Наш Falcon 10 взлетел, плавно оторвавшись от взлетной полосы парижского аэропорта Roissy Charles de Gaull и взял курс на Москву. Мы трое облегченно вздохнули и стали устраиваться поудобнее. По московскому времени был уже час ночи и мы решили поспать, как можно больше. Утром у меня, да и у Солнышка тоже, состоится торжественная линейка в нашей школе по случаю Дня рождения пионерской организации и открытия моего бюста. Я даже не видел, как его устанавливали, поэтому сегодня утром для меня все будет абсолютным сюрпризом.
Я смотрел на засыпающую в кресле напротив меня Солнышко и тоже погрузился в сон. Весь полёт мы нагло продрыхли и только объявление Жана, что мы подлетаем к Москве и скоро начнём снижаться, разбудило нас. Мы даже не сразу поняли, где в данный момент находимся. Сначала показалось, что мы в нашем парижском гостиничном номере, а только потом поняли, что мы в самолёте.
Ох и налетались мы за эти гастроли так, что долго не будет хотеться опять куда-то лететь. Ага, а кому-то в Штаты через неделю опять отправляться и опять на самолёте.
— Солнышко, — спросил я свою полусонную подругу, — тебе летать ещё не надоело?
— Если бы не будили среди ночи, — ответила она, зевая, — то не надоело. Надеюсь, когда полетим в Америку, нам нормально выспаться дадут?
— Дадут. Мы полетим на Ил-62М, на котором летали в Лондон, до Нью-Йорка, а потом их местной авиакомпанией уже до Лос-Анджелеса. До Нью-Йорка лететь около двенадцати часов. Можно, конечно, через Вашингтон, но там в Гандере надо будет дополнительную посадку делать.
— Лучше без дополнительных посадок обойтись. Поспать дольше можно будет.
— Серега, ты как?
— Нормально. Я тоже спал.
Жан опять решил поработать в качестве стюарда и принёс нам троим тот же набор, что и в понедельник, когда мы летели в Париж. Под кофе мы окончательно проснулись, но усталость, накопившаяся за эти дни, всё равно, чувствовалось. Вот самолёт пошёл на посадку и мы пристегнули себя ремнями к креслам. В иллюминаторы смотреть было бесполезно, так как за бортом самолета была сплошная темень. Поэтому мы просто сидели и думали каждый о своём. Я вспомнил о предстоящих уже завтра экзаменах и подумал, что Маше сегодня надо будет обязательно позаниматься с Солнышком. Я-то был готов да и плохую оценку мне точно не поставят. А всё потому, что уже через несколько часов наша школа будет носить моё имя и никому в голову не взбредёт поставить даже четверку тому, чья фамилия станет красоваться на вывеске на фасаде школы и чей бронзовый бюст будет торжественно открыт уже сегодня утром.
Потому я был спокоен, как танк, и улыбнулся своей подруге. Солнышко, видимо, тоже в этот момент думала об экзаменах и моя уверенная улыбка её приободрила. Но вот даже в иллюминаторы стали видны огни ночной Москвы и мы прильнули к ним, пытаясь разглядеть Кремль или шпиль Останкинской башни. Вот ведь парадокс получается. В Париже мы были неполные четыре дни и успели побывать на Эйфелевой башне и побывать на всех её уровнях. А прожив в Москве целых пятнадцать лет, мы с Солнышком так и не сподобились подняться на Останкинскую телебашню. И этот парадокс необходимо было срочно исправить. Обязательно надо будет туда в ближайшее время съездить, иначе, когда нас об этом случайно спросят, может получится очень неудобно и, даже можно сказать, непатриотично.
Но вот колёса мягко коснулись посадочной полосы и мы опять поприветствовали экипаж радостными аплодисментами. Не всё же людям только нам хлопать, мы тоже умеем это делать, когда выражаем свои радостные чувства. Ну вот мы и в Москве. «Рюмка» горит яркими огнями, как и сам аэропорт «Шереметьево». Где-то там, за большими стёклами, нас уже ждут ребята. Надеюсь, здесь телевидения не будет. Из наших никто не мог знать о времени нашего вылета, кроме Димки. Мы сами узнали об этом только за пять часов до вылета.
Мы попрощались с Жаном и Люком и я, как всегда, первый спустился по трапу на московскую землю, не забыв подать руку Солнышку. Хотя это было не так просто сделать, так как обе мои руки были заняты пакетами с подарками.
Поднявшись в «рюмку», мы пришли только паспортный контроль, так как у нас у всех были дипломатические паспорта, и по стеклянному переходу попали в VIP зал, где нас уже ждала представительная делегация из встречающих нас фанатов. Как они сюда без меня прорвались, я думаю, догадаться не трудно. Все были в нашей форме с логотипами «Демо» и им разрешили встретить нас, национальных героев. Потому, что отдельная большая статья в «Правде» уже с полным правом позволяла всем считать нас таковыми.
А радости сколько было у встречающих нас фанатов, как будто нас месяц не было. Правда, целоваться полезла одна Маша. Ей можно, она теперь тоже звезда и лучшая подруга другой звезды, которая «по имени Солнце». Вот только Виктор Цой ещё не написал этот шедевр, но обязательно напишет. Главное, в этой истории его звезда не закатится через двенадцать лет в автомобильной катастрофе в Латвии, это я точно могу сейчас гарантировать.
Слава Богу, телевидения и репортёров не было, поэтому мы могли спокойно шутить, смеяться и дурачиться, а так же хлопать друга по плечам и обниматься. Димка взял с собой, как я и сказал ему по телефону, десять наших фанатов и пять из них были девушками. Поэтому пришлось целоваться и с ними, чему они были очень рады. Пакеты у нас из рук сразу забрали, потому, что не гоже, как они в один голос заявили, главным европейским музыкальным революционерам таскать какие-то пакеты, хоть они и фирменные.
— А откуда все знают, что я устроил в Париже музыкальную революцию? — спросил я удивлённо Димку.
— Всё наши перед выездом слушали BBC, а там в час ночи передали сообщение о вашем заключительном концерте во французской столице и о том, что это была настоящая революция в современной музыке и диктор вас именно так назвал.
— Ну всё, мне сегодня днём Суслов за все мои парижские похождения точно по мозгам настучит.
— За что? Ты же новый музыкальный стиль придумал. Ваши две песни уже везде крутят, особенно на французских радиостанциях. Мы иногда шкалу настроек крутим, поэтому слышали их. Классные песни получились, даже мертвого заставят танцевать.
Народ, которого было немного в это ночное время в VIP зале, весело на нас поглядывал. Даже какая-то девочка лет десяти, видимо чья-то дочь, подбежала к нам с нашей фотографией и попросила автограф. И мы не только её все втроём подписали, но я ещё достал из пакета и подарил ей маленькую копию tour Eiffel. В глазах у третьеклассницы светилось обожание, но больше всего она смотрела на Солнышко и это заметили все. Значит, очень хочет стать такой же популярной певицей, как и моя невеста.
А дальше, получив свой багаж, мы пошли вниз к нашим транспортным средствам. На стоянке ребята часть нашего багажа погрузили в багажник моей «Волги», а остальное в «рафик», так как всё, естественно, не вошло. После этого я отдал Димке пакет с подарками и он уже сам вручил всем десятерым нашим фанатам копии Эйфелевой башни. Пакет я сказал ему оставить себе, так как там остались копии среднего размера, которые он подарит своим заместителям. А две большие лежали в отдельном пакете, и его несла Солнышко. Я их вручил Маше и Димке уже в машине. Они тоже радовались им, как та девочка в аэропорту. Я поставил в магнитофон кассету с нашими двумя новыми песнями, чтобы ребята их ещё раз услышали, и мы, пока ехали до Ленинградки, все вместе их с удовольствием прослушали. Маша и Димка были очень довольны, что мы за три дня успели не только дать четыре потрясающихся концерта в Париже, но и написать, и записать две новые песни, да ещё и в совершенно новом стиле, авторами которого нас все теперь считают. А потом начались разговоры.
Новостей у каждого из нас было много, но я сказал Димке, чтобы он меня ввёл в курс предстоящих утренних событий в нашей школе.
— Бюст твой установили ещё в среду вечером, — начал свой доклад Димка. — Его накрыли белой материей, поэтому никто не видел, что там под ней. В четверг утром, то есть вчера, возле него установили пост из двух семиклассников, которые целый день менялись. Это чтобы к твоему бюсту никто не лез, а этой ночью должен его сторож охранять. Все три дня школа готовилась ко Дню рождения пионерской организации. В актовом зале что-то постоянно репетировали, но мы туда не лезли, поэтому не знаем.
— А как там поживают Вась-Вась и Людмила Николаевна?
— Носились, как наскипидаренные. Вчера появилась информация, что может приехать телевидение, но это не точно. Я с нашими фанатами отрепетовал торжественное прохождение мимо твоего памятника. Маршировать будем под «Гимн пионеров». Мы предлагали это сделать под что-то из вашего репертуара, но завуч сказала, что в пионерский праздник будут звучать только пионерские песни. Если, сказала Людмила Николаевна, Кравцов напишет новый пионерский гимн, то они тогда его будут, с удовольствием, пускать через школьное радио в этот знаменательный день.
— Маш, — обратился я к своей школьнице-любовнице, которая о чём-то шушукалась с Солнышком и охала, и я догадывался о том, что они между собой обсуждали. — Как твои успехи?
— В ВААПе у Василия Романовича я была, — ответила Маша, понимая, что я спрашивал по делу. — Отдала анкету с фотографиями. Занятия по вокалу с Лидией Петровной я продолжаю. Она меня хвалит и ей очень понравилась моя песня. Ко мне подходила одна девушка из новых ваших фанаток и я её прослушала. Мне показалось, что она пока сыровата, но можно с ней попробовать поработать. Лидия Петровна сказала, что с тремя своими ученицами она поговорила и они согласны с тобой начать работать. Ещё бы они не были согласны. К тебе полстраны готовы хоть завтра приехать, только чтобы ты их взял в свой Центр.
— Всё ясно. Как твои поклонники, ещё не замучили?
— В школе все мальчишки в классе на меня заглядываться стали, а девчонки ревнуют.
— Понятно, страсти кипят, но теперь не только по нам. Что там у нас в Центре делается?
— Всё работают, — ответил Димка. — Мебели много привезли новой. Англичане начали свои работы, ими Наташа занимается. Александр Самуилович всех гоняет, так что никто без дела не сидит. Сегодня у них и у тебя зарплата, так как двадцатое — суббота и выдавать будут девятнадцатого. Музей ваш из школы перевезли, так что теперь там нам наши ребята письма читают и пишут ответные от вашего имени.
— Ну и хорошо, что всё хорошо. Солнышко, мы остальные подарки сегодня вечером Маше и Диме подарим. А сейчас приедем и будем досыпать оставшиеся от ночи часы.
Около подъезда ребята выгрузили наши вещи и стали переносить их к лифту. В этот момент подъехал знакомый «Москвич» с нашими, уже московскими, охранниками. Из него вышел Алексей и мы с Солнышком с ним поздоровались.
— С приездом, — сказал наш охранник. — Наслышаны о твоих подвигах в Париже.
— Да, — ответил я, отводя его в сторону, — пришлось немного повоевать. А у тебя как, отдохнуть-то хоть дали?
— Сразу, как вы улетели, перебросили на твоё задание. Вот поэтому и подъехали, чтобы фотографии передать. Отчёт мы руководству отдали, а копии фотографий тебе привезли. Главное то, что никакого серьезного криминала за твоей Ириной нет. Так, по мелочи. Знакомится с обеспеченными мужчинами и молодыми людьми и разводит их на деньги, шмотки и подарки. Числится по трудовой книжке раздатчицей в одной московской столовой, но там появляется редко. У неё есть любовник, который и даёт ей наводку на денежных людей. Мы за ней установили круглосуточную слежку. Даже сделали фотографии, как она в постели с другим мужчиной один раз и с любовником два раза время проводила. Эти фотографии я и привёз. Я так понял, ты хочешь их показать Сергею?
— Да, я так и сделаю. Спасибо тебе большое и вот тебе подарки из Парижа.
Я передал ему бутылку «Наполеона» и миниатюрную копию Эйфелевой башни. Он был рад, что я ему это подарил. Мы попрощались и они куда-то отъехали. Или продолжать ночное дежурство, или их сменили. Я посмотрел фотографии и понял, что не зря напряг контору. Ирка, пока Сереги не было, весело проводила время, на снимках всё было хорошо видно. Теперь у меня коллекция голых девок образовалась. Но фотографии с Женькой я даже и не смотрел, и не собираюсь это делать.
Я подозвал к себе Серёгу и спросил:
— Что с Ириной будешь делать?
— Расскажу ей всё честно, — ответил он. — Мне перед ней неудобно. Она меня ждёт.
— Вот так она тебя ждёт? — спросил я друга, протянув ему фотографии.
Увидев их, он изменился в лице.
— Откуда они у тебя? — спросил он.
— Комитетчики всех, кто со мной контактирует, тщательно проверяют, — ответил я. — Узнал?
— Узнал. Теперь я вообще с ней разговаривать не буду. Пошла она.
— Правильно. Женька лучше.
— Лучше. Женька честная.
Да, вот такой у меня друг. Но он прав, проститутка оказалась честнее обычной шалавы. Такое тоже в жизни бывает. Теперь я это точно знаю.
— Фотографии надо отдать, — сказал я, забирая их у него. — А то, что ты её пошлёшь куда подальше, мы все будем только рады. Не забудь, сегодня в десять утра мы встречаемся в нашей школе.
— Я помню. Но меня могут не отпустить. Так что не обижайтесь, если не смогу прийти.
Димка с Машей и ещё двумя фанатами помогли нам занести чемоданы и вещи в квартиру и мы их сразу отпустили, так как всем нужно было выспаться. Было такое чувство, что мы никуда и не уезжали из нашей квартиры. И только чемоданы с парижскими вещами напоминали нам, что мы там совсем недавно, всё-таки, были. Мы не стали распаковывать вещи, этим Солнышко днём займётся до приезда Маши. Быстро приняв душ, мы плюхнулись в спальне на нашу кровать и тут же уснули. Что нам снилось, ни я, ни Солнышко не запомнили. Но что-то явно хорошее, так как через три с половиной часа мы проснулись от звонка будильника и у нас было прекрасное настроение.
Солнышко ночью даже не спросила, о чем я там разговаривал с Алексеем, а потом с Серёгой. Но я рано радовался. Она решила узнать это у меня сейчас.
— Что вы там с Сергеем обсуждали? — поинтересовалась у меня эта любопытная сорока. — Наверняка, Ирину.
— Если коротко, то можешь посмотреть фотографии, которые мне передал Алексей.
Солнышко встала с кровати и прошла в гостиную. Вернулась она очень удивленной, злой и, одновременно, смущенной.
— Вот значит с кем она время проводит, — сказала она, внимательно рассматривая каждую фотографию. — Это она тут с двумя мужиками, пока нас не было, развлекалась. А перед нами всю такую влюблённую в Сергея из себя строила. Значит, ты всё о ней знал?
— Не знал, но догадывался, — ответил я и решил, что на пробежку я не успею, а разминку и растяжку проведу дома. — Поэтому и попросил людей её тщательно проверить. Ты давай сейчас в душ и собираться, а я пока в пустой комнате потренируюсь.
За двадцать минут я быстро сделал весь тренировочный комплекс и после душа пришёл на кухню. Завтрак уже стоял на столе и ждал меня. У нас в холодильнике оставались консервы и сырокопченая колбаса, а хлеб мы купили с собой ещё в Париже. Мы взяли два багета, но так как они были очень длинные, нам их порезали на четыре части и аккуратно запаковали. Так что Солнышку осталось их только нарезать и сделать бутерброды. Вот если честно, я даже соскучился по таким бутербродам. Дом есть дом, здесь всё вкуснее и слаще.
Молодец, Солнышко, не избаловалась в Париже, где мы прожили четыре дня на всём готовом. Она тоже с большим удовольствием уплетала за обе щёки бутерброды с чёрной икрой, ветчиной и колбасой.
— Я хотел тебе в отеле в последний день заказать лягушачьи лапки, — признался я Солнышку, — но передумал. Побоялся, что они тебе не понравятся.
— И правильно сделал, — ответила она, допивая свой кофе. — Я слышала, что французы едят лягушек, поэтому тебе бы пришлось меня попытаться обмануть, но я бы, всё равно, догадалась и не стала бы есть.
— Вот и хорошо. А о чем вы там шушукались с Машей на заднем сидении, пока мы ехали?
— О том, что мы ходили с тобой в стрип-клуб и что я там видела. А потом про секс-шоп. Маша охала и широко раскрытыми глазами слушала мои рассказы.
— Я так и догадался. Про специфические подарки не рассказывала?
— Нет, конечно. Мне хочется посмотреть на её реакцию, когда она это всё увидит. Слушай, а что ты будешь делать с Иркиными фотографиями?
— Ничего. Уберу куда подальше. Выкидывать их нельзя, они подотчетные.
— Ну и правильно. Мало ли Сергею потом понадобятся в разговоре с Иркой.
Во как. Раньше она её Ириной называла, а теперь Иркой. Сразу поняла, что Ирка обыкновенная потаскуха и заслуживает именно такого обращения. Так, нам уже надо поторапливаться. Тут ехать всего ничего, но следует пораньше приехать, чтобы хоть немного осмотреться на месте.
Погода была солнечной и обещали плюс двадцать один. Поэтому я спросил Солнышко:
— А не одеться ли нам в одежду YSL, как на съемках клипа в Ницце?
— А что, — подумав, ответила Солнышко., — давай так и сделаем.
Только мне пришлось прицепить две свои Звезды, чтобы я соответствовал своему бюсту. А также все наградные планки и орден Почётного легиона. Он красиво смотрится на фоне белого пиджака. Мы увидели себя вместе в зеркале и рассмеялись.
— Ну, что, — спросил я, улыбаясь, — опять топить меня будешь, как в Ницце?
— Не, ну правда, очень спешно было на катере, — ответила Солнышко, вспомнив забавный момент съёмок на Лазурном берегу Франции.
Вот такие веселые мы и вышли из дома. А потом сев в машину, мы поехали в школу. По дороге мы поймали «Маяк» и услышали машин голос, поющий мою «Осень».
— Смотри-ка, — сказал я довольным голосом, — нашу Машу всё крутят по радио.
Сразу после неё мы услышали себя и свою песню «Дельфин и русалка». Да, опять вспомнилось море и Ницца. А ещё вилла, которую я куплю через месяц. Я посмотрел на Солнышко и мне показалось, что она тоже думает о ней.
— Ты тоже виллу в Ницце вспомнила? — спросил я у подруги.
— Да, — сказала она удивлённо. — Опять мысли читаешь?
— Просто сам о ней подумал и, посмотрев на тебя, догадался. Только о вилле никому не говори. Сразу возникнут вопросы, откуда у нас такие деньги.
— Конечно, буду молчать. Я же понимаю, что такие вещи нужно держать в секрете.
А вот и наша школа. Даже издалека виден какой-то крупный предмет, стоящий слева от входа и накрытый чём-то белым. Значит это он, мой бюст. Солнышко тоже его заметила и улыбнулась. Мы оставили «Волгу» возле въезда в школу, зарытого воротами, и пошли пешком. Это я на территорию своего Центра могу себе позволить в любое время въехать на машине, а здесь хозяин не я и правила другие. Какие-то люди уже стояли на ступеньках школы и разговаривали между собой. Заметив нас, таких нарядных, стали махать руками, призывая подойти к ним. Как оказалось, это были фотокорреспонденты из московских газет, которые приехали освещать это неординарное в жизни столицы событие. Их было пятеро и одна из них была ещё совсем юная девушка с фотоаппаратом, которая, видимо, только недавно закончила институт и стала работать в газете.
Наше появление у них вызвало ажиотаж и они принялись нас фотографировать. Нам пришлось немного попозировать, а потом они стали задавать свои вопросы.
— Андрей, ы поздравляем вас орденом Почётного легиона, — начала своё интервью именно девушка, которой все остальные уступили право первой задать нам вопрос и которая сказала, что она работает в «Пионерской правде». — Расскажите, как вы его получили и за что.
— Я спас семью Ротшильдов, — начал отвечать я, — от нападения банды неонацистов. Это были шесть террористов, которые уже неоднократно взрывали и убивали мирных граждан и не только во Франции. Я их разоружил и сдал полиции. А через два дня меня наградил этим орденом сам президент Валери Жискар Д’Эстен в Елисейском дворце.
— Вам не было страшно?
— Нет. Я же коммунист, а передо мной были наши общие смертельные враги. Они пришли грабить и убивать женщин и детей. А теперь они предстанут перед французским судом и понесут заслуженное наказание за совершенные ими преступления.
— Корреспондент газеты «Комсомольская правда», — представился среднего возраста мужчина. — Скажите пожалуйста, вы действительно вчера цитировали Ленина перед вашим концертом.
— Да, — ответил я, удивившись, что до них так быстро дошла эта информация, если не предположить, что они тоже ночью слушали BBC. — Мы говорили о революции в музыке и крылатая фраза вождя мирового пролетариата была очень к месту.
Но тут из дверей школы вышла завуч и спасла нас от журналистов.
— Здравствуйте, Людмила Николаевна, — поприветствовали мы её хором, как привыкли это делать целых восемь лет подряд, хотя согласно теперешнему моему положению, это она должна была первой с нами поздороваться.
— Привет, ребята, — ответила она автоматически и смутилась. — Какие вы теперь уже ребята. Вы теперь звезды мировой величины, а Андрей вообще забронзовел и опять приехал с новой наградой. И какие же вы сегодня красивые, прямо как киноартисты.
— Для вас мы всегда останемся вашими учениками, а вы для нас учителем истории, — ответил я и заметил, что к нашему разговору внимательно прислушиваются корреспонденты. — А в этом костюме и платье от Ив Сен-Лорана мы только позавчера снимались в Ницце в клипе на нашу песню. Поэтому вы правильно заметили, что мы похожи на артистов кино.
— Вот я и говорю, что как с афиши иностранного фильма сошли.
В этот момент в ворота школы въехал фургон с надписью «Телевидение». И сразу после этого прозвенел школьный звонок.
— Всё, — сказала Людмила Николаевна, — сейчас все уроки у четвёртых и седьмых классов закончатся и все будут выходить сюда на торжественную линейку, посвящённую Дню пионерии и открытию твоего бюста с новой школьной вывеской. Никогда бы не подумала, что твоя школа, в которой ты, Андрей, ещё учишься, будет носить твоё имя и фамилию.
— А наши одноклассники выйдут? — спросила Солнышко.
— Ну куда же без них. Твой Дмитрий будет командовать смотром ваших фанатов. А вот и они.
Из дверей высыпали сначала четвёртые классы, а за ними Димка и наши одноклассники. Тут опять начались визги, писки и даже обнимашки. Девчонки обступили Солнышко и чуть ли не хором восхищались её нарядом и сумочкой. Всё золото она решила не надевать, оставила только кольцо с бриллиантом, часы и цепочку с кулоном на шее. А меня обступили ребята. Вот они, мои товарищи, сидящие в классе за соседними партами, за которыми мы с Солнышком уже давно не сидели.
Телевизионщики, которые припарковали свой фургон за углом здания школы, перетащили свою камеру поближе и поставили её прямо напротив центрального входа в школу, но пока её не включали. Видимо, кого-то ждали. Народ косился на них, но продолжал веселиться. Я иногда посматривал на свой бюст, возле которого только что произошла смена почётного караула. Новая вывеска тоже была закрыта белой тканью. Надеюсь, что её уже будет открывать завуч или Вась-Вась. С меня одного моего бюста хватит.
А вот и Маша выскочила и при всех чмокнула меня в щеку. Хорошо не в губы, у неё бы на это ума хватило. Но даже такой невинный поцелуй вызвал у всех возгласы удивления и, одновременно, зависти. Ну так, теперь и Маша звезда и ей многое можно. Вышел директор и мы с ним поздоровались. Мне он пожал руку, видимо, все уже решили меня воспринимать не как ученика их школы, а как члена ЦК и дважды героя Советского Союза, которому уже не крикнешь строго: «Кравцов, ты почему на урок опаздываешь?». Полтора месяца всего прошло, а как всё изменилось. Даже школа мне показалась какой-то маленькой, да и Солнышко чувствовала себя здесь тоже по-другому.
Из школьных динамиков раздались такие знакомые слова песни:
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры — дети рабочих.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
А я уже не пионер и даже не комсомолец. Я с недавних пор коммунист, поэтому могу позволить себе смотреть на всю эту суету свысока. Димка стал строить наших фанатов в ровные прямоугольники. Пионеры тоже выстроились шеренгами. А вот будущие пионеры выстроились отдельно. На них нет уже октябрятских значков и сегодня их будут принимать в пионеры. Волнуются, четвероклассники. Когда-то и мы так волновались.
Но вот на ступеньки лестницы, как на импровизированную трибуну, поднялся наш директор Василий Васильевич Малахов и поздравил всех присутствующих с Днём рождения Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина.
— Но мы здесь собрались не только поэтому, — продолжил он свою речь. — Сегодня мы открываем бронзовый бюст нашего ученика, имя которого с сегодняшнего дня будет носить наша школа. Все вы его хорошо знаете. Это дважды герой Советского Союза Андрей Кравцов, ученик 8 класса «Б». Он лично откроет свой памятник, сделанный известным советским скульптором Демченко специально к этому событию. Поприветствуем же Андрея.
Раздались радостные аплодисменты. Я стоял чуть в стороне и наблюдал за всеми. Все были искренне рады тому, что ученик их школы удостоился такой чести. Я сделал легкий поклон головой в сторону директора в знак благодарности за то, что он дал мне слово.
— Дорогие учителя, одноклассники и будущие пионеры, — сказал я. — Я очень рад стоять сегодня здесь перед вами и поздравить вас с праздником. Для меня в жизни это очень торжественный момент. Я рад и горд за то, что учусь вместе с вами в этой школе. Надеюсь, что с сегодняшнего дня все будут учиться в школе имени меня только на четверки и пятерки. И я уверен, что это не последний бюст, который появится здесь. Ведь многие из вас тоже станут героями и их памятники также украсят этот школьный двор. Мой бюст — это только первая ласточка.
Ну тут уже все хлопали от души. Телевидение снимало всю мою речь, поэтому приходилось себя контролировать и не крикнуть по привычке от радости: «How much is the fish?». А потом началось торжественное открытие моего памятника. Прежде чем пойти в его сторону, мне и Солнышку торжественно повязали пионерские галстуки. Они очень весело смотрелись на моём костюме и на платье от YSL моей подруги. Если представители этого дома французской моды увидят нас в таком наряде, им точно будет весело. Но иначе нельзя, не положено принимать в пионеры, не имея на шее красиво и правильно повязанного пионерского галстука.
Я отдал пионерский салют пионерам, стоящим возле бюста, подошёл ближе к нему и, под звуки пионерского гимна, дернул за специальную веревочку. Шёлковая ткань легко соскользнула и взору всех присутствующих открылся средних размеров монумент на гранитном постаменте, точная копия меня, на котором были написаны мои фамилия, имя и отчество. И это был единственный бюст в СССР, на котором не было даты рождения и даты смерти. Их решили не писать, чтобы не нарушать симметрию золотых цифр.
Ведь цифры, означающие день, месяц и год рождения будут только слева, а цифр справа не будет вовсе. А так, сверху было золотом написано моё двойное звание Героя, а ещё чуть выше располагались и две Золотые Звезды, выгравированные на граните. Тут заиграл Гимн Советского Союза и мне вдруг захотелось дать салют из своей Беретты, которую я сегодня взял с собой, вместо «Макара». О ней знала только Солнышко, но она никому об этом рассказывать не будет.
Меня попросили повернуться к зрителям и все меня стали фотографировать. А потом уже начали принимать в пионеры четвероклассников. Их было много, целых три класса. Но меня предупредили, что нам с Солнышком доверили почетную обязанность повязать красные галстуки только отличникам. Их набралось двенадцать человек, которых построили в линейку рядом с моим бюстом. Ещё в начале праздника стали подходить к школе родители тех, кого сегодня принимали в пионеры. Обычно это делали в музее Ленина, куда родителей не приглашали. А в этот раз решили изменить традиции и поэтому родители пришли посмотреть на своих чад.
Родителей на территорию школы не пускали. Они стояли вдоль невысокого заборчика, который был всего в десяти метрах от моего бюста, поэтому они всё хорошо могли видеть. И большинство были с фотоаппаратами. Поэтому к тому моменту, как мы с Солнышком начали повязывать галстуки отличникам, вокруг школы собралась приличная толпа. Мы с моей подругой быстро справились с поставленной задачей. Главное было не забывать произносить пароль, тьфу ты, девиз пионеров «Будь готов!», и дождаться ответа «Всегда готов!», при этом вскидывая правую руку в пионерском салюте.
А потом комсомольцы из нашего класса повязали пионерские галстуки остальным. Но самые гордые и счастливые стояли те двенадцать, которых именно мы с Солнышком приняли в пионеры. А вокруг царила атмосфера настоящего ликования. Под бурные аплодисменты всех присутствующих Вась-Вась торжественно открыл вывеску, где все увидели номер школы 865, а далее шло перечисление моих регалий и в конце «имени А.Ю. Кравцова». Солнышко встала рядом со мной на ступеньки и гордо смотрела на всех. Мол это её жених и она тоже скоро будет носить такую же фамилии, как и он, и эта школа.
Затем состоялся смотр, можно сказать парад. Мимо нас, стоящих вместе с директором и завучем, прошли, конечно, не колонны, но ровные ряды школьником. Наши фанаты во главе с Димкой выделялись на их фоне выправкой и слаженностью, чётко чеканя шаг. Все на это обратили внимание. Главное, чтобы такой идеальный строй, с которым они прошли мимо нас, показали по телевизору. Чтобы Суслов обратил внимание на то, что мы не только занимаемся музыкой и продюсерством с несколькими талантливыми ребятами, но и готовим всех, кто занимается в нашем Центре, к службе в Вооружённых силах страны. А это очень ценится нашим руководством.
Но спокойно завершить наш праздник нам, всё-таки, не дали. Раздались звуки подъезжающих машин и не простых, а правительственных «ЗИЛов». Хорошо, что они появились в самом конце, а то бы всё торжество поломали. Это кого же нынче принесло по мою душу? Опять Суслова или Андропова? Ого, вот это да! Сам Леонид Ильич приехал. Значит, не зря я говорил, что он быстро выздоровеет. Получается, у меня рука лёгкая. Но я, вроде, его в прошлое воскресенье не руками трогал. Тогда выходит, что это язык у меня такой легкий. Да, действительно, болтать я умею. Сейчас за свою болтовню и получу всё, что мне причитается.
Зрители, столпившихся в этот момент вокруг школы, были просто шокированы приездом Генерального секретаря, а я пошёл его встречать вместе с Людмилой Николаевной. Вась-Вась немного оробел, а наша завуч неделю назад уже встречалась, опять же благодаря мне, с Сусловым и теперь, можно сказать, была уже стрессоустойчивой к таким визитам. Приветствовать Генсека начал первым я, так он меня знал и по положению я был выше обыкновенной заведующей учебной частью средней школы города Москвы.
— Здравствуйте, Леонид Ильич, — сказал я, обратив внимание, что Брежнев выглядит довольно хорошо.
— Привет, Андрей, — ответил он улыбаясь и пришлось мне опять с ним целоваться троекратно при всех. — Вижу, с очередной наградой вернулся, молодец.
— Спасибо. А это, Леонид Ильич, наша завуч, Байкова Людмила Николаевна.
Людмила Николаевна немного смутилась, но вид довольного Генсека её успокоил. Они поздоровались за руку и Людмила Николаевна, как радушная хозяйка школы, пригласила Брежнева посмотреть на мой бюст и новую вывеску. Когда мы подошли ближе ко входу в школу, Генсек увидел Солнышко и поманил её к себе рукой. Все видели перед этим наши обнимания и лобызания, а теперь этого удостоилась и Солнышко. Всем было понятно, что у нас с Брежневым особые, можно сказать, родственные отношения. И слухи о том, что я его внук, могут быть не совсем беспочвенны.
— Всё хорошеешь, — спросил он мою невесту. — Замуж за Андрея выходить не передумала?
— Нет, что вы, — ответила она, немного смутившись. — Мы же любим друг друга и я никогда не передумаю.
— Вот это правильно. Тогда, Андрей, веди к своему бюсту.
Охрана уже полностью оцепила периметр и сопровождала Леонида Ильича по пятам. Зрители, не ожидавшие появления Брежнева, перешёптывались между собой и во все глаза следили за происходящим. Мой бюст Генсеку понравился. Он внимательно всё рассмотрел, а потом повернулся к нам с Солнышком и Людмиле Николаевне и с серьёзным лицом сказал:
— Здесь чего-то не хватает?
Перепугавшиеся завуч с директором посмотрели друг на друга, а потом, с молчаливым вопросом, на меня. Я пожал плечами и тоже сделал удивленное лицо. Всё, вроде, на месте и хорошо сделано. И тут Бережнев улыбнулся, довольный произведённым на нас эффектом, и подозвал одного из своих помощников. А тот протянул ему такие до боли знакомые красные футляры, которых у меня уже было шесть. Ну всё, приехали. Я понял, чего не хватало на моём бюсте. Солнышко тоже догадалась и заулыбалась, только Людмила Николаевна и Вась-Вась пока ничего не поняли. Но по улыбке Брежнева они догадались, что всё нормально.
— Хоть ты всё время и отказывался, — начал свою речь Генсек, — но партия решила тоже тебя наградить за твои подвиги во Франции. Их президент тебя наградил высшей наградой и нам негоже от них отставать. У нас высшая награда Звезда Героя и орден Ленина к ней. Так что носи и геройствуй дальше.
Леонид Ильич достал из футляра Звезду и прикрепил мне её рядом с двумя другими. А потом мы поцеловались второй раз. Народ сначала не понимал, что у нас там происходит, но когда увидел, что именно Брежнев достал из футляра и прикрепил мне на грудь, зааплодировал. Солнышко стояла рядом и счастливо улыбалась. Я тоже был рад, понимая, что Политбюро это дело так не оставит и обязательно меня чём-нибудь наградит.
— Вот теперь порядок, — сказал улыбающийся Брежнев. — И спасибо тебе от Виктории Петровны, личное. После твоего отъезда в воскресенье мне вечером стало намного лучше и уже в среду утром врачи мне разрешили возобновить рабочий режим.
— И от меня ей привет передавайте, — сказал я в ответ. — И за вкусные пельмени тоже ей большое спасибо скажите.
— Вот сам завтра утром и передашь, и всё скажешь. Нас с тобой обещанный мною лось ждёт.
— Так у меня завтра, Леонид Ильич, экзамены. Мы со Светланой освободимся только часов в двенадцать.
— А раньше их никак нельзя провести? Людмила Николаевна, а не могли бы вы завтра пораньше, в качестве исключения, проэкзаменовать этих двух молодых людей?
— Мы можем и в восемь начать, — уверенно ответила наш завуч, быстро поняв что к чему.
— Вот и хорошо. Значит к десяти ты точно со Светланой будешь в Завидово.
— Обязательно будем, — сказала Светлана. — А пока вы будете охотиться, Виктория Петровна меня научит ещё что-нибудь вкусненькое готовить.
Брежнев засмеялся и похлопал её по плечу.
— Хорошо, — сказал он, — я поехал.
Мы все вместе отправились к машине Брежнева. И тут я почувствовал где-то впереди чёрный сгусток очень знакомой отрицательной энергии. Чей-то эгрегор не излучал явную агрессию к кому бы то ни было из присутствующих здесь. Он был, такое впечатление, как бы уснувший. Я с таким ещё не сталкивался. Слово «уснувший» натолкнуло меня на ещё одно определение «спящий». После чего я по цепочке ассоциаций пришёл к словосочетанию «спящий агент». И это был человек из личной охраны Брежнева. Я его раньше с Генсеком не видел. Короче, это был «крот», которого могли разбудить по команде извне в любое время. А крот — это агент или шпион, внедрённый в окружение или структуру организации и работающий скрытно на противника.
По моему побледневшему лицу Брежнев понял, что что-то случилось.
— Что-то произошло? — спросил меня он.
— Да, — сказал я и знаком дал понять Солнышку, чтобы она уводила Людмилу Николаевну и что нам необходимо срочно остаться вдвоём.
Охрана и помощники находились в десяти шагах от нас и слышать наш дальнейший разговор не могли.
— Леонид Ильич, вы мне доверяете? — спросил я тихо у Брежнева.
— Конечно, — ответил тот. — Ты столько раз спасал жизнь мне и другим членам Политбюро, что я тебе полностью доверяю.
— В вашей охране «крот» или «спящий агент». Его надо срочно изолировать от остальных под любым предлогом. Главное, его не спугнуть.
— Про это твоё умение мне говорил Андропов?
— Благодаря этой моей способности я ему недавно спас жизнь.
— Понятно. Где он?
— Он стоит у второй машины сопровождения слева. Светлые волосы с пробором посередине.
— Вижу. Сейчас я позову начальника охраны.
И он вызвал к себе того мужчину, который мне показывал кулак за спиной, когда я хулиганил на концерте в «России» и там присутствовал Брежнев. Мы кивнули друг другу, хотя представлены так и не были. Брежнев отвёл его в сторону от меня и что-то ему сказал. У того даже мускул на лице не дрогнул. Вот это выдержка. Ведь ему только что сообщили о серьезном проколе в его работе, за что он точно получит выговор. По всему выходило, что это именно он прошляпил «крота». Далее Брежнев его отпустил и, вернувшись ко мне, сказал:
— Спасибо. С ним сейчас разберутся. А завтра я тебя со Светланой обязательно жду.
Целоваться мы не стали, так как у Генсека резко испортилось настроение. Я вернулся ко входу в школу, где праздник уже закончился. Родители стали расходится и учеников начали активно загонять обратно в школу. Я поблагодарил завуча и директора за праздник, а они меня за неожиданный визит Брежнева и поздравили с третьей Звездой. Одноклассники тоже жали мне руку и поздравляли с очередной наградой, а Солнышко с Машей вместе поцеловали меня в обе щеки одновременно. Наши уже стали привыкать к такому и не реагировали на это так бурно, как час назад.
— Дим, — обратился я к своему помощнику, — ты не забыл, что у нас вечером в 19:00 концерт в клубе КГБ на Лубянке?
— Я помню и всё сделаю, — ответил тот.
— Ну тогда до вечера. И возьми с собой только четверых наших. Сам понимаешь, это КГБ. Там строгий пропускной режим. Придётся брать только из девятиклассников, у которых есть паспорта. За тебя и за Машу я договорюсь. Маш, ты после уроков берёшь такси и едешь к нам с учебниками. Завтра у нас экзамены. Будешь с моей подругой заниматься.
— А ты? — спросила Солнышко, сморщив недовольную, но очень забавную, гримаску.
— А мне в Центр надо заехать, а потом в ЦК писать отчёт о гастролях и деньги сдавать. Не, я французские чеки лучше Ситникову сдам. Мне, всё равно, надо к нему будет тоже заскочить.
— Понятно, — ответила моя подруга.
Мы попрощались со всеми, а я ещё раз подошёл к своему бюсту. Почетный караул сняли, теперь он только по праздникам будет стоять. А здорово я, всё-таки. получился в бронзе, всем мой бюст понравился.
— Вот и стал я, — сказал я Солнышку, — трижды Героем.
— Поздравляю тебя ещё раз, — ответила она с довольным видом. — Знаешь, как мне было приятно, когда тебя Брежнев награждал. Я тобой горжусь.
— А ты у меня теперь жена трижды Героя.
— Главное, что ты меня любишь и я тебя тоже очень люблю. Вон даже Леонид Ильич волнуется за нашу свадьбу. А что там у вас произошло? Ты даже побледнел, а потом нас с завучем отправил подальше от вас?
— Есть некоторые проблемы, которые нужно было срочно решить. Вот мы их быстро и решили.
— А я что-то Сергея не видела?
— Он предупреждал, что может не приехать. Значит, не получилось отпроситься из школы.
А потом мы сели в машину и поехали домой. Я там стал собирать в сумку подарки, а Солнышко принялась разбирать чемоданы. Поцеловав её, я спустился вниз и поехал в Центр. Там надо было всем нашим подарить парижские сувениры. Для Наташи я взял вторую, из купленных Стивом, книгу «Камасутры» и двойной вибратор с фаллоимитатором. Для Маши я такой же набор в отдельном пакете оставил. Вернусь домой и мы вместе ей с Солнышком подарим. Они уже эту тему обсудили и Маша, наверняка, загорелась желанием получить такой необычный подарок.
В Центре меня встретили радостными возгласами. Увидев мою третью Звезду, они сначала от неожиданности замолкли, а потом стали все вместе ещё громче поздравлять.
— Когда вы всё успеваете? — спросил меня Вольфон, любуясь моими наградами. — И французы от вас без ума и здесь, не успели вернуться, получили ещё одну Звезду.
— Леонид Ильич лично час назад приезжал на открытие моего бюста, — ответил я, раздавая подарки.
Нашему главбуху, Зинаиде Павловне и Лене, нашей общей секретарше с моим замом, я подарил по Эйфелевой башне и по красивому платку с видами Парижа. Вольфсону и Игорю, его заместителю, я подарил по бутылке коньяка и тоже по башне. Зинаида Павловна успела выдать мне получку. Это были мои первые деньги, заработанные в качестве генерального директора Центра. Всем уже выдали и они были очень довольны суммами. По поводу обедов они сказали, что им продолжают их возить и они очень вкусные. Молодец, Белый. Надо будет ему ещё пару клиентов с проблемами «крыши» подогнать.
— Александр Самуилович, — обратился я к своему заместителю, — давайте пройдёмся по зданию и посмотрим, что уже сделано.
— Да практически всё, — ответил тот, проследовав за мной. — Спортивные залы полностью оборудованы и можно уже проводить тренировки.
— Отлично. Я сегодня же позвоню Штурмину и договорюсь с ним на понедельник о встрече у нас.
— Со столовой вопрос решился очень быстро. Сначала со мной даже разговаривать на эту тему не захотели, но как только я назвал вашу фамилию и озвучил, что это нужно для Центра «Демо», их как будто подменили. Стали сама любезность и быстро согласовали сроки. В понедельник завезут необходимое оборудование и к четвергу всё уже будет готово. Да, ваша фамилия теперь открывает любую дверь в любом Министерстве.
— Я вам ещё при встрече говорил, что так и будет.
Мы быстро обошли спортивные залы и часть помещений. Действительно, всё было в наличии, начиная от спортинвентаря и заканчивая мебелью.
— Как с подготовкой к Лондону? — спросил я Вольфсрна.
— Билет заказал и в понедельник поеду выкупать, — ответил он, довольный. — Обратно, как вы и говорили, с открытой датой. Это получается дороже, но дело есть дело.
— Есть ещё два дела. Скоро прибудет типографское оборудование, которое я купил во Франции, и через неделю мне нужен полный штат сотрудников для неё.
— Трое уже готовы перейти к нам работать. Слава о вас бежит впереди нас с вами. Стоит мне только назвать, где я работаю, так люди сами начинают проситься к нам на работу в Центр.
— Это очень хорошо. Пусть на месте заполняют анкету и вы её сразу передаёте кадровику. Учтите, сроки поджимают. Теперь второе дело. Вам придётся в первой декаде июня слетать в Бангкок и выкупить лицензию на производство одного напитка у его владельца. Справитесь?
— Постараюсь. Но мне очень интересно побывать в Тайланде.
— Возьмёте с собой Наташу. Она должна побыстрее набраться опыта в таких делах. И ещё. Вы, скорее всего, полетите в Лондон вместе с Машей. Мы её тоже берём с собой. Будет выступать в качестве певицы и, параллельно, нам с костюмами помогать.
Потом я зашёл в кадры и в первый отдел. Ник-Нику и Константину Васильевичу я тоже презентовал по бутылке. Не дарить же чекистам какие-то сувенирные статуэтки. Они этого просто не поймут. Они также меня поздравили и с нашей, и с французской наградой. А на сладкое я оставил Наташу, в прямом и переносном смысле. Когда я зашёл в её кабинет, она с кем-то разговаривала по телефону. Она сразу, увидев меня, сказала в трубку, что перезвонит через полчаса и тут же бросилась ко мне на шею.
— Задушись, любимая, — сказал я, целуя её французским поцелуем.
— Значит, всё-таки, любимая, — сказала она, на секунду отрывая свои губы от моих. — Я так тебя ждала и очень по тебе соскучилась.
— Я тоже соскучился и готов тебе это прямо сейчас доказать. О, диван привезли, значит об стол я больше коленками биться не буду.
И мы завалились на диван. Да, мягкий и удобный. А Наташа и правда очень соскучилась. Она кончила буквально через три минуты, после того, как мы начали, издав в конце сладостный стон наслаждения. Когда она пришла в себя, я ей сказал:
— Я тебе кучу подарков привёз и смотри, какой один необычный.
При этих словах я достал фаллоимитатор и показал ей. Она сразу догадалась, что мы сейчас будем делать и весело засмеялась. А затем мы меняли позы и позиции и когда счёт оргазмов дошёл у Наташи до четырёх, а у меня до двух, она взмолилась о пощаде.
— У меня уже нет сил, — сказала она, целуя меня. — Это что-то невероятное. С помощью твоего подарка я получила столько наслаждения, что мне хватит на неделю.
— Хорошо, — ответил я, вставая. — Там ещё два подарка. Ещё один такой же, но двойной и книга о любви с картинками.
Все женщины любопытны от природы и Наташа не исключение. Она сразу полезла в пакет и обнаружила там двойной вибратор, который вызвал у неё удивление, а затем опять смех.
— Ты решил меня замучить любовью? — весело спросила она, тоже одеваясь.
— Нет, — ответил я, доставая из другого пакета такие же сувениры, которые я подарил до этого двум нашим женщинам. — Вот от этих подарков ты точно не умрешь.
— Спасибо тебе за всё, любимый. Но самый лучший подарок — это ты сам. Ой, а у тебя теперь уже три Звезды? А я сразу и не заметила. И ещё одна награда. Я слышала по телевизору, что тебя и французы наградили. Поздравляю.
— Спасибо. Да, теперь я как новогодняя елка блестеть буду. И ещё один орден Ленина мне сегодня Брежнев вручил. Так что их у меня теперь целых пять.
— Вот это да. От твоих рассказов у меня голова кругом, и от секса тоже. А книгу я потом почитаю, когда ты уедешь. И следующий раз я тебя чём-нибудь удивлю, вот увидишь.
— Ловлю на слове. Ты мне скажи коротко, как со студиями дела идут?
— Отлично. Замеры англичане уже сделали, калькуляцию составили и отвезли Маргарет. Та им сказала, что на следующей неделе уже придут материалы и они приступят к работе. Прилетят ещё тринадцать специалистов и они в течение недели смогут всё сделать.
— Отлично. Все твои девушки перешли к тебе?
— Да, все три.
— Значит, будут дополнительно ещё и нашей типографией заниматься. Она через неделю прибудет в Москву и её начнут устанавливать. Тоже надо будет встречать людей и заселять в гостиницу. Только на этот раз французов.
— Вот это очень хорошо. Да, представляешь, нам сегодня выдали первую зарплату. Мне выплатили аж сто пятьдесят рублей, а пятого я получу аванс.
— Поздравляю. Значит, деньги у тебя есть. Но этого мало для такой умной и красивой женщины. Вот тебе сто чеков премии за хорошую работу. И ещё три купюры по двадцать. Премируешь своих сотрудниц в конце следующей недели.
Наташа обняла и поцеловала меня за заботу о ней и её заместителях.
— Вот они обрадуются, — сказала она, убирая чеки в кошелёк. — Всм приятно, когда твой труд начальство ценит.
— Прежде всего я ценю тебя. Поэтому я хочу тебя отправить в Тайланд на три дня с Вольфсоном на переговоры. Согласна?
— Ух ты. Вот это у тебя и размах. Тайланд, Лондон. Конечно, согласна. Когда лететь?
— Числа седьмого июня. Прилечу из Англии, тогда скажу точную дату.
— Я тебя обожаю.
— И я. Тогда я побежал. Мне ещё в ЦК заскочить надо, а потом вечером у нас концерт на Лубянке.
По дороге в ВАПП у меня раздался звонок. Как-то я уже успел отвыкнуть в Париже от неожиданных вызовов своего автомобильного телефона.
— Привет, герой, — раздался в трубке знакомый голос Андропова. — Как тебе награда?
— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — ответил я. — Благодарю за третью Звезду. Но вы знаете, я от неё отказывался, как мог.
— По политическим соображениям нельзя было поступить иначе. Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.
— Понимаю, поэтому и принимаю.
— Это правильно. Теперь по сегодняшнему происшествию. Молодец, оперативно сработал. Но мои сотрудники недооценили «крота». Он, видимо, что-то почувствовал и открыл стрельбу прямо в управлении. Наши двое ранено, один тяжело. Этого агента пришлось ликвидировать на месте, он ещё наших несколько человек успел бы положить. Вынуждены были стрелять на поражение.
— Что-то такое я и предполагал.
— Я начал негласную проверку всего личного состава «девятки».
— Бесполезно. Вы их не выявите, а только спугнете. Они могут резко активизироваться, а об их целях и задачах, на данный момент, мы ничего не знаем.
— Даже так. Это очень плохо. Что ты предлагаешь?
— Вы на концерте будете?
— Собирался. Я тебя понял. Добро, значит там и расскажешь.
Да, накосячили комитетчики. Я всё утро думал об этом и понял одно, что с одной головой гидры мы покончили, но сколько этих голов существует вообще, никто не знает. Значит, придётся мне работать ещё активнее. Одно знаю точно, что это не американцы. Я успел засечь блок в подсознании того охранника из окружения Брежнева. Это не их работа, и не тех, кто ставил подобный блок генерал-лейтенанту Сергею Николаевичу Антонову, который является начальником 15-го Главного управления КГБ и, одновременно, замом Андропова. Получается, есть кто-то третий, не менее опасный и тоже приближённый к верхушке государства. Пропихнуть своего человека в окружение Генерального секретаря это очень и очень непросто. Тут уровень Политбюро, не меньше.
Значит, кто-то начал свою игру против Брежнева. Видимо, узнав о его плохом самочувствии в прошлое воскресенье, он или команда людей решили активизироваться. Но Леонид Ильич поправился и теперь мы не знаем, что они будут делать дальше. Затихаряться или мы их уже спугнули? Говорил же, что надо аккуратнее было действовать с «кротом». Но, судя по разговору с Андроповым, он прекрасно понял свою ошибку, но уже поздно. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Бесит меня только одно. У меня своих дел по горло, а тут «кремлевские старцы» свою войну между собой затеяли и мне, хошь не хошь, придётся влезать в неё на стороне Брежнева с Андроповым. Главное, чтобы не сам Андропов её заварил, тогда будет полный «алес капут».
В ВАППе я своим иконостасом всех просто убил, не в прямом, конечно, смысле. Все с любопытством рассматривали мою левую сторону пиджака и многие уже побаивались подходить ко мне. Вот так, слава она такая. С трижды Героем уже страшно встречаться некоторым стало. Видимо, тем, кто камень за пазухой на меня держит. Ну и фиг с ними, меньше правая рука от их рукопожатий болеть будет. А кто с открытой душой ко мне относился, тот продолжал со мной радостно здороваться, но уже без дружеского похлопывания по спине. И правильно, спина у меня тоже не железная. Зато те, кто стоит за этой спиной, люди уж точно железные.
Секретарша в приёмной Ситникова даже руками всплеснула от удивления. И не по поводу очередной бутылки ликера, которую я ей преподнёс в подарок, а от от вида меня, уже трижды Героя. И я её прекрасно понимаю. Сам обалдел, когда сегодня утром понял, что опять Генсек решил такое учудить.
Ситников же, при виде меня, только махнул рукой и сказал:
— Даже не удивляюсь, но, всё равно, поздравляю. Я не сомневался, что наши от французов решат в этом деле не отставать. Ты и людей, причём очень известных, спас и революцию в тылу у загнивающих капиталистов успел устроить. Хоть пока только музыкальную, но лиха беда начало.
— И я вас тоже очень рад видеть, — сказал я и достал очередную дорогущую бутылку виски в качестве презента. — И ещё я привёз несколько миллионов французских франков и четыреста тысяч английских фунтов. Их бы надо оприходовать.
— Это мы всегда пожалуйста. Свои сто двадцать тысяч чеков будешь получать?
— За ними, в основном, и приехал.
— Тогда держи платежку и иди, сам знаешь куда.
— Понял, уже в пути.
Деньги мне выдали мгновенно, видно, приготовили заранее. Я тоже заранее приготовил всем работницам кассы и бухгалтерии маленькие презентики из Франции и мы расстались очень довольные друг другом. Когда я вернулся на третий этаж к Ситникову, то спросил его:
— Василий Романович, у вас в нашем посольстве или консульстве в Тайланде никого знакомого нет?
— Есть один, ещё с молодости дружим. А тебе зачем?
— Я своих двоих сотрудников хочу отправить в Бангкок на переговоры. Старшим будет Вольфсон, а второй будет Наташа Васильева. Она ко мне из ЦК ВЛКМ перешла начальником международного отдела. Так что прошу ей тоже загранпаспорт сделать.
— Этот вопрос решим. А ты, значит бизнесом решил заняться?
— Я Суслову должен кредит через год вернуть, поэтому надо усиленно работать в направлении зарабатывания денег. Моя концертная и песенная деятельность идёт отдельной строкой бюджета.
— И это правильно. Ты, я так понял, часть денег, полученных от рекламы, на что-то потратил?
— Да, закупил типографское оборудование. Суслов дал добро, поэтому я после вас еду на Старую площадь и буду писать для него отчёт.
— Тогда понятно. Значит, ещё одно направление открываешь?
— Да. По моим прикидкам, оба этих дела очень выгодные в коммерческом плане.
— Вот тебе визитка моего приятеля в Бангкоке. Он советником-посланником там работает. Второй человек в посольстве, как никак.
— Наш, комитетовский?
— Да, проверенный.
— Это хорошо. С нашими проще работать, чем с мидовскими или внешторговскими. Тогда у меня всё. Я поехал на доклад к Суслову. И спасибо за помощь.
На Старой площади меня тоже все поздравляли. Моя секретарша, Валерия Сергеевна, даже прослезилась, увидев мою третью Звезду вместе с французским орденом.
— Я газеты читала и про вас всё знаю, — сказала она уверенным голосом.
— Всё-всё? — спросил я, удивившись, что и про мою разборку в Ницце уже просочилась информация.
— Только про Париж и музыкальную революцию, — ответила та, немного смутившись, так как в моём голосе прозвучала некая жёсткость.
— Спасибо, что следите за успехами своего шефа. Что у нас самое срочное накопилось за неделю?
— Вот бумаги, которые надо подписать. И ещё письма. И утром звонил Михаил Андреевич, просил вас, как вы появитесь, к нему зайти.
— Так мне же надо ещё отчёт написать.
— Я уже напечатала черновик.
— Вот за это спасибо. Я сейчас его прочитаю и, если что, добавлю. А потом займусь бумагами, чтобы быть в курсе дел. И сразу после этого поднимусь к товарищу Суслову. Вы позвоните его секретарю и скажите, что я буду готов через тридцать минут быть у него для доклада.
Так, с отчетом я ознакомился. Сойдёт. Надо дописать, что я за четыре дня принёс стране 7.500.000 франков и четыреста тысяч фунтов стерлингов. Суслов любит конкретику, вот я ему и дам её. Так, ещё про типографию необходимо упомянуть. Во дают, здесь мои гастроли на бюрократическом языке обозвали командировкой. Вот интересно, какие такие командировки у наших чиновников могут быть, из которых миллионерами возвращаются. Это я не считаю тех двух с половиной миллионов долларов, которые государство ещё в понедельник получило, плюс восемьсот тысяч фунтов за четыре песни. Значит, в отчете указываем и их. А общая сумма-то от нашей «командировки» очень даже впечатляющая получилась.
Дополненный вариант отчёта я отдал Валерии Сергеевне на перепечатку. Она пробежала глазами мои вставки и они у неё от увиденных цифр сделались круглыми.
— И это вы заработали за четыре дня? — удивлённо спросила она.
— Мои песни стоят очень дорого, — ответил я, улыбнувшись. — А гастроли ещё дороже.
— Это просто какая-то фантастика. Если бы мне кто-то другой об этом сказал, то я бы не поверила.
— Так я их уже отдал нашему государству, а оно мне из них гонорар выплатит.
Но, всё равно, Валерия Сергеевна ещё долго никак не могла успокоится из-за этого. Но так как она работала в аппарате ЦК, то эта информация дальше этого кабинета не уйдёт. С этим тут очень строго. Пока она перепечатывала мой отчёт, я разобрался с бумагами. Там ничего нового не было. Мои сотрудники с поставленной мною задачей справлялись и я к ним загляну после доклада у шефа.
Забрав свой отчёт, я поднялся в приемную Суслова. Его секретарь мне кивнул и я вошёл в кабинет человека № 2 в СССР.
— Здравствуйте, Михаил Андреевич, — поздоровался я и подойдя к столу, где сидел Суслов, передал тому два отпечатанных листа бумаги..
— Здравствуй, Андрей, — сказал он как-то по-домашнему. — Поздравляю с заслуженными наградами. Мы тут, конечно, сначала повозмущались, что ты опять влез туда, куда мы тебя очень просили не лезть. Но после того, как президент Франции тебя за это наградил, мы решили поступить также.
— Спасибо большое. Оказанное мне высокое доверие оправдаю.
— Молодец. В отчете вижу очень хорошие цифры, причём в валюте. Сплошные миллионы. И молодец, что сам с типографией разобрался. Это я так решил проверить тебя и проверку ты прошёл. Так что работай дальше, но постарайся себя беречь и не рисковать без особой на то причины.
— Я постараюсь, Михаил Андреевич.
Ну что ж, всё прошло на отлично. В таком хорошем настроении я сходил пообедать и потом уже заглянул в свой отдел, где мне выдали очередную порцию поздравлений и две аналитические записки. Помимо этого я успел получить продуктовый набор и вторую зарплату. Попрощавшись со всеми до понедельника, я отправился домой. Надо было заехать ещё в «Берёзку» и купить продукты по списку, который мне выдала Солнышко перед отъездом из дома. Первая половина первого дня в Москве прошла хорошо, не считая истории с охранником Брежнева. Осталась вторая половина, которая обещала быть тоже неплохой, хотя выступать перед комитетчиками та ещё головная боль.