу. Руки ему связали за спиной. Но ведь это не должно было остановить Мальстена: он мог пользоваться нитями, если видел свою цель! Разве что… сейчас он ее не видел? Грэг отметил, что на данталли была красная накидка. Никогда в жизни он не видел, чтобы демоны-кукольники надевали красное. Может, дело в этом? Неужели накидка сковывала его? Иначе и быть не могло, ведь, зная Мальстена, он применил бы силы при первой же возможности!

Грэг понял, что должен сделать. Прорвавшись сквозь сражающихся, занятых схваткой друг с другом, он ринулся к тем троим, что охраняли Мальстена. Самый крупный из них заметил его и кивнул двум другим, чтобы шли Грэгу наперерез. Охотник выругался про себя, сетуя на то, что не сумел подобраться незамеченным, но выбора не оставалось. С бешеным криком, смешавшимся с горячим воинственным гулом сражения, он ринулся на врагов еще быстрее и даже сумел заставить одного из них замешкаться своей бешеной яростью.

За свою жизнь Грэг Дэвери привык к весу оружия в руках. Ему случалось вступать в разные схватки, но, по большей части, это были схватки с иными существами. С монстрами. А монстры бьют без разбора и без жалости. Они играют на быстроту реакции, и секунда промедления в борьбе с ними может стоить жизни. Охотник, который не знает этого, не живет долго. Грэг Дэвери — знал. И жил уже достаточно долго, применяя свои знания на практике.

Его первый противник даже не сумел понять, как охотнику удалось так быстро обойти его сбоку и нанести рубящий удар. Когда он успел так развернуть меч?.. Кровоточащая рана на левом боку заставила налетчика выронить оружие и промедлить миг. Тот самый миг, который стал для него роковым. Грэг не медлил. Он развернулся и подался к противнику, проводя смертельный росчерк мечом по его горлу и тут же отскакивая, уходя от атаки второго. Тело действовало само, повинуясь старым привычкам. Он представлял себя в бою не с людьми, а со спарэгами.

Не медлить. Выбирать момент. Бить без жалости.

Казалось, в его разуме люди и монстры в этот момент поменялись местами. Знал ли он… предполагал ли, что будет рисковать своей жизнью и убивать других людей — ради данталли? Кто бы сказал ему такое лет десять назад, он счел бы этого человека безумцем. У богов Арреды было специфическое чувство юмора.

Противник сумел извернуться и полоснуть по боку Грэга. Охотник резко выдохнул от боли, но мгновенно оценил свое состояние: рана совсем неглубокая. Всего лишь царапина. А вот самодовольное промедление противника, решившего взять мгновение передышки и посчитавшего, что враг ранен, стоила ему жизни. Грэг сделал выпад и вонзил меч прямо в грудь врага.

Не медлить. Еще не все. Остался последний.

Вырвать свой меч из тела поверженного противника было делом не таким уж простым, поэтому Грэг оставил оружие торчать из груди умирающего, а сам перехватил меч из его руки. Он вовремя развернулся: грузный жрец Культа в боевом доспехе уже надвигался на него. На его фоне Грэг почувствовал себя щуплым, хотя всегда считал свое сложение достаточно крепким.

Крепкий — значит медлительный, — подумал Грэг. Он всегда играл на скорость. Он знал, какими неповоротливыми бывают крупные бойцы.

Но о том, что этот человек почти ежедневно проводил тренировки с противником, который «видит всем телом» и быстр, как молния, Грэг Дэвери не знал.

«Незнание — самая большая ошибка охотника», — писал он когда-то в своих путевых заметках. — «Когда встречаешь существо, с которым прежде не сталкивался, знания о них, подчерпнутые от других охотников, могут спасти тебе жизнь. Поэтому знания — то, на что ты всегда должен полагаться».

Когда Иммар Алистер отразил несколько молниеносных выпадов, Грэг в растерянности отскочил и едва не запнулся. Ему пришлось мгновенно перестраиваться и просчитывать новую стратегию, а противник не собирался давать ему на это времени.

Схватка превратилась в ожесточенный, высекающий искры танец стали. Грэг чувствовал, что выдыхается, а жрец Культа был полон сил.

Боги, я умру сегодня, — мелькнуло в голове охотника, но смерть не испугала его. Он попытался как можно скорее добраться до Мальстена. Стоит только освободить его, и ход схватки будет переломлен!

Я должен! Должен это сделать!

Иммар наступал, продолжая изматывать своего противника. Грэг уже тяжело дышал и начинал путаться в ногах. Теперь его не хватало на то, чтобы нападать, он мог лишь отражать удары. Один замах… второй… еще один… их было три или больше? Пот ручьями тек со лба и щипал глаза.

Резкий удар и призрак далекой боли со странным давлением в груди на миг дезориентировал Грэга. А затем он почувствовал, как волны жара и холода заполоняют его грудь, из которой торчала рукоять меча противника.

Не успел. Так глупо, — подумал он. — Прости, Айли…

Аэлин не видела поражения отца, она была захвачена боем со своим светловолосым врагом, и Грэг мог лишь молиться, что она выйдет победительницей. Что окажется быстрее. А ведь его девочка может погибнуть, потому что он не справился. Проклятье, она бы никогда не попала сюда, если бы не он… если бы не ее непутевый отец, решивший убить иного… аркала.

Злость на самого себя, отчаяние и боль придала угасающему Грэгу сил. Он не согласен был умирать так просто. Меч все еще был в его руке, и он нанес свой последний удар. Кровь пошла горлом, Грэг задыхался, но ему удалось острой сталью нанести удар по бычьей шее врага, больше напоминавший удар топора по толстому дереву.

Однако этого хватило.

Иммар Алистер в ужасе округлил глаза и попятился от упавшего противника. Кровь брызнула из горла, из которого под собственной тяжестью выпал меч Грэга Дэвери. Охотник тяжело рухнул на колени. Иммар несколько раз покачнулся, захрипел и повалился на пол. Зажимая рану рукой, он с безумными глазами пытался ползти — казалось, он и сам не понимал, куда, — оставляя за собой кровавый след.

Грэг Дэвери наблюдал за ним, как завороженный, чувствуя, как его самого покидает жизнь. Боль была сильной, но будто бы далекой. Одновременно в теле и вне его.

Взгляд переместился на Мальстена. Данталли усиленно пытался вырваться из пут, хотя его старания и не приносили результата. Грэг поморщился и попытался подняться, но сил не хватало. С каждым ударом сердца их становилось все меньше и меньше, пока перед глазами не начал сужаться темный тоннель. Он делался уже, пока не тьма не поглотила все вокруг.

Бэстифару приходилось признать: Бенедикт Колер был серьезным противником, и ни возраст, ни усталость не брали над ним верх. Он твердо держал меч и был пугающе быстр. Еще несколько раз Бэстифар пытался применить к нему свои силы, но попытки не увенчались успехом.

— Не трудись, — успевал усмехаться Колер в перерывах между атаками. — Твои уловки не пройдут, аркал.

Бэстифар ненавидел этого человека всем сердцем, но не мог не оценить по достоинству его подготовку. Наряду с яростью его снедало любопытство.

— Что ты с собой сделал? — скороговоркой выкрикнул он в попытке нанести удар. Бенедикт с легкостью отразил его атаку и перешел в наступление сам. Бэстифар отошел на несколько шагов, парируя удары. — Что ты такое?

Колер самодовольно усмехнулся. Казалось, эта схватка даже не думала его вымотать. И это при условии, что он без устали шел по пустыне Альбьир и миновал несколько малагорских городов, чтобы пробраться сюда. Воистину, выдержке этого человека могли позавидовать даже боги.

Проклятый фанатик, — злился Бэстифар. От ярости его движения становились более резкими и беспорядочными, и Колер мог вот-вот сыграть на этом.

— Я нашел способ обезоружить тебя, вот и все, — отозвался Бенедикт.

— Как?

Колер не спешил разъяснять хитросплетения своего плана, и Бэстифар прекрасно понимал, почему, хотя и надеялся, что тщеславие вынудит палача говорить.

Удар… уход… удар… парирование… шаг, другой, третий — и новая атака.

— Ты же не хаффруб! — выкрикнул Бэстифар.

Бенедикт увернулся от атаки, поднырнул ему под правый бок и протаранил его мощным ударом, но лишь заставил отступить на несколько шагов. Бэстифар пытался сопротивляться, но вдруг ему пришла в голову мысль, которую он поспешил осуществить и мгновенно прекратил всякое противодействие, заставив Колера потерять равновесие из-за собственного веса. Он вскрикнул от неожиданности и прокатился по полу, тут же успев сгруппироваться и вскочить на ноги. В глазах его читалась некоторая растерянность, когда он вскинул меч, чтобы отразить атаку Бэстифара. Он явно делал ставки на свое второе оружие, но испачканный кровью кинжал после падения лежал от него в нескольких шагах.

Бэстифар тяжело дышал, но продолжал держать в руках меч, готовясь к новой атаке. Растерянность Бенедикта удивила его.

Что его так шокировало? Что я поддался вместо того, чтобы сопротивляться? — мелькнуло в голове аркала.

— В чем дело, Колер? — хмыкнул он. — Выдохся?

Бенедикт не ответил. Воинственно зарычав, он бросился на Бэстифара. Было ясно: он не успокоится, пока в этой схватке один из них не умрет.

Кара кружила вокруг своего противника с искаженным ненавистью лицом.

Они посмели явиться в мой дом, посмели угрожать моим близким. Убью. Лично убью всех и каждого! — думала она. Ее не пугало, что противник физически сильнее ее, ведь в скорости он ей уступал, она даже успела нанести ему несколько ран стилетом Аэлин.

Бросившись на него в намерении вонзить стилет прямо ему в горло, Кара взвизгнула, когда противник сумел сбить ее с ног, каким-то образом подставив подножку.

Тренировки Аэлин давали о себе знать, и Кара сражу же попыталась вскочить, но ее пронзил внезапный ужас: стилет — ее единственное оружие — куда-то исчез! Она искала его всего мгновение, но это промедление сыграло с нею злую шутку. Ее светловолосый противник повалил ее, схватил за горло и начал сжимать хватку, словно тиски.

Кара попыталась лихорадочно схватить ртом воздух, но не смогла. Тело ее выгибалось, руки безуспешно пытались сбить руки противника.

— Убью суку! — прошипел обезумевший от неожиданно изнуряющей схватки мужчина.

Кара захрипела, чувствуя, что воздуха слишком мало, и она вот-вот потеряет сознание.

Урок третий: женщин всегда досматривают менее тщательно. Более… гм… развязно, и от этого всегда гадко, но внимание досмотрщиков часто смещается. И в этом — большая ошибка, — слова Аэлин всплыли на пороге забытья. Она помнила и что ответила на это: — Всегда иметь при себе спрятанное оружие, которым можно легко воспользоваться.

Как жаль, что она не припрятывала никакого кинжала на эту ночь!

Еще один хрип повлек за собой новое воспоминание, и Кара удивилась, что на пороге смерти вспоминает именно это, а не лучшие моменты своей жизни.

И которое будет максимально незаметно. Идеально, если это будет украшение, которое привлечет немного внимания своей ценностью.

А ведь ей уже приходилось применять этот навык на практике. Тогда, во время фальшивого нападения кхалагари.

Кара резко опустила руки и на последнем издыхании потянулась к гребню, схватывавшему ее волосы. Она дернула его так яростно, что, как и в прошлый раз, вырвала целую прядь, но теперь даже не ощутила боли. Что было сил, Кара вонзила гребень прямо в горло своему противнику, и хватка того тут же ослабла.

Хрипя и откашливаясь, Кара отползла прочь от попятившегося от нее мужчины.

— Ублюдок, — низким, почти не слушающимся голосом прорычала она, видя, что нанесла ему смертельную рану. Горло горело огнем, голова кружилась, но она была жива.

Убью. Лично убью всех и каждого.

Аэлин ощутила режущую боль, скользнувшую по ноге, и невольно вскрикнула, хотя до этого она старалась как можно меньше выдавать себя звуками.

Ренард Цирон криво усмехнулся уголком губ.

— А вот и должок, — прошелестел он.

Кровь из неглубокой раны на бедре пропитала одежду. Аэлин отчаянно посмотрела в незрячие глаза Ренарда, сдув мелкую выбившуюся прядь волос с лица.

Как бы Тарт ни покровительствовала ей в прошлую схватку с этим человеком, на этот раз удача решила отвернуться от охотницы. Она не могла сладить с Ренардом, не могла добраться до Мальстена: слепой воин удерживал ее в этой секции залы и не давал прорваться. Похоже, план, построенный на материке, оказался не таким уж хорошим: в итоге Малагория не смогла защитить ни ее, ни Мальстена…

Мальстен, — подумала Аэлин, невольно бросив взгляд в сторону колонны, к которой был прикован рвущийся из пут данталли.

Из груди вырвался громкий выдох. Конвоиров около Мальстена больше не было, они лежали неподалеку от колонны мертвыми, а рядом с ними… рядом с ними без движения в луже собственной крови лежал Грэг Дэвери.

— Нет! — выкрикнула Аэлин в отчаянии.

Ренард Цирон вновь усмехнулся. Он не спешил пользоваться заминкой своей противницы: похоже, его интересовал бой на равных. Для него сражение с Аэлин Дэвери с самого Олсада было делом чести.

— Выдаете себя, леди Аэлин, — отметил он. — Кто-то умер? Это ничего. В боях всегда погибают.

Охотница перевела на него растерянный взгляд.

Соберись! Не время сейчас.

Паранг в руке дрогнул, но она с силой сжала рукоять.

— Мой отец мертв. Но твоего друга он забрал с собой, — холодно выговорила она.

На лице Ренарда Цирона не дрогнул ни один мускул, но само лицо будто вытянулось. Аэлин поняла: он не знает, верить ей или нет, но новость выбила его из колеи. Будто он не предполагал, что кто-либо из его верных товарищей может погибнуть в этой бойне. А еще он не знал, кого именно забрала Рорх.

Забыв о собственной легкой ране, Аэлин бросилась на него и нанесла режущий удар по его бедру, заставив его вскрикнуть. Для нее — этот бой не был делом чести. Она намеревалась прикончить этого человека или умереть в попытках это сделать.

Схватка с Ренардом Цироном теперь занимала ее целиком, и она не могла видеть еще одну фигуру в красном, неуверенно скользнувшую через двери тронной залы.

Дезмонд Нодден припал к стене тронной залы и резко сдернул с собственных плеч красную накидку. После нее хотелось принять ванну и смыть с себя все возможные следы этой отвратительной ткани, но думать об этом не было времени. Дезмонд с силой вцепился в рукоять кинжала, найденного в комнате Бэстифара, и лихорадочно огляделся. В зале царила бойня. Поверженные противники лежали тут и там, и было непросто разобрать, кто есть кто.

Однако мертвого Грэга Дэвери Дезмонд узнал почти сразу.

О, боги… — с содроганием подумал он. А ведь меньше часа назад он разговаривал с охотником, и тот был полон решимости. Невдалеке от мертвого тела Грэга лежало еще три трупа. Похоже, он забрал с собой, как минимум, троих налетчиков.

А чуть дальше Дезмонд увидел привязанного к колонне Мальстена. Кроме него этим размытым пятном было некому быть — никого больше не стали бы связывать. Данталли отчаянно рвался в своих путах, даже пытался дотянуться до веревки зубами, чтобы перегрызть ее, но попытки были тщетными.

О, боги, боги, помогите мне! — взмолился Дезмонд, ничего вокруг не видя не только из-за враждебного красного, но и от страха. На налетчиков он старался не смотреть: при одном взгляде на них в глаза будто насыпàли горсть песка, они начинали гореть и чесаться.

Не помня себя от ужаса, Дезмонд сжал рукоять кинжала так, что костяшки пальцев побелели, и ринулся вперед, уповая только на удачу. Он подскочил к колонне сзади и, отчаянно вскрикнув, резко провел кинжалом по веревкам. Он надеялся, что это тотчас же поможет, но ошибся.

— Давай же! Давай! — воскликнул он. Голос сорвался, взяв несколько высоких истерических ноток.

Мальстен вздрогнул.

— Дезмонд? — окликнул он.

— Да! — отозвался данталли. Первый удар по веревкам почти ничего не дал, пришлось взрезàть каждую в отдельности. — Я сейчас! — приговаривал Дезмонд. — Я сейчас! Ты же справишься с ними? Боги, что же я делаю, что делаю?..

Мальстен не торопил своего ученика, не представляя лишь, как ему удалось скрыться и не попасться Бенедикту. Знал ли палач о его присутствии? А если знал, неужели настолько ни во что не ставил?

Как бы то ни было, Дезмонд — Дезмонд Нодден! Какое же странное чувство юмора у богов Арреды! — стал тем самым чудом, о котором Мальстен молил несколько минут назад.

Веревки, стягивающие корпус, наконец упали на пол, и Мальстен отступил от колонны, словно она была ядовитой.

Дезмонд с отвращением поддернул вверх злосчастную накидку и взрезал веревки на руках Мальстена. Те поддались куда быстрее. Следующим движением, чувствуя, как слезятся глаза из-за чего-то, что сотворили с собой захватчики, он перерезал завязки на красной накидке.

Тронная зала, пропитанная жаром боя и кровью, предстала перед данталли. Ощущения не обманули его: глаза жгло так, словно перед ним была толпа хаффрубов, а не обычные люди. Что бы они ни сотворили с собой, без хаффрубов здесь не обошлось. Воистину, на такой отчаянный шаг мог пойти только фанатик, вроде Бенедикта.

— Я не могу… — пролепетал Дезмонд, вжимаясь в стену, бледный, как полотно. — Я больше ничего не могу! Я ничего не вижу!

Мальстен посмотрел на него с теплой благодарностью, и Дезмонд остолбенел от этого взгляда. С момента встречи с Мальстеном Ормонтом он никак не мог ожидать, что этот данталли посмотрит на него так.

— Я вижу, — произнес анкордский кукловод, и в его голосе зазвенела сталь.

Рука его чуть приподнялась, хотя обыкновенно он предпочитал не демонстрировать проявление своих сил.

Дезмонд отер слезящиеся глаза, вдохнул… и увидел сотни черных нитей, вырывающихся из центра ладони данталли. Они связались с каждым человеком в тронной зале, заставив сражение остановиться.

Бенедикт Колер успел обернуться и выкрикнуть:

— Нет!

В следующий миг Мальстен заставил его замереть. Теперь ход событий в гратском дворце был полностью в его власти.

Троих выживших захватчиков Мальстен заставил подойти к балкону и приглядеться. Нити множились и множились, схватываясь с каждым, кто попадал в поле зрения какой-то из его марионеток. Резня в городе прекратилась за считанные мгновения.

Дезмонд наблюдал за работой Мальстена и не мог найти слов. Впервые в жизни он видел столько нитей одновременно. Трудно было поверить, что всего минуту назад из-за одной лишь красной накидки вся эта чудовищная сила была неподвластна анкордскому кукловоду.

Но, боги, он же контролирует едва ли не весь город! — с благоговейным ужасом думал Дезмонд.

Тем временем Мальстен, взгляд которого будто проникал в этот мир с теневой стороны, приблизился к Аэлин Дэвери.

— Цела? — тихо спросил он.

Охотница дрожала, в глазах ее заблестели слезы.

— Я… да… — выдавила она, взглянув в сторону колонны, к которой только недавно был привязан Мальстен. Невдалеке от трупа грузного Иммара Алистера лежало безжизненное тело ее отца.

Мальстен опустил взгляд и покачал головой.

— Если бы я только мог… — едва слышно произнес он.

Губы Аэлин задрожали, она всеми силами сдерживала слезы.

— Я знаю, — выдохнула она.

Будучи связанным с нею через нити, Мальстен чувствовал, что в ее чувствах есть и злость — в том числе на него. Она пыталась заставить себя не винить беспомощность Мальстена в смерти своего отца, в ее сознании пока с трудом укладывалось произошедшее. Возможно, позже, когда злость придет в полной мере, она впрямь возненавидит его за то, что в роковой момент он не сумел спасти Грэга, но пока мысли ее путались.

Мальстен тяжело вздохнул, не позволив себе прикоснуться к ней.

— Это моя вина, — произнес он.

Аэлин закрыла глаза и задрожала.

— Нет. — Взгляд ее преисполнился ярости и устремился к замершему с мечом в руке Бенедикту Колеру. — Это его вина. — Голос ее понизился до угрожающего полушепота. — Обещай мне, что отомстишь ему за всех. За Хоттмар, за свою семью, за себя и… за…

Мальстен кивнул, позволив ей не договаривать.

— Обещаю, — шепнул он.

Аэлин прерывисто вздохнула и, прихрамывая, медленно зашагала по залитой кровью тронной зале к телу своего погибшего отца.

Мальстен тем временем переглянулся с Карой, убедившись, что она тоже цела, и отпустил ее одновременно с Аэлин. Нити, связывавшиеся с Бэстифаром, тоже втянулись обратно в ладонь. Под контролем оставались люди Колера — здесь и по всему городу — и жители Грата. Кого-то из налетчиков в эту самую минуту, пользуясь заминкой, добивали горожане, и данталли не сдерживал их. Мальстен еще раз оглядел своих друзей и убедился, что все они стоят на ногах: марионеток было слишком много, и через связь с ними данталли чувствовал много серьезных травм, но не мог определить, у кого. Похоже, что бòльшая часть пострадавших была на улице. Чтобы не путаться в ощущениях, он отпустил и их.

— Он твой, дружище. Слово царя, — сказал Бэстифар, криво ухмыльнувшись и вырывая Мальстена из раздумий.

Под влиянием нитей неспособные сопротивляться люди Колера послушно зашагали, выстроившись в одну шеренгу. Мальстен неспешно подошел к ним и остановился прямо напротив Бенедикта Колера, спокойно выдерживая взгляд его пылающих злобой глаз — карего и голубого.

— Кем же надо быть, чтобы сотворить такое? — покачал головой Мальстен. — Повести за собой Совет Восемнадцати, настроить весь материк против Малагории, прорваться через Альбьир, устроить резню в городах… и все ради того, чтобы поймать одного данталли.

Бенедикт скривил губы в презрительной гримасе. Он не отвечал, потому что демон-кукольник не давал ему такого права. Мальстен приблизился к нему и заглянул прямо в глаза.

— Солдаты Кровавой Сотни были хорошими людьми. И ты прекрасно знаешь, что я нисколько не навредил их душам. Чего вовсе не скажешь о душах твоих людей, потому что мы оба знаем, с кем вы связались, чтобы превратить себя в подобие хаффрубов.

Бенедикт вздрогнул — Мальстен позволил этому движению проявиться, потому что хотел это видеть.

— Должен признать, мысль была смелая и могла бы даже сработать. Вот только хаффрубы не непроницаемы для воздействия, а труднодоступны. — Мальстен позволил себе усмехнуться, но тут же посерьезнел. — Мы с тобой похожи в одном: ты заставил людей рисковать, доверившись тебе, и проиграл. Сейчас твои люди на улицах Грата умрут так же, как эти. — Мальстен кивнул, указывая на выстроившихся в одну шеренгу с Бенедиктом бойцов и показательно щелкнул пальцами.

Люди Бенедикта, стоявшие в тронной зале, словно по команде, без колебаний подняли мечи и провели лезвиями по собственному горлу. В глазах их не читалось ни страха, ни сомнения. При этом глазам Бенедикта Мальстен позволил отразить весь ужас от увиденного, заставив его повернуть голову из стороны в сторону и рассмотреть то, что происходило с его людьми — со всеми, кроме Ренарда Цирона. Один лишь слепой жрец остался стоять рядом со своим командиром.

Бенедикт дрожал от злости и беспомощности. Мальстен спокойно посмотрел на него, продолжая удерживать его нитями.

— Ты знал, какую ответственность на себя берешь. Умей принять и то, чем она оборачивается. Ты заслужил это.

Колер смотрел на него с ненавистью, стараясь не показывать своего страха перед этим существом. Это был самый могущественный данталли из всех, кого он видел за все годы службы в Красном Культе. Он сделал все, чтобы обуздать это чудовище. Видят боги, он сделал даже невозможное, но анкордский кукловод все равно победил.

Хотя бы мальчишку он не достанет, — успел подумать Бенедикт, чувствуя, как письмо для Киллиана, которое он зачем-то держал в кармане своего дорожного облачения, начинает призрачно обжигать его. Мысль о Киллиане кольнула болью и виной: он столько хотел сказать ему, столько хотел объяснить. Теперь, видимо, никогда не сумеет. Простит ли его Харт? Поймет ли, что Бенедикт добился своего: уберег его от возможной гибели? Этот юноша не был его сыном, но Бенедикт отчего-то привык считать его им. Его мнение, его отношение, его прощение было ему важно.

Мальстен изучающе посмотрел на Бенедикта, и тот в ужасе постарался отогнать от себя мысли об оставшемся на материке ученике. Не хватало еще, чтобы анкордский кукловод каким-то образом узнал о Киллиане! Этого Бенедикт допустить не мог.

Мальстен глядел в глаза врагу и чувствовал его нескончаемую ненависть, которая перекрывала даже ужас, который он испытывал в связи с происходящим. Он всеми силами своей нечеловечески крепкой воли пытался сбросить с себя контроль нитей.

— Никто никогда не убегал от расплаты, — сказал Мальстен, и в голосе его зазвучало нечто сродни сочувствию. — Эти люди были твоей расплатой за Сто Костров Анкорды и Хоттмар. — Он повернулся к Ренарду Цирону и почувствовал, как нити, удерживающие Бенедикта Колера, натягиваются.

— Стой! — сумел выкрикнуть он.

Мальстен обернулся. Из-за красных одежд, силы хаффрубов и волевого сопротивления удерживать этого человека было по-настоящему непросто, и на какой-то момент ему даже удалось ослабить контроль данталли настолько, чтобы заговорить, хотя кукольник не желал его слушать.

Как бы Мальстен ни ненавидел Колера, такое сопротивление он не мог не оценить по достоинству. На его памяти это был единственный раз, когда человек сумел хотя бы частично вырваться из-под его контроля. Ослабив нити, Мальстен позволил Колеру говорить, а сам замер напротив Ренарда Цирона. Слепой жрец стоял так, будто собственная скорая смерть вовсе его не пугала.

— Стой, данталли! — воскликнул Бенедикт. Поняв, что анкордский кукловод не обращает на него никакого внимания, он скрипнул зубами и умоляюще выкрикнул: — Мальстен!

Данталли повернулся в его сторону. На лице старшего жреца Кардении читалось отчаяние, от усилий, которые он прилагал, чтобы сбросить с себя контроль нитей, на лбу у него блестел пот, дыхание было тяжелым и учащенным.

— Ты победил! — выдохнул Бенедикт. — Твоя взяла! Со мной… — он перевел дух, — со мной… что хочешь… делай, но его, — он умоляюще посмотрел на Ренарда, своего единственного живого друга, — его пощади! Слепого…

Мальстен терпеливо слушал. Но когда речь зашла о пощаде, он решительно шагнул обратно к Бенедикту, взгляд его преисполнился ярости.

— А ты хоть кого-нибудь пощадил?! — угрожающе тихо спросил он. — Хоть кого-то? Ты готов был уничтожить целую страну, тысячи мирных жителей, только потому, что я находился на этой земле!

Бенедикт молчал, и на этот раз — по собственной воле. Ответить Мальстену ему было нечего. Данталли печально усмехнулся, возвращаясь к Ренарду Цирону. Теперь все его внимание было приковано к нему. Он усилил контроль над Бенедиктом, вновь лишив его возможности говорить.

Отказать себе в желании расправиться со своими заклятыми врагами, глядя им прямо в глаза, Мальстен не мог. Однако найти осознанный взгляд в слепых глазах Ренарда Цирона не представлялось возможным… разве что…

Когда я контролирую марионеток, я могу смотреть чужими глазами. Отчего бы не позволить им — смотреть моими?

Это могло сработать.

— Я хочу, чтобы ты меня видел, — угрожающе произнес анкордский кукловод.

Мальстен приблизился к Ренарду Цирону и сконцентрировался на тех нитях, которые его держали. Это было похоже на применение красной нити, но не требовало передачи жизненной энергии, о которой говорил Ланкарт. С момента, как Мальстен взял этого человека под контроль, он отстранялся от того, чтобы «видеть» его глазами, памятуя о собственной недавней слепоте. Теперь он позволил себе сделать нечто совершенно иное: распространить на сознание своей марионетки то, что видят другие — в том числе и он сам.

Ренард Цирон несколько раз мигнул, лицо его вытянулось и стало беспомощным и рассеянным. Несколько мгновений он будто не мог понять, что происходит. В его сознание, привыкшее с самого рождения видеть перед собой только темноту, вдруг хлынули образы, напугавшие его до глубины души. Они отличались от всего того, к чему он привык, и ему захотелось закричать и закрыть глаза, но данталли не позволил ему сделать ни того, ни другого. Вместо этого он позволил ему оглядеться.

Ренард повернул голову из стороны в сторону, морщась, словно от боли. Впрочем, Мальстен отдаленно ощутил, что голова на время прозревшего жреца и впрямь раскалывается от потока непривычных образов. Наконец, Ренард остановил взгляд на своем командире.

Колер тяжело дышал. Мальстен ослабил нити, позволив ему попрощаться: это была единственная милость, на которую он был готов.

Ренард растерянно моргнул. И хотя глаза его по-прежнему затягивало мутное бельмо, чужая способность видеть передавалась ему, и теперь он мог смотреть.

— Бенедикт?.. — неуверенно произнес он, будто сомневаясь, действительно ли человек перед ним — его командир.

Подбородок Колера дрогнул.

— Мой друг… — обреченно произнес он. — Прости меня!

Мальстен потянул за нить.

Рука Ренарда Цирона поднялась и, успев вдохнуть, он провел мечом по собственному горлу.

— Нет! — отчаянно закричал Бенедикт, и глаза его заблестели от слез. Он зажмурился, не в силах смотреть, как, истекая кровью, тело одного из лучших его друзей оседает на пол тронной залы гратского дворца.

Будь ты проклят богами и людьми, Мальстен Ормонт! — подумал он, но произнести этого не сумел: данталли заставил его замолчать. Теперь он снова стоял напротив него и бесстрастно буравил его взглядом. Он надеялся увидеть в глазах врага раскаяние и проблеск понимания: Бенедикт Колер должен был понять… почувствовать, каково приходилось всем тем, кому он зачитывал смертный приговор. Однако взгляд великого палача Арреды выражал лишь ненависть.

Он начал это противостояние, захватив Хоттмар и распалил его вместе с сотней костров в Чене. На Арреде не было места для них обоих.

Мальстен опустил взгляд: отчего-то осознание всего, что произошло в гратском дворце за последний час, тяжелым грузом легло на его плечи. Но он должен был довести дело до конца.

В паре шагов от него на полу лежал окровавленный кинжал — тот самый, которым Колер, должно быть, убил Ийсару после ее предательства. Мальстен медленно поднял его, вернулся к Бенедикту и протянул ему оружие.

— Твоей жизни не хватит, чтобы все, кого ты убил или кому причинил боль, были отмщены, — тихо произнес он. — Но это лучше, чем ничего.

Марионетка, повинуясь воле демона-кукольника, приняла кинжал у него из рук и послушно развернула, направив в собственную грудь. Великий палач Арреды не раз выступал с помостов, держа в руках сердца убитых данталли. Настал черед ему поступить так с собственным.

Кинжал вонзился прямо в грудь Бенедикта Колера. Глаза его округлились, лицо будто вытянулось в длину, но он не издал ни звука. Мальстен холодно наблюдал за тем, как его покидает жизнь. Он мог убить его собственной рукой… он мечтал об этом. Однако Бенедикт Колер заслужил умереть, как марионетка.

Постепенно нити начали обрываться: терялась связь с умирающим человеком, и Мальстен знал, что вот-вот должна была прийти боль. Однако она не пришла, даже когда Бенедикт упал на пол, и взгляд его застыл.

Послышались одинокие хлопки.

— Браво, мой друг! — воскликнул Бэстифар. — Знаешь, так жестоко с ним не смог бы обойтись даже я.

Мальстен повернулся к аркалу. Одна его рука сияла красным светом: он придерживал ту боль, что должна была обрушиться на данталли после столь масштабного действа, и на этот раз Мальстен был ему за это благодарен.

— Надеюсь, ты не в обиде, — пожал плечами Бэстифар. — Я не хотел, чтобы расплата испортила момент твоего триумфа. Ты, в конце концов, сделал это! Знаешь, надо было позволить тебе поступить так, когда эта тварь заявилась сюда в первый раз.

Мальстен невесело усмехнулся. Он собирался поискать глазами Аэлин, но не смог. Взгляд его застыл на правом боку Бэстифара. Рубаха царя на этом участке промокла, а в ткани рубахи виднелась небольшая дыра.

— Бэс… — выдохнул Мальстен.

— Мой друг, откуда столько траура? — спросил он, но тревога Мальстена заставила его замолчать. Он проследил за его взглядом и растерянно прикоснулся к промокшему участку рубахи. Пальцы его окрасились красным. — Бесы, — неловко хмыкнул он. — Достал-таки…

Кара выпрямилась и с ужасом уставилась на него, готовая рвануть к нему навстречу, но замерла в нерешительности, будто боялась сделать хуже. Аэлин, сидевшая подле тела убитого отца, подняла раскрасневшиеся от слез глаза и в растерянности ахнула.

Бэстифар нахмурился, сделал шаг и покачнулся: голова закружилась, мокрое пятно на красной рубахе сделалось чуть больше.

Мальстен подоспел к нему первым и помог ему скорректировать падение. Рука аркала при этом все еще сияла алым светом, удерживая расплату.

— Бэс! Проклятье, не шевелись! — воскликнул Мальстен, оглядывая тронную залу и кивая оставшимся в живых стражникам. — Найдите лекаря, срочно! И приведите Фатдира!

Стражники сорвались с места и бросились исполнять приказ данталли.

Бэстифар, лежа на полу тронной залы, изучающе посмотрел на свою рану, даже не зажимая ее рукой. Дыхание его сделалось тяжелым от накатившей усталости, хотя боли он не испытывал.

— Нужно остановить кровь, — покачал головой Мальстен.

Бэстифар невесело усмехнулся.

— Поздновато, кажется, — ответил он. — Этот пройдоха проткнул мне печень. Через несколько минут я истеку кровью. Похоже, он меня убил.

— Нет, — упрямо покачал головой Мальстен.

Все не может закончиться так! Грэг… Бэс… я не верю… я не позволю… — Мысли лихорадочно неслись в его сознании по кругу, и он всеми силами старался не поддаться панике.

— Зажми рану. Постарайся меньше шевелиться. Тебе помогут, бесы тебя забери! — скороговоркой произнес он.

Бэстифар снисходительно улыбнулся.

— Упрямый ты, — хмыкнул он. Вдруг глаза его загорелись интересом, смотревшимся так дико на его лице в сочетании со столь серьезным ранением. Он посмотрел на Мальстена с почти фанатичной решимостью. — Знаешь, а ты ведь должен исполнить мою последнюю волю, коли все так складывается.

По спине Мальстена от этих слов пробежал холодок. Он надавил обеими руками на рану аркала, в ужасе чувствуя под своими ладонями сильное кровотечение.

— Бэс, прекрати. Дождись лекаря, тебе помогут…

— Заткнись и слушай, пока я еще жив, — вновь усмехнулся Бэстифар. Лицо его стремительно бледнело. — Ты сумел заставить слепого жреца видеть. Заставь меня почувствовать боль, — сказал он. Мальстен оторопело уставился на него, но Бэстифар, казалось, говорил серьезно. — Я знаю, что ты это можешь.

Мальстен вместо того протянул к нему нити и замедлил кровотечение, надеясь, что Бэстифар сумеет таким образом дождаться лекаря. Рука аркала при этом продолжала сиять: Мальстену не было дела до его вмешательство в расплату. Не в этот раз.

— Давай договоримся, — нервно произнес он, — я выполню твою просьбу, когда тебя подлатают. Зашитые раны тоже имеют свойство болеть, поверь.

Вернулся один из стражников.

— Господин Ормонт! — воскликнул он. — Селим Догу… лекарь… он мертв.

Мальстен повернулся к нему и ожег его взглядом.

— Что?!

— Похоже, его убили налетчики! — отчаянно выкрикнул стражник. Он умоляюще смотрел на Мальстена.

— Найдите другого! — приказал он. — Найдите кого-то в городе! Бегом!

Стражник перемялся с ноги на ногу, но снова скрылся за дверью тронной залы. Мальстен проводил его глазами, проклиная стражника за то время, которое он потратил на то, чтобы вернуться с докладом.

— Держись, — настойчиво произнес Мальстен, вновь поворачиваясь к Бэстифару и стараясь убедить себя, что за эти несколько мгновений он не стал еще бледнее. — Помощь придет, Бэс. Только не дури, ясно?

Аркал улыбнулся.

— Мальстен, если ты совсем остановишь мне кровоток, ты, скорее всего, тоже меня убьешь, — сказал он. Речь его из-за воздействия нитей стала чуть медленнее.

— Я буду держать тебя столько, сколько нужно, ясно тебе? — резко отозвался он.

Бледное лицо Бэстифара исказила кривая усмешка. В глазах появилась заметная сонливость.

— Мой друг, — медленно заговорил он, — надо признать, мы чуть припозднились с тем, чтобы бить тревогу. Даже с твоей помощью мне осталось несколько минут. А ты продолжаешь игнорировать мою последнюю волю.

Мальстен прерывисто вздохнул, подняв глаза к потолку.

Вы не можете так поступить! — мысленно обратился он ко всем богам Арреды. Боги оставались молчаливыми.

— Послушай, друг, — со странной, несвойственной ему леностью в голосе произнес Бэстифар, — я аркал. Всю жизнь меня снедало любопытство: чем же таким я могу управлять. Боги лишили меня возможности это понять. И я хочу переиграть их хотя бы в этом… если уж не смог в чем-то другом.

Мальстен чувствовал, что дрожит.

— Бэс…

Бэстифар устало покачал головой.

— Брось, — хмыкнул он. — Я проиграл, Мальстен. Это же очевидно. Дай мне взять реванш хоть в чем-то. — Он вяло окинул взглядом тронную залу. — Ну же. Пока не поздно.

Мальстен упрямо посмотрел в сторону двери, проклиная стражников, которые никак не возвращались с лекарем. Но ведь в городе была резня! Наверняка сейчас найти лекаря не так уж просто…

Проклятье! — подумал он, сходя с ума от злости и бессилия.

— Мальстен… — Тихий оклик Бэстифара вырвал данталли из лихорадочных раздумий. Он посмотрел на него, вгляделся в его бледное лицо и ужаснулся: ему показалось, что тень близкой смерти промелькнула в его глазах. — Пожалуйста…

Мрачное осознание пронзило Мальстена: он понимал, что Бэстифар прав. Лекарь, даже если его отыщут, не успеет помочь ему. Бэстифар шим Мала, царь Малагории — умирал на полу своей тронной залы, убитый Бенедиктом Колером. И его последнее желание… было вполне в его духе.

Мальстен почувствовал, как горло сдавливает изнутри. Он не желал смиряться с этим. Нет, не желал. Только сегодня, спускаясь в подземелье, он считал себя чуть ли не всесильным, способным взять всю ситуацию под контроль! И с каким бессилием он сталкивается теперь?

Сколько еще раз боги должны будут окунуть тебя в это, бездарь, чтобы ты понял, что ты никогда не был и не будешь всесильным? — зазвучал в голове Мальстена издевательский голос Сезара. Он упрямо отогнал его прочь. Вместо этого ему нужно было вспомнить другой голос. Голос Ланкарта.

Пожиратели боли буквально опускают руку в поток обмена и забирают себе его часть, поэтому их работа сопровождается тем самым красным свечением. Аркалов, кстати сказать, природа тоже застраховала от воздействия теневой стороны — они попросту не чувствуют никакой боли, но достаточно осторожны на инстинктивном уровне, чтобы при том не вредить себе. Удивительные создания!

Мальстен поморщился. Он не желал причинять Бэстифару боль, однако невольно задумывался над тем, как исполнить его просьбу, которую он упрямо отказывался даже про себя называть последней волей. Если воздействие теневой стороны мира на аркалов отсутствует, достаточно просто направить энергию теневой стороны прицельно в Бэстифара. Как и в случае с Ренардом, эта манипуляция была похожа на работу с красной нитью. Видят боги, у любого данталли этой энергии было в достатке.

— Только скажи, и я прекращу, — с мрачной решимостью произнес Мальстен.

Бэстифар ответил лишь слабой улыбкой.

Мальстен прикрыл глаза и попытался сосредоточиться. В его распоряжении была придержанная аркалом собственная расплата, находящаяся в замороженном состоянии. Оттуда можно было взять достаточно энергии теневой стороны, чтобы направить ее. На лбу данталли выступил пот от напряженной и сложной работы, выполнять которую прежде ему никогда не приходилось.

Бэстифар тем временем перевел взгляд на собственную руку, до этого горевшую красным. Теперь свечение приобрело ярко-зеленый оттенок. Бэстифар приподнял руку.

— Как странно… — успел произнести он. Вдруг глаза его резко округлились, он запрокинул голову, издал громкий короткий вскрик и до крови закусил губу, дернувшись. — Боги! — следом выкрикнул он.

Мальстен вздрогнул.

— Хватит, — строго сказал он.

— Нет! — тут же остановил его Бэстифар, вновь застонав, но упрямо ухватив его за руку. — Подожди… постой…

Мальстен сочувственно сморщился. Руки Бэстифара переместились на рану, на лбу начала быстро выступать испарина. Он скрипел зубами и стискивал челюсти, но не мог сдержать стонов.

— Бэс…

— Проклятье! — проскрипел аркал, однако на губах его появилась нервная усмешка. Тело его била мелкая дрожь. — Это оно и есть? И так… постоянно? Во время расплаты…

Мальстен прерывисто вздохнул, и Бэстифару не понадобилось слышать ответ, чтобы понять его: во время расплаты все куда хуже.

— Бесы, — прошипел аркал. — И вот это я… делал? — Лицо его приобрело столь несвойственное ему страдальческое выражение. — Тогда Грэг… был прав насчет меня. Я чудовище.

Мальстен с трудом сдержал рвущиеся наружу слезы, услышав это. Вместо того до него донесся одинокий всхлип Кары. Она стояла прямая, как струна, не решаясь подойти, и по щекам ее тихо бежали слезы.

— Бэс, с тебя довольно, — умоляюще произнес Мальстен.

— Нет, оставь, — упрямо покачал головой Бэстифар, под глазами которого показались темные круги. — Я это заслужил, если всё так… Я хочу узнать это…

Слова его начинали пугающе путаться.

— Проклятый ты упрямец, — шепнул Мальстен.

Аркал натянуто улыбнулся, голова его обессиленно опустилась на пол. Жизнь покидала его стремительно и могла вот-вот уйти.

Аэлин и Кара с разных сторон начали осторожно приближаться.

— Может, и так, — полушепотом произнес Бэстифар. — Может, и так. — Взгляд его ненадолго просветлел. — Кара, — обратился он, но помедлил, вновь тихо застонав, — не вздумай плакать, ясно? У нас было много… веселого… помни это.

Кара подняла взгляд к потолку, крепче зажав рот рукой.

Бэстифар перевел дух.

— Я не вижу Аэлин за тобой, — выдавил он, обращаясь к Мальстену. — Передай, чтобы… оставалась собой. Она молодчина…

— Бэс…

— А ты, — он прикрыл глаза и надолго замолчал.

— Бэс? — дрожащим голосом обратился Мальстен.

— Спасибо, — едва слышным шепотом произнес Бэстифар, и вдруг перестал дышать. Рука, охваченная зеленым свечением, безвольно опустилась на пол и погасла. Нити данталли втянулись обратно в ладонь.

Кара коротко ахнула и отвернулась, пытаясь сдержать рыдания, рвущиеся наружу. Мальстен продолжал сидеть рядом с лежащим на полу умершим другом, не веря, что его действительно больше нет. Он ведь наверняка должен вот-вот очнуться! Он всегда все продумывал. Не может быть, чтобы сейчас…

— Мальстен… — услышал он полный ужаса оклик Аэлин. Мальстен устало повернулся к ней и увидел, что ее заплаканные глаза смотрят на него с нескрываемым страхом. — Он ничего не забрал… — произнесла она.

В этот момент данталли показалось, что мир рухнул на него всем своим весом. Это длилось всего мгновение, а затем все поглотила тьма.

Дезмонд оттолкнулся от стены и сделал несколько неуверенных шагов к бездыханным телам Мальстена и Бэстифара. В глазах его застыли ужас и неверие.

— Что?.. — выдохнул он. — Они… они…

Он заставил себя замолчать: собственный голос в затихшей тронной зале показался ему слишком громким. Подойти ближе он не решился и замер недалеко от колонны, к которой недавно был привязан Мальстен. Миг спустя мимо него пробежала Аэлин. Забыв о собственном ранении, она опустилась на пол, повернула тело Мальстена на спину и припала ухом к его груди.

— Аэлин, они… они мертвы, — дрожащим голосом произнесла Кара.

Охотница не слушала. Она прикрыла глаза, чтобы слышать биение одного из сердец данталли — того, которое должно было поддерживать тело в жизнеспособном состоянии, чтобы после восстановления баланса энергий двух сторон мира душа вернулась в него. Если только Ланкарт говорил правду…

— Ну же, Мальстен, — шептала Аэлин. — Он не солгал! Он не мог солгать…

Кара сделала к ней нерешительный шаг, обнимая себя за плечи. Ее била мелкая дрожь, лицо все еще было бледным, на шее проступали следы пальцев человека, пытавшегося ее задушить. Наконец, она приблизилась к подруге, но вместо того, чтобы пытаться вернуть ей здравый смысл, заставила себя посмотреть на Бэстифара. Разум твердил ей, что его больше нет, но поверить в это Кара не могла. Бэстифар не мог уйти так, это было невозможно… немыслимо…

— Давай же, я знаю, что он не солгал, — продолжала шептать Аэлин.

Кара наконец перевела на нее взгляд, всхлипнув.

— Он велел мне из-за него не плакать, — нервно усмехнулась она. — Кто бы знал, что это будет так трудно…

Кара думала, что отвлеченными речами заставит Аэлин прийти в себя и начать осознавать действительность, но охотница упрямо пыталась уловить биение одного из сердец данталли и не обращала никакого внимания на слова подруги. Кара положила ей руку на плечо.

— Аэлин, он… не очнется, — мягко произнесла она. — Я слышала об этом. Расплата может… если будет слишком сильна… утянуть данталли на ту сторону. Она может убить, Аэлин. Ты понимаешь?

Охотница отмахнулась от нее.

— Это не так! — воскликнула она.

— Аэлин…

— Не мешай! — Возглас пронзил тронную залу и смолк. Аэлин попыталась взять себя в руки. — Во имя богов, Кара, мне нужна тишина. Я так ничего не услышу.

Несколько мгновений она напряженно вслушивалась лишь в пустоту, а затем… Показалось ли ей это, или в груди Мальстена и впрямь слышался редкий, едва различимый пульс? Пульс одного сердца?

Аэлин встрепенулась.

— Он не солгал! — воскликнула она.

— Кто? — устало спросила Кара.

— Я рассказывала тебе о Шорре, — многозначительно произнесла Аэлин. Распространяться при лишних свидетелях о том, что в Шорре они повстречали настоящего некроманта, она сочла неразумным, поэтому понадеялась, что Кара поймет ее без упоминания имен. — Там мы узнали, что если данталли ускользают на другую сторону, это не убивает их. Они, — она замялась, подбирая слово, — как бы, засыпают. Очень глубоким сном. А затем просыпаются.

Кара нахмурилась.

— То есть, Мальстен жив?

— Да! — воскликнула Аэлин. Улыбка, мелькнувшая на ее губах, тут же померкла. — Но об этом лучше никому не знать. Группа Колера мертва, остальные воины Совета не в курсе, что здесь произошло. Я должна каким-то образом вывезти Мальстена из Малагории. Если его найдут, его точно убьют!

Кара вдруг перевела на Бэстифара взгляд, в котором разгорелась искра надежды.

— В Шорре, говоришь? — тихо сказала она, вспоминая историю о Филиппе. — А ведь это мысль…

Аэлин уловила ход рассуждений подруги и округлила глаза, не в силах поверить услышанному.

— Кара, только не говори, что ты хочешь… — Она осеклась на полуслове, потому что по одному лишь взгляду стало ясно: именно этого Кара и хочет. Она намеревается переправить тело Бэстифара в Шорру. К Ланкарту. Аэлин покачала головой. — Это безумие, — тихо произнесла она.

Кара посмотрела на подругу с мрачной решимостью.

— Безумие в данном случае лучше, чем ничего, — заявила она. — После всего, что он сделал — для меня, для Грата, для Малагории, для вас с Мальстеном, в конце концов, — кем мы будем, если не попытаемся?

Дезмонд растерянно переводил взгляд с одной женщины на другую, не понимая, о чем идет речь. Ему казалось, что обе они обезумели, ведь одна рассуждала так, будто может вернуть погибшего Бэстифара к жизни, а другая утверждала, что расплата вовсе не убила Мальстена. Это противоречило всякому здравому смыслу.

— Что вы задумали? — решился обратиться он.

Аэлин и Кара посмотрели на него, но ни одна не захотела объяснять ход своих мыслей.

— Когда я увидела, что стало с Филиппом, я подумала, что смерть была бы лучшим исходом. — Уловив враждебный взгляд Кары, Аэлин покачала головой и пояснила: — Я не отговариваю тебя. Я просто предупреждаю.

Кара хмыкнула.

— А как бы поступила ты на моем месте?

— Так же, — вздохнула Аэлин. — Поэтому и не отговариваю.

— Стало быть, ты поможешь мне?

— Если ты — поможешь мне.

Дезмонд всплеснул руками.

— Да что, бесы вас забери, происходит?! — Голос его сорвался и зазвучал непривычно высоко. — Что вы тут обсуждаете? Вы еще не поняли: вы выжили! И вам обеим надо выбираться отсюда, пока не явились остальные захватчики. Грат больше не безопасен! Царь умер. Мальстен… тоже. Нам никто теперь не поможет, мы сами по себе!

Аэлин и Кара переглянулись.

— Нужно подготовиться, — кивнула охотница. Придумать, как вывезти их отсюда. А затем — как переправить на материк. — Она повернулась к Дезмонду. — Послушай, ты прав в одном: нам нужно будет уехать. Если хочешь, ты можешь уйти вместе с нами. Но если считаешь, что в одиночку тебе будет безопаснее, знай: мы тебя не выдадим и ни словом о тебе не обмолвимся. Это максимум, что мы можем тебе предложить.

Дезмонд поджал губы и несколько мгновений молчал. Он окинул изучающим взглядом тело Бенедикта Колера, затем Ренарда Цирона, Мальстена и Бэстифара. После он неуверенно посмотрел на Аэлин и Кару и кивнул.

— Я… я пойду с вами, — тихо произнес он. — Я хочу убраться из Малагории, и если нам по пути, стало быть, идем вместе.

Аэлин решительно поднялась и зашагала по тронной зале.

— Нужно понять, кто остался в живых во дворце. Стражники слишком долго ищут Фатдира. Если он погиб…

— Нам нужен еще кое-кто, — перебила ее Кара. — Его зовут Левент, он распорядитель цирка. Если кто и сможет поддержать тело Бэстифара в нужном состоянии в пути, то только он.

Аэлин кивнула. Взгляд ее невольно упал на тело Бенедикта Колера, возле которого она остановилась по пути к выходу из тронной залы. Мучительная гримаса застыла на его лице, карий и голубой глаза отчаянно смотрели в вечность. Из небольшого кармана торчал испачканный кровью листок, отчего-то привлекший внимание Аэлин, и она, сама не зная, зачем это делает, наклонилась и потянула за него.

— Что это? — нахмурилась Кара. — Карта? Послание?

Аэлин пробежалась глазами по тексту, и выражение ее лица стало отстраненным и растерянным. Она несколько раз мигнула, приходя в себя после того, что прочитала.

— Нет. Это… письмо. Личное.

Кара презрительно фыркнула.

— Тогда от него никакой пользы. — Казалось, она готова была замереть над телом убитого палача и плюнуть ему в лицо. По крайней мере, Аэлин не удивилась бы, если б увидела нечто подобное. Однако Кара сдержалась. — Выбрасывай и идем! У нас мало времени.

— Да, — тихо отозвалась Аэлин, однако письмо быстро сложила и забрала с собой. — Идем.

Дезмонд, побоявшись, что про него забудут, поспешил следом.

Богиня удачи улыбнулась женщинам, решившимся на один из самый безумных планов в своей жизни: цирковой распорядитель Левент оказался среди выживших. Он поведал о том, что часть артистов схлестнулась с налетчиками на улицах, чтобы защитить гратцев. Яростнее всех билась гимнастка Риа. Никто из цирковых не знал, что ее гибкое тело столь смертоносно в бою. К несчастью, выжить в многочисленных схватках девушке не удалось: от множества ран она скончалась, не дождавшись помощи. Кирим, которому посчастливилось выжить в бою, принес ее в палатку и рассказал.

Вскоре удалось найти Фатдира.

Первый советник царя, услышав новости, пришел в ужас, однако, надо отдать ему должное, сумел сохранить самообладание. С глазу на глаз Кара разъяснила ему детали своего замысла, предполагая, что Фатдир хотя бы скажет ей, к кому обратиться, чтобы вывезти тело Бэстифара из Малагории. Она никак не рассчитывала, что этот человек выкажет желание участвовать в столь сумасбродном плане, однако он заявил, что если есть хоть один шанс вернуть Его Величество, необходимо им воспользоваться.

Аэлин в это время перевязывала неглубокую рану на ноге, а Дезмонд не отходил от нее ни на шаг, будто боялся, что охотница передумает брать его с собой, стоит хоть на миг потерять ее из поля зрения.

Стражники подчинились приказу Фатдира и помогли перенести тела Мальстена и Бэстифара в подземелье, куда вскоре привели и Левента.

Справившись с собственным потрясением, цирковой распорядитель выслушал, что от него требуется. В молодости он путешествовал по миру и выучил немало процедур, родиной которых являлись Ярла и Сарезор. В Сарезоре он обучился искусству грима, в Ярле — бальзамирования. Однако задача защитить мертвое тело от неизбежного тления стояла совсем нелегкая, и Левент не мог поручиться, что у него получится в полной мере выполнить просьбу Кары и Фатдира.

Кара лишь повторила свою мысль.

— Это — лучше, чем ничего.

— Я буду сопровождать вас, сколько смогу, — пожевав губу, сказал Левент. — Но на материк я не отправлюсь. Простите, если сможете.

Кара понимающе кивнула.

— Это нестрашно, если в процессе будешь рассказывать мне все, что делаешь. На корабле, если нам удастся на него попасть, Бэстифаром займусь уже я.

— Важно еще кое-что, — серьезно заметил Левент. — Чтобы вас никто не узнал. А вот это я, по счастью, могу обещать.

Пока шли приготовления, Фатдир и Аэлин отправились в город, чтобы проверить, кто из людей первого советника остался в живых и может помочь организовать перевозку. По дороге оба держались мрачно и молчаливо, потому что понимали: найти транспорт — полбеды. Проблемы начнутся дальше, когда они будут пробираться в порт Адес. Никаких гарантий у них не было, связь через эревальну была исключена — слишком велик риск обнаружения и разоблачения. С этого дня Фатдир, как и все, с кем он связался, становился беглецом и изменником, потому что знал: весть о пропаже малагорского царя разнесется по стране быстро. А значит, Амин Мала при поддержке Совета станет новым правителем. Всех, кто откажется присягнуть ему, он объявит государственными изменниками, это было очевидно. Оставалось лишь надеяться, что Бэстифару за годы своего правления удалось завоевать и не растерять народную любовь…

Тем временем в раненом Грате наступало утро седьмого дня Гуэра — дня, в которое началось новое смутное время.

Талант Левента к маскировке превзошел все ожидания. Кара, Аэлин, Дезмонд и Фатдир стали похожи на семью бедняков-беженцев с телегой, полной раздобытых где-то старых вещей, среди которых Левент замаскировал тела Мальстена и Бэстифара. Держась вместе с другими малагорцами, которые решились бросить свои дома и отправиться в порты Оруф и Адес, чтобы попросить Совет о милости, они заняли место в скорбном шествии и через три дня достигли портового города.

В Адесе Аэлин, Левент и Дезмонд остались в укрытии — разграбленном жилище с пристройкой, похожей на небольшой амбар, где можно было спрятать телегу в тени и прохладе, — а Кара и Фатдир осторожно выбрались в город в надежде найти генерала Шата Фараза.

Оруф избежал кровопролития. Атака на Адес же длилась с того момента, как Амин Мала снова взошел на борт корабля Совета. Налет был недолгим, но стремительным и разрушительным. Начался обстрел, и малагорско-аллозийский флот отчаянно сопротивлялся, хоть и проигрывал числом. Воины Совета все же высадились на берег и схлестнулись с армией в жестоком поединке. В Адесе полыхали пожары, улицы были омыты кровью убитых. Однако на девятый день Гуэра в портовый город пришла весть о пропаже малагорского царя и о резне в Грате, и бой прекратился по договоренности Совета с Амином Мала. Новость о неразберихе в Грате погрузила Адес в новый хаос — на этот раз, скорее, духовный, нежели физический. Истерзанный, пропахший солью, железом и гарью город пребывал в немой агонии. Малагория лишилась своего правителя, и теперь трон должен был занять Амин Мала, не пользовавшийся среди народа ни почетом, ни любовью.

Его выступление в качестве наместника, одобренного Советом, было встречено мрачной тишиной… и капитуляцией. Не сумев дождаться ни вестей из Грата, ни альтернативных решений от Сендала Акмадди, генерал Фараз принял решение. Следуя букве закона Независимого Царства Малагория, он обязан был присягнуть Амину Мала на верность как новому наследнику престола из святого семейства. Генерал Фараз питал к Амину Мала столько неприязни, сколько один человек может питать к другому, однако скрепя сердце подчинился ему, желая лишь одного: уберечь народ от новых атак Совета. Новый наместник проявил милость и помиловал присягнувшего ему генерала.

Сендал Акмадди последовал его примеру и вот уже второй день он обсуждал положение Малагории с Амином Мала, выступая в роли нового первого советника.

Шат Фараз улучил пару часов и предпочел остаться в одиночестве, не желая созерцать город, который ему пришлось попросту отдать. Он удалился на один из своих излюбленных пирсов — самый старый и обшарпанный в Адесе, но хранивший множество детских и юношеских воспоминаний Шата. По счастью, разруха не затронула это место, и на несколько минут можно было погрузиться в иллюзию, что все произошедшее было лишь страшным сном.

— Если б солнце в Малагории светило красным, национальный цвет был бы другим? — прозвучал чей-то голос.

Шат Фараз обернулся.

— Не стоит забывать про малагорское золото, — ответил он. Секретный вопрос — секретный ответ, которыми пользовались люди, вовлеченные в сеть первого советника.

— Рад видеть тебя в добром здравии, — улыбнулся сухопарый малагорец, подходя к генералу. С ним была женщина. Шат Фараз мог поклясться великим Мала, что никогда не видел этих людей.

— Я бы сказал, что это взаимно, если б знал, с кем имею честь беседовать, — нахмурился он.

Незнакомец улыбнулся.

— А талант нашего друга и впрямь не знает границ. Хочешь сказать, ты и голос мой не узнал, Шат?

Генерал Фараз прищурился.

— Фатдир?.. — Он встрепенулся. — Бесы тебя забери, от тебя не было никаких вестей! Его Величество исчез, в Грате горы трупов! Что произошло?

Фатдир покачал головой.

— Если ты хочешь услышать все подробности, нам нужно найти более укромное место, — сказал он. Заметив, что генерал бросает напряженные взгляды на его спутницу, Фатдир примирительно приподнял руку. — Полагаю, Кару ты тоже не узнал? Воистину, Левент творит чудеса.

Шат Фараз не поверил своим глазам. Он не знал Кару близко, но в этой невзрачной женщине никогда бы не признал любовницу царя. Она выглядела старше, черты лица стали грубее, приобретя суровую обточку бедно прожитых лет. Выдавал Кару разве что взгляд, однако Шат Фараз не мог утверждать этого с уверенностью.

— За мной, — кивнув, позвал он.

Все у той же старой пристани генерал Фараз знал один рыбацкий домик. Старый хозяин давно умер, а полуразрушенный от времени дом теперь пустовал. Теперь его судьбу разделяли многие дома, брошенные хозяевами, превратившимися в одночасье в беженцев.

Там, продолжая соблюдать тишину и осторожность, Фатдир пересказал старому другу трагические подробности налета на гратский дворец и резни в городе. Услышав о смерти Бэстифара, Шат Фараз побледнел, но в настоящее изумление пришел, когда Кара дала понять, что есть шанс обмануть смерть.

— Гарантий нет, — сразу заверила она. — В моем плане много оговорок, да и поведать его толком я не могу. Знаю, вы должны были присягнуть новому правителю: никто не оговаривал, что нужно хранить верность умершему царю, потому что может вернуться, но…

Она осеклась, поймав на себе решительный взгляд Шата Фараза.

— Когда принц Бэстифар стал наместником Грата, многие отнеслись к этому скептически. Я — в том числе. Но я видел, что он сделал с городом, а потом видел, как он управлял Малагорией. Я имел неосторожность недооценить его единожды. Больше не буду. — На губах генерала появилась печальная улыбка.

Фатдир внушительно посмотрел на него.

— Нам нужна помощь, Шат, — серьезно заявил он.

— Что я должен сделать?

— Помоги нам тихо выбраться из Малагории. Досмотреть наши пожитки должны твои люди. Ты сам знаешь, что мы повезем на материк. Нельзя допустить, чтобы это увидели.

— С завтрашнего дня по договору с Советом будет открыт путь для беженцев на материк. Для тех, — он помедлил, — кто готов присягнуть Совету и отказаться от верности «узурпатору». — Лицо его покривилось.

Фатдир кивнул.

— Если так мы сумеем попасть на материк, значит, я отрекусь хоть от самого Мала, — хмыкнула Кара. Шат Фараз окинул ее осуждающим взглядом, но вслух ничего не сказал.

— Значит, решено, — примирительно произнес Фатдир.

— Смешайтесь с толпой. И на рассвете приходите на главную пристань. Там вас досмотрят люди Сендала. Я устрою так, чтобы ваши вещи не проверяли слишком тщательно.

— Как думаешь, — помедлив перед уходом, спросил Фатдир, — многие присягнут Амину Мала?

Шат Фараз поджал губы.

— Те, кому все равно, кто у власти, лишь бы он был из семьи Мала, присягнут, — честно ответил он. — Но Его Величество любили. На моей памяти он был тем монархом, кого любили искренне.

Ни Аэлин, ни Кара до конца не верили в успешность своего рискованного мероприятия, однако люди Сендала Акмадди действительно пропустили их, замаскированных под семью малагорских беженцев, на борт одного из первых кораблей, уходивших из разгромленного Адеса на материк.

Лицемерные твари, — думала Кара о правителях материковых королевств. — Собрались, чтобы напасть на мою родину, разгромили портовые города, а потом любезно распростерли объятия для беженцев, готовые принять их с условием, что малагорцы отрекутся от своего царя… от Бэстифара, который сделал для них так много!

Она была неприятно удивлена, увидев, какое количество ее соотечественников действительно трусливо покинуло свою родину. От царя они отреклись так легко, будто он ничего для них не значил. Кара ненавидела их — всех и каждого. И хотя она понимала, что движет этими людьми, простить их не могла.

Все плавание она держалась отстраненно и молчаливо. Казалось, она считает даже не дни, а минуты до прибытия на материк. Состояние тела Бэстифара, несмотря на все манипуляции Левента, и ее собственные поддерживающие усилия, начинало ухудшаться, и Кара опасалась, что не сумеет довезти его до деревни Ланкарта. А ведь эту деревню еще предстояло отыскать…

Аэлин тоже держалась мрачно и молчаливо. Мысли ее занимал погибший отец. В то время, пока Фатдир подготавливал средства для побега из Грата, Аэлин поставила условия Дезмонду: если он хотел отправиться с нею, он должен был помочь ей похоронить Грэга Дэвери в саду дворца. Нити для этого применять не пришлось, и данталли согласился. Работал он неохотно и небрежно, однако все же помог соорудить могилу и перенести в нее тело убитого охотника.

Телà Бенедикта Колера, Ренарда Цирона и Иммара Алистера они укрыли в одной из кладовок дворца — надеялись таким образом выиграть время и заставить Совет хорошенько поискать злосчастную троицу из Культа. Колер сосредотачивал в своих руках довольно большую власть. Стоило держать его отдаленных подчиненных в неведении по его поводу как можно дольше.

Аэлин копала, не отдавая себе отчета в том, что делает. События этой страшной ночи будто происходили не с ней. Она не могла поверить, что ее отец, ради которого она столько прошла, был убит налетчиками на гратский дворец. Смерть Бэстифара тоже не укладывалась у нее в голове. А Мальстен… по словам Ланкарта, он должен был очнуться, но Аэлин и предположить не могла, когда и при каких обстоятельствах.

Эта отстраненность сопровождала Аэлин Дэвери до момента отплытия корабля на материк. До этого чувства будто покинули ее, оставив после себя лишь одно — ее цель. Теперь же чувства догнали ее, и Аэлин, уставившись вдаль, ощущала, как внутри нее нарастает тупая опустошающая боль. Столько усилий, столько борьбы… и все напрасно. Аэлин возвращалась на материк, потеряв еще больше, чем у нее было до путешествия в Малагорию. Тогда у нее хотя бы была надежда, что отец жив. Был Мальстен. А теперь…

Обняв себя за плечи, Аэлин постаралась не поддаться охватывающему ее одиночеству и страху. Ей казалось, что она осталась совершенно одна, а ведь этот огромный опасный мир настроен к ней враждебно.

Шаги по палубе корабля отвлекли ее от мрачных раздумий. Аэлин обернулась и увидела Кару. Все еще выглядящая как беженка, она держала в руках какой-то лист бумаги.

— Я хотела попросить тебя отметить мне на карте ту деревню, — без приветствий попросила Кара.

Аэлин приподняла бровь.

— Где ты ее достала?

— Выменяла, — туманно отозвалась Кара. Взгляд ее помрачнел, и Аэлин не стала расспрашивать подругу, видя, что говорить об этом ей не захочется.

— Ясно, — кивнула охотница, взяв из рук Кары лист, развернув его и начав изучать. — Я не уверена, что смогу указать с высокой точностью. Но постараюсь.

— Укажи, как можешь. Мы разберемся, — решительно заявила Кара. Пожевав губу, она спросила: — Уверена, что не пойдешь с нами?

Аэлин решительно помотала головой.

— Уверена, — ответила она. — С Мальстеном в таком состоянии я туда не сунусь. Ланкарт — сумасшедший безбожник, у которого нет никаких моральных ориентиров. Если бы были другие варианты, я бы посоветовала тебе выбрать любой из них.

— Но других вариантов нет, — мрачно сказала Кара.

— Но других вариантов нет, — кивнула Аэлин.

Некоторое время они простояли молча. Затем Кара нарушила молчание:

— Я не хочу даже думать, что будет, если Ланкарт… откажет, — выдавила она.

Аэлин смотрела на горизонт, не поворачиваясь к подруге.

— Не откажет, — хмыкнула она. — Насколько я сумела понять, им всегда движет любопытство. То, о чем ты его попросишь… для него это эксперимент. Его это заинтересует. Но я уже говорила: все, кто живет в этой деревне, привязаны к нему. И они меняются, ты понимаешь? — Аэлин серьезно посмотрела на Кару. — То, что он вернет, может уже не быть Бэстифаром. — Имя погибшего малагорского царя она произнесла как можно тише.

Кара отвела взгляд. Она уже не первый раз слышала это от подруги, но разум отказывался принимать эту информацию.

— Он сделал для своей страны так много, — с горечью произнесла она, переведя решительный взгляд на Аэлин. — И для вас, — глаза ее посуровели. — Для вас он тоже сделал больше, чем кто-либо.

Аэлин понимала, что могла бы привести множество аргументов как в пользу, так и против поведения Бэстифара, но предпочла промолчать. С момента, как она только услышала о нем от Мальстена, ее впечатления об этом существе менялись. Она думала, что будет видеть в нем по большей части монстра, однако этот взбалмошный аркал каким-то образом сумел стать ей дорог.

Тем временем Кара продолжала:

— Если мне удастся выполнить главную задачу, — она понизила голос до шепота, — я приду к тебе, Аэлин. Малагория и ее царь не бросили вас в беде, и вот, к чему это привело. Я не осуждаю ни тебя… ни, как ни странно, даже Мальстена, — Кара покачала головой, — но обращаю твое внимание на этот факт, чтобы потребовать справедливости. Я приду к тебе и попрошу твоей помощи. И я жду, что ты не откажешь мне.

Аэлин хмыкнула.

— Могла и обойтись без громких речей о справедливости. Я и так прекрасно знаю, что должна тебе. Но с долгом или без — я своих людей в беде не бросаю.

Кара вздохнула.

— Извини. Мне просто нужны были гарантии.

— Мне бы они тоже не помешали, — тихо произнесла Аэлин, продумывая свой собственный план. — Дай мне карту. Я отмечу еще одно место. Там я хочу оставить Мальстена, пока он не очнется или пока все не уляжется. Буду приходить туда каждую неделю. Там, если что, сможешь найти меня на материке.

Кара протянула подруге карту и карандаш и подождала, пока она отметит еще одну точку. После забрала и сложила лист, тут же спрятав его в старом поношенном наряде беженки. Сейчас они были похожи на двух сестер из бедной семьи. Золотистые волосы Аэлин были теперь выкрашены в черный, а образ, подобранный Левентом, довершал начатое.

— Когда прибудем, нам нужно будет где-то раздобыть еще одну телегу, раз нам нужно идти в разные стороны.

— С этим мне обещал помочь Дезмонд, — кивнула Аэлин. — Правда, тянуть телегу нам придется самим. Вдвоем. Животные слишком беспокойно реагируют на данталли, а применять нити на протяжении всего пути он откажется.

Кара вздохнула. Ей было нечего на это сказать. Впрочем, Аэлин ничего и не ждала.

В течение всего плавания Аэлин, Кара и Фатдир то и дело прислушивались к разговорам, которые вели другие пассажиры или члены экипажа корабля. У капитана была при себе эревальна, и новости, которые она доносила из оставшейся за кормой Малагории, разносились по кораблю, приобретая все новые и новые оттенки.

Амин Мала решительно двигался к власти над Обителью Солнца, однако другие наследники, отвергнутые Советом Восемнадцати, не стали молчать о своих притязаниях на малагорский трон. Каждый день краски вокруг обстановки в Малагории все сгущались. Беспорядки охватывали город за городом. Сильного правителя, способного остановить это, не было. Братья Бэстифара, подписавшие отказ от трона в год, когда он пришел к власти, в один голос заявили, что отречься от престола их заставили силой. Однако ни один из них не сумел централизовать власть в своих руках. На подступе к Грату разворачивались настоящие бойни, и никто из потенциальных царей не мог даже подойти к гратскому дворцу. В итоге сыновья священной семьи Мала предпочитали лишь подливать масло в пламя бушующих по стране беспорядков, намереваясь захватить власть в истощенной, разрушенной Малагории. Править руинами.

Войска Совета Восемнадцати так же не спешили покидать Обитель Солнца. Конрад Греффе, не имея понятия о местонахождении Бенедикта Колера, действовал вместе с Амином Мала. Однако другие высокопоставленные офицеры, подчинявшиеся на этой операции Колеру, не сочли нужным поддерживать Амина, а обратили внимание на других братьев погибшего Бэстифара, сочтя их более перспективными правителями.

После смерти Бэстифара правитель Аллозии Дандрин Третий пообещал увести войска из Малагории и заключил с Советом мирный договор. Условием было полное невмешательство Аллозии в дела Малагории. Дандрин же потребовал открыть торговые пути с материком для своей страны. Совет решил пойти на уступки, намекнув, что Аллозии не стоит принимать у себя малагорских беженцев — им лучше переправиться на материк. Дандрин в тот же день издал указ об обязательной депортации малагорцев.

Из Сельбруна от старшего жреца Красного Культа поступали сообщения через эревальну с требованием выяснить местонахождение Бенедикта Колера. Однако так как никто не решался занять Грат, весть о смерти главного палача Арреды передать пока было некому. По крайней мере, Аэлин и Кара ничего о нем не услышали за все время плавания.

В первый день Сойнира корабль «Перехватывающий», везущий на материк первых беженцев из Малагории, прибыл в нельнский порт Леддер. В многолюдном городе с прибытием корабля началась неразбериха: система встречи беженцев и предоставления им убежища и распределения по возможным местам для заработка, еще не была налажена. Поэтому Аэлин, Каре, Фатдиру и Дезмонду не составило особого труда как можно быстрее удалиться вглубь города.

Дезмонду понадобилось некоторое время, чтобы выполнить свое обещание. Он нашел у одно из путников телегу и, применив нити, заставил отдать ее. Аэлин невольно отметила, что сейчас, когда от него никто ничего не ждал и никто его не оценивал, Дезмонд работал с нитями более свободно. Да и небольшую расплату после этого пережил на ногах. Попросил лишь временно не заставлять его тянуть телегу.

Близ Шорры Аэлин и Дезмонд попрощались с Карой и Фатдиром.

— Куда вы все-таки направляетесь? — спросил данталли, хотя и догадывался, что ему в очередной раз не скажут. Применить к своим попутчикам нити и заставить их все рассказать, он не мог — в их одеждах присутствовал красный. Сколько бы Мальстен в Малагории ни учил Дезмонда прорываться сквозь враждебный цвет, он не отваживался попытаться.

— Лучше тебе этого не знать, Дезмонд, — мирно произнес Фатдир. — Поверь, так будет безопаснее для всех.

Данталли недовольно покачал головой, но спорить не стал. Он дождался, пока Кара и Аэлин попрощаются и угрюмо побрел вместе с охотницей.

Некоторое время, когда они остались одни, никто из них не спешил начать разговор.

— А мы куда идем, ты скажешь? — устало спросил Дезмонд.

— У Мальстена в Сонном лесу Везера живет один друг. К его жилищу вряд ли решится кто-то приблизиться. Там можно укрыть Мальстена, пока он не очнется.

Дезмонд пожевал губу. Он уже много раз спрашивал, откуда у Аэлин такая уверенность, что Мальстен непременно очнется. Однако она из раза в раз отвечала, что знает это наверняка. И что в подтверждение слышала слабый пульс одного из сердец Мальстена там, в гратском дворце. В это Дезмонд тоже верил с большим трудом, но не захотел перепроверять.

— Тогда почему ты считаешь, что там… в доме этого друга до Мальстена никто не доберется? У этого друга, что, личная армия?

Было бы неплохо, если так, — подумал Дезмонд, размечтавшись о новом убежище. Однако, судя по усмешке Аэлин, он тут же понял, что его догадка неверна.

— Нет, личной армии у него нет. Его ограждает дурная слава, а не армия. Как оказывается, это иногда работает не хуже.

Дезмонд недоверчиво покосился на нее.

— Может, хватит? — спросил он. — Вы с Карой говорили загадками с того самого момента, как задумали что-то после налета на гратский дворец. Не знаю, что заставляло вас темнить, но, по-моему, пора перестать. Я уже не раз доказал, что мне можно доверять. Я устал быть у вас мальчиком на побегушках!

Голос Дезмонда постепенно делался все громче.

Аэлин слушала его спокойно, не глядя на него и продолжая вместе с ним тянуть небольшую телегу по тракту.

— Я скажу. Но пообещай, что хотя бы до его жилища ты со мной дойдешь. Даже если тебе не понравится то, что ты про него услышишь.

Дезмонд нахмурился и остановился. Аэлин тоже пришлось остановиться.

— Кто он?

— Пообещай мне!

— Гм… хорошо. Обещаю. Так кто он?

— Вестник беды.

Глаза данталли округлились в возмущении.

— Что? Аггрефьер? Мальстен водил дружбу с аггрефьером?

— Я догадывалась, что тебе это не понравится.

Дезмонд всплеснул руками.

— Проклятье, ты обезумела, что ли?! Ты… вы с Карой… вы как будто сошли с ума в ту страшную ночь! Ты вздумала вести тело Мальстена к аггрефьеру, будто поистине веришь, что он очнется после того, как ускользнул на другую сторону мира от расплаты! А Кара… — он покачал головой, — она будто верит, что может вернуть Бэстифара к жизни! Как вы можете, будучи целеустремленными здравомыслящими людьми, предполагать такое?!

Аэлин бесстрастно выслушала его тираду.

— Итак, ты узнал, куда мы идем. И ты обещал, что поможешь мне доставить туда Мальстена. Ты держишь свое слово, Дезмонд?

Данталли опасливо покосился на охотницу, рука которой потянулась к спрятанному под накидкой беженки парангу. И хотя Дезмонд догадывался, что Аэлин вряд ли убьет его — в конце концов, он был ей нужен, — он невольно выпрямился и сделал шаг прочь от нее.

— Одной мне Мальстена до жилища Теодора не довезти! — отчаянно прошипела Аэлин. — Можешь подходить не слишком близко, но помоги мне добраться туда. Дальше, если хочешь, можешь идти куда угодно, удерживать не буду.

Дезмонд беспомощно огляделся. Он понятия не имел, куда может податься прямо сейчас, а рядом с опытной охотницей на иных существ, чувствовал себе в большей безопасности. Скажи ему кто-нибудь такое год назад, он ни за что бы не поверил, но теперь… О чем говорить теперь, когда весь его привычный мир рухнул?

— Я помогу, — кисло отозвался Дезмонд. — Но близко к жилищу аггрефьера не подойду, не обессудь.

— Спасибо и на том.

В ночь с двенадцатого на тринадцатый день Сойнира в ветхую лачугу Теодора Гласса кто-то настойчиво постучал.

Гости?

Теодор несколько раз моргнул, скрытое веко немного запоздало спросонья, и он огромными глазами уставился на дверь, поджав длинные трехпалые руки.

Открыть? Подождать — вдруг уйдут?

Стук повторился.

— Теодор!

Голос за дверью аггрефьер узнал сразу. Это была леди Аэлин Дэвери, спутница Мальстена Ормонта. Охотница на иных.

Издав гортанный клокочущий звук, Теодор медленно подошел к двери.

— Теодор, это Аэлин Дэвери. Уверена, вы меня помните. Откройте, я пришла с миром. Прошу вас!

Мысли гостьи донеслись до аггрефьера, и тот осторожно открыл дверь. Глаза женщины он узнал сразу, однако ее внешний вид в первый миг изумил его: черноволосая, в потрепанном темно-красном бесформенном балахоне с капюшоном, она совсем не походила на ту элегантную особу, которой была в день их первой встречи.

— Леди Аэлин, — кивнул он, изучив ее взглядом.

— Вы, должно быть, уже прочитали мои мысли и знаете, о чем я пришла вас просить?

Теодор Гласс склонил голову набок.

— В вашей голове все так сумбурно, — настороженно произнес он. — Я слышу что-то насчет Мальстена и расплаты. Он ускользнул на ту сторону? На сторону Рорх? Верно?

В огромных птичьих глазах аггрефьера зажегся нехороший огонек. Аэлин напряженно наблюдала за ним. Ее грозный взгляд заставил Теодора потупиться.

— Почему вы считаете, что Рорх не придет за ним? — гортанным голосом спросил он.

— Помогите мне внести его в дом, и я расскажу вам все.

Теодор слушал рассказ Аэлин обо всем, через что им с Мальстеном пришлось пройти, с трудом давя в себе злость. Мальстен Ормонт принял видение тринтелл, взял под контроль хаффрубов — и остался жив, хотя дыхание Рорх за его плечами Теодор чувствовал уже не первый год. Он знал, что богиня смерти жаждет заполучить Мальстена Ормонта в свое царство, оттого и посылала ему испытание за испытанием. Немыслимо было лишь то, что этот данталли каким-то образом умудрялся выживать. Он раздражал богиню.

Когда Аэлин поведала историю о Ланкарте, Теодор едва не вскочил. Злость захлестнула его и едва не обрушилась потоком прямо на наглую человеческую женщину, смеющую преподносить эту историю как их с данталли достижение.

Со смертью нельзя играть! Нельзя.

С ней нельзя шутить. Это недопустимо.

— Ланкарт — чудовище, — рассказывала Аэлин, не подозревая о мыслях аггрефьера, — но он многое знал о данталли. Его знания оказались полезными и теперь, когда с Мальстеном случилось… это... — Она покачала головой. — Ланкарт был прав: одно из его сердец еще бьется. И состояние тела не ухудшилось за время путешествия. Он не умер, Теодор.

— Это и впрямь… удивительно, — выдавил аггрефьер. — История еще не знала более… гм… живучего существа.

— Я знаю, что у аггрефьеров к этому свое отношение, — осторожно заговорила Аэлин, — но раз одно его сердце еще бьется, значит, Рорх не готова забрать его к себе, верно?

Она проверяет меня, — понял Теодор, стараясь не выдать своего негодования. — Что эта женщина вообще может знать о богине?! Что она может знать о ее воле? — Он пронзительно посмотрел на нее.

— Да, — коротко отозвался он, подтверждая для себя лишь то, что у аггрефьеров отношение к смерти отличается от человеческого. Оно правильнее. Честнее. Тоньше.

Аэлин Дэвери считала, что знает это. Она ошибалась, ей не дано было постичь волю богини смерти.

Возможно, если б не она, то и Мальстен соблюл бы волю Рорх, — подумал Теодор.

Эта мысль заставила его вздрогнуть и взглянуть на Аэлин Дэвери совершенно иначе. Союз данталли и охотницы на иных? Это изначально показалось ему странным, но теперь он мог с уверенностью сказать, что в этом было неправильно. Вмешательство Аэлин Дэвери в судьбу Мальстена Ормонта и влекло за собой все эти пройденные испытания! Союз, который не должен был сложиться, искажал судьбу данталли, которому давно уготовано было отойти на ту сторону мира! Только дотошная Аэлин Дэвери удерживала его от этого. Если ее не станет… если устранить эту неправильность, все встанет на свои места. Рорх хотела бы этого. Теодор даже готов был вложить в свой крик по ее смерти всего себя.

Но если я просто убью ее, я тоже нарушу волю богини, — понял Теодор. — Так я тоже прогневаю ее. Но что я могу?..

Он знал, что не должен убивать ее сам. Но прервать чужую жизнь своими руками — не то же самое, что создать обстоятельства, при которых эта самая жизнь прервется. О, с точки зрения аггрефьера, разница огромна.

Если Аэлин Дэвери умрет, то Рорх вскоре явится и за Мальстеном Ормонтом. И на этот раз рядом с ним не будет никого неправильного, кто оградит его от воли богини. Он уйдет к ней.

Впрочем, если предположить, что Теодор не слышал всего, что Аэлин Дэвери рассказывала о некроманте по имени Ланкарт, он может поступить с ускользнувшим данталли так, как поступил бы любой и каждый — предать его земле. Сразу после того, как…

— Теодор? — окликнула его Аэлин.

— Простите. Я пытаюсь осмыслить все, что услышал от вас. Некромант… его знания о данталли… смерть Бэстифара… — Он покачал головой. — Все это слишком для меня.

Аэлин сочувственно поморщилась.

— Знаю. — Она нехотя поднялась, хлопнув себя по коленям. — Я буду приходить каждую неделю, чтобы его проведать, Теодор. Понятия не имею, сколько он пробудет в таком состоянии, так что прошу прощения за то, что он на некоторое время стеснит вас. Но, помнится, после бегства из Малагории он также останавливался у вас. Он вам доверяет. У вас его не станут искать. Вы ведь поможете ему? Он ведь ваш друг.

Друг. Люди ставят это понятия выше воли богов, хотя делают вид, что поклоняются богам. Так глупо.

— Я сделаю все, что должен, — смиренно кивнул Теодор.

Аэлин устало вздохнула, с явной неохотой поднялась и подалась к двери. Аггрефьер вскинул трехпалую руку.

Задержать ее. Устроить так, чтобы сама умерла. Непременно устроить так.

— Леди Аэлин, постойте! — воскликнул он. Из горла вырвался резкий клокочущий звук. — Куда же вы пойдете ночью?

Аэлин глубоко вздохнула. Ей на плечи надавила усталость, которой не удавалось дотянуться до нее последние несколько недель.

— Стеснять вас еще и своим присутствием я не хочу, — сказала она.

— Пустяки! — возразил Теодор Гласс. — Леди Аэлин, в прошлый раз я… проявил себя не очень гостеприимно. Позвольте мне загладить вину. К тому же, Мальстен вряд ли простил бы мне, что я позволил вам уйти ночью в лес. Останьтесь, я настаиваю.

Несколько мгновений Аэлин изучающе смотрела на него. В его голосе ей слышалось какое-то странное нетерпение, однако она понятия не имела, с чем оно связано. Быть может, Теодор действительно хочет показать большее гостеприимство, чем в прошлый раз? Или просто опасается гнева Мальстена, который может прийти в себя в любую минуту? Аэлин не знала. Она чувствовала лишь усталость, поэтому отказываться от ночлега не стала.

— Только если я не сильно вас обременю, — вздохнула она.

Аггрефьер просиял.

— Ни в коем случае! — Он помотал головой. — У меня нет человеческой еды, чтобы вас угостить, но, может, я смогу предложить вам отвар из трав? Он придаст сил после долгой дороги. Завтра сможете отправиться в путь отдохнувшей, когда рассветет.

Аэлин лениво кивнула. После предложения Теодора остатки сил покинули ее, и сейчас она могла думать только о том, чтобы забыться сном. Ненадолго ей это удалось. До нее изредка доносились звуки, с которыми Теодор возился у очага, готовя травяной отвар. Эти звуки вырывали ее из хрупкой полудремы, и она вздрагивала, тут же вновь ощущая навалившуюся усталость.

В какой-то момент трехпалая рука осторожно легла ей на плечо.

— Леди Аэлин? — тихо позвал Теодор. Во второй руке он сжимал глиняную чашку с отваром. — Я дал ему немного остыть, чтобы было не слишком горячо пить.

Аэлин потянулась на стуле, на котором сидела, и потерла глаза.

— Спасибо вам, Теодор. Вы очень добры.

— Я лишь хочу поступить правильно, — мягко произнес аггрефьер. Он умиротворенно уселся напротив гостьи, из его жестов исчезла прежняя нервозность. Теодор молча наблюдал за тем, как гостья осушила чашку, а затем забрал ее и отставил прочь.

— Крепкого вам сна, леди Аэлин, — сказал он.

Аэлин хотела ответить, но уже не сумела. Ее накрыла долгожданная темнота.

После того, как расстался с Аэлин, Дезмонд некоторое время брел по лесу в одиночестве, решив свернуть с основного тракта, дабы не попасться случайным разбойникам, однако в темноте начал слишком часто спотыкаться и вскоре решил, что необходимо устроить привал.

Пока он сумел обустроить себе приличное кострище и, сыпля проклятьями, разжег его, прошло несколько часов. Дезмонд совершенно выбился из сил.

Привалившись к большому дереву, он сел на свою дорожную сумку и уставился в темноту. Смешанный Сонный лес казался ему неприветливым, даже зловещим. Не чета малагорским паркам.

Дезмонд зажмурился, стараясь отогнать от себя мысли об Обители Солнца.

Мне никогда туда не вернуться. Как прежде, уже не будет.

По телу данталли разлилась дрожь, и он обхватил себя за плечи, не понимая, дрожит он от страха или от холода. Костер грел, но полностью отогнать промозглый холод Сонного леса не мог. Страх — перед будущим, перед опасностями, перед новым смутным временем — то и дело вонзал в Дезмонда свои острые когти. Что будет дальше? Куда ему идти? Где попытаться устроить себе спокойную жизнь? Возможно ли это здесь, на материке?

Эти вопросы грызли Дезмонда изнутри и, не сумев найти ни одного успокаивающего ответа, он закрыл лицо руками и тихо заплакал.

Теодор Гласс не помнил, когда в последний раз работал так отчаянно и спешно. Хотя его отвар должен был заставить Аэлин Дэвери пролежать в глубоком сне всю ночь, аггрефьер торопился. Он не был уверен, что Тарт, по какой-то причине благоволящая к этой охотнице, не заставит ее очнуться раньше. Впрочем, в этом случае он может рассчитывать, что окажется быстрее Аэлин. С ней он сладить сможет, а вот с Мальстеном… если этот данталли и впрямь очнется и застанет Теодора за этим занятием, добром это не кончится. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы Мальстен приходил в себя. Ведь его тоже предстоит похоронить!

Без гроба, без гроба! Так будет быстрее! — Эта мысль назойливо стучала в голове Теодора. Если хоронить без гроба, успеть гораздо проще. Но такого пренебрежения к Рорх аггрефьер себе позволить не мог. Этого богиня и Жнец Душ не простят, это станет для них оскорблением. Чтобы вестник беды — и так поступил? Нет, нет, это святотатство. Люди часто бросаются этим словом, даже не подозревая, что это такое!

Злость придала Теодору сил. В горле клокотало, и он изредка запрокидывал лысую голову на тонкой шее, издавая жалкое подобие стона, и близко не способного сравниться с настоящим поминальным криком аггрефьера. Теодора захватывало предвкушение. Он ждал смерти, которая должна была случиться уже много раз, но отступала.

Ждал, продолжая наспех сколачивать гроб из неровных занозистых досок, которые нашел на тракте — вероятно после разбойничьего налета на телегу с провиантом, — и которые собирался пустить на растопку. Ни один приличный гроб, конечно, из таких было не соорудить. Будь у Теодора время на щепетильность, он счел бы свое творение таким же оскорблением Рорх, как и зарывание тел охотницы и данталли в сырой земле вовсе без гроба! Однако мог ли он знать? Мог ли догадываться, что в эту роковую ночь ему предстоит помочь воле богини исполниться? Рорх, надо думать, прогневалась бы куда сильнее, если б аггрефьер проигнорировал этот зов.

Походящий на птичий клюв нос вестника беды жадно втянул влажный морозный воздух.

Хоть бы земля легко поддалась! — уповал он на волю Рорх, продолжая свое упорное занятие. Он надеялся успеть до зари.

Ему удалось. Когда первые лучи рассветного солнца прорезали небо, аггрефьер вынес из дома охотницу, все еще находящуюся под действием отвара и не приходящую в себя. Тщедушному аггрефьеру нести женщину было тяжело, но он упорствовал и держал священный дар Рорх крепко в своих длинных трехпалых руках. Кряхтя и пыхтя от напряжения, он все же сумел донести Аэлин Дэвери до наспех сколоченного гроба и осторожно уложить ее туда. Она тихо застонала во сне, и Теодор в страхе замер, держа в руках крышку, боясь, что охотница вот-вот придет в себя. Но боги оказались милостивы к старательному аггрефьеру и не пробудили женщину от крепкого сна.

Теодор медленно опустил крышку гроба, последний раз взглянув в умиротворенное лицо Аэлин Дэвери.

Хорошо бы заколотить, — подумал он. Однако почва должна была сработать не хуже гвоздей и придавить крышку своим весом.

Теодору вновь пришлось напрячься всем телом, чтобы скатить поставленный на импровизированные тканевые полозья гроб в вырытую яму. Получилось неровно, крышка немного съехала, да и могила была недостаточно глубокой, но на большее Теодору не хватило бы ни сил, ни времени. Отдышавшись, он замер, и прислушался. Аэлин не приходила в себя.

Пора!

Вновь взявшись за лопату, Теодор принялся зарывать могилу. На это ушли почти все его силы, однако, примяв землю в последний раз, он остановился и оценил свои труды по достоинству. Этот клочок земли отличался от других, и первое время будет легко распознать здесь могилу. Впрочем… могила — близ жилища аггрефьера? Кому придет в голову удивляться?

Сначала вокруг не было ничего. Мальстен мог бы сказать, что пустота окружала его довольно долго, однако там, где он оказался, время теряло всякий смысл. Единственное, что сопровождало его почти постоянно, — какой-то редкий мерный стук. Глухой, но различимый, напоминавший очень медленный ритм.

Затем ритм стал обретать краски. Синий сполох, затем белый… словно нечто пыталось проступить сквозь черную пустоту, явить себя. Постепенно цвета приобрели очертания, которые задерживались в густой черноте, маня к себе, как блуждающие огоньки.

Мало-помалу Мальстен начал чувствовать, что под ногами есть нечто твердое, по чему можно пройти, и медленно стал пробираться к манящим силуэтам домов, затянутых призрачным туманом и отдаленно напоминавших Фрэнлин. Поначалу идти было трудно: что-то будто не желало отпускать его, тянуло назад. Но Мальстен продолжал идти и наконец сумел выйти на мощеную улицу, ведущую к большому дереву, пробившему себе путь наверх прямо сквозь камни дороги. Толстые ветви облысели: похоже, в этом призрачном городе стояла середина осени. Небо затягивали сизые облака, пропускавшие лишь рассеянный, сероватый дневной свет.

Под ветвями мощного дерева стояла чья-то фигура. Мальстен безошибочно узнал того, кто поджидал его здесь, ведь его образ отпечатался в памяти намертво.

Сезар Линьи.

— Здравствуй, Мальстен, — поздоровался бывший наставник.

— Ты мне снишься? Снова?

Собственный голос показался Мальстену приглушенным, будто утопленным в слишком густом влажном воздухе.

— Нет, Мальстен. Это не сон. Ты знаешь, где ты?

— Нет, — последовал честный ответ. Обычно Мальстен страшился показывать Сезару свои слабые места, какими бы они ни были, однако на этот раз ему совсем не хотелось врать наставнику.

— Подумай, — вздохнул Сезар. — Прислушайся. Что ты слышишь?

Мальстен прикрыл глаза. Вокруг него вновь сомкнулась чернота. Он на миг испугался, что образ города вместе с Сезаром канут в небытие, но заставил себя сосредоточиться и последовать совету наставника. Он слушал.

— В городе совсем тихо, — сказал он. — Ни людей, ни животных, ни птичьего пересвиста. Только изредка доносится какой-то мерный стук. Ты его слышишь?

Мальстен открыл глаза и посмотрел на Сезара. Тот лишь моргнул в ответ. Ни улыбаться, ни отвечать он не стал.

— Что это, по-твоему, такое? — упорствовал он в своем расспросе.

— Больше всего похоже на… пульс, — нахмурился Мальстен. — Только очень медленный.

В голову пришла одна мысль, но она показалась почти безумной.

— Это мое сердце? Одно?

— Верно, — кивнул Сезар.

— Значит, я ускользнул на теневую сторону мира? — Мальстен почувствовал досаду и опасение. Он не мог припомнить, при каких обстоятельствах это произошло, но предчувствовал нечто очень недоброе.

— Расплата оказалась для тебя слишком сильной, — спокойно сказал Сезар. — Она забрала тебя сюда. Но лишняя энергия ушла, и ты готовишься вернуться.

Мальстен склонил голову изучая наставника.

— А ты — мой проводник обратно? Ты по-настоящему здесь?

На этот раз на лице Сезара показалась снисходительная улыбка.

— Нет, Мальстен. Сезара Линьи, которого ты знал, давно нет в живых. Я — та часть тебя, которую ты с ним отождествляешь. Образ, который живет в твоей памяти. Я не сам пришел сюда, это ты вызвал меня. Выбрал именно такой вариант пробуждения. Кажется, ты хочешь о чем-то со мной поговорить.

Мальстен отвел взгляд.

— Вряд ли нам есть, о чем говорить. Лучше помоги мне вернуться. Я ведь за этим позвал тебя сюда?

Сезар нахмурился, и Мальстен мог поклясться, что видит на его лице сочувствие. Впрочем, теперь, когда он знал, что это не истинный его наставник, нетрудно было разглядеть на этом лицо что угодно.

— Я — твой проводник обратно, ты прав. Только вернуть я тебя смогу лишь после того, как ты получишь от меня то, зачем позвал.

Мальстен задумался.

— Сезар Линьи, которого я знал, всегда указывал на мои ошибки. Если я выбрал в качестве проводника тебя, стало быть, ты здесь за этим. Указать мне на ошибки. Верно?

Сезар кивнул.

— Для этого тебе нужно вспомнить, что произошло перед тем, как ты ускользнул.

Мальстен попытался воскресить в памяти лениво плывущие образы мира, который сейчас был от него невообразимо далек. Что он помнил?

— Я помню Ийсару, — покачал головой Мальстен. — Она пришла, чтобы… — Он осекся и поднял на Сезара отчаянный взгляд. — Боги, она ведь провела во дворец захватчиков! Она сделала это, чтобы отомстить мне!

— И ей это удалось, — прикрыв глаза заметил Сезар. — Ты пошел с ней, не заподозрив угрозы. Доверился женщине, затаившей на тебя обиду.

Мальстен поджал губы. Сейчас он и сам понимал, насколько глупо поступил, хотя в тот момент он лишь хотел как лучше.

— Все получилось бы, если б…

— Если б Колер и его люди каким-то образом не сделали себя похожими на хаффрубов и вдобавок не надоумили Ийсару сковать тебя красной накидкой? — Сезар скептически хмыкнул. — Ты понимаешь, что во всем, что может тебя оправдать, слишком много «если»?

Возразить было нечего. Мальстен опустил голову, почувствовав себя нашкодившим мальчишкой.

— Ты слишком часто уповаешь на удачу, — недовольно цокнул языком Сезар. — А играешь при этом по-крупному. Даже слишком. В таких делах можно рассчитывать на удачу, только если ты баловень судьбы, да и то с осторожностью. А тебя, Мальстен, баловнем судьбы даже с большой натяжкой назвать сложно.

Мальстен хмыкнул.

— Я уповал не на удачу, — возразил он. — Столько раз мне доказывали, что я чуть ли не всесилен. Но стоит мне на это понадеяться, как находится какая-то мелочь, которая доказывает мне обратное.

— Разве не поэтому я всю твою молодость учил тебя тому, что ты не всесилен? Не для того ли называл бездарью? — На лице Сезара вдруг показалась печальная улыбка. Он внимательно посмотрел на своего ученика. — Мальстен, ты хоть раз задумывался, зачем я на самом деле это делал?

Эти слова заставили Мальстена поморщиться.

— Сезар, а не ты. Ты лишь часть меня, откуда ты можешь знать, что им двигало?

— Потому что я — единственная часть тебя, которая способна это понять. Мальстен, надо быть полным идиотом, чтобы по-настоящему считать тебя бездарью. — Сезар пожал плечами и невесело усмехнулся. — Никто не смог бы искренне назвать тебя так при всем желании. Для этого нужно знать хоть одного данталли, кто обращался бы с нитями лучше тебя, а я не уверен, что хоть кому-то на Арреде встречалось такое существо со дня падения острова Ллиан.

Сезар глубоко вздохнул и перевел взгляд на опустившего голову ученика. Отчего-то слова о силе и мощи вызывали в нем необъяснимую горечь.

— Но сила опьяняет, Мальстен. Кого как: кто-то чувствует вседозволенность, кто-то безнаказанность, кто-то считает, что ему все нипочем, кто-то верит в свою неуязвимость, кто-то считает, что он все контролирует. И далеко не все готовы брать на себя ответственность, которая уравновешивает силу на второй чаши весов.

Мальстен нахмурился.

— Мне не было дела до власти, — в сердцах произнес он.

— Было, — возразил Сезар. — Другое дело, что ты считал это неблагородным, поэтому не стремился к экспансии. По крайней мере, в явном виде. — На губах Сезара показалась заговорщицкая улыбка. Мальстен поднял на него возмущенный взгляд.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лишь то, что ты обладал властью. И довольно большой. Тебе доверяли ее другие. Рерих был опьянен твоим даром и доверил тебе сначала десять человек, затем сделал командиром Кровавой сотни.

— Я возражал! — покачал головой Мальстен.

— Не слишком яростно, — многозначительно хмыкнул Сезар. — Бэстифар был поражен твоей силой и выдержкой. Он позвал тебя в Малагорию и доверил тебе цирк.

— Он ведь сам этого хотел!

— А тебе это так претило, что с приходом Дезмонда на твое место ты выдохнул с облегчением и совсем не испытал ревности? — Сезар прищурился. — Я часть твоей души, Мальстен. Не пытайся меня обмануть.

Мальстен невольно сжал руки в кулаки. Отчего-то слушать своего воображаемого наставника было поистине неприятно. Если б от этого разговора не зависело его возвращение в мир, где в нем нуждаются, он заставил бы Сезара замолчать.

— После твоего бегства Бэстифар оценил тебя еще выше. И он заключил с тобой договор. Ты стал чуть ли не вторым правителем Малагории.

— Этого — я не хотел! — воскликнул Мальстен.

— Ты занял положение наставника Дезмонда в цирке. Труппа внимала тебе гораздо больше, чем ему, и не говори, что тебе это не нравилось, — продолжал Сезар, игнорируя его возмущение. — Тебе доверяли все, и ты старался не ударить перед ними в грязь лицом. На том и погорел. — Сезар вздохнул. — Нет, ты не избегал ответственности. Наоборот, именно ее ты и искал. А вместе с ней приходила власть, которая считалась бременем и неизбежным злом. Но ведь она вдохновляла тебя, Мальстен. Не говори, что это не так. Это было твоим способом впечатлять других, а ты делаешь это всю свою жизнь. Разве нет?

Признавать это не хотелось, но в словах Сезара была колкая неприятная истина, сбежать от которой не получалось.

— Я называл тебя бездарью, — продолжил наставник с несвойственной ему мягкостью в голосе, — потому что хотел напомнить тебе: каким бы сильным ты ни был и какой бы властью ни обладал, ты уязвим. И не всемогущ. Я не хотел, чтобы твой дар опьянил тебя так же, как он пьянил других. И я знаю, ты на меня за это обижен.

Мальстен поднял на него взгляд.

— Я не…

— Не лги. — Сезар говорил спокойно, но в голосе зазвенела привычная сталь. — Хватит пытаться выставить себя кем-то другим, чтобы подняться в моих глазах. Я давно умер, Мальстен. А ты жив. Не это ли доказательство, что ты умеешь избегать опасности куда лучше меня? — Он усмехнулся. — Бенедикт Колер явился в Хоттмар, и я не сумел ему противостоять, а у тебя получилось. Ты мог сам с горячей головой кинуться мстить ему после того, что случилось в Хоттмаре, но тогда ты бы себя выдал. Без провокаций он в ту пору не мог достать тебя, у Культа не было такой власти. Никто бы не позволил ему пускать кровь герцогам направо и налево без свидетельских показаний. Ты знал это и сдержался. Этого достаточно. — Он многозначительно вгляделся в глаза ученика. — Достаточно, чтобы не притворяться.

Мальстен прерывисто вздохнул. Фоновый пульс, разносящийся по призрачному туманному городу, участился.

— Я понимаю, почему ты был со мной строг. Видят боги, я этого заслуживал. И, боюсь, что, несмотря на эту предосторожность, все твои страхи я воплотил.

— Как посмотреть, — пожал плечами Сезар. — Ты не раз попадал в трудные ситуации, но выходил из них.

— Я был не один.

— И в этом главная твоя заслуга. — Сезар невесело усмехнулся. — Я учил тебя быть одиночкой, но не отучил доверять другим. Будь ты в те моменты один, возможно, уже погиб бы. Впрочем, будь ты одиночкой, может, и не угодил бы в переплет, но ради чего бы ты тогда жил? — Он пожал плечами. — Пути богов неисповедимы, Мальстен. Мы не можем с точностью сказать, как бы сложилась наша судьба, если б мы сделали иной выбор. Но в одном я уверен: я рад, что настоящим одиночкой ты так и не стал. Твое решение я считаю верным.

Мальстен кисло улыбнулся.

— Ты — это я, не забыл? Настоящий Сезар вряд ли бы с тобой согласился.

— А вот тут ты ошибаешься. Уверяю тебя, он посчитал бы точно так же. Другое дело, что его гордость не позволила бы ему признать это вслух. Думаешь, для него не имел никакого значения тот пьедестал, на котором он стоял для тебя? Думаешь, он готов был так просто распрощаться с ним? — Сезар покачал головой. — Ты его ученик. Взгляни на то, как воспринимаешь собственное положение, и поверь мне: он относился к этому так же.

Мальстен прикрыл глаза. Сезар понимающе улыбнулся, и эта улыбка зазвучала в его голосе, когда он заговорил снова:

— Вы с ним во многом похожи, но во многом различаетесь. Иначе и быть не могло. И, знаешь, он ведь не всегда был прав. Сезар Линьи не был непогрешим. И в общении с тобой он проявлял гораздо больше строгости, чем требовалось. Он, может и рад бы был это изменить, но боялся, что навредит тебе гораздо больше.

Мальстен нервно усмехнулся.

— За это я… наверное, держал на него обиду. Довольно долго.

— Сейчас не держишь?

Мальстен посмотрел в затянутое сизыми тучами небо.

— Нет, — покачав головой, со смиренной улыбкой ответил он. — И ты знаешь, что сейчас я не лгу. Знаешь, после того как я отдал Бэстифару расплату в качестве оружия, — бесполезного, как оказалось, — я ведь столкнулся с новой ее формой. И она уже не станет легче. — Мальстен вздохнул. — Она будет такой, и, когда я вернусь, с этим придется учиться жить. — Он перевел досадливый взгляд на Сезара. — Сейчас мне даже жаль, что по возвращении никто не проявит твоей строгости, чтобы вновь научить меня терпеть. Я должен буду сделать это сам.

Сезар вздохнул.

— Хочу, чтобы ты знал: он не ненавидел твою слабость в моменты расплаты. Он ее боялся, поэтому и был беспощаден.

— Мне кажется, я понял его чуть лучше, — кивнул Мальстен. — Скажи, как мне найти выход отсюда? Я должен вернуться.

— Еще кое-что напоследок, — покачал головой Сезар. — Ты открыл в своем даре гораздо больше граней, чем я когда-либо мог тебе показать. Если уж ты привык быть азартным и играть по-крупному, умей рисковать.

Мальстен нахмурился.

— О чем ты?

Сезар улыбнулся, но в этой улыбке отчего-то мелькнуло сочувствие.

— Ты поймешь. Очень скоро.

— Сезар…

— Дотронься до дерева.

Мальстен послушал наставника, скорее, по старой привычке, чем осознанно. Рука легла на шершавый ствол дуба, пульс города начал доноситься с эхом, будто удваиваясь, но не попадая в общий ритм. Небо в считанные мгновения начало светлеть. Оно становилось все ярче, пока ослепительный свет не заполнил все вокруг.

— Удачи, Мальстен! — донесся до него утопающий в свете голос Сезара.

Тьма. Повсюду была тьма. Воздух казался спертым и каким-то землистым. Двигаться было тяжело. Аэлин попыталась пошевелиться, и ей показалось, что на лицо что-то упало. Что-то рыхлое и пахнущее холодной почвой.

— Теодор! — позвала Аэлин, тяжело дыша и пытаясь понять, что происходит. Темнота поглощала все вокруг. Дыхание перехватывало от поднимающейся внутри паники. Аэлин понимала, что лежит. Он попыталась встать, но ноги уткнулись в какую-то стену. Об нее же ударился лоб.

Гроб! Я в гробу! — в ужасе подумала Аэлин. Из груди невольно вырвался вопль. Громкий и оглушительный.

— Помогите! — закричала Аэлин, принявшись колотить по крышке гроба. — Теодор! Будь ты проклят, выпусти меня отсюда! Теодор!

Она безуспешно билась несколько минут, но толку не было. На лицо лишь упало больше земли, заставив ее закашляться. Дышать легче не становилось. Наоборот, Аэлин показалось, что воздуха становится только меньше. В следующий миг она поняла, что ей не показалось. Ужас захватил ее целиком, и еще несколько минут она истерически кричала, билась, рассаживая костяшки пальцев и колени о занозистый гроб, и плакала.

Остановись! Ты делаешь хуже, — подсказывал ей здравый смысл. Некоторое время ушло на то, чтобы прислушаться к внутреннему голосу. Успокоить себя стоило титанических усилий, но все же Аэлин удалось заставить себя дышать медленнее и ровнее и перестать дергаться.

— Так… так… — зашептала она. — Думай.

Отрывок ночи пролетел перед глазами. Аэлин вспомнила, как вежлив был с нею аггрефьер, как убеждал ее остаться. Вероятно, это сумасшедшее существо решило, что они с Мальстеном все же не соблюдают, а нарушают волю Рорх, и решил поспособствовать переходу обоих на теневую сторону мира.

Мальстен! Он же там совершенно один, он беззащитен! Этот ублюдок мог уже убить его!

Судорожный вдох показался тяжелым. Воздуха было немного, и количество его только уменьшалось. Глаза обожгли слезы отчаяния, но Аэлин заставила себя задержать дыхание и успокоиться.

Никто не придет, — подумала она. Еще никогда прежде ей не было так жалко саму себя, однако она попыталась отогнать эту мысль прочь. Жалость сейчас не поможет, нужно было думать, как выбраться отсюда. — Теодора звать бесполезно: этот проклятый выродок на помощь не придет. Мальстен… боги, что он с ним сделал? — Аэлин сжала кулаки. — Спокойно. Мальстена ждать не стоит. Значит, я должна выбираться сама. Эта крышка гроба лежит неплотно. Стало быть, надо нащупать брешь и выбираться наружу, другого способа нет. Клянусь всеми богами Арреды, я убью эту тварь!

Злость придала сил. Аэлин осторожно вытянулась, попытавшись понять, сколько у нее свободного пространства. Результат показался ей удручающим, но всколыхнувшуюся панику удалось подавить. Осторожно изворачиваясь и шаря руками в темноте, Аэлин нащупала довольно большую щель, из которой то и дело сыпалась в гроб земля. Она попыталась сдвинуть крышку: безуспешно. Сил не хватало, холодная почва была слишком тяжелой, но это не остановило Аэлин. Она понимала, что у нее всего два варианта: упорно работать и пытаться выбраться из гроба, пока не кончился воздух, или умереть.

Дезмонд присмотрелся к кострищу, встретившемуся ему на пути, и застыл. По спине пробежал холодок.

Я, что, ходил кругами? — ужаснулся он.

С рассветом он двинулся в путь, так и не представляя, куда хочет прийти. Лес казался ему везде одинаковым, равномерно неприветливым и пугающим. Дезмонд опасался, что запнется о какую-нибудь корягу и расшибется насмерть, однако вскоре сумел более-менее приноровиться к Сонному лесу и начал двигаться увереннее. Когда солнце начало понемногу склоняться к закату, проглядывая меж деревьями, Дезмонд с гордостью понял, что прошел достаточно много. Пейзаж не менялся, но он предполагал, что леса на материке огромны, и выход из них может занять несколько дней.

Хорошо бы выбраться на основной тракт, — подумал он и попытался найти дорогу. Это отняло не один час и в итоге привело его к до боли знакомому кострищу. Дерево, под которым Дезмонд разместил свою сумку сегодня ночью, и место для костра — это, без сомнения, была его точка привала.

Боги, я же заблудился! — в панике подумал Дезмонд.

Он съехал по стволу того же самого дерева и подтянул к себе колени, испугавшись, что никогда не выберется отсюда.

Глубокий вдох. Легкая дрожь век. Тело, постепенно осознающее, что ему пора прийти в движение. Отчетливый стук двух сердец под лежащей на груди рукой.

Наконец трепещущие веки поднялись, и Мальстен растерянно огляделся. Он был один в помещении, показавшееся ему знакомым. В одном он был уверен: это помещение никак не могло находиться в гратском дворце.

Аэлин! Бэс!

Мальстен резко втянул воздух и попытался резко вскочить. Тело непослушно качнулось и не пожелало повиноваться с первого раза. Мальстен чувствовал себя так, будто совершенно отвык двигаться.

Как это могло случиться? Сколько же я отсутствовал?

Ответом на вопрос послужило помещение, в котором он находился. Он наконец определил, что это за место.

— Не может быть! — прошептал Мальстен вслух.

Однако глаза его не обманывали: он находился один посреди комнаты Теодора Гласса. Кто привез его сюда? И как давно?

Последний вопрос и вовсе повергал Мальстена в ужас: одно то, что он оказался здесь, означало, что он пробыл без сознания больше месяца.

— Аэлин…

На подгибающихся с непривычки ногах, иногда опираясь на стену, чтобы сохранить равновесие, Мальстен вышел из комнаты и поискал взглядом Аэлин или Теодора.

В доме никого не оказалось, однако с улицы доносился какой-то стук. Мальстен, нахмурившись, вышел на улицу и поежился от влажного холода.

— Аэлин? Тео? — позвал он.

Стук оборвался. Через несколько мгновений долговязый аггрефьер с выражением искреннего изумления на лице показался из-за дома. В руках у него был молоток, который он причудливо обвивал тремя длинными пальцами.

— Мальстен? — Оклик сопроводил клокочущий горловой звук. — Глазам не верю! Ты… ты очнулся?

Данталли рассеянно кивнул.

— Похоже на то. Тео, как я здесь оказался? Последнее, что я помню, это резню в гратском дворце.

— Я знаю, что произошло, — прервал его аггрефьер. — Мне рассказала твоя охотница. — Он огляделся по сторонам и поспешил добавить: — Ее здесь нет, кстати, если ты ее ищешь.

Мальстен нахмурился.

— Нет? Когда она вернется, не говорила?

Аггрефьер пожал плечами.

— Я так понял, что никогда, — туманно заметил он. — Она оставила тебя здесь и в тот же вечер ушла. Рассказала, что ее отец погиб, пытаясь освободить тебя из ловушки Красного Культа.

Оба сердца Мальстена болезненно сжались. Это было чистой правдой: Грэг погиб, пытаясь спасти его.

— Аэлин ушла… поэтому?

— Она не говорила, почему, как надолго и куда уходит, — вздохнул Теодор. — Просто попросила присмотреть за тобой. Почему-то была уверена, что ты очнешься, а я не верил. — Аггрефьер говорил с явной досадой, махнув молотком в трехпалой руке. — Даже гроб для тебя решил сколотить на всякий случай. Слишком уж слабо верилось, что ускользнувший после расплаты данталли может вернуться к жизни.

Обыденность этого замечания заставила Мальстена нервно усмехнулся.

— Очень… гм… заботливо с твоей стороны.

Теодор покорно склонил голову. Мальстен оценивающе посмотрел в сторону леса.

— Тео, а Аэлин… давно она ушла?

Аггрефьер перемялся с ноги на ногу.

— С неделю… точно не могу припомнить, Мальстен. Здесь все дни, как один.

— С неделю? — Мальстен оторопел. — Хочешь сказать, я здесь уже неделю?

— Около того, — пожал плечами Теодор. Казалось, расспросы начинают раздражать его.

— Ясно.

Мальстен решительно развернулся. В комнате, где он очнулся, он не обнаружил никаких вещей. Стало быть, их при нем не было. Тем лучше: не придется тратить лишнее время на сборы.

Теодор встрепенулся и подался в его сторону.

— Постой! Куда ты собрался?

— Я должен найти Аэлин, — кивнул Мальстен, продолжая двигаться к лесу.

— Но как ты будешь ее искать? И… проклятье, Мальстен, ты ведь только очнулся! Уже закат, подожди хотя бы до утра! — Теодор остановился и, издав нервный клекот, выкрикнул: — Ты все равно вряд ли ее найдешь!

Мальстен остановился и обернулся. Взгляд его сделался угрожающе подозрительным.

— Что ты хочешь этим сказать?

Аггрефьер мигнул, полупрозрачное третье веко дернулось, взгляд невольно опустился на ладони данталли, словно в попытке разглядеть невидимые черные нити. Теодор чуть сильнее поджал длинные руки и соединил подушечки когтистых пальцев.

— Я ведь… слышу мысли, Мальстен… ты знаешь.

— И что же ты услышал в мыслях Аэлин?

Теодор издал клокочущий звук.

— Она не хочет тебя видеть. Не после того, что произошло. Поэтому она и ушла, оставив тебя здесь. Не думаю, что она хочет, чтобы ты ее нашел.

Мальстен опустил взгляд. В словах аггрефьера был здравый смысл, однако верить в это не хотелось.

Если уж ты привык быть азартным и играть по-крупному, умей рисковать, — вспомнились ему слова Сезара.

— В таком случае я хочу услышать это лично от нее. Если она скажет мне то же самое, я исчезну из ее жизни. Но для начала я найду ее.

Несколько мгновений Теодор молчал, затем махнул длинной рукой в сторону леса.

— Что ж, она пошла в том направлении, если это как-то поможет. Понятия не имею, куда она собиралась. В ее мыслях я на этот счет ничего не услышал: возможно, она и сама еще не решила, где осядет.

Мальстен чуть улыбнулся и кивнул.

— Этого достаточно. Спасибо, Тео. За все.

— Да, — помялся аггрефьер.

Мальстен не стал задерживаться и поспешил в указанном направлении. Неделя — большой срок, но он сделает все, чтобы найти Аэлин Дэвери.

Аэлин продолжала попытки сдвинуть крышку гроба так, чтобы выбраться. Приходилось останавливаться, потому что земля проникала сквозь щель, попадала в глаза, горло и нос, вызывая удушье. Стараясь действовать методично и осторожно, Аэлин работала, сколько могла. Она понятия не имела, сколько времени прошло, но явно не один час.

На сознание постепенно давила подступающая сонливость, хотелось зевнуть, но Аэлин держалась, сколько могла, чтобы не расходовать и без того малое количество воздуха, которое у нее осталось. Когда зевота все же брала верх, воздух казался особенно спертым.

Времени мало, — панически стучало в голове Аэлин, а она понимала, что толком не продвинулась к своей цели.

Отгоняя подступающее отчаяние, она продолжила сражаться с крышкой гроба, понимая по набирающей силу сонливости, что воздуха почти не осталось.

Дезмонд предпринял еще одну попытку выбраться на основной тракт, однако через три часа пути остановился, заподозрив, что возвращается к жилищу аггрефьера. Он никогда прежде не встречал этих существ и не горел желанием делать это сейчас.

Однако, если я и дальше буду плутать в Сонном лесу, придется идти к этому… аггрефьеру, чтобы спросить дорогу у Аэлин. Если она, конечно, не ушла оттуда. Боги, помогите мне!

Когда рыжие лучи закатного солнца пустили блики сквозь прорехи между облысевшими деревьями, Дезмонд вдруг заметил впереди чью-то фигуру. Издали он не различил черты лица, но Малагория научила его определять людей по походке… и в идущей ему навстречу фигуре он безошибочно узнал Мальстена Ормонта.

Быть того не может… — остолбенел Дезмонд. В нем всколыхнулся необъяснимый страх, заставивший его шмыгнуть за ближайшее дерево. Новая мысль заставила настороженность возрасти: — А почему он здесь один?

— Эй! — окликнул Мальстен и поспешил к укрытию Дезмонда. — Погодите! Я хотел лишь кое-что спросить!

Дезмонд понял, что Мальстен его не узнал. Впрочем, остатки манипуляций Левента до сих пор делали его издали неузнаваемым. Только при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что черные волосы светлеют у корней, а на лице пробивается золотистая бородка.

Решив, что скрываться глупо, Дезмонд вышел из своего укрытия и обреченно предстал перед анкордским кукловодом, продолжая глядеть на него с опаской.

— Дезмонд? — изумился Мальстен, окидывая своего знакомца с ног до головы изучающим взглядом. — Боги, это ты? Поверить не могу! Как ты здесь оказался?

Дезмонд недоверчиво покосился на него.

— Спрашивает у меня данталли, который только что вернулся с теневой стороны, — хмыкнул он, опасливо отступив на шаг. Мальстен проследил за его движением и понимающе кивнул.

— Ты, выходит, всю неделю был где-то поблизости, раз знаешь, что я вернулся только что, — сказал он. Дезмонд напряженно прищурился.

— Неделю? — переспросил он.

Мальстену передалась его напряженность. Что-то в том, как Дезмонд задавал ему вопросы, было что-то неправильное.

— В чем дело? — спросил Мальстен. — Ты смотришь на меня так, будто не веришь, что это вообще я. — Он потер переносицу. — Впрочем, можешь не верить, если угодно. Скажи вот, что: ты не знаешь, в какую сторону ушла Аэлин? И давно ли?

Дезмонд недоуменно склонил голову.

— Это ты мне скажи, где она! — обличительно воскликнул он. — Настоящий Мальстен Ормонт здесь без Аэлин бы не показался после всего, через что она прошла, чтобы привезти тебя сюда!

Оба сердца сбились с ритма от этого заявления.

— Аэлин… она ушла неделю назад после того, как оставила меня у Тео, — недоверчиво произнес он. — Она не хотела меня видеть после того, как умер Грэг.

Дезмонд поджал губы.

— Это полная чушь! Какая неделя? Сегодня тринадцатый день Сойнира, мы прибыли сюда только сегодня ночью. Неделю назад мы даже до жилища твоего аггрефьера еще не дошли! Впрочем, я сразу сказал Аэлин, что к этой твари не пойду. Помог только довезти тебя и тут же ушел. — Он приподнял руки и поспешил добавить: — Таков был наш уговор! Она согласилась!

Мальстен в немом опасении обернулся в ту сторону, откуда только что пришел. Теодор сказал ему нечто совсем иное. Зачем?

— Мальстен, где, бесы тебя забери, Аэлин?

— Проклятье!

Мальстен сорвался с места и бросился обратно к хижине Теодора. Аггрефьер сказал, что собирался сколотить гроб для своего лежащего без сознания гостя. Что, если этот гроб — уже не первый? Что, если с Аэлин он так уже поступил?

Нет! — в ужасе взмолился Мальстен. — Боги, только не это! Умоляю, пусть она будет еще жива! Прошу вас!

— Мальстен, постой! — окликнул его Дезмонд, который зачем-то побежал вслед за ним, однако держался на расстоянии.

Мальстен не останавливался. Он пытался обогнать время, которое уже упустил.

Аэлин с трудом открыла глаза и попыталась вновь сладить с крышкой гроба. Движение вышло слабым, почти ленивым. Глаза не желали открываться. Тянуло зевать, и теперь она не отказывала себе в этом удовольствии. Впрочем, вдохи все равно казались пустыми. Непреодолимо тянуло в сон, воздуха не хватало. Где-то в глубине сознания Аэлин всколыхивалась паника, но ее запала уже не хватало на то, чтобы заставить охотницу судорожно приниматься за борьбу.

Я проиграла эту войну. Прости, Мальстен, — успела подумать она, чувствуя, что засыпает.

Дверь в хижину сорвалась с одной из петель от резкого удара. Теодор издал клокочущий звук и едва не подпрыгнул от испуга. Миг спустя перед ним появился Мальстен Ормонт, всклокоченный и тяжело дышащий от бега. В глазах его пылала ярость существа, готового убивать.

Теодор попытался шагнуть ему навстречу, но не смог и понял, что черные нити крепко связали его.

— Где она? — глядя исподлобья, угрожающе тихо произнес Мальстен. — Говори правду, не то заставлю тебя вспороть собственное горло!

Проникать в сознание аггрефьера, рискуя снова ускользнуть на теневую сторону мира, не выдержав расплаты, Мальстен не стал. Впрочем, Теодор был достаточно напуган его видом и словами, чтобы сразу ответить:

— Я закопал ее! — каркающим голосом отозвался он. — В землю! Рядом с домом! Если бы не она, Рорх давно забрала бы тебя! Ты не должен был очнуться после расплаты!

Мальстен покривился от отвращения.

— Сумасшедшая тварь! — прорычал он, выходя из дома. Марионетка, ведомая нитями, послушно поспешила за ним. Они вышли на улицу. — Показывай! — приказал Мальстен.

Теодор издал нервный клекот.

— Она должна умереть! — воскликнул он. — Ваш союз…

— Заткни пасть! — Мальстен угрожающе приблизился. Особенно его отвращало то, что при своем трепетном отношении к смерти сам Теодор Гласс явно не хотел умирать, данталли чувствовал это, связывая его волю нитями. — Показывай. Иначе, клянусь, ты отправишься следом за ней!

Аггрефьер по-птичьи потряс головой, но направление указал. Мальстен бросился туда, утягивая марионетку за собой. Он довольно быстро нашел свежую могилу, даже несмотря на попытки Теодора замаскировать ее. Недалеко располагался небольшой храм Рорх, который возвел аггрефьер для своей богини. Мальстен, не раздумывая направился туда: инструменты для раскапывания могилы хранить было больше негде.

Теодор издал недовольный клекот, когда нити данталли заставили его опуститься на колени и начать разрывать землю, пока кукольник искал инструменты.

Подходящая лопата оказалась всего одна, и Мальстен взял ее. Он бегом вернулся к могиле и молча присоединился к Теодору, заставляя марионетку работать без перерыва вместе с собой. Однако чуть менее, чем через час, продолжая рыть руками землю, аггрефьер вдруг запрокинул голову, и из его груди вырвался жуткий оглушительный звук, удержать который были не в силах даже нити.

Мальстен уже слышал этот крик прежде, но никогда не присутствовал при этом так близко. Он невольно выронил лопату и зажал руками уши, с трудом сумев не упустить нити, державшие тело аггрефьера. Звук раздавался сразу в нескольких регистрах, будто кричала одновременно целая толпа. Этот вопль проникал в самую душу, словно отрывая от нее кусок и пропитывая остальную часть могильным холодом.

Поминальный крик аггрефьера мог означать лишь одно — жизнь только что покинула тело Аэлин Дэвери.

— Всё… — произнес Теодор, чьи руки продолжали рыть землю. — Смирись, Мальстен. Воля Рорх свершилась.

Данталли не слушал.

Если уж ты привык быть азартным и играть по-крупному, умей рисковать, — вспомнились ему вновь слова Сезара. Похоже, теперь он понимал, о чем шла речь. Нити продолжали держать марионетку, заставляя ее работать закоченевшими руками в холодной земле. Мальстен лишь ускорил темп.

— Подожди, Аэлин! Еще совсем немного!

— Зачем? — спросил Теодор. — Она мертва, Мальстен. Вернуть ее невозможно.

Кончик лопаты вдруг уткнулся в нечто твердое. Мальстен потянул за нити, заставив Теодора помочь ему поднять крышку гроба.

Черты лица Аэлин были узнаваемы, но Мальстена поразил ее образ. Как и Дезмонд, она перекрасила волосы в черный цвет, а одета была, как малагорская беженка. Это несомненно была она. И она не дышала. Перепачканное землей лицо казалось умиротворенным, глаза были закрыты. Кисти рук были рассажены в кровь: она до последнего пыталась бороться за свою жизнь.

— Аэлин! — воскликнул Мальстен, вытаскивая тело на землю. Ведомый нитями Теодор Гласс помогал ему.

— Она должна была умереть, так было нужно, — упорствовал аггрефьер.

Положив тело Аэлин на землю, Мальстен посмотрел на него. На губах появилась нехорошая улыбка.

— Ты кое-чего не знаешь о данталли.

Руки аггрефьера острыми когтями впились в собственное горло, разрывая плоть до крови.

Дезмонд притаился в подлеске, осторожно наблюдая за происходящим.

Что он делает?

Этот вопрос Дезмонд задавал себе, пока следил за странными действиями Мальстена. Посреди процесса плененный аггрефьер издал свой поминальный плач, и, воистину, это был самый жуткий звук из всех, что Дезмонд слышал за свою жизнь. Он закрыл уши и не сразу понял, что тоже кричит от ужаса. Наконец, вопль смолк.

Дезмонд проследил за тем, как тело Аэлин — явно мертвое — достают из могилы и перемещают на землю. Аггрефьер все это время был связан нитями Мальстена. Дезмонд недоумевал, как мог этот безумный данталли вообще решиться применить нити после того, что случилось с ним в гратском дворце. Но, похоже, перспектива пережить страшные муки его не пугала.

Но что он будет делать с телом? — недоумевал Дезмонд.

Внезапно ведомый нитями аггрефьер вонзил когти себе в горло. По спине Дезмонда побежал холодок. Чего таким образом пытался добиться Мальстен? Мести? Или хотел снова ускользнуть от расплаты, чтобы быть вместе с умершей возлюбленной?

Ответ не заставил себя ждать, и Дезмонд мог поклясться, что ожидал всего, кроме этого. Нити, теряя контакт с мертвой марионеткой, оборвались. Дезмонд ждал, что Мальстен тоже потеряет сознание или хотя бы закричит от боли, но вместо этого из его ладони вырвалась нить.

Она была красной.

Никогда прежде Дезмонд Нодден не видел такого. Эта нить — необычайно толстая — каким-то образом связалась с мертвой Аэлин Дэвери, что само по себе было невозможно. Но как мог Мальстен пользоваться нитями сейчас, когда его должна была настигнуть расплата? И почему она… не наступала?

Мальстен, слушай меня. Ты можешь от нее избавиться без помощи Бэстифара. Ты слышишь? — вспомнились Дезмонду слова Аэлин, которые он подслушал, стоя под дверью. Он тогда не расслышал, каким именно образом охотница считала такой вариант возможным, но сейчас наблюдал это воочию: расплаты не было. Работа с нитью продолжалась, хотя марионетка не двигалась. А Мальстен что-то говорил ей, будто умоляя о чем-то.

Что он, бесы его забери, делает?

Одно из сердец Мальстена замерло, мир перед глазами таял. В фокусе внимания оставалась только Аэлин и протянутая к ней красная нить. Нить, через которую Мальстен Ормонт нарушал все законы богов Арреды. Нить, через которую жизненная сила, отнятая у аггрефьера за время контроля, перетекала в не успевшее остыть тело Аэлин Дэвери. Если следовать теории Ланкарта, это должно было заставить ее сердце снова биться.

— Пожалуйста, — полушепотом просил Мальстен. — Аэлин, пожалуйста, очнись! Ты не могла уйти далеко. Не могла…

Он знал, что начнет отдавать ей даже собственную жизненную силу, если потребуется. Он готов был отдать все до капли и не страшился смерти, если такова будет цена.

Тело Аэлин вдруг резко дернулось, глаза распахнулись. Женщина сделала судорожный громкий вдох и тут же села на земле, закашлявшись. Красная нить, протянутая к ней из руки данталли, начала таять и быстро растворилась в воздухе.

— Аэлин! — воскликнул Мальстен.

Несколько мгновений она откашливалась и пыталась продышаться. Затем подняла на данталли слезящийся взгляд и недоверчиво прищурилась.

— Мальстен?

— Да, — прерывисто выдохнув, кивнул он, не скрывая своего облегчения. — Это я, Айли. Ты жива.

— Я… жива? Но я помню, как… Я была… — Аэлин задрожала, мысли ее все еще путались. Мальстен обнял ее и прижал к себе.

— Все позади. Слышишь? Все закончилось. Ты жива. Жива! Боги… боги, Аэлин, прости меня! Я ведь… я чуть не…

Аэлин рассеянно огляделась вокруг. Взгляд ее замер на мертвом аггрефьере. На миг в глазах ее полыхнула ярость, а следом они снова увлажнились от слез. Аэлин скривилась, словно от боли, закрыла рассаженными руками лицо и зарыдала в голос. Мальстен обнял ее крепче, все еще не веря, что этот рискованный отчаянный способ сработал.

— Все хорошо. Все хорошо, — повторял он. — С тобой все будет хорошо.

Из подлеска послышался шорох, и вскоре в поле зрения показался Дезмонд. Он стоял с округленными глазами и очень прямой спиной, таращась на Мальстена, как на неизвестного жуткого монстра.

— Ты ее… воскресил? — тихо произнес Дезмонд.

Услышав это, Аэлин вдруг затихла и перестала плакать. Она отстранилась от Мальстена и настороженными раскрасневшимися глазами посмотрела на Дезмонда.

— Она же была мертва! Я видел!

— Дезмонд… — начал Мальстен, но понял, что слушать его не станут.

— И расплата! Она тебя не настигла! — Он указал пальцем на анкордского кукловода, словно только что поверил во все россказни Бенедикта Колера и боги весть, во что еще. — Что ты за монстр такой?! Что за запретную магию ты применил?! Это она, верно? Некромантия? В этом твой секрет?

Мальстен недоуменно изогнул бровь.

Аэлин попыталась взять себя в руки и обратилась к нему:

— Нет, Дезмонд, все не так…

— Замолчи, богомерзкая тварь!

Мальстен поднялся и сделал к нему шаг, намереваясь дать затрещину за такое обращение. Аэлин заставила себя подняться на ноги и дрожащей рукой удержала его за локоть.

— Не надо, — тихо сказала она. — Оставь его.

— Запретная магия… — Дезмонд попятился, озираясь по сторонам так, будто ждал новых кукол данталли-некроманта, которые могли вот-вот выползти из-под каждого куста. — Ты чудовище!

Мальстен устало вздохнул.

— Ты суеверный дурак, Дезмонд, — покачал головой он. — Я передал ей энергию жизни, а не энергию смерти. Аэлин не марионетка некроманта, она живой человек.

Дезмонд недоверчиво покачал головой. Глаза его все еще были полны ужаса.

— Будь ты проклят богами и людьми, Мальстен Ормонт… — дрожащим голосом произнес он.

— Дезмонд! — Мальстен шагнул в его сторону.

— Богами и людьми! — повторил тот, развернувшись и бросившись бежать, не разбирая дороги.

— Проклятье, — прошипел Мальстен, собираясь пуститься в погоню.

— Пусть идет, — тихо произнесла Аэлин.

Мальстен повернулся к ней и внимательно посмотрел на нее. На щеках Аэлин играл здоровый румянец, глаза были живыми, движения прежними. Лишь во взгляде читалась растерянность, страх и бездонная грусть.

— Бесы с ним, — согласился Мальстен, покачав головой. — Аэлин, я ведь чуть не потерял тебя навсегда. Прости меня! Я причинил тебе столько боли. — Он опустил взгляд. — Ты, должно быть, больше не желаешь меня знать и жалеешь о том дне, когда мы встретились?

Аэлин посмотрела на него усталым, замученным взглядом.

— Забавно, — тихо сказала она, — моей последней мыслью было: «Прости, Мальстен. Я проиграла эту войну».

Данталли поморщился.

— То, что сотворил Теодор… — Он покачал головой. — Я не представляю, что сказать и как искупить свою вину перед тобой за все, что тебе пришлось из-за меня пережить.

Аэлин коснулась его щеки.

— Ты меня, что, совсем не слушал? — устало усмехнулась она. — Знаешь, мне, кажется, надо было раньше подумать о бегстве от тебя, если уж я пожалела бы о дне нашей встречи. Мне… было очень больно, когда умер отец. И больно до сих пор. Честно сказать, первое время я не могла в это поверить. Потом злилась на тебя, но все это время думала только о том, как вернуть тебя в этот мир. Точнее, как укрыть и позволить тебе вернуться в него самостоятельно. Как ты считаешь, Мальстен, с тем, кого ненавидят, будут так поступать?

Он прижал ее к себе и поцеловал в перепачканные землей волосы.

— Мне так жаль Грэга, — прошептал он. — Аэлин, я…

— Я знаю, — перебила она. — Я знаю.

Они долго стояли молча. Ярко-рыжий закат тринадцатого дня Сойнира постепенно перешел в сизые сумерки. Усиливающийся холод загнал обманувших смерть данталли и охотницу в хижину убитого аггрефьера. Там они решили переждать ночь.

— Что будем делать дальше? — осторожно спросил Мальстен.

Аэлин уставшим взглядом смотрела в темнеющий лес за окном.

— Сочтешь меня монстром, если скажу, — спокойным голосом ответила она.

— Вряд ли, — хмыкнул Мальстен.

Аэлин повернулась к нему.

— После всего, что произошло, спокойной жизни нам не видать. А я хочу пожить спокойно, Мальстен. Мне это очень нужно. Я хочу многое осмыслить. Ты понимаешь?

— Могу лишь постараться, — кивнул он.

— А я, честно говоря, не знаю места, куда сунутся с меньшим энтузиазмом, чем жилище аггрефьера. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Мальстен удивленно приподнял брови.

— После всего ты хочешь… остаться здесь?

— Я не в восторге, — покачала головой Аэлин, обняв себя за плечи. — Но, согласись, ни в одном другом уголке Арреды нам сейчас не укрыться. Временно мы можем осесть здесь. Хотя бы пока все не уляжется. Охотиться можно в лесу. Иногда выбираться в ближайшие города, чтобы разузнать обстановку.

Несколько мгновений Мальстен молчал, затем вопрошающе кивнул:

— Я пока не услышал ничего, что делало бы тебя монстром в моих глазах.

Взгляд Аэлин Дэвери помрачнел.

— Я это исправлю, — сказала она. — Из трупа аггрефьера, что лежит во дворе, я хочу сделать пугало. — Брови охотницы угрожающе сошлись к переносице.

Мальстен примирительно приподнял руки.

— Может, лучше просто сожжем?

— Приготовься, — тихо шепнул Даниэль Конраду, найдя в перелеске в окрестностях Говерна оленя.

На сегодняшней охоте к ним присоединилась Цая, и, как ни странно, это решение было одобрено всей группой. Даниэлю это не нравилось, однако после того, как он с трудом оправился от раны, остальные начали всерьез опасаться за него. В пользу присутствия Цаи на охоте настойчивее всего высказывалась Рахиль, а если она в чем-то упорствовала, переспорить ее и сохранить нервы в целости практически не представлялось возможным. Даниэль решил, что будет проще уступить.

Однако сейчас, когда посреди охоты Цая вдруг начала отвлекать его, он пожалел о своем решении.

— Дани, посмотри, — позвала она.

Даниэль отмахнулся от нее, однако Конрад перевел на нее взгляд, отвлекшись от оленя. Животное услышало переговоры данталли и поспешило ускакать прочь.

И зачем только я позволил ей идти с нами? — буркнул Даниэль про себя. Однако высказать Цае свое негодование не успел: она, увлекая за собой Конрада, решительно направилась в глубину перелеска. Наконец Даниэль понял, что привлекло ее внимание.

Нити.

Кролик, за которым следовала Цая, был связан нитями данталли. Поняв, что за ним проследили, кукольник попытался скрыться, тут же втянув нити, но расплата помешала ему. Болезненное шипение донеслось до Даниэля и его спутников.

— Эй! Ты кто? Мы тебя не обидим! — крикнула Цая темноволосому молодому мужчине, испуганно выглядывавшему из-за дерева. При ближайшем рассмотрении стало очевидно, что спутанные темные волосы окрашены и светлеют у корней, а на лице пробилась неаккуратная светлая бородка. Он выглядел так, будто вынужден был сорваться с привычного места и долго скитаться, не зная дороги. Затравленный взгляд, потрепанная одежда, грязные руки…

А еще внешне он отдаленно напомнил Даниэлю кого-то.

— Мы такие же, как ты! — снова обратилась к незнакомцу Цая, делая к нему осторожный шаг.

Даниэль рукой отстранил ее себе за спину и приблизился к затравленно глядевшему на них кукольнику.

— Меня зовут Даниэль Милс, — представился он. — Это Конрад и Цая. Как тебя зовут?

Незнакомец помедлил с ответом, но все же отозвался.

— Дезмонд Нодден.

Даниэль с трудом не выдал себя.

Нодден? Как Гарретт? — переспросил он про себя, но вслух этого произносить не стал. Оставалось лишь дивиться тому, как тесна Арреда. До невозможности похожий на Дезмонда данталли с той же фамилией был ему знаком. Именно его мечтой было собрать группу данталли и держаться вместе, чтобы быть в большей безопасности. Даниэлю казалось, что он даже слышал от Гарретта Ноддена, что тот отправил свою жену и сына за Большое море.

— Ты здесь один, Дезмонд? — дружественно улыбнулся Даниэль. — Откуда ты? У тебя такой вид, будто ты беглец. Тебя преследуют?

— Я… — Он покачал головой. — Нет. Меня никто не преследует.

Остальные вопросы он проигнорировал, и Даниэль терпеливо еще раз поинтересовался тем, что волновало его больше всего:

— Откуда ты?

— Из Малагории, — осторожно ответил Дезмонд.

Цая и Конрад переглянулись.

— Что там произошло?

— Кто-нибудь выжил?

— Говорят, царь Малагории пропал!

— До вас добрались люди Культа?

— Как ты сбежал?

Цая и Конрад расспрашивали Дезмонда наперебой, а тот лишь переводил растерянный взгляд с одной на другого и выглядел все более напуганным. Даниэль покачал головой и приподнял руку, обрывая поток вопросов.

— Прости наше любопытство, — сказал он. — Мы много дней пытаемся собирать по крупицам вести с того берега Большого моря. Хотим выяснить, что стало с Мальстеном Ормонтом. Мы волей-неволей оказались на его стороне в новой войне…

Услышав имя анкордского кукловода, Дезмонд вздрогнул и отступил на шаг. Даниэль примирительно приподнял руку.

— Тебя что-то пугает? Дезмонд, поверь, прошу, мы не причиним тебе вреда.

Он не лгал. Этот данталли был для него особенным — в память о Гарретте и о той жизни, которую Даниэль вел до того, как стать палачом в Сельбруне.

Гарретт Нодден встретился ему совсем ненадолго, но эта встреча оказалась для него знаменательной и многое перевернула в его сознании. Гарретт удержал его от глупости — от попытки выручить попавшихся людям родителей.

Родители Даниэля оба были данталли и оба обладали поразительной способностью скрываться среди людей на самом видном месте. Отец Даниэля входил в городской совет Данмарка в Станне. Своего сына он всю жизнь учил, что данталли должен приобретать любой навык, который подвернется под руку, и напоминал, что навык, которым любой кукольник должен владеть в совершенстве, — это грамотно скрываться. Однако сам он сделать этого не сумел: обвал старой крыши трактира, где он сидел с приятелями из городского совета раскрыл его перед людьми. Точнее, разоблачил его процесс разбора завала и помощи попавшим в беду. Тогда-то слишком проникшегося добротой к своим приятелям данталли и выдали ссадины и раны на руках.

Отношение людей меняется очень резко, когда они узнаю́т, что имеют дело с данталли, а не с человеком. Приветливость рассеивается, словно утренний туман, оставляя за собой лишь страх и враждебность.

Даниэль до сих помнил, как хотел броситься на помощь родителям, которых тащили по улице люди в красном, будто из добропорядочных жителей они превратились во врагов государства. От обреченного на провал поступка Даниэля удержал мужчина, утянувший его в укрытие в переулке. Этого мужчину звали Гарретт Нодден. Он и сам был данталли. По правде, только этот факт и заставил Даниэля Мился выслушать его увещевания.

Гарретт Нодден объяснял, что попытаться помочь родителям сейчас — только обречь себя на их же судьбу. В его устах скорбные слова приобретали какой-то особенный оттенок. Гарретт понимал Даниэля, разделял его боль и его потерю. Ему удалось убедить Даниэля бежать вместе с ним, уверить, что его родители хотели бы этого. Он говорил это с уверенностью, так как и сам был отцом — своих жену и сына он заставил уехать в Аллозию, куда намеревался в будущем перебраться и сам после того, как соберет группу данталли. Гарретт хотел возродить былую мощь острова Ллиан, о которой ходили легенды по всей Арреде. Он предложил Даниэлю Милсу помочь ему в этом.

Даниэль до сих пор не знал, отчего его так впечатлила та встреча. Возможно, Гарретт Нодден попросту оказался в нужном месте, поддержал его в нужное время? Так или иначе, Даниэль согласился встретиться с Гарреттом в устье реки Мотт, откуда они решили начать поиски других данталли.

Вот только Гарретт Нодден не явился ни в тот день, ни в следующие два.

Тайком Даниэль вернулся в Данмарк, не зная, злиться на Гарретта за предательство или беспокоиться за его жизнь. Казнь Гарретта и своих родителей он увидел издали. Речь палача донеслась до Даниэля, заставив его похолодеть. Сумев уберечь импульсивного юношу от необдуманного поступка, Гарретт до побега решил сам попытаться вызволить его родителей из заключения. Однако ему это не удалось, и он угодил на костер вместе с ними.

С того дня Даниэль остался один. Он старался не вспоминать тот день и следовать заветам отца: учиться любому навыку, грамотно скрываться. Работая палачом в Сельбруне он понял, что достиг в этом совершенства. Однако позже Культу попался отец Мейзнера. Собственная история пронеслась у Даниэля перед глазами, и для Мейзнера он сыграл ту же роль, что когда-то сыграл для него Гарретт. Только Даниэль Милс сумел воплотить идею погибшего данталли и собрать группу.

О том, что у Гарретта Ноддена был сын, Даниэль не вспоминал до этого самого дня.

— Дезмонд, — обратился Даниэль, — прошу тебя, не бойся. Просто… идем с нами. С нами тебе будет безопаснее.

Дезмонд качнул головой и вновь отступил.

— К Мальстену я не пойду, — едва слышно произнес он.

— Ты боишься его, Дезмонд? — спросил Даниэль, чувствуя, что этот перепуганный данталли вот-вот бросится прочь.

Дезмонд поднял на него недоверчивые глаза, лицо его как-то странно скривилось — то ли от страха, то ли от отвращения.

— Вам бы тоже следовало его бояться… — Голос его задрожал.

— Он жив? — вмешалась Цая, заставив Дезмонда вздрогнуть. В следующий миг на его лице показалась нервная и какая-то очень нехорошая улыбка.

— Как посмотреть, — хмыкнул он. — Я даже не знаю, как его теперь называть.

— Так ты с ним знаком? — нетерпеливо спросил Конрад.

— Вам нужен этот богомерзкий выродок? Ищите его в Везере посреди леса, если он еще там. Впрочем, жилище мертвого аггрефьера ему подходит! А меня оставьте в покое!

Даниэль покачал головой.

— Дезмонд, постой. О чем ты говоришь?

Дезмонд Нодден взглянул на него, и помимо опаски в глазах показалась злость.

— К Мальстену Ормонту я не приближусь, вам ясно? И вам не советую! Он некромант!

На этом Дезмонд сделал два шага спиной вперед, развернулся и помчался прочь.

— Стой! Даниэль!

— Догнать его? — пожал плечами Конрад. — Только он, по-моему, не в себе.

Цая задумчиво крутила в руке рыжий локон.

— Мальстен Ормонт — некромант? Сомневаюсь, что Бенедикт Колер не обвинил его в этом на всю Арреду, если б обладал такими сведениями.

Конрад фыркнул.

— Мне это тоже каким-то бредом показалось. Но этот Нодден сказал, Ормонта можно найти в Везере? И что-то про какого-то аггрефьера?

Цая обратила внимание на побледневшего Даниэля, глядевшего вслед убегающему данталли.

— Дани, что такое?

Дезмонд Нодден должен был войти в группу, он должен быть здесь, как никто другой, ведь сама эта группа — наследие его отца. Однако слушая речи этого перепуганного малагорского беженца, Даниэль поддерживал Конрада в его соображениях: Дезмонд Нодден, похоже, лишился рассудка. А приводить в группу сумасшедшего, рискуя остальными… на такой риск идти было глупо. Особенно после того, что стало с Жюскином.

— Ничего, — вздохнул Даниэль. — Догонять его мы не будем.

— А что насчет Ормонта?

Даниэль вздохнул.

— Проверить Сонный лес в Везере мы можем. Одно ясно: Мальстен Ормонт, похоже, жив. И он на материке.

Конрад кивнул.

— Надо сказать остальным.

Мальстен поднялся с первыми лучами солнца и тихо выскользнул из дома, стараясь не потревожить сон Аэлин. Всю прошедшую неделю он внимательно изучал ее, пытаясь понять, какой отпечаток оставил на ней пережитый кошмар. Бòльшую часть времени Аэлин держалась стойко, но иногда замирала с рассеянным видом, погруженная в собственные мысли, и на лице ее отражалась густая обреченность, которую Мальстен не имел понятия, как рассеять. Несколько раз, думая, что ее никто не видит, Аэлин вдруг начинала горько плакать, и пронизывающая ее печаль была почти осязаемой. Она сожгла свой наряд малагорской беженки и облачилась в свой выстиранный дорожный костюм. Черная краска на волосах начинала постепенно бледнеть и сделалась серой с проступающими золотистыми бликами. Но она явно была еще далека от того, чтобы окончательно стать прежней. Говорить об этом Аэлин не хотела: отмахивалась, улыбалась, уверяла, что с ней все в порядке. Мальстен не раз порывался использовать нити и проникнуть в ее сознание, чтобы понять, как ей помочь, но в последний момент останавливал себя. Он прекрасно знал, что Аэлин пережила страшную потерю и толком не успела оплакать отца; после этого ей пришлось рисковать и переправлять Мальстена на материк, везти его к аггрефьеру, который обманул и даже убил ее. Было бы странно, если б весь этот кошмар никак не отразился на ней.

Мальстен подумал, что стоит дать Аэлин время. Возможно, позже она захочет поговорить с ним, но давить — будет нечестно. Вместе с тем пришлось отложить и все свои вопросы о том, что произошло в Малагории после того, как расплата утянула его на теневую сторону мира. Задумываясь об этом, Мальстен и сам становился мрачен. У него в голове до сих пор не укладывалось, что Бэстифар — баловень судьбы, везунчик и великий стратег, — мог так умереть. Все это казалось одним кошмарным сном, от которого предстояло проснуться. Иногда Мальстен даже задумывался, действительно ли он вернулся в реальный мир, или он до сих пребывает в капкане теневой стороны.

Чтобы хоть немного отвлечься от гнетущих мыслей, Мальстен решил сосредоточиться на другой задаче. Теперь его расплата стала совсем другой. Переносить ее стоически, как прежде, было почти невозможно — этому предстояло научиться заново.

Аэлин не одобрила бы этого. Она несколько раз дала понять, что опасается того, что он снова ускользнет. В эти минуты в ее глазах промелькивал беззащитный страх, из-за которого Мальстену хотелось обнять ее и уберечь от всех возможных бед. Но, как бы Аэлин ни боялась за него, он не мог перестать быть данталли и пользоваться нитями. А значит, он должен был научиться терпеть расплату в том виде, в котором она приходит к нему сейчас… как и избавляться от нее.

Красная нить до сих пор была загадкой даже для него самого. Мальстен опасался ее, но понимал, что должен знать, как ее использовать. Задумывался он и о том, чтобы научиться каким-то образом прорываться сквозь красное, которое оказывается на нем, чтобы больше никогда не попасть в ловушку, в которую угодил в Грате. В том, что для данталли физически возможно прорываться сквозь красное в таких обстоятельствах, Мальстен был совсем не уверен, но собирался предпринимать попытки сразу, как разберется с расплатой.

Для своих тренировок он выбирал раннее утро. Вот уже с неделю он просыпался с первыми лучами солнца и отходил от бывшего жилища Теодора, забираясь дальше в лес. Первый час Мальстен оттачивал фехтовальные навыки. Затем, когда солнце становилось ярче, он прислушивался к звукам леса и находил первое попавшее в его поле зрения животное. Лучше всего было найти птицу — через ее глаза связаться с другими животными было намного проще. Через несколько минут все животные в радиусе нескольких лиг оказывались под контролем нитей Мальстена. Сохраняя контроль, он вновь приступал к фехтовальным тренировкам, чтобы не растерять навык.

По прошествии часа он резко опускал нити… и пока ему ни разу не удавалось устоять на ногах. Рвущая терзающая боль набрасывалась на него, словно голодный хищник.

Вставай! — приказывал себе Мальстен, как когда-то приказывал ему Сезар. — Не смей терять сознание. Терпи!

Он знал, что еще не скоро сумеет переносить такую расплату, как раньше, однако знал, что должен продолжать стараться.

На двадцатый день Сойнира, когда расплата после тренировки сделалась совершенно невыносимой, Мальстен сосредоточился на красной нити и направил ее в ближайшее дерево.

Одно из сердец замерло, заставив весь остальной мир превратиться перед глазами в расплывчатое неясное пятно. В фокусе внимания осталось только дерево, в которое перетекала жизненная сила.

Контакт оборвался, и Мальстен поднялся, больше не чувствуя боли расплаты. Он подошел к дереву и пригляделся к нему. На всех ветках показались набухшие почки.

— Значит, это так и работает, — тихо произнес Мальстен, осторожно касаясь ветки. — Красная нить возвращает жизненную силу или наделяет ей.

До него вдруг донесся какой-то шорох.

Мальстен развернулся на звук, взяв в руки меч.

Навстречу ему вышел мужчина примерно одного с ним роста. Бледный, русоволосый, жилистый — похоже, привычный к физическому труду, но спина для военного казалась слишком сутулой. При виде Мальстена он приподнял одну руку, а вторую отвел в сторону, будто удерживая кого-то.

— О… — только и проронил незнакомец.

— Кто вы такой? — вопрошающе кивнул Мальстен. Брови его сдвинулись к переносице, взгляд сделался стальным.

Охотник? Разбойник? Наемник?

— Прошу вас, опустите оружие, — попросил незнакомец. — Я не ищу проблем.

Вдруг рядом с ним послышался новый шорох, и подле мужчины показалась невысокая хрупкая девушка. Копна кудрявых рыжих волос была схвачена в низкий хвост. Она бесстрашно шагнула к Мальстену и покачала головой.

— Ты Мальстен Ормонт? — прямо спросила она.

Мужчина подался вперед и схватил ее за руку.

— Цая, стой!

Мальстен склонил голову, изучающе уставившись на незнакомцев.

— Кто вы такие? — снова спросил он. Голос его прозвучал менее угрожающе.

— Мы данталли, — сказала девушка.

Мальстен невольно опустил руку с оружием.

— Откуда вы меня знаете? — недоуменно спросил он. — Готов поспорить, я никогда не встречал вас двоих.

Мужчина, поравнявшись с девушкой и стараясь не дать ей слишком приблизиться к Мальстену, криво улыбнулся.

— Ну, для начала, тебя многие знают. Правда, ходят слухи, что ты исчез, но мы встретили кое-кого, кто был с тобой в Малагории.

В глазах Мальстена на миг загорелась надежда, но затем он понял, о ком речь.

— Дезмонд, — не скрывая разочарования, кивнул он. Незнакомцу явно не понравился его тон, но вслух он по этому поводу ничего не сказал.

— Да. Он говорил о тебе… разное. Не советовал нам идти сюда.

— Догадываюсь, почему, — хмыкнул Мальстен.

— Он называл тебя некромантом.

— Он ошибся.

Рыжеволосая девушка недовольно взглянула на своего спутника и выступила вперед.

— Даниэль, прошу, хватит, — мягко попросила она, переведя взгляд на Мальстена. — Мы все делаем неправильно. Мальстен, меня зовут Цая Дзеро. Это Даниэль Милс. И нас… не двое. — Она улыбнулась. Словно по команде, из-за деревьев начали показываться все новые и новые люди. Все, как один, бледные и, похоже, они действительно были данталли. Мальстен оторопел. — Мы последовали в направлении, которое указал нам Дезмонд. Сам он не пожелал присоединиться, но мы шли к тебе. Мы нашли тебя по нитям, которыми ты связывал лесных зверей. Мы очень хотели тебя найти.

Девушка говорила воодушевленно, голос ее звенел тихим колокольчиком.

— Я думал, сейчас у тебя будет расплата, — настороженно прищурился Даниэль. Мы шли за твоими нитями довольно долго. Неужто ты уже оправился?

Мальстен неопределенно повел плечами.

— Как видишь, — сказал он, надеясь, что никто не отметит набухшие на дереве почки.

— Это… удивительно, — оценивающе протянул Даниэль.

— Дани, прошу, перестань быть таким мнительным, — попросила Цая, улыбнувшись. — Не злись, пожалуйста. Нам многое пришлось пережить. Но мы рады, что, наконец, встретили тебя.

— Гм… да, — прочистив горло процедил Даниэль. Похоже, он не разделял мнение своей подруги.

Мальстен неловко поджал губы.

— Что ж… рад… знакомству, — неуверенно произнес он.

Инициативу в разговоре вновь перехватил Даниэль. Остальные его спутники изучающе глядели на Мальстена, будто он был для них некоей диковинкой.

— Цая говорит верно. Мы шли к тебе целенаправленно. Искали тебя.

— Зачем? — прочистив горло, спросил Мальстен.

— Мы пришли с миром, в этом можешь быть уверен, — отозвался Даниэль. — Не знаю, как давно ты вернулся из Малагории, но на материке неспокойно. Похоже, сейчас идет тихая война с Обителью Солнца. Бенедикт Колер исчез, от него никаких вестей. Царь Малагории тоже пропал. И о тебе нам не было ничего известно… до недавнего времени.

Мальстен опустил взгляд.

— Что случилось в Малагории? — спросила Цая.

— Долгая история, — тихо отозвался Мальстен. — Но Бенедикт Колер и его люди мертвы. За это я могу ручаться.

— Уверен? — переспросил Даниэль.

— Я сам убил его. — Взгляд Мальстена сделался мрачным и холодным. — Если вы здесь за этими новостями, можете быть спокойны. Колер вам больше не опасен.

— Вообще говоря… — Даниэль глубоко вздохнул, — перед тем как Колер отправился на тот берег Большого моря, мы немного насолили его операции.

— Как именно?

— Убили генерала анкордской армии.

Мальстен округлил глаза.

— Элларда Томпса?

— Это сделала я, — виновато произнесла Цая Дзеро. В ее устах такое признание звучало дико, однако девушка, похоже, не лгала. — Теперь мы преступники. И, видимо, мы…

— На твоей стороне, — закончил за нее Даниэль. — И мы слышали, что говорили о тебе перед малагорской операцией. Ты умеешь прорываться сквозь красное, так?

Мальстен не спешил отвечать.

— Это возможно, — кивнула Цая. — Я тоже это могу. Но, может быть, ты можешь так не только с мыслями, как я? Может, ты и с телами так можешь?

Слышать это от такой хрупкой девушки было удивительно. Мальстен несколько раз мигнул, пытаясь осмыслить ее слова.

— Чего вы от меня хотите? — спросил он. — Чтобы я… что?

— Я говорю: началась новая война, Ормонт. И, поверь, рано или поздно твое имя снова всплывет в ней. Тебя не оставят в покое, по крайней мере, пока жив Рерих VII. Нас — он тоже не оставит. Стало быть, мы оказались по одну сторону.

Мальстен вспомнил слова Сезара и, вздохнув, спросил:

— К чему вы клоните? Хотите, чтобы мы с вами организовали небольшую армию?

Даниэль улыбнулся.

— Слухи об этом ходят уже давно. Но, по правде говоря, мы пришли, чтобы учиться у тебя. Если ты и вправду можешь то, что о тебе говорят.

Несколько мгновений Мальстен размышлял. Затем посмотрел в сторону, где находился дом Теодора — их с Аэлин нынешнее пристанище.

Айли этого не одобрит, — подумал Мальстен, однако вздохнул и кивнул.

— Поговорим об этом дома? Места в самом доме мало, но есть, где вам разбить лагерь. Обустроитесь на ночлег, а потом, — он помедлил, — обсудим, как нам быть. Учтите, решение предстоит вынести не только мне, и если оно не будет единогласным, боюсь, я не смогу вам помочь.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и побрел в сторону дома Теодора.

Цая Дзеро первая сорвалась с места и заспешила вслед за ним.

Даниэль недовольно проводил ее взглядом и зашагал в том же направлении. Впервые после пленения Жюскина Цая выглядела такой счастливой. И, видят боги, Даниэлю это не нравилось. Мальстен Ормонт тоже не показался ему душой компании. Идея присоединиться к нему все больше казалась ему плохой. Но другой у него не было.